Эдита Пьеха. Ноги как эталон

Как я изменил ее облик, а она — мою жизнь
Ох, как же мы не хотели ее снимать! Мы — это автор этих строк и телережиссер Игорь Морозов, известные в Питере середины 90-х как «Арт-обстрел». Так именовалась наша цикловая телепрограмма о современном искусстве, и ничем другим мы заниматься не планировали. Но вот вызывает меня главный режиссер Клара Фатова и сообщает, что по заказу телеканала РТР мы обязаны снять юбилейный концерт Эдиты Пьехи. Все попытки увильнуть были пресечены на корню. Я понуро звоню певице и слышу знаменитый акцент. Мы приглашены в ее дом. Домом тогда служила всем известная квартира на 5-й Советской, в старинном здании, которое соседствует с БКЗ «Октябрьский». Какая-то женщина открывает нам дверь и проводит в полутемную гостиную, где уже томятся несколько таких же «представителей творческой интеллигенции». Через 15 минут в дверь просовывается чья-то рука и щелкает выключателем — комната заполняется светом. «Эдита Пьеха!» — провозглашает голос. (Вот они — звезды!) В дверях появляется хозяйка в элегантном спортивном костюме.
Дальнейшее помнится смутно: певица рассказывает сама о себе анекдоты, что-то о подготовке юбилейного вечера...
Я хорошо помню свое ощущение по выходе из звездного дома: «Вот это да!» и: «Она совсем не такая, как я думал!» Это ощущение подогрел режиссер монтажа Вадим: «Она вышла на сцену в один год с Элвисом Пресли! Где Пресли? А наша; поет!» Это заслуживало уважения. Она действительно стала «нашей». И мы вдохновенно снимали и монтировали концерт уже не просто артистки, а своего друга. А потом продолжили общаться.
Как-то, сидя на кухне Пьехи за бутылкой вина (впрочем, она пила только воду!), я предложил: «Дита, вы в состоянии два часа удерживать пением шеститысячный зал. А да­вайте попробуем удержать 30 минут многомиллионную телевизионную аудиторию нашим разговором!» Пьеха заинтересовалась, и мы стали готовить съемки очередного «Арт-обстрела».
Я судорожно пытался изобрести вопросы, на которые певица еще никогда не отвечала. Ассистент режиссера и добрый ангел программы Наташа Белицкая отсматривала километры архивных записей. Режиссер думал обо всем сразу. К телецентру подъезжали фургоны, груженные костюмами звезды. Это был Клондайк платьев с рукавами-фонариками, умопомрачительных каблуков и бесчисленных роз, которым было суждено украсить плечи Дивы. Наши конкуренты замерли в ожидании. Но история пошла по другому сценарию — в день съемки Пьеха проспала. Помню, как я заехал за ней и долго уговаривал собраться. Помню, как она выпила кувшин кофе. Как приехала на Чапыгина, 6, и на входе не оказалось пропуска. И как охранники пропустили ее без него, отдав честь, как генералу.
В гримерной тоже не заладилось. Меня призвала на помощь замечательный гример Галя Пономарева. Пьехе не нравилось все — платья, свет в зеркале, ее собственное отражение… Рядом стоял замечательный музыкант и друг певицы Александр Соловьев. В смокинге. Я думал ровно секунду. «Саша, раздевайся!» — скомандовал я. Все осто­л­бенели. А через полчаса великолепная Пьеха в смокинге и на шпильках под аплодисменты входила в студию. Композицию довершал парик, радикально изменивший облик звезды. Черный, гладко убранный, с большим узлом сзади, он сделал певицу абсолютно другой. Глаза Эдиты сияли, она была готова к интервью. Мы заняли места в золоченых креслах, оставшихся от какого-то детского спектакля. Помню, что по команде «Мотор!» от волнения у меня стала трястись голова. Помню, как я с трудом осознавал, что именно говорит Пьеха, изъясняющаяся как бы «рядом со смыслом». Помножьте это на ее неповторимый акцент, сделайте скидку на 12 лет, прошедшие с тех пор. И читайте!
