Якобинец. Глава 5. Сентябрьские убийства 1792 год

    Сентябрь 1792-го… 5-е число..
    По личному поручению Робеспьера, но официально, от Совета Парижской Коммуны Куаньяр поздно ночью явился в мрачные стены Аббатства…

   Некоторое время нервно оглядывался,  сильных впечатлений с первых шагов было достаточно. 

   Во внутреннем дворе, где расположился импровизированный трибунал Майяра, прервавший свою бурную деятельность на пару часов, булыжники были залиты кровью, сапоги скользили, с целью удалить кровь, всё пространство  двора покрывали пучки соломы.

   В свете фонарей он увидел тела, много десятков зарубленных, заколотых, забитых насмерть людей с разбитыми головами лежали один на другом, телеги за ними еще не приехали.

    Перед ним, членом  Парижской Коммуны, почтительно расступались исполнители приговоров, хмурые парни в заляпанной одежде, с закатанными по локоть рукавами, с их сабель и пик еще капала кровь.

     К горлу подкатила предательская тошнота. Норбер хотел прислониться к стене, но резко отдернул руку, лишь коснувшись её.. и здесь брызги крови…Затошнило сильнее..

   Немалым усилием воли он взял себя в руки.. Прямо мимо Куаньяра, не заметив его, прошел человек. Норбер сразу узнал Билло.. его поразила невозмутимость, изящно и ловко, как крупный кот, Билло перешагивал через кровавые лужи, чтобы не запачкать обувь. Что же это, огромное самообладание или  внутренняя чёрствость?
 
   Откуда взялось разом столько… исполнителей? Ведь все  были уверены, даже Дантон говорил о том, что драть глотки об истреблении врагов революции могут многие, но мало кто согласится лично поднимать на штыки и рубить безоружных…

   Так кто они, эти сомнительные «герои»? Не  обычные ли они преступники…те, кого тот же Дантон грозился отослать в армию, на передовую, если им так хочется кого-то убивать, то пусть убивают иностранных интервентов и офицеров-дворян, изменников Родины из эмигрантских корпусов…А пока все они здесь…и кажется нашли себе занятие…

   Но это верно лишь наполовину. Есть совсем другой тип исполнителей, готовых к роли палачей.  Это люди, движимые личной местью, унижение, боль и ярость которых столько лет подряд не могла иметь никакого выхода,  долгие годы они были бессильны против привилегированных обидчиков, безнаказанных насильников, титулованных убийц…  И как же их много не только в Париже, но и во Франции..

   Впрочем, тот же Дантон хотел добиться того, чтобы  парижскую молодежь, отправляющуюся на фронт и эмигрантов, стоящих на французской границе в составе войск герцога Брауншвейгского разделила «река крови», которая отрезала бы все пути назад, к сговору и компромиссу с представителями «старого режима».

   Первый этаж, помещения, стены и ступени тоже не порадовали своим видом.  Отчего же так тяжело сжимается сердце, ведь и в Тюильри 10 августа пол от крови не был сух.  Сколько аристократов уже тогда оказались с нашей помощью в раю. Так в чем же дело?…
   
   Уверенно прошелся по нескольким помещениям, охраняемым нетрезвыми и вооруженными людьми, ожидающими приказа к очередному этапу резни, а в ожидании продолжающими пить вино, смеющимися и распевающими «Ca ira». Опьянение и сильнейшее нервное возбуждение от уже пролившейся крови делали свое черное дело.

      В этих помещениях находились обезумевшие от страха заключенные, в основном аристократы обоего пола и священники, одни метались в истерике в поисках выхода, другие со слезами умоляли о пощаде, но на выходе из помещения всех их встречали сабли и пики охраны.  Во внутренних помещениях заключенные забаррикадировались, пытаясь организовать сопротивление.

    Всё это позднее хорошо опишет в своих мемуарах офицер из «бывших» Журнийак де Сен-Меар, находившийся там, сумевший сохранить жизнь благодаря редкостному самообладанию, честным ответам и достойному поведению, которое произвело на санкюлотов определенное впечатление...людей, способных вести себя так среди этих кровавых   кошмаров оказались считанные единицы.

