Якобинец. Глава 3. Якобинцы и роялисты Санлиса

      Но чуть позднее, за столиком кафе «Селект» состоялась неофициальная встреча графа де Бресси, как представителя дворянства Санлиса и Куаньяра – председателя местных якобинцев.

      Местная аристократия была сильно озлоблена деятельностью товарищей Норбера, прошло меньше месяца после жестокого убийства его брата с семьей.

     Де Бресси сам вызвался быть делегатом, он знал, что ни с кем иным из местных аристократов Куаньяр не станет встречаться.

     Злосчастное письмо незамедлительно было передано ему маркизом, убеждавшим родственника обратиться к своему другу, мэру, чтобы принять самые жестокие меры против «обнаглевших плебеев» Санлиса, а заодно  уничтожить и этого «зловредного бунтовщика» и его товарищей...

    Дворянин нового типа, любитель уединения в обществе семьи и любимых книг, далекий от светских развлечений и столичной роскоши Двора, вежливый без надменности, он не вызывал у Куаньяра того гнева и озлобления, какие вызывали у него большинство собратьев графа по классу.

     Первым делом Бресси счел необходимым выразить соболезнование по поводу смерти его родственников. Куаньяр метнул на графа холодно-недоверчивый взгляд и слегка наклонил голову:

- Разве не «сливки» местного общества к этому причастны? И первый подозреваемый ваш родственник Белланже.

    Де Бресси выдержал этот жестокий упрек, не отводя глаз:

-   Во всяком случае,  моя совесть чиста. Я хочу поговорить с вами и не столько от имени пославших меня, но и просто как человек, месье Куаньяр.
    Во-первых, примите мою искреннюю благодарность, моя Луиза жива благодаря вам и вашему влиянию на местных санкюлотов, сирота с детства, она мне, как дочь... - де Бресси через столик протянул якобинцу руку. С трудом преодолев недоверие, Куаньяр осторожно сжал её.   
- Но хватит о личном, к делу. Против вас в любой момент может быть выдвинуто обвинение в опасной агитации против существующего порядка и     священной особы короля, надеюсь, вы осознаете, что это крайне тяжелое обвинение - де Бресси поднял бокал вина и сделал глоток, не отрывая глаз от бледного напряженного лица молодого собеседника.

     Республиканец сузил усталые темные глаза с покрасневшими белками:
-Обвиняют меня «заклятые друзья», маркиз де Белланже, виконт де Ласи и Кo,  все «сливки» местного общества, - жесткий смех прервал его слова, - а впрочем  на поверхности плавают не только сливки, но и дерьмо…

     Граф невозмутимо поправил пышный кисейный галстук и принялся за бифштекс, по его лицу было сложно понять, что он думает:

- Знаете ли, из здешнего высшего общества я один обладаю способностью спокойно говорить с людьми подобными вам. Знаю, Белланже   и другие  сразу перешли бы к оскорблениям и угрозам, - Бресси прижал вилкой кусочек жареного мяса, - скажу честно, мне интересны вы и тот тип людей, который вы представляете.

     Встретив вопросительный взгляд красных глаз, вытер губы салфеткой и пояснил:
-  Я имел в виду якобинцев. К ним я испытываю болезненное, наверное, извращенное любопытство.

    Куаньяр пожал плечами и убрал со лба отросшие черные волосы:
- Чем же мы отличаемся от других людей, господин граф, разве тем, что не желаем стоять перед вашим сословием на коленях, и четко знаем, чего хотим в этой жизни?

    Бресси не нашелся, что ответить:

- Я процитирую слова Белланже: «Похоже на то, что вы решили изучать их, как энтомолог изучает повадки и образ жизни скорпионов», так сказал Белланже, - словно извиняясь, поправился он, - но далее  он сказал следующее «вы еще убедитесь, Этьен, что они отнюдь не безобидные болтуны-идеалисты..», впрочем, я невольно отклонился от темы...

    Администрация делает все возможное для пресечения печатного вздора.  И что же? Благодаря усилиям ваших товарищей всё напрасно! Выслушайте меня, месье Куаньяр без замечаний, если нетрудно.

