За двумя зайцами

Гляжу по телевизору на литературоведа Волгина и думаю: «Ну, умный вы человек, Игорь Леонидович, умный, но… не дальновидный. Да бросьте вы своего Достоевского и займитесь тем, о чём тот сказал незадолго до смерти, т.е. - «Великой тайной Пушкина»! Вот где можно совершить настоящие открытия, благодаря которым вас признали бы великим учёным». Но, конечно, Волгин не оставит любимого им Достоевского, а если и займётся Пушкиным, то лишь дополнительно.
А вот тут-то и попадёт в тупик! Почему? Да потому что ни у кого и никогда не получится «гнаться за двумя зайцами», когда один из них, т.е. Пушкин, «заяц» такой шустрый и увёртливый, что с ним, говоря словами Андрея Белого, «легко пролететь в пустоту». Как, собственно говоря, и пролетела уважаемая ростовская пушкинистка, получившая в мае 2000-го года Медаль Пушкина, хотя по справедливости и заслуживала тогда орден… Дантеса! И причём с мотивировкой: «за реабилитацию полу-подлеца Воронцова». Ну, а эту реабилитацию она попыталась сделать в своей антипушкинской статье «Могучей страстью очарован», напечатанной за три месяца до получения медали. Ну, и что же тогда было – заблуждение, двурушничество или предательство? Подумаем.
А пока посмотрим на ситуацию, в которую попал автор данных строк после того, как обнаружил безобразную статью Забабуровой Нины Владимировны, преподавателя нашего университета, которой когда-то давал читать свой реферат о пушкинском авторстве «Конька-Горбунка», а в 2014-м году хотел подарить свою книгу. Но не успел, т.к. она умерла. А ведь в этой книге я категорически поддержал её позицию о том, что стихотворение «Нет, я не дорожу» к жене Пушкина не относится, поскольку своей датировкой (число и месяц!) Пушкин отметил годовщину близости с графиней Воронцовой (1).
Но что же делать сейчас? Молчать нельзя, поскольку обвинят в выгораживании земляков, а если не молчать, то придётся говорить об очень неприятных вещах, подстраховываясь поговоркой «О мёртвых только хорошее или ничего кроме правды». Ну, что ж, поставим научную правду, какой бы горькой она не была, выше всех обстоятельств! В т.ч. и личных.
Кстати, а уместно ли применение к Н.В.Забабуровой ещё и поговорки «И на старуху бывает проруха»? Думаю, что да, поскольку к моменту издания вышеуказанной статьи Забабурова была уже пенсионеркой с записью в книжке такого основания выплаты как «по старости» (кстати, многие женщины не любят эту формулировку, о чём неплохо бы задуматься и Пенсионному фонду!). Но что же в столь почтенном возрасте могло подвигнуть Нину Владимировну на выпад против Пушкина? Стремление к истине? Да нет, никаких новых истин она в своей статье не установила, а лишь пересказала весьма затасканные и необоснованные доводы воронологов, проигнорировав при этом мнение таких известных пушкинистов, как Лернер, Щёголев, Алексеев, Фомичёв и т.д.
А может, она подверглась давлению со стороны руководства университета (был РГУ, а ныне - ЮФУ), где, как мне известно, обосновались любители отнюдь не Пушкина? Для проверки я связался с мужем покойной, но тот какое-либо «давление» категорически отверг. Правда, боясь, что он обидится, я не решился задать вдовцу вопрос на щекотливую тему о «прянике», который мог бы стать для Нины Владимировны моральным или материальным стимулом. Хотя основание задуматься над этим я имел, поскольку, как уже говорил, она всего через три месяца после своей статьи «Могучей страстью очарован» получила Медаль Пушкина.
Однако стоп! А разве можно тему о каких-либо «пряниках» относить к нашему славному университету? К сожалению, да. Ведь даже сегодня ЮФУ не имеет ректора (ВРИО не считаем!), поскольку обнаружено около 50 диссертаций с признаками плагиата (Википедия). И, конечно, мне, ростовчанину, печально читать, что «составители "Диссеропедии" насчитали у ученых университета 140 "контрафактных" диссертаций, 83 сомнительные защиты и 9 случаев плагиата чужих научных статей» (2). А ведь за эти диссертации люди получили научные звания! И, как можно предположить, не бесплатно. Ну, а работая ранее следователем, я видел, как типичным для преподавателей ВУЗов преступлением была банальная взятка, которую они оправдывали маленькой зарплатой и невозможностью содержать семью. Кстати, совсем недавно аналогичную жалобу я услышал по телевизору и от сотрудника Пушкинского Дома (ИРЛИ РАН), после чего понял, что ещё долго наши пушкинисты не вернут Пушкину его потаённые произведения.
