Осень

 Я шёл по сентябрьскому лесу, казался себе молодым, сильным. Ноги легко перешагивали через стволы упавших деревьев, сердце радостно билось от ощущения движения, узнаваемого запаха болотного багульника, словно забытого аромата родного дома в который, наконец, вернулся.

 Осень красила берёзы золотом. Гроздья рябин вспыхивали на солнце бусинами полированного сердолика, рядом с которыми тёмный изумруд кедров казался ещё зеленей. Жёлтые, рыжие, охряные листья шелестели под ногами, словно старые газеты, торопились рассказать события прошедшего лета. Пузатый пень в камуфляжном наряде украсил выпуклую генеральскую грудь брусничными орденами. Оглушительно, так что кружилась голова, пахло сыростью, лесной подстилкой и грибами.

 Лес был полон жизнью и скрытым движением. Пёстрая кедровка насорила на тропу кочерыжками кедровых шишек, белка оставила на толстой шляпке подберёзовика следы зубов, запасливый бурундук торопливо набивал защечные мешки орешками. Тысячи мелких мошек вились перед глазами. «Кого бы они жрали, если бы меня тут не было?»- беззлобно думал я, стараясь дышать носом, чтобы ненароком не проглотить с десяток крылатой мелочи и окончательно не сгубить себе карму, хоть догадывался, что по совокупности деяний жизнь счастливей тараканьей в следующим перерождении не заслужил. «А что,- постарался себя успокоить я, -таракан живёт в тепле и из врагов у него только дуст! Может роль таракана мне удастся лучше нынешней». Но в глубине души всё же надеялся, что Бог проявит милосердие и позволит вернуться в новый мир в виде достойного человека.

 Я беззаботно шёл по лесу, не искал ни ягод, ни грибов, вдыхал чистый воздух и испытывал неизъяснимое чувство единения с каждой берёзой, ёлкой, кедром, каждым замшелым пнём и корягой. Они были мной, я — ими.

 Солнце почти по-летнему сияло в безоблачном небе, лес только  тронуло жёлтым, словно по краю обварило кипятком, но в прелом запахе опавшей листвы, в отчаянной мельтешне мошек чувствовались признаки скорого увядания. Даже суетливая бурундучья возня говорила об окончании беззаботного лета.

 Вершины Саян на горизонте сияли белыми шапками. «Пойдут дожди, подуют ветра. После каждого ненастья граница снега станет опускаться, пока белое безмолвие не накроет всю землю, сотрёт все краски, заморозит запахи. Зима — это смерть лета!»- думал я и старался подымать выше ноги, чтобы не запнуться и не упасть физиономией в вязкую лесную подстилку. Острое, пронзительное чувство скорой утраты, как ощущение смертности всего сущего, настигло меня.

 Я шёл по сентябрьскому лесу и казался себе этим ещё полным жизни лесом. «Ничего,- думал я,- грустить рано. У меня впереди ещё вся осень! Осень — это время сбора урожая».