В глухую полночь мне открыли дверь

 Фотографии апрель 1979 года деревня Зубово.
1-Фотография «пассажирки» в зале ожидания в аэропорту Шола.
2- Сосновый бор в центре деревни, напротив сельсовета.
3- Старинный дом в дер.Зубово жены купца –лесопромышленника Сукина. В 1979 году там располагался Дом быта.



В глухую полночь  мне открыли дверь,
                как
рецензия на рассказ Нины Радостной «Пустите переночевать»
 http://www.proza.ru/2019/08/20/1096


«И было небо тёмное, без звезд.
Какая глушь! Я был один живой
Один живой в бескрайнем мёртвом поле!...
…
…Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу, - последняя надежда! -
И услыхал, отряхивая снег:
- Вот печь для вас... И тёплая одежда...»
  Н. Рубцов «Русский огонёк»
                ***
 
                Вместо предисловия.

     Рассказ Нины Радостной    «Пустите переночевать» , взбудоражил мою память и заставил вспомнить весну 1979 года.   
   Автор в своём рассказе  рассказала  как они с дочерью, приехав в город Череповец,  оказались  без  ночлега.
«…Дверь соседская закрылась, а перед нами открылись вопросы: "Что делать? Куда идти?"
 Спустились мы с мамой во дворик. …
   - Смотри, Маша, у нас два решения проблемы: одно явное - ехать на вокзал, но мы и так устали, а  бессонная ночь не придаст сил на целый волнительный день. Второе - рискнуть и попроситься на ночь в гости к одному из местных жителей…
- Мама, это бред сумасшедшего! - опираясь на рассказы друзей, сказала я. - Да здесь даже не здороваются, не то, чтобы домой пустить!...
  - Мир не без добрых людей, дочь! Небо всегда видит, что нам нужно, и если уж мы здесь, смешно уходить, не попробовав - пойдём!!!...
….А утром провожала нас Лидия Андреевна, как добрых знакомых, с напутствием на добрый день, вернув паспорта, отказавшись от платы за ночлег. У порога сказала:
  - Идите с Богом!
    Прошло 19 лет. Вспоминаем ту ночь в Череповце и бабушку, которая на нашу  просьбу: "Пустите переночевать", открыла дверь.
 Надо верить в чудеса! Мир не без добрых людей….»
               
    В своём отзыве я пообещал Нине Радостной написать  свой рассказ о случае из моей жизни, когда в непогоду,  глухой полночью, меня приютила жительница деревни в Белозерском районе.    

