Елена Юнгер. Живая легенда

Интересно получается, у каждой из моих программ — совершенно отдельная предыстория. Знакомству с гостем передачи всегда предшествуют какие-то странные события, история моих отношений с «героем» съемками не начинается и не заканчивается. А может, иначе и быть не должно. Но я никогда не узнаю, что на уме и на душе у моих коллег. Шел 1996 год. И мы с режиссером захотели снять «живую легенду». Стали перебирать очень «взрослых» актрис. Список открывала Елена Владимировна Юнгер. Я пересмотрел «Золушку» (каждый из нас хоть раз в жизни смотрел этот фильм, в котором Юнгер сыграла сестрицу главной героини по имени Анна — это именно на нее с таким трудом Янина Жеймо все-таки натянула хрустальную туфельку!). Я прочитал две книги ее воспоминаний — это было то, что нужно! Знаменитая ленинградская актриса, супруга великого театрального режиссера и художника Николая Акимова. Но уважаемые коллеги, именуемые на телевидении «старшими товарищами», стали почему-то наперебой предлагать нам снять кого-нибудь другого. Сработал мой дух противоречия, и я совершенно отчетливо понял, что буду снимать только Юнгер! Выдержав паузу, я позвонил актрисе домой и стал договариваться о съемках. Она наотрез отказалась: «Меня только что показывали по телевизору! Хорошего — понемножку! А вот в гости заходите, милости прошу!» Ну что ж, я тоже упрямый. Вода камень точит.
Надо сказать, что, когда я все-таки уговорил Елену Юнгер сниматься, передачу мы начали фрагментом пьесы, в которой она в тот момент играла. Я изображал назойливого журналиста, Юнгер — некую высокопоставленную особу, не желавшую отвечать на вопросы. Высокомерно взирая на меня из-под пушистых перьев на шляпе, актриса цедила сквозь зубы: «Моя жизнь, мсье, принадлежит только мне. И рассказывать о ней я намерена только себе самой!»
В гости к сестрице Золушки
Но это случилось чуть позже, а тогда мы с режиссером отправились в гости. На тот момент Елена Владимировна уже несколько десятков лет жила в знаменитом «Дворян­ском гнезде». Когда еще не вошло в обиход выражение «элитное жилье», дом уже был заселен цветом городской интеллигенции. Это огромное здание стоит на набережной, и из его окон открываются великолепные виды на весь старый центр Питера — домик Петра Первого, Летний сад, Эрмитаж, всевозможные купола и шпили.
Этими подробностями пейзажа мы и любовались, пока хозяйка сама (!) накрывала на стол. Елена Владимировна жила вместе с большой семьей — это стало для меня откровением. Почему-то большинство прославленных пожилых актрис коротают век в одиночестве. С этого мы и начали разговор…
Семейная тема
— Как зовут Вашу домработницу?
— У меня сейчас нет никакой домработницы или камеристки, как у звезд.
— А была?
— Костюмерши были, помощники и друзья. Домработницы были, а теперь нет.
— Вы справляетесь сами?
— Ну, со всей своей семьей, у меня семья прекрасная.
— Расскажите, сколько у Вас детей, внуков.
— Одна правнучка, одна внучка. Дочка и два зятя.
— Почему из них никто не занят в театре, кино?
— Мой зять работал в театре как драматург. «Рассказ одной девушки» — это его пьеса, и еще одна была — ее поставили 80 театров.
— Почему Ваша дочь не стала актрисой?
— Она художница.
— Вы не хотели, чтобы она играла?
— Я не хотела, но не стала бы удерживать. Внучка хотела; но остыла. Актером нужно родиться.
— Вы хотите, чтобы Ваша правнучка была актрисой?
— Я ничего не могу хотеть, я хочу, чтобы им было хорошо.
— Многие актрисы не заводят детей, чтобы не потерять форму. Вы об этом не думали?
— Да, есть такие. Бедные. Мне всегда говорили: «У Вас какой-то секрет». Я не соблюдала диеты, никогда не делала физкультуры. Ела, что хотела, на ночь. Ведь жизнь после спектакля начиналась.
— А Театр-то — комедии — актриса может позволить себе быть толстой…
— Нет разницы, какая фигура у хорошей актрисы. Есть некрасивые, а выходят на сцену — красавицы. Вы меня заболтали, садитесь к столу.