   Многие дамы рыдали,  некоторые заключенные впали в тяжелое оцепенение, другие пытались найти место, где можно спрятаться в этом замкнутом пространстве, кто-то даже нашел в себе силы держаться спокойно, хотя бы внешне,  но все они провожали его взглядами, полными нескрываемого отчаяния и ужаса.

     В углу на матрасе лежал  мужчина с полузакрытыми глазами и хрипло стонал, он был ранен, на боку расплывалось кровавое пятно. К нему склонилась молоденькая девушка, положила руку на лоб, ее бледное лицо приняло озабоченное выражение.

     Она обернулась к своей соседке:
- Он не выживет без перевязки ...срочно нужна перевязка. Выбора нет.

- Значит, ты решилась? По-человечески от этих зверей ничего не дождаться.

   Обе замолчали, когда заметили, что  один из санкюлотов всё слышит и наблюдает за ними.

   Наконец Куаньяр (это был именно он),  решил вмешаться, голос прозвучал отрывисто и резко:
- Что именно ему сейчас нужно?

  Одна из девушек, худенькая в светло-зеленом платье, поднялась с матраса и подошла к нему:
- Нужна чистая вода, бинты, спирт, иначе он умрет... - и понизив голос, опустив глаза, - у меня нет денег, но я сделаю всё, что вы хотите...ВСЁ...

    Смутившись,  Куаньяр на секунду замолчал.

- Я ничего не хочу...но будут  у вас и бинты и спирт. Могу я узнать ваше имя? Кто вам этот человек, брат, муж, жених? Кто он? 
      
- Моё имя Александрин дез Эшероль...Нет, он мне не родственник, не муж и не жених... Он был среди защитников Тюильри 10 августа...
 
- Вам он никто и всё же вы были готовы ради него..., - он  проглотил грубые слова, готовые сорваться с губ, - почему?  Вы чем-то очень обязаны ему? Или кто-то раньше уже ставил перед вами такие условия?

     Девушка ничего не ответила. Куаньяр хмуро разглядывал ее миловидное юное личико, бледное от пережитого и от ожидания готовящегося кошмара, большие слегка потухшие глаза.

- Ждите, принесут и бинты и прочее. Да, принесут еще немного продуктов, вы неважно выглядите. Гражданин Марни! Жером! Я тебя видел, выходи! 
      
   На окрик в дверях появился лохматый коренастый мужчина с саблей на боку и бутылкой вина в руке, сняв красный колпак, он утер им лицо и небрежно оперся о косяк.
- Какие люди! Индеец, зачем ты здесь? Заходи к нам, выпьем!
      
    Норбер знал его, как участника штурма Тюильри. Вроде хороший парень, сосед из Сент-Антуана, малообразованный, грубый на язык,  это факт, но кажется, не маньяк, не палач по призванию, так зачем он здесь?

- В другой раз, Жером. В другой раз...

    Куаньяр подошел к нему близко, никто из окружающих не слышал, о чем говорили санкюлоты, кроме одной фразы:

- Жером, принеси им лекарства, какие потребуются, продукты и ...бутылку вина... Считай, что ты делаешь это не для них, а для меня! И еще... я был бы тебе благодарен, если бы...ты позаботился об этой девочке, спаси её, если она враг нации, то я китайский монах...

    К горлу подошел комок. На одежде и даже на руках Жерома он увидел засохшие бурые пятна, вспомнилось 10 августа. Сдержит ли он слово, не захватит ли его с головой то дикарское возбуждение кровью, которое он сам испытал в Тюильри?

   Жером глотнул вина прямо из горлышка бутылки и кивнул:            
- Хорошо, брат. Сделаю всё, как ты хочешь, мне не трудно. Пусть только держится ближе ко мне. Когда её вызовут, я могу перед Майяром сослаться на твою просьбу?

   И обернувшись к побледневшей девушке, не сводившей с них глаз, прикурил от свечи и бросил небрежно:
- Держись ближе ко мне. И будешь цела.

    Но та вдруг указала на свою старшую спутницу и раненого мужчину:
- А как же они? Я спасусь, а их...

   Но молодая женщина лишь грустно покачала головой и слегка обняла девушку за плечи:
- Не думай о нас, это твой шанс.

