Радость моя!

- Богата Русь-матушка святыми людьми! Ох, богата! - с восторгом произнёс Илья, выходя из тишины Саровского леса к источнику преподобного Серафима Саровского. Всматриваясь в невероятно красивое место благодати Божьей, куда он стремился попасть сызмальства, Илья почувствовал как от увиденного по сердцу разливается нечто тёплое и ласковое. И где-то из глубин души тихим убаюкивающим голосом доносятся до него слова старца - "Радость моя! Христос Воскресе!"
Подойдя к деревянной часовенке, выстроенной рядом с почитаемым источником, Илья опустился на колени и горячо помолился своему любимому святому, монашеский подвиг которого с детских лет вдохновлял его, служа великим примером смирения и кротости. По стопам батюшки Серафима, Илья обучился плотницкому ремеслу и вот уже несколько лет создавал из дерева, запавшие в душу или каким-то образом взволновавшие сердце, миниатюрные копии русских храмов, часовенок, соборов, церквей. С мельчайшими подробностями воспроизводя увиденные святыни, Илья благодарил Бога за возможность быть сопричастным к великому Промыслу.
С каждым годом почитателей его деревянного зодчества становилось всё больше и больше и известность простого деревенского парня широко распространялась по земле русской.

Ежедневно обращаясь к своей маленькой иконке, находившейся всегда при нём и доставшейся от деда Платона, Илья просил у своего заступника о возможности прикоснуться вживую к месту, о котором не раз слышал от паломников, приезжавших в их края. Об этом удивительном месте мечтал Илья в своей крошечной мастерской, притуленной к огромному дубу, растущему у проворной речушки, бьющей звенящими ключами. Дуб грациозно возвышался над речкой, раскинув свои могучие вековые ветви, усыпанные осенью лаковыми желудями. Не раз предаваясь мечтам, уносившим в далёкую святую землю, Илья живо представлял густой и непроходимый Саровский лес, с высокими соснами и елями, речку с таинственным названием Сатис и место, где преподобный Серафим трижды стукнув посохом о землю, образовал три источника.
И вот он, Илья, проделав долгий и непростой путь стоит на желанной святой земле, сливаясь с царившей утренней тишиной и благодатью, проникающей в каждую толику его души и тела. Нет слов, да они и не нужны здесь. Лишь молитвы слетают с уст, как новорожденные бабочки, прославляя величие божественной красоты, очищающей от всего суетного и пустого. Время в этом месте единения с Богом словно остановилось и Илья всюду чувствовал Его присутствие и заботливый взгляд.

Пройдя по деревянному настилу, Илья вошёл внутрь часовенки преподобного Серафима, сложив пальцы в щепоть, он перекрестился и замер, увидев старинную икону в окладе, висевшую на стене. Икона была настоящей копией его маленькой иконки, с которой он не расставался с того самого времени, как принял её из горячих морщинистых рябых рук своего деда Платона.
Его сердце готово было вот-вот вырваться из груди и с вновь нахлынувшей волной благодарности Илья почувствовал себя маленькой частичкой великого и мудрого замысла. Снова до него донеслись слова, дарящие теплоту и батюшкино расположение - "Радость моя!"

Смакуя каждую секунду пребывания в этом месте, Илья чувствовал его удивительное сильное воздействие. Проходя через густой вековой лес, хранивший множество разных событий, Илья из последних сил переставлял ноги, которые он совсем не чувствовал из-за усталости. Однако, оказавшись у источника и напившись до ломоты в зубах ледяной воды, он забыл о своей нестерпимой боли в ногах, а от усталости не осталось и следа. Невероятная свобода и лёгкость разлилась по всему телу. И заметив маленькую птичку, вспорхнувшую с тоненькой берёзки, он поймал себя на мысли, что от испытываемых здесь чувств готов и сам взлететь высоко-высоко, ощущая за спиной сильные и крепкие крылья.

Когда Илья вышел из часовенки, солнце уже разливалось по земле прозразным липовым мёдом, а солнечные зайчики радостно бегали по кронам стройных сосенок и пушистых елей, путаясь в паутинках, украшенных капельками рос. Раннее утро сонно потягиваясь и медленно поднимаясь из своей звёздной колыбели, дарило благоговейную тишину, умиротворение и покой.

Устроившись на пологих ступеньках, ведущих к источнику, Илья достал из рюкзака потрепанный блокнот в берестяной обложке, чтоб сделать зарисовки часовенки, пока паломники вереницей не потянулись к батюшке Серафиму.
Закончив несколько эскизов с точным обозначением важных деталей, Илья задумался, глядя в прозрачное небо с белыми барашками облаков, явственно представляя, как преподобный Серафим Саровский совершал в этих местах свои молитвенные подвиги; как простоял на валуне тысячу дней, вымаливая прощение грехов нам, грешным; как кормил здесь с рук диких зверей; как ходил по земле в этих лесах, и как претерпел истязания от разбойников. Житие святого, Илья с раннего детства знал наизусть. То ли от яркого солнца, то ли от переполняемой душу радости, в его серых глазах блеснули слёзы.