Провал во времени
Так началось наше знакомство. Мы полюбили эту замечательную женщину с ее неподражаемым чувством собственного достоинства, своеобразным юмором и отсутствием возраста. И тут дело не во внешности. Несмотря на высокие каблуки и аккуратный парик, которые она носила даже дома, Юнгер вовсе не выглядела молодящейся.
Мне она очень напоминала еще здравствовавшую мою собственную бабушку: тот же год рождения, абсолютно седые гладкие волосы, те же факты и фамилии, которые она то и дело вспоминала… Стоило нам занять свои места в огромной комнате, служившей хозяйке и спальней, и гостиной, и столовой, — начиналось какое-то чудесное ощущение «провала во времени». Она гасила свет, мы наполняли бокалы, комната погружалась в сумрак белых ночей, и Елена Владимировна рассказывала… Мы переносились то во времена ее нэпманского детства, то в Голливуд военных времен, то во времена расцвета Театра комедии под руководством ее великого мужа — режиссера и художника Николая Акимова. Самой выдающейся актрисой всех времен и народов Юнгер называла Алису Фрейндлих. А еще ей нравилось сухое вино, и нам разрешали курить в комнате («Если Вы курите, а я нет, почему я должна Вас ограничивать? Вы же у меня в гостях!»). И в этом полумраке легко было представить актрису молодой и прекрасной.
Наши беседы в полумраке
— Елена Владимировна, в книге Вы пишете, что в детстве были бандиткой?
— Бандиткой, да, конечно.
— У Вас остался неукротимый нрав?
— Я его укрощаю в меру сил. Довольно давно.
— А правда ли, что без неукротимого нрава актрисой быть нельзя?
— Почему же, совсем необязательно. Чтобы стать акт­рисой, надо любить театр и не жалеть для него ни себя, ни окружающих.
— Цитирую Вашу книгу: «С самого начала у Елены Юнгер было мало задатков, чтобы стать актрисой. Сразу были проблемы с голосом». Какой у Вас был голос?
— Это было чудовищно. Сначала со мной вообще отказались заниматься — голос был какой-то писклявый, сдавленный. Но замечательный педагог Радлова сделала чудо. Я занималась день и ночь, а мои родные страдали, слушая бесконечные «Да-ду-да» и «На-ну-на»…
— Любому можно поставить голос, чтобы он работал в театре?
— Не знаю, сейчас с этим вопросом не очень хорошо. Среди молодежи поставленных голосов нет.
Как Юнгер решила мне помочь
Тут же актриса стала рыться в бесконечных записных книжках, наконец отыскала клочок бумажки и протянула его мне. Это был телефон известного логопеда. Юнгер сказала, что только он поможет мне. Прошло уже 10 Лет, но у меня до сих пор нет на это времени. Может, на пенсии займусь?! А еще актриса сказала мне, что я должен срочно постричься: «Миша, длинные волосы вам очень не идут!»
Как ее «делали»…
— Но давайте вернемся от моих недостатков к Вашим и вспомним, что произошло, когда Вы оказались на уроке грима.
— Преподаватель сказал: «С Вами я ничего не могу сделать, потому что у Вас все лицо наоборот!» Я опять в слезы… Он меня посадил перед зеркалом и очень терпеливо что-то клеил на моем лице. Потом попросил отойти в угол: «Посмотрите, я ее возродил». Но я была в ужасе, потому что он приклеил к моему лицу огромный нос!
— Вы потом научились быть красивой? В жизни, на сцене?
— Я никогда не чувствовала себя красивой. Клеила себя. Даже когда пришла в Те­атр комедии, что-то наклеивала. Как-то раз актриса Барченко сказала: «Можно мне помочь Вам с гримом?» — и все содрала с моего лица. Это был первый случай, когда кто-то сказал: «Ты хорошо вы­глядишь!»
— Вы никогда не боялись улыбаться из-за того, что могут появиться морщины?
— Нет, я не боялась, но я знала одну женщину, которая перестала улыбаться в 15 лет. Чтобы не было морщин. И когда она первый раз улыбнулась — это было так страшно! Акимов увидел это и сказал: «Улыбка дракона».
— Надо ли смеяться, когда смешишь других?
— Я не умею веселить других.
— Вы комик в жизни?
— Нет, в жизни я не комик. Но юмор люблю.
— А Вам всегда хватает чувства юмора?
— Пока хватает.
Это не женщина, ;это сплошной восторг
Юнгер говорила достойно, размеренно, она будто взвешивала каждое слово и потом роняла его, как бы говоря: «Слово упало? Поймали, подняли? Ну что ж, наслаждайтесь, оно Ваше!»
