День, который всё решил

/День первый/
Точка

/День второй/
...обернулась линией.

/День третий/
Затем она размножилась.

/День четвёртый/
Свернулась, перепуталась,
оформилася клеткою.

/День пятый/
Та усложнилась, выросла
причудливыми формами –

/День шестой/
горами, океанами,
травою и дубравами,
зверьём...

/День седьмой/
Вдохнём...
Была когда-то точечка,
теперь зовётся... Жизнь.


Не помню уже, кто рассказал эту считалку, но она мне понравилась. И с тех пор я ходила по свету на семь шагов. Или слов, если хотите. Через каждые семь останавливалась, оглядывалась по сторонам и снова ставила перед собой точку, и опять делала шаг. Новый. К другой вариации жизни.

Однажды свет занёс меня на сине-зелёную планету на одной из старых веток Вселенной. Похоже, кто-то из наших бывал тут ранее, я поняла это, едва ступила на неё, но… Ах! До чего же она милая.
«Побуду здесь», - подумала я и, раскрутив мысленно глобус, не глядя, ткнула в него пальцем. Палец мой попал на долину рядом с горной грядой в виде подковы и… Я вновь улыбнулась. «На счастье! Определённо, тут будет хорошо».



ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Мне всё было по сердцу в этой точке отсчёта. Живописные долы, волшебные дойны, солнце, земля и тягучая, сочная, ароматная и питкая палитра вина.
Каждый второй в этом краю был виноградарем и каждый первый – виноделом. А плацинды? А миниатюрные голубцы в виноградных листочках? Вы не пробовали? Ну, что же вы. Обязательно надо поесть – и их, и мамалыгу с брынзой и бараньими ребрышками, и фаршированные сладкие перцы, и помидоры со сметаной, домашние колбаски, заму из курочки с листиком леуштяна… ммм! А ещё…

Гром грянул посреди ясного неба, призывая меня не отвлекаться на еду. «Ладно, ладно, я помню. Ставлю точку», - отодвинув от себя бокал, я поднялась и перешла в центр поляны.
- Быть сему месту отныне и впредь особым в истории данной планеты! Быть ему раем для себя и других. И каждый, кто отсюда пойдёт дальше по миру, рай этот в себе сохранит и для прочих умножит. Быть сему месту отныне и впредь особым в истории данной планеты!

- Чай на солнце ты перегрелась, матушка? – за спиной раздался приятный с лёгкой хрипотцой голос. Я обернулась.
Высокий, выше меня ростом, темноволосый человек снисходительно смотрел в мою сторону. Кивнув на пикник у края поляны, покачал головой.
- Что ж не в тени ты вино распиваешь? Градус повышаешь и в нём, и в себе… И так далеко от воды. Кто же привал устраивает вдали от источника?
- От воды? – чуть оторопев, переспросила я. – Тут есть вода?
- Совсем ума лишилась баба, - широко улыбнулся мужчина и направился собирать мои пожитки в корзину, стоящую рядом. Откуда взялась?

- Ты про корзину? - спиной почувствовав мой вопрос, уточнил он. - По грибы я пошёл. Да не дошёл, тебя увидел, размахивающую руками в центре этой лесной проплешины и на фоне грозового неба.
- Грозового? - как попугай повторила за ним я, с удивлением увидев, что небо, и впрямь, в его направлении леса, том, откуда он появился, выглядело набрякшим свинцом. – Откуда ты вообще взялся? Кто ты такой? И почему…
Договорить я не успела, потому что с неба – уже не ясного и над моей головой – сверкнула молния.

- По грибы я пошёл, я ж сказал. Идём, тут сторожка недалеко егерская, в ней укроемся от ливня.
- От ливня?
- М-да, мать, - покачал головой незнакомец, - видно много ты приняла, раз не видишь буйства природы.
Бах! Гром догнал сполох молнии. Ба-бах!
Дождь полил. Деля меня на до и после, и смывая всё накопившееся во мне ранее…

Сторожка оказалась научно-исследовательской лабораторией со строгим, неярким интерьером и весьма неплохо оборудованная. А Кирилл – тот грибник, что наткнулся на меня в лесу – одним из её сотрудников, инженером-конструктором реальности. Иногда настолько погружённым в себя, что забывал и время, и людей рядом с собой, и это не лучшим образом сказывалось и на его виде, и на его речи. Только что вернувшийся из прошлого, он ещё не успел перестроить её на современный лад, и оттого звучала она как из старых сказок, неизбежно возникающих после пятого бокала Каберне.