    Я не против свободы печати, отнюдь, но то, что вы… они… пишут, это переходит разумные границы, за которыми… прямые оскорбления коронованных особ и опасные принципы, разрушающие самый институт монархии! Я не могу оставить эту деятельность без последствий…Это не угрозы… я не желаю вам зла, это честное предупреждение…Местное высшее общество и мэр настроены крайне серьезно…   
   
- Что ж, благодарю за честное предупреждение… А что касается болтунов-идеалистов, то, как известно, «сначала было Слово»,- бесцветно процитировал Библию Куаньяр, - но за ним следует и Дело, в этом Белланже прав, мы отнюдь не мечтатели-болтуны, но  признаться, я думал, что у нас деловая встреча, а не частная беседа.
   Что касается семейства Белланже, то у меня о них чудесные воспоминания. Могу поделиться. Мне было 16 лет, когда  Белланже с компанией «золотой молодежи» на улице Гренель загнали меня в тупик и стали забрасывать пустыми бутылками. От бутылок я еще мог уворачиваться какое-то время, но разлетающиеся о стену за моей спиной осколки посекли меня тогда  сильно… молодые господа очень веселились,... июль 1782 года…

  Повисло неловкое молчание. Тонкое умное лицо де Бресси стало мрачным:
-И что же было дальше? -  хотя и знал  ответ собеседника наверняка.

-  А что ему будет? Он же делал благое дело, учил дерзкого плебея подобающим существу низшей расы  манерам, этим он занят и по сей день.. – Куаньяр мрачно  и насмешливо улыбался в лицо сиятельному собеседнику -нНе выучили! Я оказался скверным учеником! За что недавно он меня осчастливил метанием бокала... Так что, это происходит не первый раз.. это можно сказать уже традиция! - смех получился натянутым и жёстким.

    Наткнувшись на удивленный взгляд графа, вынужден был коротко рассказать об инциденте в особняке Белланже, умолчав, впрочем, о своем письме племяннице де Бресси, из-за которого случился скандал.

   Лицо де Бресси покрылось красными пятнами, он явно почувствовал стыд  за выходку родственника.
- Честное слово.. у меня нет слов, настолько.. что хотелось бы извиниться вместо него. Отлично знаю его характер, высокомерен,  груб и несдержан, но не до такой же степени...

    И снова решил вернуться к теме, ради которой и состоялась эта встреча:
- В последнее время я перестал уже понимать, кто же у нас реальная власть? Администрация во главе с мэром Лекоком или ваш клуб во главе с вами, Куаньяр?!

    Насмешливо улыбаясь, Норбер взглянул графу прямо в глаза:
- «Лекок возглавляет местную администрацию, а я Революцию в этом департаменте. Вы должны научиться считаться с нами, вам придется этому научиться, господин граф…

    Некоторое время де Бресси молчал, откинувшись на спинку стула.
- До сих пор не понимаю, как вам удалось так надавить на Лекока, что он согласился на созыв милиции по принципу народного ополчения! Вооружить санкюлотов в текущих обстоятельствах, это настоящее безумие!

- Отчего же? Эти люди воспользуются оружием только ради устранения беспорядков, ради общественного спасения и ни в каких иных случаях…»
   
- Вид длинноволосых парней с мрачными физиономиями, в красных колпаках с ружьями и пиками вряд ли способен успокоить, мало они напоминают стражей порядка…

- Ну, это смотря по тому, какого порядка, господин граф. Учитывая мое происхождение, я и сам стопроцентный санкюлот.

   Де Бресси мрачно рассматривал Куаньяра и медленно произнес:      
- Вы опасный и непонятный мне человек…удивительнее же то, что я не чувствую к вам ненависти и не желаю вам зла, что было бы естественно…

- Что ж, у меня  к вам также нет ненависти и желания причинить зло, господин граф, если это вас успокоит,…и тоже не знаю этому объяснения…

- Куаньяр, от лица администрации и..  других влиятельных людей города    готов уверить вас… в неприкосновенности вашего клуба, вы можете не опасаться ни арестов, ни погромов… Вам нет необходимости держать людей «под ружьем»… Баррикад на улицах, как было в Париже мы не допустим. Именно ради общественного спокойствия я уполномочен предложить вам…

