Дорога в ад

Когда в моей стране запретили  аборты и приравняли их к умышленному лишению жизни человека, мне было 14 лет. А еще всё как обычно, когда женщин не слышат, но желают их контролировать, всё пошло по звизде. Судите сами.
Уже через две недели, как мы опухли с новостей, нашу параллель (исключительно девочек) погнали на просмотр фильмов про выскребку эмбриона из матки. Да, нас стращали кадрами про разрывание эмбриона вакуумом по кусочкам, рассечением плода стальными инструментами, последствиями медикаментозных абортов, раком от противозачаточных средств и от перевязки труб. Многие мои одноклассницы плакали, Василина перевелась в частную школу после просмотра (потому что у её семьи были средства попасть туда, где тебя не будут насиловать в душу),  помню, её родители подали на министерство образования в суд за то, что нанесли  душевную травму ребенку, заставив её смотреть видеоматериалы, не относящиеся к учебному плану. Тот суд они выиграли и многие родители намеревались сделать то же самое, но тут наша законодательная власть подсуетилась и вела предмет «Нравственное воспитание» и это насилие над женщинами стало в рамках школ  обязательным.
Следующей на адовой карусели стала гинеколог, она принесла два таких металлических чемоданчика и хирургический набор. Она вещала про «заек и лужайки», показывала пластиковых куколок: «два месяца», «семь недель», «плод», «эмбрион», но нам в головы вбивала равнозначность «беременность»= «человек», «аборт» = «убийство». Мы научились говорить слово «вагина» без смущения, но с горечью. Приходила целая делегация из монашек и попа – глаголили о «соблюдении женства» и прочих вещах, в которых явно не задействованы, но явно желают эти процессы контролировать. На занятиях, опять же, были только девочки. Парни после мытарств над нами со стороны учителей (и пришлого народа) только мразотно смеялись и всячески старались подчеркнуть, что эта инфернальная ситуация их НЕ КАСАЕТСЯ.  Потом на занятие пришла женщина-юрист с очень печальным лицом и потухшими глазами,  объяснила нам взгляд законодателя на понятия «убийство», «человек», «ребенок» -  людьми перестали чувствовать себя мы. Нас предали. Нас отделили от понятия «человек». 
«Ребенок», «мужчина», «беременность» - стали ОПАСНЫМИ.
У многих моих одноклассниц даже и не спрашивали: их готовили быть матерями. Больше половины даже получили высшее образование. Но стали «образованными женами». Наиля умерла от осложнений после беременности и родов. Она не должна была рожать с таким узкими бедрами или должна была кесариться, но из-за накладки в расписании у неё был другой врач и он принял решение «рожать естественным путем». Он не ответил за её смерть, сиротство ребенка и собственную ошибку. Врачебная ошибка не убийство. Убийство – это зачать и не родить. Стране нужно население. Стране нужна твоя матка. А ты сама как-то не особо.
Через полгода после снесения поправок в Уголовный Кодекс моя тетя Анна уехала из страны. Отток женщин был массовым. Все, кто имел возможность, начали пересекать границы. Женщины уходили сами и выводили свою собственность. Пресса окрестила это «феминистическим исходом». И пока сми упражнялись в том, как бы испражниться на сию тему, государство спохватилось и закрыло границы, как будто это исцелило бы общество от той чумы, что оно само и запустило. Представьте себе ситуацию, когда бизнес-леди не может покинуть страну для посещения конференций, съездов и не может лично заключать сделки за границей, пока она не предоставит заключение о «менопаузе, бесплодии или отсутствии беременности». Если вы до сих пор считает это абсурдом, вы просто живете по другую сторону хаоса. Тем временем,  моя соседка Надя (жившая в соседнем подъезде) вышла на крышу нашей многоэтажки, а с крыши вышла на асфальт. Ей было 15 лет и её парень  предохранялся черт знает где добытыми дешевыми резинками, а ей гинеколог отказала в рецепте (потому как теперь предохраняться разрешалось только семейным парам и по закрытому перечню оснований). Порванный презерватив, неопытная девочка с эмбрионом и государство с «зайкой-лужакой», но с полным отсутствием условий для ребенка и матери после того, как он/она родится в этот мир. Гроб был закрытым.
Через два года в нашу семью пришло горе. Вторая мамина сестра – Вера убила своего мужа. Он ей изменил и заразил сифилисом. Когда она получила результаты обследования своей такой желанной, такой вымоленной у вселенной беременности – мир рухнул. Её беременность закончилась выкидышем. И бесплодием.  Она не нашла в себе сил поговорить об этом. С мамой, с психологом, с бабушкой, да хоть с кошкой! Оказывается, она сама по себе варилась в стыде, в одиночестве, в презрении к мужу. Однажды он сказал ей нечто схожее с «ты и сама могла притащить в наш дом сифилис» - и его не стало. Не скажу, что я о нем тоскую.  Я скучаю по тете Вере. Суд дал ей срок по верхней крышке. Потому что на вопрос «Вы раскаиваетесь?», она ответила:  «Он убил моего ребенка, пусть он и кается».