  Норбер поймал ее остановившийся умоляющий взгляд, противоречащий только что произнесенным словам.

   Жером растерянно почесал лохматую голову и  перевел мрачный взгляд на Куаньяра:
- Это еще чего?

   Норбер выразительно закатил глаза к потолку. Ну и что с ними делать? Не знаю.
- Моя просьба остается в силе, брат.  Александрин, держитесь гражданина Марни.

   Норбер внутренне сжался  от отвращения и сострадания, резко развернувшись, он направился к выходу, тотчас захлопнул дверь и замер, тело напряглось, лицо превратилось в каменную маску. Ну, вот и  всё.

   Ну, вот и всё... Прощайте, Александрин дез Эшероль. Я не знаю,  сдержит свое слово Жером или нет, переживете ли вы эту ночь... Но как же я хочу, чтобы вам повезло...  Когда же закончится эта страшная ночь?...
... ... ...   

       Свернув по длинному коридору в соседнее помещение,  Норбер вдруг резко остановился от нескрываемого ужаса, почувствовав слабость во всем теле.

     В  одном из близко стоящих к нему заключенных мужчин он сразу и безошибочно узнал графа де Бресси, по счастью, тот не видел его, точнее не отличил от окружающих его других санкюлотов.
    Значит, две девушки и подросток рядом с Бресси, его дети и племянница?! 

    Дискомфорт от увиденного ранее, сразу отступил перед липким ужасом, ведь они... ОНА... сейчас буквально на волосок от смерти!

    Исчезли из особняка Жюайеза после 10 августа, чтобы сейчас объявиться здесь, в стенах Аббатства.

    Взять себя в руки. Все эмоции прочь, в мусорную корзину, нужно скорее на что-то решиться…ведь это короткое затишье  перед новым этапом резни...

   Майяра он нашел в одном из внутренних помещений за столом, заваленным с одного края бумагами, с другого грудой сабель, в центре красовалась медная лампа.
 
   Бывший пристав суда в Шатлэ сразу узнал Куаньяра, оба были среди тех, кто 10 августа вместе с народом штурмом брал Тюильри.  Майяру с порога бросилось в глаза, как сильно побледнел «вождь краснокожих».
    Куаньяр лишь казался невозмутимым, но блуждающий рассеянный взгляд выдавал тщетно скрываемое напряжение нервов.

    Майяр жестом указал ему на бутылку бордо:
- Выпей и успокойся, с чего вдруг нервы?  На ступенях Тюильри крови было не меньше. Так-то лучше, с чем пришел?

  Норбер уже успел уяснить себе причину отвращения к происходящему, он не считал, что между штурмом дворца  и  резней безоружных, которая происходила в этих стенах есть что-то общее, но сдержался:

- Я, собственно, к тебе по поручению…, - понизив голос до шепота, называя имя, Норбер склонился к Майяру через стол, - это касается судьбы троих священников и… еще одной семьи.. я должен забрать их всех..

- Нет проблем, укажи мне их... - Майяр устало откинулся на спинку стула.

- Станислас… а если так.., чтобы решить это дело между нами.. без ваших присяжных.. особенно это касается той семьи..

    Норбер не мог не понимать, в каком  состоянии сейчас находились Луиза и ее еще более юная кузина, почти девочка, они слишком многое пережили здесь, чтобы выдержать до конца пытку неизвестностью… Да и что может в отчаянии отчудить сам де Бресси?

- Весьма обидное недоверие... их бы и так оправдали, но будет так. А вот священникам придется предстать перед Трибуналом, но всё же будь спокоен и за них…Встань рядом с нами, когда очередь дойдет до интересующих тебя людей, укажи на них..

- Есть деликатный момент, Станислас.. в отличие от священников, эти люди.. не должны видеть меня и знать, что именно я причастен к их освобождению..

    Майяр выслушал его с легким удивлением, но вопросов задавать не стал:
- Встанешь под навесом в полумраке, тебя не увидят..

- Когда вы решили продолжить...работу? - последним словом Куаньяр всё же подавился
- Менее чем через час, Норбер, ждать тебе недолго..Но с рассветом мы разойдемся по домам….