Интервью номер «раз»
— Долгое время существовало понятие «советская эстрада». Потом из нее много чего вышло, например, поп-музыка. Как Вы относитесь к советской эстраде? Было это явление выдуманным или его породило время?
— Это было явление и выдуманное, и порожденное тем временем, которое его выдумало. Потому что нет такого жанра в мире — «советская эстрада». Это не жанр.
Мне всегда не хватало дифференциации нашей эстрады. Меня обижало: почему меня сравнивают с певицей;? Почему говорят, что она — это да! А Пьеха — это плохо! Почему нельзя четко определить, что певица Z; это фольклор (кстати, еще одна народная певица мне говорила: «Хочешь есть кусок хлеба с маслом — пой фольклор!»)? Я сейчас не просто о Z говорю, просто это очень яркий пример невежества музыкальных критиков. Я от этого очень страдала. Почему-то я все время должна была ходить подтесанная и быть такой, как это было угодно худсоветам. Такого безобразия ни в одной стране не было. Я участвовала во многих международных фестивалях, и меня спрашивали: «Какой вы представляете жанр?» Я говорила; «песню». Но я никогда не говорила «советскую песню», потому что это смешно звучало. Песня — это, скорее, «шансон». Мой жанр ближе к песне французской, ближе к;омансам.
Короче, я была против невежества, против того, чтобы все под одну гребенку, все в одну кастрюлю сгребали и все это называли «советской песней». Как жанровые певцы для меня существуют Шульженко, Вертинский. Четко существовала в рамках жанра Русланова. Ирма Яузем, Утесов — это тоже жанр. Но это не «советская песня».
Почему кумиром стала именно Пьеха?
Однажды Коко Шанель заметила: «Модно то, что но­-шу я!» Мода вообще вещь мимолетна. Вы помните зна­менитую шведскую группу «АББА», объект всеобщего поклонения и подражания на протяжении 70-х? Голоса и мелодии; понятно. А замечательные прически солисток? Стоило Агнете и Фриде стать кудрявыми — куда что девалось? Ищи его, свищи его! (Это я о стиле.) Но это в Швеции. А у нас? В;тране Советов идеология моды всегда была несколько двулична (как в знаменитой басне Крылова «Крыса и мышь»: «А са­ло русское едят!»). Ну откуда у русских, при внешнем отрицании, была такая тяга ко всему непривычно заморскому? Почему такой бомбой стало появление на советской эстраде середины 50-х молодой певицы польско-французского происхождения? Ответ прост: было чему подражать. Рост, манеры, акцент, стиль. Она была не похожа ни на кого из предшественников, но при этом вела себя как «одна из нас». Только чуть-чуть лучше. Эдита Пьеха не могла не сделаться кумиром.
— Эдита, многие из тех, с кем Вы выходили на сцену, канули в лету. За счет чего держитесь Вы?
— Нет, они не пропали, просто у каждого есть свое количество почитателей, как там говорят… рейтинг. Каждый исполнитель существует, пока его фамилия о чем-то говорит. Другое дело, что аудитория у него уменьшается. Это уже по разным причинам. Недостаток телевидения, может быть…
Я всегда работала на свою аудиторию, моя любимая поговорка: «Не солнышко, всех не обогреешь!» Лучше для меньшего количества публики, но для своей. Чтобы быть. Пока есть моя публика, есть я. Немножко, может быть, дерз­ко, но скажу: моя публика — наполеоновская гвардия, которая со мной. И даже сегодня, увидев меня в не совсем привычном образе, многие будут спорить, но я на это иду сознательно. Пусть поспорят.
— Как происходила перенастройка Эдиты Пьехи с «Ленконцерта» на волну шоу-бизнеса? Я знаю, что Эдита Пьеха сегодня — это целое малое предприятие…
— Я всю жизнь этим занималась, я всю жизнь знала работу каждого, кто работает со мной. Единственное, чему я не научилась, — ставить свет. Это для меня недоступная профессия. Но грим делать я училась сама и учила потом тех, кто мне его делал. Одеваться я тоже училась. Для меня самым строгим судьей был фотоаппарат, и чем хуже фотограф, тем лучше для меня. На фото я видела все свои недостатки.