Девочки, девушки, женщины – мы стали вести себя, как на поле боя. Мы ходили везде толпой. Мы встречались перед тем, как идти в школу, мы провожали друг друга до дома. Мы перестали общаться с мальчиками. Появился новый вид заработка – пара женщин – провожатых набирали группу девочек, чтобы даже последняя и самая далеко живущая не оставалась где-либо одна. Мы перестали ходить в клубы и на вечеринки. Там были  парни, их сперма и их безответственность. Мы перестали знакомиться с парнями и мужчинами без проверки их материальных способностей и  матримониальных намерений. На гребень волны вынесло и такую пену, как свадебные агентства. Их было больше, чем грибов в грибной сезон. Справку о доходах, выписки с банковских счетов, реестра недвижимости, справку по анализам  не менее трех дней, генетический скан и дарственная на вклад с денежным резервом, если вдруг тебе взбледнется бросить беременную жену. А, просто ипаться хочется? Конём ипись, милок. Секс перестал быть удовольствием, проснись.  Он даже по такой «индустрии», как проституция, ударил. Помогло там, где не ждали. Произошел гендерный перекос. На панель массово вышли мальчики, переодетые девочками. И спрос выдохнул. Ну, хотя бы мальчики. Ну хотя бы в платьицах. Ну а дырки мы найдем.
Нина, моя одноклассница и одногруппница в вузе, устраивала вечеринки «онли фо вумен»  в саду своего частного дома. И эти вечеринки, прозванными «цветниками», очень быстро стали сверхпопулярными. Потом она основала компанию, наплодившую эти самые клубы с «тематическими закрытыми мероприятиями», читайте – только для женщин. И засуньте себе равенство прав сами знаете куда, вы его уничтожили, это самое равенство. Наслаждайтесь.
Мы очень быстро смекнули, кого закон безопасно оставил за рамками – мужчин. Закон не потребовал от них быть ОТВЕТСТВЕННЫМИ. Он не запретил им бросать беременных жен без содержания, не запретил им опрастываться без предохранения, не потребовал от них обследоваться на дефективность генов, чтобы не было беременностей с отклонениями и инвалидностью детей, не признал изнасилование без предохранения отягчающим обстоятельством, мы по прежнему в заднице по самое начало кишок по уровню собираемости алиментов, законодатель проигнорировал и саму логику.
Аборт женщиной своей беременности – убийство. А вот убийство женщины, заведомо беременной, или утрата женщиной ребенка в результате причинения им (что уж, эмбрион/плод ведь человеком стал) тяжкого вреда – нет, не убийство, отягчающее обстоятельство. Почувствуйте разницу. Мужчина не стал соучастником преступления (хотя даже слепоглухонемой должен понимать, что для зачатия нужны оба – и женщина, и мужчина, партогенез по сей год мечта). Марии, нашей соседке, пьяный сожитель ударил в живот. Пьяный был, не рассчитал, намеревался как обычно  в грудину долбануть, чтоб «не вые**валась, не учила жить». Саданул, а через несколько часов выкидыш произошел. В зону-то он уехал, только вся наша страна стала зоной. Одни сидят, другие охраняют.
Я на последнем курс была, когда мой родной  За*опельск  от криминальной истории затрясло, «и треснул мир напополам, идет разлом», как в одном старом фильме пелось. Семья прикупила частный дом, решили колодец вскапнуть. Сняли метра два – наткнулись на трупик. Следственный комитет быстро нашли мать ребенка (отца скелетика не искали, не он же беременный ходил, у него матки нет) – одна из прежних жильцов. Забеременела, отец эмбриона/плода/новорожденного (если эмбрион – это ребенок, привыкайте быть отцом эмбриона) воспитывать ребенка отказался и скрылся за горизонт событий. Девушка скрыла беременность, родила в подвале и задушила ребенка. Поскольку в саду шли работы, она закопала труп. Спросить у родителей, куда они глядели и не были ли пособниками убийства ребенка, следствие не смогло при всём желании. Родители скрылись от следствия туда, куда оперативным сотрудникам не дотянуться. Они умерли. Городок наш реально треснул. Одни сочувствовали несостоявшейся матери, другие были готовы её линчевать.  Я начала принимать успокаивающие. Оказывается, я еще «железная со стальными нервами». Мои погодки присели на них еще раньше. На школьной скамье.