   Поднявшийся было со стула, Куаньяр резко опустился обратно:
- Страшная смерть, но почему их рубят и забивают дубинками... а не расстреливают к примеру? Это было бы более....гуманно? В чем же дело, зачем так…мы же не звери, Станислас?

   Майяр нахмурился:
- Тебе говорить легко.. А кто же выдаст им огнестрельное оружие? Кто официально подпишется под всем этим? Не сделают этого ни наши, ни бриссотинцы. Ролан и Серван, Дантон и Робеспьер.. все, все одинаково устранились.

   Если бы трибунал работал более эффективно еще в августе,  этого бы не случилось.. Всем желательно это  самое «устранение изменников в тылу в      момент вступления пруссаков в Верден», как трещат газеты.  Все хотят поднести кулак к носу бриссотинцам... Но все понимают, как это будет выглядеть в реальности и никто, никто не желает быть обвиненным хотя-бы в косвенном соучастии или в попустительстве!. Мне досталась неблагодарная и грязная работа, Норбер!

- Рад, что ты это понимаешь.  По примеру 89 года вы пытаетесь возглавить и направить в нужное русло то, что предотвратить всё равно невозможно. Но здесь это ошибка, и хуже всего то, что эта роковая ошибка бросит тень на Якобинский Клуб в целом.. А бриссотинцы, газеты которых 3 сентября находят это «разумной мерой», 23-го припишут всю ответственность исключительно нам.. Словно Ролан и Серван как-то пытались предотвратить это.

    И Куаньяр счел нужным добавить:
- И всё же я благодарен тебе и все признают твою энергию и способности организатора, говорят, то, что творится у Эбера в Ла-Форс вовсе не поддается никакому описанию..

    Он знал, Майяр за это время спас более сорока человек, у Эбера удалось вырвать не более шести..

- Спасибо на добром слове, Норбер. Но кажется ты прав, мне еще предстоит выслушать немало упреков и.. проклятий…
- Когда же это наконец закончится, Станислас?
- Сегодня и закончится.

  Притаившись под навесом, незаметный для обвиняемых, Норбер наблюдал за работой импровизированного трибунала, суд был более чем кратким и выносил только два вида приговоров либо «помилован именем народа», либо...
    Майяр произносил коротко: « В Форс!». Обреченные думали, что речь идет о переводе в тюрьму Ла Форс, но это означало смерть.

    Расправы начинались прямо во внутреннем дворе, иногда сразу  за дверью, в отдельных случаях непосредственно в самом помещении, так, что брызги крови долетали до самих членов трибунала, пачкали документы... В таком виде эти документы и сохранятся для истории.

    Норбер сделал выразительный жест, когда перед трибуналом появились один за другим трое пожилых людей в сутанах…После их оправдания он снова спрятался в сумрак под навес..

    Граф де Бресси с семьей, даже не предстали перед Трибуналом, смертельно бледные, застывшие как статуи, прижавшиеся друг к другу, они были окружены вооруженными санкюлотами и выведены со двора тюрьмы еще до начала работы трибунала.  И сейчас, оцепенев в глубоком ужасе, могли только гадать, куда их ведут и что именно намерены с ними сделать.

- Идите за мной, - обратился Куаньяр к священникам, - я буду сопровождать вас, для того, чтобы вас не убили по дороге или не вернули обратно.. Вам ничего более не угрожает, граждане..

  Неожиданно самый старший из них подошел к нему ближе и в порыве нахлынувших эмоций вдруг перекрестил революционера:
- Да благословит вас Господь! Мы будем молиться за вас, хотелось бы узнать ваше имя..

  Отчего-то Норбер смутился и невольно вздрогнул:
- Норбер Мари Куаньяр.  Но вам следует молиться не за меня.., - он подошел к священникам совсем близко и одними губами произнес это хорошо известное  имя, - вы были его учителями в коллеже Луи Ле-Гран...Вы обязаны жизнью именно ему..

-  Но, гражданин.. не могли бы вы оказать милость.. еще одному человеку..вы.. благородный человек.. умоляю.. не откажите..