Сегодня я знаю все, что мне нужно делать на сцене, чтобы иметь право называться артисткой. И что нужно делать для того, чтобы мои музыканты получали столько, сколько они заслуживают.
— Есть ли у Вас отношения с другими звездами нашей эстрады — Пугачевой, Долиной?
— Есть отношения.
— Можно ли их назвать теплыми и какими вообще долж­ны быть отношения звезд?
— Я считаю, что артисты редко чувствуют, когда они становятся самими собой. Разве что в ванной у зеркала… Наверно, мы всегда играем. Это уже профессия. И поэтому сложно говорить о теплых отношениях.
— Существует ли между вами зависть и мешает ли она?
— Я слишком рано узнала, что правильно, а что неправильно, что мерзко, а что достойно. Зависть я считаю мерз­ким чувством. Хотя ощущение восторга от чьей-то прекрасной работы всегда где-то рядом с ощущением зависти. Это хороший стимул, чтобы подстегнуться.
Броневицкий Сан Саныч, покойный, всегда говорил: «Какая ты страшная, какая ты некрасивая!», и мне всегда хотелось хоть чуть-чуть стать лучше.
— Это было правдой?
— В один прекрасный день на фотографии я увидела, что у меня красивые глаза, что у меня есть то, что я могла бы подчеркнуть и на этом играть. И создала свой образ, свою индивидуальность. Это были длительные муки, но стимулом всегда был Броневицкий, который говорил: «Какая ты страшная!» Потом он замолчал, и я поняла, что уже ему нравлюсь. Как артистка.
— Традиционно в нашей стране был один путь к успеху; музыка, кино. Но все это одна сфера. Недавно к ней добавилась политика. Политика как путь к успеху.
— Политика как путь к успеху не артистическому? Это ужасно.
— Я хотел спросить, появились ли еще пути к успеху и;акие?
— Я думаю, что всегда путем к успеху являлся труд. Единственный барометр, мерило и ориентир: что человек может или не может.
Не зря прославленные миллионеры начинали с низов, чуть ли не с чистильщиков обуви, они трудом вычислили свой путь в жизни. А языком, «болтологией» никто ничего не достиг. Как бы хорошо артист о себе ни говорил, достаточно увидеть его один раз, чтобы понять, что он из себя представляет.
— Вероятно, этому Вы и учите своих внуков. Вы бы хотели, чтобы они пошли на эстраду?
— Я бы не хотела, чтобы мои внуки были артистами. Но я и сама не предполагала, что буду артисткой. Я ве­рю в;удьбу. Это свыше предначертано, кем человеку быть.
Моя дочка от меня скрывала, что хочет быть артисткой, и в ней долго дремала ее индивидуальность. Она потом ее открыла, когда я к ней применила тот же метод, что и ее отец ко мне. Я стала говорить: «Ты страшная, ты не то делаешь, ты не так ходишь, ты не то поешь, ты свои песни пой!» И она вдруг задвигалась, раскрепостилась.
— Дита, скажите, почему у Вас нет учеников?
— Каждый должен быть сам для себя учителем. Нужно уметь слушать советы, нужно уметь относиться к себе очень строго. А учить другого — это всегда очень опасно, можно остаться непонятым.
Ведь не случайно же многие талантливые вокалисты не становились талантливыми педагогами. Это дар особенный, и я его в себе пока не открыла…
Это все?
О том, как мы преображали певицу снова и снова
Но если бы это было все! Мы вернулись в гримерную и снова стали «переделывать» певицу. На сей раз на Пьеху надели маленькое черное платье, открывшее ее знаменитые ноги, и необыкновенный головной убор, наподобие того, что увенчивал голову царицы Клеопатры. Мы вернулись в студию, актриса инстинктивно приняла позу знаменитой царицы, сложив руки под грудью, я занял кресло напротив…
— А хорошо бы вот на Вас орден Ленина…
— Мои художницы как раз сказали: надо нам придумать платьишко, чтобы на него все награды нацепить, чтобы они играли как украшения. Дома их у меня целая коробка. У меня, кстати, нет ордена Ленина, но есть орден Трудового Красного Знамени.
