Круговерть Глава 6

     Итак, идём дальше. С самого начала я ставил себе целью смоделировать образ человека своего времени, человека, в котором причудливо бы соединялись черты прошлого и черты будущего, черты двух формаций, двух различных типов мышления: земледельческого и промышленного. Такое соединение разнородных черт, по моему мнению, и определяло у нас в ХХ веке тип современного русского человека.
Люди знают три основных формации самовоспроизведения человеческой жизни: охота и собирательство — первая формация, земледелие и скотоводство — вторая формация, промышленность и оказание услуг — третья формация. А для понимания того, что происходило с человеком во всех этих судьбоносных перипетиях, особенно интересны не сами формации, а переходы от одной формации к другой.
 
     Первый переход, переход формации из первой во вторую, дал человечеству первые цивилизации и города-государства. Это давало людям новой формации колоссальное конкурентное преимущество. Человек каждой последующей формации жил, в среднем, на порядок лучше, нежели человек предыдущей формации. Преимущество доставалось, как водится, первым. По мере же того, как все остальные люди тоже постепенно перебирались в следующую формацию, материальные возможности людей выравнивались. Землю покрыла сеть государств, которые обеспечивали земледельцу и скотоводу условия и необходимую защиту для его жизнедеятельности.
 
     Естественно, люди первой и второй формации имели принципиально разные уровни абстрактного мышления. И это понятно: поймать и съесть, сорвать и съесть это куда конкретнее, нежели посадить и собрать урожай, заготовить на год провизии, приручить животных и заготовить корм для скотины. Для всего этого нужно было абстрагироваться, то есть отвлечься, как от своёй непосредственной потребности, так и от предмета своего труда. Нужна была революция в мышлении. Это было крайне, просто невероятно сложно. Но тем не менее все люди с этим справились, люди повсеместно перешли из первой формации во вторую. Только происходило это так медленно и так давно, что представить и понять, как это всё было, как развивалось абстрактное мышление, мы вряд ли в состоянии. А именно это нам и надо, потому как каждая формация это веха в развитии абстрактного мышления, а значит, веха в становлении человеческого в человеке.

     Когда же уровень абстрактного мышления поднялся ещё до какой-то отметки, стартовал переход людей из второй формации в третью, промышленную. Началось это в Европе и продолжалось много веков. Вся европейская культура, начиная со времён Возрождения, была культурой перехода человека из второй формации в третью. В результате этих процессов возникает сообщество людей на планете, которое мы называем абстрактным понятием «Запад». Запад отличался от всех остальных тем, что первым перешёл в третью фазу самовоспроизведения жизни, тогда как весь остальной мир пребывал ещё во второй фазе, пребывал в разной степени готовности к переходу в третий.
 
     Переход в третью формацию был тоже достаточно длительным, сменилось много поколений, и очень сложно проследить ту грань, которая отделяет фазы друг от друга. Ещё сложнее уловить ту грань, когда один тип мышления заменяется новым типом мышления. Трудно себе представить, что где-то, например, в Баварии жили-были мужчина и женщина, целиком все из второй формации, а у них ребёнок вдруг родился носителем ментальности третьей формации. Скорее всего, изменения накапливались из поколения в поколение постепенно, пока количество не переросло в качество. И пока люди одной формации не переставали понимать людей иной формации из-за разрыва в уровне их абстрактного мышления.

     Однако ещё труднее себе представить, что это так бы и осталось: что люди так и останутся разделёнными по уровню абстрактного мышления, что мир так и останется разделённым на «золотой миллиард» и остальных. И действительно, в ХХ веке начался переход большинства стран второй формации в третью формацию, формацию промышленного самовоспроизводства. Причём, процесс этот в разных странах происходил по-разному, но повсеместно он происходил и происходит быстрее, нежели когда-то в Европе. Переход этот страшно тяжёл для любой страны, потому что в одночасье (по историческим меркам) меняется по своей сути то, из чего состоит любое государство или любое общество — меняются люди, кардинально меняется их способность к абстрактному мышлению. И основные и решающие изменения происходят не во внешних условиях жизни, а в головах.
 
     Эти изменения можно проследить в Индии, в Китае, в Африке, на Ближнем Востоке, — повсюду. Но в России это приняло особенный характер. И по одной простой причине. Весь остальной мир в той или иной форме подвергся колонизации со стороны стран Запада, и только России удалось этого избежать, так как это единственная крупная страна второй формации, которой удалось создать государство, способное противостоять замещающему натиску стран третьей формации. Поэтому Россия никогда не была колонией и сохранила в чистоте уклад жизни и менталитет второй формации, формации земледельцев и скотоводов. В результате переход от формации к формации в России получился самым резким, практически одномоментным.

     Меня воспитывали люди, принадлежащие второй формации, мои дети — люди третьей формации. Такого в истории ещё не случалось. Такого никогда не было, чтобы жило поколение людей, относящихся ко второй и третьей формации одновременно. И это самое интересное, что произошло с нами в ХХ веке. Во всяком случае, в этом переходе — смысл и суть Русской революции. В этом и результат Русской революции: в создании человека новой формации с одновременным сохранением государственности. Результат этот был достигнут. Перед революцией как-то ко Льву Толстому заехал американец и поведал Льву Николаевичу, что США это та же Россия, только без мужика. Прошло каких-то сто лет, и Россия — тоже без мужика. Результаты революции налицо, это — мы.

     Нынешнее население России отличается от «мужика» более высоким уровнем абстрактного мышления, которое по своей сути уже ничем не отличается от западного. Мы ещё в большей степени способны абстрагироваться в своей деятельности от непосредственных потребностей и побуждений. Мне вообще не надо больше заботиться о создании запасов продовольствия, мне не надо создавать предметов обихода, инструментов, я вообще могу пребывать вне природы, пребывая в виртуальном мире. И я, при этом, не только выживаю, но получаю все блага формации в несоизмеримых с крестьянином количествах. У меня одна задача — установить отношения не с природой, а с финансово-промышленной системой, с системой уже искусственной, а не живой.

     Тут возникает закономерный вопрос, зачем я вдруг отвлёкся на это псевдоисторическое отступление? Ответ прост и очевиден. Во-первых, затем, чтобы точно определить общественную эпоху, которая неотступно и планомерно формирует моего героя. А во-вторых, чтобы прямо открыть свой замысел: я намереваюсь создать образ Андрея Назарова как «переходное звено» между «мужиком» и нами, людьми новой формации. Для меня, по правде сказать, ничего интереснее нет и быть не может. Ведь где-то там, в таких людях, как он, наше начало. А если покопаться, то в них можно отыскать и ростки нашей будущности. Интересно же знать, в каком направлении мы будем продолжаться.



Продолжение: http://www.proza.ru/2019/09/07/817


Рецензии