   Луиза была спасена и к Норберу вернулась уверенность и доброе расположение духа. Услышав мольбу старика, он тихо вздохнул, они живы, что им нужно еще, и всё же..

- Кто этот человек.. он тоже священник? Незаметно укажите мне на него..если ваша помощь ему еще нужна...

  Молодой человек в сутане не попался на глаза членам трибунала, что ж, это хорошо, не придется снова объясняться с Майяром. Подойдя сзади, Куаньяр опустил руку ему на плечо:
- Вы с нами, гражданин, на выход..    
- Нет... нет... как  же так можно... меня даже не судили...

  Ужас метнулся в широко раскрытых глазах, это было неприятно, Норбер резко обернулся к священникам:
- Выходим быстрее, не задерживаемся, объяснитесь с ним по дороге или вам так понравилось в этих гостеприимных стенах?! Ну же, живее!
 
    Грубость проистекала прежде оттого, что сам Куаньяр уже буквально задыхался от желания выбраться из ада, где крики, мольбы о пощаде, стоны, рыдания, тяжелый запах крови. Он уже знал, эти воспоминания будут преследовать его достаточно долго… Ну и как это выносил часами сам Майяр?! Так вот за чью душу надо было помолиться…

- Эти свободны! - властным жестом отстранил он угрюмых вооруженных мужчин свирепого вида, уже приглядывавшихся к его подопечным.

   За воротами Аббатства охране из санкюлотов пришлось перегруппироваться, сам Куаньяр шел на некотором расстоянии сзади, незамеченный освобожденными и вроде даже сам по себе.

   Пройдя самые опасные, близкие к тюрьмам улицы, парни из Аббатства добросовестно отправились сопровождать священников и оставили без внимания де Бресси с семьей, всё выглядело так, словно забыли о них.

   Группа растерялась, но совсем ненадолго, по знаку де Бресси все четверо резко ускорили шаг, чтобы свернуть в неосвещённый проулок.

  Такой поворот дела совсем не понравился Куаньяру, наблюдавшему за ними с почтительного расстояния, он и так не слишком скрывался и его присутствие вскоре было замечено.

   Он подошел к ним совсем близко и остановился. Де Бресси сделал в его     сторону резкий отстраняющий жест, Куаньяр в опущенной на глаза шляпе, завернувшийся в темный плащ не был узнан графом, но на его шляпе красовалась национальная трехцветная кокарда республиканца…

  Норбер сначала не подумал, что обе стороны видели ситуацию совершенно по-разному.  Он вышел из тени на освещенное место и поправил шляпу, намеренно давая возможность рассмотреть его.

    Он хотел, чтобы де Бресси узнав его, понял, что бояться им больше нечего, но все вышло точно наоборот.

   Лицо де Бресси чуть заметно изменилось, он отступил на шаг.
- Как.. это вы..

    Зачем здесь этот тип? Вне сомнения он преследовал их, выследил, что же еще ему нужно? Конечно же, он хочет отомстить за все унижения, нанесенные ему кузеном Белланже, за то, что он мог счесть обидой со стороны самого графа де Бресси, за просьбу держаться на расстоянии от его племянницы…Не зря же он допрашивал  об их местонахождении родственниц Белланже после 10 августа...едва не накрыл их в особняке Жюайеза.

    Для чего же еще этот санкюлот  возник здесь как чёрт из табакерки, в самый момент чудесного спасения?!

    Убить его? Но де Бресси был совершенно безоружен, а из-за расходящегося на груди плаща Куаньяра он ясно увидел саблю и пару пистолетов.

- Эти улицы для вас также не вполне безопасны, - прервал молчание Куаньяр, - я намерен проводить... до самого порога дома...

   - Могу я узнать.. гражданин.. с чего вдруг мы, едва не убитые в Аббатстве, заслужили такую трепетную заботу якобинца? - у де Бресси явно сдавали нервы.

   Норбер почувствовал смутную обиду, а потому глухое раздражение:
- Вам предпочтительнее вернуться домой или в Аббатство, а может вам симпатичнее Ла-Форс и гостеприимство Эбера? У вас есть масса возможностей украсить собой вот один из этих старинных фонарей, как только вы попадетесь на глаза очередной группе волонтёров..Я намерен дойти с вами до самого дома…
   
  Но де Бресси увидел в этом предупреждении лишь прямую угрозу. И к чему этому упрямому санкюлоту так нужно узнать их новый адрес?