Но причём же тут «погоня за двумя зайцами»? А дело в том, что «В научных справочниках и каталогах ведущих университетов земного шара Нина Забабурова значится как выдающийся исследователь французской литературы. С 1985 года профессор Забабурова возглавляла кафедру теории и истории мировой литературы. …в творческой и научной судьбе Забабуровой разрастались два, как теперь ясно, самых значительных ее исследовательских и научно-просветительских проекта. …масштабный проект последних двух десятилетий был связан с изучением французского Средневековья. Этот новый виток творческой научной деятельности Н. В. Забабуровой был вдохновлен стажировкой в Гренобле в 1979 году. Во Францию Нина Владимировна счастливым стечением обстоятельств попала, чтобы изучать любимого ею Стендаля… В 1972 году в Ростовском государственном университете защитила диссертацию на соискание учёной степени кандидата филологических наук по теме «Историко-литературная концепция Ипполита Тена». За последние несколько лет коллектив ЮФУ под ее руководством сделал огромную работу — осуществил полный стихотворный перевод на русский язык книг Кретьена де Труа «Ланселот, или Рыцарь телеги» и «Персеваль, или Повесть о Граале». Нина Владимировна Забабурова была крупнейшим специалистом в области западноевропейской литературы и культуры» (3).
Ну, а второй проект Забабуровой «был связан с научными разысканиями и просветительскими начинаниями, посвященными Пушкину. …Ее интерес к пушкинскому творчеству долгие годы вызревал, вынашивался в процессе занятий мировой литературой… Лишь накопив весьма солидный исследовательский опыт в сфере изучения мировой литературы различных эпох, Забабурова обратилась к пушкинистике» (4). Т.е., присмотревшись к научной деятельности Забабуровой, мы обнаружим, что изначальным её направлением было мощное увлечение французской литературой. Однако элементы этого увлечения обнаруживаются и в конце жизни Забабуровой! Т.е. фактически она была своего рода «однолюбкой», до конца жизни сохранившей верность первоначальному увлечению. И это прекрасно.
Но только для литературы французской, а отнюдь не для русской! И тем более не для пушкинистики, ради которой нужно было бросить всё предыдущее. Однако такой самоотверженности у Нины Владимировны, к сожалению, не нашлось, а «сидеть одним задом на двух стульях» не получилось. Да и где сидеть?! На проклятом Богом филологическом факультете ростовского университета! Почему проклятом? Да потому, что именно его в 1970-м году закончил маньяк Чикатило, с которым Забабурова могла пересекаться в течение двух лет, как студентка, т.к. свою учёбу на филфаке она закончила всего тремя годами раньше. И получается, что известность «филолога» Чикатило по сравнению с известностью всех иных выпускников филфака РГУ, в т.ч. и Забабуровой, более значительна. И, конечно, она больше известности другого «пушкиниста», небезызвестного нам Евгения Рябцева, которого РГУ выпустил в 1977-м году и который в 1996-м году стал кандидатом филологических наук. Кстати, а ведь тогда его научным руководителем могла быть и Забабурова, бывшая на филфаке завкафедрой. Тем более что в своей книжонке «Блудницы в западне Пушкина» Рябцев её хвалит, хотя своим героям при этом позволяет представлять Пушкина неким сексуальным маньяком. Да нет, дорогой Рябцев, маньяки – это к вашему Чикатило из вашего родного филфака, а вовсе не к Пушкину! Ну, а по тому же божескому проклятию единственный выпускник РГУ, получивший Нобелевскую премию по литературе, оказался отнюдь не с филологического факультета, где его нахождение было бы более логичным, а с физико-математического (5).
