Пустынный странник
Cherchez la femme.
Ищите женщину.
Париж, багеты, круассаны, пекарь Жак,
Прекрасный кофе, вид на Сену из окна,
В шкафу висит отличнейший пиджак,
А в сердце гробовая тишина.
И мысль уйти куда-то вдаль,
Махнув с Монмартра городу в последний раз.
Уйти, чтоб растопить печаль.
Не ждать, бежать, немедленно, сейчас…
Глава 1.
Не знаю какой чёрт дёрнул меня на этот поступок. Возможно я буду бесконечно жалеть, но пока меня захлестнула волна дикого восторга. Я купил верблюда у местного торговца. Не смотря на моё отличное знание арабского и местных обычаев, этот хитрец меня всё же обманул. Да и Бог с ним, не в моих правилах жалеть деньги. Меня зовут Поль, и я решил провести десять дней в пустыне, преодолев примерно четыреста километров по песку, переваливаясь через барханы. Совершенно спонтанно, проснувшись утром и распахнув окно я пришел к решению купить билет на самолёт и сделал это незамедлительно. Перед этим я промучился всю ночь, я не мог спать, вспоминая её карие глаза, которые смотрели на меня с осуждением. Слишком часто я видел в них именно осуждение, упрёк и обиду. Видимо, пришло время наконец отдохнуть друг от друга. Да и навалилась какая-то непонятная апатия и тоска, всё моё существо жаждало смены обстановки и встряски сознания и самосознания. Я улетел на следующий день ни слова никому не сказав. Я терпеть не могу самолетную еду и всю дорогу проспал, а после пересадки в Эр-Рияде бесцельно смотрел в иллюминатор, поэтому вышел из самолёта голодный и как только выбрался наконец из аэропорта в город накинулся на местную дрянь с превеликим удовольствием, совершенно не задумываясь о том, что к кофе неплохо было бы употребить круассан, именно из той самой пекарни …. Ничего, я с пребольшим удовольствием съел порцию местной каши, которая называется забавным словом бургуль, выпил кофе и закусил финиками. Я понял, что в Париже я становлюсь бесконечно избалованным. Я выбираю где мне выпить кофе, какой багет взять домой и ворочу нос от всего. В поездках дело обстоит иначе. Я не обращаю внимания на условия жизни и на наличие тех самых круассанов. Перекусив в местной забегаловке, я отправился на поиски необходимых мне вещей и верблюда. На закупку всего необходимого ушёл практически весь день и лишь ближе к вечеру я стоял на пороге Руб-эль-Хали. Порог пустыни - это конечно громко сказано, но песок уже уходил за горизонт. Мысль о предстоящем приключении наполняла меня такой необходимой энергией, и я потянул верблюда. К слову сказать, скотина досталась мне редкостная, во всех смыслах этого слова. Он был молод, упрям и чертовски своенравен. Есть прекрасная арабская поговорка: «Верблюд – живое доказательство милосердия Бога к человеку». Видимо Бог решил, что милосердия я не достоин. Так или иначе, при всей моей любви к этим гордым животным, он не испытывал ко мне ни капли уважения. Но в пустыне без верблюда никак, я это знаю по личному опыту, и никто не сможет меня переубедить, так что придется нам терпеть друг друга эти десять дней, а затем я его продам. Имя у верблюда Малик, что значит правитель … ну посмотрим, кто тут у нас правитель. Немного поспорив со мной и потаращив глаза, видимо в надежде меня напугать, Малик всё же поплёлся рядом, судя по выражению морды проклиная и меня и свою верблюжью долю. Песок шуршал и скрипел, стало очень приятно на душе, просто от того, что наконец я вырвался из круговорота будничных забот и нет никаких посторонних звуков, кроме шороха песка. Руб-эль-Хали великая песчаная пустошь, которая всегда манила меня, но никогда, ни разу у меня не возникало возможности побывать именно здесь. Это коварное и опасное место, где температура днём может достигать пятидесяти шести градусов по Цельсию, а говорят и выше, сам же песок раскаляется гораздо сильнее. Не так много людей отваживаются путешествовать здесь пешком, это крайне опасно. Слишком мало оазисов, слишком жёсткие условия. Я ушёл сюда не с целью проверить свой организм на прочность, а с целью найти себя и покопаться в тёмных закоулках своей души. Мой организм проверяется на прочность с завидной регулярностью, а вот к собственным чувствам я обращаюсь крайне редко. Возможно и не обращался бы никогда, если бы не эти жгущие душу взгляды. Пришло время разобраться в себе и на мой взгляд, пустыня то самое место, где можно неплохо помучить себя, свой мозг и свою душу. В закатных лучах я ощутил себя пришельцем на Марсе. Песок этой пустыни богат железом и потому окрашен в оранжево-красный цвет, что создает некое ощущение нереальности происходящего. Малик несколько раз попытался меня пнуть, и мы пошли немного быстрее. Я решил, что поговорю с ним позже, хотелось бы до темноты устроится на ночёвку. Мы преодолели примерно десять километров, не больше, но я выдохся, Малик этому немало способствовал своими капризами. Я уже начал задумываться о том, чтобы вернуться и взять джип, но всё-таки передумал, мне не хотелось никакой цивилизации. Я развёл костёр, Малик раздул ноздри и вопросительно на меня посмотрел. Я полностью снял с него багаж, чтобы он тоже мог отдохнуть. В отсветах костра он казался величественным, ему действительно очень подходило название «корабль пустыни» и невероятно шло его имя.
- На самом деле, ты прекрасный верблюд, - сказал я ему по-арабски, заваривая чай. Я решил, что он привык к арабской речи и может так будет чувствовать себя спокойнее рядом со мной. Малик раздул ноздри и фыркнул.
- Так и есть, я не подлизываюсь, - продолжил я, - ни разу не встречал такого хорошо сложенного верблюда. Ты рожден быть вождём верблюдов, их царём. Ты можешь быть Наполеоном среди верблюдов.
При этих словах, мне показалось, что Малик посмотрел на меня так печально, что я решил не упоминать при нём Наполеона больше никогда. Затем я пил мятный чай, а Малик тянул носом воздух. Я дал ему немного сухих мятных веток, он остался доволен. Было невообразимо тихо, лишь потрескивал костёр и немного посапывал верблюд. Температура воздуха стала опускаться, я поближе придвинулся к костру. На небе зажглись звёзды. Их было бессчётное множество, такое величие Вселенной можно увидеть лишь далеко за городом, в море, но в пустыне звёзды кажутся особенно близкими и такими яркими, что невозможно оторвать взгляд. Я устроился на неширокой циновке и смотрел в небо. Появилась мысль, что, наверное, я зря никого не поставил в известность и просто-напросто сбежал, детский поступок. Мари, видимо, будет переживать. Родители вряд ли про меня вспомнят за эти десять дней, они чаще озабочены лишь собой, наше общение минимально. Они вспоминают про меня, когда я получаю какую-нибудь прибыль. Я задумался про них. Они любили друг друга, это был неоспоримый факт, но им совершенно был не нужен я. Никогда. Сказать, что это тревожило меня? Ничуть. Как только мне исполнилось восемнадцать, мне указали на дверь, в прямом смысле слова. К тому времени я уже подрабатывал и смог позволить снять небольшую комнату у добрейшей мадам Жюли. Она опекала меня до тех пор, пока мне не исполнилось двадцать шесть. К этому времени я окончил университет, устроился на работу учителем и смог позволить себе снять целую квартиру. Смешную и очень маленькую, но всё-таки квартиру. На учёбу я заработал себе сам, работая по ночам в пекарне, подрабатывая грузчиком и официантом по вечерам в одном небольшом ресторане. Было тяжело, но я справился, желание получить образование было достаточно сильным. Родители не появлялись в моей жизни довольно долго. К тридцати годам я начал неплохо зарабатывать, не сказать, что всё было законно, но финансовый вопрос оказался решённым и я бросил учить бедных детей уму-разуму, после чего открыл небольшую типографию, она процветает и поныне. Однажды, я совершенно случайно встретил своего отца, он оценил мой костюм и на следующий день они с матерью появились на пороге моей новой квартиры, которую я приобрёл в собственность. Я дал им некоторую сумму, предварительно напоив кофе, после чего они пропали на месяц. Так продолжается до сих пор. Печалит ли меня это? Нет. Более того, я редко задумываюсь о моих с ними взаимоотношениях. Сейчас вспомнил, глядя на звёзды. Смешная детская история. Отец называл звёзды лампочками Бога и говорил, что он зажигает их много-много на небе, чтобы ночью ему было видно, что делают непослушные дети. Я никогда не верил, ни в лампочки, ни в Бога.
Малик лёг, подогнув под себя ноги и не отрываясь смотрел на меня. Я разглядел на его носу шрам ещё кода покупал его. Прежний владелец бил его вне сомнения. Жалость сжала мне сердце, я поднялся и подошёл к нему, Малик насторожился.
- Послушай, - сказал я ему, - не переживай, не в моих правилах лупить верблюда. Ты парень с характером, да и я не подарок, в общем, сработаемся. А потом я найду тебе очень хорошего хозяина.
Я аккуратно провёл рукой по тёплому верблюжьему носу. Малик странно посмотрел на меня, скосив глаза, но мне показалось, что мой спокойный голос и арабская речь его успокоили. Я вернулся к себе на циновку и подмигнул ему. Он фыркнул. Не уважал он меня.
Как только последние лучи солнца утонули в песке, пустыня ожила. Мелкие и крупные ползучки вылезли из своих укрытий. Я уже видел нескольких скорпионов, которые пробежали не так далеко от нас и очень надеялся, что рядом не живут змеи. Меня однажды уже кусала змея, повторения не хотелось. Да и скорее всего я не успею добраться до цивилизации. Лучше о дурном было не думать, и я снова уставился на звёзды. Каким маленьким может показаться человек, если представить себе необъятность Вселенной. Все эти проблемы и переживания кажутся мизерными по сравнению с вечностью и бесконечностью пространства, мы действительно лишь песчинки в безбрежном море. Интересно, кто-то хоть иногда задумывается над этим? Конечно задумывается, но явно не мой сосед со второго этажа, жирный Жак. Такой напыщенный идиот, не побоюсь этого слова. Считает себя центром вселенной, а по факту не представляет из себя ничего. Владелец небольшой булочной на перекрёстке. И что с того, что он выглядит внушительно? Посмотрел бы он на эти звёзды и понял, что он жалкая букашка и возможно перестал хамить каждому встречному и изображать из себя великого человека. Великий то в нём разве что вес, килограмм сто пятьдесят величия. А наглости, самодовольности раз в сто больше. Что я вдруг вспомнил про него? Да просто он мне не нравится, постоянно норовит прижать мою машину на парковке и вечно хамит Мари, изображая из себя святого. Не слишком ли часто она остаётся в доме мужчины, не будучи замужем за ним? Да его какое дело? То же мне старушка – монашка! Последнюю фразу я сказал вслух. Малик с интересом посмотрел на меня.
- Это не про тебя, - отмахнулся я.
Звёзды смотрели на меня и грустно мигали, понимая, что я опять размышляю о мелочах. Ну, да Бог с ними, со звёздами. Все эти планеты, спутники, метеориты, газовые туманности …. Я не заметил, как заснул. Проснулся я от того, что кто-то меня толкал в плечо и отвратительным голосом вопил Малик, даже не знаю, что меня разбудило раньше. Открыв глаза, я увидел перед собой автомат Калашникова, не самое приятное зрелище, когда в свете костра, находясь один в пустыне видишь автомат. Я уставился на человека с автоматом. Нет, он мне им не угрожал, но он у него был, этого было достаточно, чтобы ощутить неприятное давление в груди.
- Do you speak English ? – спросил он.
Некоторое время я не отвечал, не зная, как отреагировать. Я его изучал. Агрессивности он не проявлял, а выглядел, как типичный бедуин: высокий, суховатый, одет в белый бурнус, такой плащ с капюшоном, и куфию, закреплённую на голове шнурком. Но «Калашников» меня определенно смущал.
- ;;;; ;;;;;, madha turid ? - спросил я по-арабски.
И тут вмешался Малик. Никогда не думал, что верблюды такие коварные животные. Перестав истошно вопить, он незаметно приблизился к нашему ночному посетителю и со всей верблюжьей мочи укусил его в шею.
- Accidenti ! – закричал по-итальянски бедуин.
Я был немного удивлён и поспешил успокоить Малика.
- Говоришь по-итальянски? – спросил я бедуина, который продолжал разрывать ночную тишину проклятиями. – Дай посмотрю, ого, до крови прокусил! Да ты сам виноват, нечего подкрадываться к спящим верблюду и человеку посреди пустыни.
Я говорил по-итальянски не хуже, чем по-французски.
- Чёрт, ты тоже итальянец? – спросил бедуин. Он достал спиртовую салфетку и протирал место укуса.
- Нет, я француз, - ответил я.
- Извини, что напугал тебя, у тебя не найдётся водички? Так пить хочу, вчера весь день не пил, вода закончилась.
- Найдётся, - ответил я и протянул ему стакан, куда отлил из нашего стратегического запаса немного воды.
- Спасибо, - ответил он и принялся потихоньку пить воду, видимо растягивая удовольствие.
- Далеко ли до города? – наконец допив, поинтересовался он.
- Нет, не далеко, примерно пятнадцать километров.
- Отлично, - ответил он и замолчал.
- Как тебя зовут? – поинтересовался я.
- Фабио, - ответил он.
Похоже он не особо стремился распространяться на свой счёт.
- Я Поль, очень приятно, - продолжил я. – Что ты делаешь в пустыне?
- А ты? – ответил он вопросом на вопрос.
- Ничего, я просто приехал …
- Я тоже … ничего, - сказал он, сделав некоторую паузу перед словом «ничего».
Я снова покосился на автомат, но решил вопросов не задавать. Действительно, что может делать человек с автоматом в арабской пустыне, ничего.
- Здесь очень красиво на закате и на рассвете, - сказал он, - днём пекло страшное, вчера чуть не умер. Ночью холодно. Мне надо в город, нужно кое-что купить, вчера у меня застряла машина в песке, к северу отсюда, завтра вернусь за ней. И воду разлил случайно, как назло.
- Ясно, - сказал я и решил, что совершенно не хочу задавать вопросов.
- Говоришь по-арабски? В этих местах это полезно. Я не говорю, поэтому в городе приходится изображать немого. Особенно в некоторых кварталах, ну ты меня понимаешь.
«Странный он, этот Фабио», - подумал я и ничего не ответил.
- Верблюд у тебя бешеный, - продолжил он. – Далеко собрался?
- До оазиса, - ответил я, не особенно вдаваясь в подробности.
- Ясно, ладно, пойду я, хочу до жары успеть в Шарура. А ты будь осторожен, змей тут немеряно, да и песчаные бури не подарок! – сказал Фабио и развернувшись ушёл в направлении города. Вскоре не стало слышно звука его шагов. Малик фыркнул.
- Согласен, - сказал я. – Странный тип. А ты, мой друг, молодец!
Я решил выпить кофе, пришлось немного расшевелить костёр, он начал уже угасать. Малик снова улёгся, подобрав длинные верблюжьи ноги и следил за тем, что я делаю. Он напомнил мне кота на кухне, который вот так внимательно смотрит, что делает его хозяин. Забавно, но у меня никогда не было кота, хотя я испытываю очень тёплые чувства к этим животным. Видимо, мой образ жизни не может позволить держать дома хоть какого-то зверя. Возможно, когда я обзаведусь семьёй у нас будет кот или собака, за ними будет присматривать жена и дети, а я буду их баловать, бывая дома. На самом деле я часто в отъезде и скорее всего не будет у меня никогда ни жены, ни детей. Я начинаю скучать в Париже уже спустя пару недель после возвращения домой и снова ищу возможность уехать. Я много где бывал и попадал в разные истории, поднимался в горы и уходил в моря, я уже не раз бывал в пустынях, приключения манили меня со страшной силой. Из всех моих женщин Мари держалась рядом со мной дольше всех, мы были вместе уже три года, это буквально мировой рекорд отношений. Никто не выдерживал моих спонтанных желаний сбежать подальше. Но, своими путешествиями я не только развлекался, я ими зарабатывал, правда об этом мне совершенно не хотелось бы распространяться. Да и моё нынешнее желание уйти в пустыню совсем не было связано с заработком, скорее просьба души.
Я отхлебнул кофе и посмотрел на восток. Небо окрашивалось в рыжий, солнце было готово вынырнуть из песка и начать нещадно палить, в надежде уничтожить любое проявление жизни здесь в Руб-эль-Хали. Не выспавшийся, но всё же достаточно бодрый, я нагрузил Малика и потушил костёр. Мы отправились вглубь пустыни.
Глава 2.
Солнце палило так, что мне казалось, у меня где-то в глубине плавятся кости. Малик ничего, стойко терпел и жару, и мои стоны. Несколько раз за день мы останавливались пить, верблюд по пути жевал встречающиеся колючки, но их становилось всё меньше, чем дальше мы пробирались вглубь песков. Иногда встречались ящерицы, все остальные обитатели поспешили укрыться в своих норах, глубоко в песке. Было очень тяжело дышать и мне было не до размышлений о жизни, я мечтал лишь о том, чтобы скорее наступил вечер. Время от времени я забирался на Малика и устало висел на нём.
В какой-то момент налетела буря. Солнце потускнело и на горизонте появилось небольшое тёмное облако, которое начало увеличиваться в размерах, буквально пожирая голубое небо. Поднялся жгучий ветер и Малик потянул носом воздух. Стало ясно, что нам не избежать проблем, сейчас песок будет повсюду. Мы забрались повыше на бархан, и я усадил Малика, он слушался и не вредничал. К счастью, верблюды очень хорошо приспособлены к подобным погодным условиям. Я намазал нос вазелином, смочил свою куфию водой и обмотал лицо и голову, надел очки, затем сел и прижался к Малику. Волна песка накрыла нас, не было не видно ничего, абсолютно. Повсюду был песок, небо заволокло, сразу потемнело, как будто наступили сумерки. Однажды мне уже пришлось переживать песчаную бурю в Сахаре. Нас было трое, я и двое моих друзей. Когда налетел песок мне повезло быть рядом с верблюдом. А друзья мои так и остались навсегда в песках пустыни, я их больше никогда не видел. Самое главное правило – не разделяться и держаться вместе до тех пор, пока буря не пройдёт. Мы разделились с самого начала, в результате выжил я один, видимо просто потому что просидел всё время, прижавшись к верблюду. Большинство песчаных бурь скоротечны, длятся всего несколько минут, но этого бывает достаточно, чтобы погибнуть, ведь в круговорот песка поднимаются и камни, и другие тяжелые предметы, которые с огромной скоростью несутся в воздухе и готовы пробить вам голову, становится невозможно дышать, потому что воздух наполнен пылью и песком, который проникает везде, легко можно задохнуться и остаться погребенным под песком навсегда. Очень часто буря сопровождается молниями, так что, не стоит забираться на высоту, если они есть. Нам с Маликом повезло, обошлось без вспышек, и буря прошла за двадцать минут. В какой-то момент стало абсолютно невозможно дышать, мне казалось, что от жгучего воздуха я начал терять сознание. Подумалось, что если и есть ад, то он выглядит примерно так. Раскалённый песок вперемешку с раскалённым воздухом, ощущение, что вдыхаешь пламя. Всё кончилось так же неожиданно как началось, ветер ослаб, унося песок дальше по пустыне. Малик завозился, я поверил ему, всё-таки в таких делах у него гораздо больше опыта. Спустя некоторое время я развязал куфию. Песок всё равно проник повсюду, на зубах скрипело.
- Ну и в передрягу мы попали! – сказал я Малику, он даже не стал фыркать и вытянув шею, понюхал мне лицо.
Когда прояснилось мы двинулись дальше. Спустя несколько километров увидели завязший в песке джип. Никого не было рядом, а саму машину изрядно засыпало песком. Я понял, что это джип Фабио. Пришлось немного повозится, чтобы открыть дверцу, но спустя некоторое время мне это удалось. Я открыл бардачок и обнаружил то, что и ожидал – пистолет. Это был австрийский «Gloсk» семнадцатой модели. Патроны лежали там же. Удовлетворённо хмыкнув и подмигнув Малику, я забрал пистолет, патроны, закрыл бардачок и дверь машины, присыпав её песком.
- Это никогда не помешает, - сказал я вслух. Возможно себе, а возможно и верблюду, после чего мы продолжили путь дальше.
В настоящее время в пустыне проложены дороги, но как ни крути Руб-эль-Хали настолько обширна, что они есть далеко не везде. Эта великая пустошь, на которой смело можно затеряться. Я искал уединения и свой путь прокладывал именно по территориям, где полностью отсутствует цивилизация или намёк на неё. Время от времени по пути встречались следы от шин, это говорило мне, несмотря ни на что я не одинок здесь. Искатели приключений и лихие люди никогда не переведутся на Земле, так что стоит быть осторожным, если я хочу живым вернуться домой.