- Вы явились как расплата за случайность счастливого спасения..Ведите нас, куда хотите, ведь знаю, стоит вам подать знак…я уверен, что вы не один... как появятся десятки ваших кровожадных дьяволов с пиками в красных колпаках!», - вырвалось со злобой и  отчаянием - только имейте в виду, гражданин санкюлот, в кровавый ад Аббатства мы не вернемся иначе, как силой, зовите своих людей...а лучше прикажите убить нас прямо здесь!»
       
  Норбер задохнулся от гнева и острой несправедливости. До какой же крайности все они презирают нас… Сдержало лишь ЕЁ присутствие.

- Может быть, вы окажетесь менее упрямы?, - Норбер с надеждой повернулся к Луизе де Массийяк и постарался придать своему холодному голосу  максимально мягкий тон и чуть более эмоциональный окрас, - и поверьте, моё появление не угроза, а присутствие рядом защитит сейчас вас лучше любого охранного свидетельства...Не верите? Но разве я не пришел вам на помощь в Санлисе? Простите, что вынужден был напомнить об этом. Если вы поверите мне, я сделаю всё возможное для вашей безопасности...

- Мне кажется, что у нас нет  выбора - услышал он ее тихий слабый голос.

    - Вы не раскаетесь в том, что доверились мне - Норбер впервые позволил себе подойти к девушке совсем близко и осторожно взял ее за обе руки, что совсем не соответствовало простым нормам вежливости. Девушка немедленно отстранилась.

    Страх и недоверие в ее глазах больно задели его, заставив отступить на шаг и пригнуть голову, изобразив подобие легкого поклона.

- Вы сегодня пережили слишком много даже для мужчины, - тихо добавил он, словно за что-то или за кого-то извинившись, - для меня память об этой ночи также окажется чрезмерно тяжела.    
 
   Де Бресси не выдержал, резко буркнул под нос:
- Вы один из них и вы говорите нам о чувствах!

  Тёмные глаза Куаньяра  загорелись яростью, граф считает его участником этой резни?! Вырвалось глухое рычание:

- Вы должны помнить, что я всегда относился к вам терпимо! Но сейчас, вы делаете всё для того, чтобы мне захотелось свернуть вам шею!

   Де Бресси развернул плечи, словно принял боевую стойку:
- И что же сдерживает ваши страсти, гражданин санкюлот? Что же мешает вам отомстить разом всем нам за оскорбления маркиза Белланже? Уверен, вы и сейчас жаждете мести?

   Но Куаньяр уже взял себя в руки и мерил его холодными глазами:
- Белланже мёртв. Хотите узнать, как это вышло? Мы встретились в     Тюильри 10 августа. А теперь к делу, именно из-за вашего упрямства мы всё еще здесь.  Все немедленно за мной, не желаете сообщать адрес и не надо, идём на улицу Сен-Жак. Я найду для вас квартиру на ночь, а завтра... 
 
- Завтра, мы освободим вас от трогательной заботы о нашей судьбе.
  Де Бресси остался непреклонен.

  Приближающийся шум, топот множества сапог и деревянных сабо, нестройные звуки  «Са ира», воспроизводимой нетрезвыми голосами заставили всю группу остановиться и прислушаться…

- Волонтёры - сузив глаза, Норбер обернулся к графу, - мы их дождались в результате вашего недоверия и упрямства. Как думаете, куда направляется в два с четвертью ночи вся эта веселая толпа? В Аббатство, в Карм или в Ла-Форс? Настроены ребята более чем решительно.

  Побледневшего де Бресси откровенно передернуло. Девушки в молчаливом ужасе прижались к нему, пятнадцатилетний сын де Бресси пытался изобразить смелость, но после пережитого кошмара в стенах Аббатства это у него не получалось.
 
 - Стойте где стоите и не думайте бежать, я член  Парижской Коммуны, моего присутствия рядом с вами достаточно для вашей защиты...