- Распустить милицию? Это невозможно. К тому же у нас нет ни малейших оснований доверять слову Лекока и представителей нашего бомонда…
  Вы, один из редких в своем обществе людей, которого я уважаю и чьему слову мог бы поверить. Но большинство из них не станет соблюдать слово данное простолюдинам, тем более ненавистным им якобинцам.
  Вспомните судьбу моего брата, как, активно, по-вашему, ищут убийц?! Или сказать по чести, вообще не ищут… А зачем? Чтобы найти одного из своих?
  А что касается баррикад, тут своя логика, она предельно проста, будет насилие в отношении патриотов,… в отношении простых жителей Санлиса… будут и баррикады…Вам понятна моя мысль, господин граф? Я тоже не угрожаю вам и тем, кто вас послал, я тоже предупреждаю…

    Де Бресси нервно передернуло.
- Молодой человек, не надо говорить со мной в тоне Марата… - в голосе зазвучали властные, холодные нотки. Он отчего-то чувствовал себя задетым.

- Вы читаете его газету? - тон самого Норбера против воли стал очень резким, - если нет, то почему говорите о том, чего не понимаете?

    Де Бресси решил сделать последнюю попытку:
- Куаньяр… дворянам претит подобное положение в городе, и усиливающаяся власть вашего клуба вызывает у них страх и ненависть, потребность защищаться…

- Тем хуже для них, господин граф, пусть учатся считаться с нами. Мы не отбросы, мы не чернь, не презренные нищеброды  - мы представители народа Франции.

    Они уже встали из-за стола, когда граф де Бресси опустил руку на плечо молодого человека:

-  А теперь выслушайте меня молча. Это уже совсем личное…На днях моя племянница получила цветы и записку от… анонимного поклонника…, нет-нет, выслушайте меня молча.
  Я уважаю эту таинственную личность, но при случае попросил бы этого человека держаться на расстоянии от Луизы де Масийяк.
  Видите-ли, можно быть умным, интересным человеком, достойным уважения, но все же Луиза и .. этот господин Икс из разных миров, которым никогда не пересечься, ну в общем я сказал все, что хотел сказать.
  Глупо и жестоко наказывать за мечту, но мечта обречена оставаться фантазией   и не надо пытаться ее реализовать, касается ли она мира чувств или общественных отношений. Двум мирам не пересечься, не стать единым целым.

    Куаньяр невольно отшатнулся от собеседника, и разом, потеряв голос, скорее прошептал холодеющими губами:

- Из разных миров? Мир он для всех один, господин граф, если при всем вашем уме это вам недоступно. Я не хочу, сударь, - добавил он резче, -чтобы нас видели вместе, это компрометирует обоих, всего доброго, господин граф.

   Молодой человек развернулся на каблуках,  и слегка пошатываясь, словно пьяный, направился к выходу.
... ... ...

     А чуть позднее в самом конце июня 1792, Куаньяр стал свидетелем крайне интересного инцидента, Жак Арман ухитрился буквально выбросить из трактира нескольких молодых аристократов во главе с самим маркизом де Белланже…

     Какие люди... практически местные «герои»... «любимцы публики»... молодой маркиз де Белланже, виконт де Ласи,  граф де Вальмеранж и еще некоторые представители местной «золотой молодёжи», его обычные спутники, вся великосветская шайка в сборе. 

   Благородные насильники... безнаказанные убийцы в золоте и бархате... объект  страха  порядочных девушек и молодых женщин... объект затаённой, бессильной ненависти их отцов и матерей, мужей и братьев.

    Изящные и грациозные, как крупные хищники, надменные и бессознательно жестокие, непоколебимо уверенные в своем праве и в своем «врожденном превосходстве».   
   Увы, тип не из ряда вон в  своем сословии, абсолютная власть и безнаказанность,  как известно, и развращает абсолютно…

     И с ними граф де Бресси, Норбер вздрогнул, хотя и помнил, что де Белланже его родственник, он всегда считал его очень порядочным человеком, которому совсем не место в такой компании…

    Их появление на пороге было не совсем обычным, трактир дядюшки Жерома был скромным заведением для малоимущих бедняков.. но и местный «бомонд» иногда не избегал этих стен, ради попоек, погромов и иных развлечений «золотой молодёжи».. кошмар для молоденьких служанок, замужних и незамужних.. Как же господа при этом острили? Ах, вот как: «Мы оказываем вам честь, добавляя голубой крови вашим детям!»

