Новые мысли

        Смерть. Смерть есть исполнитель желаний смертных.
 
        Мысль и письмо. Одни люди пишут, чтобы знать, что они думают. Другие думают, чтобы знать, что они пишут. Первые есть мыслители. Вторые – писатели. Мыслители прикованы к письму, чтобы ясно выражать, что думают. Писатели отвлекаются от мыслей, чтобы легко писать.  Одни украшают мысли красивыми словами, чтобы приятно было думать читателю. Другие грузят слова глубокими мыслями, чтобы удержать читателя.
               
        Люцифер. Согласно мифу до грехопадения Люцифер был самым лучшим что было у Бога, было Им. Но он (и Бог в его лице) пренебрег творением в лице человека. Он был против того, чтобы Бог был еще Кем-то, а не только Духом, но еще и Творцом. С точки зрения лучшей части Бога Тому следовало быть строго Одним и Тем же Духом. Он же стал еще Творцом, хотя уже был Отцом по отношению к Сыну. Но это так по человеческим понятиям, а не Божественному Откровению. За то, что Люцифер не пожелал поклониться человеку как образу и подобию Бога, между тем как таковым по духовной природе уже был Люцифер, Бог его проклял и сделал «падшим ангелом», при падении расщепленном на легион (множество) бесов (демонов, чертей). Что таким образом хотят сказать верующие христиане? То, что  Бог перешагнул (трансцендировал) через Себя и уподобил себе человека, вдохнув в прах жизнь и стал Адам душою живою в теле воплощения. Люцифера же Он разделил так, что тот теперь не может полностью вселяться, воплощаться ни в одно лицо, ни одно существо. И поделом ему.
 
        Из чего состоит философия для чего она нужна. Философия как размышление над тем, что важнее всего, а важнее всего одно как целое всего в частях, есть движение сознания мыслящего мыслями как средствами по идеям как целям и местам движения. Разумеется, движение осуществляется не в материальном пространстве, а в ментальном пространстве царства идей, грубо говоря в уме как теле идей в качестве духовных существ (демонов, ангелов, духов или богов).
        Из чего состоит так понимаемая философия?  Из мыслящего, или философа, его мыслей, движения в них к идеям и предмета этих мыслей и идей, если он другой, чем они, эти мысли и идеи. Дело в том, что предметов размышления философа являются не только его или другого философа (прошлого или современного) мысли и идеи уже не как существа, а как их проекции, явления в уме философа, но и все то, о чем можно подумать. Подумать можно не только о самих думах, но и о том, что их вызывает далеко не только в мире идей, но и в мире вещей, трансцендентных уму мыслителя. В зависимости от того, на нацелен этот ум, к чему приковано внимание (интендировано сознание) философа, - на мысли ли как собственно метод философии или тот путь, которым она следует навстречу своей цели, - идее идей или вещи, или самой вещи, или миру вещей в их совокупности, - она делится на такие части: онтологию и гносеологию. Онтология – это занятие философа тем, что существует объективно, помимо его мыслей. Таковым может быть то, что есть, собственно бытие как таковое, так и бытие мира вещей и бытие мира идей. Гносеология же есть такое занятие философа, которое сосредоточено на самом процессе мышления как познания, так и на его результате – знании в виде понятия, выраженного либо разговорным словом, либо научным термином. Современные философы порой говорят о так называемых концептах. Что это такое? Мягко говоря, это не точное понятие, это приближение к нему в мысли путем нащупывания слова с не жестким (однозначным) десигнатом (значением).
        Для чего нужна философия? Для того, чтобы думать. В этом состоит мыслительная или смысловая функция философия. Можно думать без философии. Но это будет думать о том, что думаешь. Философия же есть не думать о том, что думаешь, но думать о том, что есть, что думаешь, то есть, думаешь не так, как думаешь, а как есть, как знаешь, что есть. Есть то, что ты думаешь в том смысле, что то, что думаешь есть то, о чем думаешь. В этом заключается истинностная функция философия. Соответственно проявляется такая функция философии, как рефлексивная (отражательная, спекулятивная) или созерцательная. Следом необходимо обозначить познавательную (когнитивную) функцию философии, ибо философское размышление приводит к знанию того, что значит мыслить и о чем можно мыслить, а о чем нельзя.
        Вместе с тем философия выполняет и эвристическую, творческую функцию порождения, сочинения или сопряжения (вязания, связывания) мыслей по канве идей.
 
        Ум и тело. Человек живет телом, а не умом, потому что тело индивидуально, а человек есть индивидуум, а ум всеобщий (общий). Человек не умен, а глуп, потому что думает, что он умный, а остальные глупее его. Это говорит о том, что человек считает ум своей частной собственностью. И все же хотя человек не умен, не живет умом, он находится в уме, правда, в бессознательном состоянии. Только иногда до него доходит и он тогда осознает, что у себя на уме, тогда как нужно быть у ума собой, собственной персоной, самим собой, то есть присутствовать всем своим составом.
 
        На том свете. Верующие никак не могут понять, что им нет места в раю, где обитают не люди, а духи, идеальные, а не материальные существа, как люди. Поэтому люди смертны, умирают, - им нигде нет места, кроме этого мира, в котором им не хватает место, ибо вместо них появляются их потомки. Вот и все. А они, глупые, верят, что им есть место после смерти в ином мире.
 
        Обзор артефактов. Какую цель преследует обзор артефактов? Прямая цель такого синопсиса состоит в том, чтобы познакомить зрителя, слушателя или читателя с тем, что сотворено автором. Как правило не сам автор представляет для обозрения свое сочинение, а некий посредник, который либо как апологет, либо как критик познакомит с произведением автора адресата. Очень трудно удержаться посреднику на эстетической позиции объективного, незаинтересованного наблюдателя (созерцателя), если следовать мысли Канта, и самому не показать своего личного,  пристрастного мнения о произведении в качестве его любителя или хулителя. Почему? Да, просто потому, что он тоже, как и сам автор, хочет высказаться, освободиться от бремени культуры, выговориться, показать себя. Поэтому польза от всех обзоров минимальная, - только информативная, - ибо обозреватель делает не столько обзор произведения, сколько обзор своего впечатления, своей реакции на предмет обзора, в, конце концов, обзор себя, любимого или не любимого, а поклонника чужого таланта, подражателя, эпигона, имитатора. 
        Лучше самому прямо познакомиться с произведением без всяких посредников. И не надо читать автора, если он высказывается о своем сочинении не в самом сочинении. Автор, когда писал свой текст, он и был этим текстом. Другое дело, когда он написал текст. Текст уже сказался и дальше он живет уже своей жизнью, а не жизнью автора. Он живет жизнью читателя, даже если читателем является уже сам автор.
        Между тем неискушенные читатели, зрители, слушатели и пр. полагаются на пристрастное мнение других, демонстрирую то, что они есть «капля в море», одни из большинства, не имеющие не то, что объективного взгляда на мир творения (такой взгляд имеют только те, кто сам творит всеобщее сам, но уже не в натуре, как Бог, а в культуре сам), но даже своего мнения, которое, конечно, обязательно мнимое, иллюзорное по своему понятию, но оно ваше. Вы же даже в своем представлении остаетесь не самими собой, а массовыми потребителями еды для глаз, ушей и прочих органов человеческого организма. В таком деле обзора полагаться можно только на самого себя, если ты сам автор. Если же ты не автор, то полагайся на Господа Бога. Может быть он подскажет тебе, как выработать верное отношение к обозреваемому творению, в лучшем случае, или продукту, в худшем случае. Продукт жуют с попкорном американцы или «типа» них, творение переживают все прочие.

        Бог, человек, дьявол. Бог «породил» человека, а человек породил дьявола. Дьявол появился в связи с человеком. И потом Бог специально не создавал человека, он допустил его появление на свет. Человек появился на свет, когда сложились условия, при которых это стало возможным. Возможность стала реальной. Возможность стала самой реальностью, то есть, человек появился на свет, прежде всего, как тело. Его душа есть тонкая настройка тела, его настроение в жизни. Если тело в настроении, то оно восприимчиво к воплощению. Если расстроено, то не может удержать воплощенное и развоплощается. Что воплощается в человека как тело? Нечистый дух. Дух, смешанный с телом, и есть нечистый дух, или душа. Бог есть Бог, потому что в нем есть дух вечной (идеальной) жизни.
        Другое дело дух материальной жизни, существующей во времени. Так вот душа от духа не Бога, а материи. Душа появляется как настройка материи по размеру, мере разума, но ему инородное. Природа духа разумна. Природа души материальна. Душа не от Бога, а от материи. Дух спокоен, разумен. Душа беспокойна, суетлива в чувствах, полна страстей, страстна. Человек как существо чувственное, страстное, трусливое, душевное держится не разумной меры, а меры рассудка, ибо дополняет чувства, приводя их в порядок не сам разум как полнота ума, он в целом, целиком, а только его часть, -  рассудок как низшая, простая, примитивная способность ума.
        Могут ли среди людей встречаться не-люди? Могут. Это либо нечистые духом демоны, наказанные за смешение с низшим воплощением в человеческое тело. Нет большего наказания для духа как быть наказанным человеком, смешать свою идеальную, разумную природу с природой материальной. Так невидимый дух становится представленным, видимым ликом (лицом) человека. Это падший ангел иди дух, впавший в материю.
        Есть еще разновидность не-людей в человеческом лице. Но если присмотреться к таким лицам, то увидишь в них волчьи морды, свиные рыла и хари чудовищ, которыми в пору пугать детей. Это те звери и скоты, которые удостоились быть людьми. Но их часто тянет обратно в животное состояние зверя или скота. Скотов тянет быть слугами, а зверей – господами. Быть человеком для них – это райское отдохновение от скотства и зверства. Однако они скоро устают от человеческого вида и состояния и возвращаются в обычное для себя состояние и положение.   
        Есть среди людей и сами люди, рожденные людьми. Им тошно быть как слугами, так и господами. Это свободные люди. Они и не ангелы и не демоны, но и не животные, как звери и скоты в человеческом виде. У них не только человеческий вид, но и человеческая суть.
         Правда, и они бывают плохими. Когда это бывает? Когда люди теряют свой вид, самих себя в поисках Бога. Они мечтают стать богами. За стремление быть не теми, кем они есть, люди расплачиваются своей телесной природой, превращаясь в идиллические, эфемерные существа, уже не способные никогда больше воплощаться. От бессилия быть прежними они становятся мстительными чудовищами. Обобщенное им имя – дьявол как враг рода человеческого. То есть, дьявол  есть враг не Бога, а человека, ибо сам прежде был человек, пренебрег собой, человеком, был лишен природы, стал пустым, ничтожным и в своем ничтожестве возненавидел того, кем был, - человеком.
 
        Жизнь и смерть. Умер человек. Вот его мертвое тело. Тело есть, а человека нет. В качестве чего есть тело человека? В качестве трупа. Труп является не живым телом человека. Значит, человек есть, если тело живое. Живое тело есть условие существования человека. Он существует в пространстве и во времени, если у него есть живое тело. Выходит, человек есть в теле. Но тогда он есть тело. Так полагают материалисты, называя человека мыслящим или социальным телом. Либо человек есть в теле. В таком случае человек не есть тело, а есть нечто в теле. Что это нечто такое? Душа. Так полагают идеалисты, в частности спиритуалисты (философы духа)  или анималисты (философы души). Душа как что есть  человек как кто. Чем тогда является тело человека? Тело – это то, посредством чего человек есть душа. Тело есть как кто есть что. То есть, человек как сущий (живо существующий) или кто есть телом душа как что или сущность. Другими словами, тело есть бытие человека, его душа есть человеческая сущность, или душевность. Если душа в теле, то он существует человеком. Душа в теле – это телесное воплощение духа. Смерть есть акт раз-воплощения духа в теле в качестве души. Дух покидает тело и человек умирает. Тело без души становится трупом человека. Человек перестает существовать в пространстве и во времени. Но весь ли умирает человек? Нет, не весь. От него остается мертвое тело и живой дух. В данном случае дух есть развоплощенная душа. То есть, душа без тела. Если признавать существование семи тел согласно мистической традиции, то развоплощенная душа есть тело без формы, то есть, дух без «грубого» тела вещества и нескольких «тонких» тел, как эфирного тела энергии (биополя), астрального тела желания (бессознательного), ментального тела сознания (ума). В развоплощенном состоянии дух есть нечто, что упаковано в самом себе. В этом состоянии он есть в себе, а не для иного, как для тела в качестве человека, то есть, тела с душой, в данном случае с душой не только растительной, соответствующей грубому и эфирному телам, и животной, или астральной, но и разумной. В качестве чего дух упакован и не распаковывается в обычной жизни в воплощенном состоянии души в теле? В качестве идеального существа с телом из света. Это так называемое буддхическое тело или тело пробуждения, осознания себя духом. Где дух осознает себя духом? В царстве идей как идеальных существ, вне пространства и времени, то есть, в вечности, которую условно можно назвать «раем». Но в нем – в идеальном существе или идее есть то же нечто вроде души, но уже духа. Что это? Это Я или атмическое тело. Атма есть душа духа. Но что тогда его тело? тело духа как совершенного существа с собственным Я есть разум. У духа в вечности разумное тело. Дух есть идеальное или духовное существо. Но он не есть Дух как Принцип Вечности, как Вечное. Таковым является только Он Сам, Дух как седьмое, дхармическое тело. Это Тело всех тел или тело Закона, Принципа. Именно Закон и есть Свобода, или Дух для духа как Дух. Он есть Абсолют, Не-Иное. Что это такое? Ничто не есть ему иное, но Он, Дух всему Иной, даже себе как духу, как духовному существу.
        Какова тогда цель смертного? Быть смертным? Нет, стать бессмертным. Как это можно сделать? Воплотиться во все эти тела и последовательно их развоплотить, чтобы стать Абсолютом, Духом как таковым, познать, что есть Его Таковость или Сущность. Смерть в теле, но не в духе. Первым делом для человека необходимо стать самим собой, то есть, человеком в собственном лице, в качестве души. Это необходимо для поставленной цели, но недостаточно для бессмертия. Чтобы не умереть, необходимо еще при жизни превратить себя в идею, то есть, не только увидеть в себе совершенное существо («золотой зародыш») в медитации, но и сделать так, чтобы он был уже не в тебе, а для тебя, чтобы он стал тобой. Тогда он уже в развоплощенном состоянии после твоей смерти как души в теле будет твоим Я. Твоим же телом будет разум. Ты окажешься в вечности, станешь бессмертным духом. Разумеется, не человеком, потому что для человека вечночть, или рай является смертью. Рай для духов, а не душ материального воплощения.  В раю нет людей. В нем есть ангелы. Вне рая духи становятся демонами, жаждущими хоть какого-то, пусть даже материального воплощения, ибо вне рая они пребывают в аду, то есть, в не-бытии, а конкретно в ничто, ничтожном состоянии. Ничтожное состояние – это быть духом вне Духа. Демоны или «падшие духи» в воплощенном состоянии становятся людьми. В человеке Я есть не только его Я, но и демона, то есть другое Я. Другое Я – это я другого в тебе. Другой в тебе есть демон. Человеческое Я двоится, оно одновременно есть человек и демон. Важно не перепутать их. Если перепутаешь при экспликации будххического, светоносного тела, то омрачищь его и окажешься в аду как демон.
        Другой вопрос, что происходит с людьми, которые умрут так и не сделав себя своими идеям как идеальным существам? Они умрут как кокретные люди, чтобы возродиться как люди, но уже конкретно другие, но с той же самой душой, которвя не будет помнить прошлое, ибо она явиться на этот («белый») не в сверхсознательном (идейном или идеальном), а в бессознательно животном (астральном), растительном (эфирном) состоянии тела, чтобы впоследствии в ходе развития стать сознательным, уже взрослым человеком. Тот человек, который стал духом будет наблюдать за своими близкими, вернее, их душами и в жизни, и в смерти, и в новой жизни. Они будут ему близки. Он он будет для них далек. Они ему близки, но он им чужд, он другой, чужой. Он дух, а они люди. Такова жизнь. Однако внутри себя они такие же, как он, но этого не знают. Узнают ли они, что тоже могут быть духами? Может быть. При этой жизни? Нет, при другой. Жизнь дается человеку как испытание для того, чтобы он имел шанс возродиться в качестве ангела, а не впал в ничтожное состояние демона. Поэтому испытание быть человеком ему дается не один раз. Если не раз, то сколько? Сколько получится. Вот и весь ответ.
            