   А вот и санкюлоты. Бедно одетые длинноволосые юноши и мужчины из рабочих предместий, вооруженные фантастически разнообразно, кто саблями, кто пиками, кто плотничьими топорами и кровельными ножницами, у многих в руках были ножи, привязанные к длинным палкам...

    Их весьма много, настроены они крайне воинственно… Норбер невозмутимо наблюдал, не выпуская при этом из поля зрения графа и его семью…

   Толпа поравнялась с ними. Действительно, трехцветный шарф, опоясывающий Куаньяра, оказывал определенное действие. Их оглядывали мельком, но не проявляли   ни малейшей враждебности, скорее  явное почтение.

   Неожиданно от толпы отделился худощавый, но мускулистый молодой человек в шерстяном красном колпаке, с пикой в руке, он пригляделся к Куаньяру:
- Норбер, брат?!.. Вот так встреча!

  Норбер сразу узнал его. Жак Арман, сосед и товарищ детства, земляк!
- Ты же остался у нас за председателя! Ты давно в Париже? Зачем ты здесь?

  Арман мрачно нахмурился:
- Тут такие дела.. сам как-будто не понимаешь.. Я участвовал в штурме дворца.. мне повезло..Ты помнишь…я поклялся добраться до Белланже.. ублюдочный аристократ…я найду его и убью.. Он здесь, в Париже!», - бледное лицо молодого человека стало сосредоточенно свирепым, - он уничтожил всю мою семью, а я.. разберусь теперь с ними со всеми..прежде чем уйду на фронт...

   И сколько собралось подобных ему мстителей в Париже, а по всей Франции? Знает только один Бог! Дворянство пожинает то, что веками и годами сеяло само, своей надменностью и черствостью, презрением и жестокостью к «низшему классу»…
 
   Де Бресси вздрогнул и надвинул шляпу на глаза, подросток и девушки отвернулись, словно по команде. Они родственники искомого де Белланже и Арман легко узнает их…

  Куаньяр слабо улыбнулся:
- «Есть для тебя отличная новость, я тоже участвовал в штурме, правда, тебя не видел…Белланже убит, я сам застрелил его в Тюильри 10 августа! Что ты теперь намерен делать?»

  Арман тряхнул шапкой длинных сальных волос, тон его был по обыкновению резок:

- Я же сказал, скоро нас отправляют на фронт. Но до того…надо избавить  патриотов от изменников в тылу…мало ли еще аристократов, кроме Белланже.. от меня не уйдет ни один! Ни один не уйдет живым! Я ненавижу их всем сердцем.. ты должен понять меня…Мы с товарищами идем в Форс.. или еще куда, какая разница! Всё идёт как следует, Норбер! Но…ты же понимаешь меня, брат? Ca ira!», - худая, но очень сильная рука судорожно сжала пику, - где ты живешь? Хочешь, я принесу тебе под окно голову нашего общего «друга» де Ласи, говорят, он тоже сидит в Форс?

   Его жёсткий смех ужасом отозвался в душе замерших в неподвижности спутников Куаньяра. Значит де Ласи угодил в Ла-Форс..

   Норбер глухо рассмеялся в ответ, отметив про себя, что спасенному им от фонаря 10 августа де Ласи катастрофически не повезло:

- Не нужно, что мне с ней делать, засушить и поставить на шкаф?, -и секунду помолчав, - Жак, мне кажется, тебе не следует туда идти.. там..Ты, наверное, просто не очень представляешь себе, что там сейчас…Не марайся в этой грязи, сразу отправляйся на фронт.

- Нет, Норбер..А кто говорил нам, нищим подросткам в Санлисе про Судный день еще задолго до взятия Бастилии, разве не ты?!

  Мы организуем этим гадам с голубой кровью персональный конец света!     Всех нас в течение всей жизни лишали самого необходимого, унижали, морили голодом, безнаказанно убивали и насиловали ради развлечения, безнаказанно  сбивали насмерть своими дорогими экипажами, что ж, пусть узнают нашу жизнь на своей шкуре!
  Не отговаривай меня, пустое! Я буду убивать их своими руками!», - он уже кричал, низкий рычащий голос Армана срывался от бешенства, - у них никогда не было жалости к нам, мы же для них не люди, чернь, отбросы, отчего нам, теперь жалеть их! Ты чрезмерно добр, Норбер.. слишком добр, это совсем нехорошо, будь осторожен!

