Друг до первого телеграфного столба

В мои школьные годы отец редко разговаривал со мной по душам. Поэтому всё, что бы он ни говорил, запоминалось.

Когда я рассказывал ему о своих школьных друзьях, он, выслушав меня, повторял одну и ту же фразу:

- Это всё хорошо. Только не забывай, что все друзья – до первого телеграфного столба.

Сначала я возмущался:

- Как это! Да настоящий друг, он… да вот, в песне… да вот, в книжке.

Чем больше я возмущался, тем больше замыкался в себе отец и никогда не возражал мне. Я перестал воспринимать в штыки его слова и стал присматриваться к тем, кого называл своими друзьями.

Правоту его слов я ощутил в те годы дважды. Когда мои «друзья» вдруг предали меня. Причём из-за ничтожного повода. Так, чтобы себя выставить в лучшем свете в глазах тех, чьей дружбы они сами добивались.

Во взрослые годы я понимал, что друзья нужны. Как жить одному? Должен быть друг или друзья. Но как и где найдёшь друга?

По объявлению не получится. В разных экстремальных ситуациях, если они возникали, я, как правило, оказывался один и сам уходил в штопор и сам из него выбирался. Не было никого, кто подал бы руку или стал спина к спине.

Отец не знал и не мог знать, что хуже всего дела с друзьями обстоят в писательской среде. Видимо, сейчас добавил бы я, не только в писательской, но вообще в творческой. Здесь умеют дружить, только если их гладят по шёрстке. Всё в точности как в басне Крылова:

«За что же, не боясь греха, кукушка хвалит петуха? За то, что хвалит он кукушку»…

Заливаясь комплиментами, похвалами, выливая цистерны елея на каждую написанную строчку, на каждый изданный «другом» писк, обливая «друга» с ног до головы похвалами и комплиментами, ты наверняка дождёшься ответных похвал. В худшем случае тебе снисходительно скажут, мол, «ты тоже писатель». А в лучшем ты узнаешь о себе всё самое лучшее, даже то, чего в тебе нет и в помине.

При этом, получая похвалы, «друг» всегда, во всех случаях без исключений, будет демонстрировать абсолютное отсутствие у него самокритики и реального взгляда на своё творчество.

По мере сближения с ним, ты узнаешь, что вся классика – г…. Что настоящий писатель – конечно же, именно он, в чём ты и сам его много раз убеждал, называя маэстро, величая его «братом» и проч. Он многократно заявит тебе, что настоящий писатель –исключительно борец и противостоянец. Он обязательно ненавидит весь мир, всех, кто у власти и всех других писателей. Если, конечно, они не поют ему дифирамбы и не стоят рядом с ним в ненависти ко всему миру.

Как правило, у него большой счёт к этому грёбаному миру. Тот, по его мнению, должен был опекать и вести по жизни. Давать ему возможность набивать карманы и расширять свой бизнес. Подкатывать ему самые лучшие автомобили и самых лучших женщин. Лелеять его и холить, предупреждать все, даже самые маленькие, желания. Смотреть в рот и даже пищу разжёвывать не позволять, предусмотрительно размягчая деликатесы и услужливо помещая их в драгоценное писательское нутро.

Все его творения должны тут же расходиться на афоризмы. За них должны драться лучшие издательства, соревнуясь перед ним в выплате наибольших гонораров. А если кто-то не желает публиковать его шедевры – те отстой, козлы и последние сволочи. Ну и, разумеется, бездари, ни черта не понимающие в литературе.

Читая твои произведения, такой творческий «друг» станет лёгким взмахом руки небрежно перечёркивать всё, что ты делаешь. Герой, например, у тебя не тот.

– Почему??? – восклицаешь ты? – Как же так? Я создал психологический портрет современника. Я проник ему в душу, показал его духовные искания, заставил читателя сопереживать и становиться рядом!..

– Нет! – отвечает тебе «друг». – Твой герой должен воровать и трахать женщин. Я вот не всё украл, что мог. Не всех дотрахал. Теперь жалею. Пусть мои герои за меня это сделают И ты должен!

Я растерян. Я выбит из колеи. Как же так? Чему его учили в Литературном институте? Или чему он там учился? Где вкус? Где чувство слова? Где чутьё на талант?

Говорю с другими писателями, имеющими тот же Литинститут за плечами. Спрашиваю:

 – Может быть я не прав, а прав он?

И вдруг получаю ответ:

– Да он тебе просто завидует. Он не в состоянии так писать, как ты. Он не может заставить свою душу звучать как камертон с другими душами. А ты можешь. Ты сам такой и герои твои такие. Ему же люди не интересны. Он их ненавидит.

– Для кого же он пишет?

– Так для себя, любимого.

– Он и сам себя ненавидит…

– Нет. Вот этого не надо! Себя он любит. Вся его «ненависть» к себе – это всего лишь жажда почитания и признания. И денег. И желательно, возврата хотя бы бОльшей части всего, что он профукал сам, в силу ли наивности в делах, либо чьей-то подлости. Впрочем, дать себя обмануть – как раз и есть проявление наивности и беспомощности. А рынок таких слабаков не прощает. И что же кого-то винить? Утри сопли, подтяни ремень и вперёд. Главное не упасть – главное подняться…

Вот тебе и телеграфный столб. Твоя собственная книга. Твой герой. Твой писательский путь. Даже если отвлечься от конкретики. Просто взять двух абстрактных людей. Два человека. Два РАЗНЫХ человека. Даже близнецы, даже братья по крови всегда окажутся разными. Так как можно ждать и тем более требовать от другого быть таким как ты?!

Что это, как не чванство, замешанное на зависти? И как можно дружить с тем, кто всех ненавидит? Откуда взяться уверенности, «дружа» с таким человеком, что ты для него – исключение?

Вот пример – с твоей книгой и с твоим героем. Малейшее несогласие – всё! Был друг и нет друга. Сдулся.

А был ли мальчик?..

Да. Прав мой отец. Все друзья – до первого телеграфного столба. И пусть людям такие «столбы» встречаются реже, а кого-то минуют вовсе.