Семьдесят восьмой

  Не видит. Ладно.
  Всей компанией переехали к ее подъезду. Чуть поодаль - за столик с двумя лавочками. Снайперская точка.
  Во дворе все поняли. Молча. Надо так надо. И осторожно стали докладывать:
- Сегодня видел, эту, ну, как ее, принцессу. Идет вся такая, никого вокруг. Одна.
Или:
- Кароче, выходят из подъезда, вдвоем, еще мужик какой-то, вроде, постарше, может, отец...
  Присматривали - не дай бог чего. На всякий случай.
 
  Вообще, пацаны, особенно наши - народ уникальный. Для меня, разумеется. Для остальных - не приведи господь. Хулиганы, ворье, матершинники. Чумазые, одним словом.
  Нет, господа хорошие, - это бойцы, верные долгу, двору и району. Если идти не можешь - донесут, мама поздно с работы - проводят, денег - наскребут, нужен кипеж - пожалуйста, плечом к плечу - скажите кого.
  Не задают вопросов и не дают советов. Делились всем - последней сигаретой, глотком, копейкой. По первому свистку.
- Я тут валторну спи...дил, - говорил Гуселя, - так может это, подаришь своей, она-ж музыкантка.
  Короче, встали на пост. С гитарами, теннисом и собакой по кличке Дик. А че, гуляем - кому какое дело.

  После нового года, - того, где меня посчитали за никто, - собрался. Десятый класс, аттестат, культуризм, музыка - выше крыши. Нечего нюни распускать.
  Государство объявило, с аттестатом 4,5 и больше - два вступительных. Меньше - четыре. Мотивация. Побежали повышать. Учителя нарадоваться не могли.
  Ребята, вы так повзрослели, такие молодцы, и ставили заветные пятерочки.
Пение, труд, физкультура - без вопросов. География, биология и английский тоже. А вот математика, геометрия, физика, химия, русский и литература - пришлось попотеть. Тут они взяли свое. И правильно сделали.
  К весне поперли результаты. Лавиной. По учебе, спорту и музыке. Прям, дух захватывало.
  Представьте, четыре раза на одной руке подтянутся. Пан Володыевский. Эстрадный номер - нет, тренировка у Хеймана.
  Или задачки повышенной сложности. Из Кванта, Балаша, Гольдфарба или подготовительных задачников МГУ. Только попроси.

  Разумеется, просили. Девочки из других школ. Разве им откажешь, девочкам-то.
  Попросила и одноклассница Мечты. Будущая медалистка. Надя.
  Решил, позвонил, пришла. Очаровала маму, принесла яблоко. Ева. Долго улыбалась и говорила приятное.
- Ты ей скажи, ей, - эт я про себя, - аристократке, которая парит не видя земли.
 
  Наступил май. Предвыпускной, предэкзаменационный. Теплый, собака, бархатный, заливистый и томный.
  Вечерами сидели за столиком под мягкие переборы, слушали Рыбу, который трещал без умолку, лениво перебрасывались шутками или цитатами с теленка, а больше трепались по-мелочам.
  Шутка-ли, новая эра на пороге. Вернее, мы стояли под дверью другой, взрослой, и, как тогда казалось, удивительно разнообразной и многообещающей жизни.
  Блаженный семьдесят восьмой.
  Еще нет Афгана, куда Корнеев, испугавшись Питерской зимы, уедет по собственному заявлению.
  Еже живой Вовка Добрынин, который, бросив институт, уйдет в армию добровольно, и его там настигнет пуля от своих.
  Рыба - неумолкающий, полный, смешной, начитанный - пока не утонул в бутылке с Роялем, а Саша Хейман, будучи в добром здравии и прекрасной форме, уже смертельно, до обморочной одури, приступов безумия и порезов на запястьях, влюблен в Надю.
  И я, офигительно взрослый и строгий, постепенно переезжаю из Алмаза в Мистерию Кория. Хватит, пусть земля раскроет своим сынам все прелести бытия-сейчас.
  До свидания, небо, здравствуй, Космос!