    Шутки, смех, пьяные разговоры разом прекратились, длинноволосые, лохматые головы постоянных клиентов, как по команде повернулись в сторону аристократов. О чём все они думали в эту минуту? Догадаться совсем нетрудно. Настроения людей были написаны на хмурых лицах, ясно читались в недобро сузившихся глазах.

    Явились, господа… Нас впустили бы в ваши дорогие рестораны разве с чёрного хода  и то лишь в качестве прислуги! А мы должны покорно терпеть ваше присутствие здесь, уступать дорогу и ниже кланяться…

    Но Белланже и его спутников это совершенно не смутило, он окинул быстрым презрительным взглядом бедно одетых, притихших людей и отвернулся к стойке.
   
   А зря он был так невнимателен, здесь находились не только местные крестьяне, подённые рабочие и ремесленники, из тех забитых людей, которые еще не включились в общественную жизнь, но и члены местного революционного клуба.
   За дальними столиками устроилась компания местных якобинцев, они внимательно наблюдали за незваными посетителями.
  Норбер и его товарищи уже чувствовали своё возросшее влияние, на их головах гордо красовались красные колпаки с национальными кокардами…

    Молчание прервал резкий голос Жака Армана:
- Дядюшка Жером!..
- Что тебе, Жак? Еще вина?
- Нет, я не о том, у тебя скромное, но приличное заведение! - он медленно поднялся из-за стола, - ты допустил досадный промах!
- Что же не так, Жак? - трактирщик почувствовал себя между молотом и наковальней, с одной стороны важные господа, с другой – представители революционной общественности - якобинцы, было видно, что люди настроены жёстко и решительно, ведь по их виду заметно, аристократы здесь также уместны, как скорпионы в тарелке с супом. 

     Лишь одно грубое замечание с той или иной стороны и взрыв ненависти неминуем. Ну и как ему при этом уберечь заведение от погрома?

- Господа.. граждане..! - он чувствовал себя также уютно, как грешник на сковородке, - ради Бога!
- ЭТО что? Жером, что ЭТО?!», - Арман резко вскинул руку, указывая прямо на маркиза, - в следующий раз обязательно повесь над дверью табличку: «Только для санкюлотов, только для народа!

    Кроме ненавистного врага он не видел более ничего ..сейчас его звездный час, о чём несколько лет назад можно было только мечтать.

   Услышав эту фразу, сидевший рядом Куаньяр вдруг передумал останавливать его. Норбер расслабился, пусть проклятый аристократ услышит в свой адрес всё то, что выслушал он сам в его гостеприимном доме…пусть впервые в жизни услышит такое в свой адрес..

- Кто тявкает?! Какая собака подает здесь голос?! - де Белланже резко развернулся к залу.

- Остановитесь, прошу вас! - де Бресси резко повернулся к Белланже, но его не слушали обе стороны.

- С тобой разговаривает, а точнее оказывает тебе честь, член патриотического общества Санлиса, Жак Арман! - если можно было бы убивать взглядом, маркиз и его спутники были бы уже мертвы.

- Славное.. плебейское имечко! - брезгливо фыркнул самый молодой из спутников маркиза.
  Вспомнив видимо о том, что умершая сестра Армана  служила горничной в имении де Белланже, а мать была  в этом доме посудомойкой... до того как молодой маркиз с гостями, «развлеклись» с её дочерью.

 - Звери повылезали из своих грязных нор и кажется, научились говорить и до чего нагло! Господа, мы просто обязаны наказать этих хамов!

- В моем роду, сударь.. по крайней мере, не было насильников и убийц, мы не укрывались от возмездия «происхождением предков», с меня этого довольно! - низкое рычание Армана резало слух..

   Неужели ненависть и жажда мести имеют особый запах? Все ощущали разлитое в воздухе нечто...тяжелое, удушающее... этим был пропитан  сам воздух..
            
   Белланже сразу принял это на свой счет и не зря, совсем не зря…

   Маркиз по-бычьи склонил голову и выдернул шпагу, его бледное лицо окаменело, во взгляде обычное высокомерие и презрение смешивались с  желанием убивать.
 