Режиссер: Мотор! Начали…
Интервью номер «два»
— Дита, чтобы звезду узнавали, имидж должен быть постоянным. И в то же время Вам, как и всякой женщине, хочется и нужно меняться. Как Вы решаете эту дилемму?
— Женщину меняют года. И надо стараться всегда идти в ногу со своими годами, но не с возрастом метрики, а с возрастом души. Кто-то из знаменитых модельеров сказал, что не существует моды, есть стиль и индивидуальность. Короче, имидж — это то, что отличает одну актрису от другой, и;енять его слишком часто не стоит, а то можно перепутать.
Пьеха — кумир кумиров!
Тем не менее многие звезды, в том числе телевизионные, прошли долгий путь от подражания Эдите Пьехе до собст­венного, неповторимого «Я». Вот откровения телеведущей Тамары Максимовой, связанные с изменением ее имиджа: «В;ности я всегда делала такие короткие стрижки, как у Эдиты Пьехи, — она была моим кумиром. А у моего будущего мужа был другой идеал, в который я совершенно не вписывалась. И тогда я сделала себя под этот образ…»
Но хватит о платьях и прическах! Поговорим о песнях!
— Эдита, имидж звезды — это не только ее внешность, но и ее песни. Как Вы считаете, удачно ли складывался Ваш репертуар все эти годы?
— За 35 лет я почти не пела чужих песен. А если и пела, то только в том случае, если понимала, что сделаю это по-своему. Это несравнимые вещи: петь или интерпретировать, трактовать, исполнять.
В одной из газет написали: «Да простят композиторы и;оэты Пьеху за соавторство их песен!» То есть я всегда исполняла то, что было для меня кусочком моей жизни. То, с;ем я сживалась напрочь, во что я входила как в свое собственное, и об этом всегда догадывались слушатели, и в каждой песне они находили для себя что-то. Петь надо о том, что тебя волнует, что ты пережил, в чем ты являешься компетентным человеком. Тогда с твоим мнением будут считаться.
— Вы считаете, что все годы Вы пели именно те песни, которые и должны были?
— Нет, конечно. Это невозможно. Все ведь относительно на этой земле. И были такие случаи, когда песня мне нравилась, я начинала ее исполнять и понимала, что я в этой песне не нашла ничего своего. И ничего общего с тем, что бы я хотела сказать публике. Или наоборот, были песни с непредсказуемой судьбой. Корнелюк предложил мне спеть песню «Белый вечер», которая органично вошла в мой репертуар и слилась с моим мироощущением. Я эту песню сразу почувствовала — она моя. Хотя Корнелюк и Пьеха; разные личности разных времен.
Случайные песни меня посещали, так же как иногда случайные гости стучатся в наш дом, но желанные оставались со мной навсегда.
— я, например, «Белый вечер» считаю одной из самых больших Ваших удач. И о Корнелюке. Как Вы относитесь к композиторам, которые поют сами?
— Я хочу ответить словами Жака Бреля, известного французского поэта и исполнителя собственных песен. Когда его спросили: «Почему Вы поете собственные песни?», он ответил: «Потому что я еще не совсем сошел с ума, чтобы петь чужие!» Если композитор обладает возможностью сам исполнять свои песни, свои мысли и чувства доносить до публики, я думаю, лучше него это никто не сделает. Именно поэтому я была рада, когда меня называли соавтором песен. И композиторы, и поэты поющие — это здорово, если это талантливо.
Режиссер: Стопнемся на секунду!
Она: Что-то у нас не так все удачно… Вопросы родные.
Режиссер: Вопросы ей родные! Сейчас он как задаст неродной! Внимание! Мотор!
Как стать звездой?
— Дита, по своему опыту я знаю, что, доведя меня до истерики, режиссер может рассчитывать на результат более-менее хороший. Я знаю, что в начале карьеры с Вами иногда поступали так же. Расскажите, как из Вас делали звезду.
— Артистку!
— Как Вы относитесь к этому методу, оправданно ли это было?