Спустившись к источнику он бережно набрал в бурак святой водички, боясь пролить мимо даже капельку, так как считал эту воду не иначе, как живой водой, помогающей от разных недугов. Вот и бабушкин платок он украдкой прихватил, чтоб смочить его в источнике и вернуть бабушке для облегчения головных болей. Не успев развесить старенький павлопасадский платок на еловой ветке для просушки, Илья увидел плавно приближающееся белое облако. От увиденного перехватило дух и сердце застучало намного быстрее.
Стайка белых голубей приблизилась к часовенке батюшки Серафима, беспрестанно и радостно воркуя. Их невесомый полёт был похож на танец белых ангелов, парящих в лазурном небе. Влажной рукой, Илья протёр покрасневшие от бессонных ночей глаза, словно убеждаясь не показалось ли ему это дивное видение. Белых птиц становилось всё больше и больше, их танцевальный полёт завораживал своей кристальной белизной и чувственной красотой. Илья был не в силах отвести восхищеного взгляда от увиденного и перекрестившись уже сам произнёс слова старца - "Радость моя!", а в ответ ему вторили и голуби, и лес, и небо, и вода, и воздух - "Радость моя! Радость моя! Радость моя!" Всё пело и прославляло батюшку Серафима. И присутствие его самого в этом божественном месте всегда чувствовалось не только людьми, но и природой, животными, птицами.

- Из года в год прилетают белые птицы к батюшке Серафиму во все дни его памяти.
А бывает и звери дикие подходят в раннее утро к часовенке и стоят некоторое время недвижимо - услышал Илья за спиной старческий голос. Залюбовавшись чудом, представшим перед ним, иначе и назвать нельзя, Илья не заметил как к нему подошёл белый, как лунь дедушка, опиравшийся на гладкую, от частого использования, деревянную клюку.

- Иван Пантелеевич звать меня, я из Цыгановки, что за лесом - поедставился дедушка и указал рукой в сторону. - Всю жизнь прожил в этих благословенных местах, рядом с батюшкой Серафимом - он трижды перекрестился, глядя на икону у часовенки.
- А тебя как звать? Ты, видимо, не с паломниками, раз один так рано пришёл сюда? Из Дивеева людской поток сегодня прибудет. Народу здесь всегда много, а в дни памяти старца и того больше - проведя рукой по белой пушистой бороде, он вопросительно посмотрел на Илью.

Поглядывая на воркующих в полёте птиц, Илья догадался, что белые голуби не случайно сегодня слетелись сюда в своём дивном полёте. Они вспоминают батюшку Серафима.

Отвечая на вопрос, Илья вкратце рассказал Ивану Пантелеевичу о своей великой радости - возможности прикоснуться к святыне и почувствовать на себе участливое отношение старца; о своей долгой дороге сюда; о своём ремесле; и о дедушке Платоне с бабушкой Агафьей, вырастившими его.
Некоторое время они постояли молча, любуясь удаляющемуся белому облаку птиц.

- Пути Господни неисповедимы! - взадумчивости произнёс Иван Пантелеевич, глядя на раскрытые ладони неба. Вон из какого дальнего края ты, Илья, прибыл в наши места именно в этот светлый день, день памяти преподобного. Да и не каждому дано увидеть танец белых птиц. Видно, сам Господь и Пресвятая Богородица привели тебя к батюшке Серафиму. Хороший это знак, Илья, добрый. Помни о нём.

А я все эти места по травинке знаю и настроение природы чувствую. Всю жизнь здесь прожил, неся крест врачевания, коим удостоил меня Господь.
Вот и выйдя на пенсию не оставил свою любимую работу, ставшую смыслом всей моей жизни. Я, Илья, доктор местной районной больницы. В послевоенные годы совсем юным парнишкой начал работать санитаром, а затем стал заведующим хирургическим отделением. Из года в год по несколько раз в неделю прихожу вот к батюшке Серафиму, поговорить, посоветоваться, да водичкой его святой умыться. Прихожу рано, до паломников, чтоб напится густой тишины и вкусить благодати Божьей, наполнившей эту землю. В наши дни никто не ведет счёт чудесным исцелениям происходящим, после посещения этого источника, но из уст в уста передаются рассказы о том, как после омовения в купальне люди избавляются от недугов. Да, что там говорить о ком-то, моя внученька Лизонька родила долгожданного ребёночка, после того, как прикоснулась к святыне с чистым сердцем и открытой душой. Каждому даётся по его вере и молитве - закончил Иван Пантелеевич свой длинный монолог, в котором Илья уловил главную суть. И с вновь нахлынувшим радостным волнением сказал коротко - Спасибо Вам, Иван Пантелеевич!