Но вернёмся к нашим баранам и подробнее разберёмся со статьёй «Могучей страстью очарован», цитаты из которой стали использовать доблестные воронологи типа Лиры Муховицкой. Вот её цитирование: «Если граф Воронцов имел основания ревновать, то последующее его поведение становится вполне объяснимым и не столь преступным, как об этом принято говорить, – считает литературовед Нина Забабурова. – Ему, естественно, необходимо было удалить человека, посягавшего на его семейное благополучие. … Не заметить пылких чувств поэта к собственной супруге граф Воронцов, естественно, не мог. Это не могло не усилить взаимной антипатии генерал-губернатора и рядового чиновника его канцелярии» (6). Сразу же отметим, что при своём цитировании Муховицкая проявила недобросовестность, т.к. после слов «семейное благополучие» опустила важную оговорку в виде продолжения фразы Забабуровой: «Но причины, вызвавшие столь явную взаимную антипатию поэта и его начальника, более сложны». И нам становится понятно, что рассматривать «более сложные причины» у Муховицкой никакого желания не было, поскольку ей достаточно и одной, т.е. самой простой, причины, связанной с ревностью. И при этом Муховицкая проигнорировала и аналогичные слова Марка Альтшуллера: «Сыграли роль и ревность Воронцова, и интриги А. Н. Раевского, и многое другое» (7). Повторю: «и многое другое». И ведь это «другое» нужно изучать в едином комплексе!
Однако что за тон у самой Забабуровой? Случайно ли она подчёркивает, что Пушкин «рядовой чиновник канцелярии»? Нет, это уничижительное определение не случайно, поскольку в данной статье есть и похуже: «Мог ли предполагать Воронцов, что нерадивый чиновник и поэт-бездельник, который досаждал ему в Одессе, вот так, четырьмя строчками, уничтожит славную память рода Воронцовых?» Вот вам и «поэт-бездельник», и «рядовой чиновник», и «нерадивый»! А ведь этот «бездельник» в это же время, как ниже пишет Забабурова, опровергая своё же определение: «пользовался богатейшей библиотекой Воронцова». А для чего? Картинки в книжках смотрел или так, от нечего делать? Да нет – он там работал! И даже отыскал тайные «Записки Екатерины II», о чём Оксана Захарова пишет так: «Одним из самых известных посетителей Воронцовской библиотеки был А.С.Пушкин, которому М.С.Воронцов дал полную свободу в выборе необходимых ему документов и книг. Русский пушкинист М.П.Алексеев приводит весьма любопытный факт о том, что А.С.Пушкин сумел снять копию с «Записок Екатерины II», которые содержались в большой тайне. Таким образом, у Пушкина оказался исключительно важный исторический документ. …Можно предположить, что А.С.Пушкин сумел извлечь немалую пользу из общения с архивом и книжным собранием М.С. Воронцова. Обнаруженные в библиотеке генерал-губернатора материалы позволили поэту создать произведения, в основу которых положены исторические события. Это прежде всего «Борис Годунов» и «История Пугачевского бунта» (8). А от себя я добавлю, что Пушкин в дальнейшем активно использовал «Записки Екатерины II», строя на их базе не только исторические, но и художественные образы. И, по оценке Тырковой-Вильямс, Пушкин, прожив в Одессе год, «многое успел осуществить. Написал он «Демона», «Ночь», «Свободы сеятель», «Недвижный страж дремал», «К морю», более половины «Цыган», но самое главное, самое значительное, с чем связана Одесса, это – «Евгений Онегин» (9).
А может, Забабурова подразумевала негативные определения Пушкина вовсе не от себя, а от Воронцова? Ну, тогда и нужно было адресовать эти высказывания ему, а не писать от своего имени! Например, первый пушкинист П.В.Аннненков, не будучи литературоведом и профессором, более грамотно и без упоминая Воронцова описал понятие пушкинского «безделья». Вот его слова об общем «высокомерном презрении» к пушкинскому «званию поэта и писателя, которое непременно должно было родиться в деловом мире, выдвинутом на первый план новым устройством власти и управления. Жизнь Пушкина должна была казаться страшным бездельем всему этому миру, а известно, что у людей заведённого порядка, ясных практических целей и работа мысли есть то же безделье…» (10).