Интервью с актрисой, перенесенное на бумагу, — бледная копия происходившего на самом деле. Ах, если бы я мог описать ее неповторимую улыбку, когда после своих кратких и лаконичных фраз она умолкала и разводила руками! Тут самое место нелюбимой мною фразе о «свете, которым так и лучились ее глаза»!
А еще, как многие очень пожилые люди, Елена Владимировна плохо слышала. Она читала в основном по губам, поэтому мы старались сидеть так, чтобы она могла хорошо видеть наши лица. Когда же дело наконец дошло до съемок, произошел забавный случай. Помню, началась запись, я задаю первый вопрос обычным уровнем своей «громкости». Юнгер молчит. Я «прокрикиваю» тот же вопрос, но аппаратура не выдерживает такой громкости. Технический брак. И актриса недовольна: «Что Вы так кри­чите? Я не глухая!» Так мы и записали все интервью — каждый свой вопрос, заданный обычным голосом, я дублировал «повышенной громкостью»!
Портрет жены главрежа
— Нигде не упоминается история Вашего знакомства с мужем. Расскажите, как это было.
— Я об этом никогда не рассказывала — есть святые отношения, о которых рассказывать не стоит.
— Любовь была?
— Без нее я вообще не представляю ничего.
— С первого взгляда?
— Нет. Этому предшествовало какое-то знакомство. Он был главным художником Александринки, а я училась в студии…
— Часто Вам отравляла жизнь зависть других людей? Вам много завидовали?
— Завидовали, видимо, были случаи.
— Наверное, многие говорили: он — художник, режиссер — вот она и играет.
— Еще бы! «И ходить, и руками двигать не умеет, а играет!»
— А Вам было знакомо чувство зависти?
— Никогда. Не знаю почему, но я никогда никому не завидовала.
— Ведь были актрисы, у которых было больше ролей?
— Я играла то, что хотела, что было мне интересно. Но я всегда радовалась, когда у кого-то что-то хорошо. Это еще с детства пошло. Был нэп, и у нас в классе были роскошно одетые девочки, а у меня — только старенькие платья… Но я была равнодушна к вещам — ведь не в этом дело.
— Тем не менее как настоящая женщина Вы просто обязаны были любить одеваться. Какой из театральных костюмов Вам запомнился?
— Все.
— Акимов много сделал для Вас эскизов?
— Во всех пьесах, которые ставил и которые оформлял.
— У Вас была своя портниха?
— Да, до войны — Шибинская, она заведовала постановочной частью в Александринке. Но она сама не шила, а;ыла придумщицей. Костюмы к «Опасному повороту» — это ее костюмы. У нас в театре была хорошая мастерица — Меркулова. Первый мой костюм шила она.
— Какой у Вас любимый цвет?
— Много цветов. Для костюма очень люблю черное и;елое.
— Мне сказали, что этой весной весь Париж будет носить оранжевое.
— Не люблю оранжевый цвет.
— Вы сами себе шьете до сих пор?
— Я вообще никогда не шила. Что толку говорить об одежде? Это все глупости. Каждый одевается, как хочет и как может. Модные журналы — другое дело. Я до сих пор люблю смотреть картинки. Сейчас в нашей жизни много экстравагантного. Но очень важен вкус. Моду нужно очень умело и дозированно соотносить с собой. Вот мне, например, нравится мини на очень молоденьких, тоненьких, с красивыми ногами. Вы не можете этого помнить, но, когда мини появилось впервые, многие невозможные дамы обнажили свои невозможные ноги, и это было чудовищно. Мне нравятся простота и скромность, а вычурность я ненавижу. Надеюсь, что я не выгляжу старомодным чучелом, но моде я не подчиняюсь… Как-то в Париже я посетила показ Кристиана Диора. Это был потрясающий спектакль!..
«Леночка» и «мальчики» смотрят салют
Тут в комнату заглянул кто-то из домашних: «Леночка! Вы с мальчиками салют смотреть будете? Он сейчас начнется!» Забыв про свои 30 с лишним и про ее без малого 90, мы ринулись к окну. Зрелище было невероятное, хотя нужно было далеко высунуться из окна — стреляли-то от Петропавловки! Я очень боюсь высоты, а Елена Владимировна вылезла из окна так, что мне пришлось ее придержать. Она сопротивлялась: «Это разве высота? Да и не видно ничего, вот если бы мы вышли на крышу! Там такой вид!» Мы насладились салютом, вернулись к вину, сумеркам и
Звездная пара
— Вам никогда не бывало неудобно оттого, что Ваш муж режиссер?