Мы шли около десяти часов. Время от времени я отдыхал, забираясь на Малика. Дорога осложнялась тем, что приходилось преодолевать барханы, некоторые навскидку были высотой порядка двухсот пятидесяти метров, настоящие небоскрёбы пустыни. Это было чертовски тяжело, даже с моей хорошей физической формой. По пути нам встречались колодцы, я заранее узнал про их местонахождение, это очень важно в пустыне не остаться без воды. Под песками Руб-эль-Хали спрятаны несколько рек, поэтому глубина залегания вод не велика, порядка десяти метров и это большое благо. Мы пили везде, где попадался колодец, но в одном месте Малик понюхал воду и фыркнул, что-то ему не понравилось. Я понюхал и ничего не понял, но Малик упорно отказывался её пить, скорее всего она была не так хороша, поэтому я решил ему поверить и воздержаться от питья. Оказаться в пустыне одному – это большое испытание, и я ни за что не посоветовал бы проводить подобные эксперименты человеку, который ни разу не сталкивался с песчаной пустошью. Как я уже говорил, кое-какой опыт у меня уже был. Мы провели в пустыне Сахара около трёх недель втроём и пять дней я в одиночку выбирался оттуда. Это был последний опыт, я бывал и в других пустынях. Оазисы в пустыне редки и это большое счастье, если на вашем пути встречается клочок земли с водой, которая пробилась на поверхность песка и несколькими жалкими пальмами, в тени которых вы можете укрыться и отдохнуть. Есть и огромные оазисы, которые уже превратились в города. Здесь, в Саудовской Аравии основное население сосредоточено в городах, которые образовались вокруг оазисов и в оазисах. Но есть и бедуины, которые ведут кочевой образ жизни. Некоторые район пустынь до сих пор не исследованы и не изучены, даже бедуины не доходят туда. Да и у меня нет такой цели. Цель просто побродить по песку и изучить свои мысли и чувства. Ведь это практически невозможно сделать в городе, особенно когда ты погружаешься в пучину дел. Необходимость в уединении я чувствовал с детства и время от времени прятался в саду, забираясь в куст жасмина сидел там пару часов и размышлял о жизни. А вот сейчас я бреду по пескам великой пустыни и это доставляет мне огромное удовольствие. Какое-то чувство свободы греет душу, в то время пока солнце уже прожигает твои внутренности. На удивление Малик не вредничал больше, видимо понял, что назад пути нет и я не обменяю его на джип. Мне хотелось бы думать, что он стал мне доверять, но иногда он так таращил на меня глаза, что подобные мысли довольно быстро улетучились из моей головы. Несомненно, мне с ним повезло, он был достаточно молод, здоров и вынослив, а это самое главное.
Когда мы наконец остановились, чтобы устроиться на ночёвку я понял, что совершенно обессилил, мало спал ночью, перед этим был большой перелёт, новое место и множество забот, начиная с покупки провизии и необходимого снаряжения и заканчивая верблюдом. Я кое-как разгрузил Малика, он был счастлив оказаться свободным от своей ноши. Недалеко был колодец, поэтому мы напились вволю, я набрал воды в чайник, развёл костёр и заварил мятный чай. Малик приноровился таскать у меня мятные ветки, но я не возражал, ему же тоже хочется вкусненького, тем более что до благодатного зимнего периода, когда пустынная земля покроется зеленью ещё далеко. Зимой верблюды отъедаются до такой степени, что не просто жиреют, а начинают болеть. Некоторые местные скотоводы бывают вынуждены перевязывать им морды, чтобы верблюды не ели. Так что я отлично понимал, если Малику дать волю он спокойно съест мой десятидневный запас и про запас мятных веток для чая и даже не поперхнётся.
Температура воздуха начала падать, и я в полной мере ощутил голод. В отличие от верблюда я не ел по пути колючки и соответственно задумался о том, чего бы мне съесть. Я с интересом посмотрел на Малика.
- Знаешь, - сказал я ему, - ведь ваши бедуины едят верблюдов, а ты ничего такой, упитанный!
Мне показалось, что Малик посмотрел на меня, как на идиота, с некоторой жалостливой печалью. Затем он отвернул голову и фыркнул в свойственной ему манере.
- Да понял я, понял, глупая была шутка, прости … - сказал я, чтобы как-то реабилитироваться. Малик никак на меня не отреагировал. Правильно, нечего связываться с недоумками.
Я разгрёб багаж и достал котелок, который подвесил на треногу над костром. Вышло неплохо. С готовкой в походных условиях я знаком, но мне довольно часто бывает лень что-либо делать. Дома готовит Мари или мы ходим в ресторан, так что за три года я порядком избаловался, готовил только в путешествиях. У меня были с собой консервы. Я достал фасоль, говядину, всё перемешал в котелке и добавил туда же размоченные сухари, посыпал сушеной травой из пакета, который приобрёл на рынке в городе. Понятия не имею, что за трава была внутри, но пахло приятно. Женщина, которая продала её мне сказала, что кладёт это в мясо, получается вкусно, вот я и купил, о чём ни капли не пожалел, когда попробовал это произведение кулинарного искусства. Малик смешно морщил нос, ему, видимо, не очень нравился запах. А мне понравилось, я съел всё с удовольствием. С собой у меня был ещё сыр, чем-то похожий на бахль, это своеобразные молочные консервы, если можно так назвать. Его готовят из кислого верблюжьего молока, делают творог, а затем солят его, разделяют на части, придают форму шара и высушивают. Если размочить его в воде, получается довольно сносно, но самый главный его плюс состоит в том, что его очень удобно брать с собой в дорогу. Размочив небольшой круглый шар, похожий на яйцо и попробовав его в прикуску с сухарём я был приятно удивлён. Действительно очень вкусно, намного вкуснее того, что я пробовал до этого. Сытый и довольный я лёг боком на циновку и медленно потягивал чай. Мне было очень лень убираться после готовки и еды, но я отлично понимал, что остатки еды могут привлечь непрошенных гостей. Поэтому немного повалявшись я всё же вымыл котелок и ложку, вычистил чайник. Окатив себя водой, я одел чистое бельё и удовлетворённо вздохнул. Уже похолодало, стоило развернуть палатку и достать спальный мешок, но меня совершенно разморила еда и навалилась невероятная усталость, я лёг на циновку и уставился в звёздное небо. Малик немного побродил и устроился рядом, подогнув под себя ноги и изящно вытянув шею. По песку шуршали скорпионы. Возможно мне показалось, но у колодца я встретил жабу, наподобие земляных, которые водились у нас в саду. Но, возможно, я и ошибался. Я задумался о том, насколько человек, живя в городе привык не замечать иной жизни. А вокруг нас полно живых существ, которых одолевают свои заботы. Мы слушаем птиц в парке, но мы их не замечаем, видим голубей, но настолько привыкли к ним, что они для нас больше предмет городского интерьера. В этом мире несчётное множество живых существ, с которыми мы делим место на планете и очень глупо не считаться с их существованием. В свете костра я разглядел ночную гостью. Изящно рассекая песок плавными боковыми движениями приползла змея. Я немного насторожился. Отлично понимая, что она не нападёт на меня просто так, всё-таки я внутренне напрягся. Малик раздул ноздри. Я лежал на боку и не отрываясь смотрел на неё. Она устроилась на другой стороне костра, сложив длинное тело зигзагом. Яркие белые пятна отчётливо выделялись на гибком теле, это была песчаная эфа. Небольшая змейка, длиной около семидесяти сантиметров крайне опасна для человека, не стоит её тревожить. Летом змеи в пустыне предпочитают охотится с наступлением сумерек, так как дневные температуры зашкаливают, приходится прятаться от палящего солнца в песке и камнях. Вот и эта красотка выползла с целью найти себе ужин. Её не пугал треск костра и наше с Маликом присутствие. Ещё бы, это ядовитейшая змея, на её счету большинство погубленных человеческих жизней. И всё же она прекрасна. Чешуйчатое изящное тело и внимательные глаза. Иногда у меня возникает непреодолимое желание погладить подобную тварь, вот и сейчас буквально зачесались руки. Малик фыркнул достаточно громко и змея повернула голову в нашу сторону. Прелесть. Жаль у меня нет с собой фотоаппарата, я бы извернулся и сфотографировал её. Эта помесь красоты и опасности поднимала во мне волну дикого восторга. Немного приглядевшись я обратил внимание на её глаза. Из-за темноты зрачок был расширен, но всё же они были карие, это можно было разглядеть в отсветах костра. Тот, кто считает, что змеи скользкие и противные глубоко ошибается. У них нежнейшая кожа, по которой невообразимо приятно провести рукой. Я гладил множество змей, но они не были ядовиты или каким-то образом опасны, как та кобра с удалёнными ядовитыми железами, которую я гладил в Индии. Но и печальный опыт встречи со змеёй у меня имеется. Несколько лет назад мы не поделили дорогу с чёрной мамбой в Малави, когда я заинтересовался древними цивилизациями на юго-востоке Африки. Мы с несколькими, скажем так коллегами, посетили место, где были найдены артефакты, принадлежащие культуре Нкопе у реки Шире. Там я и познакомился с чёрной мамбой. Она укусила меня за ногу, но я был виноват сам, слишком невнимательно себя вёл, в результате чего чуть не лишился жизни. В память о нашей встрече у меня остался совершенно жуткий шрам и полное отсутствие желания бродить по земле не глядя. Наша гостья некоторое время изучала нас, а затем уползла в ночную прохладу. Я поднялся и погладил Малика, которому крайне не нравилось присутствие змеи.
- Ну вот, видишь, она уползла по своим делам, не стоило беспокоится, - сказал я и решил всё же разложить палатку, чтобы можно было спрятаться от всяких ползучих и летающих тварей, закрывшись на молнию. Пока я смотрел на змею я вспомнил историю одного путешественника, который проснувшись обнаружил на своей груди пригревшуюся гадюку. Мне бы не хотелось такого сюрприза.
Довольно быстро справившись с небольшой палаткой, я забрался внутрь и упаковался в спальный мешок. Спустя некоторое время стало тепло. Я подумал про Мари. Интересно, она простит мне мою очередную выходку? Слишком много я давал повода для её недовольства. Но я есть такой, какой я есть. Я разбрасываю носки по дому и часто сижу в компьютере до четырёх утра. Время от времени я пишу статьи в некоторые журналы, уже издал несколько книг, но это благодаря собственной типографии. На мой взгляд вышло не дурно. Я не идеален и совершенно не понимаю, как она так долго держится рядом со мной. И мне совсем не хотелось бы её терять … Эта мысль посетила меня впервые. Мне не хотелось бы её терять, но, на мой взгляд, я сделал всё возможное для того чтобы она ушла от меня. Хотя бы к тому англичанину, который поселился полгода назад на первом этаже. Как он смотрит на неё… «Поль, да ты ревнуешь!», - пронеслась в голове мысль, прозвучав отчётливо, с какой-то издёвкой. Я вздохнул и закрыл глаза, надо поспать. Я почему-то остро ощутил одиночество. Здесь только я, верблюд, звёзды и разные существа, которые с наступлением темноты вступили в борьбу за своё существование, вышли на охоту друг на друга. Возможно я единственный человек на многие километры и мне очень одиноко. Интересно, Фабио вернулся к своему джипу? И что делает Мари? Наверняка злится на меня… она постоянно злится на меня. Так странно, вспоминая своих родителей я понимал, что они никогда не ругались между собой. Мы же с Мари, да и с остальными женщинами, которым не посчастливилось какое-то время провести со мной, постоянно ругались по разным поводам. Скорее всего дело во мне, я не люблю упрёков и подозрений, начинаю спорить, часто понимая, что я не прав. Надо избавляться от этой привычки. Это говорит о незрелости и нежелании брать ответственность на себя. Я был доволен, что сделал это открытие в себе и несколько раз вздохнув попытался уговорить себя поспать. Но, видимо, дневная жара не прошла даром, я не мог заснуть. Тысячи мыслей теснились в моей голове, борясь за первенство быть обдуманными. Я почему-то вспомнил хитрого торговца, который продал мне Малика. Его испещрённое морщинами лицо и хитрый прищур глаз. Лет ему было около семидесяти, но он держался молодцом. Спина как струна и сильные худощавые руки. Он много говорил про Малика, что он хороший верблюд, желал мне удачи в пути и советовал остерегаться ворот в Вабар. Нет никаких ворот в Вабар, это сказка. Местные бедуины верят в то, что есть таинственный город в пустыне, заселённый джиннами, который охраняют духи. Там растут пальмовые рощи, которые не нуждаются в искусственном поливе, а джинны разводят там самых прекрасных на свете верблюдов. Некогда это был город, где жили адиты, процветающий народ. По преданию Аллах уничтожил их за неверие. Они были погублены холодным ураганом, который Аллах заставил бушевать над ними в течении восьми дней и семи ночей без перерыва. Оставшихся людей он превратил в наснасов, страшных существ с половиной туловища, одной рукой, одной ногой, одним глазом, одной щекой и половиной сердца. Я часто задумываюсь о том, что современные религии насаждались путем внушения страха. И это не только ислам, но также и христианство, в котором погрязла Европа и Америка. Никогда Бог не был справедливым и добрым, каким его любят изображать на рождественских открытках. Что Аллах, что христианский Бог-отец никогда не были представлены великодушными в писаниях, так что же нам говорить об их последователях. Любимые их чада лишь должны пополнять прибыль церквей и мечетей и быть достаточно безграмотны, чтобы внимать словам читающих проповеди. Вабар … затерянный мир Руб-эль-Хали, восточная сказка, содержащая урок неповиновения высшему существу. Я почувствовал, что засыпаю, медленно растворяясь в безбрежных песках.
Глава 3.
Чтобы не вводить никого в заблуждение и не сеять мистические настроения, я оговорюсь сразу, что это был сон. Сон настолько живой и яркий, что подарил мне невообразимое ощущение реальности происходящего. Проснувшись утром я некоторое время лежал неподвижно, пытаясь привыкнуть к тому, что вернулся из мира фантазий.
Как только Морфей принял меня в свои объятия я очутился у подножия бархана. Малика не было со мной, я шёл один. Я медленно поднимался, загребая ногами песок, было невообразимо тихо. И вдруг в тишине раздался шипящий приглушенный голос:
- Ччччеловееек, иди сюда чччеловеек…
Я насторожился и даже потряс головой. Этот голос больше напоминал шипение змеи. Я по натуре реалист и отлично знаю, что змеи не разговаривают. Но прямо передо мной поднимая голову над песком оказалась песчаная эфа, та самая, которую мы с Маликом видели у костра.
- Да ладно, - сказал я, - с университета травы не курил. Не имею привычки дрянь в рот совать…
- Иди за мной чччеловеек, - прошипела эфа и боком поползла вдоль бархана.
Мне подумалось, что я заработал солнечный удар, но интерес к происходящему пересилил попытки здравого смысла одержать верх и я пошёл за змеёй. Если уж умирать от удара, так хоть с интересом, подумал я. Эфа двигалась довольно быстро, так, что я даже несколько раз терял её из виду, но издалека неизменно раздавалось её шипение и я прибавлял ходу. Некоторое время мы передвигались вдоль бархана, и я успел порядком устать месить песок. Огибая пологий край бархана, я ощутил нежное дуновение свежего ветерка. Когда бархан наконец опустился к земле я ахнул от удивления. Передо мной, уходя за горизонт открылся прекраснейший из когда-либо мной видимых оазисов. Зеленела трава, финиковые пальмы раскинули лапы своих веток, создавая благодатную тень, послышался шум воды, видимо где-то был водопад, который впадал в лазурное озеро, которое я увидел, раздвинув ветви пальмы. Моя проводница скрылась в траве. Я разделся на ходу и с разбега нырнул в кристально чистую воду. Я плавал и нырял до тех пор, пока мне это не надоело. Выбравшись на берег, я лег на песок и уставился в бесконечно синее небо. Я испытывал настоящее блаженство не сравнимое ни с чем. Возникла мысль, что я хотел бы провести в этом месте всю свою жизнь. Спустя некоторое время меня стала мучать жажда и я решил поискать источник, он обязательно должен был быть здесь, я видел тонкие ручейки, который стекали в озеро. И действительно, он оказался рядом. Я пил и никак не мог напиться, казалось я готов был поглотить всё озеро. В какой-то момент мне показалось, что жажда стала отступать от меня, я оторвался от родника и решил пройтись по оазису, чтобы найти причину этого шума воды. В какой-то момент я очутился на пороге огромной скалы, с которой потоками стекала вода, зрелище было завораживающее и я какое-то время стоял, задрав голову. Я немного удивился этому, потому как откуда было бы взяться этой скале в Руб-эль-Хали. Хотя, возможно я забрёл в не изученное место, которое каким-то образом скрылось также и от всевидящих спутников, которые метр за метром фотографируют нашу планету. Да и Бог с ним, я махнул рукой на странные неувязки и решил обойти скалу, чтобы понять, откуда здесь столько воды. Я знал отлично, что под песками этой пустыни прячется сеть рек, таким образом, вполне возможно, что в этом месте какая-то река вырвалась на свободу. Чем дальше я пробирался через пальмы, тем более чудесным мне казался этот оазис, он был достаточно большим и казался идеальным. Я встретил несколько песчаных газелей, которые с удовольствием поедали траву, они с интересом посмотрели на меня, но даже не шевельнулись. В пальмах довольно пронзительно кричали птицы, было не понятно какие, но их присутствие было слышно достаточно хорошо. Я обошёл скалу и с удивлением обнаружил, несмотря на то, что она достаточно высокая, по площади она занимает очень мало места. Высоко-высоко на вершине скалы шумела вода. Как такое могло быть я не понимал. За скалой начинался пальмовый лес, который уходил за горизонт, по крайней мере, было такое ощущение. И что самое замечательное, повсюду была зелёная сочная трава, всё казалось чудом. Ни разу я не встречал подобных оазисов и не читал о них. Где-то вдалеке были слышны верблюды. Я решил, что где есть верблюды там есть и люди и отправился на шум. Идти было легко и на душе поселилось какое-то чувство удовлетворения. Внезапно из травы показалась змеиная голова, судя по всему мои галлюцинации не закончились.
- Поль! – сказала песчаная эфа до боли знакомым голосом.
Я решил не реагировать и немного сменив курс ушел направо от змеи.
- Зачем ты бросил меня одну? – раздался голос уже откуда-то сзади. Я чертыхнулся.
Неожиданно на моё плечо легла рука.
- Так ответь же мне! Зачем ты меня бросил одну?
Я резко обернулся. Передо мной стояла Мари. Её мягкие каштановые волосы опускались на оголённые плечи. Она была одета в открытый комбинезон с принтом змеиной кожи, сандалии на подобие греческих. Да, это была Мари. Этот внимательный взгляд карих глаз прожёг мне душу насквозь.
- Как ты здесь оказалась? – спросил я и начал подозревать у себя солнечный удар в очередной раз.
- Мне пришлось отправиться за тобой, ведь ты так внезапно уехал …. Что мне оставалось делать?
- Ну, для разнообразия ходить на работу и ждать меня, - ответил я. Понимая абсурдность ситуации я почему-то решил продолжить разговор.
- Поль, ты же знаешь, как тяжело я переношу наши расставания. – сказала Мари, она подошла ко мне вплотную и обвила руками мою шею. Я всегда любил, когда он так делала и размяк.
- Мари, прости, я не хотел тебя огорчать. – сказал я.
В какой -то момент я почувствовал, что объятия стали сильнее, а затем вокруг моей шеи свилось тугое кольцо змеиного тела. Такого поворота я никак не ожидал. Змея всё туже сжимала свои объятия, мне стало нечем дышать, я попытался отцепить её и никак не мог. Перед моим лицом оказалась разинутая пасть с ядовитыми зубами, я зажмурился. Внезапно всё прекратилось. Я медленно открыл глаза и увидел вокруг себя штук пятнадцать прекрасных верблюдов, они все как - будто сошли с картинки. Я поморгал, верблюды никуда не делись.
- Какая горячая у тебя подружка, - раздался голос.
Я повертел головой и встретился взглядом с молодым арабом, одетым весьма странно. На нём были шёлковые зелёные штаны, довольно широкие и шёлковый зелёный жилет, надетый на голый торс. Жилет был расшит цветами и узорами.
- Ты тоже её видел? – спросил я.
- Конечно, пришлось принять некоторые меры, чтобы она тебя не задушила.
- Бред какой-то, - сказал я.
- Мог бы сказать спасибо, я тебе жизнь спас, – обиделся араб.
- Спасибо. Странное место …
- Ничего странного, я здесь живу, сколько себя помню. Меня всё устраивает, кроме наснасов, больно они жуткие.
«Ага, очередные арабские байки», - промелькнула в голове мысль.
- И много их здесь? – поинтересовался я, чтобы поддержать разговор.
- Не меньше сотни, они редко выходят к озеру и водопаду, живут на восточной окраине. А твою змейку я вообще увидел впервые.
- Что это за место вообще такое? – поинтересовался я.
- Мы называем его дом, а как называют его другие нам не известно. К нам редко кто заходит, а мы никогда не покидаем это место. У нас хорошо, зачем куда-то ходить?
- Понятно, - сказал я.
- А тебе нужно будет выбраться отсюда, пока тебя не почуяли наснасы… Если попросишь, я помогу тебе.
- Мне здесь тоже нравится, - сказал я.
- Если останешься, то погибнешь … Это не твой дом.
Я внимательнее пригляделся к арабу. Что-то было в нём такое, что немного настораживало. Я присел на траву, араб устроился рядом. В какой-то момент он сел на колени и его лицо оказалось прямо перед моим. От него исходил самый настоящий жар, а в чёрных зрачках плескался огонь. «Джинны созданы из бездымного пламени», - пронеслось в голове.
- Тебе надо уйти, - сказал он, - просто поверь мне. Иначе смерть.
- Тогда помоги мне, - сказал я и почему-то судорожно сглотнул. Снова захотелось пить.