- Не серчай на меня за «бабу», ладушки? Но уж больно колоритно ты выглядела в обрамлении небес и деревьев. На, вот, переоденься в сухое.
Он протянул сложенную стопочкой льняную одежду, кивнув перейти в другую комнату, где переодеваться было бы удобнее.
- Да ну что ты, - незлобиво ответила я, ныряя в нежаркое и приятное телу платье. – Всё нормально. Просто удивилась твоему внезапному появлению в этом безлюдном месте. Я нарочно выбирала, чтобы никого рядом … и вдруг ты.
- Не вдруг, - улыбнулся Кирилл, увидев меня, переодетую, с полотенцем-тюрбаном на мокрой голове. – Я заметил тебя в своём пеленгаторе, и стало интересно, кому ты там машешь, приговаривая что-то зазывное.
- В пеленгаторе?!
- Ну да, он у меня панорамный. Обозревает все времена разом – прошлое, настоящее и будущее.
Кирилл подвёл меня к зеркалам в отдельной комнате – на всю стену, как трюмо или триптих. И кивнув на них, уже без улыбки, вполне серьёзно добавил:
- В общем-то, от эпохи к эпохе Молдова не особенно отличается. В основном, те же люди, те же уклады… Но в какой-то миг что-то в ней изменилось. По стеклу пошла рябь, гальваника ожила, и я увидел тебя. На всех трёх поверхностях сразу. Златовласую, голубоглазую, тонкокостную, высоколобую… Решил посмотреть.
- На меня? – губы мои растянулись в улыбку.
- На причину, - чуть сдвинув брови, он повернулся к двери, намереваясь выйти, - которая вдруг возникла в моей технике и всё поменяла.



ДЕНЬ ВТОРОЙ

У Кирилла в лаборатории, конечно, хорошо – сухо, тепло, в любое зеркало можно заглянуть, подсматривая за кем-то и чем-то, - но мне она быстро наскучила. Четыре стены, пол, потолок… и он со своей аппаратурой сам какой-то немного робот. А мне хотелось ветра. Ромашек. Земляники с куста…
- Ты можешь сгенерировать её в модуляторе. Любой вариант на любую фантазию, - Кирилл уже который день возился с преобразователем вещей, вновь и вновь добавляя в него то новый провод, то новый чип написанной им же памяти.
- Это скучно. Жизнь богаче фантазий, - зевала я на его слова и опять смотрела в сторону трюмных створок, точно зная, что одну из них открою и пройду в неё, словно в дверь. За которой…
- Не дует?
Я вздрогнула. Отвлекшись от работы, Кирилл, улыбаясь, смотрел на меня.
- Не дует, спрашиваю? Я включил восточный ветер, чтобы вынес из помещения застоявшийся в нём воздух, - он кивнул на качающиеся деревья за открытым окном.
- А, нет. Всё хорошо, - улыбнулась и я, окончательно решив уйти сегодня ночью. – Ветер – это отлично. Он и должен выгонять застой из уголков пространства. Ты молодец!

Ночью, как нарочно, из-за нагнанных ветром облаков установилась темень, просто выколи глаз. И фонарик не включишь, пробираясь на цыпочках мимо Кирилловой комнаты, который хоть и был большим роботом, а спал чутко как горная лань. Представив его ланью, я едва сдержала смешок, чтобы не разбудить его. Нет, не проснулся.
Подойдя к зеркалам, собранным на ночь в общую плоскость, на ощупь выдвинула одно, провела по нему ладонью, и то засветилось изнутри мягким серебряным светом, превратившись затем в жидкий металл, который в середине своей вдруг беззвучно открылся, приглашая меня войти в него.
Конечно, я вошла. Шаг. И ещё парочку… в неизвестность. Углубляясь в которую, я постепенно оставляла за спиной то, что было знакомым. Наконец свет исчез, впереди и вокруг стало так же непроглядно, как и в лаборатории.
Но это была не она.
Какой-то лаз. За ним коридор. Стены почти метровой толщины, снаружи обшитые листами сантиметровой стали, между которыми был налит бетон вперемешку с гранитным гравием. Я постучала по стене – глухая.
- Не отставай, Лена, - послышался окрик седого мужчины. – Мы уже всё здесь сфотографировали, можем возвращаться. Горшочек, ты там долго ещё? Зови девчонок, хватит с нас на сегодня бункера.
- Бункера Военной ставки стран Варшавского договора много не бывает, - сказал подошедший к ним мужчина помоложе. – Девочки, собираемся и прыгаем в машину. Лена, а ты чего замерла? Наш дом – Кишинёв. И до него ещё, кстати, надо добраться.
Он рассмеялся и подтолкнул меня и всех остальных к автомобилю.