— Ну, я считаю, что иногда цель оправдывает средства: если, например, нужно человека до стресса довести ради того, чтобы из него максимально выжать, как это было со мной. Но если это просто издевательство — это плохо. Когда я начинала делать первые шаги, я многого не понимала, и, только оказавшись в экстремальной ситуации, я вдруг находила в себе силы, второе дыхание, и тогда проявлялось то самое — настоящее. А потом я старалась это состояние искать уже без стрессов. То есть человеку нужно открыть себя для того, чтобы узнать, чем он располагает, иногда и с помощью методов резких, деспотичных.
— Не будь Александра Броневицкого, Вы стали бы такой, какая Вы есть сегодня?
— Вряд ли кто-то другой увидел бы во мне то, что увидел Броневицкий. Но то, что во мне от природы было заложено много артистизма, это еще моя мама знала.
Меня в нашем поселке шахтерском называли «Артистка». Я была худая, большие такие глазищи, и пела я всегда так много, что мама иногда даже метелкой или веником меня останавливала: «Хватит, артистка!» Я это делала, потому что получала удовольствие. А Броневицкий помог мне вынести все это уже к публике. Он был аккумулятором, генератором, который меня зарядил на эту нелегкую миссию; быть артисткой. Вообще-то я была намерена стать учительницей (у меня диплом учительницы начальных классов). Может, среди детей я тоже прослыла бы артисткой. Я,например, совсем не умею танцевать, но в лагерях пионерских, куда я пионервожатой ездила, была хореографом и ставила детям танцы. И это, говорят, неплохо получалось. Просто я была убеждена, что умею это делать. Поверить в себя нужно! И именно Сан Саныч Броневицкий заставил меня поверить в то, что я артистка.
Романтический блондин померк перед супругом?
Мне довелось стать участником одного из эпизодов биографии Эдиты Пьехи. О нашей нежной дружбе заговорил весь город. Это называли «несостоявшейся сенсацией». Мы делали передачи, а нам приписывали бог весть что! Как-то выхожу из БКЗ «Октябрьский» после концерта. Денег нет совсем. Час ночи. Ну не идти же мне в смокинге пешком через весь город! Кто пустит на ночлег? Пьеха! И мы продолжали общаться. Даже когда в жизнь певицы вошел Владимир Поляков. Помню, звоню как-то наутро, а певица сообщает: «Вы мне вчера такие роскошные белые розы подарили! Я с ними сегодня замуж вышла!» Мы с режиссером поздравили молодых, а газеты отозвались ядовитыми статьями — «Романтический блондин померк перед законным супругом!». Прошли годы. И когда понадобилось снимать церемонию «Заложение Звезды Эдиты Пьехи» перед залом «Россия», законный супруг пригласил для этого именно романтического блондина!
Женская логика Пьехи
— Начни все сначала, что бы Вы сделали иначе?
— Я бы просто сразу начала ходить на каблуках, сразу бы научилась грим делать, сразу бы научилась работать с художниками-модельерами, чтобы так долго не искать свой сценический образ, имидж. Я не стала бы заканчивать консерваторию, потому что оперной певицы из меня бы не получилось. Но я могла бы сократить путь этот мучительный. Очень много я потеряла времени зря. А может, и не зря. Потому что ведь, когда готовишь пищу вкусную, нужно для этого время. И ребенок, прежде чем родиться, должен созреть в чреве матери. Так же, наверное, и артистка из меня сразу бы не получилась. Поспешишь — людей насмешишь.
— Жизнь прожить — не поле перейти.
— Конечно, конечно. Так что все, что было со мной, наверно, все правильно. И так было суждено, я в это верю.
— Столько лет Вы сравнительно неизменны внешне. Сегодня мы попытались как-то изменить Ваш облик. Можно ли ожидать от Вас чего-то принципиально нового в музыке?
— Это будет зависеть от тех, кто меня вдохновит своей музыкой. Я же не могу петь, как пластинка, все подряд. Я;огу петь только то, что меня взволнует, потому что я почти всегда пою про себя. Я не могу спеть о том, чего сама не пережила. И поэтому новое в музыке я найду благодаря талантливым авторам, с которыми мне еще предстоит встретиться. Я верю в это, я же не случайно пела, что «песня лучшая моя пока не спета».
— Спасибо, все!