        Вера в бессмертие. Есть знание бессмертия, знании о бессмертии и вера в бессмертие. Обыкновенно, люди, если они уже взрослые знают, что то, что написано в «святых книгах» про их бессмертие, мягко говоря, не правда. Но они бояться своей смерти и смерти своих близких. Поэтому бояться не только признаться в этом, но и в том, что это правда, - правда, что они смертны. Чтобы не бояться, нужно стать снова ребенком, быть дитем. Только оказавшись в детском состоянии сознания можно поверить в то, что написано в этих книгах относительно того, что ждет тебя и всех остальных людей. Вера доступна только человеку, впавшему в детство. Именно поэтому больше всего среди верующих старых людей, больше старух, чем стариков (они уже померли). Смерть им ближе, они ее боятся и впадают еще и по этой причине (есть и другое причины) в детство, в веру. Умному взрослому можно найти про «это» (бессмертие) и для себя, но, разумеется, не уверовать в то, что предназначено для детей, а разобрать, понять, что предназначено для взрослых посвященных. Для этого необходимо читать духовно, а не материально глазами, читать не по строкам, а между строк, читать не то, что сказано, а то, что не сказано, но может сказаться уже не в книге, но в тебе, если хорошо и спокойно подумаешь. Читать книги, особенно «святые», нужно уметь. Ведь они написаны не только для детей умом и сердцем.

        Припоминание при перерождении. Необходимо забыть все то, что было в прежней жизни, ибо в противном случае никакой новой жизни не будет, а будет продолжение прошлой жизни. Иначе память о прошлой жизни будет мучить душу перерожденца. Новую жизнь ему следует начинать с чистого листа буквально, иначе никакого детства не будет, а развитие вплоть до взрослого будет лишь одной симуляцией.
 
        Философ и человек. Философ должен научиться управлять разумом своими чувствами, ибо человек управляет разумом своими чувствами. Поэтому чувства вертят человеком как хотят. Чувства – это силы жизни в человеческом виде.

        Жизнь до смерти и смерть до жизни. Главное в жизни существование. Жизнь – это максимум существования, его интенсив. В этом смысле жизнь есть качественное существование. Главное в жизни  - быть. Не важно это бытие в страдании или в радости, ибо смерть – это не-бытие. Главное в смерти – не быть. В ней нет ни страдания, ни радости. Жизнь начинается со страдания, с крика младенца, и заканчивается страданием, криком старика. Где же радость? Радость между страданиями как перерыв в непрерывности страдания, небольшая передышка перед большим страданием. Так и смерть есть перерыв постепенности жизни, скачок в ней с одного уровня бытия на другой уровень через бездну не-бытия. Скачок в жизненной пульсации между сжатием и разжатием, вдохом младенца и выдохом старца, напряжением рождения и расслаблением старения. Но это скачок уже не смерти, а самой жизни, как возрастная связь.
        Как не страдать и не бояться смерти? Не остается ничего другого, как получить удовольствие от страдания и принять, полюбить смерть, увидеть в ней не просто жизнь, что, ой, как не просто (возможно ли?), но сплошное удовольствие. Этому противится душа и тело дергается от неприязни. Жизнь до смерти есть страдание, а смерть есть расплата за страдание, как вот такое состояние: на время настрадался, а теперь успокойся навсегда. Как это горько и плохо. Неужели это может быть сладко и хорошо? Как можно полюбить то, чего нет? Как можно получить удовольствие от того, чего просто нет, или как можно получить удовольствие от того, что ему противно, что противоположно удовольствию?
        Что за извращение! Вот поэтому обычный человек избегает страдания и боится смерти, не хочет видеть ее рядом. Принять страдание можно, только став бесчувственным. Смерть можно признать, лишь став по ту сторону жизни и смерти. Бесчувственны мертвые. Если не хочешь страдать, умри. Но я не хочу умирать. Тогда страдай. Ладно, но как перенести страдание? Полюби то, ради чего страдаешь. Ради чего страдаю? Ради жизни. Полюби жизнь и перенесешь страдание. Хорошо, но я еще боюсь смерти. Ну, и что? Все боятся, - сама смерть боится себя и не хочет умирать. Вот поэтому она существует и никак не может умереть, освободив нас от самой себя, - от смерти.
        Единственный способ принять смерть, - это стать над ней. Но для этого следует подняться и над жизнью к смерти, над жизнью смертного существа, то есть, человека. Это значит стать сверхчеловеком. Ты можешь это сделать? Конечно, нет. Ну, тогда и бойся смерти как смертный. Этот страх будет преследовать тебя всю жизнь, до тех пор, пока не уничтожит подчистую. Бойся самой смерти. а не страха от нее. Бояться смерти – это значит избегать смерти, а не стремиться к ней. Важно почувствовать ее приближение и вовремя разминуться с ней, если на то нет обязательств перед ней. Такие обязательства принимает спасатель, подставляющий себя под смерть вместо того, кого он спасает.
        И все же, как встать по ту сторону жизни и смерти? Тебя не устраивает человеческая участь? Она твоя. Сможешь ли ты вытерпеть чужую долю? Если сможешь, тогда прими следующее: перестань различать жизнь и смерть. Для этого найди в жизни смерть. Как это сделать? Возненавидь жизнь. Сделай ее сплошным страданием. И вот тогда, скушав горький плод жизни, захочешь умереть, полюбишь смерть. Нет, я этого не хочу. Есть ли другой способ стать по ту сторону жизни и смерти?  То, что ты сейчас отверг, есть не позиция по ту сторону жизни и смерти, а только подготовка занять такую позицию.
        Впрочем, есть другой способ встать по ту сторону жизни и смерти. Он сводится к тому, что в смерти находит жизнь. Найти ее можно, если поймешь, почему в жизни есть место для смерти. Смерть есть в жизни потому, что она является переходом от одной жизни к другой, связанной с ней и являющейся ее продолжением через поколение. Смерть – это колено перехода жизни из одной формы в другую. Сама по себе жизнь как одно целое существует только во многом, во мнодестве своих частей-форм. Так человеческая жизнь продолжается от одного поколения к другому. Предыдущее поколение уходит в смерть, то есть, исчезает, чтобы на его «живом месте» (месте жизни как точке жизненной последовательности) появилась новая жизнь, - жизнь нового поколения людей. Если не появится на месте новое поколение людей, цепь жизни прервется и больше, вообще, не будет людей. В этом смысле перерождается не сам человек, а человеческая жизнь в форме человечества. Живет, продолжает жить  после индивидуальной смерти не индивидуум, который умер, а человечество только. Вот так. Как же индивидуальное бессмертие каждого человека? Человека после смерти ничто не ждет, или ждет ничто. Такова материальная логика смерти через тело.
        Но душа?! Ведь люди говорят, что она бессмертна. Говорят, а вы верите всему, что говорят люди? Я, нет, а вы? Вы тоже, и так и в этом случае. Так как же быть с этим пресловутым бессмертием? Никак. Оно есть, но не про нашу честь. Есть среди нас те, кто может стать бессмертным. Конечно, не абсолютно, но хотя бы относительным образом, - относительно Абсолюта, то есть, Духа. Но для этого надо работать на Дух, а не на плоть, как делает подавляющее большинство людей. Они смертны. Они умирают, чтобы снова появиться на свет уже в другом виде, но в том же, человеческом роде. Правда, они не будут помнить себя в новой жизни здесь же. Воспоминание не дало бы им жить по новому. У них будет еще одна попытка обрести бессмертие. Но слишком тяжело испытание. Вряд ли кто из когда-либо живущих людей прошел его. Если и прошли, то их единицы. Больше и не нужно для разумной жизни. Впрочем, их может быть больше необходимости, ведь речь идет о свободной жизни, а не животном существовании по необходимости.
        Для духовной жизни разумным существ слишком много. Разумные существа тоже смертны. Только живут они дольше и лучше людей. И уже из разумных людей отбираются те, кто будет ангелами, совершенными существами, живущими в вечном (духовном) царстве идей. Люди не имеют к нему реального доступа. Им необходимо сначала стать разумными существами, а потом пройти духовные испытания, чтобы стать ангелами. Но для того, чтобы стать разумными существами необходимо пройти в смерти испытание разумом души. К этому испытанию допускаются только те душевные существа (люди и прочие), которые вели разумный образ жизни, были в духе на уме, а не на вере. Кто верит, «остается с носом». Вера дает представление веры, представляет саму себя и ничего больше. В этом качестве она полезна, так как сдерживает человеческие страсти и удерживает человека в человевческом образе. Но избыток веры превращает человека в фанатика, лишает человеческого образа, но никоим образом его не спасает для вечной жизни в Боге. Этим она, фанатическая вера, опасна для человека: она не спасает, а жизнь отнимает. Спасает человека разум. К сожалению для ленивых, к разуму человек идет сам через испытания. Это пытка для человека. Почему так, тяжело, а не легко? Потому что человек существо душевное, а не разумное. Не его разум (у него нет своего разума) управляет телом, а его душой управляют телесные желания, страхи, чувства. Поэтому ему так трудно пройти путь испытаний разумом. Вера здесь может помочь только при условии, что она будет средством в достижении разумной цели – умеренной жизни, то есть такой жизни, которая сдержана разумом.
        Если человек ведет такую жизнь, то в смерти будет допущен до порогового испытания на разум, как уже готовый его пройти. Для чего? Естественно, для разумной жизни уже в качестве разумного существа в другом мире. Но и разумный человек опасен, ибо может соблазниться самим разумом и другими духовными соблазнами как средствами испытания его духа для еще лучшей, уже духовной жизни.
        В мире разумных существ нет детей, нет детства. Они там не нужны. В разумный мир вступает человек сразу после смерти, пройдя испытание силой разума. В разумном мире живут существа в том возрасте, в котором умерли, и смогли пройти испытание, то есть, оказались достаточно сознательны для того, чтобы измениться. Для этого изменения, разумной трансформации необходима смерть. Теперь понятно, почему такая трансформация довольно редкое явление вообще, и в частности для людей. Чтобы измениться нудно слишком много условий, и главное среди них, - сам измененный, его сила ума, сила сознания, его пробуждения для новой, разумной жизни. Разумные существа там живут не для тела, телесного, животного продолжения, а для разума и для духа. Разумный мир – это мир взрослых и не только людей. Люди в этом мире есть как исключение. Но среди этих существ могут быть и дети по своему телесному возрасту. Однако они ведут себя так же, как взрослые умом и телом.
        В духовном мире вообще нет ни детей, ни взрослых. Там живут не возрастные, а вечные существа. Там просто нет места для человека. То, что говорят верующие об ангелах как «детках», это только их незрелые фантазии и ничего больше, если не хуже, - обман для утешения легковерных. Такое представление вполне объяснимо: вера делает человека ребенком и он верит всяким чудесам, бабушкиным и дедушкиным (святоотеческим) сказкам. Человек еще незрел духом, вот ему и чудится всякая небыль.
        После смерти у душевных существ, избирательно прошедших искус смерти, страхи и страсти (желания) имеют умеренный характер, приглушенный ясным и звонким (равномерно, певуче  выбрирующим, а не фальшиво дребезжащим) разумом. Все прочие душевные существа либо переродились, либо послужили материалом перерождения.
        Разумное существо руководствуется в жизни разумом. Те существа, которые еще растут, растут не умом или сердцем, а лишь телом. Умом и сердцем они не растут, но только совершенствуются в них.

        Поиски неведомого. Что такое неведомое, в принципе? Не является ли оно незнаемым, то есть, противоположным знаемому как тому, что мы доподлинно знаем? Можно ли эквивалировать ведомое как знаемое и соответственно ему противоположное неведомое как незнаемое? Чтобы это узнать, необходимо полностью определить, что такое неведомое. Попробуем определиться с этим словом как негативным понятием. Для начала разберемся с позитивным понятием "ведомое". Это то, что ведемо нам. Что значит «ведомо»? То и значит, что мы ведаем, то есть, выведали, узнали, что это такое, какова его сущность, знаем по существу. Ведать – значит знать. Веда – это знание. Поэтому неведомое – это незнаемое.
        Можно ли ведать неведомое, знать незнаемое? Можно как неведомое, как незнаемое. Мы знаем нечто как незнаемое, неведомое. Вот это мы не ведаем, а вот это ведаем, знаем. Как нам узнать, уведовать неузнаваемое, незнаемое, неведомое? Из чего узнать, уведовать? Из знаемоего, ведомого или из незнаемого, неведомого? Мы знаем как знать из знаемого. Но как знать из незнаемого, как ведать из неведомого? Если у нас нет знания нашего знания и незнания, то мы никогда не узнаем незнаемое, неведомое. Необходимо веда веды и не веды. Нужно зараз, одновременно знать и знание и незнание. Знать знание как знание и незнание как незнание, то есть, уметь провести границу познания, ведания, уметь ограничиться знанием, веданием, то есть, определенно знать, знать, ведать определение. Необходимо поставить предел своему знанию, веданию. Не может быть беспредельного знания, беспредельного ведания. Оно обязательно предельно, ибо беспредельное знание или ведание есть нонсенс, бессмыслица, если судить из определения, а то как же? Неужели можно судить из не определения? Разве такое возможно? Конечно, нет. Правда, если это знание, ведание из определения. Но если оно из догадки? Тогда как? Ведомое производится, выводится (дедуцируется) ведомым из неведомого путем его ограничения, определения. Но чем произодится ведомое, знаемое, если имеет место не определение, а догадка? Ведомое, знаемое не выводится, а наводится. Догадка или гипотеза и есть наведение (индукция) ведомого, знаемого на неведомое, незнаемое или, наоборот, наведение неведомого на ведомое?
 
        Познание, секс, любовь. Что написано в Библии о том, что такое познание? Что Адам «прилепится к жене своей; и будут одна плоть» (Быт. 2. 24). Адам прилепился к Еве, занялся с ней сексом и стали они одной плотью. Прилепился – значит познал. Таково физическое познание, ибо в познании познающий составляет с познаваемым одну плоть, то есть, является знающим, ведающим познаваемое уже как познанное, ведомое. От такого физического познания как секса «рукой подать» до познания себя в познании как связи с познаваемым как уже познанным. Познание познаваемого становится познанием познающего. Адам познал Еву и узнал себя, познал себя как Адама. Так физическое познание или секс стало душевным познанием или любовью. Адам И Ева, занявшись сексом, занялись и любовью. Физическое (чувственное) познание перерасло в душевное (чувствительное, сентиментальное) познание. В душевном познании появляется вместе с чувством и разумение, сознание себя самим собой посредством другого. Это и есть разум в человеке. В человеке разум растет из чувств через другого.  Таков смысл народной поговорки: «Встречают по одежке, а провожают по уму». Другими словами познание начинается  с тела, с того, что снаружи как доступное чувствам, а заканчивается познанием того, что скрывается внутри и недоступно уже чувствам, но доступно, открыто уму (разуму в человеке). Что сначала привлекает человека в другом человеке? Его интимное место. Но следом изучив его, человек если он человек, а не животное, им не ограничивается, и следом познает то, что скрывается внутри, - познает душу. С чего начинается разум? С чувства симпатии, с любви. С любви к чему? К самой любви как познанию. К познанию чего? Того, что открывается снаружи, но скрывается внутри. Познается тело ради познания души. Так секс перерождается в любовь. Познание начинается с показаний наружных чувств, а заканчивается разумным выводом, извлеченным из анализа психики (души как внутреннего чувства самого себя).