                *** 
   
     В 1979 году я служил в УКГБ СССР по Вологодской области старшим следователем по особо важным делам.   В последние мартовские дни  из следственного отдела  Управления  КГБ по Литовской ССР поступило поручение по делу о контрабанде в отношении моряка торгового флота, об установлении и допросе  свидетелей, проживающих в деревне Зубово, Шольского сельсовета,  Белозерского района.
     В соответствие с Уголовно-процессуальным кодексом РСФСР  поручение мне надлежало исполнить в десятидневный срок.
    Если бы эти  свидетели проживали   в городе Белозерске, то  их допрос не представлял бы проблемы.  В это время года, в условиях весенней распутицы, вызвать свидетелей на допрос даже в город Белозерск, не представлялось возможным, так как рейсовые автобусы из-за бездорожья до Зубово не ходили, а на самолет надежды были весьма призрачными.   За два-три дня мне удалось  через участкового  инспектора  милиции в дер.Зубово , кажется, майора Фатеева или Фадеева, установить двух свидетелей.    
    Дежурный по Белозерскому райотделу милиции мне сказал, что автобусы  ходят только до дер. Панинская, но есть возможность отправить меня  до деревни Зубово на почтовой машине.
    А мне собраться - только подпоясаться. «Сам себе не свой, только дайте мне съездить в командировку, где ещё не бывал».  Рано утром на автобусе из Вологды выехал в Череповец , а  затем  рейсовым автобусом из Череповца под вечер добрался до Белозерска.  При содействии начальника  райотдела милиции меня приютили в гостинице Русь, но в части моего дальнейшего «путешествия» возник вопрос.
     Водитель почтовой машины,  наотрез отказался ехать в такую даль, мотивируя свой отказ  поломкой автомашины  и необходимостью ремонта.  При этом он сказал, что на ремонт, при наличии запчастей,  ему потребуется дня три-четыре.
   Хмурым утром, наверное, 4 апреля 1979 года меня в милиции никакой оказией до Шолы ( так именуется местность  в округе дер. Зубово) не порадовали, но дружески послали… до автостанции.  Мне показалось , что дежурный по райотделу милиции, прощаясь  со мной, подумал:  - «Слава Богу, отвязались от КаГеБэшника. Одной проблемой меньше».
   На автостанции кассир  сказала, что на автобусе по маршруту Белозерск-Панинская, меня могут довезти до деревни Перкумзь, а дальше большаком до Зубова только пешком, если попутки, вроде самосвала, не изладится.
    На мой вопрос: - Сколько же  километров мне предстоит прошагать по  размытой  распутицей дороге?
- Я там не бывала, но думаю километров 15-20…, с гаком.
Гак, меня насторожил, но выбора не было.
   Рейсовый автобус  отправлялся из Белозерска около трёх часов дня. За это время  я познакомился с городом Белозерском, остановился около памятника с ладьей и камнем, на котором было выбито, что сей город  основан в 862 году. Потом  пообедал в городской столовой, а на дальнюю дорогу купил полбуханки хлеба и пару плавленых сырков «Дружба».
   Пассажир автобуса, который располагался  рядом со мной, сказал, что идти мне придется не меньше тридцати километров, даже отговаривал  меня от этой затеи:  - «Куды  ты, парень, на ночь-то глядя собравси.  У нас тут волки бегают, ноне  оне  всё ишо спариваются. Поехали лучше со мной до Панинской. С дороги баньку истопим, а завтра с утреца, может быть, и попутку найдем».  (Здесь и далее я использую диалекты разговорной речи жителей Белозерья)
     Поблагодарил я  пассажира, сказав:
-Нет, дружище, не получится привал на марше. Моё дело не терпит отлагательства, придется идти, идти и идти. Не в первый раз, хаживал. В детские годы в школу за пять километров утром уходил, а после уроков  эти же километры ещё быстрее пробегал до дому.
 