- Ты никогда не сможешь напиться водой из местных родников. Она не для людей… – сказал Джинн. - Чтобы выбраться, тебе надо подняться на скалу и прыгнуть в водопад, только так. Ты не сможешь отсюда просто выйти в пустыню.
Мне откровенно не понравилось это предложение. В моей жизни случалось всякое, но, чтобы прыгнуть в водопад со скалы. Нет уж, спасибо.
- Только так, - повторил Джинн. – Тебя ждёт здесь много опасностей, но даже если тебе удастся избежать их все, ты банально погибнешь от жажды. Эта вода не для людей, солнце сожжёт твою кожу, оно светит здесь по-иному, ни одна пальма не укроет тебя от зноя. Ни одна верблюдица не напоит молоком. Не забывай про наснасов и твою змею, я откинул её миль на сто, но она явится снова, ты сам притягиваешь её, видимо ты любишь ту женщину, в которую она обернулась и змея нашла способ, которым она может воспользоваться, чтобы захватить твой разум.
- Зачем ей мой разум? – поинтересовался я, на мой взгляд разума у меня на данный момент не осталось ни грамма.
- Ты не знаешь, насколько коварны могут быть песчаные змеи. – печально ответил Джинн.
- Почему я должен тебе верить? – спросил я.
- Я Джинн зелёного пламени! – ответил он так гордо, что мне не оставалось ничего иного как покивать головой и поверить ему.
Я решил, что раз попал в эту бредовую историю, надо как-то выбираться.
- Проводишь меня до скалы, или мы туда долетим на ковре-самолёте? – спросил я.
- Откуда ты взял эту чушь? – удивлённо спросил Джинн и посмотрел на меня с некоторой долей сожаления. – Пошли. Время не ждёт, скоро закат.
Мы пошли по сочной зелёной траве, время от времени раздвигая ветви пальм. Верблюды отправились за нами. Джинн сказал, что ему пришлось перенести меня подальше от того места, где на меня напала змея, чтобы она потеряла мой след, хотя бы на время. Мы снова встретили газелей, я спросил откуда они здесь? Джинн рассмеялся и сказал, что это тоже джинны, они могут принимать любой облик. Тогда я поинтересовался про верблюдов, но оказалось, что верблюды — это просто верблюды, хоть и красавцы все, как на подбор. Я спросил про птиц, который перекрикивались в ветвях пальм, Джинн сказал мне, что это птицы холодного пламени, их оперенье светится по ночам холодным синим огнём, они настолько прекрасны, что ни один человек не может смотреть на них дольше минуты, человеческий разум не способен вынести созерцания красоты иных миров. Я был удивлён и мне очень захотелось увидеть этих птиц. На мою просьбу Джинн лишь покачал печально головой. Наконец, мы добрались до скалы. Необходимо было карабкаться наверх. Верблюды разлеглись на траве у подножия, а мы начали подъем. Джинн был гораздо проворнее меня, я то и дело соскальзывал и никак не мог найти место, чтобы нормально зацепиться. Он смеялся надо мной и подзуживал, но всё же время от времени помогал. Я даже немного расслабился. В какой-то момент мы немного разделились, огибая совершенно гладкую часть скалы. Я двигался параллельно большому отвесному выступу, пока наконец не смог взобраться на него. Впереди я увидел вход в пещеру, мне подумалось, что возможно там есть проход к вершине скалы и я решил заглянуть внутрь. Было темно, но чуть вдалеке я заметил слабый огонёк. Что я увидел дальше не поддаётся описанию. Молнией поразила мысль о наснасе. Половина лица жадно глядела на меня единственным глазом, какая-то неимоверно искривлённая рука потянулась ко мне, я заметил и единственную ногу, и острые зубы. Видимо моё сумасшествие в этот момент достигло своего апогея, я зажмурил глаза и сквозь веки всё же увидел яркую вспышку зелёного света, похожую на салют.
Спустя доли секунды я почувствовал прохладу воды и услышал её рёв. Открыв глаза, я увидел удивительное зрелище. Мы с Джинном стояли на самой вершине скалы, солнце уже окрасилось в рыжий и катилось к горизонту. До куда только мог дотянуться взгляд простиралось зелёное море пальмовых ветвей, в которых начали мелькать синие огни, я понял, что это были птицы. Вода вырывалась из расщелины в скале огромным фонтаном, это было похоже на бесконечное извержение гейзера. Туда, куда падала вода было страшно смотреть. Огромные чёрные камни, словно зубы торчали из скалы, скрываясь внизу за бесконечными клубами водяных капель. Я вздрогнул.
- А что, нельзя было сразу нас сюда доставить? – спросил я Джинна.
- Ну, ты не просил, - рассмеялся в ответ Джинн.
- Ты хочешь сказать, что мне туда? – я махнул головой в сторону водопада. Приходилось кричать, чтобы перекрыть рёв воды.
- Да, туда! – весело ответил Джинн подмигнул мне.
Мне совершенно не нравилась перспектива разбиться о камни. Но я уже начал ощущать сумасшедшую жажду, а по словам Джинна, даже если я смогу избежать всех опасностей, я всё равно погибну от жажды. Умирать от жажды мне хотелось меньше всего, это было бы долго и мучительно. Я глубоко вздохнул. Лучше уж сразу…
- Хорошо! – крикнул я. – Помирать, так весело! Ты же Джинн! Покажи мне салют! Хочу загреметь на тот свет красиво!
- Ты отличный парень! – крикнул Джин, улыбнулся во весь рот и щёлкнул пальцами.
Небо разгорелось тысячами разноцветных вспышек. Такого салюта я не видел даже на миллениум.
- Спасибо! – крикнул я и прыгнул вниз головой прямо в чёрные острые камни.
… я лежал неподвижно в спальном мешке, пытаясь вернуться к реальности. Мне редко снились такие яркие сны. Казалось, какая-то неведомая сила отнесла меня ночью в иной мир. Поднимающееся солнце окрасило палатку в красный цвет, где-то рядом фыркал Малик. Пришло время вставать и отправляться дальше. Я потихоньку ущипнул себя за руку. Нет, это уже мне не снится. Пожалуй, встану и заварю кофе.
Я выбрался из палатки и свернул её, чтобы не возиться, когда наступит жара. Немного побродив вокруг потухшего костра, я нашёл боковой извилистый след песчаной эфы, который уходил дальше вдоль бархана. Никаких джиннов и наснасов. Приснится же такое. Жара дала о себе знать ночным бредом. Мари в образе змеи, тайный оазис в пустыне, огненные птицы и водопад. Надо лучше укрывать голову от солнца, так и до солнечного удара недалеко. Малик с интересом наблюдал за тем, как я развёл костёр и поставил вариться кофе.
- А тебе бы там понравилось, - сказал я Малику. Он фыркнул, как обычно. Я выпил кофе, нагрузил Малика, и мы отправились в путь. Несмотря на то, что было чертовски тяжело и тело моё ныло, я испытывал огромное удовольствие от осознания того факта, что бреду один перебирая песок великой песчаной пустоши.
Глава 4.
Жарко, невообразимо жарко. Я снова висел на Малике, время от времени закрывая глаза. Очки не спасали, песок слепил глаза, как снег в горах. На нашу удачу нам попался по пути оазис. Так себе местечко. Вода в нескольких местах выбралась на свободу и питала пять чахлых пальм. Но и это было неплохо. Судя по следам от шин этот оазис время от времени принимал гостей. К нашему удовольствию мы нашли колодец с чистой водой. Правда Малик напился из небольшого озерца, чем остался крайне доволен. Я же набрал воды про запас и устроился в тени, решив немного подремать, солнце меня совершенно разморило. Не прошло и пятнадцати минут, как издалека послышался шум двигателя, я стал прислушиваться и это прервало цепь моих философских размышлений на тему бытия. Через некоторое время, поднимая песок в воздух, показался джип. Я пощупал на месте ли пистолет и на всякий случай закрыл лицо. Своим внешним видом я сейчас мало отличался от местных жителей, меня пока могло выдать лишь лицо, борода ещё недостаточно отросла, да и смуглостью кожи я не отличался.
Джип остановился у дальней пальмы, водитель попытался пристроить машину в тени. Из машины вышли трое, стало ясно, что они европейцы. Один из них твёрдой походкой направился ко мне.
- Добрый день! – поздоровался он по-арабски.
- Добрый день, - так же по-арабски ответил я.
- Вы не против, если мы составим Вам компанию? – поинтересовался мой собеседник.
- Я не против, - ответил я, - а вот насчёт верблюда не знаю, он у меня с характером.
Мой собеседник с интересом посмотрел на меня. Я снял очки и также уставился на него.
- Я совершенно серьёзно, - продолжил я. – Малик! - крикнул я верблюду, который с аппетитом уплетал колючки неподалёку, - Ты не против, чтобы эти ребята тоже попили воды и отдохнули рядом с нами?
Малик медленно поднял голову и, как мне показалось, довольно высокомерно посмотрел в нашу сторону. Затем он как всегда фыркнул и снова принялся за еду.
- Да вроде он не против, - ответил я.
- Ясно, - кивнул головой мой собеседник. Судя по всему, он принял меня за сумасшедшего.
Я решил остаться «арабом» для этих ребят, пока не пойму, что это за люди, ведь бывает всякое. Спустя некоторое время, прислушиваясь к их разговору я понял, что они говорят по-гречески. Мои познания в этом языке не велики, но я довольно часто бываю в Греции и вполне естественно, что могу понять, что это язык именно греческий. Мне стало интересно, что греки забыли в этой пустыне и я подошёл к ним. Они набирали воду в канистры и оживленно болтали.
- … ;;;;;;;;;;;; … - сказал я достаточно громко.
Ребята замолчали.
- Говоришь по-гречески? - спросил один из них.
- Не сказать, чтобы хорошо, - ответил я, - на уровне двести туристических слов.
- Пока звучит сносно, - рассмеялся второй.
- Интересно, что греки забыли в аравийской пустыне? – спросил я.
Они молча уставились на меня. Какое-то время ушло на игру в гляделки. Я даже пожал плечами, давая понять, что арабу действительно просто интересно.
- Может, выпьем кофе? – наконец спросил один из них.
- Почему бы и нет … - сказал я.
У них была отличная кофеварка в машине. Конечно, я не хотел на эти десять дней обращаться к цивилизации, но раз так сложилось, то я был не против.
Через некоторое время мы расположились в тени самой раскидистой пальмы. Я достал из запасов финики и цукаты, ребята приготовили кофе, разлив его в картонные стаканчики. Пока я возился и доставал сладкое, Малик умудрился выклянчить у меня мятных веток, а затем снова пошёл пить. В воздухе витал кофейный аромат. Мне пришлось раскрыть лицо.
- Я понял, что ты не араб, - сказал один из ребят. – И ещё у тебя пистолет за поясом.
- У тебя тоже, - парировал я. – Отличный кофе.
- Брали у местных на базаре, действительно замечательный.
- Так что же вас сюда занесло? – снова поинтересовался я.
- А тебя?
- Сбежал от суеты и проблем с целью покопаться в себе. Меня зовут Поль, я из Парижа.
- Ясно … Я Василис, это мои друзья Эфтимиос и Арис. Мы из Афин.
- Замечательный город … Бываю там часто, мне нравится… - сказал я.
Мы немного помолчали, отхлёбывая кофе. Они не спешили сообщать цель своего путешествия.
- Что ты слышал про Убар? – наконец спросил Василис.
- Убар, Вабар, Ирам … затерянный город, который оброс мифами и легендами… - сказал я и вспомнил свой сон.
- Да, затерянный город. Он упоминается в легендах, также и в Коране. Прекрасный, развитый, удивительный и неповторимый город с тысячью башен и чудесной архитектурой, где жили адиты, по имени царя Аада, который имел неосторожность насмехаться над Богом, Богами, Аллахом. От города ничего не осталось, лишь груда камней. По легенде он был разрушен разгневанным Богом, по Корану конечно же Аллахом: «Адиты были уничтожены сильным, воющим, леденящим, беспощадным ветром, что за несколько дней уничтожило их всех до единого. Властвовал он по Божьему велению над ними на протяжении семи ночей и восьми дней без перерыва. И если бы ты, о человек, оказался там после этого, то увидел бы народ этот поверженным, сраженным, мертвым. Ветер, отправленный к ним, отрывал людей от земли, поднимал ввысь, а после бросал на землю головою вниз, и в итоге они были похожи на голые стволы пальмы, вкопанные в землю. И осталось ли что-нибудь от них?! Где их величие, могущество и самоуверенность?! Таково было Божье наказание, и они прекратили свое существование, они были уничтожены все до единого без какой-либо надежды на спасение и продолжение некогда «великого и могущественного» рода». По факту, есть несколько теорий, которые допускают существование этого города, который даже вроде-как был найден археологом-любителем Николасом Клэппом. Сейчас арабы с удовольствием вам покажут именно тот Убар. Он находится на территории Омана. Во время раскопок в том месте были обнаружены множество архитектурных сооружений, также снимки из космоса подтверждают, что к этому городу сходятся множество древних дорог. Город буквально провалился под землю, он был построен над огромной карстовой пустотой.
- Отсюда далековато до того Убара, - заметил я, пытаясь вернуть собеседников к объяснению, почему они здесь.
- Да, далековато, - сказал Василис, - но не в этом суть. Мы пытаемся изучить караванные пути, которые вели к древнему городу. В те времена шла активная торговля, жители Убара были отличными предпринимателями. Плюс, есть ещё теория Гарри Филби, британского исследователя, которую, не смотря на его несколько сомнительную репутацию, тоже нельзя списывать со счетов. Одним из первых европейцев он побывал в месте, которое местные бедуины называют аль-Хадида, железо. Гарри Филби полагал, что в этом месте он увидит таинственный город Вабар или Убар. Города он не нашел, зато обнаружил место, где несомненно упал метеорит. Два кратера были описаны Филби и один исследователем Джеффри Винном. Метеоритный удар был настолько сильным, что был сравним с ядерным взрывом. Конечно, никакого города Филби не нашёл, зато родилась теория и метеоритный кратер получил название Вабар. Теория о том, что там мог находиться город не лишена смысла, если вспомнить описание бедствия, постигшего таинственный город адитов в Коране. Вполне возможно, что этот город погиб в результате падения метеорита. Кстати, говорят, что священный камень Каабы не что иное, как метеоритный камень из Вабара, тому тоже существует ряд подтверждений.
- Изучаете караванные пути? Интересно. Говорят, в пустыне встречаются древние погибшие города… - пробурчал я.
- Встречаются, но их не так уж и много. В основном эти города, как ты говоришь, состоят из пары-тройки разрушенных стен, засыпанных песком, вот и всё. Это больше сказки бедуинов, чем вещь, достойная внимания.
- То есть вы направляетесь к кратеру? – поинтересовался я.
- Да, - коротко ответил Василис.
Мы допили кофе молча, видимо, каждый думал о своём. Я вспоминал Джинна из сна, наверное, я ещё долго буду о нём вспоминать. Немного передохнув в тени, я позвал Малика, мы попрощались с греками и отправились по песку дальше в пустыню. Идти стало на удивление легче, видимо хороший кофе придал сил. Греки меня поразили, я привык их видеть совсем иными, немного разморёнными жарким солнцем, лениво потягивающими фрапе. Эти же, несмотря на жару, были полны энтузиазма, настоящие увлеченные люди. Собраться в пустыню на поиски древних караванных путей и исчезнувших городов, это, на мой взгляд, требует огромной жизненной энергии и тяги к открытиям и приключениям. Я всегда относился с большим уважением к таким людям. Был ли я сам таким? Нет, мной по большей части двигал корыстный мотив. Довольно длительное время я занимался чёрной археологией. Это удовлетворяло и мой авантюризм, и жажду знаний, и потребность в деньгах. Больше всего меня привлекали затонувшие корабли и не раз я срывался с места лишь получив сообщение о новой находке. В наших кругах такие сообщения разлетаются со скоростью света и если ты не будешь на месте первым, то рискуешь остаться ни с чем. Я задумался о прохладной глубине моря, о таких местах, куда не проникают солнечные лучи.
Интересно, сколько возможностей я упущу, пока болтаюсь здесь, в этой великой пустоши?
Не важно. Для меня это уже не важно. На данный момент важно то, что Малик напился воды и отдохнул, а также и то, что я полон сил. Мари всегда утверждает, что я совершенно не способен думать о других. Думаю, она не права, ведь сейчас в первую очередь я думаю про Малика, чтобы он попил и поел, а потом уже о себе. Не такая уж я и отъявленная сволочь. Хотя, довольно часто я поступаю в угоду себе. Как в этот раз, собрался и уехал и нет меня, и никто не знает где я. В типографии работа налажена, все привыкли к моим отъездам. Десять дней потерпят.
Мы брели с Маликом, взбираясь на барханы и спускаясь вниз. Мне стало казаться, что мы идём по бесконечному пляжу, в надежде увидеть море. Довольно долго по пути нам не попадалось ни одной живой души, и я настолько привык к такому положению дел, что, когда увидел варана на гребне бархана немного оторопел. Вараны мне всегда казались пришельцами из преданий о драконах. Огромная голова и морщинистое тело, недобрый взгляд, когти на растопыренных пальцах лап – этот образ словно порождение классического голливудского фильма ужасов. Вараны опасны для всех тех, на кого охотятся. Да и человеку может не поздоровится, если уж на то пошло. Мне стало немного не по себе, и я забрался на Малика. Смешно, но этот дракон пустыни был мне неприятен. Малик фыркнул, выражая своё неудовольствие, а я пообещал ему веток мяты. Варан сидел на гребне бархана и не шевелился. Мы прошли краем. Он немного повернул голову в нашу сторону, но мы не представляли для него интереса. Раздвоенный язык несколько раз высунулся из вараньей пасти и спрятался назад. Судя по весу и размеру этой зверюги ему было чем питаться, возможно не так далеко был источник воды, водились песчанки, ящерицы, другие вараны, внося разнообразие в стол этой рептилии. Меня немного передёрнуло. Но что поделать, каннибализм в животном мире встречается довольно часто. Мы с Маликом поспешили удалиться, после чего долго брели, не встречая ни животных, ни людей, ни их следов. Мне показалось, что мы немного сбились с пути и я сверил направление с компасом. Совсем не хотелось бы потерять направление и остаться на ночлеге без воды. Запасы у нас ещё были, но спокойнее, когда колодец есть под боком. С пути, по моим подсчётам, мы не сбились, но судя по всему попали в совершенно дикое место пустыни. Так мы и шли до вечера бесконечно поднимаясь и спускаясь с барханов. Нам больше не попалось ни одного оазиса, никаких следов от шин, ничего, что указало бы на присутствие жизни. Я впал в странное состояние, какую-то смесь эйфории и паники. Я остановился и упал на раскалённый песок спиной, зажмурил глаза. Вот он я, такой маленький незаметный человек, лежу на обжигающем песке в огромной песчаной пустоши. Вокруг меня миллиарды и миллиарды песчинок, а подо мной, возможно, спит вечным сном забытый город, который процветал миллионы лет назад, там били фонтаны и гуляли павлины, рождались и умирали люди. Надо мной бесконечное небо, которое растворяется в бесконечном космосе. Вся наша планета несётся в пространстве Вселенной и становится такой же незаметной, как и песок и я на этом песке и забытый город и гордый Малик. Всё, абсолютно всё теряет своё значение. А возможно, на другом краю Вселенной, такой же идиот точно так же сейчас лежит на песке и представляет свою ничтожность по сравнению с просторами мира. Я рассмеялся своим мыслям. Рассмеялся вслух, громко и это был единственный звук, который был сейчас слышен в этой точке планеты. Был слышен только мой смех. Мне вспомнилось одно суждение, что всё в нашем мире взаимосвязано и своё значение имеет даже один единственный взмах крыльев бабочки в лесах Амазонии. Интересно, мой смех тоже имеет значение? И что он принесёт этому миру? Первый раз я задумался о подобных вещах.
Я пришёл в себя от фырканья Малика. Он таращил на меня глаза как при первой нашей встрече, видимо решил, что я окончательно сошёл с ума. Глубоко вздохнув я погладил верблюда по изогнутой шее, ему это явно не понравилось, но он стерпел.