        Правило обратной пропорциональности материальной и духовной активности. Духовная и материальная активности обратно пропорциональны, ибо духовная активность возможна только при условии материальной стабильности, когда нет или почти нет никаких перемен в материи. Если такие перемены в материи ускоряются, то соответственно замедляются перемены в духовной сфере в связи с действием универсального закона экономии энергии, ее энтропии, рассеивания вокруг, как только возрастает темп ее роста в локальном месте. Переменная интенсивность духовной энергии в материальной вселенной может возрасти только при условии падения ее уровня в материи до постоянных (стабильных) величин.

        По ту сторону добра и зла. В Библии в книге «Бытие» дьявол соблазняет Еву тем, что знание добра и зла, которое символизируется плодом с центрального древа земного рая – древа добра и зла, есть дело бога. Сорви плод и вкуси с Адамом и будите, как боги, знающие добро и зло. Это правда или ложь? Неужели Библия  лжет? Нет, она не лжет. Это лжет дьявол, ибо бог (или боги как духи или ангелы) не знает зла. Почему? Потому что он знает только добро, он добрый, бог находится по ту сторону добра и зла. До грехопадения таким был и Адам. Возможность согрешить – это Ева. Грех – есть разделение. Земная, не вечная жизнь, которая делится, есть грех. Богу все имманентно, но он всему трансцендентен. В раю есть только бог. Ангелы есть его чистые воплощения, то есть, одной с ним природы, их нельзя отмыслить от бога. Есть только бог. Он есть одно, единое. Творение мира есть его грех, ибо для творения необходимо смешаться с тем, чего нет помимо бога, с ничем, с ничто. Слава богу, от этого смешения с ничем бог как что не зщапачкался ничем, но запачкал то, что создал.
        Вот тогда и появится все, для чего через ничто он всему трансцендентен. В смерти человек становится полностью трансцендентен богу, находится вне бога и его видит. В жизни он слит с ним, ибо богу все имманентно в жизни, в живом виде, в воплощении как творцу. Бог не знает смерти, зла. Он знает только вечную жизнь, ибо он и есть вечная жизнь, вечный. Вечное, точнее, вечность есть его сущность. Это его сущность не как творца, а как духа. Бог есть дух. То, что он есть творец, - это он по отношению к иному, то есть, не к нему, а к его творению из ничего. Как дух он не имеет отношения к иному или имеет отношение только к себе. Бог в духе есть бог в себе. Бог для себя есть через иное в себе как уже творец. В воплощении, в человеке он узнает себя как уже не себя – духа - и для себя бога, а для иного, для творения.
        Разумеется, бог как творец имеет отношение к себе, но уже не прямо,  через иное, другое, и все же для себя. Он есть творец для творения, но для творения во вторую очередь, потому что он творец в первую очередь для себя. Однако в этом он уже опосредствован другим, нежели он. Другим делается для него творение в ничто. Для бога знать – значит быть. Поэтому он знает добро и есть добрый. Но он не знает зла. Зло знает его творение, ибо оно сотворено богом из ничто, ничтожества. Чтожество – это добро. Оно созидает, творит. Зло не творит, а разрушает, ничтожит, уничтожает добро. Пока есть добро есть возможность его уничтожить. Но не ничто творит добро. Из него творится добро, но не бога, а мира, творения как знание должного, а не сущего. Есть разное добро: сущее и должное. Должное добро – это тварное добро из ничто. Сущее добро – это вечное добро, божественное, дотварное добро. Знает добро и зло не бог как дух, а дьявол как ангел, который разошелся с богом. Почему он разошелся с богом? Потому что сам захотел стать богом, чистым духом до творения. Вот поэтому он соблазняет Еву, а с ней и Адама стать похожими не на бога, а на самого себя, в лице которого бог не один, а уже боги. Будьте как боги – это будьте мною, дьяволом, а не богом, который един и один.
 
        Ребенок, женщина, мужчина, человек. Существует такая последовательность сравнения: ребенок как животное (животные – это звери и скоты, среди них скоты как растения, а звери как скоты), прежде всего, зверь (но не звери, а скоты ближе к людям, ибо люди ведут себя с ними как звери), женщина как ребенок, мужчина как женщина, человек как мужчина (разумное существо как человек, духовное существо как разумное существо, бог или дух как ангел). Здесь работает такая логика: высшее как развитое или совершенное является истиной низшего как не развитого, не совершенного.
        Когда люди теряют стыд, как Адам и Ева и нагими занимаются сексом, они продолжаются в детях. Знание сделало их стыдливыми. Жизнь в природном естестве, но уже друг с другом в общежитии, делает их бесстыжими. До грехопадения они, люди в лице Адама и Ева, были вне стыда и бесстыдства, потому что были животными, жили бессознательной райской жизнью на земле. На небе райская жизнь настолько сознательно, насколько жива. После грехопадения люди стали бесстыжими. Они продолжают заниматься любовью, то есть, сексом. Если они продают себя, они становятся не только бесстыжими, но и бессовестными.
        Но не сразу люди становятся лично, а не по своему роду человеческому, греховными, бесстыжими. Когда они дети и живут бессознательной жизнью, то они животные. Вот почему верующим говорят «ловцы душ» (их душ), или проповедники: «Будьте как дети». Зачем? Затем, чтобы попасть в рай. В нем есть место для человека, если он ребенок, животное. Это земной рай. Другой рай – небесный – не для людей, а для безгрешных, но сознательных ангелов. Однако человек через знание добра и зла потерял свое место в животном (земном) раю.  Это знание не соединяет его с богом, но разделяет, ибо есть знание добра и зла, а не только добра. Поэтому это знание не сущего, а должного, не того, что есть само по себе, по естеству, а по труду. Это трудное знание – знание поиска добра и уклонения от зла. Не уклонишься от зла, не найдешь добро. Уклоняясь от зла, ты узнаешь его, становишься злым.  Не стал, но становишься. Стать злым легче, чем добрым, потому что зло как ничтожество дается даром, легко.
        Мужчина и женщина уже не дети, то есть, не животные. Но они еще не полностью люди, а только находятся как полуживотные на пути к человеку. Они станут полными людьми, когда с божьей помощью сделают должное сущим для себя. Это трудно и само собой не получится, не получается. Только трудом души в теле можно заслужить звание человека.

        Добро ради добра. Для чего делается добро? Для меня или тебя? Это для кого делается добро. Ладно, но для чего? Для самого добра так, что не следует искать добро от добра. Ты делаешь добро не для себя или другого, а для самого добра. Не ищи и не жди добро от добра. Это будет тогда не добро, а зло. Добро для добра, но не добро от добра.
       Поэтому делай добро так, чтобы никто не знал, что ты делаешь добро. Лучше, если ты сам не знаешь, что делаешь добро. Но как делать то, что ты не знаешь? Здесь на незнании того, кто делает, что он делает, заканчивается добро, ибо при незнании вместо добра можно сделать зло по неведению.

        Читая письма. На днях слышал такое мнение: в письмах больше мыслей, чем в романах. В чем-то это мнение верно. Хотя бы в том, что письма пишутся не для признания, а сами являются признанием в том, о чем думает про себя эпостоляр.
 
        Внутреннее и внешнее. То, что лежит внутри, на душе, просится наружу. Главное в этом выражении не выдать то, что лежит на самом дне души и является сокровенным, а не то вывернешь душу наизнанку. Природа не терпит пустоты и заполнит пустоту души мусором снаружи. В результате пустая душа прорастет не творением свыше, а сорняком из наметенного мусора окружающей среды.
 
        Восточная философия. В отличие от западной философии восточная осталась в прошлом, ибо сейчас на Востоке единственная современная философия это западная философия. Поэтому восточная философия ассоциируется с древней (мифической) мудростью, или софиологией (мудрым учением), а западная философия воспринимается уже как собственно философская, то есть, в качестве учения о мудрости, а не самой мудростью, что нашло вражение в самом названии философии как «любви к мудрости». Эту любовь можно понимать, например, на манер средневекового итальянского поэта Предвозрождения  Данте Алигьери, как «любовное применение мудрости». Такое истолкование названия философии он дал в своем философском сочинении «Пир», названном так в честь памяти Платона, имевшего сочнение под таким же названием. Как понять Данте? Может быть так: философия – это такое занятие, которое употребляет мудрость с любовью, то есть, ради пользы, блага, добра самой мудрости и тех, кто проявляет эту мудрость. Но таким образом лишь косвенно поясняется или разъясняется суть мудрости, делая акцент на уместности ее употребления. Означает ли это то, что пользоваться философией нужно в меру, разумно? Да, но тоже в меру, ибо это сказал поэт, который в силу своего поэтического дара стремится к высоким, возвышенным чувствам, одним из которых является любовь. И поэтому можно уточнить истолкование такого определения философии, исходя из его наименования, таким образом: пользоваться философией нужно не столько в меру, себя ограничивая мудростью, чтобы она одна была на уме. Нужно влюбиться в мудрость, слиться с ней в одно целое, - только так можно с любовью к ней относиться, ибо она есть возвышенный объект влечения. Мудрость, по свеому существу, предполагает определенное отношение ко всему как одному, избранному сердцем. Так вот мудрость заключается в том, чтобы все разуметь, знать умом. Философия же как любовь к мудрости состоит в том, чтобы такое знающе разумение практиковать  с любовью, то есть, быть не только мудрым, но и благим, полезным как дл себя, так и для тех, кто обращается к тебе за мудростью.
       И еще одно, немаловажное своййство, связанное с мудростью, быть в ней практичным, быть воплощенной мудростью в своей жизни, в делах и чувствах. Стать телесным воплощением мудрости, стать мудрецом, ибо на Востоке было важно не только проявлять свой ум на словах, но и стать таким телесно, ибо все в той мере телесно, материально, в какой духово, идеально, и, наоборот, в се в той мере духовно, идеально, в какой телесно, материально. Именно в этом проявляется суть, сущность любви.
        В результате любовь становится разумной, мудрой, не слепой, а зрячей, умозрительной,  мудрость же является не абстрактной, отвлеченной, а конкретной, знающей, полезной, пригодной в жизни, преобразующей (трансформирующей, превращающей) идеальное в материальное. Так внутреннее является представленным, а внешнее представляющим. В философии наглядной становится внутренняя красота. Это красота идей как идеальных существ, видимых умом в медитации (умозрении). Сам мыслящий рождается в идеальной красоте, становится воплощенным явлением идеи. Благодаряя уму можно видеть идеальную красоту в зримых телесных формах – лицах, фигурах людей и вещей.
        Такое понимание было возможно и на Западе, а не только на Востоке. Это мифо-поэтическое, вернее, мистико-поэтическое понимание существа философии. Но теперь оно изжито, ибо философия ныне признается в лучшем случае за пропедевтику науки, метанауку (наукоучение), в худшем случае за науку логики, а то и вовсе за науку (теорию) вообще, то есть, научное обобщение.

        Пути особого познания как спасения. Путь познания или метод есть средство или процесс, ведущей к намеченной цели, к интендированной путеводной идее. Идея зовет. Зов есть интуиция, в данном случае интуиция не чувства, а ума (интеллектуальная, идейная интуиция). Это своего рода вера, которая как память, причиняет, обусловливает наступление, ход ряда событий по пути к цели. Движение к идейной цели есть надежда на то, что она достижима. Связь причины и цели есть любовь. Это и есть умозрение или мудрость, при условии, что то, что следует за причиной как последствие движения к цели, совпадет с самой целью. Это совпадение как истина явится удостоверением мудрости идущего. Однако совпадение не случится само по себе, без участия идущего, занятого поисками цели и соответствующих ей средств, выбора пути к ней. На этом пути идея является идущему, познающему путевой, путеводной, ведущей. Это так в общем (абстрактно) и в целом (абсолютно). Но как это случается в отношении конкретно познающего? Это зависит от того, кем является идущий, познающий, мыслящий.
        Кого он представляяет? Разумеется, идею, которая его влечет и к которой он сам стремится, намеревается идти. Он есть индивидуальное явление этой идеи, ее конкретное воплощение. Это его задание. Но он есть еще и данность того, что есть. Он есть представитель какой то семьи, рода, народа.
        Кто он индус, буддист, китаец, грек, русский, иудей, латинянин (итальянец, француз, испанец) или немец, англичанин, американец, а может быть араб, татарин, казах? У них у всех есть свой личный и вместе с тем  родовой, народный путь.
        Возьмем индуса? Нас интересует не его всеобщность как причастность идее и не он сам лично, в отдельном виде, а особо как индус. Индусы монисты и ритуалисты. Ритуал их связывет друг с другом в одном действе по заранее расписанному сценарию с сюжетом сказки (мифа). Они спиритуалисты, Признают духовное начало. Но оно у них не дифференцированно, оно бессознательно. Духовное бессознательно в том смысле, что находит воплощение в чем угодно. Но во всем этом дух не превращается целиком в сущее, не расстворяется в нем, а, наоборот, всякое сущее расстворяет в себе. Но из-за этого не выделяется в нечто сознательно отдельное, локальное. В индуизме как умонастроении (не в смысле религии) индуса сознательность, ее концентрация (фокус в Я) есть только  средство отвлечения от самого себя для духа как брахмана, ибо душа (атма или атман) есть лишь его проекция на то, чего на самом деле нет, есть только иллюзорное воплощение в  виде человека, заслуживающее развоплощения. Этот момент анцентирован в буддизме с его доктриной анатмана (бездушия) как следствием всеобщего непостоянства существования (анитьи). Будь бездушным, тогда не будешь страдать, перерождаться, сохраняя в этом бездушии спокойствие как равное отношении ко всему сущему и живому. Вот этим путем следует буддист.
        Иное дело китаец-даос. Даос раздвоен: он одновременно пассивно активен (инь-ян) и активно пассивен (ян-инь). Но раздвоен в самом себе, проявляя вовне одну из своих половинок: либо ян, либо инь, скрывая противную сторону в себе.
        И индус, и китаец в философии придерживаются монизма. Только индуист (ведантист) является приверженцем строгого монизма брахмы-атмы, буддист  - доктрины недвойственности сансары-нирваны, а даос – вольного (амбивалентного) монизма, початого изнутри Великого Предела двойственностью энергий ян-инь.
        У греческого философа мы находим как монизм, так и дуализм. При этом нет чистого спиритуализма. Такой появляется только на закате античности в лице Плотина и его учеников. Но есть как метафизический монизм Парменида, так и диалектический монизм Гераклита. Определяет греческое умонастроение дуализм  идеи и материи Платона. Близок метафизики недвойственности реализм формы и материи Аристотеля.
        Латинские, то есть, итальянские, французские и испанские философы как наследников римских мыслителей, а также английские и немецкие философы составляют целую плеяду преемников или учеников античных философов. Что же они взяли у своих учителей,  в основном греков, правда, в римской интерпретации, то есть, в виде латинской кальки (копии) с греческого образца. Скажем сразу: наиболее самостоятельны в умозрении (медитации, то есть, размышлении) и рассуждении (дискурсе) немцы и поэтому они соравны в мысли грекам. Более зависимы все прочие и поэтому большинство из них подражательны не столько грекам, сколько своим непосредственным учителям римлянам, которые очевидно не самостоятельны в философии и являются терминологическим отсветом, отражением (рефлексией) греческого чуда – «греческого огня» (света) разума. Такой рефлексией естественного (греческого) света разума является дуализм res cogitans et res extensa французского мыслителя и ученого Картезия (Декарта).
        Декарт явился наследником схоластов-аристотеликов. Они были властителями дум средневековья, адаптировав Аристотеля под церковное вероучение. В этом они разошлись с восточными перипатетиками, которые предпочли разум вере, отделив их друг от друга. Арабоязычные философы средневековья уже чувствовали разницу между идеями как формами существ, в существование которых верят, и идеями как формами мыслей, которые наполняют объективным материальным содержанием. Декарт, как дуалист, а следом за ним и другие европейские мыслители, стал различать идею как предмет философии (res cogitans) и материю как предмет науки (res extensa). Он меньше говорил или писал, чем заняты пророки, проповедники и начетчики (грамотеи книжной мудрости), но больше думал и считал, чтобы делать выводы.
        Картезий – это образец для подражания в мыслях для французов. Но какими были философы среди итальянцев, испанцев, англичан и немцев? Вот, например, итальянцы. С них началось Возрождение культуры в Европе. Если полагать философию – душой культуры, как утверждал Карл Маркс, ее сущностью, то итальянская культура нашла себя в сладостном стиле своего поэта – Данте Алигьери. Если Декарт скептически относился к перипатетическому учению о недвойственности формы и материи и был догматиком дуализма тела и души, для пользы познания тела не смешивая его с общением души (разговором по душам, что со времен Сократа было философским занятием), то Данте нашел роль философии (мысли) в том, чтобы быть проводницей поэзии (слова) в рай Божественной Комедии. Мысль, воодушевленная идеей, воплощается в слово как только очищается от адских мучений существования в вещах. В этом смысле итальянские мыслители, вслед за Данте, с одной стороны (бытия), являются реалистами универсалий (спиритуалистами), а с другой стороны (познания) есть натуралисты буквы. 
        В свой черед испанские мыслители отличаются парадоксальной связью приземленной хитрости Санчо Пансы с возвышенным романтизмом Дон Кихота.
        Тогда как английские философы являются аналитическими методистами и одновременно эмпирическими утилитаристами. Немецкие же мыслители есть критики в гносеологии и диалектики в онтологии. Их визави – еврейские философы – являются симулянтами в познании и спекулянтами в реальности.
        Кого же мы видим на востоке от немцев и на севере от греков? Русских мыслителей, которые видят  то, что думают, и говорят, что делают. С ними спорят польские и украинские философы, которые видят, что говорят,  и говорят, что думают. Татарские и степные мыслители с ними не спорят, потому что то, что видят, о том и думают, и думают так, как говорят.
   