    Около отворотки  в деревню Панинскую водитель остановился у деревни Перкумзь и указал мне дорогу на Зубово.
   Когда я начал свой  путь было уже, наверное, около 17 часов.  По накатанной дороге  идти было даже легко.  Благо, что при себе у меня был только портфель, с портативной пишущей машинкой, фотоаппаратом ФЭД-3, необходимыми в командировке документами и  вещами, и скудный запас еды. Постепенно дорога углубилась в сосновый  бор. С западной стороны от дороги меня окружали высоченные корабельные сосны, между ними было сумрачно, а с другой стороны от сосен, освещаемых  закатными солнечными лучами, струился золотисто-оранжевый теплый свет.  Дышалось легко. Я шел всё дальше и дальше, час проходил за часом.  Вечерело. 
    Мне вспомнилось стихотворение Константина Симонова  «Корреспондентская застольная», которое на фронте стало песней в исполнении Леонида Утесова.
    «От Москвы до Бреста
Нет такого места,
Где бы не скитались мы в пыли:
С «лейкой» и с блокнотом,
А то и с пулеметом
Сквозь огонь и стужу мы прошли…», 
 напевая сам себе, для поднятия настроения и  бодрости духа на марше.
    Правда,  пулемёт  мне заменяли служебный пистолет и нож. В командировках, особенно по таким глухим и незнакомым местам,   оружие у нас, военных, должно быть постоянно при себе.
   Постепенно, с каждым пройденным километром, время стало тянуться медленнее, а километры пути длиннее и   всё тяжелее.  А между тем уже сгущались сумерки.
    На этом отрезке пути мне припомнилась старая солдатская  песня, переделанная из стихотворения Редьярда Киплинга «Пыль»;
    «День-ночь, ночь-день мы идем по Африке,
День–ночь, ночь-день всё по той же Африке.
 И только пыль, пыль, пыль из- под шагающих сапог,
 А дорога далека, а дорога далека  и отдыха нет солдату…»
    Но это была  совсем не африканская Сахара, а дальняя дорога до Зубова, которая не пылила, а чавкала под ногами снежно-глинистой кашей.
            Густой лес закончился, начались перелески и заснеженные поля. Впереди, примерно в полукилометре от меня, я заметил бредущего человека.
 Времени было уже около 21 часа. Я был на марше уже больше четырех часов.  С северной стороны весь горизонт заволокло свинцовыми тучами, пошел  мокрый снег.  Стало совсем темно.
    Моя обувь и брюки до колен промокли, а  полупальто и шапка  поминутно становились неподъемной ношей, да и портфель в руке стал тяжёлой и неудобной поклажей.   
 Когда я уже почти настиг  мужчину,  вдали от дороги вдруг услышал  протяжный вой,  чем-то напоминающий  гипнотизирующий звук армянского дудука.  Я навострил уши,  по  спине просквозил озноб.  Даже каких-либо предположений о возможной встрече со зверем  в полуночном лесу  на своем пути в Зубово  моей голове не промелькнуло, пока я не услышал этот  леденящий  голос обитателя леса.   
Мужчина тоже услышал вой, остановился  и стал дожидаться меня. Когда я подошёл к нему, он, не здороваясь, с напрягом в голосе спросил, толи у меня вопросом, толи сам утвердил: - «Это волки?!» 
- Утверждать пока не могу, но тоже слышал звериный вой.  Пойдёмте, как шли, а время покажет, чего  нас ожидает, У Вас спички есть?- спросил я попутчика.
Он утвердительно  кивнул,  достал  пачку папирос и закурил. 
-Если волки, то учуяв  запах табака,  должны уйти.  А вообще, им сейчас не до нас, у них сейчас свадьбы.
- Так-то это так,- ответил я,- но  безмолвие в волчий час в глухом лесу страшнее волчьего воя в полночной тьме. Когда зверь воет –  он зовёт и  стоит на месте, а вот когда волки стаей идут, вот тогда гляди в оба по сторонам.
     Вой растягивался по  лесу ещё  минуту или две, а потом прекратился. 
   -Далеко ли  идти нам ещё до деревни?  - спросил я попутчика.
     Мужчина, не называя  своего имени и не спрашивая  моего, спросил,  в какую деревню, и по какой нужде в такую пору иду.  Я ответил,  что мне надо в Зубово, в сельсовет по делам службы.
    На это он мне сказал, что до Зубова при такой непогоде ещё часа три надо идти, если не больше.
- Тебе бы парень надо заночевать в деревне.
 На мой вопрос:- А кто меня  в такое время  пустит в дом?
Мужчина  ответил, что у него есть дальняя родственница в той деревне, он постучится к ней, может и  пустит переночевать.