Из-за облаков наконец-то проклюнулась Луна, пролетающий заоконный пейзаж стал чётче виден, а я всё сидела, молча, не особенно веря в окружающую меня реальность. Но после очередной дорожной выбоины любопытство пересилило во мне немоту.
- Интересно, какой сейчас год… - начала я тихо себе под нос, но не договорила.
Тот, которого Седой назвал Горшочком, вывернул из ямы и подхватил:
- И, ведь, не скажешь, что войны нет. Всё как новенькое стоит, хоть и лет-то уже от развала Союза прошло немало.
- В мире война? – осторожно поинтересовалась я.
- Эх, чего только в мире нет. И война, и разруха, и безграмотность… Хорошо, хоть, природа мало тронута человеком. Но, ведь, загадит. Всё портит, к чему прикасается. Что за время?
- И, в самом деле, какое? – эхом ответила я, надеясь, всё-таки, узнать дату, в которой очутилась.
- У Вас телефон, что ли, сел? – поинтересовалась одна из девочек, десятилетняя непоседа с веснушками. – Пятница сегодня, семнадцатое. Год…
«2011-й», - пискнул включившийся телефон. – «Время писать статью».
- Вы пишете статью? – её младшая сестра сонно повернулась на правый бок.
- Пишу, - едва слышно ответила я, поправляя сползающий с неё на пол плед. - Наверное…



ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Природа уже хлюпала осенью, а я всё не решалась приступить. Потому что чувствовала - если начну, так всё и будет. Как написала. Не знаю, откуда во мне это взялось, но уверенность была. Даже убежденность, я бы сказала. Шутка о том, что «я не Ленин, а просто Лена» уже не работала, компьютер настойчиво изо дня в день звал написать хотя бы тезис. И однажды утром, вздохнув, я махнула рукой и черкнула начало: «Парадигма новой эпохи – социократия».
Написать такое в период ориентира мира к коммерции было наравне с подвигом. Разобщённые общества, культ золотого тельца, дробность мышления… А я им встречно про власть социума, про формирование человека личностью, про совместное творение повестки дня и вообще всего. Мир, улавливая это, по инерции тянул страны к глобализации, а мне подумалось, что жаль терять самобытность Молдовы, и я приписала в тексте строку про идентичность и суверенность государств.

Самое мягкое, что я услышала в свой адрес, когда спустя три года дописала статью – «это утопия. Быть такого не может. Никогда! Деньги - сила».
Самое обнадёживающее, что я услышала в свой адрес – «это сильно. Это нужно. Людям нужно…».
Улыбнулась. Хорошо, что нужно.

Следующие несколько лет я не писала ничего. Точнее, рука моя что-то записывала, но голова и душа были слегка на отлёте. Они наблюдали планету. Её дыхание, начавшиеся изменения… интересные, к слову.
В какой-то момент воздушные потоки в стратосфере вдруг поменяли своё направление – раньше срока, - вызвав недоумение земных учёных. Для меня же это явилось сигналом, одним из прочих, что планета слышит меня. И что мы с ней вошли в резонанс.
Затем услышали страны. Сначала эта немного смешная акция Оккупай Уолл-стрит, когда юные банкиры и брокеры вышли посидеть на улицу, выступая, тем самым, против старых финансовых правил. Вдумайтесь! Золотая молодёжь отодвинула от себя золото. Безусловно, смешно, и мир тогда от души посмеялся.
А потом у неё случилось уже менее забавное продолжение – в течение года акция опоясала Землю от американских Штатов через Европу до самой Южной Кореи. Я наблюдала за этой волной.
Небольшое время спустя маятник начал обратное движение. С Востока в Европу потянулись вереницы и толпы мигрантов. Просто потоки людей, решивших – вдруг – поискать своё счастье именно там. А там…
А там, в ответ на хлынувшие человеческие массы, страны посчитали нужным закрыться. Те, кто раньше говорил о глобализации и едином пространстве без таможен и рамок, под напором людей вспомнили о границах. И даже начали по периметру своих государств строить заборы.
Я смотрела, как они их возводят.
- Ну, как, - спрашивала кого-то из случайно оказавшихся поблизости, – глобализация форевер?
- Нет, - отвечали они, отводя глаза в сторону, но потом возвращая взгляд свой прямо к моим. – Суверенность и национальные моменты. Мы не хотим забывать собственную идентичность.