        Тело и душа. Телесный недуг и телесная боль носят реальный характер. Душа не может вылечить телесный недуг и унять физическую. Тогда что она может? И почему не может? Она не может потому, что не является физической. Если бы душа была материальной, телесной, то она болела бы тоже, как тело. Слава богу, она не болеет и не страдает, когда болеет и болит тело. Вероятно, душа тоже может болеть и страдать уже от своей душевной, психической или моральной боли. Но ее же, эту боль и вызывающую ее психическую болезнь, она может преодолеть, ведь она с ней, с этой болезнью и причиняемой ей болью одной (душевной) природы.
        Как следует относиться душе к физическому недугу и доставляемой им боли? С пониманием, то есть. с сочувствием к больному. Она должна пожалеть его, но в меру, с умом, иначе он уйдет в болезнь и не будет стараться найти выход из болезненного состояния. Пока он не найдет такой выход и не начнет лечиться, душе следует отвлекать хозяина тела от его боли. Душе лучше всего внушить своему физическому носителю, что боль – это обычное, привычное состояние тела, поэтому человеку не следует обращать на нее сначала излишнее, а потом и всякое внимание. Но помнить только о том, что необходимо продолжать лечение, пока боль не уйдет и организм не выздоровеет.

        Античная философия. В древности философия была у греков. Почему у них, а не у других?  Потому что греки были хитроумны, как их царь (царь Итаки) Одиссей. Хитроумие – это не просто хитрость, которая прилична царю, чтобы править бесхитростными, простодушными, простыми, глупыми. Хитрость есть выбор из того, что предлагают обстоятельства, в царском случае, что подсказывают советники (умники, интеллектуалы). В случае с царем Одиссеем это умная хитрость, то есть, такая, которая выбирает наилучшее из предлагааемого, или спрашивает то, что предлагается, знает предложение и не нуждается в советниках, ибо сама является советчицей. Так и греки, точнее, те из них, кто был умен в хитрости, то есть, находил оптимальное решение среди всех возможных, которое подходит для реализации, воплощения самой сути предпринятого.
        Свое хитроумие греки испытали сначала на самой натуре, в которой и которой жили. Они изучили космос, - узнали мир как космос, увидели умом в мире порядок – логос, логику. Следствием этого стало то, что они вывели мир из беспорядка, хаоса чувственных впечатлений в порядок, в космос закона ума. В результате они обратили свое внимание (интендировали) на сам порядок, логос и стали с ним работать как с порядком уже в своем освоенном их собственным умом мире людей. Будучи себе на уме, они совершили оборот от космоса к самим себе, к человеку. Человек стал предметом их размышлений как малый космос, как мир собственной персоной. Так появился на свет Сократ как вполощение самой философии. И не важно был ли он на самом деле, или был только на словах в мыслях первого систематически мыслящего философа Платона, создавшего первую узаконенную собственно философскую школу – Академию в аттических Афинах – городе, чьей покровительницей была богиня мудрости Афина. Плвтон устами Сократа в своих сочинениях, обращенных ко всем грекам, а не только к ближнему кругу учеников, рассказал, в чем состоит хитроумие человека, - в разумном следовании идеям как бессмертным целям благой жизни смертных. Сократовское «я знаю, что ничего не знаю» и является хитроумной выдумкой хитреца, который обманул самого себя. Что такое его «знаю, что ничего не знаю» как не знание незнания? Софисты, то есть, мудрецы как хитрецы, утверждали, что они все знают. Ведь как можно учить, а они были учителями и учили чему угодно и кого угодно, не зная всего? В этом они были больше хитры, чем умны, ибо не знали меру в знании. Сократ, наоборот, утверждал, что он ничего не знает. Но откуда он знает, что ничего не знает? Это можно знать только при условии знания самого не-знания. Естественно, возникает вопрос: знает ли знание тот, кто знает не-знание, ведь он знает, правда, не знание, а не-знание, но все же знает. Другое дело. Если бы он говорил, что не знает, что не знает. Но он так не мог говорить, ибо как критик софизма (лжи, ложного утверждения, антитезиса) софистов знал, что софисты не все знают, и, мало того, они не знают само знание, сомневаясь в такой возможности и даже сомневаясь в существовании того, что можно знать, или утверждая, что все истинно в зависимости от чувственного восприятия, от представления, от ощущения человека. Он знал не-знание как критик, а не скептик или релятивист, кем были софисты. Однако софисты не признавались в том, что знают не само знание, а знают, как не знать его. Сократ же признался в этом.
        От такой критики шла прямая дорога к новому положительному учению Платона об идеях, об идеальном мире как образце реального мира. Уже ученик Платона, Аристотель, естественно, после разработки теории идей своего учителя, взялся за разработку теории реальности с точки зрения идей уже не над реальность, а в самой реальности как форм реальных вещей.
        Уже после Аристотеля, когда в философии греков наметился естественной спад интеллектуального напряжения и силы ума, ибо возросло сопротивление косной формы школьной философии (Академии Платона и Лицея Аристотеля) и давление плотной массы посредственных учеников, философы занимались только комбинированием того, что уже было в ней, смешивая Платона с Аристотелем и добавляя к адской догматической смеси по философскому вкусу щепотку досократической соли для остроты восприятия (диалектического ума, сократической иронии, софистического скепсиса).

        Эпохальный человек. Когда человек только появился, он был еще животным, то есть, живым существом. Первый, первобытный человек (Адам и Ева) жил телесной, естественной жизнью. Он был непосредственным или телесным индивидуумом, соматическим человеком в массе, исключения только подтверждали его массовую телесность. Но со временем культурного разввития, начало которому положило искусство как искушение знанием естества, природы (натуры), у него появилась привычка как вторая натура. Эта привычка как навык быть человеком была плодом искушения. Символически, то есть, зашифрованным видом она была свернута в библейскую историю (миф, сказание, сказку) про Адама и Еву. Нам необходимо ее правильно развернуть, чтобы понять, как именно развивался человек. Адам до грехопадения был еще животным. Появление Евы из Адама символизирует начало социализации человека, превращение животного или живого, органического существа натуральной (природной) среды в социальное существо, средой существования которого являются люди, то есть, такие же, как и каждый из них, людей. Это поввление связано не просто с телом, генетическим порождением, но и социальным наследованием. Теперь человек живет не только индивидуально бессознательно, что естественно для живых существ, но и коллективно сознательно, что характерно для социальных сущесств. Это возможно только искусственным, техническим образом, то есть, посредством вынужденного труда.
       Первородный грех человека, если подумать, заключается в том, чтобы начать жить своим умом, сознательно, руководствуясь в жизни не знанием жизни, то есть, естественным, живым путем, когда все выходит само собой, а собственным трудным выбором между добром и злом. Жить как боги, чем соблазнял Еву дьявол и есть жить как, то есть, подражая не столько природе, чему есть место в человеческой жизни, но друг другу, совместно вырабатывая привычку, социальный навык. Жить как еще не означает жить богом, быть богом, ибо так (вечно) жить не искусственно, а сверхъестественно.
        Человек продолжает естественно, а не сверхъстественно жить, из поколения в поколение, умирая индивидуально. Но он оставляет после себя не только гены в потомках, но память в людях. Только человека помнят люди после смерти. Эта память и есть изобретение, искусственное порождение человека. Это знание, которое передается из уст в уста, в общении как субстанции или энергии общества людей и следом благодаря избытку труда как творчеству, игре свободных сил человека записывается, фиксируется на письме. Так появляется культура человека. Именно ей искушал дьявол человека. Но не он стал самостоятельным, независимым от бога, а человек, ибо дьявол есть замысел человека в уме бога, но не сам человек вне бога. Дьявол остался в боге как его иное, довоплощенное состояние чистого духа, тогда как человек стал воплощением бога вне его самого, в ином, чем бог материале, в хаосе жизни в качестве управителя этихаосом искусственным путем – путем знания натуры как культуры или привычки каждого индивидуума.
        Ева была первым человеком, в ком появилась эта культурность (искусственность из искушения, искуса, соблазна) в игре с Адамом, с тем, от кого она появилась. Это был первый ребенок, ребенок до ребенка, которого она сознательно соблазнила собой. Женщина явилась соблазном для мужчины. Это был соблазн самопознания через другого. И познали они друг друга и узнали, что есть добро и зло, и увидели, что наги. Узнавание себя нагими явилось первым культурным актом. Они признали себя бесстыжими и оделись, то есть, подражая животным, оделись животными, спрятались за животных друг от друга. Через подражание, отображение, рефлексию как родовой акт познания они стали учить друг друга мысли. Со временем у них появился опыт мысли, они стали испытывать натуру на культуру. Так у них появился культ служения тому, от чего зависела не только их телесное выживание, но и культурная жизнь. Жизнь становилась культурной, а культура живой. Это противоречивая связь жизни и культуры становилось содержанием человеческого существования.
        Наряду с познанием другого каждый человек, Адам, то есть, прежде всего, как мужчина, ибо он был соблазнен другим, Евой, женщиной, женой, стал задумываться, подражая обьекту своего влечения. Ева соблазнила Адама и поэтому она была субъектом соблазна. Но для Адама она была не субъектом, а объектом влечения. Так превращенным образом, не прямо, а опосредствовано Ева стала субъектом познания. Она могла думать Адамом, тогда как он думал прямо сам. 
        Другими словами, Адам в мысли, пока еще идиллическим образом, то есть, только в сознании, лично эмансипировался от другого, от Евы, и от других людей. Подражая им, себе подобным, человек учился жить сам, самостоятельно, независимым образом. Таким оказался плод познания добра и зла. Он сделал человека свободным, сначала Адама, а потом через него и Еву.
        Познание сделало возможным культурную жизнь не только на социальном уровне, но и в личной жизни. Так появилась человеческая душа как личное сапопознание, как беседа с самим собой. В личной, собственной душе человеку открылось внутреннее измерение как канал общения, коммуникации с богом. Душа трансцендентальна; она находится на пороге, на границе, соединяющей и вместе с тем разделяющей два мира: телесный мир натуры, естество, с духовным миром бога,  со сверхъестественным. Душа есть окно в духовный мир. Проводником туда является разум как тело духа. Но бог трансцендентен человеку как имманентной части телесного мира изменений через смерть. Через нее, эту индивидуальную смерть тела возможно проникновение человека в иной мир. При жизни тела он прямо невозможен. Возможно только искусственное, через внутренний мир, посредством души общение с духом. Это возможно только потому, что при траснцендентности мира богу как духу, бог имманентен миру как творец мира в качестве его творения не из него, а из ничего. Бог творит новое, разрушая старое, то есть, творит из праха. В этом смысле можно сказать, что природа совечна богу как творцу в качестве материала его творения как процесса, но как его творение она имеет начало и конец, то есть, смертна, имеет место, существует только во времени.
        Во времени как его истории человек стал индивидуально сознателен при коллективной разумности социальной жизни. уже современный человек имеет возможность, что было исключительно редким явлением в лице мудрецов, мыслителей в прошлом, быть разумно самосознательным, то есть. действительно разумным существом, но не всегда, вечно, как дух, духовное, идеальное существо, ангел и не часто, но редко, что характерно для душевного существа. Это уже чудо, что, наконец, человек может жить самостоятельно, будучи душевным существом, и при этом еще занимаясь самопознанием и мея самосознание, развитое чувство Я, но, к сожалению, не идею Я. Это чувство Я говорит о том, что человек до сих пор только душевное, но никак не разумное существо лично. Но такая возможно открывается для него в грядущей новой эре, эпохе творчества духа как ответа человека на замысел бога воплотиться в человека. Человек стоит перед вызовом бога уже не как естественное, телесное или искусственное, культурное, душевное существо, но как существо собственно человеческое, то есть, уже запороговое, но еще не разумное. Человек находится уже за порогом, кругом души, но еще не обрел разум.Он уже в духе, но не стал самим собой. В этом заключается трагизм человеческого удела в настоящее время. Он искупил свой грех познания, но не нашел ни разум, ни свободу, ни покой. Поэтому современный человек несчастен. Его счастье в разуме, а не в душе, которая беспокоится и не модет найти себе место, ибо ее место «между», оно траснцендентально.
 