Но можно ли упрекать поэта и мыслителя Пушкина в отторжении того «делового мира», который строит свой «порядок» на подлости, пресмыкательстве и унижении людей, если даже грибоедовский Фамусов с опаской относился к Молчалину, говоря: «Один Молчалин мне не свой, И то затем, что деловой». Понятно, что и «деловой» во всех отношениях Воронцов был для Пушкина антагонистом. Хотя сам Пушкин не отрицал предпринимательство, как таковое, и был первым, кто поставил издание литературных произведений на профессиональную основу, зарабатывая при этом деньги по принципу «Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать».
И, главное, его «товар» был в цене! Но что делает Забабурова? А она, как и воронологи, старается обесценить известность Пушкина на момент его ссоры с Воронцовым и пишет: «Но ведь в ту пору и для России Пушкин еще не был Пушкиным, его слава была впереди. Вправе ли мы упрекать Воронцова за то, что он не обладал чутьем Жуковского и не угадал в чиновнике своей канцелярии гения?». Ей же вторит и воронолог Муховицкая: «В защиту Воронцова следует сказать, что для своих современников А. С. Пушкин не был уж таким известным и великим поэтом, каким его видят потомки. Да, он был популярен в салонах Москвы и Петербурга, стихи его печатались и расходились переписанными от руки, но это не было совсем не то, что представляем себе мы. Многие современники Пушкина ставили сочинения Е. А. Баратынского и К. Н. Батюшкова много выше самого Пушкина».
Ну, а мы, не упрекая и не трогая Воронцова, спрашиваем Забабурову: а к чему ваша ложь, что «в ту пору и для России Пушкин еще не был Пушкиным, его слава была впереди»? Вы что - не читали воспоминаний пушкинских современников, касающихся 1824-го года? А ведь тот же Вигель пишет: «Влюбчивого Пушкина не трудно было привлечь миловидной Воронцовой, которой Раевский представил, как славно иметь у ног своих знаменитого поэта. Известность Пушкина во всей России, хвалы, которые гремели ему во всех журналах, превосходство ума, которое внутренне Раевский должен был признавать в нем над собою, все это тревожило, мучило его». Вот она и популярность, и известность Пушкина «по всей России», в т.ч. и в Одессе, а не только в Петербурге и Москве. Вот он «знаменитый поэт»!
А вот как вспоминает о том времени другой современник Пушкина: «Смотритель сказал мне, что едет из Одессы коллежский асессор Пушкин; я тотчас бросился в пассажирскую комнату и, взявши Пушкина за руку, спросил его: — Вы, Александр Сергеевич, верно, меня не узнаете? я — племянник бывшего директора Лицея — Егора Антоновича Энгельгардта; по праздникам меня брали из корпуса в Царское Село, где вы с Дельвигом заставляли меня декламировать стихи. Пушкин, обнимая меня, сказал: — Помню, помню, Саша, ты проворный был кадет. Я, от радости такой неожиданной встречи, не знал, что делать; опрометью побежал к гулявшим со мною товарищам известить их, что проезжает наш дорогой поэт А.С.Пушкин …Все поспешили на почту. Восторг был неописанный. Пушкин приказал раскупорить несколько бутылок шампанского. …Но это для нас не было достаточно: в восторге, что между нами великий поэт Пушкин, мы взяли его на руки и отнесли, по близости, на мою квартиру» (11). И мы видим, что для Александра Распопова и его друзей Пушкин, в отличие от Забабуровой и воронологов, поэт и «великий», и «дорогой»!
Но далее Забабурова пишет о Воронцове: «Судя по всему, получив под свое начало опального поэта, Воронцов вполне искренне рассчитывал обрести в нем послушного и дельного чиновника, готового исправить былые прегрешения достойной службой царю и отечеству. Кем для него был Пушкин? Автором нескольких возмутительных стихотворений, за которые поделом выслан из столицы. Непомерные писательские амбиции его явно раздражали».