    Но просчитался, думая увидеть прежнее почтение, забитость и покорность… Встал весь зал,   внешне спокойно, но явно готовый защитить Армана.
 
    Де Бресси нервно замер у стойки.

- Оружие  у самих найдется... - сузив глаза, заметил Клод Пикси, сосед Армана, демонстративно положив на ближайший стул ноги, обутые в сапоги, не поддающиеся от времени ни чистке, ни описанию, и  выложив на стол перед собой два пистолета…
   Жест немного театральный, но зато от души.

   Норбер слабо улыбался, оглядывая зал.
   Перемены были разительны, худые, скверно одетые люди стояли, гордо развернув плечи и не опуская в привычном страхе перед господами глаз, их взгляды теперь честно выражали всё то, что было скрыто и подавлено раньше, враждебность и жажду мести.
   У каждого к господам свои личные счеты,  пусть даже не к этим лично, так к другим точно.

    Посеянная сверху классовая ненависть возвращается к тем, кто ее посеял.
    Для аристократов  простые, грубоватые и скверно одетые люди, санкюлоты были одной безликой массой «черни и отбросов», неприятные чужаки...
    Но для народа они тоже были все на одно лицо, «белая кость – голубая кровь», враги нации… не "свои", не братья...   

    Всю жизнь страдавшие от издевательски ничтожной оплаты их тяжелого труда, от голода и бесправия, вчера еще презираемые, как полу-животные, привыкшие униженно бояться за свой завтрашний день, они впервые почувствовали себя полноценными людьми, которых нельзя больше  безнаказанно оскорблять и сплевывать на макушку сверху вниз изо дня в день.

      Мы не грязь, не обслуга, не низшие существа, мы – французская нация, вы же не сливки, вы накипь общества или что там еще может плавать на поверхности… и теперь мы намерены стряхнуть эту массу чванливых паразитов.

     Призывы к уважению человеческого достоинства простых людей, к состраданию всегда встречались господами с презрительным смехом, что ж, тогда сила заставит их считаться с ними.

    Пусть теперь они нас боятся и поймут на своей шкуре, что такое зависеть от чужой жалости или ее отсутствия.

   И не надо теперь, задним числом, лить слезы, обвинять нас в дикости и жестокости и призывать к христианскому милосердию.. вы не этому научили нас!
 
- Гражданин Бресси.. господин граф! - решительно окликнул Норбер, - я попросил бы вас задержаться! Давно хотел поговорить с вами! Не беспокойтесь, лично вам и вашей семье ничто не угрожает! Не угрожаю, прошу вас, уделите мне немного времени!

   Де Бресси неуверенно остановился на пороге, но всё же подошел к столику, за которым сидели Куаньяр и его товарищи.
   Норбер счел необходимым отсесть за другой столик, подальше от Армана, который тяжелым мрачным взглядом наблюдал за графом, лишь уважение к Норберу с трудом сдерживало его бешенство, и пригласил графа присесть.

   Спутники маркиза опасливо и удивленно переглянулись между собой, такого еще не бывало, и стали отступать от стойки к выходу…Маркиз ушел последним, метнув на якобинцев озлобленный взгляд.  Он был намерен жестоко отомстить, его мелко трясло…

   На пороге он обернулся и очень вовремя, прямо в голову ему летела пустая бутылка, со всем бешенством брошенная сильной рукой Армана. 
   Маркиз ловко увернулся от опасного снаряда и лишь бросил, шипя через плечо:
- Твари, проклятые твари... Четвертовал бы.. своими руками!

    Но их больше никто не боялся.. люди  провожали их саркастическими замечаниями, шутками  и свистом!

- Эй, враги народа! - насмешливо и вызывающе закричал им вслед Пикси,      -  где ваши хваленые манеры, вас не научили закрывать за собой дверь?! Или привыкли, что это делают лакеи?!

- Ты отомстил за мое унижение, брат... - невольно вырвалось у  Куаньяра, о чем он тут же пожалел.