        «Доверяй, но проверяй». Как понять эту народную поговорку? Как многие народные выражения она самопротивречива. Поэтому обычно, как хочешь, так и понимай это публичное выражение глупости. Почему оно глупое? Потому что если доверяешь, то не проверяешь, а если проверяешь, то, естественно, не доверяешь. Это самоочевидно. Правильно было бы сказать так: «доверяй и не проверяй». Здесь же изначальный смысл выражения меняется в конце на прямо противоположный, что соответствует другой народной поговорке, -  «начал за сздравие, закончил за упокой»,  - которая объясняет алогичность человека из народа, его элементраную непоследовательность, равную глупости..
        С другой стороны возьмем ученого, то есть, человека, который занят тонким, а не грубым, интеллектуальным, а не физическим, трудом, требующим знания, умения и навыка критически отнестись ко всему, что нельзя проверить на фактах. С точки зрения науки не заслуживает доверия то, что остается в области лишь предположений или, в лучшем случае, положений вероятного, возможного, а не реального существования. Ученый доверяет только тому, что сам проверил фактом или, по крайней мере, доказал как логически непротиворечивое и разрешимое на числах.
       Тогда есть ли место доверию и в каком случае следует доверять человеку, склонному проверять и перепроверять? Имеет место доверие и есть смысл доверять, если ни в коем случае нельзя проверить, то есть, нельзя увидеть или узнать, знать. Однако необходимо выразить свое отношение к нечто невиданному и незнаемому. Есть ли оно? Если неуверен в его существовании, то не имеет смысла вообще доверять. Если есть сомнение в существовании и нет возможности точно знать, то можно рискнуть довериться. Риск здесь заключается в том, что это нечто или некто может не стоить никакого доверия. Странно, но доверия заслуживает то, что нельзя никак проверить. Потому что если можно проверить, то излишне доверять.
        Значит, мы доверяем только тому, что проверели и проверять больше не имеет смысла, потому что будет тоже самое. Но с другой стороны можно полагаться на доверие, если не на что больше довериться, за неимением зрения и знания. Вот почему из-за своей двусмысленности доверие вызывает сомнение, недоверчивость. Парадокс, но это факт, так: доверие не вызывает доверия. Поэтому не следует ждать доверие от доверия. Доверие стоит доверия и доверять следует ради самого доверия. Казалось бы, наоборот, это смонение вызывает сомнение, и поэтому то, что ему противоположно, а именно доверие, должно вызывать доверие. Но это не так. Как это объяснить? То, что мы видим, следуя народной пословице: «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать», и то, что мы знаем, не может не вызывать доверия. В таком случае доверие есть надежный результат представления и познания. Это проверенное, зрячее доверие. Но может быть есть еще слепое доверие, то есть, такое доверие, которое есть следствие самого доверия как собственной причины. 
        Слепое доверие есть корень веры, из которого она растет. Если нет доверия, то не имеет смысла верить, нет оснований для веры. Вера растет из доверия. Доверие иррационально, ибо имеет место только там, где нет ни видения, ни знания, ведания. Проверка же рациональна. Доверие всегда так или иначе эмоционально окрашено и имеет чувственный характер. Доверие вызывает не то, что необычно, но, как раз наоборот, то, что привычно и на что забываешь обращать внимание. То есть, достаточно признавать без всяких подтверждений и объяснений.
        В этом смысле можно доверять только богу, потому что только его единственного нельзя проверить. Но как в него верить? Это возможно только относительно доверия, которое не нуждается в знании, ибо вытекает из чувства зависимости от объекта влечения. Человек доверяет только из чувства симпатии к доверенному, если доверенный внушает, порабощает его волю. Есть нечто такое в нашей жизни, что заслуживает доверия и открывается нам только при условии нашей доверчивости. Это самое сокровенное, на что уповает потерявший всякую надежду на зрение и знание. Зрение и знание можно заслужить, заработать, добыть самому. Доверие дается как дар даром, просто так. Но так ли на самом деле. Может быть, наоборот, вера есть дар, а доверие  - это ответ того, кому дали даром веру. Ты веришь просто так, без всяких проверок и подтверждений и опровержений, потому что тебе доверили и доверились. И ты в ответ платишь тем же, доверием. Следовательно, вера невозможна без доверия. Ты веришь кому то или в кого-то, потому что ему доверяешь. Это возможно, если тебе доверились. Доверие – это взаимное отношение. В этом отношении рождается, возникает вера
        Почему же тогда появляется недоверие? Потому что взаимность предполагает разделение для соединения. Человек жаждет, желает, ожидает веры, когда ее нет. Если она дается просто так, даром, то появляется надежда на то, что то, во что мы верим, доверяет нам, верит в нас. Что это? Нечто иное, как любовь. Вот в чем смысл триады: вера, надежда, любовь. Если они есть, то есть и мудрость как знание того, что нельзя не знать. Что нельзя не знать? То, что и так знаешь, чем сам являешься. Оно ближе тебе, чем ты сам. Это и есть Бог. Тогда ты есть его образ в качестве Я, души, и подобие как его следствие, воплощение. Ты есть не сам Бог, который в тебе в качестве Я, но его тело воплощения. Ты в нем как в Творце творение. Он в тебе как ты в качестве Я. Этим ты подобен Ему, но им не являешься, если явление есть явление сущности. Ты есть явление не Бога, но души как явления Бога. Следовательно, человек есть явление явления Бога. Душа есть образ Бога, а человек есть подобие не Бога, а души снаружи. Человек есть явление души или душа, вывернутая наизнанку.
        Человек есть откровение души, а душа есть откровение Бога. Откровение Бога в качестве Я есть разум. Он открывается в душе как самосознание, будучи вне души идеальным телом Духа, Бога как Духа. Разум есть идеальное или духовное тело, а человек есть душевное тело, тело души как образа Бога. Образ Бога и есть вера в Него. Доверие есть тело веры. Душа – это вера, а человек – это доверие. Человечность – это доверчивость. Доверие – это прощение. Кто доверяет, тот прощает грех. Бог доверяет человеку. Человек не простит, а Бог простит потому, что Он доверяет. Бог дает веру как дар, даром человеку. Что означает, что Бог дает веру? То и означает, что Он вкладывает в человека душу, которой тот верит в Бога. Душа есть дар Бога человеку как доверию. Таково откровение Бога человеку как Его разум, Его мудрость. Необходимо довериться мудрости Бога, чтобы быть человеком. Кто такой человек? Это тот, кто верит в Бога, надеется на Него и Его любит, ибо Он ближе человеку, чем сам человек, ибо Бог есть даритель доверия ставшему доверенным лицом Бога. Что дарит Бог человеку? Самого Себя. Бог в тебе. Узнай Бога. Только тогда ты станешь самим собой. Без Него не быть тебе самим собой, Я в себе и для себя через других, таких же, как ты. Он и есть связь между людьми как вера доверчивых.
        Если есть доверие, то есть вера, если есть вера, то есть надежда, если есть надежда, то есть любовь. Если нет доверия, нет веры, если нет веры, нет надежды, если нет надежды, нет любви, а есть ненависть, безнадежность, неверие, недоверие.
        Явлением недоверия является сомнение. Сомнение – это превращенная, неверная форма проявления разума в человеке. Разум в человеке не является своим. Он чужой и поэтому не вызывает доверия, нуждается в проверке на верность, на истинность, на то, что есть. Если нет доверия, то есть рассудок как суррогат разума и испытание, опыт, проверка фактом, удостоверением чувств. Опытный человек противоположность наивному, доверчивому человеку. Опыт искушает, судит, наказывает,  наивность доверяет, прошает.
        Следует доверять пророку в том, что он говорит не от себя, а от Бога только в том случае, если ты слышишь Бога в себе, когда говорит пророк. Поэтому повторяй слова пророка. Если они будут звучат в тебе помимо тебя, то это слова Бога, обращенные к тебе посредством слов пророка.  Он нужен Богу в качестве языка, которым Он говорит с тобой как одним из народа, избранным к спасению от смерти. Вне этого языка нет для тебя спасения от смерти. От смерти спасает вера в язык, которым говорят поверх слов. Есть тайный смысл всех слов, которые ты употребляешь. Пророк показал тебе этот тайный смысл слов. Он нужен только для этого. Дальше говори сам с Богом. Это возможно только в том случае, если в тебе есть, живет вера в спасение от смерти. Пока ты говоришь с Ним, ты спасаешься, ты живой. Замолчишь, замолчит и Бог, и  между тобой и Богом встанет смерть. Можно ли обойти ее? Нет, она окружает тебя со всех сторон и делает Бога посторонним. В молитве восстанавливается связь с Богом. Только знай, что молитва – это не то, что записано в священном писании и что заучивают верующие. Это то, что ты сам находишь в себе, если в тебе есть вера в Бога.  Слова из писания есть только ссылка на слова твоей души, пример того, какими они могут быть.

        Платоники об идеальном. У Платона идеальное является основным предметом философии. Причем идеи, чьей сущностью является это идеальное, есть не просто то, с помощью чего (quod) становятся мысли, имеющие свое ставшее состояние в качестве понятий, но то, с помощью кого они являются сознанию людей. Идеи в профили «кто» есть идеальные существа или ангелы (демоны). Они настраивают, интендируют людей на мысли как что (quid) мышления. Благодаря идеям мы понимаем то, чьей идеей они являются. При этом сами идеи остаются в тени понимания, они уходят в тень понимания, не понимаются, чтобы сделать понятными то, идеями чего являются, представляются, не заслонять их собой.
        У современных последователей Платона, начиная с неокантианцев, идеи теряют свою мифологическую оснастку в виде представления идеальных существ, идеалов и выполняют чисто гносеологические функции познавательных детерминативов (определителей) вещей (сущих), задающих направление познания. В этом смысле они есть регулятивные идеи в отличие от конституитивных понятий. 
        Уже у Аристотеля мы находим стремление локализовать вездесущность и вечность идей в виде форм вещей. Он реалист, а никакой не идеалист. Правда, он и не материалист, то есть, не тот, кто выпячивает материю супротив идеи. Аристотель пробует их примирить, уравнять, как логик, сделать их равными, соответствующими друг другу. Идея как форма держит материю, делает ее определенной, конечной величиной, приписывает ей конечное числовое (количественное, математическое) или логическое значение. Он находит место для мира идей в материальном космосе на небе, а не в занебесье, как Платон. У него и мир идей, и сама душа человека оконечиваются. Человеческая душа становится смертной. Бессмертен только разум, который «прописывается» на небе, в надлунном мире, где сущие тела совершают вечные совершенные движения по кругу.

        "Прямые", "острые" и "тупые" люди в геометрической перспективе.  "Прямые люди" – это настоящие люди. Они говорят правду, пока не сломаются. "Сломанные люди" становятся "тупыми" в большинстве или "острыми" в меньшинстве. "Тупые" могут собраться с силами и духом и стать "прямыми", честными, а не заключать сделку с совестью ради выживания. "Острые" же или "косые" могут распрямиться, отказаться от хитрости, от того, чтобы жить за чужой счет.
 
        Учебная философия.  Сначала на первых курсах университета философия является студентам в виде мировоззренческой науки, чтобы дать им общее представление о мире и своем месте в нем. Так формируется мнящий на бессознательном уровне. Следом на старших курсах бакалавриата философия является уже в образе идеологической науки. Как в первом случае мировоззрения, так и во втором случае идеологии, мы имеем дело с обработкой сознания подрастающего поколения. Только во втором случае формируется уже сознание молодого человека, организуется его правильное мнение. Таким образом исключается инакомыслие и внушается единомыслие. Этим завершается обработка сознания человека, окончательно решается вопрос его подконтрольности публичному мнению. Человек готов к тотальной манипуляции в интересах господства публики.
        Но на этом не заканчивается подмена философии уже не мировоззренческой наукой, а идеологической наукой. Правда, дальше занимаются фальшивой философией не все студенты, но только те, которые продолжают обучение в качестве магистрантов как начинающих научных работников. Магистранты имеют дело с философией, но не в чисто виде, а в смешении с наукой в виде вспомогательной науки, обязанной дать им уже систематически правильное мнение с научным объяснением. Это становится возможным, если философия используется в качестве  методологии наук.

        «Не хлебом единым жив человек…». Так начинается известное выражение из Библии: «Не хлебом единым жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Бога». О чем это говорится? О том, что не одним хлебом питается человек, хотя все питаются хлебом, во всяком случае питаются материально, физически и в этом едины. Но еще чем? Духовной пищей – словами Бога. О чем это говорит? О том, что духовная пища является второстепенной для человека как физического, материального существа. Если бы это было не так, то в Библии писалось бы так: «Не одними словами Бога жив человек, но всяким хлебом». Как это понимать? Вот так: человеку необходима материальная пища, но не достаточна. Для жизни достаточна духовная пища, чтобы жизнь стала духовной, чтобы был достаток жизни. Но духовная пища не является необходимой для человека. Так получается. Вот почему он грешник. У него не духовная природа, а не-духовная, природа грешника. Именно так нужно понимать библейское выражение. Быть человеку грешником. Святым, существом духовной природы человека делает Бог и не своими словами, а изменением его природы. Но такое возможно только после смерти материальной природы человека, в раю. В этом же мире тебе остается питаться только словами Бога. Так что читай, слушай и слушайся, будь покорен, смирен. Больше дать человеку религия не способна в этой жизни.
        Древние говорили: «В здоровом теле здоровый дух». Глупость. Мудрость в том, что «в здоровом духе здоровое тело». Не в теле дух, - в нем только душа. Но в духе тело. Ты в духе, али нет? Душа в теле, ты в духе?   
 
        Новый матриархат. Как мне, мужчине, относиться к новому матриархату, к власти современной женщины? Терпимо, помня о том, что главное во мне не мужчина, а то, что я человек. А для человека лучше власть не агрессивных мужчин, а терпимых женщин. Этот этап нам просто необходимо пройти, чтобы пройти время изживания животной агрессии. Иначе мы никогда не станем вполне людьми. Люди будущего – это существа мира, а не войны. Конечно, за все хорошее приходится платить, например, появлением женоподобных мужчин, так называемого третьего пола и т.п. Ну, и что? Заслужили. Но это лучше, чем вообще ничего, потому что агрессия мужчин доведет человечество до ручки, до взаимного истребления людей.
 
        Прощение. Человеку дается прощение, ибо он грешник. С прощения начинается долгий и тернисты путь к исправлению человека, превращения его из животного в человека. Человек необычное животное. Он есть такое животное, которое может относиться к себе и к другим не как животное, а как человек. Человек способен по-человечески  относиться к своей животности, например, к мужественности или женственности. Поэтому благодаря человечности и женщины способны быть мужественными, а мужчины женственными, то есть. не грубыми скотами или жестокими зверями, а душевными существами. Но и женщины могут быть мужественными, то есть, коварными и жестокими. Коварство (злонамеренная хитрость, а не хитроумность) и жестокость – это оборотная сторона мужественности как слабость силы. Никогда нельзя забывать об обратной стороне. Обратной стороной женственности является слабость и трусость. Но надо уметь прощать. Прощение – это явление ума в чувствах, их умеренность, умение не распускаться в страстях. Прощение есть ограничение своей мести из обиды.Оно есть превращенное выражение мстительности. То есть, когда ты прощаешь другого за обиду, нанесенную тебе, ты мстишь самому себе как мстителю. Так тебе и надо. Не обижайся и не будет повода прощать.
 