А теперь давайте разберёмся – кем же был Пушкин для Воронцова в действительности? Тем более что нам непонятно игнорирование Забабуровой того, что в 1823-м году перед отъездом Воронцова в Одессу с ним дважды говорил о Пушкине Александр Тургенев, да и того, что тогда же княгиня Е.И.Голицына устроила Воронцову прощальный вечер, на котором композитор Верстовский исполнил кантату «Чёрная шаль» на слова Пушкина. И вот тут я готов пойти на крайность и допустить даже то, что Воронцов был вовсе не невежда, а просто из-за своей невнимательности дважды пропустил мимо ушей пояснения Тургенева о Пушкине, да и не обратил внимания на автора слов к кантате Верстовского. Своего рода - глухой, слепой и не понимающий, что иногда бывает с людьми, когда они выпьют много спиртного на вечере, устроенном в их честь. Всё убираем!!! Кроме одного очень важного документа, который был передан Воронцову в момент его прибытия в Одессу. И главное, что этот документ никакой, хоть самый высший, хоть самый низший, чиновник отложить или пропустить мимо внимания не мог. А почему? Да потому что нельзя игнорировать письмо МИДа, заверенное самим императором!!!
Вот отрывки из этого сопроводительного письма, которое «забыли» воронологи и которое, так сказать, «по наследству», вместе с Пушкиным в 1823-м году передал Воронцову генерал Инзов:
«Этот ученик уже в раннем возрасте проявил гениальность необыкновенную. Успехи его в Лицее были быстры, его ум возбуждал удивление, но его характер, по-видимому, ускользнул от внимания наставников… несколько стихотворений, а в особенности ода на свободу, обратили на г. Пушкина внимание правительства. Наряду с величайшими красотами замысла и исполнения это последнее стихотворение обнаруживает опасные начала, почерпнутые в той анархической системе, которую люди неблагонамеренные называют системою прав человека, свободы и независимости народов… Государь, удовлетворяя желаниям его покровителей, откомандировал молодого Пушкина на юг» (12). И вот что пишет об этом письме Тыркова-Вильямс: «Эта своеобразная педагогическая подорожная, полная искренней гуманности и желания сохранить для России первостепенного писателя, была скреплена Высочайшей надписью: «Быть по сему» (13). Ну, а мы обращаем внимание не только на критику Пушкина, но и на слова, восхваляющие его.
А также – на употреблённый Тырковой-Вильямс эпитет в отношении Пушкина «первостепенный». И начинаем понимать отличие этой исследовательницы, не имеющей никаких научных званий, от доктора наук Забабуровой. А разницу, если приглядеться к тому, что пишут обе исследовательницы, можно обнаружить даже и не в упоминании «первостепенного писателя» России, а всего лишь в коротеньком слове «уже», которое Тыркова-Вильямс противопоставила такому же короткому, но лживому слову «ещё», употреблённому Забабуровой (напомню её фразу: «Но ведь в ту пору и для России Пушкин ЕЩЁ не был Пушкиным, его слава была впереди». Выделено мною. С.Ш.). А вот и слова Тырковой-Вильямс: «С одной стороны – сиятельный меценат, с внешним обличьем просвещённого аристократа, с низкой душой мелкого, холодного, не стесняющегося в средствах карьериста. С другой стороны – зачисленный в его свиту ссыльный, безденежный молодой человек, находящийся под надзором полиции. Но к голосу этого двадцатичетырёхлетнего коллежского секретаря УЖЕ прислушивается вся Россия. С его именем УЖЕ связывают царственное слово – гений» (14). Вот она разница: отрицательное «ещё» и положительное «уже»!
Ну, а когда Тыркова-Вильямс продолжает: «В одесском хоре всё громче раздавались голоса поклонников Пушкина, он был у всех на виду. “Верно никакая ягодка более тебя не обращает внимания“, - шутливо писал ему Вяземский. Более образованные южные помещики, съезжавшиеся в Одессу повеселиться, молодые чиновники и офицеры, наконец, воспитанники Одесского Ришельевского лицея, - все они зачитывались Пушкиным, знали его наизусть. Даже Воронцов писал в Петербург, что в городе много восторженных поклонников поэта» (15). И это так! И слова из писем Воронцова о чрезвычайной популярности Пушкина прекрасно известны всем воронологам. А вот для Забабуровой он ЕЩЁ мало популярен, т.к. является лишь «автором нескольких возмутительных стихотворений, за которые поделом выслан из столицы». Да и Муховицкая со словами об одесском Пушкине: «он был популярен в салонах Москвы и Петербурга, стихи его печатались и расходились переписанными от руки, но это не было совсем не то, что представляем себе мы», просто недооценивает как современников Пушкина, так и нас, своих современников. А ведь мы прекрасно помним «Пушкина нашего времени», которого вообще не печатали, но его голос звучал в каждом окне! Да, стихи Высоцкого в отличие от поклонников Пушкина мы не переписывали, поскольку имели магнитофоны с его песнями. Но смысл-то общенародной популярности один и тот же!