- Брось, Малик! Не так уж я и плох, как тебе кажется …
Мы отправились дальше и наконец вышли к тому колодцу, у которого я планировал остановится на ночлег. Здесь уже были видны следы от шин и отпечатки верблюжьих мозолей на песке. Я напоил Малика, разложил палатку заранее, чтобы не возится потом и развёл костёр, чтобы приготовить что-нибудь перекусить и по обыкновению, мятный чай. Спустя некоторое время я уплетал белиберду, которую приготовил на костре и смотрел на звёзды. Дымил котелок, разнося вокруг аромат мяты. Малик смешно морщил нос и моргал. Несколько раз я видел падающую звезду и загадал желание, выходило одно и тоже желание, чтобы Мари на меня не злилась. Прошло всего несколько дней, а я уже начал скучать без неё. Интересно, что она думает? А может уже ничего и не думает, сидит сейчас преспокойно в ресторане с каким-нибудь мужчиной приятной наружности. Эта мысль мне определённо не понравилась, и я решил переключиться на звёзды, которые подмигивали мне свысока. Я вспомнил своё валяние на песке и сумасшедший хохот. Давно я так не делал, наверное, с детства. Когда мы ездили в горы я любил упасть в снег и смотреть в небо, потом я часто смеялся. Видимо, сегодняшнее моё поведение было приветом из тех далёких времён. Было ли моё детство счастливым? Я никогда об этом не задумывался. Было, какое было, со своими проблемами и радостями. Я рано понял, что не стоит полагаться ни на кого в этом мире, кроме себя самого. Родители всегда были не в счёт и занимались лишь собой, не уделяя мне особого внимания. Я понял, что я сам по себе и это понимание помогало мне всегда. Когда мои друзья удивлялись, почему родители не уважают их мнение или не помогают им так, как они бы хотели я лишь пожимал плечами, для меня это было нормой, нормой и осталось по сей день. Никакой связи с семьёй я не ощущал. Более того, семья являлась для меня странной конструкцией, которую я никак не мог понять. Мари хотела семью и часто об этом говорила, а я не понимал в чём смысл. Это её злило. Но в её жизни всё было по – другому, родители заботились о ней и об её сестре, она долго прожила с ними под одной крышей, они помогали ей во всём, и мы бывали у них на всех праздниках. Вот уж, что было для меня совершенно странной вещью, так эти праздники. До тех пор, пока я не начал встречаться с Мари я и понятия не имел, что в нашей стране такое множество всевозможных праздников. А ещё дни рождения, именины тётушек и внучатых племянников, просто кошмар. Я часто пытался улизнуть, у меня плохо получалось и из раза в раз мне приходилось надевать костюм, восхищаться Мари и идти в гости или в ресторан, где собирались практически все родственники. По мне, так они просто желали поесть за чужой счёт и убить время, которое им, судя по всему, девать было некуда. Однажды я высказал свои соображения Мари, она не разговаривала со мной неделю. Мои мысли снова вернулись к Мари. Действительно, моё отношение к ней оставляло желать лучшего. Скорее всего это не мне нужно обижаться на те осуждающие взгляды, которые она последнее время довольно часто бросала на меня. Расстраивалась она. Я вздохнул и посмотрел на Малика. Он растянулся на песке, вытянув шею и ноги. Смотрелось довольно забавно, он был похож на кота, который растянулся от удовольствия на коврике. Я допил свой чай и пошёл спать. Возникло дикое желание вновь увидеть тот сон. Как только я застегнул спальный мешок, на меня навалилась дикая усталость и я выключился за считанные секунды.
Глава 5.
Я спал без снов и открыл глаза, как только показалось солнце. Малик возился в песке, видимо насмотревшись на меня и мои вчерашние выходки. Я развёл костёр и приготовил кофе. Солнце медленно поднималось, вокруг сновали ящерки. Выпив кофе и перекусив, я нагрузил Малика, который успел напиться воды. Мы двинулись дальше. Мне хотелось пройти как можно больше пути до того, как солнце попытается нас расплавить. Идти под палящим солнцем крайне тяжело, и я задумался о галлюцинациях и миражах. Довольно часто в пустыне могут возникать миражи в виде зеркальной глади воды. Это происходит из-за преломления потоков света на границе с разными по плотности и температурой слоями воздуха. Миражи бывают не только в пустыне. Эффект зеркальной глади воды часто можно видеть, когда раскаляется асфальт. Бывают миражи и в горах, и на море, в поле, в заполярье, да где угодно. Всё это связано с оптическими явлениями и не имеет ничего общего с мистикой. Однажды мне довелось видеть мираж в море. Это был сложный мирах, который называется Фата Моргана и состоял из нагромождения различных миражей друг на друга. Сначала мы увидели огромный авианосец, который нёсся на нас. Но приборы, конечно не показывали ничего. Затем он раздвоился и буквально на глазах приобрёл вид довольно необычного, я бы даже сказал космического сооружения, затем где-то сбоку появились крылья самолёта, спустя некоторое время всё исчезло. У всех нас осталось ощущение, что мы стали свидетелями чуда, хотя чуда никакого и не было. Шутки нашей атмосферы. Один мой друг рассказывал, как поднимаясь в горы встретил самого себя, он был крайне поражён и этот рассказ слышали все его встречные, друзья и знакомые. Возможно, я его расстроил, сказав, что это оптическое явление, которое возникает из-за наличия в атмосфере стоячих паров, капель воды. Всё-таки забавно, насколько человечеству свойственно мистифицировать обычные атмосферные явления, зачастую приписывая им пророческий смысл. То иконы видят, то святых, то святое войско, сошедшее с небес, которое помогает в битве. Тяга к чудесам и мистике видимо у людей в крови. Я бы и сам с удовольствием верил в фей, и ждал бы, когда на Рождество ко мне явится Пер-Ноэль, но я слишком много читал даже в детстве, чтобы верить в подобную чушь. Я вспомнил, как одна девочка, ещё в начальной школе рассказывала, что видела фею в лесу, у неё были голубые крылья, она пряталась в траве, а потом упорхнула в мгновение ока. Она собрала вокруг себя всю нашу детскую компанию. Я сказал тогда, что это была обычная бабочка – голубянка. Эта девочка не разговаривала со мной до окончания школы. Сейчас я понимаю, что был груб с ней, просто грубый мальчишка, видимо так нельзя поступать. Но уже тогда мне казалось, что верить в фей смешно. Размышления на тему веры в мистику навели меня на мысль о том, во что же можно верить в этом мире? Вера предполагает слепое убеждение в чём-либо. Задумавшись, я даже притормозил немного. Как можно быть слепо убеждённым в чём-либо? Однажды отец спросил меня, как я могу жить ни во что не веря, тогда я ответил, что я верю в себя и этого мне вполне достаточно. Порой я ставлю себе нереальные цели и решаю поставленные задачи лишь благодаря вере в себя. Действительно, довольно часто я слепо верю в себя, как тогда, в первый день на пороге пустыни. Если бы не было этой веры, пожалуй, я остался бы в Париже. Я не полагаюсь на всесильного Бога, который снизойдёт до решения моих проблем и не перекладываю на него ответственность за мои промахи и неудачи. Не перекладываю ответственность на судьбу и соседа или на того парня, который косо может посмотреть на меня утром. Нет. Лишь вера в себя движет людьми и в этом моё святое убеждение. Всё, что мы имеем сейчас – это лишь результат наших действий в прошлом, всё, что мы будем иметь в будущем – будет результатом наших сегодняшних действий. Только так и никак иначе и никакого божьего промысла. Только убедившись в том, что человек сам творит свою судьбу и сам отвечает за последствия своих поступков он сможет достичь невозможного. Я вздохнул. Таковы мои убеждения, основанные на жизненном опыте. Я видел разных людей и видел их судьбы и с каждым годом всё больше убеждался, что человек творит себя сам. Можно сидеть и просить милости высшего существа и просидеть так всю жизнь, а можно взять дело в свои руки и добиться того, чего желаешь. Так что соглашусь с утверждением, что вера творит чудеса, но с небольшим дополнением, вера в себя творит чудеса. Не стоит долго думать и пытаться что-либо рассчитать, просто стоит поверить в себя и сделать первый шаг, поверить слепо, без расчётов и мыслей о том, что сто раз до этого были провалы. Они будут неизбежно, на то она и жизнь со своими взлётами и падениями. Но всегда стоит верить в себя, потому как нет никакой великой силы где-то там наверху, и никто не следит за нами, чтобы вовремя подать руку помощи. Мы здесь для того, чтобы сделать то, ради чего пришли в эту жизнь, и никто за нас не выполнит наши обязанности. И любое наше действие будет иметь последствия, об этом стоит помнить всегда. Снова пришла на ум Мари. Благодаря ходу мыслей о вере и ответственности я осознавал, что поступил неверно и возможно последствием моих действий станет наше расставание. Я постараюсь этого не допустить, потому как решил взять на себя ответственность за наши отношения, по крайней мере в той степени, которая мне доступна. Не стоит сознательно отворачиваться от близких людей. Интересно, эта мысль посещала моих родителей? Скорее всего нет. Но раз уж она пришла мне в голову, следовательно, я должен принять её во внимание. Проведя с собой воспитательно-профилактические работы, я снова вздохнул. Малик брёл рядом и ни о чём подобном не размышлял, скорее всего ход его мыслей был определён поиском колючек и каких-нибудь кустиков, которые можно погрызть. Мы взобрались на бархан и нашем глазам открылось зрелище, которое я так жаждал увидеть с первого дня здесь. Мы увидели караван. Настоящий караван, никаких джипов, квадрациклов и подобных ухищрений цивилизации. Десять верблюдов, выстроенных друг за другом, вели двое погонщиков-бедуинов. Зрелище, захватывало дух. Они брели по соседнему бархану, я залюбовался этой картиной, как любуются красивой женщиной. Было в этом что-то прекрасное. Верблюды ступали важно и с достоинством и гордо держали головы на длинных шеях. Мурашки пробежали по всему моему телу, настолько прекрасной мне показалась эта живая картина из будней пустыни. Они шли точно так же, как ходили караваны тысячи лет назад, на них также светило солнце и нещадно пекла земля, отдавая тепло принятых лучей. Все верблюды были нагружены. Интересно, что они везут? Да всё, что угодно. Не столь важно то, что они везут, сколько то, насколько это прекрасно выглядит. Бедуины всегда почитали верблюда, как существо, которому покровительствуют высшие силы. С приходом ислама трансформировались и легенды, связанные с происхождением верблюда. Мусульмане говорят, что когда Аллах творил человека, то небольшой кусочек глины упал на землю и из него появился верблюд. Я посмотрел на Малика, он изогнул шею в направлении каравана.
- Ничего, побродишь ещё со своими, - сказал я.
Судя по всему, Малик уже достаточно привык ко мне за эти несколько дней и больше не таращил на меня глаза при звуках моего голоса, а я, чтобы ему было возможно понятнее и комфортнее продолжал говорить с ним по-арабски. Возможно, кому-то это покажется смешным и глупым, но я испытывал уважение к животным не менее, чем к людям. А Малика начал считать моим другом с того момента, как он куснул непрошенного ночного гостя Фабио. Я часто гладил его по носу, где у него красовался шрам. Было странно, что с таким уважением к верблюдам, в этой части мира, с ним могли обходиться жестоко. Несколько шрамов были у Малика также на ногах и на боках. Видимо он показал характер недоброму человеку. Такое случается и порой становится страшно за людей, которые совершают подобные поступки, особенно за то, что происходит в их мозгах. Временами люди забывают о том, что животные существуют не в службу, а в дружбу и начинают использовать их, как вещи. Но это живые существа, со своими радостями и горестями, со своими потребностями и с не меньшей жаждой жизни, чем люди.
- Вот так-то, Малик! – сказал я, провожая взглядом караван, который спускался с бархана и уже готов был скрыться из вида. Он совершенно не понял моё «вот так-то» и даже не фыркнул в ответ.
Мы пошли в сторону, противоположную той, куда двигался караван. И до самого вечера по пути нам не встретилось ничего интересного или более-мене примечательного. Мы немного передохнули по пути, Малик снова валялся, вытянув ноги. А я сделал несколько зарисовок в небольшом альбоме, который прихватил с собой. Да, я неплохо рисовал с детства, это умение пришло ко мне как-то незаметно и доставляло мне большое удовольствие. Я часто делал зарисовки в поездках, они очень нравились Мари и по большей части, последнее время я старался для неё. Однажды она предложила мне издать альбом со своими рисунками, но мне показалось это глупой затеей, абсолютно несерьёзной. И сказала, что не стоит относится к жизни серьёзно. Я поинтересовался, неужели жизнь – это несерьёзная штука? Она ответила забавно, что нет ничего более серьёзного, чем жизнь, но в тоже время, нет ничего более несерьёзного. Понимай как хочешь. Я рассмеялся тогда и только сейчас понял, что она была права, так и никак иначе. Я и сам относился к жизни как к игре. Точно также временами серьёзно, а временами абсолютно не серьёзно. Я нарисовал Малика и караван, который мы встретили, получилось, на мой взгляд, неплохо. Кто-то скажет, что это выглядело глупо. Взрослый мужик с пистолетом за поясом сидит на песке и рисует верблюдов. Да мне, собственно, всегда было всё равно кто что скажет и кто что подумает на мой счёт.
Мы брели до позднего вечера, потому что прошли днём гораздо меньшее расстояние, чем мной было запланировано. Лишь когда стало совсем темно мы начали устраиваться на ночлег. Я по обыкновению развёл костёр и расстелил циновку на песке, мне было настолько лень раскладывать палатку, что я очень долго оттягивал этот момент, пока не понял, что замёрз. Пришлось немного повозиться. Затем я устроился на циновке у костра и съел свой ужин, даже не буду рассказывать, что за смесь у меня вышла, но есть было вполне возможно. Я снова размочил сыр и сухари и попивая чай смотрел на звёзды. Такого прекрасного зрелища я буду лишён в Париже. Из-за светового загрязнения слишком мало звёзд видно на небе, а спектакль этот стоит того, чтобы смотреть его не отрываясь. Много раз я уже видел эту россыпь блестящих точек на небе и ни капли не уставал смотреть снова и снова. В детстве я мечтал уметь летать, чтобы подняться высоко-высоко в небо, сейчас мне было достаточно того, что я могу лечь на спину и смотреть на звёзды, далеко не каждый человек может позволить себе такую роскошь. Многие слишком заняты, чтобы обращать на это своё драгоценное внимание. Вечером они едут в машинах к себе домой, где их ждёт ужин, газета и телевизор, споры о политике, дети и жёны. Они не плохие люди, но совершенно оторванные от реальности. Ведь реальность вот она, в звездном небе, в дожде, в ветре, в солнечных лучах. Я поймал себя на мысли, что стал каждый раз, когда покидаю пределы своего дома, я становлюсь романтиком. Я начал ворошить рукой песок, он приятно скользил между пальцев. Звёзды, песок, Малик, ящерицы и скорпионы, небольшие змейки, какие-то букашки и жуки, всё это давало мне ощущение присутствия в мире, не где-то там за стеной и замками, а именно здесь, на этой Земле, под звёздами. Надо мной было лишь необъятное небо и бесконечная Вселенная, подо мной толща Земли со своими слоями и пылающим ядром-сердцем, где-то в глубине. А с другой стороны снова просторы космоса. В какой-то момент меня накрыло удивительное чувство принадлежности ко всему, что происходит в этом мире и я улыбнулся сам себе. Пока я существую, я часть Вселенной. Мои руки в песке наткнулись на что-то твёрдое. Я высвободил предмет на свободу и увидел перстень. Довольно красиво в свете костра переливался красный камень. Возможно, это был рубин. Я примерил кольцо, подошло на средний палец, смотрелось классно. Интересно, кто его потерял и когда? Моет быть, очень давно, а может быть не очень. Я решил рассмотреть свою находку получше при свете дня и пошёл в палатку, чтобы поспать. Сил не осталось совсем.
Глава 6.
Я проснулся среди ночи из-за того, что кричал Малик. Я аккуратно вылез из спального мешка, чтобы раньше времени не привлекать к себе внимание. То, что нас посетили непрошенные гости, было ясно по нескольким приглушенным голосам. Малик своим криком испортил всё. Я взял пистолет и аккуратно расстегнул край палатки. Их было трое. Один стоял спиной ко мне, двое других пытались угомонить Малика. Да о чём я говорю, не угомонить они его пытались, а украсть. Малик был не согласен с этой постановкой вопроса и истошно вопил. Я извернулся и приобнял так ближайшего ко мне вора, чтобы он не мог извернуться и приставил ему пистолет к виску. Он заметно вздрогнул.
- Отпустили верблюда! – попытался крикнуть я, получилось плохо, так как мой голос осип спросонья. Но несмотря на это мой сиплый голос возымел своё действие и двое уродцев, которые пытались скрутить Малика отошли от него в сторону. Я задумался было ли их только трое или за барханом ждут своих товарищей остальные члены шайки.
- Ноги в руки и пошли вон отсюда, пока я кого-нибудь не пристрелил! – прошипел я. Получилось довольно зловеще, даже сам не ожидал. Пленённый мной воришка дёрнулся в моих руках увидев, как двое его товарищей сверкая пятками помчались за бархан. Я с силой оттолкнул его, он даже упал. Но он был довольно прыткий, вскочил на ноги словно мячик и довольно быстро удалился из вида.
- Так, Малик! Не кричи! – скомандовал я верблюду.
Мне совершенно не понравилось это событие, и я принял решение немедленно собраться и убраться отсюда как можно дальше, по возможности. Кто его знает, сколько этих ребят в шайке и не вернуться ли они спустя некоторое время с оружием и подкреплением. Возможно они увидели, что я сплю в палатке и решили потихоньку увести Малика, потом продать его или пустить на шкуру и мясо, не важно, в любом случае это был бы неприятный сюрприз. Но Малик молодец, видимо что-то не понравилось ему в тех ребятах, а может они его разбудили, а он-то парень с характером, вот и поднял крик. Так или иначе верблюд остался при мне. Я быстро собрал вещи, нагрузил Малика, и мы довольно быстро покинули место нашей стоянки. Мы шли до рассвета и наконец добрались до небольшого оазиса, вернее до мизерного оазиса в одну пальму и наполовину высохшую лужу. Никто за нами не гнался и не пытался похитить Малика, я решил немного поспать, пока солнце не начало нещадно палить и растянувшись на циновке уснул. Проснулся я спустя несколько часов от того, что мне печёт пятки. Солнце стояло уже высоко.
- Ну и ночка нам выдалась, - пробурчал я.
Малик пил воду из лужи и совершенно не обратил на меня внимания. Я встал и обследовал территорию. Обнаружив, что колодца здесь нет я взял воды из наших запасов, так как желания пить из лужи у меня совершенно не было, особенно после того как оттуда похлебал Малик. Я развёл костёр и заварил кофе, размочил сухари и сыр. Снова стало спокойно и как-то привычно. Может плюнуть на всё и остаться жить в пустыне? Будем бродить с Маликом от стоянки до стоянки …. Дурная идея. Хотя что-то в ней есть. Мимо меня пробежала ящерка. Казалось бы, кругом пустота, а всё равно есть жизнь, всё ей наполнено и пронизано насквозь. Вся наша планета насквозь пронизана жизнью, а мы привыкли обращать внимание только на людей, странные мы существа. Но конечно, не все такие. Когда я был маленьким у нас был сосед, его звали кажется Госс, хотя возможно я и путаю. Он своими силами отстроил небольшой приют для животных. Сам он был ветеринаром и принимал всякое зверьё на лечение. Тогда я не понимал насколько всё это тяжело и какой огромный труд он выполняет, сколько это стоит денег, нервов и сколько на всё это уходит времени. Сейчас я понимаю, что Госс был замечательным, выдающимся человеком, которых единицы. У него не было столько денег, сколько бывает сейчас у меня, у него не было столько друзей, да и с семейной жизнью не сложилось. Но всё-таки он делал большое дело, важное дело в масштабах мира, он помогал слабым и беззащитным, это достойно уважения. Когда он умер, его место занял его младший сын, который остался жить с ним, когда жена и двое старших детей ушли от него. Говорят, тот парень очень похож на своего отца. Размышления о Госсе навели меня на мысль, что я прожигаю свою жизнь, веду себя как капризный мальчишка, вместо того чтобы сделать что-то достойное. У меня есть деньги, я неплохо зарабатываю со своей типографией и поездками, но что я сделал полезного? Да ровным счётом ничего. Иногда подкармливаю кошку у соседнего дома, когда вспоминаю о ней и у меня остаются какие-нибудь сырные обрезки. Пожалуй, это всё. Этого мало, очень мало. Полагаю, что человек, который имеет возможности должен делать больше. Мари, например, каждый месяц жертвует небольшую сумму в фонд защиты животных и иногда помогает в небольшом доме престарелых за городом. Она покупает еду бездомным кошкам, конечно, не каждый день, но довольно часто. Всё это она делает совершенно незаметно и никогда не рассказывает об этом, просто делает и всё. Как Госс, который просто делал и всё. Я немного углубился в философские размышления о том, каким следует быть человеком в этом мире и очнулся лишь после того, как Малик подошёл ко мне и начал совершенно беспардонно нюхать моё лицо.
- Малик! Ну что ты за верблюд такой– отпихнул я его морду от себя.
Пришло время собираться и идти дальше, нас ждали бесконечные барханы, которые всё больше напоминали мне волны в море, которые застыли по мановению волшебной палочки. На самом деле, конечно, барханы не были застывшими и неподвижными, они жили и меняли своё местоположение, но это было не заметно человеческому глазу.
Мы какое-то время брели с Маликом ни о чём не думая, по крайней мере я. Затем я нащупал в кармане своего бурнуса кольцо и вспомнил о вчерашней находке в песке. Я извлёк перстень на свет божий и принялся его рассматривать. Да, судя по всему это был золотой перстень с рубином, очень изящный и красивый, цвет камня глубокий и насыщенный, оторваться невозможно. Он был несколько потрёпанный временем и по всему было видно, что это не штамповка, а скорее всего ручная работа, очень искусная. Перстень был сделан с большим мастерством. Он мне определенно нравился. Я спрятал его подальше, к документам и деньгам. В Париже зайду к знакомому ювелиру, он мне всё расскажет про этот перстень.