        Норма не в питии, а в отказе от оного. Что является нормальным для человека, если он настоящий человек? Не пить спиртное, не курить табак, траву, не лгать, не сквернословить, не желать зла ближнему, помогать ближнему, когда помог всем ближним, помогай дальним, живи умом, а не «глупым сердцем», которое делит всех на своих и не своих, симпатичных и не симпатичных. Но вместе с тем не отказывайся от чувств и от самого сердца, покуда разум молчит и не табуирует их.
        Для трезвого (умного по необходимости, но еще не достаточно умного) человека пьянство есть извращение. Причем не важно, сколько ты выпил алкоголя. Особенно порочны те, кто пьет или курит не из-за болезненного влечения к ним (это, одним словом, «больные на голову», то есть, психически ненормальные), как алкаши, и не по привычке – второй натуре, - как пьяницы, а из удовольствия, из любви к вкусу, запаху алкоголя и табака, от того постыдного настроения, которое они дают, этим бесстыжим существам, гедонистам (причем состояние пьяного или обкуренного удовольствия не просто постыдно, но и опасно для их души, ибо душа в расслабленном состоянии беззащитна перед бесами: здесь опасность не только для тела, но и для души). Взять того же Сократа. Не зря его ученик, Аристипп, был отцом гедонизма. Праотец гедонизма сам о себе говорил что порочен и не только в том, что много пьет и не пьянеет, - поэтому много пьет, чтобы опьянеть и больше не пить.  Ученые любители алкоголя и табака - настоящие  извращенцы. Это бывает среди рассудочных людей как компенсация за излишнюю, чрезмерную рассудочность как извращение уже самого рассудка. Они извращенцы во всем, включая сам рассудок. То есть, полные извращенцы, превращающие рассудок в его противоположность, – безрассудство. 
        Кстати, почему любители алкоголя и табака и прочей травы, которую курят (наркоманы) извращенцы? Потому что они употребляют то, что противоестественно, то есть, не способствует продолжению их существования, но, напротив, наносит им ущерб, ущерб их здоровью и жизни, причем не только их. Нормальные (умные) люди умеют получать приятное от полезного. Полунормальные или уже превращенные, но еще не извращенные (глупые), люди пробуют получать полезное от приятного. А совсем ненормальные (хитрые) пытаются получать полезное от вредного. У них извращен сам ум. У тех же, кто пытается получать приятное от вредного, извращены чувства. Поэтому любители вина и табака душевные извращенцы. Но когда они усердствуют уже в превращении вредного в полезное, то они как извращенцы разумной души грешат против самого духа. Это и есть то, что один драматург назвал «горем от ума» или безумием. Только в случае с Чацким речь должна идти не об алкоголе, а о словах. Чацкий был извращенцем в словах, то есть, болтуном. Горечь ума, резонерство травит болтовней. Как правило, резонеры - психически больные люди. У них вместо мыслей слова не только на языке, но и в голове, каша из слов. Только, пожалуйста, не путайте их с философами. В лучшем случае они могут быть не философами, а философистами, то есть, любителями болтовни, софизмов, то есть, вранья. Чацкий был еще тот враль, «Вралин». Но для того, чтобы это понять, у него было недостаточно ума. Поэтому «горе от ума» бывает не от самого ума, а от его недостатка или избытка. Случай Чацкого – это случай горя от недостатка ума. У его же визави, Молчалина, был недостаток не ума, а стыда. Одним словом, Молчалин – «добрый малый», но подлец.
        К слову сказать, речь шла о трезвении в жизни. Естественная жизнь – это не только природная жизнь, но еще духовная. Природная жизнь – сырая жизнь, она еще не состоялась как вечная жизнь, в ней минимум духа. Поэтому когда говорят, что мозг выделяет алкоголь для расслабления, не есть вполне естественное состояние. Это природное состояние. Для естественного состояния, чтобы быть, есть, необходим еще дух как мера не алкоголя, а жизни без него. Делай не то, что нужно только твоему организму, но и твоему духу и предпочитай духовное материальному при избытке материального.             

        Они. Нас много. Даже наедине с самим собой ты не один. Вас, как минимум двое, ты как субъект, и ты как объект, которого ты изучаешь. Это на твоем земном уровне в тебе, в себе. Но есть еще и для себя. Это уже третий. Потом есть другие вне тебя, например, не только мужчины, как ты, но и женщины. Все женщины – "инопланетянки". Изучай их. Во-первых, в них есть то, что нет в тебе, нет женского. Чем больше ты будешь это изучать, тем больше будешь находить в себе. Но здесь есть опасность, - ты можешь потерять себя и свою мужественность. Это ошибка. На этом пути блуждания по чужим можно потерять родное, свое и заблудиться. Тогда ты будешь заблуждаться на свой счет, полагать, что ты не мужчина, а женщина. Значит, лица нетрадиционной половой ориентации – это заблудившиеся, то есть, потерявшиеся, потерявшие самих себя и нашедшие кого-то другого, другую. Та другая, ставшая этим, уже этой есть ты? Ты ли это? Не иллюзия ли ты? Иллюзия не просто ошибка, не то, а другое, а то другое, которое стало этим. В таком случае для тебя чужое стало своим, а свое чужим. Зачем ты отказался от себя? Для чего ты отказался от себя: для чужого, ради чужого? В чем тогда смысл? Смысл в том, чтобы стать богаче, к своему прибавить, добавить, дополнить другое, чужое сделать своим, а не подменить свое чужим. Как можно дополнить себя? Жениться. Женись. Зачем самому становиться женщиной. Наверное, такие мужчины становятся женщинами, которые не могут найти свою женщину. Тогда они сами становится своими женщинами. Вот и появляются геи. Чаще они появляются, если у них есть мама, но нет папы, появляются через отождествление себя с мамой. Это маменькины сынки. Тоже самое происходит и с некоторыми женщинами, у которых нет мамы, но есть папа. Это папенькины дочки. Их некоторых папенькиных дочек получаются лесбиянки. А, что, если у тебя не было ни папы, ни мамы? В этом случае тебе трудно будет стать как мужчиной, так и женщиной. Часто такие сироты не могут стать ни мужем, ни женой. Они могут повторить судьбу своим анонимных родителей. Тоже стать такими же для своих сиротливых детей.
        К чему это рассуждение? К тому что даже наедине с самим собой ты не одинок. Есть еще мысли. Это послания иных существ, духов. Их мы зовем идеями, идеальными для нас существами, не из плоти и крови, которые преходящи, смертны, а из духа, который бессмертен. Он есть и в нас, но не иной для нас, как собственно дух, а наш. Наш дух для нас, состоящих из плоти и крови, называется душой. Она не вся умирает. От нее остается разум, интуиция. Это разумная душа. Она бессмертна. Это и есть дух. Дух – это душа, телом которого является разум. В человеке раскрывается такая душа. К сожалению, в животных и растениях она не эксплицирована, а находится в имплицитном, свернутом состоянии. Но она есть и в них. Эта душа еще зовется искрой Божьей.
        Люди умирают, умирают и животные, умирают и растения. Куда они возвращаются? Они возвращаются туда, откуда начинали свой жизненный цикл, возвращаются на нулевой уровень для новых испытаний. Им дается еще одна попытка, пока они не превзойдут себя в новой жизни с нуля. Не надо печалиться об их смерти. Надо надеяться, что с новой попытки они, наконец, достигнут если не максимума, которого достичь трудно даже при несчетном числе попыток, то оптимума человечности, чтобы перейти на новый уже не человеческий, а сверхчеловеческий, уровень. Ведь во всех нас, живущих, горит бессмертный (божественный) огонь духа.
        Испытания жизнью можно уподобить карабканью по стенке. Мы влезаем на вертикаль, восходим для чего? Чтобы нас захватил, схватил дух, чтобы дух, душу захватило. Кто хватает за душу? Дух, Бог. Мы моем упасть. Можем. Упадем – умрем. Ничего. Родимся снова и опять полезем. Будем падать и умирать, пока не влезем на вершину, пик жизни. Конечно, мы можем не удержаться и скатиться вниз, не собрав костей, как и можем, испугавшись новой, несоразмерной нам реальности, отвернуться от нее и осторожно слезть с вершины жизни. Но это отступление назад, снижение уровня до единицы, приведет, в конце концов, к полному обнулению вашу жизнь. Вы опять умрете, хотя могли уйти туда, где не умирают. Кто мы тогда? Предатели самих себя. Мы, рожденные свыше, дважды рожденные, со второго уровня скатились ниже, чтобы стать как все и вместе со всеми «кануть в Лету», опять начать с нуля. Жалко, но отрицательный опыт тоже опыт, опыт нового восхождения. Так победы не бывает без поражения.
        Где начинается новая реальность? В смерти. И все? Нет, не все, она начинается и во сне. Но обыкновенные люди, то есть, существа первого уровня находятся в нем только в положении либо мертвых объектов, как во сне без сновидений, либо живых объектов – растений и животных. Они ведут минеральный (застывший) или растительный и животный (подвижный) образ жизни. Что нужно? Достичь во сне субъективного положения и начать разумный образ жизни. Нужно пробудиться во сне от сна и увидеть новую реальность, увидеть то, что сон – это не сон, а реальность, окно в новую реальность второго уровня. О том, что ты находишься во сне в положении субъекта, изучающего реальность второго уровня, уже не бессознательного, а сознательного уровня, свидетельствует твое сознание, которое во сне пробудилось и живет там в состоянии боддхи. Тогда ты живешь среди идей как идея, как дух, но только на время сна как пробуждения. Эту «как» реальность можно превратить в саму реальность во сне и уйти туда только, если (при условии) ты достиг сверхсознания, находясь во сне. То есть, для тебя сон открылся уже не как бессознательное или сознательное, но как сверхсознательное. Для меня сон открылся еще лишь как сознание. Но это уже достижение, потому что я могу думать во сне, быть самим собой. И это не иллюзия, не сновидение реальности. Это реальность в сновидении, а не просто реальность сновидения.
        И наедине с мыслями, которые есть на самом деле явления духов, и во сне ты не один, а с духами, с Богом. Это можно видеть, слышать, чувствовать и знать, но только если ты достиг второго уровня на первом уровне. Это необходимо, но недостаточно для того, чтобы жить на нем, ибо него ты достиг только в мыслях, в чувствах, но не телесно. Телесно ты никогда не достигнешь его, ибо твое тело состоит из плоти и крови, оно смертно, а не бессмертно, как разумное тело духа. Но ты можешь переживать свою невозможность быть целиком духом, ангелом, демоном. Это переживание называется экзистенцией как тоской по трансценденции, по недостижимому полному бессмертию существования. Единственная надежда есть в смерти, когда происходит обнуление человека. Если после него что-то осталось, помимо искры Божьей, то смертный переводится на подуровень второго уровня и обратно не возвращается в наш мир. Он становится демоном. Он служит смертным. Именно с ним имеют дело избранные из смертных, а не с Богом прямо.
        Иудеи, христиане и мусульмане полагают, что благодаря пророкам, а христиане верят, что благодаря Сыну Бога, Иисусу Христу, люди уже находятся на первом уровне, но вот грешники могут довести себя своими грехами до нулевого уровня. Что сказать на это? Какие они хитрые, - больше ничего не скажешь. Но нас не проведешь, до второго уровня нужно расти самому с самого нулевого уровня. Некоторые не только не правоверные, но и правоверные (иудеи, православные, католики и мусульмане), не доросли даже до первого уровня. Что уж говорить о втором уровне. Не следует распространять напрасные ожидания. Вера нужна не Богу, а верующим, чтобы примириться с первым уровнем. Она работает на этом уровне. В самом лучшем случае она может подвести ко второму уровню. Но последний шаг к нему должен сделать сам человек. Кстати, этот шаг длиннее, чем весь первый уровень. Он перпендикулярен вере.  То есть, вера здесь не поможет. Автомат веры тут не срабатывает. Необходим адекватный ответ Богу. Человек искуплен Богом до этого шага. Но если ты не сделал этот шаг, то можешь оказаться снова на нулевом уровне. Бог ждет от тебя творчества уже не души, а духа.  Как Дух Он принимает только дух, а не душу. Стань духом, тогда тебя признают духи и Дух как Принцип. Только Он един. Верит не дух, верит душа. Дух знает, знает так, как живет вечно. Он не вместо тебя живет вечно. Он живет за себя. Стань духом и ты будешь жить вечно. Что значить жить вечно? Это значит, что в тебе живет дух и в нем нет ничего, кроме духа, за исключением разума как его тела. Дух человеку доступен только в разуме. До него доводит человека вера души. Но она не способна обессмертить человека. На такое способен только дух благодаря разуму. Необходимо разумную душу преобразовать в дух, то есть, вернуть ему его обычное состояние. Кто должен помочь ему стать самим собой, духом? Ты. Это твой ответ Богу. Через тебя дух снова станет духом. О каком духе идет речь? О твоей душе, которая только потенциально бессмертна. Актуально бессмертной она будет, когда ты станешь ей. Ты еще не душа. Поэтому она болеет. Она болеет тобой. Ты никак не можешь родиться свыше. Такое рождение невозможно без твоего участия. Оно ретроактивно. Как только ты весь целиком превратишься в разумную душу, на твоем месте появится дух.
 
        Эволюция философии. Как всякое явление, то есть, то, что являет себя, позволяет увидеть, скрываясь по сути, философия в сыром, явленном виде в начале своего существования, как только она возникла, была наивна, - она принимала себя за саму мудрость. Она была мудра как младенец, который говорит истину, то, что есть, ибо не научился еще врать. Она была проста, но этого не знала. Свою невинность она потеряла, когда узнала себя, отличив от иного, чем она. Но для этого ей следовало узнать  то, что ей не является, что является не познающим субъектом, а познаваемым объектом. Это стало возможным, когда философия стало всеобщим обозрением. Она огляделась в лице философа вокруг себя и не нашла себя. Чтобы найти себя, она вынуждена была от всего оттолкнуться, так она нашла себя в центре круга обозрения. Прежде, оставаясь неподвижной в созерцательной позиции, она любовалась миром и отождествляла себя с ним.
        Но теперь философия узнала себя, она получила искус самопознания, сделав свое отношение к миру предметом рассмотрения. Она стала смотреть на само смотрение. Она приобрела рефлексивное измерение, отразившись в самой себе. В качестве уже отношения она сделала субъекта объектом в отношении к самой себе. Таким образом философия стала отношением отношения. Она явилась сложенной, сложной. Но складываться можно различным способом и в этих различиях можно доходить до прямо противоположных точек зрения. Их совмещение ведет к противоречию, к возможности иллюзии, самообмана. Так философия научается говорить не то, что есть, а то, что может быть вплоть до того, что быть не может. Появляется возможность обмануться, а то и просто соврать.
        На пути к преодолению самообмана, субъективного заблуждения философия начинает резонировать, проверяет себя на самопротиворечивость, становится резонерской, рассуждающей на любую тему. Она находит в этом занятии своего абстрактного субъекта, на место которого можно подставить каждого человека, который благодаря этому располагает общим всем людям разумом как самим собой. С легкой руки просветителей здравомыслящий гражданин принимает себя право имеющим на самостоятельное суждение, на собственную, если не систему мысли, то систему фраз, которые выражают его собственное мнение на все, что угодно. Но такое суждение поверхностно и не основательно, ибо ему не хватает силы жизни, теоретической практики, когда человек живет мыслью, а не просто абстрактно рассуждает на отвлеченные темы или высказывает свое мнение по чему не спросишь, как это принято сейчас, в век информации, реактивного реагирования на новости дня. Теперь и образование (кредитное) такое, ориентированное не на знание, а на компетенцию, то есть, информированность, когда неподготовленный ум студента, засоренный предрассудками, сам ищет то, что может найти. Как правило, он находит информационный мусор, на который непосредственно, глупо реагирует в соответствии со схемой манипулятивной провокации.
   
        Существование и качества Бога. Обыкновенно верят, что Бог уже есть. Он есть то, что есть. Как следует это понимать? Бог есть в себе посредством себя для себя. Он есть субстанция как причина самой себя. Он одновременно есть творец себя  и свое творение: природа творящая и природа сотворенная, причина и следствие. В терминологии христианского богословия это демонстрируется на детском языке веры как отношение Отца и Сына. Как Творец Он есть Отец, а как Творение Он есть Сын. То, что тем самым Он есть Есть или Бытие. Как Творец Себя Он есть Абсолют, Он есть в Себе Сущий. Как Творение Он есть для Себя Сущность. Как Отношение Непосредственности или Отношение посредством Себя Он есть Есть (Бытие), есть Дух. Бог (Сущий) Есть (Дух) Идея (Сущность). Бог есть Духом. Бог есть Дух. Это для Себя, по сущности, как Идея, то есть, как Существо. Он есть всегда и везде, Вечный и Вездесущий, Безначальный и Бесконечный. Без этих качеств Он не может быть. Поэтому эти качества или определенности есть Его отрицательные качества или определенности.
          Положительные качества Бога выявляются через Его отношение как Не-Иного к Иному. В отношении к  иному, к миру как Его творению, для которого Он трансцендентен, потусторонен, Он остается Самим Собой, то есть, мир Ему имманентен как часть Его в Ином или Иное в Нем как Ином Иному. В Своем отношении к миру Бог демонстрирует Себя как Логос или разумная причина мира. В этом качестве Он превосходен и является Премудрым. Но Он и Всемогущий, и Всеблагой. Таковы Его интеллектуальные, волитативные и этические положительные качества.
        Зачем страдать? Жизнь есть страдание. В чем смысл страдания? Смысл страдания в том, что оно подтверждает, что ты живой и сознаешь, когда страдаешь, что еще не умер. Если ты любишь, то ограничиваешь свой эгоизм. Ограничение эгоизма сопровождается страданием. Страдают те, кто живет для других. Они особенно страдают, когда в благодарность за то, что они любят, их не любят. Прекращение страдания связано со смертью страдальца. Когда он умирает, он еще страдает. Мертвые не страдают. Но мало кто хочет умереть. Не хочет умереть и страдалец. Он надеется, что до дна испил страдание, и когда-нибудь придет такое время уже страдания, а радости в жизни. Но это иллюзия. Этой иллюзией и живет страдалец. Тот страдалец, который поймет, что это иллюзия, может умереть. Для него смыслом жизни станет смерть как отсутствие страдания. Смерть есть полное исчезновение человека, который страдает. Для страдальца именно страдание имеет значение. Оно его убивает. Почему? Потому что смерть приносит с исчезновением всего для страдальца исчезновение и страдания. Так разве это плохо, когда человек больше не страдает? Это хорошо. Плохо то, что он не страдает потому, что больше некому жить и страдать. Хорошо было бы продолжать жить без страдания. Но страдалец так жить не может. Что ему остается делать? Убить себя, чтобы прекратить страдание? Ни в коем случае. Так он окажется виновным в своей смерти. Пускай страдание будет виновно в его смерти. В этом и будет смысл страдания, которое убьет человека, чтобы он больше не страдал.  Отсутствие страдания важнее вечного существования Я, которое не может не страдать. Существование Я есть осознание страдания страдальца.
 