И мы чётко видим, что разница между «ещё не» Забабуровой и «уже» Тырковой-Вильямс заключается в том, что последняя относится к Пушкину БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬНО! И я уверен, что и в будущем Тыркову-Вильямс будут переиздавать, поскольку в своём исследовании она подошла к Пушкину благожелательно и без фанатизма, чем и покорила многих читателей. Кроме того, она оказалась ещё и оригинальной писательницей, т.к. сумела изложить именно женское, немного эмоциональное и при этом душевное, видение Пушкина и его любимых женщин. А этого у женщин с научными званиями и отягощённых своей академической учёностью вы не найдёте. А ведь для того, чтобы Пушкин открылся, к нему нужен благожелательный подход. И поэтому Альперович (Дружников) не может увидеть в пушкинском «Путешествии в Арзрум» ничего интересного, хотя для настоящих и непредвзятых исследователей эти «путевые записки» - Клондайк! Ну, а если посмотреть мистически на Анну Ахматову, то я могу и предположить, что после того, как она неблагожелательно высказалась о чрезмерной сексуальной («африканской») активности Пушкина, перспектива её исследований в области пушкинистики резко упала. И она не стала великой пушкинисткой, хотя и занималась Пушкиным довольно долго. Но не целеустремлённо, т.к. подобно Забабуровой отвлекалась на другие предметы. В т.ч. и на свои собственные стихи.
Ну, а на вопрос Забабуровой: «Вправе ли мы упрекать Воронцова за то, что он не обладал чутьем Жуковского и не угадал в чиновнике своей канцелярии гения?», мы ответим: «А ему и не надо было угадывать, поскольку этого гения ещё перед отправкой в ссылку определило высшее начальство вкупе с самим императором!» А возражать такому начальству не годится даже и генерал-губернатору. И поэтому мы и видим в его письмах столичному начальству абсолютно ту же схему, что присутствует и сопроводительном письме: Пушкин, конечно, талантлив, но, как человек, он плохой. Неблагонадёжный! Т.к. может (правда, серьёзных фактов по Одессе пока нет!) задумываться над «системою прав человека, свободы и независимости народов». А это при самодержавии категорически запрещено!!
Примечания.
1. См. главу «Елица».
2. ПАНОРАМА24 от 20.07.2019 - «ЮФУ выглядит федеральным античемпионом по количеству ворованных диссертаций».
3. Котелевская В., Козлов В. «У каждого человека в истории своё время» // Эксперт-Юг, 13.03.2014; Мирошниченко О. С. Ненапрасный дар Архивная копия от 20 августа 2017 на Wayback Machine // Официальный сайт Кафедры теории и истории мировой литературы Институт филологии, журналистики и межкультурной коммуникации ЮФУ; Википедия.
4. Мирошниченко О. С. Ненапрасный дар Архивная копия от 20 августа 2017 на Wayback Machine // Официальный сайт Кафедры теории и истории мировой литературы Институт филологии, журналистики и межкультурной коммуникации ЮФУ.
5. Это – Солженицын.
6. Муховицкая Лира «Воронцовы. Дворяне по рождению», глава 9, 2015г.
7. Марк Альтшуллер «Между двух царей: Пушкин», серия: Современная западная русистика, Академический Проект, 2003.
8. Захарова О.Ю. Глава «Просветительская деятельность М.С. Воронцова».
9. Тыркова-Вильямс, «Пушкин», ЖЗЛ, т.I, с.381.
10. Тыркова-Вильямс, «Пушкин», ЖЗЛ, т.I, с.381-382.
11. А. П. РАСПОПОВ ВСТРЕЧА С А. С. ПУШКИНЫМ В МОГИЛЕВЕ В 1824 г.
12. Тыркова-Вильямс «Пушкин», ЖЗЛ, т.1, стр.236.
13. Там же.
14. Там же, с.417. Выделено мною. С.Ш.
15. Там же, с.419.