Приятно, что не хотите. Я желала доброго дня и снова листала подборку очередных свежих новостей.
А потом…



ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ

А потом мир понял, что он уже не такой, как раньше. Совсем недавно. Буквально, вот, вчера.
«Человек – главная ценность страны», - сказали недовольные накопившимися проблемами массы, и в государствах от выборов к выборам на высокие административные должности начали приходить политики, сделавшие ставку именно на своём, внутреннем, суверенном.
«Наш человек – главная наша забота», - заявили они людям, и им был выдан кредит людского доверия. Правьте. Покажите, что сказанное вами – именно такое и есть. Не в лозунгах, а на деле.

Не у всех, конечно, получалось – старая система ценностей формировала человека не личностью, а кем-то иным, упрощённым. Да и пришедшие во власть пока что не все показывали свою глубину… Но движение внутрь себя явно стало прослеживаться.
«Сознание. Эволюционная задача социократа – повысить в себе и вокруг качество человеческого сознания».

В этом смысле мне была интересна Армения. У неё единственной из близких Молдове стран получилось сменить свой политический класс, подняв из низов новый, и попутно объединив разрозненных людей в сплочённое общество.
- Да, молодцы, - кивала я утвердительно, наблюдая и иногда – чуть-чуть – мысленно помогая ей состояться. – Армения окажется предтечей Молдовы. Это даже символично – страна, ставшая домом для Ноя, откроет для нас* дверь внутрь себя. Да… молодцы.

На календаре уже шёл 2018-й. Время от времени я разговаривала с людьми в Молдове, чувствуя в них потенциал к переменам, хотя сами они пока были слабо на них способны.
- Непросто живётся?
- Да, тяжело.
- Устали?
- Ой, не то слово!
- А что бы хотелось?
- Изменений, естественно. Но, кто же их…

За окном опять осень. Не такая поздняя, как в прошлый раз, но снова она. И вновь компьютер моргает - «пиши». На этот раз статья моя более конкретная, в ней уже не обширный взгляд на планету, а применение парадигмы к одному из её государств. Я написала название «Стратегическое видение Республики Молдова» и задумалась…
Как развить себя, держа в голове, что человек – это личность? Что, углубляя себя, он поднимает свою страну? И, поднимая её, сам же создаёт условия для развития себя личностью. Как…?
«А так и писать», - мелькнуло во мне, и рука побежала стучать по кнопкам клавиатуры.
«Изменить ракурс зрения и пересобрать страну заново», - записывала я ход своих мыслей. – «Если её элементы до сих пор показывают неэффективность, наполнить их иным смыслом, и в новом порядке собрать в систему».

Пока писала текст, попутно наблюдала, как в соседней Украине меняется власть – пришёл новый человек, смотрящий на мир под немного другим углом зрения.
«Хорошо», - кивала я изменениям. – «Работают строчки. Теперь и Молдова…».
Но как, всё-таки, изменить? Может, создать нового типа площадку, способную собирать умные молдавские головы, рождать смыслы будущего и создавать проекты? «И чтобы финансирование было из разных источников. Даже полярных. Ведь, когда полярные игроки сходятся в одной точке, двигаться вперёд проще, и решения более независимые и мобильные».

«Абсурд», - самое мягкое, что сказали мне по публикации данного текста. – «Не могут противоположные мировоззрения сойтись в Молдове. Да и вообще где-либо. Тем более, деньги дать. Быть такого не может. Никогда!».
«Сошлись», - через полгода читаю я новости международных информационных каналов. – «Европа, США и Россия объединились в своих интересах и помогли небольшой южной стране у горной подковы создать коалицию из представителей местной власти».