        Доцент удивил. На днях услышал пошлую новость о том, что известный мне по лекциям пожилой ученый историк наполеоновской эпохи якобы убил свою молодую любовницу и расчленил ее труп, чтобы скрыть следы своего чудовищного преступления. Чего он добился? Того, что теперь доценты вынуждены оправдываться, что они не идиоты и не криминальные личности. Из этой скандальной новости обыватели сделают следующий глупый вывод: доценты спят со своими студентками. В результате студентки становятся жертвами их убийственного насилия. Но этим дело не ограничивается. Доценты продолжают дальше творить свои черные дела: расчленяют тела несчастных жертв своих зверств. Какой несусветный бред. К тому же данный персонаж, ставший героем криминальной хроники, бредил «корсиканским чудовищем», наряжался как старая кокетка или моложавый пижон в платье «голого короля». Особенно забавны были как диковинные зверьки известные профессора и доценты, доказывающие, что они не «верблюды». Делали это они неумело, стараясь отвести от себя внимание обывателей обвинениями в адрес сумасшедшего.
 
        Типология философии и философов. Какая есть философия и соответственно какие водятся философы? Есть учебная философия преподавателей для студентов. Это низовой или нулевой уровень философии, доступности ее неученой, но учащейся публики. Такая философия есть догматический свод, сумма заготовленных знаний по философии как готовых ответов на готовые вопросы. Это «философия приготовишек». Философский «детский сад».
        Следующий уровень философии – это философия первого уровня или «ученая философия» доцентов для магистрантов. Доцент (docent от docet) учит в качестве «ученого осла» мысли. Он занят знающим знанием. Он знаток. Знаток в чем? В том, как находить неготовые заранее ответы на готовые, привычно поставленные вопросы.
        Философия второго уровня – это «научная философия» профессоров для аспирантов. Профессорская философия наукообразна в изложении, по форме, и поучительна в качестве проводницы (опытного специалиста) в мир философии молодых специалистов. Профессор может позволить себе задаваться уже такими вопросами, которые не предсказуемы в рамках темы. И поэтому тематические ответы на них, естественно, тоже непредсказуемы. В профессорском дискурсе появляется тень идей.
        Философия третьего, уже высокого уровня – это философия академиков. Академическая философия есть философия мемориальная, философия воспоминаний. Недаром она академическая, ибо знает то, что припоминает как идею, как учил Платон.
        Философия четвертого уровня – это «философская наука». Философия как научное исследование  философских проблем. Философ находится в поиске. Но он ищет не себя, а решения поставленной предметной проблемы. На этом уровне философ является не доцентом, не профессором и даже не академиком, но просто ученым. Его занятие – наука, но не сама философия.
        На этом уровне не в парадигме, но синтагматически, на соседних полях работают другие философы, занятые уже не наукой, а литературой, искусной выделкой философии как произведения. Они сочиняют ее, создают из нее философский миф. Это «философская литература» - философия как литература, как парафилософия. Она бывает двух видов: поэтическая философия или, собственно говоря, философская мифология, вроде философской лирики, но лирика в искусстве, а в философии миф, и философская проза, вроде романов с философской тенденцией, но романы в искусстве слова, а в философии проза мысли. И здесь же, между ними, фигурирует посредник – философская критика, вроде литературной критики, но уже не как суд богемы, а резонерство, философствование, впадение в состояния резонанса с интеллектуальной средой. 
        Философией пятого уровня является философское созерцания как предварительная подготовка в качестве самосозерцания к поиску себя. Здесь начинается территория медитации. Это план уже не дискурса или рассуждения, а план медитации.
        Философия шестого уровня – это собственно философия как рефлексия над собой. Здесь философ находит себя в своей философии как системе понятий, выведенных на свет идей или естественного света разума.
        Последний уровень развития философии – это философская мистика или спекуляция (творения как отображения) смысла. Философская мистика не есть религиозная мистика. Это мистика разума, а не веры. Находясь на этом уровне, философ, наконец, находит действительность разумной, а разум действительным.
 
        Вор в законе и Иисус. Кто это такой – вор в законе? Это исполнитель закона воров, воровского закона. Что такое закон? Закон в данном случае – это последовательность действий, которые носят возвратный, обратимый, повторительный или, выражаясь по-научному, рекуррентный характер. Но по-следствия такой последовательности действий (или алгоритма), обязательной для всех воров, являются необратимыми. Значит, закон как закон или задача, требующая решения или исполнения, имеет условия и обстоятельства, причины (объективные казусы (случаи-принципы или основания) и субъективные мотивы), поводы, течение или путь (логическое следование), способ или метод, средства, цели, следствия и последствия как ближайшие следствия. Закон есть система все выше перечисленного в качестве его слагаемых или элементов (частей) его как множества (целого).
        Воры в законе не просто исполняют законы воровского или криминального (преступного) мира (сообщества), но и следят за его исполнением ворами. По возможности они обновляют эти законы как правила, нормы (образцы) поведения, вводят новые законы или правила как уточнения выполнения старых правил. Для уточнения и правильной интерпретации, верного истолкования необходимы понятия как опоры понимания закона мира воров. По правилам живут и по понятиям понимают как жить, чтобы быть вором.
        Разумеется, вор в законе понимает, что законы вора носят условный характер. Они обязательны только для воров, составляющих закрытое и тайное общество, отделенное от внешней среды, большого общества, которое открыто. Так, где находится  воровское общество? Естественно, в большом обществе как отгороженное место, где нельзя воровать. Закон вора защищает это общество воров от воровства, мешает им воровать у себя и друг у друга. Но он разрешает и поощряет воровать у тех, кто находится за оградой, за воротами воровского общества, иначе он не будет воровским законом. То есть, воровской закон имеет условием своего соблюдения, исполнения необходимость воровства за пределами, за границей преступного мира как корпорации. Чем воровской закон как закон воров отличается от общего закона как закона граждан государства? Тем, что это преступный закон, то есть, такой закон, который нарушает все другие законы, а, значит (следовательно), является его исключением. Кроме того, он не знает ничего, кроме себя. Обычный закон признает существование не только закона права или налично сущего, но еще и закон морали или должного, который ему не подвластен, и закон нрава или характера (совести, идеала). Но закон-исключение, преступный закон не признает ничего не подвластного себе, он считает мораль (долг, стыд) и нрав (характер или совесть) собой. Он есть не только право воров, но и их долг и характер. Закон жизни воров является не идеалом вора, а его идолом, на который он молится.
        Кто такие воры? Это преступники, которые нарушают запрет, обязательный для всех граждан государства. Кем становится гражданин, преступающий, предающий закон государства? Предателем государства как организованного общества граждан. Он враг государства. Что делают с врагами? Их уничтожают. Разумеется, не сразу, ведь если есть возможность исправить вора как врага государства, сделать его другом государства, то зачем его уничтожать. Следует использовать все средства, разрешенные законом, чтобы научить гражданина, который еще не стал вором, как следует соблюдать законы государства в интересах его как гражданина, то есть, части государства. Логично, что часть (гражданин) следует целому (государству) как связи частей в виде закона. Закон государства (например, конституция как основной закон государства) есть указатель на то, как связываться частям друг с другом, чтобы сохраниться (чтобы было хорошо) и чтобы стать лучше (расширенно воспроизвестись). Средства, урезонивающие, воров как преступников закона государства, - это уговоры, штрафы, лишение свободы и работа на государство ради самообеспечения себя под стражей. Воспитание трудом в неволи. Если это не помогает, то воров лишают свободы на всю жизнь, пожизненно, или уничтожают сообразно содеянному ими по мере закона.
        Вор как живое существо стремится выжить. Но как он может выжить, противостоя как ничтожная часть целому государству? Только, если объединится с подобными себе ворами и заляжет на дно, чтобы не привлекать к своим воровским деяниям недреманное око государево. Для выживания и сохранения, а в лучшем случае расширенного воспроизводства, воры создают свое общество, даже сообщество не только активных, но и пассивных, потенциальных воров и им сочувствующим и советующим, как им воровать и не нести ответственности за содеянные преступления. Таким образом, воровской мир – это корпорация, секта, существующая в недрах большого общества, государства и пронизывающая как спрут своими невидимыми щупальцами преступного влияния все государство вне себя, включая и сам аппарат управления государством по закону. Что говорить, - это так, ибо как сказал авторитет веры, апостол: «Если бы не было закона, не было и беззакония». Но воры в законе и их властные покровители или, что то же самое, «воры в погонах» или «оборотни в погонах», чьей прямой обязанностью является как раз пресечение их преступных деяний, ведут себя так, как если бы апостол сказал обратное: «Если бы не было беззакония, не было и закона».
        Что такое закон вора – это закон беззакония по отношению к простым гражданам, которые соблюдают закон государства. Тогда кто такие властные покровители воров? Это дважды преступники. Они дважды враги государства. Но они воплощают в своем лице государство. Тогда получается, что они как коррупционеры сами нарушают то, что не разрешают другим нарушать. Тем самым с помощью воров они разрушают государство изнутри, следовательно, являются настоящими, а не условными, врагами государства. Для них не должно быть никакой жалости, пощады, никакой возможности исправления вне судебного порядка, иначе государство не сможет устоять перед валом преступности, ибо они подтачивают сами его опоры, закон, превращая государство в «колосс на глиняных ногах». Они, коррупционеры, превращают государство в преступное, мафиозное сообщество, а граждан в своих соучастников, связывая их круговой порукой преступления. В результате оказывается, что государство становится только частью самого себя, преследуя интерес уже не целого, а части, коррумпированной власти, подменяя ей целое. Таким образом оно способно только разрушить само себя. Самой власти, чтобы быть властью государства, а не только власти, чтобы выжить, по необходимости следует очиститься от коррупционеров, и взяться за воров, чтобы их «прижать к стенке», поставить на место, а не «к стенке», если введен мораторий на смертную казнь, превращенную в пожизненное заключение, то есть, ограничить их свободу, чтобы они не мешали жить по закону государства честным, а не вороватым, гражданам государства. Слава Богу, честных граждан большинство. Я так думаю, будучи не реалистом, а идеалистом.
        Однако вернемся к вору в законе. Он коронован быть в законе, то есть, воры признают его в этом качестве, и поэтому он легитимен по воровским понятиям. Он следит за соблюдением воровского закона. Где? На зоне, на ней больше, чем «на воле», ибо большую часть жизни вор в законе проводит на зоне, находясь в прямом столкновении с законом государства и его служителями. На воле он функционирует, живет (его жизнь становится прямой функцией обеспечения исправного существования преступного сообщества) в качестве третейского судьи, разрешающего споры между ворами, и хранителя воровской кассы («общака»). Воровская касса есть символ хранения самих воров. Он охраняет «своим» законом само воровское существование и являет в своем образе пример для подражания для воров, образец вора, что значит быть вором. Для чего ворам закон? Естественно, для порядка. Они связывают себе руки среди подобных им, чтобы развязать и засунуть их в чужой карман у честных граждан на воле. Не буду говорить, что когда «шапка горит на воре», то он забывает о своем воровском законе и сдает «своих» чужим, служителям закона государства. Зачем предает? Затем, чтобы спасти «свою шкуру», выжить. Ведь иного закона, кроме воровского закона, он не знает. Вор упрощает законы права, морали (долга) и нрава (характера, совести), сводит их к элементарному закону воровства у чужих и не воровства у «своих». 
        Быть преступником, значит не уважать самого себя, а не только других людей.
        Однако хватит рассуждать о таком низменном предмете разговора, как о воре в законе. Интереснее в нем увидеть в выпуклом виде явление более значимого случая – случая маргинала. Ведь маргиналом может быть не только плохой человек, как вор, тем более вор по убеждению, как вор в законе, вор из принципа, но даже хороший человек. Хороший человек может стать маргиналом, но в каком обществе? Явно бесчеловечном обществе. Таким обществом было общество в Иудее в первом веке нашей эры. Именно к иудеям того времени явился сам Бог уже не для забавы, каким Он являлся древним грекам и древним индусам, но на полном серьезе.  Для чего явился Бог человеком иудеям? Наверное, для того, чтобы проверить их на человечность. Да, и как еще Он мог явиться им, если не в человеческом виде, не с человеческим лицом Ешу (Иисус)? Как они отнеслись к Нему? С ненавистью и Его распяли. Это уже после того, как Он в Нагорной проповеди заповедовал им, как относиться к человеку. Что сделали христиане со своим Богом? Они предали Его в руки врагов, чтобы те Его осудили и убили как человека. Тем самым они убили Бога в себе как люди. Как Бог должен в результате относиться к людям, если они убили его единственно в том виде, в каком он доступен им? Они сами сделали его вовеки недоступным себе. Есть ли после этого место человеку в царстве Бога? Нет.
         После предательства и казни Ешу христианам стал мерещиться Иисус, пока не растворился в воздухе. Потом якобы явился им уже в Духе и укрепил их в Нем, чтобы они кончили тем же самым способом свою жизнь. В результате христиане создали свое учение на костях самого Иисуса и его учеников. Что это за учение? Это учение о распятии, которое ждет всех верующих. Как оно далеко от того, какой образ жизни вел Иисус. Он жил не для того, чтобы быть распятым, а для того, чтобы оставаться человеком и тем самым подавать пример человеческой жизни всем. Его последователи, христиане, сделали из смерти своего учителя, которого они предали, культ, заупокойный культ о вечной жизни после смерти. Между тем Иисусу учил о человеческой жизни в жизни, а не в смерти. То есть, христиане выдумали учение, подменив им реальную жизнь Иисуса, который учил их, нерадивых учеников, своей жизнью.
        Иисуса казнили как разбойника и помиловали не его, а настоящего разбойника, вора и убийцу. За что? За то, что он не стал отнекиваться, что он не есть Сын Бога. Так его - Бога - назвал один из учеников по имени Симон (или Петр). Таким образом, христиане придумали, что есть не только Бог, но еще и Сын, и Дух. Вот Он и есть Дух. Но как Он может быть Сыном самого себя? Что это, как не трогательная, сентиментальная семейная история про Отца и Сына Бога, да еще Святой Дух, который исходит от Отца к Сыну и даже от Сына, как считают католики. Только уже исходит Дух от Сына к кому? К католикам, ко всем христианам или ко всем людям? Или исходит вообще, безотносительно к кому-либо? Только при чем тут Бог? Конечно, понятно, как ужиться в вере с тем, что пусто. Вот и вынуждены христиане, как все другие верующие, наделить Бога тем, что есть они сами. Но они сами не есть Бог. Но как раз это не способствует вере. Вере способствует только то, что мы находим в ней от себя. Причем находим то, что могут найти все, независимо от ума, точнее, его уровня.