— Плохо я!..
Все смеются и аплодируют.
Мы возвращались в гримерную, но меня уже было не остановить. Я должен был исполнить обещанное дома!
Глас народа
— Дита, у меня есть бабушка, которая просила задать Вам несколько вопросов. Вы любите животных?
— Любовь — это тоже возможность. Я все люблю на деле испытать. И любить животных — значит иметь, поселить их в своем загородном доме, чтобы им доставлять удовольствие. И чтобы они это чувствовали.
— А на Вашей загородной вилле нет животных?
— У меня еще виллы нет пока. Будет какой-нибудь дом недалеко от Ленинграда, а потом… посмотрим, может, я;ро­пишу там и животных, которые будут моими друзьями.
Прошли годы, и в загородном доме, куда переехала «Королева песни Санкт-Петербурга», появилось несколько четвероногих друзей. Им нет дела до титулов, званий и зрительских симпатий. Они любят свою хозяйку. Она их — тоже.
— Сколько часов в сутки Вы спите?
— Я сплю, бодрствуя, а такого сна, чтобы полностью отрубиться, дать мозгу отдохнуть, такое бывает со мной максимум три часа в сутки. Я дремлю, мне чудится что-то, я думаю, вскакиваю, что-то записываю…
— Что Вы любите на завтрак?
— Очень люблю кофе. А на завтрак кроме кофе обожаю кашку — это очень вкусно и полезно для кишечника.
— Говорят, у Жаклин Кеннеди было несколько десятков париков, а сколько их у Вас?
— Ни одного. Вы на меня сегодня надели парик — Вам понравилось. Посмотрим, что скажут другие… Мне парики, наверно, не очень идут…
А Жаклин Кеннеди имела много париков, потому что у нее было много денег. Ей делали только те парики, которые ей шли. Я считаю, что мой парик — это мои шляпы. Они мне очень идут.
Съемка закончилась, программа монтировалась, а я писал к ней свой вступительный текст: «Одни восклицают: „Ах, эти звезды!“, другие недоумевают: „Куда уходят песни?“ А я вот думаю: „Куда девается то, что привычно и незаметно окружало нас столько лет?“ На новых картах не будет прежних названий — ни страны, ни города, где я появился на свет, но в памяти крепко держатся песни моего детства. И они подтверждают — это время действительно было. И;о сих пор светят нам звезды советской эстрады. Эстрады, которой больше нет. Сама Эдита Пьеха не любит слово „звезда“, считая его чересчур холодным. Но тем не менее…»
Устами младенца…
Премьера программы, озаглавленной «Звезда по имени Пьеха», шла в эфире Российского телевидения. Мы окру­жили стол, накрытый Дивой по этому случаю. Все внимательно смотрели на экран, и вдруг из школы пришел ныне знаменитый, а тогда просто внук Стас Пьеха. Кинул на экран взгляд и спросил у бабушки: «Дита, а когда это мою маму так хорошо сняли?» Вот этот момент стал нашим триумфом.
В «маленьком городе» ;никуда не деться друг от друга
Прошло несколько лет. Мы встречались с Эдитой Станиславовной: время от времени она участвовала в;аших программах, мы снимали ее концерты. Обеим сторонам хотелось повторить эксперимент, поставленный когда-то в «Арт-обстреле».
И случай представился. Мы затеяли программу о модельере Татьяне Парфеновой. (Подробно эта история изложена в главе «Красивые бывают умными!») Пьеха стала клиенткой Парфеновой, и после нашей передачи новый образ певицы был многократно растиражирован прессой. А в очередной раз преображенная певица в очередной же раз давала мне интервью в Доме мод на Невском проспекте.
Интервью номер «три»
— Эдита, а как Вы считаете, Вам в жизни хватало скандалов? Громких скандалов вокруг Вашего имени?
— Вокруг меня? Нет, не было скандалов. В молодости как-то пытались люди мне приписать, что вот, мол, пьяную в одеяле с концерта выносили, но свидетелей почему-то не нашлось. Меня пытались похоронить. Как-то таксистка мне говорит, что она только вчера была на могиле Эдиты Пьехи. Я;по­просила: «А может, свезете меня туда?» Она говорит: «За­чем? Я и не помню, где это было». — «А если я — Пьеха?» Она отвечает: «Да ладно, хватит Вам врать». Но это просто приключения, которые бывают в жизни каждого артиста.