- Ты о том, как он швырнул в тебя бокал, как в собаку?!  Удивлен, что я знаю? Жюсом проболтался, он был очень зол и обижен за тебя...
  Ну и стоило тебе лаяться со мной и спасать этих ублюдочных аристократок? Ладно, я не злюсь на тебя. Хочешь, мы задержим их всех?!», - глаза Армана зловеще сверкнули, - всё закончится.. здесь и сейчас..Заодно и увидим, действительно ли их кровь голубая..или нас и тут обманули?

- Не надо.. скоро всё закончится и так, поверь.. Самоуверенные уроды так и не поняли, власть их закончилась.  Им недолго еще корчить из себя обитателей Олимпа...

- Дядюшка Жером! А вот теперь еще вина и сообрази что-нибудь пожрать! Мы отметим это событие! - закричал повеселевший Арман, - «Ca ira! Les aristocrates a la lanterne!», - он окинул де Бресси выразительным бешеным взглядом, - что, не нравится наше общество, высокородный господин?! 
 
   Де Бресси старался не встречаться взглядом с Арманом, в окружении   санкюлотов, по большей части нетрезвых и воинственно настроенных, он чувствовал себя в опасности, и повернулся к Норберу:
      
- Что вам от меня нужно... гражданин Куаньяр? Надеюсь, вы не заставите меня слишком долго выносить эти издевательства...

- И в мыслях не имел унижать вас... Давайте отсядем за дальний столик. Буквально на пару слов.. господин граф... Потом я сам провожу вас до дома, в моем присутствии никто из них и не подумает напасть на вас.

   Через  месяц, в середине июля 1792 года, сдав дела Жаку Арману, бывший председатель Якобинского клуба Санлиса вместе с друзьями детства Филиппом Дюбуа и Пьером Жюсомом отправился покорять революционный Париж, чтобы никогда более не вернуться в отцовский дом.

   И поэтому он не знал, что имения ненавистных народу графа де Белланже, де Ласи и де Вальмеранжа, санкюлоты спалили почти сразу после его отъезда, а семья графа де Бресси уехала в Париж немногим позже…в первых числах августа. Пикси не стал ему об этом писать, видимо не считал чем-то интересным и важным для прежнего председателя.

  Сложилось так, что 10 августа 1792 года в качестве члена Парижской Коммуны Норбер участвовал в штурме Тюильри, где и столкнулся с давним и «любимым другом»  маркизом де Белланже, он был одним из «рыцарей кинжала»... 

  Чуть позднее, намеренно оставил прежнюю должность и  уже в сентябре был избран депутатом Конвента от Санлиса, не без самого активного дружеского содействия Огюстена Робеспьера, который в свою очередь баллотировался в Конвент под покровительством старшего брата. 
 
  Именно отношения с этим добрым и общительным молодым человеком позволили Норберу посещать дом на улице Сент-Онорэ, позволили приблизиться к его знаменитому старшему брату, давнему властителю своих дум…

  В это же время Жюсом и Филипп Дюбуа любыми способами искали сближения с Другом Народа,  поэтому в это время они общались не слишком часто.
... ... ...

        В это время в  Санлисе.  25 июля 1792 года.

    Депутация от патриотического общества решительно явилась в особняк графа де Бресси. Имения его соседей и родственников де Белланже и де Ласи, высокомерных и жестоких, особенно ненавистных простому люду были уже сожжены, их обитатели  сбежали, кто в Лондон, кто в Вену…

    Верная графу прислуга испуганно шарахалась от вооруженных, настроенных властно и воинственно людей. Депутацию возглавлял уже знакомый графу Клод  Пикси. Ему навстречу вышел сам хозяин.

    Гражданин Пикси оглядывал графа вызывающе, вскинув длинноволосую голову, положив руку на кобуру, ожидая встретить грубый, высокомерный прием и попытку выставить вон. 

    Но де Бресси, подавленный обстоятельствами и превосходящей силой незваных гостей, сумел проявить дипломатический такт, и сдержанно поклонившись, сам проводил их в гостиную, жестом показал на стулья.

- Прошу вас, господа… извините, граждане! Чему обязан столь важным визитом? Присаживайтесь. Могу я предложить вам выпить?

    Пикси мрачно сузив глаза, изучал  лицо хозяина, неужели издевается паразит, чего еще ждать от господ? Он знал от Жака Армана, как родственник графа, маркиз де Белланже встретил Куаньяра..