        Мыслитель, ученый,  учитель, преподаватель. Мыслитель. Обыкновенно люди называют вещи своими именами, когда нет необходимости скрывать их имена. Труднее им называть уже не вещи, а самих себя по имени. Не по имени собственному, которое им дали и часто называли, пока они не привыкли к имени, как к самим себе. И поэтому у них нет проблем с наименованием самих себя. Другое дело именовать себя таким именем, которым могут назвать тебя со смехом, чтобы над тобой пошутить, ибо ты не похож на имя своим поведением. Взять, например, такое слово, как «мыслитель». Можно назвать себя таким словом? Можно, почему бы нет. Но лучше не надо. Почему? Почему-почему, потому, что в нем есть претензия на то, что ты отличаешься от всех людей. Обычно таким именем называют того, кто давно уже умер или готовится к этому. Подспудно люди думают, что с годами они мудреют и совершают меньше ошибок. Интересно, по какой причине?
        Наверное, потому что у них со временем сокращается время, сужаются возможности для их совершения. Накапливается негативный опыт ошибок, который определяет линию поведения в жизни. С возрастом жизнь превращается в традицию жить безошибочно так, а не этак, с ошибкой. Почему? Потому что человек к концу жизни уже не упускает возможности. Они все на счету. Осталось только то, что было. В конце концов, остается только одна возможность – смерть. С ней не ошибешься. Она закономерна для смертного. Итог для смертных один – смерть. Но пока ты не умер, ты можешь ошибаться и извлекать из ошибок урок, как не ошибаться в другой, но похожий раз.
        Хорошо, но почему, наверное? Потому что когда не знаешь наверняка, сполна не уверен, то говоришь «наверное», оставляя открытой дверь для оправдания в ошибке. У тебя нет полного знания того, о чем ты говоришь. Вот, например, можно назвать себя мыслителем? Можно, но пусть лучше люди скажут о тебе, как о мыслителе в том смысле, что им виднее по твоему поведению сказать, соответствуешь ли ты этому слову.
        Тогда кого можно назвать мыслителем? Того, у кого есть мысли. А у кого они есть? Естественно, у кого они есть. Но у любого человека как разумного существа есть мысли. Поэтому можно сказать, что все мыслители. Однако всех не называют мыслителями. Почему? Потому что есть сомнение в том, есть ли мысли? Так что не так с мыслями, с мыслью? Есть ли мысли? Если бы они были, то их было бы видно, а их не видно. Люди думают и у них появляются мысли. Из чего появляются? Можно сказать из головы, а можно из мысли. Голова у человека есть, а мысль? Вот то-то и дело, что нет. Если мысль появляется из головы (грамотные люди, то есть, такие люди, которые знают слова, употребляют слово голова в значение не мозга, а сознания), то ей там самое место, ибо мыслями живет голова, как дела руками. Из мысли появляются не мысли, а дела при помощи рук, или, если нет рук, то глупости. То, что появляется из мысли, можно назвать измышлением. Измышление – это глупость. Тот человек, который совершает глупости, может называться мыслителем только ради смеха.
        Обыкновенный человек думает, чтобы заработать, а не для того, чтобы думать. Так вот далеко не любой человек думает для того, чтобы думать. Мыслитель думает для того, чтобы думать, то есть иметь мысли, вырабатывать мысли из своего сознания, вырабатывать самого себя как мысль. Мыслитель – это такое разумное существо, которое разумеет жизнь как мышление. Он живет мыслью. Его образ жизни становится образом мысли. Это необходимо, но не достаточно. Достаточно, если его образ мысли становится образом жизни. Он не только думает, как живет, но как думает, так и живет. Такой мыслитель является мудрецом.
        Можно ли сказать, что я есть мыслитель, если именно так понимать его сущность? Нет, я только думаю, как живу, но не живу, как думаю. Поэтому я не мудрец. Но кто я тогда? Философ, то есть, не глупый человек. Но еще не умный. Для того, чтобы быть умным, мудрым, необходимо жить, как думаешь. Если я сейчас буду так жить, то буду дураком. Зачем? Чтобы людей смешить? У таких, как я, у философов, то, что они думают, расходится с тем, как они живут, а не говорят. Почему они так делают? Потому что как они думают, то, что они думают, не живет. Философ не есть мыслитель потому, что если он будет жить, как он думает, а не как говорит, он умрет. Он не мыслитель, он болтун, интеллигент. Единственно, что его оправдывает как интеллигента это то, что он знает то, что говорит. Но знает ли он то, что думает? Вряд ли. Это знает настоящий интеллигент. Кто является настоящим интеллигентом? Ума бесплотное естество, как сказал поэт. Это ангел. Философ не ангел, не мудрец. Он, философ, является, а не есть мыслитель. Философ является мудрецом, но не вполне, а своим видом. Он есть вид, наружность, часть целого, всеобщего. Это особая часть, а не любая. Поэтому все не могут быть мыслителями. Ими могут не быть, но являться только философы. Что помогает им являться мыслителями? Любовь как особая часть. Ведь философы – это те, кто любит мудрость. Если они на самом деле любят ее, то являются мыслителями. В них она может явиться. Но они не станут от этого мудрецами, они будут философами.
        Теперь понятно, кто такие философы и что такое философия? Она есть явление мудрости как любовь к мудрости, а не сама мудрость. Мудра жизнь своей жизнью, а не мыслью. Мысли у философа. Но они не живые. Ими нельзя жить. Но с ними можно жить. Философы – это такие люди, которые живут с мыслями. В принципе, могут быть такие люди, которые живут, как думают. Но я не встречал их в жизни. Мало ли чего я не встречал в жизни. Но как живут остальные? Остальные живут так, как живут. Они живут так, как чувствуют. Если не чувствуют, то выживают из чувств. Большинство людей живут не с мыслью, а с глупостью. Меньшинство из них выживает из ума.
        Ладно, я не мыслитель, но философ. И все? Нет. Ведь я болтун. Тот, кто болтает и за это получает деньги. Причем я такой не один, а нас миллионы. Кто мы? Учителя (прошу не глупых учителей не обижаться, - не глупите, пожалуйста). Чем мы учим учеников? Своим примером? Глупостью? Конечно, нет. Мы учим словом. Мы говорим так, как не живем. Если бы мы учили так, чтобы этим жили, то умерли бы с голоду. Поэтому мы учим словами тому, как нужно жить. В лучшем случае ученики, послушав учителя, начинают жить так, как нужно, и сталкиваются с реальной жизнью. Она их бьет и переучивает тех, кого не сломала. Так кого не сломала жизнь? Тех бывших учеников, которые лишь делали вид, что начинали жить, как нужно, а на самом деле живут, как следует жить, чтобы стать успешным. 
        Но я учитель только от себя. От людей я преподаватель. Как преподаватель я не учу студентов жизни. Во-первых, поздно. Во-вторых, зачем? Чтобы сломать жизнь, кто еще не понял, что она такое?! Мне их жалко. Я преподаю предмет. В данном случае философию как предмет. Это единственная возможность, чтобы быть не только философом, но и ученым, а не просто учителем. Как преподаватель я объясняю, что такое философия, то есть, что она есть, а не то, какая нам нужна философия. Какая им, студентам, нужна философия, - это их выбор.
        В лучшем случае, как философ я склоняю их к той философии, которая им нужнее, чтобы быть не живым, а человеком. Какая философия, по-моему, нужнее им? Разумеется, та, которую я знаю. Какую философию я знаю? Естественно, свою. О ней я говорю осторожно, предположительно, чтобы не навредить сознанию детей, которым еще жить.    
        В худшем случае, как ученый, я говорю студентам, какая есть философия. Если бы я был просто преподавателем, то говорил бы им то, что думаю, что есть философия. К счастью, я философ и поэтому говорю студентам, что знаю, а не то, что думаю, что знаю. Я знаю, что думаю, ибо у меня есть своя философия. Поэтому я имею философию. Но, к сожалению, я не мудрец и не живу, как думаю. Повторю, мудрецом является тот, кто живет, как думает. Такой мудрец может быть мудрым учителем, который научает всех жить, как они думают. О таком мудром учителе как человеке я читал только у Платона в его «Государстве». Может быть, он появится в будущем. Но можно сказать, что он уже есть в вечности. Не буду называть его по имени, наверное, вы догадливый читатель, уже догадались, кто это такой.
        В заключение, хочу сказать, что мне приходится предпринимать воистину титанические усилия, чтобы оставаться философом, будучи ученым, учителем и преподавателем. Нас, последних свободных людей, немного осталось, а тех, кто останется после нас, доконает «цифра». Это будет скоро. Сама цифра ни глупая, ни умная, но тот, кем она овладевает, сходит с ума. В лучшем случае он становится глупым, не догадываясь об этом. И не думайте, что вы останетесь умными среди глупых. Цифра не знает различий. Для нее все одинаковы. Вы уже порядком заигрались с цифрой. Пора одуматься, господа управляющие. Но они думают только о себе  и лишь о настоящем. И ради своего настоящего они эксплуатируют чужое будущее. Слепцы, они не видят дальше «своего носа». Кстати, о будущем никто никогда не думал, а только делал вид, что думает, выдавая или принимая за будущее то прошлое, которое не прошло с настоящим.
        Это не означает, что сама цифра очень опасна. Для этого слишком не умны еще технические люди, чтобы создать такую технику, которая будет, нет не умнее их, но станет им равной. Речь идет не об этом, а о том, как бы техники не поглупели настолько, чтобы стать равными мертвой технике, уподобившись в мышлении тому, что создали. Техника станет опасной для человека как техника, а не глупый человек, вооруженный ей, когда она будет живой. Еще более опасной она может, если станет умной. Нельзя стать умной прежде, чем быть живой. Настоящая техника еще мертвая. Опасна не техника, если есть техника безопасности, а человек, вознамерившийся с помощью техники управиться с людьми. Если только сам человек не есть чья-то техника, живая и элементарно умная, лучше сказать, иногда не глупая. 
        Сколько нам осталось? Немного. Могу успокоить моих ровесников. Нам хватит. Да, и то, может быть. Вот тем, кто живет после нас, не уверен, ибо не вижу, что у них прибавилось ума. У моих ровесников его точно убавилось, да еще столько, сколько уже не снесешь. И все же есть еще те, кого нельзя превратить в рабов, «оцифровать паразитами сознания». Всю историю нас пробовали «оцифровать», но прежде использовали другие средства: силу, магию, религию, деньги, пропаганду. Это все осталось, но благодаря цифре становится тотальным. Пока есть человеческая мысль, еще возможно сопротивление. Но у нее мало средств в этом «прогнившем датском королевстве». Осталось одно слово.  Да и то, оно служит и «нашим», и «вашим». Вот скажешь, что подумал. Многие поймут не то, что подумал, а прямо ему противоположное. И после этого говори, что слово - надежное средство передачи содержания мысли. Но помимо него нет ничего больше. Телепатия? Но она годится только для передачи чувств, причем не бесконечных, а конечных и чаще неопределенных, которые ошибочно принимают за сверхчувственные.

      
        Еще «одно слово» о религии и человеке. Есть ли в религии развитие? Чего? Религии и вместе с ней человека? Конечно, есть, как и во всем, что есть. Только всякое развитие имеет свое определение, свой предел, свой конец. Конкретизируясь, связываясь с иным в своем развитии, все, что ни развивается, позволяет самому развитию мигрировать от одной своей части к другой в качестве их связи в целом. Так развивается и религия как мировой феномен, точнее, как феномен общечеловеческой жизни. В собственном смысле она определяется в своем развитии из диффузного, неопределенного начала в качестве того, что уже может быть названо по своему имени. Вот по имени как маркеру развития религии мы и будет отслеживать оное развитие.
        Глобальный, всеобщий характер религия получает не в натуральном (магическом), но уже в историческом развитии в качестве именной религии. Но это имя еще не личное или родовое имя самого основателя религии, а имя того состояния, находясь в котором, можно поверить тому, что в нем понятно. Это состояние боддхи – состояние Будды. Так стали называть Сиддхартху Гаутаму, ибо он первым продемонстрировал такое состояние как состояние пробуждения к новой жизни в духе. Будда не был пророком. Пророк – это лучший из людей. Не он выбирает, это его выбирают, выбирает Бог, как лучшего из людей, чтобы показать пример всем людям, показать тот путь, который приведет их к нему. Таким путем и становится путь, метод, образ жизни пророка. Однако Будда не пророк. Так кто же он? Будда тот, кто пробудился от человеческого сна. В нем появилось нечто иное. Он стал больше, чем человек. Но он не знал, что это. Он знал бы это, если бы узнал. Но узнать можно то, что уже есть. Оно стало тем, что есть. уже после него, когда он закончил свой земной путь. Если бы он ушел в нирвану, а не повременил на время жизни, то никто не последовал бы за ним. Когда Будда ушел из этой жизни, люди, его верные последователи, узнали, что такое пробуждение и к чему оно ведет, но они так и не знали еще, кто такой тот, кто пробудился и кого ждет нирвана. Они знали только то, кем он не может быть для этого. Поэтому основу своего вероучения они нашли в пустоте того, кто пробудился, а не в его полноте.
        Полнота спасения пришла вместе с тем, именем кого назвали себя христиане. Иисус Христос был спасителем. Но спаслись ли люди? Нет. Кем был Иисус Христос. Он был Богом. Бог стал, явился Иисусом Христом. Кем явился Бог людям? Иисусом Христом – человечным человеком. Он показал не только как можно пробудиться для спасения, но как именно можно спастись человеку. От чего спастись? От смерти? Нет, конечно. Человек смертен. Не от смерти спастись, а от греха, от того, чтобы не быть зверем или скотом или и тем, и другим. Бог явился на землю только для того, чтобы показать людям, кто они на самом деле, что они люди. Что они сделали с Богом, когда он стал человеком, одним из них в качестве примера, образцового человека?  Они убили его. Они решили, что лучше убить Бога как человека, чем жить с ним и пострадать за него. Они ждали Бога как Бога, а не как человека, не понимая, что, явись Он как Бог им, пришел бы конец миру и лишились бы они и мира, и жизни в нем, в миру. Они предпочли убить Бога в самих себе как людях. И нет теперь в человеке Бога как человека. Он ушел от них, вознесся на «небо». Теперь Бог только незримо, духовно существует в мире, трансцендентно для мира. Вот чего добились люди свое глупостью и жестокостью. Почему они поступили так, как поступили? Потому что оказались не готовы к пришествию Бога, даже в их собственном образе. Вот он и не приходит больше. Приди он теперь, они поступили бы  точно так же, - принесли бы снова Его в жертву.
        Что после этого могло развиться?  Разумеется, религия не человека, но жертвы. Согласно христианству как религии учеников Иисуса Христа, которые предали его в руки убийц, человек должен принести себя в жертву. Конечно, теперь они об этом не говорят прямо, но воспитывают человека в духе жертвы, чтобы он пожертвовал, чем мог на храм, на Отечество, на начальство, на народ и пр.  Богу не нужна жертва. Христиане верят в Бога. Но в их религии нет Бога. Кто в этом виноват? Естественно, не Бог, а христиане.
        Поэтому религия не могла удовлетвориться христианством и появился ислам. Но какой она стала? Она упростилась. Был иудаизм как религия сложного ритуала. Был Иисус Христос. То, что религия упросилась в культовой практике в исламе, - это хорошо. Но теперь в ней нет Бога как человека даже в качестве жертвы. В ней остался только один ритуал и жестокий мир.
        После ислама религия смогла заново появиться только уже в мирской форме коммунизма как веры в будущее, которому опять нужно было жертвовать, уже настоящим, настоящими людьми. Если не будет настоящих людей, причем в настоящем, то какое будет будущее? Известно какое, - цифровое, без людей.