Мне было семнадцать, когда я купила себе дилдо. Мне требовалось снимать напряжение, но нельзя было «якшаться с парнями, а то жизнь себе сломаешь». И это не было традиционной истерикой матери про «не смей приносить в подоле». Это мои реалии. Так что да, девственницей я не была, ходила на ежетриместр-осмотр гинеколога (государство ввело такую процедуру для «отслеживания состояния здоровья женщин» - читайте отлова женщин, сделавших подпольный аборт), на вопрос «Ведете ли вы половую жизнь?», отвечала: «Нет».
Женщина одновременно стал наградой для тяжко трудящегося мужчины, но она стала также и добычей. Мужчины, лишенные прежней степени свободы межполового общения, нет, не зверели, и скотами не были (это стало бы оскорблением для животного мира). Отдельные их представители утрачивали всяческую человечность. Насилие стало для них ответом на всякий вопрос и проблематику.  Нашу страну потрясли серийные изнасилования. Не просто изнасилования, а изнасилования групповые. С отловом и гоном жертв. С видеозаписями изуверств. С похищениями девочек. С созданиями рабских гаремов на территории заброшенного завода или под собственными гаражами. Но больше всего всё общество заколотило от банды насильников, получившей прозвище «Спокойной ночи». Эти выб**дки (среди которых был и врач(!!!)) запускали в частные дома по вентиляции усыпляющий газ, после этого проникали в дом через разбитые окна, связывали жертв и насиловали. Сначала они насиловали только женщин (и старух, и юных девушек, и маленьких девочек), но после вошли в изуверский раж и начали насиловать всех. Вопрос равенства был ими решен по-своему. В результате государство сняло мораторий на смертную казнь. Я в тот год жила вместе с подругой, так мы скинулись на сигнализацию в той квартирке, которую снимали. И завели огромного дога. Сами не особо ели, но пса финансами тянули, как могли.  Их казнь через восемь лет (дело сходило по всем инстанциям, каким смогло), стала трансляцией федерального значения. Народ прильнул к экранам и удовлетворился расстрелом.  Яд из трупа обратно не вытянешь, а вот пули можно и на сувениры продать, и на переплавку отправить.
Да, я покупала противозачаточные на черном рынке. Да, я занималась сексом. Да, мужчины старались зацепить мня в семью нежелательной для меня, но желательной для них, беременностью. Они отказывались предохраняться и как один пели песню про опасности предохранения гормональными средствами. Я улыбалась, а сама думала: «Если тебя подвести под понятие «соучастник» и ввести в субъектный состав в статье «Умышленное причинение смерти эмбриону или плоду матерью, а равно как и врачом, медицинским работником или человеком, оказывающим абортивные услуги» - ты бы вмиг заголосил о создании для тебя противозачаточного средства или доступности гондонов, ушлёпок». Создался социальный перекос: маленькое количество реально обеспеченных мужчин, способных содержать свои семьи (в том числе и тех, в которых рождались дети-инвалиды и дети с физическими отклонениями), большое количество отбракованных женщинами по разным причинам мужчин, большое  количество женщин, старающихся выжить собственной общиной.
Если кратко, бегинаж пережил возрождение. Если подробно, монахиня Евдокия была изнасилована неизвестным, почувствовала бремя и покинула своё сестринство, вернувшись в мирскую юдоль. Вернув себе мирское имя – Евгения – женщина не пошла топиться и не стала опускать рук. Она организовала женскую общину, проповедуя о необходимости сплотить усилия для выживания. Евгинаж прижился. Евгенаж окреп. Сеть покрыла страну. Государство пробовало с общинами бороться. Налогами, проверками, третированием, отсутствием реальной помощи. Евгинаж боролся и выжил. Я и сама состояла в общине более десяти лет.
В двадцать четыре трудоустроилась в статистическое бюро на обработку данных. Жила в мирском сестринстве  в здании бывшего общежития. Носила с собой электрошокер. Всегда содержала крупно породную собаку. Открывала статистику и охреневала. Что принес закон об «убийствах детей»?