Я снова заскучал, вокруг был лишь песок, песок и ещё раз песок, покуда хватало взгляда. Малик щипал колючки, распугивая прячущихся под ними ящерок, я снова окунулся в свои мысли о моей жизни. Всё больше я приходил к мнению, что жизнь моя никчёмная и пришло время что-то менять. По поводу никчёмности я с собой спорил. Всё же не так уж я был бесполезен. Моя типография функционировала, в ней работали отличные специалисты. Многие к нам обращались и оставались довольны нашей работой. Значит, не такой уж я бесполезный человек. Мои дополнительные авантюры, приносящие мне большую часть дохода, тоже не были лишены смысла. Есть в мире люди, обладающие неограниченными возможностями и ценящие прекрасное, так почему бы им не помочь. Хотя тут мне внутренний голос подсказывал, что по большей части это было простое зарабатывание денег, не имеющее ничего общего с принесением пользы. Нет тут пользы, если древний шедевр пылится в коллекции у какого-нибудь толстосума. Его не изучают учёные, не рисуют художники и он не доступен никому, кроме ограниченной горстки таких же толстосумов. А вещицы мне попадались временами довольно стоящие, а иногда и странные. Однажды мы подняли со дна ящик с вином. Бутылки сохранились идеально, но что интересно, в ящике мне попалась маленькая шкатулка, в которой лежала статуэтка, высотой в пять сантиметров. Вода успела подпортить её, благо совсем немного, и я всё же смог её почистить и моим глазам предстало чудо эпохи империи Мин, я выяснил это несколько позже. Это была статуэтка сидящего Будды, насколько искусно сделанная, что от её созерцания было невозможно оторваться. Чтобы были более понятны мои чувства, оговорюсь, что ящик был поднят с затонувшего испанского галеона, он был набит сокровищами, но китайской была лишь эта небольшая статуэтка. Я долго размышлял потом, что за человек поместил её в ящик со спиртным, или она попала туда случайно и как она вообще попала туда? С одной стороны, в этом не было ничего удивительного, но всё же за этой находкой явно крылась какая-то история. Иногда я закрывал глаза и придумывал что-нибудь на тему путешествия фигурки Будды из Китая в Испанию. Временной промежуток вполне совпадал и всё было логично и ясно. Галеоны появились в шестнадцатом веке, империя Мин правила в Китае до тысяча шестьсот сорок четвертого года, то есть до середины семнадцатого века. К середине шестнадцатого века между европейцами и китайцами были налажены торговые отношения. Из Китая вывозились в основном фарфор и шёлк, в обмен Китай получал серебро. Как раз в середине шестнадцатого века португальцы построили Макао. Так что нет ничего удивительного, но это не лишало статуэтку налёта таинственности. Я оставил её себе, она красовалась в буфете между чашек. Возможно, в одном из своих рождений я уже ей обладал, и вот она снова оказалась в моих руках.
Из круговорота моих мыслей меня вывел Малик, который встал на дыбы. Прямо на нашем пути оказалась кобра. Она поднималась на изящном теле, раздувая капюшон и разрезая воздух шипением. Видимо мы потревожили её. Ситуация отвратительная, благо мне удалось в момент унять Малика, и мы остановились. Верблюд лишь бешено таращил глаза, а я старался не дышать. Какое-то странное чувство возникает у меня при виде змей, смесь страха и восторга. Кобра не столь опасна как песчаная эфа и не нападает без необходимости. Я надеялся, что она успокоится, увидев, что мы не потревожим её больше. Возможно она увлеклась охотой и не заметила нашего приближения, в противном случае она бы просто уползла. Некоторое время мы стояли неподвижно, затем капюшон змеи медленно сложился, и она уползла в сторону. Мы еще некоторое время стояли с Маликом неподвижно.
- Вот видишь, всё нормально, - сказал я, - не стоило наводить панику!
Малик ещё немного потаращил глаза, и мы побрели дальше. Не так много можно увидеть в пустыне, но не стоит считать это место мёртвой зоной. Здесь есть своя неповторимая красота и достаточно жизни, возможно мы всегда ждём чего-то большего, но, на мой взгляд, в любой точке мира можно увидеть красоту, надо лишь открыть ей своё сердце. Эта мысль тоже посетила меня впервые, как и многие мысли здесь. Я действительно первый раз приехал куда-то без особой надобности, без цели, лишь с желанием убраться подальше от суеты и обыденности. Возможно я стал старше и начинаю больше задумываться о жизни. Но действительно, меня всегда поражали люди, которые побывав в новом для них месте заявляли, что ожидали увидеть большее или ожидали больших эмоций. Ведь в конечном итоге, то что ты увидел и почувствовал зависит от тебя и твоего мировосприятия. А пустыня прекрасна и своеобразна. Здесь ветер создает из песка удивительные рельефы и загадочные картины, которые невозможно увидеть больше ни в одном месте, здесь поразительные закаты и волшебные рассветы, про ночь в пустыне можно говорить бесконечно, с её звёздами, до которых, кажется, можно дотянуться рукой. Здесь царит особый мир, таинственный, непредсказуемый, величественный и прекрасный. Поэтому я буду утверждать, что пустыня – это одно из самых чудесных мест на Земле. И ещё одно тому подтверждение – радуга, крайне редкое явление для этих мест и кому довелось увидеть её здесь, тот никогда не забудет подобного зрелища. В пустыне радуга возникает не из-за преломления лучей света в каплях воды, это происходит в мельчайших частицах песка. Возможно, это явление и не настолько редкой, просто люди наблюдают его не часто, ведь для того чтобы её увидеть необходимо стечение ряда обстоятельств и условий. Я видел радугу в Сахаре, это было волшебное зрелище. На фоне сизого неба стоял идеальный радужный мост, полная радуга, цвета которой были настолько яркими, что захватывало дух. Мы смотрели не отрываясь до тех пор, пока чудо не исчезло.
- Малик, ты видел радугу? – спросил я у верблюда. Он как обычно ничего мне не ответил. Даже если и видел, в чём я сильно сомневаюсь, ему скорее всего было всё равно. Мы добрались до края бархана и впереди я увидел лагерь кочевников. В целом, это было как нельзя кстати. После ночного происшествия мне меньше всего хотелось оставаться на ночь одному, потому как я ещё сомневался в том, что мы ушли достаточно далеко.
Бедуины не строят сколько-нибудь крепких построек, они не живут в городах, они кочевники, перемещаются с места на место, этим видимо они похожи на меня. Хотя, у меня есть дом, куда я регулярно возвращаюсь. Они пастухи и вполне мирные ребята, у них свой уклад жизни и своя философия. Многие из бедуинов приняли ислам, но есть и христиане, а также и те, кто чтит древних Богов. Я надеялся, что они не откажут мне некоторое время провести с ними и направился к лагерю. Лагерь состоял из нескольких достаточно больших палаток, между которыми бродили козы. Там же расположились и верблюды, достаточно сытые и ухоженные. Место для стоянки они выбрали вполне хорошее, это был небольшой оазис с прудом и растительностью, судя по обглоданным листьям пребывали они здесь уже несколько дней и возможно вскоре должны были двинуться дальше. При нашем приближении животные зашевелились, женщины спрятались. Мне навстречу вышел высокий сухопарый мужчина с лицом, похожим на печёное яблоко. За спиной он держал винтовку, но в его виде не было ничего воинственного. Я поздоровался и объяснил ситуацию, рассказав о ночном нападении и попытке украсть Малика. Мой собеседник покивал головой.
- Проходи, будешь нашим гостем, - сказал он мне.
Я остался доволен. Мне показали место, где я смогу поставить свою палатку и окружили заботой Малика. По большей части бедуины достаточно гостеприимны и не относятся враждебно к незнакомцам, но в случае необходимости могут неплохо постоять за себя. Сейчас в мире осталось очень мало бедуинских племен. Блага цивилизации, а также возможность заработка привлекают всё больше кочевников, они меняют свой образ жизни в надежде на лучшую жизнь. Благо это для них или зло, решать им самим. Мне повезло, что я встретил их в пустыне. Я порядком устал и жаждал общения. Возможно это звучит романтично, один в пустыне, но на деле мне оказалось тяжеловато, в голове роились мысли о жизни и меня часто посещали воспоминания, как я выбирался один из Сахары. Были в моём одиночестве и плюсы, но были и минусы. Так что общению я был рад. Меня встретили хорошо и пригласили к столу. Я в свою очередь достал свои скромные запасы и предложил их хозяевам этого лагеря. Ничего особенного, просто в знак уважения. Малик был сыт и напоен, я окатился из ведра и больше не пах, как я надеялся, верблюдом, в воздухе стоял приятный аромат. Не скажу, что пища бедуинов отличается изысканностью, но я немного устал от моей кулинарии и с удовольствием присоединился к трапезе. Женщины с детьми остались на своей половине, хотя я видел, как они выглядывают из-за крайней палатки, чтобы посмотреть на меня. Я и смущал, и интересовал их, они были также любопытны, как и все женщины мира, но их уклад жизни не позволял им запросто выйти и поздороваться с незнакомцем, спросить откуда он и разглядеть получше. Женщины здесь занимались хозяйством и детьми и не знали другой жизни. Они были заняты с утра и до ночи и так без конца, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Мари никогда не согласилась бы на такую жизнь. Наши женщины образованы и зачастую имеют больше навыков чем мужчины. На мой взгляд мужчины сейчас избалованы цивилизацией и ленивы, я заметил это по многим моим знакомым. Они ничего не желают, кроме уютного жилья и телевизора по вечерам и возможно глотка пива. Я тоже порой впадаю в подобное состояние, но через некоторое время оно начинает меня угнетать. Не так давно в моей голове прочно засела мысль, что человек не просто так приходит в этот мир, вовсе не для лежания вечером перед телевизором и не для того, чтобы, отработав год провести отпуск на море, где будет лежать без движения в шезлонге с бокалом пива в руках. На деле, конечно, цивилизацию двигают единицы. Совершенствуют этот мир единицы. Они имеют твёрдую уверенность в своих целях и желаниях и не уходят со своего пути. Ведь, как известно, не гении добиваются невозможного, а те, кто упорно трудится над достижением своей цели. Человек призван расти и развиваться, становиться умнее самого себя, становиться сильнее самого себя и в итоге что-то сделать для этого мира, как-то улучшить его. Подобные идеи, конечно, могут нанести и вред, особенно когда больная эгоистическая идея поселяется в голове человека, который в полной мере не осознаёт, что есть благо, а что есть вред и этот человек достаточно силён, чтобы следовать своим целям. Тогда случаются войны и кризисы. Но в целом, любой человек на деле хочет быть счастливым, видимо это основная идея человеческого мозга. Который постоянно ищет источники этого счастья. Многие становятся похожими на детей в этих поисках, хотят те же игрушки и одежду, ту же машинку и компьютер, что и у другого. Хватает ненадолго и поиски продолжаются вновь и вновь. В итоге чаще оказывается телевизор и пиво, ну или вино, они отвлекают от этой бесконечной жажды того самого счастья. Я и сам не нашёл еще того дела, которое стоило бы сделать в жизни, поэтому сейчас самому себе я напоминал белку, которая мечется в колесе. Бежишь, бежишь, а дорога не заканчивается и результата никакого. Но, как однажды сказал мне один мой хороший друг, для этого мира достаточно, если будешь просто хорошим человеком. Был ли я хорошим человеком? Вряд ли. Случалось всякое, и не всегда я оставался человеком, да и по правде говоря, наверное я до конца так и не понимал, что значит быть человеком.
Я устроился на ночлег. Философские мысли устроили сидячую забастовку в моей голове и не давали мне уснуть. Слишком часто последнее время я стал задумываться над вечными темами, наверное, ко мне подкрался кризис среднего возраста. Я снова вернулся к теме, что значит быть хорошим человеком. У меня никогда не было учителя в жизни и какого-либо достойного примера для подражания. Про Ганди и иже с ним, я слышал вскользь. Говорили, что он был настоящим человеком. Возможно, даже никогда не спорил бы на эту тему, ввиду её полного незнания. И всё-таки, видимо я совершил крайне эгоистичный поступок, видимо многие переживают из-за моего отсутствия… Ганди бы так н поступил… Дался мне этот Ганди. Нет, конечно я не был хорошим человеком. Слишком часто я не раздумывая поступал так, как нужно мне, так как удобно мне и считал это нормой жизни. Возможно, я был зациклен на собственной персоне сверх меры. Но по сути, что же я представлял из себя?
Да, я добился многого в жизни, начав с нуля и сейчас я действительно был обеспеченным человеком. Но кому, кроме меня от этого польза? Я не буду принимать во внимание моих родителей, им конечно польза была и очень даже большая, пользовались они мной совершенно беззастенчиво и не было им дела до моих мыслей по этому поводу. Подобные вещи трудно назвать пользой. Мари я скорее чаще обижал. Да, друзья с удовольствием приходили в мой дом, я был гостеприимен, но не более того. По факту я действовал всегда лишь в целях удовлетворения собственных прихотей. И всё. Даже это путешествие в пустыню – лишь прихоть, каприз. Мне стало неприятно. Возможно стоило бы вынести хоть какую-нибудь пользу из этого, но я понятия не имел, что тут может быть полезного. Я глубоко вздохнул и высунул голову из своей палатки. Немного подумав я выбрался и снова присоединился к бедуинам, которые пили чай.
Глава 7
- Неважно выглядишь, - сказал Алиф, старший племени, взглянув на меня.
- Не могу заснуть, мысли мешают, - пробурчал я.
Все рассмеялись. В самом деле, как могут мешать мысли.
- Мысли мешают человеку без цели, - произнёс Алиф и хитро посмотрел на меня. – Вот у меня дел много и мысли мои о делах. Но и сплю я спокойно, я знаю, что и как делать и для чего. А у тебя, видимо, путаница в голове. Чем же ты занимаешься в жизни?
- Я живу в городе, у меня бизнес.
- Сейчас все об этом только и мечтают. Город и бизнес, - засунув нос в чашку с чаем произнёс Алиф. Все покивали головами. – Так что же ты тогда тут делаешь, в пустыне? Нефть ищешь?
- Почему же нефть? Себя ищу, - задумчиво ответил я.
- Себя? А почему здесь?
- Здесь нет тех мешающих факторов, которые есть в городе. Здесь я один и преспокойно могу препарировать собственную душу, как мне заблагорассудится.
- Интересно …, а когда вернёшься в город, снова себя потеряешь? – ухмыльнулся Алиф.
Я задумался. Действительно, выглядело забавно. Чтобы найти себя вовсе необязательно куда-то ехать или бежать.
- Я люблю пустыню, - пробормотал я.
- Так может ты кочевник по натуре?
- Так и есть, - улыбнулся я на этот вопрос, - но пустыни для меня в этом деле всё же мало. Я люблю и море, и горы. Да, я кочевник и кочую по всему миру.
- Замахнулся на весь мир? Возможно ты прав. – Алиф задумчиво посмотрел куда-то в сторону. – Однажды, я был очень далеко от сюда, от Руб-эль-Хали. Я был в Индии. Я был молод и искал большего от жизни. Мне казалось, что я особенный и у меня особый путь. Был момент, когда я решил, что достиг совершенства и поднялся на высоты, которые недостижимы простым людям. И ты знаешь, что я тебе скажу. Нет ничего необычного в стремлении человека к тому, чтобы стать особенным. Этого хотят все. В какой-то момент, мне показалось, что я нахожусь в обществе душевнобольных. Все вокруг только и делали, что стремились доказать свою уникальность. И я понял, насколько я заблуждался и где на самом деле моё место. Всё-таки я стал особенным, в тот момент, когда решил, что особенным быть больше не хочу, когда захотел простой жизни, без всяких там исключительностей. Я вернулся сюда.
- Смелое решение. А как же Индия?
- Осталась в прошлом. Я даже занимался йогой и медитацией, немного медициной.
- И был учитель?
- Был. Замечательный человек. Только спустя некоторое время я понял, насколько он был добр ко мне. В те времена я часто обижался на него, когда в разговорах он лишь кисло улыбался в ответ на мои рассуждения о собственной значимости. Зато сейчас я понимаю если не всё, то по крайней мере многое. Та самая мелочь, которая называется осознание себя и своего места в этом мире очень важна. И никакой исключительности.
Алиф рассмеялся. Мне стало немного не по себе. Что я думал о пустыне и бедуинах? Всегда, абсолютно всегда я считал их отсталыми людьми со средневековым укладом жизни или того хуже. На мой взгляд они должны пасти своих коз, беречь женщин и ничего более. Размышления о жизни, да бросьте! Это не для них, а для таких как я или те парни, что сидят в университетах. Я ошибался, чертовски ошибался. Прямо сейчас передо мной сидел простой бедуин, который много превосходил меня в мудрости. Это чувствовалось по тому как он говорит и как держит себя. Никакого пафоса и дорогих побрякушек, но в нём ощущалась, как бы точнее выразится, настоящая сила, вернее даже, я бы сказал, присутствие настоящего человека.
- Как же твоя религия? – поинтересовался я.
- А что религия? Религия помогает жить и лечить душу. Человеку важно на что-нибудь опираться и полагаться.
- Даже на волю Аллаха? – спросил я.
- Даже так. Но если ты знаешь, что кто-то более прав и более мудр чем ты, почему бы не положиться на его волю? – хитро посмотрел на меня Алиф.
- Как же твои индийские практики?
- Одно другому не мешает. Если я могу взять из другой религии, что будет полезно мне, так почему бы и нет? По сути, все религии мира одинаковы, все учат добру, терпению и уважению. Только учат немного по-разному. И я тебе скажу мои соображения на этот счёт. Мы все люди и живём в разных условиях, в разных точках планеты и в разных климатических зонах. Некоторым образом, мы разные, но конечно это не так, мы разные в восприятии мира, не более того. И чтобы научиться уму-разуму, нам необходим разный подход в этом обучении. Ведь ты не будешь спорить со мной, что религия призвана учить людей нравственности? Кому-то достаточно самостоятельно изучить себя, возможно, под руководством мудрого учителя, а кому-то нужна высшая сила, Бог, который будет строгим и справедливым судьёй. Вот и всё, это зависит от типа личности, воспитания и соответственно среды обитания. – Алиф улыбнулся и подлил себе мятный чай.
- Очень интересно …. Я не вею в Бога. Просто не верю, что есть некая высшая сила. Что ты скажешь мне об этом?
- Ничего, это твоё дело.
- А что скажешь о Боге ты?
- Нет Бога кроме Аллаха…
- Ещё интереснее.
- Ведь каждому в этом мире своё. Кому-то нужно пообещать гурий за хорошее поведение, а кому-то необходим поиск и анализ. Оба пути хороши. И оба приведут однажды к осознанию того, что лучше быть хорошим человеком, которого после смерти вспомнят добрым словом, чем тем про которого скажут, что слава Всевышнему, наконец он умер и отправился туда, где ему самое место – в Ад. Лучше жить в любви, чем в ненависти и подозрительности, это единственно верный путь.
Глаза Алифа блестели, как самые яркие звёзды. Я осознал, что он был прекрасным человеком, затерянным в великой пустыне, вместе со своим племенем и своими верблюдами и козами. Я не скажу, что в этот самый момент он открыл мне глаза на бытие. Я часто задумывался о многих вещах. Но всегда с другой позиции, с позиции глобального эгоизма. В первую очередь я искал выгоду для себя. Это касалось всего, включая даже то, что, когда я дарил какие-либо подарки кому-либо я искал более одобрительного отношения ко мне, каких-то поблажек для себя, всё что я делал – это было для себя. И если разобраться, таким меня и воспринимали, махровым эгоистом. И эти хмурые взгляды, которые бросала на меня Мари. Нет в них ничего удивительного, я их заслужил. Да и почему я был с Мари? Она красивая, умная, интеллигентная женщина. Находясь рядом со мной, она всегда повышала мой статус. Вот так. И никаких секретов. Лишь спустя довольно продолжительное время я увидел в ней человека, которого полюбил. Но, боюсь, она спустя некоторое время обнаружила во мне отсутствие того человека, которого она увидела при первой встрече. Поверьте, я был самым настоящим ангелом, скрывая все свои недостатки, чтобы понравиться ей. Даже не так. Я скрывал те свои особенности характера, которые по моему предположению она могла принять за недостатки. Вот так. Я эгоист и довольно длительное время совершенно не задумывался об этом.
- Женщина? – улыбнулся в чашку Алиф.
- Не надо быть провидцем, чтобы понять, если мужчина средних лет начинает поиски себя в пустыне, в этом может быть замешана женщина.
- А я и не провидец!
- Я долго думал обо всём и к теме религии могу сказать одно, моя религия – эгоизм.
Алиф рассмеялся. Он рассмеялся таким заливистым смехом, которого я от него совершенно не ожидал, за ним включились все остальные, они с интересом следили за нашей беседой. Я, откровенно, опешил.
- Отчасти ты прав. Человеческое тело – драгоценный сосуд, – немного успокоившись сказал Алиф. – Но …, как бы тебе объяснить. Эгоизм, который ты назвал религией, просто-напросто та маска, которую ты надел на себя, чтобы спрятаться от трудностей, неизменно подстерегающих тебя в жизни. Таким образом ты противопоставляешь себя окружающим, даже твоей любимой женщине. Ты уговариваешь себя, что кроме тебя тебе никто не нужен, чтобы не дай Бог не получить глубокую рану в результате межличностных взаимоотношений. Но, повторюсь, это лишь маска, шоры, которые позволяют смотреть тебе лишь перед собой и не видеть дальше собственного носа. Вот, кстати, твой верблюд …
- Он замечательный, умный и послушный.
- Продашь его мне? Забью его на мясо завтра… Тебе другого могу продать… - неожиданно резко спросил Алиф.
- Это же Малик! Он живой, нельзя его на мясо! – я даже поперхнулся.