    К полуночи, еле ноги волоча, мы с попутчиком доползли до этой деревни ( как я припоминаю, кажется, Митино.) В своем отзыве Нина Радостная поправила меня, деревня,в которой я заночевал, называется Максимово.
    Ни в одном из домов не светилось ни одно окошко. Мужчина подвел меня к крайнему от большой дороги  дому и стал стучаться в дверь. На его стук и голос: - Марья или Дарья, отвори, это я, но имени не сказал.
     Через некоторое время в доме зажегся свет.  Дверь нам открыла пожилая женщина.  Он поздоровался с родственницей и попросил её  приютить меня до утра.   
   Хозяйка дома, не спрашивая меня, кто я, откуда и куда иду, только и сказала:  - Проходи в дом, только  тут ступеньки, не оступись.
Войдя в просторную  избу, я  поблагодарил хозяйку  и  извинился, что в неурочное время разбудил её и не снял грязную обувь в коридоре.
-Да, полно тебе, парень, «разоболокайся  и обутку сымай, вот тут у порога».  А я чайник подогрею. Цайку- то выпьешь с дороги?
- Спасибо Вам, матушка. Какой тут чай, мне бы ногам дать покой. 
    Расстилая на широкой лавке  большой овчинный тулуп, спросила, куда я направляюсь в такую  распутицу?
     Я женщине сказал своё имя, что я военный, и  иду по делам службы в Шольский сельсовет.
 - Вот тут и ложись, отдохни, вижу, что вымотала тебя эта дорога.
    Стоило мне только прилечь на лавку и завернуться в тулуп,  как я мгновенно погрузился  в  сон.  Проснувшись рано поутру, я не сразу осознал, где, как и почему оказался в этом деревенском доме.
Только,  когда хозяйка вышла из чулана и спросила  меня, как я поспал, ощущение преодоления тяжести  вчерашнего марш-броска привело меня в чувство.
У порога стояли мои сухие ботинки, а с печки женщина снимала моё  полупросохшее полупальто и шапку.
      Я не мог даже выразить толком свою искреннюю признательность хозяйке за ночлег, даже устыдился переспросить её имя, так как толком не понял, как её ночью называл  родственник, а лишь спросил,  могу  её  как-то отблагодарить?
Она замахала руками:- Полно, тебе, полно,Оляксандр. Сейчас чаю выпей с сахаром, да картошки с рыжиками поешь, а то «ковда ишо» до Зубова-то дойдёшь. 
Я тоже достал из своего  портфеля и выложил на стол, припасённые в дорогу  хлеб и сырки и немного конфет «заячий горошек» в шоколадной обсыпке.
Извините меня хозяюшка, но  и моё скудное  угощение, пожалуйста, примите. Она засмеялась и сказала, что давно плавлеными сырками  «Дружба» не лакомилась.  Зайдет соседка, так и её угощу городским хлебом с сыром. Индийского чай «со слоном»  заварю покрепче и  почаюем с соседкой с  «эдакими камфетками».
   Провожая меня, хозяйка сказала: - «Ну, ежели ишо»   доведётся бывать в наших краях, то заходи смело. В любое время двери открою.   
    Как только я вышел на дорогу в  Зубово,  сразу же увидел самосвал, который ехал в моем направлении. Водитель остановился и открыл дверь: - Если до Зубова, так садись, подвезу.
   Через пятнадцать-двадцать  минут я  уже  стоял у закрытой на замок двери   Шольского  сельского совета.
    Было  около девяти утра, яркое апрельское солнце золотило стволы  сосен столетнего бора через дорогу напротив сельсовета. В средине бора стоял красивый старинный дом. Как потом я узнал,  его построил, ещё в конце ХIХ века,  купец  Первой гильдии-лесопромышленник Сукин для свой жены. ( до настоящего времени этот дом не сохранился-сгорел во время перестройки.)  До того как открыли сельсовет, я  успел сделать несколько фотоснимков этого бора и  «купеческого терема».
 За два дня я   исполнил поручение;  допросил свидетелей, и выполнил другие следственные действия.  6 апреля погода была лётная, поэтому во второй половине дня  участковый инспектор довез меня на служебной машине  до аэропорта Шола.  Я купил билет до Вологды и благополучно, с посадкой в Белозерске, долетел до Вологды.
       Вот такими были в наши годы времена и нравы   советских людей.
    Сейчас  другие времена, другие нравы.  Пользуясь вашей добротой, вас могут обмануть самым бессовестным способом и глазом не моргнут. К сожалению, мошеннические способы обмана на доверии совершенствуются  с каждым днем.
    Но не будем об этом тогда, когда наша память будит   в нас благодарность добрым людям, которые поверили нам и в полночь открыли нам дверь своего дома.