Что выросло:
1. количество женщин, пострадавших в результате подпольных абортов и более не способных либо зачать, либо выносить беременность, как и количество женщин, самоабортировавших себя (скажем, ложкой или спицей, или прыгнувших с лестницы, чтобы вызвать выкидыш);
2. количество подпольных абортариев росло из года в год;
3. количество самоубийств женщин (и не все они были беременны в результате изнасилования или отсутствия доступа до знаний или противозачаточных средств на день своей гибели, они не желали здесь и жить так, как им приказал жираф, который длинней и ему вдруг видней);
4. детская смертность (вот как ни парадоксально, природа тоже ведет отбраковку и не только совокупностью бракованных генов родителей, если женский организм истощен постоянными родами, он не способен выносить здорового ребенка, законы перехода количества в качество никто не отменял, вот только нет ни качества, ни количества);
5. женская смертность помолодела (врачи через  сми грешили на экологию, но миф о том, что беременность и роды омолаживает наглядно рухнул, оказывается беременность это очень эгоистичный по природе  своей вампиризм эмбриона/плода своего носителя – женщины, в беременность не только зубы выпадают, и не потому, что новые вырастут, а потому что новообразование внутри питается тобой и развивается за счет тебя, поточные беременности  это прямой путь  «и навсегда уснуть», расскажите мне, что рак и беременность из года в год без возможности восстановиться не связаны, расскажите мне, что ранний секс после родов безопасен и не связан со смертью матери от сепсиса, только вякните об этом – я перестану вас слушать, я буду вас игнорировать);
6. как ни боролось государство с сиротством и детскими домами, как не переименовывали детские дома в «дома  детства» или «центры социальной помощи», как ни старались сократить их количество, как ни распихивали детей по приемным семьям и другим видам жизнеустройства – государство проиграло. В пух и прах. У женщин, которые лишены права на аборт, лишены обществом ответственного родительства со стороны мужчин, лишены законом возможности оставить ребенка в бэби-боксе без уголовного преследования, лишены возможности открытого усыновления/удочерения другими людьми – осталась лишь одна возможность: родить и отдать государству. Тебе надо? – вот ты и воспитывай. Вот тебе мои копеечные алименты. Хотя  количество женщин, платящих алименты от общего количества примерно тоже самое что и среди мужчин. Они не были готовы к родительству. Финансово, эмоционально, нравственно. Но мужчин государство за их безразличие к будущему эмбрионов не преследует. Женщину права защитить будущего ребенка от ущербного существования государство лишило. Так что теперь государству приходится лопатить  проблематику отсутствия у детей-сирот достойного детства.
Зато моя семья сплотилась. Всякая женщина моей семьи знала: чтобы ни случилось – мы справимся. Вместе мы выстоим. Это сказала моя кузина Рита, вернувшаяся из пограничного городка, где её муж нес службу. Она не могла больше слушать эти истории про протестующих женщин, идущих под пули на границе.
Я научилась молчать. Молчать и изворачиваться. Прикидываться тапком. Не иметь мнения. Не смей критиковать власть. Она тебя уничтожит. Но кто тебя лишил возможности протестовать действием? Малозаметным в отдельности, но системным протестом в совокупности?  Мне привезли эссе одной заграничной писательницы про аборты. Заклеили в обложку религиозной книги и провезли. Я прочла его и задумалась: действительно, если бы она не сделала аборт, а жила со статусом парии-матери-одиночки, смогла ли она создать семью и родила бы своих троих детей? Вряд ли. Чему я не научилась – так это доверию мужчинам.
Моя семья – это я и женщины моей семьи. Мы живём по сути  евгинажем и содержим друг друга, выталкивая мужчин нашей семьи в окружающий мир как только им исполнится восемнадцать лет.  Они либо выживут, либо нет.
Теперь мы прибываем населением за счет южных провинций, детей, оставшихся без попечения родителей и миграции. В этом году как мера для повышения рождаемости материнство признано занятием, приравненным к профессии, а следственно пенсионное содержание для не работавших  и не многодетных  матерей стало выше социальной пенсии.  В остальном – полный провал.
Тетя Анна прислала нам фотографии почтой (потому как наша страна обладает национальной сетью серверов и ко всемирной сети доступа не имеет, всемирную сеть наше государство заблокировало). На фото её дочери улыбаются уверенно и открыто. Я иногда не знаю, радоваться мне своему сыну или горевать. Кем решит вырасти? Каким сам он станет человеком?
Жду менопаузы. Хочу покинуть эту страну.
Государство само вырыло  дорогу в ад.

P.S. Всем пролайферам, засевшим в законодательных органах, следует понять краеугольный аспект проблемы сокращения населения. Женщины не размножаются не потому, что сделать аборт для них как чихнуть. Они абортируются потому, что ребенка им не на что достойно воспитать. Не просто роди и хоть всё огнём гори. Хотите населения? Создавайте для этого экономические условия. Чтобы быть матерью было достойно, выгодно, обоснованно. Если будете давить на идеологические скрепы - будет вторая Румыния, только масштабы грандиозней. Давите идеологией и нравственностью мужчин. Напоминаю, чтобы зачать нужны двое разнополых людей.
А человек начинается с рождения.