   Санкюлот слегка успокоился, не обнаружив на бледном лице графа ни тени высокомерия, издевательства или ненависти, поэтому сел, выразительно выложив на стол пару пистолетов.
   Неуверенно оглядывая непривычное великолепие обстановки гостиной сели и другие.

- Собственно, мы вот по какому делу.. наш бывший председатель Куаньяр собирался к вам сам, еще 14 числа,  но сдав должность, уехал в Париж и оставил для вас письмо..  - Пикси вытащил из-за потёртого обшлага сюртука сложенную вдвое бумагу, - конечно, я мог бы придти и один.. - сделал неопределенный жест рукой, - но хотелось убедиться, что вы никуда не сбежали..»

- Не было и в мыслях.. я не собираюсь эмигрировать.. Так что вам предложить, коньяк или бордо? Заметьте, граждане, я принимаю вас искренне и даже с некоторым удовольствием...

  И тут же недовольно поморщился. Вот же вырвалось такое, подумалось с досадой.  Но надо же думать о детях и племяннице.

- Можно и без удовольствия, господин хороший! Ты уже не смеешь приказать слугам избить нас и выгнать вон, затравить собаками, как в ваши добрые старые времена! - нервный озлобленный возглас вырвался у одного из товарищей Пикси.

- Я никогда никого не приказывал бить и травить собаками, ваш гнев не по адресу, любезный! - не сумел сдержаться де Бресси.

  Пикси отозвался, сделав успокаивающий жест, он откинулся на спинку стула, деловито поправив шерстяной красный колпак с кокардой:

- Куаньяр советует вам уехать в другой город, в крайнем случае, если Арман станет особенно агрессивен,  подумайте об этом. Но он же категорически предостерегает вас от эмиграции. Вам ясен смысл того, что произошло 20 июня? Жирному Луи крышка и это уже вопрос времени.. Мне коньяк.. гражданин..

- А водки нет? - вдруг живо отозвался сидящий рядом с ним мрачный субъект. Пикси недовольно оглянулся на товарища, тот ничуть не смутился, расположившись в кресле уверенно и вальяжно.
   
   Слуги переглядывались, ожидая взрыва благородного возмущения хозяина и боясь за себя и за его жизнь, но граф остался спокоен, по крайней мере, с виду.

- Кальвадос - спокойно отозвался окруженный  санкюлотами де Бресси, его самого было уже сложно смутить, - но отчего не пришел ваш новый председатель?
      
    По губам Пикси скользнула свирепая усмешка, рука с рюмкой опустилась, пригнув голову, он зарычал:

- А вам хотелось бы увидеть Жака Армана?!  Была бы воля Армана висеть бы всем вам на ближайших фонарях!

   Прислуга в ужасе закатывала глаза и крестилась, когда незваные гости не    могли этого увидеть.   

- Вы такого же мнения? - лишь с виду невозмутимый, граф нервным жестом поправил пышный галстук, который вдруг начал его душить. 

    Граф уже успел заметить, что подчеркнутая грубость и жестокость представителей революционной власти большей частью проявлялись лишь на публике и в рабочем кабинете, при встречах же в неофициальной обстановке многие из них держали себя вполне спокойно и даже вежливо.

   Странно, думалось ему, они словно соблюдают какой-то таинственный ритуал или реализуют собственные фантастические представления о том, как надлежит себя вести «истинному республиканцу».

   А может каждый опасается в глазах товарищей выглядеть слишком мягким и ненадежным? При этом способность к сочувствию явно считается у них нежелательной, опасной  и подлежащей жесткому осуждению. Чудеса, да и только...

    Пикси залпом проглотил коньяк и поднял на хозяина дома мрачные глаза, ответ его, однако, показался уклончивым.

   - Так думает Жак Арман.. и некоторые другие товарищи, но многие настроены к вам вполне терпимо.. Мы слишком уважаем Куаньяра, он оставил мне некоторые инструкции,  и.. вам с нашей стороны ничто не угрожает.. и особняк ваш останется цел, но..только не вздумайте эмигрировать!

    Де Бресси задумчиво покачал головой, да, он как раз собирался уехать, но   в Париж, а не за границу, ведь «самое темное место – под фонарем»:

- Может это и разумный совет.. Но одну минуту.. гражданин Пикси, сейчас подадут обед.. надеюсь, граждане, вы не откажетесь разделить его с моей семьей?   