Может, потому что я католичка, может, потому что меня очень строго воспитывали — я не умею вести себя вызывающе, и это не дает возможности людям сочинять обо мне какие-то скандальные истории. Да я и сама против того, чтобы обо мне говорили скандально. Мне больше нравится быть поло­жительным героем и вдохновлять хороших людей на то, чтобы им хотелось быть хоро­шими.
— В жизни все получилось так, как Вы хотели?
— Нет. Никогда не бывает в жизни все так, как хочется. И может, это и есть смысл нашей жизни: мы всегда хотим достичь того, о чем только мечтаем. Ну а мечтать ведь каждому позволено. У меня бывают минуты, нет, секунды, когда я очень счастливая, и мне кажется, как хорошо, что я на этой земле что-то смогла, что у;еня что-то есть, что я душой очень богатая…
А бывают моменты, чисто внешние, житейские, которые меня раздражают, унижают как артистку. Я где-то вычитала афоризм: «Я так устаю иногда от себя, что хочется выйти из себя и больше не вернуться». Но я очень дружу сама с;обой, и я всегда жду от себя еще чего-то.
Прошло несколько лет
В некоторых фильмах и пьесах бывает такая ремарка: «Прошло четыре года». Ехидные критики добавляют: «А;а сцене ничего не изменилось». Так же произошло и с нами. Не знаю, сколько лет прошло, но мы с Эдитой еще раз встретились на съемоч­ной площадке, и… ничего не изменилось. Встреча была теплой, певица — молодой и кра­сивой, только вот дело было в Москве. А программа, посвященная Женскому дню, называлась «Женское счастье».
Интервью номер «четыре». ;Женское счастье звезды
— Что такое счастье?
— Я не могу произнести это вслух, потому что счастье; это птица. Ее надо держать за хвост. А если произнести вслух, как ворона про сыр, — тогда оно улетит.
— Расскажите о Вашей первой любви.
— О! Это было так давно! Мне тогда было 16 или 17;ет. Я вздыхала, он меня провожал — мы в одном хоре пели. Он — будущий шахтер, а я — будущая учительница. Ну  а потом подружка, совсем некрасивая (я тоже была некрасивая), отбила его. Она умела целоваться, а я стеснялась. А теперь в меня влюбляются все только как в артистку.
— А как в женщину?
— Как в женщину? Если уж и влюбляются, то начинают видеть во мне домработницу. А я — артистка. И поэтому я предпочитаю — пусть как в артистку влюбляются, по крайней мере, не будут надеяться, что я стану щи, борщи варить… Я могу варить только для Володи Полякова, для моего нынешнего мужа, потому что он появляется на один день раз в неделю. Это не очень обременительно. А если бы каждый день пришлось это делать — я бы, наверное, сошла с ума.
—А Вы не хотели бы быть мужчиной?
— Мужчиной? Думаю, что нет.
— Почему?
— Красивые платья люблю.
— Как Вы считаете, мужчинам легче живется, чем женщинам?
— Я думаю, что да. Если мужчина куда-нибудь собирается — ему достаточно положить сорочку, носки и сменное белье. И — вперед. А что нам? Каково нам? Появля­ться в том, в чем я еду в поезде, — нельзя. Значит, надо переодеваться. Макияж надо делать? Надо. Значит, я долж­на взять с собой косметику. А прически? Это же ужас какой-то! То есть женщина всю жизнь раба своего гардероба, своих женских привычек.
— А как живется, если и муж — звезда и жена — звезда?
— У нас был единый организм: Броневицкий–Пьеха. И вот доказательство — когда я ушла из «Дружбы» после совместных 20 лет, он растерялся. По-видимому, мужчины слабее. А я долго шла к этому уходу. Потому что фактически любовь превратилась в служебный роман: «Работа, песни, города, и только так и не иначе».
— Но ведь можно было пойти и по другому пути?