После общения с добрым и мудрым доктором, Илья ещё раз горячо помолился, благодаря батюшку Серафима, за чудо, к которому ему позволили прикоснуться в этом месте и получив добрый знак, открыть для себя что-то важное и нужное, но что именно он ещё не знал. Выйдя на грунтовую дорогу, ведущую в Дивеево, Илья поймал себя на мысли, что такого благостного состояния он не испытывал ни разу в жизни. В груди всё ликовало, прославляя Всевышнего и он чувствовал себя божественной частичкой, которую любят и берегут.

Едва он вступил на дивеевскую землю, как его с головой накрыла волна чудодейственного перезвона колоколов, тягуче разливавшаяся по каждому уголку.

- Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский женский монастырь, святая обитель "равной которой не было, нет и не будет никогда во всем свете" - пытаясь унять взволнованное сердце, едва шевеля губами с восторгом произнёс Илья, окутанный праздничныи перезвоном.
Из глубины его души возникали кружевные строчки, наполненные любовью и чистотой, как водица в святом источнике:

"Радость моя!" -
Поёт колокол дивный.
Мир обнимая,
Звоном своим.

Люди становятся
Добрее чище
Сердца наполняя,
Светом Любви.

От земли до небес
Его радость разлита.
Памятный день
Наполнен теплом.

С благоговейностью
Робкой и тихой,
Сквозь века Серафим
Божью милость несёт...

- Радость моя! Радость моя! Радость моя! - беспрестанно шептал Илья, входя на территорию дивеевского монастыря, который поражал своей неземной красотой и величием.
- Вот значит какой ты, рай на земле, где ликует душа! - не сдерживая восторга произнёс он, вставая в многочисленную очередь, желающих преклониться к честным мощам Серафима Саровского, которые покоились в Троицком, главном соборе Серафимо-Дивеевского монастыря.

- Дивное Дивеево! Четвёртый Удел Пресвятой Богородицы! Можно много говорить и писать о благодати, которую испытываешь у мощей батюшки Серафима, дивеевских жён и на Святой Канавке. Как говорил сам преподобный здесь и Афон, и Иерусалим. Побывав однажды в этом чудесном месте хочется снова и снова вернуться, что я и делаю по возможности - обращаясь к Илье, сказала светловолосая девушка в длинном еловом платье с кружевным платком на голове. - А вы видимо, в первый раз тут? - уточнила она у Ильи, созерцающего бесконечную небесную красоту величественного храма.
- Впечатление единения в храме Божием "всех язы­ков" во славу своего Творца! - не шевеля губами зачарованно произнёс он, не отвечая на вопрос рядом стоящей девушки.
- Удивительно! Именно эти слова вырвались и у меня, когда я впервые вступила на эту святую землю - не скрывая радости сообщила она Илье. И только тогда, извинившись, он ответил на её вопрос.

Очередь двигалась медленно, но Илью это нисколько не утомляло. Он рад был новому знакомству с очаровательной писательницей Анастасией и успел от неё многое узнать о дивеевской земле, делая попутно в своём блокноте наброски всего, что привлекало внимание.

- О том, что он плотью будет лежать в Дивееве, батюшка говорил и сестрам, и своим ученикам.
И обещал, что когда его мощи откроются в Сарове и перейдут в Дивеево, тогда будет такая радость, что среди лета запоют Пасху! А ещё предсказывал, что рядом с ним будут почивать в Дивееве мощи матушки-первоначальницы Александры, схимонахини Марфы и монахини Елены.
Предсказания святого старца исполнились. И теперь, как к спасительному источнику, источающему многоразличные благодеяния, притекают люди к этим святым мощам. - увлечённо рассказывала Анастасия своему благодарному слушателю, наблюдая как искусно он воспроизводит карандашом величие Троицкого собора.
- Вся монастырская жизнь сосредоточена около батюшки Серафима, духовного отца, попечителя и устроителя обители. К нему спешат монашествующие, чувствуя его живое присутствие и памятуя его наставление приходить, как к живому, на могилку и все рассказывать - ласково-обволакивающим голосом, продолжала она.

Илье никогда прежде не приходилось видеть и чувствовать столько любви, света и добра, сколько было в этом намоленном месте. При огромном количестве народа вокруг стояла такая тишина, что казалось она одновременно наполняет и обнуляет всё твоё существо и ты сам становишься этой тишиной.
Время остановилось, давая возможность прикоснуться к великой тайне бытия, усмиряя суетливый ум и лишая бренности земной жизни...

Святой источник, дивеевская земля, мощи преподобного Серафима, Святая Канавка Богородицы и знакомство с Анастасией открыли новую страницу в жизни простого деревенского парня Ильи из дальневосточной глубинки, наделённого  Божьим даром созидать.