- Я хорошо заплачу, сможешь купить двух верблюдов. На одном вещи повезёшь, на втором сам поедешь, тебе хорошо, потом продашь двоих с двойной выгодой?
- Нет, я же сказал, он живой, не могу я его на мясо. Даже не проси.
- А почему? – Алиф снова рассмеялся, я был в недоумении. – Твоя же религия эгоизм! Так сделай лучше для себя, какое тебе дело до верблюда, живой он, мёртвый, какая разница, если ты лично получишь выгоду.
Я задумался, чтобы в первую очередь быть честным с собой. Малик, верблюд, он молодец, он живой, точка. Мои мысли не шли дальше. Я посмотрел туда, где спал Малик.
- Он живой, я бы не смог его продать заведомо зная, что его убьют. Если положить руку ему на морду, чувствуешь, как он дышит, а если взглянуть в его глаза, понимаешь, что у него тоже есть мысли. Он помог мне в песчаную бурю, он укусил одного непрошенного гостя, да вообще он отличный парень.
- Ты отклонился от своей религии. – улыбнулся Алиф.
У меня появилось очень странное чувство, как будто мурашки пробежали по телу. Я немного вздрогнул.
- Ничего удивительного. В основе каждого человека лежит доброта, но слишком часто наш мозг затуманен, мы обижены, нам мешает шум чужих мнений. Мы прячемся за масками эгоизма и грубости, но это лишь маски. Конечно, только тебе решать, снять их или нет. Стоит хотя бы иногда задумываться об этом.
- Этому ты научился в Индии? – поинтересовался я.
- Этому не надо учиться, это всегда с тобой, - улыбнулся Алиф. – Надо ложиться спать, завтра много дел, впрочем, как и всегда. Можешь оставаться с нами столько, сколько тебе будет удобно.
- Спасибо тебе, Алиф, - сказал я, - и в особенности за этот разговор.
Я ушел спать, но перед этим подошёл погладить Малика. Он лежал на песке вытянув шею. Замечательный верблюд.
И всё равно я не мог заснуть. В лагере было тихо, на удивление очень тихо. Иногда было слышно, как переговариваются те, кто остался сторожить. Но говорили они вполголоса и больше не было слышно ни звука. Не слышно ни верблюдов, ни коз. Не плакали дети. Тишина была такая, что казалось она разъедает мозг. Я задумался про Алифа. Мне вспомнилась старая истина, которая гласила, что каждый человек на твоём пути – учитель. Завтра я уйду, но думаю, что именно его я запомню навсегда. Моим душевным порывом было желание просить его научить меня тому, что он мне сказал. Такие простые вещи, но такие недоступные. Я отлично знаю, что он просто рассмеялся бы. Возможно стоило, действительно, глубже заглянуть в себя. Я пожалел Малика. Я действительно его пожалел. Что это было? Слабость? Мужчина должен быть сильным …. А, в чём же сила? Отдать на убой беззащитное животное? Это не сила, нет в этом никакой силы, это была бы жестокость. Была ли это доброта? Не знаю, знаю наверняка одно, что никогда не стоит принимать доброту за слабость, это разные понятия. Опять же, размышляя здраво, мне не было никакого смысла продавать верблюда, мне с ним комфортно, он не слишком капризный, я не нуждаюсь в деньгах и не умираю с голода. Это была бы неоправданная жестокость к ни в чем не повинному животному и жажда наживы. Доброта … не знаю. Называть это можно как угодно, но я всегда знал наверняка, что нельзя никого убивать просто так. К сожалению, в моей жизни не обошлось без убийств. Несколько раз мне пришлось убивать и это всегда была самооборона и не больше. Мне жаль, но я хотел жить не меньше чем те ребята хотели завладеть тем, что имел я, включая и то, что собирались отправить меня на тот свет. А Малик ни в чем не был виноват передо мной, у него и мыслей-то не возникало обидеть меня. Так какое я имею право отправлять его на убой? Логика действий и никакой доброты. Хотя, может быть доброта и есть логика действий? Пожалуй, нет. Мир вокруг меня растворился и наконец исчезла эта гнетущая тишина. Я шёл к далёкому свету, впереди себя. Под ногами был песок, а вокруг чернота. Впереди был свет, яркий, но в то же время он не резал глаза, это было настолько приятно, что у меня не возникло даже не единой мысли о том, что по слухам, умирающие видят свет. И я дошёл до него. Ясный свет окутал меня со всех сторон, как окутывает иногда густой туман. Очень странное ощущение посетило меня, мне показалось, что я дома и мне некуда больше спешить, уезжать, уходить. Всё, что мне надо здесь и нигде больше. Мне не надо никого слушать и ничего никому доказывать. Ничего, никому. Мне не хотелось ничего большего и ничего меньшего, всё было здесь со мной, сейчас. Я поднёс руки к глазам и с интересом наблюдал, как они растворяются в ясном свете, я растворялся в нём весь, но это было не страшно. Внезапно я увидел Малика, но и он со временем исчез, затем Алиф, люди, верблюды и козы. Они появлялись и исчезали, растворяясь в ясном свете. Это было настолько красиво. Я бы не мог никогда подобрать слов, чтобы описать это. Как-будто сказка или волшебство.
Я открыл глаза. Алиф сидел рядом, он смачивал мне лицо водой.
- Прекрасно, - сказал он.
Я попытался подняться, ничего не вышло, слишком кружилась голова.
- Тебе надо немного полежать. Скорее всего ты перегрелся вчера. Бредил. – сказал Алиф. – На, выпей отвар, он поможет.
- Я видел странный сон, - промямлил я. Совершенно не ожидал от себя такого голоса.
- Не удивительно в таком состоянии увидеть странный сон, - серьёзно ответил Алиф.
- Ты совсем не суеверный, - заметил я, отхлёбывая горькую бурду из металлической кружки.
- Суеверие и вера, две вещи прямо противоположные друг другу, - не менее серьёзно заметил Алиф. – Сны, это всего лишь сны, не стоит придавать им большого значения.
- Возможно ты прав …
- Ты хотел поговорить об этом? – Алиф присел рядом.
Этот посторонний человек показался мне сейчас родным отцом. Он не махнул рукой на случайного странника и пытался помочь, более того, сделав всё возможное он хотел меня выслушать.
- Просто хотел посоветоваться с тобой.
- Я тебе сказал моё мнение, но, если тебе так хочется, могу и послушать, что же тебе такое приснилось?
Я рассказал ему мой сон. Он лишь сидел и немного улыбался, как улыбаются детям, которые не понимают ничего в этой жизни и только лишь пытаются её изучить.
- Скажи мне, что ты думаешь? – поинтересовался я, когда закончил свой рассказ.
- Что ты знаешь о ясном свете? – спросил меня Алиф. - Ты слышал когда-нибудь это словосочетание?
- Ясный свет?
- Да, да, ясный свет. Ты говоришь, что во сне ты растворился именно в ясном свете.
- Хм, - я задумался. – Ну да, конечно, природа ума – ясный свет. Ясный свет!
Я готов был подпрыгнуть, как будто со мной произошло чудо.
- Это буддизм, - спокойно сказал Алиф, - мы говорили вчера об Индии и о поисках добра, о религии, о тебе самом. Ты уснул, ты был перегрет и взволнован. Твой мозг обработал полученную информацию, достав из архива памяти эту буддийскую фразу, природа ума- ясный свет. Нет ничего проще. А теперь лежи и приходи в себя. К вечеру будешь, как новый!
Меня как холодной водой окатило. Простой бедуин объяснял мне, жителю Европы простые истины, изученные и описанные ещё Фрейдом. В то время как я, образованный европеец впал в состояние, близкое к религиозной эйфории.
- Да всё нормально, - улыбнулся Алиф. – Этому я тоже немного учился.
- Ты совершенно удивительный человек, - сказал я.
- Я совершенно простой человек, - ответил Алиф и выбрался из моей палатки.
Лагерь был погружен в будничные дела. Блеяли козы и овцы, бегали и смеялись дети. Было слышно, что кипит дневная работа. Эти звуки буквально ласкали мой слух. Я вспомнил вчерашнюю тишину. Видимо я уже слишком плохо себя чувствовал тогда, но был взбудоражен беседой. После объяснений Алифа мне стало легче. Я не был склонен к мистическим обоснованиям событий, видимо действительно перегрелся на солнце. Меня немного мутило и кружилась голова, но постепенно я начал чувствовать себя лучше. Отвар и время возымели своё действие и спустя несколько часов я даже предпринял попытку выбраться из палатки. Алиф издалека увидел меня и замахал руками, жестами указывая вернуться туда, откуда я вышел. Я послушался его и вернулся обратно. Я был немного удивлён тому, что всё-таки умудрился перегреться, но вроде становилось легче. Пришлось провести весь день в палатке. Вода у меня была, время от времени заходили разные люди поинтересоваться как я себя чувствую, заходил и Алиф, приносил отвар, смотрел на меня и улыбался.
- Почему ты возишься со мной? – поинтересовался я у него.
- Ну как же! Ты мой гость! Если бы я гостил у тебя, да приболел, неужели бы ты мне не помог?
- Конечно помог бы. - ответил я. – Мне было бы чертовски приятно, если бы ты однажды приехал ко мне в гости.
Алиф рассмеялся и ничего мне на это не ответил.
Мне стало немного грустно и захотелось домой. Видимо мой спонтанный порыв не был таким уж великолепным, да и идея побродить по песку уже перестала быть привлекательной, я нагулялся. Я решил немного срезать путь, насколько это возможно. Но он и так не был особенно длинным, так или иначе мне не удавалось значительно сократить расстояние, и я бросил расчёты. Сегодняшний день вылетел в трубу, было жаль, что пришлось провести его поправляя своё здоровье. Но, в жизни случается всякое, так что я решил не киснуть. Ближе к вечеру снова пришёл Алиф, сказал, что скоро будет готов ужин и что они будут ждать меня. На удивление я чувствовал себя намного лучше и действительно проголодался. Спустя примерно час я уже уплетал вместе со всеми ароматную еду, состоящую … из чего-то, но довольно вкусную. Все интересовались как я себя чувствую, настолько искренне и открыто, что я немного расчувствовался. Такое со мной случалось, пожалуй, лишь при общении с Мари. Она всегда переживала за меня. А тут посторонние люди, которые увидели меня впервые вчера, а после того как я уйду не увидят вовсе. Я благодарил их целый час, пока меня не прервал Алиф.
- Перестань, я уже говорил тебе, что ты гость. И если хочешь нас поблагодарить, так развлеки нас умной беседой за чаем.
- А что ты хочешь от меня услышать? Не такой уж я знаток историй.
- У меня есть один знаток историй в племени. Вот он, прямо перед тобой. Зовут его Закир, он заходил сегодня к тебе, приносил воду. Давай, Закир, расскажи нам историю, - сказал Алиф.
- Ну что же, хорошо. Эту, как и все другие истории мне рассказывал мой дед, которого вы все, конечно, кроме нашего гостя, отлично помните.
Все закивали головами.
- Так вот, история стара как мир. Шёл один путник по пустыне и повстречался ему на пути хищник. Не важно какой, важно, что он был большой, страшный и голодный. Путник бросился бежать, и чтобы хоть как-то спастись прыгнул в колодец, который попался ему. Но на дне колодца оказалась змея, которая готова была ужалить несчастного. Но он и тут извернулся и подпрыгнув, уцепился за корень, торчащий из стены колодца. А рядом оказалась ниша, наполненная мёдом. Путник начал есть мёд и тут же позабыл и про хищника, и про змею. Не заметил он и того, что на корень, за который он держался, прибежали две мыши, одна чёрная, одна белая и принялись грызть его. – Закир замолчал и выжидающе посмотрел на своих слушателей. Алиф улыбался.
- Так чем дело-то кончилось? – не выдержал я.
- Это притча о жизни, - сказал Закир, - она со смыслом, вот и подумай.
- Ох уж эти притчи о жизни, - пробубнил я. – Хорошо. Хитрость и изворотливость?
- Нет, - улыбнулся Закир.
- Тогда скажи, мне интересно.
- Хорошо, не буду томить ожиданием. Хищник – это смерть, которая всех нас подстерегает и все мы попадём к ней в лапы. Путник – это все мы, люди. Колодец со змеёй – могила и от неё тоже не уйти. Мёд – наслаждения и радости жизни, употребляя которые мы забываем о том, что нас ждёт хищник и змея. А мыши – это дни и ночи, которые потихоньку грызут тот слабый корень, за который мы держимся.
- Точно, - сказал я, - абсолютно точно.
Алиф улыбался, глядя на меня. Не думаю, что слишком часто им выдавались такие вечера, когда можно послушать рассказы за чаем. Так сложилось, потому что у них был гость. Жизнь бедуинов не так проста, чтобы каждый вечер пить чай и болтать, пустыня не самое замечательное для размеренной жизни место.
- Действительно, чем больше наслаждений от жизни мы получаем, тем чаще забываем о том, что смерть ждёт нас не зависимо от того, насколько мы умны или богаты. – сказал Алиф.
- Звучит печально, - заметил я.
- Отнюдь, мысль о смерти должна подталкивать нас к благим делам, ведь мы не знаем, когда она накинется на нас. Это может произойти в любой момент и совсем не в тот, на который ты рассчитывал.
- Так и есть, лучше умереть достойным человеком. Но для этого нужно трудиться изо дня в день, тогда смерть не страшна, - сказал Закир.
- Абсолютно верно. – покивал головой Алиф.
- А, что же делать, если не складывается. Если приходится зарабатывать деньги, как-то хитрить? Жизнь в современном мире обязывает быть хитрым и с зубами, самому быть хищником. - сказал я.
- В любом деле можно оставаться прежде всего человеком. Подумай как-нибудь об этом на досуге, - в свойственной ему манере улыбнулся в чашку Алиф.
Мы немного поговорили ещё, и я ушёл спать. Меня до глубины души поразил Алиф. Он был удивительным человеком, и эта встреча в пустыне принесла мне больше, чем копание в своей душе последние несколько лет. Была в Алифе какая-то сумасшедшая притягательность, благодаря которой безумно захотелось следовать его словам всю оставшуюся жизнь. Даже предрассудки по поводу религиозных людей испарились без следа. Это был настоящий религиозный человек, который из своей религии взял самую суть, не отвлекаясь на побочные продукты. А суть то везде одна – быть человеком, быть настоящим человеком, который не пойдёт убивать и воровать, не будет лгать, будет уважать своих родных, да и не только, будет сострадательным. Такого я ещё не встречал, и я был действительно благодарен судьбе за нашу встречу.
Глава 8.
Я встал рано, как только лагерь начал оживать и успел встретить рассвет. Это действительно невообразимое зрелище, когда оранжевое солнце выкатывается из-за бархана, разливая по пескам сказочные краски. Я думал о том, как бы неплохо это всё перенести на бумагу. Но разве такое возможно? Такие цвета не передать никакими красками. Выпив кофе, я нагрузил Малика и отправился на поиски Алифа, чтобы попрощаться. Лагерь не такой уж большой, но на поиски пришлось потратить некоторое время.
- Спасибо за всё, - сказал я ему.
Он широко улыбнулся в ответ.
- Постарайся не перегреваться на солнце, - ответил он мне.
- Послушай, хотел тебя отблагодарить, но не знаю, как. Ничего нет интересного. Я оставлю немного денег, думаю они всегда пригодятся. А ещё у меня есть кольцо. Я нашёл его случайно в песке.
Я протянул ему мою находку. Алиф покрутил его в руке и посмотрел на поднимающееся солнце сквозь камень. Затем он хитро улыбнулся и сказал:
- Хорошее кольцо, отличный камень. Пойдём со мной.
Мы дошли до его палатки, он не приглашал меня внутрь до этого, но сейчас я вошёл свободно. Женщин и детей не было. Песок, по обыкновению, был устелен коврами, по периметру стояли резные сундуки, на которых располагались необходимые предметы быта. Я бы сказал, что это временное жилище не было лишено изящества и некоторого восточного шарма. Алиф открыл один из сундуков, что-то взял и подошёл ко мне. На его протянутой ладони лежала уменьшенная копия кольца, которое нашёл я.
- Посмотри, - сказал он и улыбнулся, - это кольцо моей второй жены. А которое ты отдал мне, моё кольцо. В своё время я заказывал эти кольца В Эр-Рияде, у одного хорошего ювелира. Камень – рубин, хороший камень. Я его как-то выменял у одного недалёкого торговца, он ничего не смыслил в камнях и получил за него лишь одного верблюда, а стоит он с десяток отличных верблюдов. Камень разбили на три, кольца заказал у ювелира. Моя первая жена потеряла кольцо довольно быстро, я немного расстроился, но через некоторое время и сам потерял своё. Откровенно говоря, оно мне великовато. А ты мерял его?
- На средний палец в самый раз, - сказал я.
- Так вот, держи и это кольцо и женское… – неожиданно сказал Алиф.
- Ты с ума сошёл? – только и нашёл я, что ответить.
- Нет, так будет правильно. Я потерял, ты нашёл. Мне кажется ты хороший человек, хоть и строишь из себя неизвестно что. Бери эти кольца, второе подаришь женщине, которую любишь.
- Боюсь, она меня уже бросила, пока я тут гуляю.
- Ну, ты же любишь её, у тебя на лбу это написано, значит постараешься вернуть, а тут кольцо как раз и пригодится.
- Алиф, скажи мне, откуда берутся такие люди, как ты? – спросил я.
- Рождаются у своих матерей, - в свойственной ему манера, с совершенно серьёзным лицом, ответил Алиф. Я отлично понимал, что он понял смысл вопроса. – Бери, мне будет приятно подарить гостю что-нибудь.
- Ты и так заботился обо мне. Спасибо, Алиф!
Я взял кольца и спрятал в карман бурнуса. Затем я крепко обнял Алифа, мне очень хотелось что-то сделать для этого человека, который буквально за пару дней стал для меня родным.
- Послушай, - сказал я, - возможно это прозвучит глупо, но жизнь довольно забавная штука, не знаешь, как она повернётся, вдруг ты или кто-то из твоих детей захочет побывать в Париже, однажды. Ведь ты был в Индии. Как говорят, чем чёрт не шутит. Я буду очень рад принять тебя или ещё кого-либо у себя. Я оставлю адрес и мой номер мобильного телефона. Просто так, на всякий случай.
- Хорошо, - сказал Алиф и улыбнулся. Возможно, мне показалось, но он был смущён.
Я записал адрес на листе жёлтой бумаги, которую мне дал Алиф. Он бережно свернул листок и убрал в один из сундуков.
- А теперь иди и не задерживайся. Скоро солнце поднимется высоко и начнёт палить твою голову. Спасибо тебе, ты был хорошим гостем. Не болей, удачи тебе на пути!
- Спасибо тебе! – сказал я и мы крепко обнялись, как будто нашей дружбе было уже лет сто.
Я вышел из палатки и увидел Закира, который куда-то гнал коз.
- Прощай! – сказал я. – И берегите Алифа, он настоящая драгоценность.
- Мы знаем, - покивал головой Закир и улыбнулся. – Прощай!
Я ушёл с лёгким сердцем. И мне откровенно захотелось домой. Возможно тот англичанин, который бросал пылкие взгляды на Мари, уже вовсю гуляет с ней вдоль Сены. Неделя, конечно не тот срок, чтобы заводить роман, но, кто же его знает. Я размышлял вслух, Малик нагло фыркал в ответ.
- Послушай, - сказал я ему, - тебе легко судить, ты царь верблюдов. А я простой чудак в пустыне, хоть и весьма привлекательный.
При слове «привлекательный» Малик издал странный звук. Вы мне не поверите, да и я думаю, что это игра моего больного воображения, но мне показалось, что именно так смеются верблюды.
- Да, да, - сказал я, - женщины считают меня даже красивым.
И снова этот звук. Нет, ну это уже слишком.
- Верблюды не умеют смеяться, - сказал я Малику. Он фыркнул.
Даже верблюд смеётся надо мной, а что уже говорить о Мари. Мы забрались на вершину бархана. Всё-таки здесь очень красиво. Этот ржаво-красный, переходящий в жёлтую охру, эти безграничные, причудливые формы, создаваемые ветром. Вот кто настоящий творец и художник, природа. Красиво, но дышать становится всё тяжелее. Правда жизни, не может быть вечного удовольствия и наслаждения, впрочем, как и вечной боли и страдания.
Мы спустились с бархана и побрели дальше. Малик жевал колючки, я висел на Малике. Я думал о пустыне и о песке, о солнце, мои мысли летали высоко. И тут я услышал. Я услышал музыку и притормозил Малика. В этом не было никакого чуда. Пески действительно умеют петь. Ветер и движение песчаных масс создают удивительные звуки, которые ни капли не кривя душой можно назвать музыкой. Симфония песка и симфония ветра. Даже когда ты идёшь по песку он скрипит, а скатываясь вниз по бархану немного гудит. Но сейчас ветер, заблудившийся в дюнах играл на ржавой трубе. Звучало интересно, Малик шевелил ушами, но ему эти звуки были привычны. Невидимый трубач продолжал играть, но вскоре на смену ему пришёл хор. Это сложно объяснить, как будто монахи поют в горах заунывную мелодию или издали приближается огромный рой пчёл-гигантов. Я стоял и слушал с закрытыми лазами, казалось, что всё пространство вокруг наполнилось неким тайным смыслом и мы стоим на пороге открытия великой тайны бытия. Очень торжественно и очень печально звучала музыка песка. Мы потихоньку двинулись вперёд, я вёл Малика за собой, и мы шли под самые настоящие раскаты грома. Это продолжалось довольно долго и когда всё закончилось я остался в философском настроении и битый час размышлял вслух о величии природы. На удивление Малик не фыркал, решил, видимо, что для моей психики будет лучше, если я выговорюсь. А я рассказывал ему про прану, а он меня слушал. Со стороны выглядело бы забавно, но нас никто не видел.