Да… Мысль, облечённая в слово, сильнее вдвойне. Если… точка отсчёта поставлена правильно.

ПРИМЕЧАНИЕ:
* - В молдавском языке имя Ной (ветхозаветный строитель ковчега) и местоимение «мы» пишется одинаково – noi.



ДЕНЬ ПЯТЫЙ

Почему-то вспомнился Кирилл. Что он там поделывает? Помнит ли меня? Я остановилась перед зеркалом поправить причёску.

Кирилл её не просто помнил, он её видел. Сидел, похудевший, перед пеленгатором, наблюдал сразу во всех его плоскостях – в прошлом, настоящем и будущем.
Хотя… Он приблизился, всматриваясь. Нет, в прошлом была не она, там мелькали лишь какие-то полунамёки, штрихи. А в настоящем… и будущем… да, Елена видна предельно отчётливо. Она! Там Она…
- Хватит пялиться в экран, - из соседней комнаты послышался голос вернувшегося из командировки коллеги. – Забыла она тебя, и ты забудь. Переключись на Молдову. А лучше глянь, что я тут наваял. Мечта, а не двигатель!

Поправив волосы, я тронула помадой губы и вышла из дома. Летний Кишинёв, из белого камня-известняка и утопающий в зелени, мне очень нравился. В нём так легко и свободно. Раскрыв крыльями руки, я несколько раз прокружилась вокруг собственной оси.
- Foarte frumos, - остановившись, втянула в себя терпкий воздух, почти степной от жары и цветов с клумб неподалёку. – Foarte*!
- Asta-i clar ca buna ziua, - приподнял над головой белую шляпу шедший мимо прохожий. И учтиво кивнул. – Buna ziua, dumneasoara**.
- Multumesc si de asemenea***, - рассмеялась я и присела в неглубокий книксен.

День, и правда, был хорош. В отличие от большинства молдаван, я наблюдала за новой коалицией как за предварительным тестированием своей задумки - смотрела плюсы, минусы, притирки характеров, наблюдала разность амбиций, ложные действия и правильные шаги. Неверных шагов было больше. Очень познавательный опыт.
Спустя несколько месяцев после создания стало понятно, что коалиция недолговечна. Нет у них человека, способного объединить в себе разное, примирить и выдать решение. Не сиюминутное, а долгосрочно ориентированное.
Неверных шагов было больше. И всё потому, что не видели они свою страну особенной и на века. А, не видя это в себе, как можно правильно понять своё предназначение? Развитие людей? То самое, что поднимает ввысь…

- Ей нужен двигатель.
- О чём ты? – коллега Кирилла отложил ложку и отодвинул от себя пустую тарелку.
- Тот самый, который ты сконструировал, - Кирилл тоже закончил обед и встал из-за стола.
Повернул рычажок на стене, из неё вышел робот-уборщик и принялся наводить в кухне порядок. Взяв с собой послеобеденный кофе, мужчины перешли в гостиную дома.
- Я годами изучал эту страну, - Кирилл отпил глоток из своей чашки. – Разное пробовал конструировать – и раздробить на части, и пригласить варягов в управление, и перетасовать поделенное в народе имущество, и дать направление для геополитических устремлений… чтобы поднять. Ничего не срабатывало. Некоторое время алгоритмы оставались жизнеспособными, а потом неизменно выдавали ошибку. После каждой пробы в Молдове становилось только хуже, словно там какая-то глубинная причина, из-за которой любое привнесённое извне правило работает не так, как в прочем мире. Я не понимал…
- А сейчас понял? – усмехнулся в бороду его собеседник.
Кирилл кивнул.
- Это она. Она поставила защиту и особенность для этой страны. Сегодня утром я в сотый раз пересматривал запись дня, когда она появилась… и только сегодня – дурень, что тут скажешь – догадался включить дешифратор речи. Чтобы прочитал по губам все её слова… в тот день. Она поставила точку. Начало, понимаешь? Дала этой земле начало и распространила его на всё сущее.
- И что это меняет? – коллега Кирилла пожал плечами. – У моих объектов ничего не изменилось. Были какие-то помехи, но я списал их на погрешность мониторов. Всё как всегда – стабильно и мирно.
- Ты уверен? – Кирилл жестом позвал Никиту к его пеленгатору. – Посмотри…