— Я хотела вместе с ним работать, но иметь другого мужа, на что Броневицкий категорически возразил.
— Часто вы ссорились?
— Ну как ссорились? Он покричит-покричит, я поплачу-поплачу, и всё — забыли.
— А можно себе представить такую безумную идею, что Вы влюбитесь и выйдете замуж в четвертый раз?
— Нет. Есть такая одесская поговорка: «Поздно, Рита!»
— А какой у Вас характер? Вы можете выйти из себя?
— Был день рождения Броневицкого, 40-летие, по-моему. Устроили импровизированный банкет в Мурманске. А один из ансамблистов был страшный подхалим. Он постоянно, как это говорят музыканты, «лизатто» делал Сан Санычу. Ну и начал он говорить какие-то тосты несусветные, ложь прямо лилась с его уст. Я завелась… а на столе стояла упаковка яиц, 30 штук. Я схватила эти яйца и швырнула этому музыканту в лицо. И он в яичнице с ног до головы покинул банкет.
— А что делали сырые яйца на банкете?
— Музыканты коньяк запивали! Дырочку в яйце сделают и рюмку коньяка запивают. Это для голоса очень хорошо.
— А жадной Вам приходилось быть?
— Нет. Я безнадежная транжирка. Я начинаю изображать расчетливую и хозяйственную, когда речь идет о копейках. А;огда Илонка дом строит уже энное количество лет — я;очти все свои сбережения ей отдала. Хотя это плохо, потому что не за горами такие денечки, когда мне придется жить на свои сбережения, а их стало вполовину меньше.
— Но Вы достаточно богаты?
— Не-а. В советское время нельзя было стать богатым, если ты не умел воровать. А мне это не присуще.
— Но почему? Ведь говорят, что еще в советское время один из Ваших коллег стал самым богатым исполнителем.
— Были нелегальные формы получать большие гонорары. Мне это было запрещено моими директорами. Они говорили: «Если Вы хоть рубль получите вне Вашего гонорара официального — мы от Вас уйдем, Дита. Это нечестно». Вот так я «нечестно» и пришла к перестройке, после которой и стала получать гонорары в несколько раз больше, чем в советское время, но я ничего не заработала «левым» образом.
— С каким чувством Вы вспоминаете свое актерское счастье, свое женское счастье тех советских времен?
— Я была молодая, я была очень живучая, я не копила обид… была счастлива, что мы много ездили. Мне нра­вилось, что я была стройной, что нравилась публике… А;;изни? В жизни было мало времени на то, чтобы за­ниматься собой. После концертов, как правило, испытываешь огромную усталость. Была жизнь на сцене. Особенно в то время, когда нужно было покупать красивые платья у Зайцева, а заработок не позволял, хотя я работала по три сольных концерта в день. О какой личной жизни могла идти речь? Ее почти не было.
— То есть тогда было творчество — а жизни почти не было. А сейчас?
— Сейчас? Я настолько привыкла работать, что, когда есть свободное время, я не знаю, куда себя деть. Хоть носки штопай! Но я придумала себе «работу»: когда у меня есть свободные дни, я хожу в оздоровительный центр. Меня там всячески терзают — делают массажи, чистку организма, углекислые ванны, скипидарные ванны.
— Я думаю, у наших зрителей может возникнуть ощущение, что Эдита Пьеха больше всех на свете любит себя. Как говорят, «носится с собой». Это правда?
— Нет, не себя, а свой организм, потому что он служит мне как артистке и он должен быть в порядке. Если плохо относиться, например, даже к «Мерседесу», не следить за ним; он отомстит. Вот сломается, и все. Поэтому я слежу за своим организмом, как за машиной самой высокой марки.
— В четвертый раз спрашиваю: счастливы Вы или нет?
— Можно, не буду отвечать? Вы мне надоели!
Послесловие. Эдита Пьеха как эталон женских ножек.
«Конечно, можно, — подумал я, — ведь мы еще не раз встретимся!» Так и;лучилось, но это уже совсем другая история. В;икле «По семейным обстоятельствам» затеяли программу про жен­ские ножки. Угадайте, кого мы пригласили в качестве эталона?


1993 - 2005