- Послушай меня, Малик и запомни, - вещал я, воображая себя великим гуру, - Прана – это мировая энергия, жизненная сила, сама суть всякого движения, она проявляется в законе всемирного тяготения, в электричестве, в обращении планет и галактик, в самой жизни, прана пронизывает всё, прана- это душа, сила и энергия. Прана присутствует везде, хотя ты и не можешь её потрогать. Даже в этих колючках, которые ты уплетаешь, есть прана. И даже в этом великом движении песков есть прана. Во всём.
Я посмотрел на Малика и развёл руками.
- Вообще-то не такой уж я специалист, но эти звуки навели меня на определённые мысли, захотелось пофилософствовать.
Малик гордо посмотрел на меня сверху вниз. Такое впечатление, что он знал больше меня. Ну и ладно, не очень-то мне и хотелось впечатлять верблюда. Я изрядно устал, видимо сказывалось вчерашнее недомогания. Мы нашли небольшую лужу и пальму рядом, которая создавала хоть и смешную, но всё же тень. Устроившись в тени, я даже немного задремал. Меня разбудил звук мотора. Я приоткрыл глаза и увидел, как джип рассекает песок, идя по склону бархана. Опасный манёвр, так и застрять недолго. Джип приближался и его очертания показались мне знакомы.
- Не ожидал тебя встретить, - сказал Фабио, выбираясь из-за руля.
- Я тоже, - буркнул я в ответ.
- Как дела? – неожиданно приветливо спросил он.
- Ничего, спасибо, - ответил я. – Как твои?
- Тоже ничего. Хочешь кофе? У меня кофеварка есть.
- Не откажусь, - согласился я и подумал, что возможно он и не плохой парень, хоть и болтается в пустыне с автоматом.
Я достал финики, Фабио сварил кофе. Мы устроились в тени и пили обжигающий напиток, вдыхая горячий воздух пустыни.
- Так что ты тут всё-таки делаешь? – спросил Фабио.
- Как тебе объяснить, настроение такое было, всё меня начало раздражать в Париже. Вот плюнул и уехал, думал, что уехал на поиски себя, но один умный человек не так давно сказал мне, что это глупо, не стоит уезжать за тридевять земель, чтобы отыскать себя. Кстати, прости, я позаимствовал твой «Glock».
- Я так и понял, что это был ты, ничего, можешь оставить себе.
- Приду в Эр-Рияд, скажи кому отдать, мне он будет больше не нужен.
- Я напишу тебе адрес … - сказал Фабио и принялся за финики, как будто это было самое лучшее лакомство в мире.
Я принёс ещё фиников.
- А ты что здесь делаешь? – спросил я.
- Примерно тоже самое, что и ты, только ушёл я из дома уже полтора года назад. У меня уже здесь есть жена и небольшой дом в Эр-Рияде, но большую часть времени я провожу в пустыне. Иногда подрабатываю проводником. Здесь бывает опасно, оружие мне необходимо. Я влюбился в эту пустыню много лет назад, когда однажды прилетел на отдых в Дубай и нас возили на экскурсию на самый край Руб-эль-Хали. Я был в диком восторге, хотя нам, конечно, не показали саму пустыню. С тех пор не мог спокойно жить и однажды я собрался и ушёл. Я продал в Италии всё. Я продал дом, бизнес, продал абсолютно все вещи и уехал сюда, и начал новую жизнь.
- Ничего себе, вот это я называю любовь с первого взгляда. А почему арабский не выучишь?
- Да не знаю, не получается.
- А как же жена?
- А что жена? – не понял Фабио.
- Ну ты же как-то с ней общаешься?
- Она итальянка. Так и живём. Вернее, она там, а я больше здесь. Сейчас, подожди, я тебе кое-что покажу.
Фабио ушёл к своему джипу, а когда он вернулся, то в руках держал несколько полотен, которые лежали друг на друге.
- Да ты художник! – сказал я.
- Так и есть. Рисую пустыню, это для меня самое прекрасное место на планете. Я поражён ей до глубины души.
Картины были прекрасны, цвета просто волшебные.
- Какими красками ты пользуешься? Просто чудо! – я не мог сдержать эмоций.
- Разными, - туманно ответил Фабио. – Знаешь, днём рисовать нереально, я ставлю несколько факелов вечером и рисую. Такое вдохновение испытываю при виде огня. А днём только карандаш.
- Я тоже немного рисую, - сказал я.
- Ты так сказал, как будто стесняешься этого, - рассмеялся Фабио.
- Так и есть.
Я поднялся и принёс свой блокнот с зарисовками.
- Мне нравится, - сказал Фабио, детально изучив мои рисунки. – А красками пользуешься?
- Да, иногда акварелью …. Послушай, у тебя прекрасные картины, что ты с ними делаешь потом?
- Продаю через интернет, или продаёт жена, у нас есть небольшая лавка.
- Продай мне вот эту, с закатом! – попросил я.
- Бери так, - сказал Фабио.
- Брось, это твой хлеб!
- Я не нуждаюсь, а подарить мне будет приятно. Если хочешь, подари мне твои рисунки, мне очень понравилось, как ты изобразил верблюда, интересная техника, мне бы хотелось попробовать скопировать.
- Хорошо, - согласился я и аккуратно вытащил листы со своими рисунками.
- Вот и прекрасно. – Фабио вручил мне свой холст и бережно сложил мои рисунки.
Я потихоньку наблюдал за ним. Как и все художники он был немного одержим своей работой. Но, по крайней мере, я больше не видел в нём головореза, каким он представился мне при первой нашей встрече.
- Я было решил, что ты бандит. Напугал ты меня тогда.
- Правда? – Фабио недоумённо посмотрел на меня. – Честно говоря, я тоже самое подумал про тебя.
- Господи, да у меня даже оружия не было! – рассмеялся я.
- Да чёрт его знает, один в пустыне, с верблюдом. Либо идиот, либо лихой человек.
- Ну спасибо, что за идиота не принял сразу, только сейчас - рассмеялся я.
Мы выпили ещё кофе, а затем Фабио оставил мне свой адрес, куда я обязался принести его «Glock» и мы расстались. Совершенно от себя не ожидая, я тоже позвал его к себе в гости в Париж. Открытость моей души последние несколько дней начала меня поражать.
Еще немного повалявшись в тени мы с Маликом снова двинулись в путь, пересекая бархан за барханом. Скатываясь вниз по склонам песок гудел в такт нашим шагам. Та мы с Маликом тоже создавали музыку пустыни, которую кроме нас слушали случайно пробегавшие ящерки и скорпионы и больше никто, а может быть вся Вселенная. Фабио оказался неплохим парнем, чудаком конечно, но всё-таки нормальным чудаком. Странным образом у меня отлегло от сердца. А ещё меня поражала та лёгкость, с которой местные, а Фабио я уже тоже записал в местных, дарили подарки. Кольцо с рубином, которое стоит как десять верблюдов, на, пожалуйста, возьми, дорогой гость. Картина, над которой я трудился не один день, забирай, мне не жалко, даже приятно. Для меня это действительно был новый опыт, который мне никогда не приходилось переживать прежде. Я привык жить в мире, в котором приходилось за всё, абсолютно за всё, платить. И я привык зарабатывать и платить, только так. Сейчас я испытывал глубокое удовлетворение и в какой-то момент мне подумалось, что я с удовольствием сделал бы нечто подобное. Просто так, спонтанно, от чистого сердца. Может быть, как-нибудь и мне представится такой случай.
Солнце нырнуло в песок, наступила непроглядная ночь. Небо было усыпано звёздами, а мы с Маликом продолжали брести, хотелось пройти подальше, но силы мои всё же иссякли и я, определив место ночной стоянки указанием пальца и словами «вот здесь», начал разгружать Малика. Колодца рядом не было, последний колодец мы оставили далеко позади, но Малик напился, а у меня была вода с собой. Я разложил палатку, развёл костёр и приготовил ужин. Не совсем то, что я ел у бедуинов, но тоже ничего. Хватит, чтобы подкрепиться. Запасов у нас стало меньше, но по моим расчётам до конца пути должно было хватить. Малик неплохо подъел мяту, но мне хотелось его баловать, поэтому каждый раз заваривая себе чай я делился с ним мятной веточкой.
Ночью небо становится ближе. Если лечь на спину, кажется, что до звёзд можно дотянуться рукой. Это настоящее чудо, которое, живя в городе, мы не замечаем. Световое загрязнение не даёт нам хотя бы на мгновение прикоснуться к вечности и бесконечности пространства. Мы заняты, как тот путник из притчи, поглощением жизненных соблазнов и так редко задумываемся о том, что хищник-смерь подстерегает нас на каждом нашем жизненном шагу. Я снова задумался о том, что ничего не сделал в своей жизни. Я был полностью занят зарабатыванием денег и позёрством. В общем, если меня вдруг не станет, допустим, завтра, то от меня не останется ничего. Что был я, что не было меня. Хотя, может быть, мой рисунок поможет Фабио, и он создаст великую картину …, я цеплялся за соломинку. Смешно. Звёзды смотрели на меня и мерцали, как новогодние огни. Как много здесь звёзд! Захотелось забрать это всё и привезти Мари, чтобы она тоже увидела, как оно бывает. Глупо, очень глупо. Просто надо привезти Мари сюда, хотя бы на день. Надо показать ей всё то, что видел я. Пусть не сюда, но она должна увидеть эти звёзды и небо, как покрывало завёрнутое за горизонт и закат, когда солнце укладывается спать в песок и рассвет с его красками. Я вздохнул так глубоко, что Малик приподнял голову.
- Спи, Малик. Это я о своём. - сказал я.
Потрескивал костёр, искры улетали в небо. В бесконечное небо и сливались со звёздами. Кстати, надо было бы завтра набрать веток, надеюсь по пути попадутся какие-нибудь кусты. Мои мысли скакали от насущного к великому, и я не заметил, как заснул.
Проснулся я от того, что вокруг невообразимо воняло. Не пахло, а именно воняло. Первые несколько секунд я совершенно не мог понять, что происходит. Но когда сон немного отпустил меня, прямо перед своими глазами я увидел сытое брюхо Малика. Я уснул на циновке у костра, а этот хитрец подобрался ко мне и лёг рядом, да он ещё и вспотел. Запах стоял адский.
- Малик! Ты воняешь! – возмутился я.
Верблюд проснулся от моих воплей и смотрел на меня так, будто это от меня исходил этот запах мокрого верблюда, а вовсе не от него.
- Фу, - сотрясал я воздух воплями, - противно, жуть! Ты воняешь, как немытый бизон.
Малик смотрел на меня с немым вопросом, где я собственно видел мытых бизонов?
Я отправился в палатку, но запах Малика преследовал меня всю ночь до рассвета. Как только встало солнце я встал и приготовил кофе, размочил сыр и достал финики. Перекусив и собравшись, мы отправились в путь. Я надеялся найти колодец, отмеченный дальше по маршруту, чтобы поскорее ополоснуться, потому как аромат под названием «Потный Малик» уже стал для меня мучительным. Сам я конечно тоже последние дни, скорее не отличался свежестью запаха, но чёрт побери, мокрый верблюд пахнет отвратительно. Хотя, некоторые, возможно, могут со мной поспорить. Я с детства отличался склонностью к аккуратности, не всегда удавалось поддерживать себя в подобных путешествиях, но я, по крайней мере старался. Не представляю, что бы сказала Мари, если бы Малик улёгся спать с ней рядом. Я рассмеялся, Малик фыркнул.
Глава 9.
Примерно через пол дня мы добрались до колодца. Солнце палило с такой силой, будто пыталось нас зажарить заживо. Воды оказалось мало, и она было очень глубоко. Первым делом я дал напиться Малику, ему это было важнее, чем мне помыться. А потом я принялся за себя. С горем пополам я раздобыл несколько вёдер воды, которые опрокинул на себя. Малик, глядя на меня, фыркал и подставлял свою голову под воду. После душа я почувствовал себя легче, и мы отправились дальше. Я забрался на Малика, песок обжигал ноги. Мы прошли довольно большое расстояние и не встретили ни одного самого чахлого кустика, ни одна ящерица не выскочила из своей норки. Какая-то мёртвая зона. Зато я увидел прекрасный мираж, с пальмами и небольшим озером. Сначала я был настолько уверен, что это правда, что решил прямиком направить Малика туда и мы даже прошли некоторое расстояние, но мираж есть мираж и мы вернулись на наш путь. Не стоило сворачивать с дороги и делать лишний крюк. Хотя, выглядело красиво, глаз не оторвать.
Я снова погрузился в размышления, делать было нечего, Малик не особенно то ко мне прислушивался. Моё путешествие не было настолько длинным, но ряд событий заставил меня некоторым образом провести переоценку ценностей в моей голове. Не буду скрывать, меня поразил Алиф. Этот человек, как вулкан. Не в том смысле, что изрыгает из себя пламя, сжигающее всё живое, а в том смысле, что внутри него заключена огромная сила. Эту силу ощущаешь, находясь рядом. Сочетание мудрости и силы в человеке даёт поразительный эффект. Мне бы очень хотелось ещё раз встретится с ним и поговорить, вечером за чаем, вернее не поговорить, а послушать. Простой бедуин из простого бедуинского племени, а столько мудрости, что хватило бы на всех людей на этом планете и ещё бы осталось. Это был первый человек, от которого я услышал такие простые слова о равности религий. К сожалению, в современном мире процветает межрелигиозная нетерпимость. Я раньше не задумывался об этих вещах, но как ни крути и по сей день, в двадцать первом веке, религии не потеряли своей актуальности и возможно Алиф был прав, когда сказал, что религия учит нравственности. Моей нравственности я научил себя сам и она откровенно хромала, по сравнению с некоторыми твёрдыми моральными устоями окружающих меня людей. Моей религией действительно стала коммерция и эгоизм. Интересно, будут ли меня посещать подобные мысли в Париже? Мне вспомнилась одна притча про йога. Он отправился на глубину моря и погрузился в медитацию, чтобы навсегда забыть о мирских проблемах и заботах. Там он провёл довольно много времени, пока мимо него не проплыла прекрасная рыбка. Он отвлёкся на неё и ему подумалось, что так много красивых вещей он оставил там, в миру. Йогин поднялся на сушу и пошёл в город, там он увидел множество вещей в лавках, которые он начал покупать, множество прекрасных кушаний, которые он начал есть. Спустя совсем короткое время он совершенно забыл про свою практику. Так это я о чём? О том, что нет ничего сложного размышлять о великом, когда пребываешь в дали от суеты. Как бы мне хотелось удержать эти мысли, которые меня посетили здесь. Мне хотелось бы помнить тот опыт общения с Алифом, пусть краткий, но такой важный. Взглянув со стороны на мою жизнь я уже не был так уверен, как прежде, что поступаю верно.
Мы брели и солнце палило нас неимоверно. Выживать в условиях пустыни крайне тяжело. Я любил подобные эксперименты на себе, но никому, даже врагу не посоветовал бы делать подобное. Это бесконечная сауна, кровь пульсирует и, кажется, закипает. Когда я описывал свой путь, я старался избавить моих возможных читателей от тех мучений, которые мне пришлось пережить и приходилось переживать до сих пор. В тот момент, когда я был готов сдаться, лечь на песок и умереть, я увидел чудо пустыни. Небольшая дюна, которая была усеяна пустынными розами. На мой взгляд, это было прекрасное творение природы, настоящее волшебство. Я видел такое раньше в Сахаре и даже привёз одну такую розу домой. Оговорюсь сразу, что пустынная роза – это не цветок, это такой камень, минерал. Для его появления необходимы особые условия. Когда в пустыне идёт дождь, вода проникает в песок и увлекает за собой частицы гипса вглубь. Когда снова становится жарко вода поднимается к поверхности, а затем и испаряется вовсе. И вот, когда вода уходит, образуются новые гипсовые кристаллы, причудливой формы, а песок становится их частью. Это действительно волшебное зрелище, каменные цветы, по форме напоминающие самую настоящую розу. Я спустился на жгучий песок и пошёл бродить между роз, здесь их было десятка три или четыре. Встречались и совсем крошечные и довольно крупные, диаметров до двадцати, двадцати пяти сантиметров. Кровь пульсировала в моих висках и мне кажется, я находился в состоянии лёгкого бреда, воображая себя садовником в магическом каменном саду. Я не удержался и собрал несколько камней. Мне подумалось, что Мари будет приятно получить такой подарок, да и жене Фабио можно будет подарить с приветом от мужа. Пустынная роза высоко ценится коллекционерами и хоть мне совершенно не хотелось думать сейчас о какой-то выгоде, я решил взять несколько прекрасных экземпляров, чтобы потом конечно их продать. С другой стороны, рассудил я, ведь это принесёт им удовольствие от приобретения, да и мне будет хорошо, я получу деньги.
- Малик, посмотри, какие они красивые! – тыкал я в нос верблюду камни. Он не понимал о чём речь и дышал мне в лицо своим верблюжьим дыханием.
Я погладил его по носу и оставил в покое. Кстати, раньше считалось, что подобные розы возникают из верблюжьей мочи и песка, но это от незнания процесса. Скажем так, сказки бедуинов. Я мысленно осёкся, вспомнив Алифа с его беспристрастным умом. Но далеко не все бедуины такие, просто мне повезло познакомится именно с ним.
Мы двинулись дальше, оставив волшебный сад позади. Действительно, пустыня – это совершенно другой мир, иной мир, нигде больше на свете нельзя увидеть тех пейзажей, ландшафтов и такой красоты, какая есть в пустынях. Но для неподготовленного человека пустыня убийственна, это гиблое место. Возможно лишь благодаря этому пустыни мира остаются более-менее не тронуты цивилизацией. Я снова повис на Малике, невозможно жарко. Температура воды во фляге приближалась к температуре воздуха, пить невозможно. Ни одной самой жалкой пальмы до горизонта. Судя по всему, температура воздуха сегодня била все рекорды. Я начал отключаться, даже поймал этот момент, но уже ничего не мог поделать и безвольно повис на Малике. Сколько он вёз меня на себе и куда мы пришли, я не понял. Когда я приоткрыл глаза, солнце уже готовилось ко сну, мир окрасился в рыжий. Малик упорно шёл, не останавливаясь, а я не мог даже поднять руку. Когда на небе высыпали звёзды я начал вдыхать немного глубже и чуть приподняв голову увидел впереди огни от костров. Не уверен, что их было несколько, но стало сразу легче. Малик привёз меня к чьей-то стоянке. Возможно, очередное племя бедуинов, хотя их не так много сейчас, чтобы встречать их на каждом шагу, но всё-таки они есть. Когда мы вошли в лагерь, я понял, что это всё-таки бедуины. Несколько человек выбежали нам навстречу, но сил моих не было, и я просто-напросто упал на песок, под ноги Малику.
- ;;;;;;; saeiduni, – сказал я, - мне очень плохо.
Бегали люди, на меня лили воду, давали мне пить, перед моими глазами менялись лица. Я решил, что я умираю и мысленно вспоминал все свои дурные поступки, сожалея о том, что так и не сделал в жизни ничего хорошего. Через некоторое время я очутился в какой-то палатке с коврами, меня поили отваром, похожим на тот, что давал мне Алиф. Меня ни о чём не спрашивали и на мои вялые попытки сказать спасибо, говорили, чтобы я молчал. Я не понимал где Малик и всё ли с ним в порядке, и кто все эти люди.
Бредовое состояние длилось, на мой взгляд, вечно. В моей голове водили хоровод разные картины, похожие на фотографические отпечатки, что-то из прошлого. И постоянный гул в ушах. Мне давали пить, и я проваливался дальше в свой бред. Мне не было ни хорошо, ни плохо, мне было никак. Спустя какое-то время я открыл глаза и довольно ясно увидел перед собой мужчину, который пытался влить в меня немного воды из фляги. Я попробовал приподняться, но мужчина строго приказал мне лежать.
- Лежи, тобой ещё владеют духи! – довольно серьёзно сказал он мне.
«О как!», - пронеслось в моей голове, и я отключился. Когда я снова открыл глаза, вся палатка была наполнена дымом, жгли какую-то траву. Я так понял, что изгоняли из меня злых духов. Мне рвало где-то час. Похоже все были рады, потому что громко обсуждали мои мучения, я слышал слова про духов.
Окончательно я пришёл в себя, когда в один момент открыл глаза и сквозь дыры палатки увидел поднимающееся солнце, рядом дремал худощавый бедуин, держа в руках обгоревший пучок какой-то травы. Я аккуратно приподнялся на руках, голова кружилась, но не так сильно, как до этого. Моя «сиделка» очнулась.
- Лежи, тебе надо лежать, - сказал бедуин, потирая глаза.
- Мне лучше, спасибо, - сказал я и не узнал свой голос.
- Четыре дня мы пытались привести тебя в чувство и изгнать духов, которые захватили твой разум.
Четыре дня я был в отключке, мой план покорения пустыни и поисков себя потерпел фиаско. Хотя, это утверждение было спорно.
- Где Малик? Где мой верблюд? – спросил я.