У того на экране – он обозревал всё северное полушарие – горели леса. В промежутках между пожарами вулканы чихали столбами чёрного пепла и показывали наблюдателям воспалённые языки лавы. Небо, видя их и огонь, плакало от жалости, и наводнения покрывали собой города и деревни. Там же, где не было всплесков природы, люди сходились стенка на стенку…

- Что это?! – Никита отпрянул от пеленгатора.
- Меняется мир. И если не дать ей двигатель центробежности, сила её будет сотрясать всё, кроме Молдовы. А она хочет её привести к тому… что она хочет.


ПРИМЕЧАНИЕ (перевод с молдавского языка):
* - Очень красиво. Очень!
** - Ясно как Божий день. Доброго дня, юная госпожа.
*** - Спасибо и Вам того же.



ДЕНЬ ШЕСТОЙ

Конечно, я желаю Молдове добра. Но дорога к нему – добру – не всегда выстлана розовыми лепестками. Иногда встречаются и шипы. И надо идти, чтобы дойти до намеченной цели. «Через преодоление укрепляется дух». Мой предшественник верно подметил…
Ещё тогда, по прибытии, наблюдая Молдову, я видела, что растормошить её можно, лишь раскачав всё вокруг. Климат, конструкции государственных содружеств, взгляды на мир… это работало.
Но раскачав, хорошо бы не выплеснуть ребёнка за борт. И потому мне нужно что-то весомое, что поможет собрать страну воедино…

Кошка, запрыгнув на стол, случайно сбросила на пол книгу по квантовой физике. Моя любимая. Подойдя поднять её, я увидела, что, упав, она раскрылась на цитате Константина Циолковского: «Лучшая часть человечества, по всей вероятности, никогда не погибнет, но будет переселяться от солнца к солнцу, по мере их погасания. Нет конца жизни, конца разуму и совершенствованию человека. Прогресс его вечен».
Циолковский… Вспомнилась церковь периода Ивана Грозного, увиденная однажды на экскурсии в московском парке Коломенское. На речном берегу, почти на обрыве, на мощных подпорках… она белой свечой стремилась в небеса. Неудивительно, что рассматривая её, этот учёный, отец мировой ракетной техники, в своё время придумал и двигатель, и ракету. Дав, тем самым, человечеству стимул к развитию.
- Спасибо, Стеллочка, - я погладила умывающуюся в солнечных лучах кошку. – Ты правильную книгу выбрала, чтобы подсказать. Вера… вера способна двигать прогресс…
Подумав о вере, я снова вспомнила про парадигму. Ведь, обдумывая её, я писала и о вере тоже: что она - один из китов наступившей социократии. Да, надо верить. Как минимум, в себя.
Я принялась расхаживать по комнате, обдумывая эту пришедшую в голову мысль.
- Лидеры нового времени должны верить. Не приспосабливаться под старые обстоятельства, а сами их создавать… нести свет. Потому что, если иначе, их просто разорвёт на куски…
- С кем ты там говоришь? – на засветившемся экране YouMe-визора*; появилось лицо Седого. – Бросай работу, поехали фотографировать закат.
- Закат? – не поняла я его. – Мне нужен рассвет. Рассвет гораздо перспективнее заката.
- О, Боже, - Седой вздохнул. – Ну, поехали смотреть рассвет. Хоть так тебя из дома можно вытащить… Сейчас Горшочка наберу, узнаю про машину. Перезвоню.
Экран погас.

Наскоро сделав бутерброды и захватив термосы с чаем, промчавшись ночными дорогами, мы оказались в Дуруитоареа Веке – живописнейшем месте Молдовы. Старые, даже древние скалы, помнящие Сарматское море, пещеры, уходящие в их глубину и века… Солнце! Просыпаясь, оно осветило собой одну из пещерных стен, перекрасив её из серого и песчаного в золотисто-румяный цвет. И открыв, – мужчины раньше не видели этого, - какие-то странные наскальные рисунки. Точки… линии… клубки… потом какой-то сложный рисунок… солнце… и…
Я не поверила своим глазам – передо мной была ракета. Схематично набросанная на стене, корявая, выглядевшая больше похожей на морковь, перевернутую кверху, но нет. Это точно была ракета. С ногами-подпорами, отдалённо напоминающими о той церкви, послужившей Циолковскому прототипом.
Но как?
Здесь?
За 1500 километров к югу и в толще времён?!