— Роли у меня были всегда. Бывали перерывы, когда не было подходящей пьесы. Иногда не хотелось играть то, что Акимов предлагал, и я старалась улизнуть. Моя жизнь в театре была прекрасна.
— Без Акимова Вы прожили бы такую же жизнь?
— Без Акимова я прожила в этом театре ужасную жизнь. Приходили хорошие режиссеры, все ко мне относились замечательно. Кроме благодарности, у меня нет ничего. Но вот этот дух, который исчезал, исчезал… Грустно было приходить в театр, я бывала там редко.
— Я вычитал, что, когда Вы переезжали, грузчик сказал: «Одно барахло перевозим!» А драгоценностей у Вас много?
— Нет. У меня нет ни одного золотого кольца. Я не люблю. Я люблю только бирюзу.
— А я себе рисовал такую сцену: к ювелирному магазину подъезжает авто, из него выходит элегантный Акимов: «Выбирай, дорогая!» И Вы — в роскошных мехах…
— Такое, может, и бывало, но не в драгоценных магазинах.
— Я читал, что Акимов собирал интересные вещи.
— Он не был коллекционером. Жил с удовольствием, любил красивое. Всякие колокольчики, часы. Коллекции не;ыло.
— Он окружал себя вещами, которые ему нравились?
— Он очень любил покупать всякую ерунду — и любил чинить ее, для чего приглашал нашего столяра Мишу.
«Вода камень точит»
И «бастионы пали»! Юнгер наконец дала свое согласие на съемки. Где же ее снимать? Мне приглянулся один не­обычный интерьер. В который раз на помощь «Арт-обстрелу» пришла Татьяна Парфенова. В свое время в интерьерах ее Дома моды на Невском уже снималось несколько моих программ. На этот раз мы избрали местом действия… подвал. Там как раз шел ремонт, из помещения только что вы­ехал продуктовый магазин (кажется, он назывался «Мясо»). Щербатые кирпичные стены и средневеково-сводчатые потолки подходили для интервью с Юнгер как нельзя лучше. Актриса одобрила идею. Мы уже расположились в принесенных из салона сверху чугунных креслах, оператор заканчивал ставить свет. На Юнгер был черный шелковый костюм, на мне — алый бархатный. Вдруг в помещении возникла сама Парфенова. Она, смущаясь, преподнесла пожилой актрисе великолепную шаль из настоящего французского кружева. Актриса была растрогана окончательно. Съемка началась…
«Я не знаю ничего!», или Долгожданное интервью
— Ваша бабушка говорила Вам: «Хочешь быть мудрой, на сон грядущий подумай о том, как провела день». Вы не жалеете о том, что стали мудрой?
— Я не знаю ничего! То, что я знаю, — так мало по сравнению с тем, что хотела бы знать.
— В книгах пишут, что старухи Юнгер несут свою старость, как короли корону.
— Я сама их называла «старухами», я их всех люблю.
— Многие актрисы боятся возраста, а как Вы относитесь к этому?
— Я не могу себе позволить играть кого-то моложе 70 лет.
— А что Вы можете сказать по поводу тех, кто хочет изо всех сил играть молодость?
— Это очень индивидуально. Есть пожилые актрисы, которые сохранили молодость. Но все же лучше — уйти пораньше.
— Великим положено умирать от страха перед выходом на сцену. Где-то я вычитал: Марис Лиепа говорил, что это волнение на сцене превращается во вдохновение. Вам это состояние знакомо?
— Волнение зверское, все зависит от первого шага — принял тебя зал или нет. Если нет, стараешься добиться. Бывает — не принимает.
— А Вас когда-нибудь зал не принимал?
— Бывало.
— Как такое могло быть?
— Единственное чудо, которое есть, — это чудо театра. Вы не можете объяснить, почему так происходит. Вы никогда не знаете, что будет.
— В начале нашего знакомства Вы сказали, что ненавидите интервью. Почему?
— Ненавижу. Не умею сидеть, не люблю отвечать на вопросы.
Актриса достала из сумочки книгу своих воспоминаний, где описаны все ее встречи — от Чарли Чаплина до Греты Гарбо, и;одписала ее мне:
«Это было, Миша, ;не похоже ни на что!
Е. Юнгер»

1995, 2005