- Ой, хороший верблюд, умный, привёз тебя к нам, замечательный. Не переживай, гуляет вместе с другими, кушает, пьёт, причёсывается…
Слово причёсывается меня рассмешило, я представил Малика у зеркала с гребнем. Зря хохотнул, немедленно закружилась голова.
- Говорил же тебе, лежи. – пробурчал бедуин. Затем он встал и поднёс мне флягу, я выпил немного воды. – Вот молодец, пьёшь, значит духи покинули тебя. Но тебе бы надо в больницу. У тебя есть деньги?
- Да. Но так ли мне туда надо?
- Надо. Пока лежи. Зияд ушел два дня назад за бензином, у нас есть джип. Беда только, что бензин кончился, заправить надо. Хорошая машина, с кондиционером. Зияд вернётся, отвезёт тебя в город, в больницу, это часа четыре в дороге, но я уже говорил, машина хорошая, с кондиционером, тебе не будет плохо.
Разговор от духов перешёл к обычным вещам, и я немного расслабился. Мне не нравилась ситуация, в которой я оказался, и я не понимал, могу ли я доверять этим людям. Но вскоре всё более-менее успокоилось, эти ребята были добры со мной, также, как и в племени Алифа. Того бедуина, что сидел со мной, звали Имран. Он был у них вроде шамана или колдуна, знал травы и как лечить людей. Старший в племени, Абдулхалик, был в возрасте лет семидесяти, у него было крайне серьёзное лицо и невообразимо лучистые глаза, как будто в них жило солнце. Как я понял, они были язычниками, как ни странно, такое до сих пор встречается, и поклонялись духам, ветру, солнцу и луне. И снова я вспомнил Алифа, как он говорил, что религия зависит от места, времени и конкретно человека. У этого племени было так и за свои неблаговидные поступки они могли ответить перед высшими и тайными силами природы. И что мне больше всего было интересно, так это то, что в совершенно диких условиях пустыни они не ели мяса животных, которые у них жили. Вернее, не так. Они ели мясо только павших, умерших животных. Первый раз столкнулся с подобным. Также и на шкуры не забивали животных. Верблюды, козы и бараны ходили холёные и сытые. От верблюдов и коз брали лишь молоко, а от баранов шерсть. Я был поражён до глубины души, особенно зная те тяжёлые условия, в которых бедуинам приходится добывать себе пропитание. Мне это казалось нереальным. Абдулхалик объяснил мне, что нет ничего странного в том, что они против убийства животных, ведь в них есть живая сила. То он имел ввиду под живой силой я так и не понял.
- А как же люди? – спросил я. Я отлично видел винтовки.
- Люди бывают плохие, животные нет, только больные. – ответил Абдулхалик.
- А что же ты думаешь про Аллаха? – поинтересовался я, вспоминая Алифа.
- Не знаю его, - ответил Абдулхалик, - он к нам не приходил. Солнце встаёт и заходит на небе каждый день. Луна более капризная, иногда поворачивается одним боком, иногда другим, иногда вовсе исчезает, но по ней удобно считать дни. Ветер ласкает лицо и беседует с дюнами. Нет, Аллаха не было, не приходил. Пусть зайдёт выпить чай, я не против и если он окажется настолько же мудр, как духи пустыни, которые указывают нам путь, то я готов выразить ему моё почтение. Возможно, он великий Бог, многие говорят о нём здесь, в пустыне и в городе, но нас он не посещал.
Честно? Я был растроган этой простотой взглядов.
- Говорят, что в него надо просто верить, - сказал я, решив немного испытать на прочность моего собеседника.
- Ну что ты! – рассмеялся Абдулхалик. – Как можно верить в то, чего в жизни не видел?
- А как же духи пустыни?
- Я не видел, но слышу часто и днём, и ночью.
- Так может это Аллах? – снова спросил я.
- Нет, духи были ещё до Аллаха. – твёрдо сказал Абдулхалик.
Я задумался о том, насколько велико разнообразие человеческих верований, просто безгранично. Так как тут можно утверждать, кто истинный Бог, а кто нет? Пойди, убеди этого Абдулхалика в том, что Бог Аллах или расскажи ему про Иисуса Христа. Он тебя выслушает, но будет стоять на своём. Солнце есть, Бог не приходил.
Вечером я смог немного поесть, меня накормили лепёшками и непонятной для меня кашей. Было неплохо, на закуску дали сыр, такой как был и у меня в запасах. А потом были финики и кофе. Много я не съел, но всего понемножку. Я чувствовал себя лучше и не понимал, зачем мне ехать в больницу. Но действительно, приступы внезапного головокружения меня не оставляли, и я начал склоняться к мысли, что возможно стоит посетить врача. Необходимо было решить вопрос с Маликом.
На следующий день я действительно почувствовал себя намного лучше и нашел в себе силы встать. Я добрёл до Малика и принялся целовать его верблюжью морду. Он фыркал мне в лицо, но не отстранялся, мне было приятно, что мы нашли с ним общий язык. Не знаю, как так вышло, что он притащил меня в лагерь бедуинов, возможно он сделал это случайно, но я был склонен к мысли, что всё-таки он спас меня. Малик был причёсанный и довольный, мне показалось, что его постригли, выглядел он отлично, впрочем, как и остальные верблюды.
- Хороший верблюд, умный, - сказал Имран, подойдя ко мне.
- Лучше всех, - покивал я головой.
- Ночью пришёл Зияд, принёс бензин, если отправитесь в самое пекло, к заходу солнца будете в Эр-Рияде. Мы собрали твои вещи, подумали, что может быть тебе будет тяжело, положили в машину.
Я захотел увидеть Абдулхалика. Вскоре мы его нашли.
- Выглядишь намного лучше, - сказал он, осмотрев меня с ног до головы.
- Мне действительно лучше. Я хотел поблагодарить и тебя, и всех, кто мне помог, - сказал я.
- Мы хотели бы сделать больше.
- Послушай. Мой верблюд, Малик… - начал я.
- Мы можем присмотреть за ним, совершенно серьёзно сказал Абдулхалик. - В больнице ты пробудешь несколько дней, а мы на этой стоянке еще пока задержимся, недалеко есть корм для животных, так что пока не спешим. Потом Зияд привезёт тебя обратно.
Я задумался, предложение было интересным, но я решил вернуться в Париж.
- Послушай, я думал, что как только завершу свой путь, я продам верблюда, он отличный верблюд, просто царь среди верблюдов.
- Конечно, - закивал головой Абдулхалик, - ты сможешь выгодно продать его, он лучший в своём роде.
- Ты меня не понял, я думаю, мой путь завершён. Я дарю Малика тебе, ему будет здесь хорошо.
- Ох, насколько ты добр, - на глаза Абдулхалика навернулись слёзы, - какой верблюд, ты не представляешь насколько ценен твой подарок для нас.
- Вы были добры ко мне, - сказал я, мне бы очень хотелось отблагодарить вас хоть чем-то.
- Мы никогда не забудем тебя, странный путник Поль. – сказал Абдулхалик. – Ни тебя, ни твою доброту.
Моё имя ему давалось с трудом, он произносил его на свой манер, получалось немного странно, но я был не в обиде.
- И ещё одна просьба, - сказал я.
- Проси, что угодно, если это будет в наших силах, мы исполним всё, - покивал головой Абдулхалик.
- Я встретил в пустыне одно племя во главе с Алифом, просто передай ему от меня привет и тысячу поклонов.
- Ох, Алиф, знаю такого. Хоть и достаточно он молод, но уже мудрейший из мудрых. Думаю, даже их Бог Аллах беседует с ним о великом. Хорошо, передам ему твои поклоны.
Мне очень понравилось, как он отозвался об Алифе. Значит не только я заметил в нём тот океан мудрости.
Мы попрощались, я в последний раз погладил Малика, я видел, что он всем доволен и мне не было тяжело на душе, он оставался в хороших руках. Я оставил всё пропитание, которое оставалось у меня в запасе, а мятные ветки отдал Малику. В последний раз помахал всем рукой и сел в машину.
Глава 10.
Наконец-то божественная прохлада. Я удобно устроился на сидении и прикрыл глаза. Закир профессионально справлялся с машиной, и мы пересекали бархан за барханом. Зияд болтал без остановки и мне это нравилось. Последнее время я больше общался с верблюдом, чем с людьми.
- А вот видишь тот бархан? – говорил Зияд, я кивал головой. – Там как-то ночью я встретил духа. Он был жуткий, весь зелёный, огромный, похож на змею.
- А что ты там делала ночью? – спросил я.
- Как что? Ходил за каменным цветком, каменные цветы собирают в полнолуние, тогда они берут силу из луны. Ими можно лечить. Меня Имран послал!
- Это просто твоё воображение, а не какой не дух, - рассмеялся я.
- Воображение? – удивлённо посмотрел на меня Зияд.
- Ну да, ты сам это придумал в своей голове …
- Ну нет, - помотал головой Зияд. - Уж я-то могу разобраться где дух, а где я сам придумал.
- Тебе виднее, - сказал я.
- А ещё, как-то у нас пропал баран. Самый красивый. Мы искали целый день, а к вечеру нашли от него только голову, жуткое зрелище! И ни капли крови. Говорят, его тело унесли злые духи, а голову оставили, потому что она не нужна им была …
- А тело для чего им? – спросил я, мне откровенно было смешно, но я старался не подавать вида.
- Как же? Для своих страшных ритуалов, когда они все внутренности раскладывают в зловещем кругу и поют заунывные песни, а потом обязательно происходит что-нибудь плохое.
- Зияд, вот ты взрослый человек, машину водишь, а во всякую чушь веришь! – я не выдержал и расхохотался.
- Смешно тебе. А как же духи в твоей голове? Имран три дня их изгонял!
- Какие духи, Зияд? Эти духи называются солнечным ударом.
- Солнце великодушное и могучее. Оно не бьет никого, только может обжечь, - пробубнил Зияд.
- Ладно, не обижайся, - сказал я, - я верю в другие вещи, вот и говорю тебе глупости. Лучше расскажи мне, что происходит с человеком после смерти. Мне казалось, что я умираю. И вот если бы я умер у вас, то чтобы со мной было?
- Ты посторонний, ты путник. Но возможно, если ты был хорошим, настоящим мужчиной, то твоя живая сила, покинув тело, отправилась бы в большой оазис в центре пустыни, где все, кто туда попадают больше не знают горя. Ну, а если нет, то солнце высушило бы твою живую силу, а ветер развеял бы её по пустыне.
- Круто у вас обходятся с непослушными. У нас, впрочем, тоже.
- Везде в мире одно и тоже. Везде есть и духи, и силы и то, что бывает после смерти. Только называется это всё по-разному. – сказал Зияд с видом мудреца.
Я решил его развлечь и рассказал свои сны про Вабар, Джинна и Ясный свет. Ему было интересно, и он слушал, как завороженный. Он мне напомнил взрослого ребенка, которому интересно всё мистическое, но это был его мир.
- Ты видел тот самый чудный край, где джинны выращивают самых прекрасных верблюдов. – сказал Закир.
- Это был просто сон.
- Мне не снятся такие сны, ты счастливчик, духи ночи сделали тебе подарок.
- Возможно, - сказал я, не стал спорить.
Я немного задремал, а когда очнулся мы уже стояли на трассе. Зияд подкачивал колёса. Несмотря на всё своё суеверие и языческие верования он был отличным водителем современной машины. Удивительно, но факт оставался фактом. И я подумал, что же изменилось в этом мире, когда в него пришёл технический прогресс. Думаю, ничего.
Мы гнали по трассе, местами объезжая наползающие на нее дюны. Такое случалось, несмотря на постоянный контроль. Я успел отвыкнуть от цивилизации за эти десять дней и мне было приятно вернуться к привычным вещам.
- Включи радио, - попросил я Зияда.
- Здесь плохо ловит, - ответил Зияд, - если хочешь, поставлю диск.
- Давай, - согласился я.
И я был крайне удивлён, когда из динамиков раздалась «Yellow submarine» Битлз.
- Тебе нравится? – удивлённо посмотрел я на него.
- Да. Очень. Мне один хороший человек подарил диск, вот теперь слушаю иногда.
Я прикрыл глаза, слабость не покидала меня, и я немного дремал под Битлов. Я думал о том, насколько поразителен, огромен и многообразен этот мир, каждое существо в нём – целая Вселенная. Мы все космос, заключены в космос и растворены в безбрежном океане Вселенной, включая в себя друг друга и являясь одним единым организмом. Скорее всего я заснул, а когда открыл глаза мы были в городе. В основном Эр-Рияд застроен малоэтажками, но современные веяния в архитектуре не обошли и это место, небоскрёбы росли один за другим. И если раньше их было всего два на весь город, то сейчас они появлялись друг за другом с космической скоростью. Самым выдающимся зданием был и остаётся Королевский центр. Вы будете смеяться, но по моему скромному мнению все остальные здания выглядели по меньшей мере странно, если не сказать уродливо, и этот небоскрёб действительно выделяется из всех своей, пусть необычной и технологичной, но красотой. И повсюду дорогие машины. Такого скопления машин класса люкс не увидишь ни в одном европейском городе. И ещё эти шикарные дороги, которые вечно забиты. Да, был вечер, и мы стояли в сумасшедшей пробке. Здесь практически отсутствуют тротуары, а из прохожих можно встретить лишь беспризорников и пришлых рабочих. Местные либо богаты и никогда не ходят пешком, либо беспросветно бедны. Здесь нет кинотеатров, нет театров. Не положено, и любому европейцу, также и мне, это кажется странным, ведь дома они преспокойно смотрят свои телевизоры. Страна живёт по законам шариата и это моментально возвращает вас, я бы сказал, в эпоху феодализма. Все заведения закрываются на молитву пять раз в день, женщины не имеют практически никаких прав, им даже нельзя водить машины и всё это на фоне небоскрёбов и технологий, которые здесь процветают. Мне очень хотелось бы узнать мнение Алифа обо всём этом, что бы он сказал? По мне, так это было прямое доказательство одной поговорки: «Заставь дурака Богу молится, он и лоб расшибёт». Хотя, конечно, не мне судить людей и другие культуры, ведь возможно, ели бы не было такого уклада и их самих уже давно бы не было. Не знаю. Мы приехали к национальной больнице и спустя некоторое время, потраченное на некоторую волокиту, связанную с моими документами, я оказался в палате. Зияд был со мной и проводил до койки. Я оставил ему денег на бензин, и мы тепло расстались. Я был безмерно благодарен ему. На следующий день, он должен был вернуться обратно и скорее всего мы больше никогда не увидимся.
Меня принялись воодушевлённо лечить, совершенно не объясняя от чего. Но так или иначе, я провёл в больнице четыре дня. Настроение было на нуле и чёрные мысли уже успели свить довольно большое гнездо в моей голове. Я не включал телефон, чтобы не обнаружить там сообщение от Мари, что всё кончено. Но именно так я уже считал. Возможно меня уже все похоронили. Ещё немного помучавшись я заказал билеты на самолёт, использовав больничный компьютер. А потом меня объявили абсолютно здоровым, и я с большим облегчением покинул больницу.
Отель «Al Faisaliah Hotel» порадовал меня наличием свободного номера, и я вполне удачно разместился. И слава всем Богам, я наконец принял ванну и почувствовал себя человеком. Мне уже начинало казаться, что запах Малика будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Я отдал вещи в стирку и глажку и наконец оказался в своей привычной одежде. Я побрился и взял машину в аренду. Передвигаться в Эр-Рияде пешком было бы глупо и смешно. К слову сказать, когда я спустился на рецепцию, меня не узнали. Пришлось некоторое время потратить на объяснения и даже снова показать паспорт, к юмору они были не расположены. Я арендовал «Mercedes» и отправился в город, чтобы отдать жене Фабио его «вещь», а заодно передать привет и на всякий случай оставить свои контакты.
Такого бардака в движении, невозможности припарковаться и полной неразберихи я давно не видел. Всю дорогу я осыпал проклятиями тех, кто проектировал эти дороги и строил этот город. Не могу сказать, что езда по дорогам в Египте или Турции, вызывала у меня радость, но я успел отвыкнуть от цивилизации. Фабио, как оказалось, жил в презентабельном районе и имел скромное жилище, по моим подсчётам стоимостью миллионов десять долларов. Я присвистнул потихоньку. Скорее всего он был обеспечен ещё в Италии, не думаю, что он заработал всё это своими картинами. Жена его действительно оказалась итальянкой и вполне была довольна своей жизнью здесь, в Саудовской Аравии. Тем более, что её старший брат жил здесь, занимаясь проектированием дорог. Я мысленно обратился к нему с немым вопросом о качестве работы. Я передал жене Фабио хорошо упакованный «Glock».
- Пистолет? – спросила она. Я даже поперхнулся.
- Откуда Вы знаете? – спросил я.
- Он всегда в пустыне, там может быть опасно, - ответила она.
А я никогда не посвящал Мари в свои дела. Возможно и она реагировала бы также спокойно, хотя вряд ли. Я подарил Кьяре, а именно так звали жену моего пустынного знакомого, каменную розу и она, поблагодарив меня, поставила её … к остальным.
- Я действительно вам очень благодарна, они мне нравятся, очень хочу собрать достойную коллекцию. Фабио приносит постоянно из пустыни.
Я немного смутился, действительно, смешно получилось, естественно Фабио проводил в пустыне очень много времени, да ещё и был художником, не удивительно, что он приносил жене каменные розы, они действительно очень красивы.
- Надеюсь этот экземпляр Вам понравился, - только и нашёл я, что сказать.
- Очень, - с улыбкой сказала она.
Я не стал долго задерживаться и оставив свои контакты покинул дом Фабио, чтобы вернуться в гостиницу. Его жена любезно предложила мне остаться до завтрашнего моего рейса, но я так же любезно отказался.
Преодолев чёртовы пробки, я вернулся в отель и наконец нашёл в себе силы включить телефон. Сообщений и пропущенных звонков было великое множество. Сначала я разобрался с делами, а затем с замиранием сердца начал читать, что написала мне Мари. Там было всё, от вопросов: «Где ты?» и слов: «Я тебя ненавижу!». Меня очень растрогало сообщение, в котором она писала мне, что меня любит и очень переживает. Но последнее, которое она отправила сегодня утром было полно ярости. Я немного подумал и всё-таки набрал её номер.
- У тебя ещё хватает наглости звонить мне? – начало нашего разговора было полно «позитива».
- Прости, я должен был сказать. – промямлил я в трубку.
- Неужели. И где ты на этот раз? – Мари яростно сопела в микрофон.
- Я в Саудовской Аравии, завтра у меня самолёт обратно. Мари, послушай…
- Нет, это ты меня послушай …
- Выходи за меня замуж, - неожиданно даже для себя, сказал я.
В ответ раздалась гробовая тишина, но именно этого эффекта я и ожидал. Я не хотел ругаться, а уж тем более по телефону, тем более в тот момент, когда у меня появилось столько надежд и идей.
- Иди ты к чёрту! – крикнула Мари и отключила связь.
Я улыбнулся, ведь я отлично её знал. Со спокойной душой я написал ей сообщение с клятвами в вечной любви и получил краткий ответ: «ненавижу» …, а затем я лёг спать.
Утром мне принесли завтрак в номер, и я полностью осознал, что пустыня, Малик, Алиф и все остальные остались в прошлом. Моя одежда больше не воняла верблюдом и мне не приходилось завтракать пересушенными финиками, запивая их далеко не самым вкусным кофе. Сейчас мне всё казалось сказкой. Так бывало каждый раз, когда я возвращался из тяжёлой поездки. Минута комфорта и я забывал о том, что ещё не так давно преодолевал трудности, оставалось лишь ощущение сказки или видения.
Наконец самолёт, вежливые стюардессы и где-то далеко внизу Земля. Сверху не видно границ, которые нас разделяют, не видно разницы в религиях, лишь белые облака, а под ними горы, моря, океаны, поля, леса, пустыни, города. Вечером зажигаются огни и становится видно, как много людей живёт на этой планете. И всё равно не видно никаких границ. Из своего небольшого путешествия я вынес огромный опыт, мне удалось познать те вещи, о которых раньше я никогда не задумывался, развешивая типичные ярлыки на явления, события и людей. Мир многогранен и сложен, но одновременно нет ничего проще перестать вешать ярлыки, созданные многие века назад на явления и людей и попытаться включить свой собственный мозг и полагаться на свои мироощущения. Мы приходим в этот мир совсем не для того, чтобы жить по чужой программе, созданной потоком посторонних мыслей, а для того чтобы сделать что-то самому. И всегда, в любом деле, в любом начинании нужно полагаться в первую очередь на себя. Я вспомнил Алифа, который говорил, что в основе каждого человека лежит добро и сейчас мне очень хотелось бы в это верить. И после знакомства со всеми этими людьми, я осознавал на все сто процентов, что для этого мира совершенно не нужно, чтобы каждый из нас создавал невероятные вещи, продвигая развитие цивилизации вперёд, для этого мира абсолютно не нужно, чтобы каждый из нас был успешным, но для сохранения этого мира совершенно необходимо, чтобы каждый из нас всегда и в любой ситуации оставался прежде всего хорошим человеком, в самом широком понимании этого слова. Тогда этот мир будет развиваться и процветать, несмотря на различия в расах, национальностях, вере и принадлежности к той или иной стране.
Самолёт снижался и круто лёг на крыло, под нами Париж. Я дома.
Свидетельство о публикации №219090800780