    Пикси слегка поперхнулся коньяком и бросил на графа недоверчивый хмурый взгляд, но, не обнаружив, ни тени насмешки или страха выразительно наклонил голову в знак согласия.. не каждый день его принимали в графском особняке и он не мог себе отказать..

    Один из товарищей Пикси, заложив ногу на ногу, обувь не поддавалась ни чистке, ни описанию, бешеным взглядом мерил хозяина дома, и наконец, решился нарушить молчание:

- Что, аристократ… не нравится тебе наше присутствие.. в мыслях надо думать, перевешал бы всех нас.. вот досада, - в тоне послышалась злая ирония, - а терпеть придется.. непривычно, правда, господин граф?! А фонаря вы не боитесь, ваше сиятельство?!

   Де Бресси напрягся, Бог знает, что придумают эти агрессивные и вооруженные, а теперь и подвыпившие люди, окружившие его со всех сторон?

   Пикси нахмурился и бросил властно:
- Помолчи, Лувэ, по существу ты прав, но это явно не твой день..

   Беззлобный смех санкюлотов над грубияном Лувэ успокоил хозяина, значит, далеко не все были настроены так  кровожадно, как хотели изобразить.

   Многие из них рассеялись по гостиной, своим воинственным видом распугивая прислугу, разглядывая картины, дорогие безделушки и статуэтки, мрачность и подозрительность забавно сочеталась   с детским любопытством и наивностью дикарей Руссо. Эти люди никогда не видели господский дом изнутри.

    Компания перешла в столовую. Слуги подали обед. Из дальних комнат пришлось выйти молоденькой дочери и племяннице графа и мальчику-подростку, сыну де Бресси.
 
   Несомненно, сам хозяин держался лучше всех, девушки были бледны от ужаса, за поведение сына де Бресси очень переживал, страх в глазах подростка сменялся открытым отвращением и ненавистью, это было совсем небезопасно.

  Когда сытая и подвыпившая компания за столом занялась беззаботной болтовней, будто каждый день их приглашали на обеды в господский особняк, де Бресси, поймав злобный взгляд Лувэ, обратился вполголоса к Пикси:

- Гражданин.. этот человек считает мою племянницу и ее подругу.. виновными в том.. что с ним жестоко обошлись.. прошу вас поверить.. они не так воспитаны..

- Я сам был свидетелем этой поганой истории.. я знаю, девчонки не давали такого приказа, но сударь.. кучера знатных господ привыкли так действовать и без всяких особых указаний - и встретив протест в глазах де Бресси, вяло отмахнулся, - я и многие другие.. уважаем Куаньяра.. вас не тронут.
  Захочет ли принять извинения бедняга Лувэ, не знаю, я могу поговорить  с ним, согласится ли Арман, с тем, что мы делаем для вашей семьи исключение?..
  Думаю, никогда, с ним говорить очень трудно, почти невозможно, чуть что не так и весь кипит бешенством - и неожиданно поднял бокал и обратился к  19-летней племяннице де Бресси, - выпейте с нами, мадемуазель.. за здоровье нации! Кажется, отличный повод и ничего дурного в этом нет! Разве мы все не французы? Вы так не думаете, господин граф? - в тоне беззлобная насмешка.   

   Граф закусив губы, молча, кивнул, и бросил на девушек выразительный взгляд. Ради Бога, не покажите возмущения или враждебности…

- Конечно, мы не отказываемся! - личико Луизы де Масийяк было очень бледно, голос еле слышен, тонкая дрожащая рука подняла бокал, - за здоровье нации, граждане!

  Развеселившиеся гости ушли лишь через три часа. Девушки были в полуобморочном состоянии, у сына де Бресси на глазах злые и бессильные слезы, сам граф, молча сел в глубокое кресло, расстегнув воротник и сняв галстук.. Верная прислуга наперебой выражала злость, возмущение и сочувствие…

- Всё, моему долготерпению конец, завтра мы все уезжаем.. и не в Лондон, не в Вену, а прямо в Париж! Заглянем в гости к Жюайезам! И возможно, я еще сумею пригодиться Его Величеству... если уже не поздно...