- Солнце сейчас станет невыносимым, фотографируй, снимай скорее! – Седой перебегал с фотоаппаратом на треноге с места на место, прицеливался и щёлкал затвором.
- Она запоминает, - покачал головой Горшочек, направив в сторону рассвета и свой фотоаппарат. Новомодный, он мог без бликов снимать с любой – даже неудобной - точки.
- Или вспоминает, - слегка приподнял брови Кирилл, наблюдающий за ними в пеленгатор. – Но, действительно, как…?


ПРИМЕЧАНИЕ:
* - Неологизм, от английских слов «you and me» (ты и я). Вариация видеофона.



ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

Совершенно непостижимым образом в пещере оказался склад предметов пятого уровня технологического развития. Неизвестных пока в данной эпохе, хотя… в местных сказках о них немного упоминалось. Впрочем, неизвестными им явно оставалось быть недолго.
Водя пальцами по рисункам, изучая борозды, оставленные кем-то задолго до нас, я случайно нажала в одно из углублений, и открылась стена.
- Вот говорили мне, что Дуруитоареа Веке – это портал, а я не верил, - Горшочек первым нырнул в открывшийся проход. – А-а-а-а…
- Что? – мы с Седым бросились за ним следом.
- Я попал в техногенный рай. Вау! Вы видите это? Это бластер. А это – капсула здоровья, вроде нашего томографа. А там…

По направлению его руки я увидела гематитовый высокий прямоугольный камень, - то ли стол, то ли алтарь, - освещённый несколькими солнечными лучами откуда-то сверху, на котором лежал смутно знакомый аппарат. Я обошла стол несколько раз, стараясь припомнить, где же могла его видеть. Ну, да! Тот самый, который когда-то – сколько же времени прошло? – был в лаборатории Кирилла.
«Ты можешь сгенерировать её в модуляторе», - послышался откуда-то его голос.
- Эхо? – Седой вскинул голову и прислушался.
- Жизнь богаче фантазий, - машинально ответила я, окидывая пространство, ища его владельца.
- Это уж точно! – Седой вернулся к рассматриванию ближайшей к нему штуковины непонятного назначения. – Даже представить не мог, что увижу такое. Горшочек, иди, посмотри…

Я отошла от них в сторону. Постояла, задумчиво рассматривая лежащий далеко внизу Днестр. Он тут гораздо шире, чем у столицы. Да, нужна новая генерация людей. Сочетающих в себе технологии и человечность. Даже человечность превыше…
Я направила аппарат в сторону реки и раскинувшихся за ней холмов и нажала кнопку.
- Дополним личность каждого человечностью. Да будет так!
Из модулятора выстрелил широкий луч света. Вдали что-то взорвалось… разлетелось в разные стороны… и снова крепко-накрепко сошлось воедино.

Кирилл отошёл от пеленгатора. Никита снова в отъезде, он опять один. Страна развивается. На зеркале будущего уже не холмы, а звёзды и космос…
Он присел за стол.
Грустно без Лены. Где она сейчас? В какой из реальностей… что делает?

Рука его сама водила карандашом по листу – какие-то точки, линии, клубки… Затем они размножились. Горами, океанами…
 - Моя любимая считалка, - я подошла к нему сзади и поцеловала в затылок. – Ты тоже её знаешь?
Кирилл вздрогнул.
- Ты?! Здесь?
- Я сделала чай. Будешь пить? – поставила перед ним чашку и отошла к окну, поправляя запутавшуюся от порыва ветра занавеску на открытой раме. Запуская ветер в дом…
Который… Ах! Сдунул рисунок со стола… прямо на монитор! Кирилл бросился отдирать его от стекла прошлого, тот разок вздрогнул одним из своих кончиков и, - нет, не получилось ухватить. Исчез.

- Чай остывает, - я улыбнулась.
Кирилл посмотрел на меня, потом на зеркала пеленгатора… затем окинул взглядом сторожку, в которой они снова вдвоём.
- Как хорошо, что ты здесь, - он подошёл к ней. – Как хорошо…




© Е.Раду,
Кишинёв, 13.08.2019.