   Куаньяр смотрел на него спокойно, даже с долей сожаления.
- На ступенях Тюильри я тоже без жалости убивал их. Но там.. всё будет по-другому, перед тобой будут уже не те, высокомерные и вооруженные до зубов,  эти будут  беззащитны перед тобой и измучены ужасом. Что ж, иди, ты сделал свой выбор!

   Но Арман уже успокоился:
- Я сделал свой выбор много лет назад, как впрочем, и ты... - и вдруг резко повернулся в сторону замершего у стены де Бресси и остальных,- а это еще кто тут у нас? Видно, что боятся, просто чувствую липкий запах страха!

      Опустив пику, неторопливо он подошел к ним.
- А ну-ка.. подними шляпу с глаз, любезный! Честному человеку бояться нечего...

   Норбер, видя опасное возбуждение Армана, решил вмешаться:
- Оставь их, они со мной! 

  Но Арман тихо присвистнул:
- Какие люди.. милейший граф... какая встреча.. моё почтение, мадемуазель и вам.. молодой господин! - насмешливо улыбаясь, он снял красный колпак. В остановившихся зрачках таилась угроза убийства.

 Девушки в ужасе прижались к де Бресси.
  Норбер понял, что обе они очень недалеки от обморока. Он решительно встал между семьей де Бресси и пикой Армана.

- Я же ясно тебе сказал, эти люди со мной. Я отвечаю за них перед…(чтобы срочно придумать).. Советом Коммуны!», - тон стал очень властным и холодным, - клянусь, одно резкое движение в их сторону и....Революция  потеряет одного из своих защитников! Ничего личного, Жак!

    Рука сама дернулась к эфесу.
- Да ладно! Я что, понимаю... - Арман слегка отступил и опустил конец пики,- добрый улов.. Ну что, Бресси, пока не посчастливилось тебе украсить фонарь? Жаль, ты бы смотрелся на нем великолепно!, - глаза его зло блестели, ноздри нервно раздувались, -  а твои цыпочки могли бы  доставить немало удовольствия добрым санкюлотам, такое случалось с аристократками в Тюильри 10 августа... а потом и их... - сделал характерный жест, ударив себя ребром ладони по шее и даже  не заметил, как при его последних словах Норбер брезгливо поморщился.

   Было странно видеть, как  свирепая физиономия Армана  изменила  обычное выражение, на ней вдруг появилась растерянность и даже грусть. Даже низкий грубый голос стал гораздо мягче.

-Норбер.. мы выросли вместе, твой отец и брат поддерживали нашу семью в самые трудные дни, я всегда считал тебя товарищем.. братом...я всегда уважал тебя, ты читал нам Рейналя, Руссо.. Но уже дважды ты угрожаешь мне и почему? Из-за  проклятых аристократов! Тех же самых, что и в прошлый раз в Санлисе! Разве их родственничек, Белланже не причастен к убийству твоего брата с семьей?!    Ты один из самых искренних, честных патриотов, каких я знал... Я всегда доверял тебе, но, ни тогда, ни сейчас не могу понять. В чем дело, Норбер?

  Куаньяр подошел ближе и опустил руку на плечо Армана.
- Жак, я ничего не имею против тебя и сейчас. У нас много общего, наш маленький Санлис, наше детство, общие друзья. У тебя есть все причины для такой ненависти. А у меня есть свои и крайне веские причины поступить так, а не иначе.  Но не спрашивай меня ни о чем, это касается только меня одного, мое дело сопроводить их.. куда следует,  и никто в этом мне не помешает!
   
- Ладно. Я понял тебя и не держу зла. Что ж, был рад встрече, Норбер, я, кажется, отстал от ребят, надо спешить, может, когда еще и встретимся!

  Отсалютовав пикой, он бросился догонять санкюлотов.

  Лица всех участников сцены, кроме Куаньяра были были бледны до зелени, девушки едва держались на ногах.
- Вы обязаны этой встрече своим упрямым недоверием, Бресси и сурово наказали себя и своих близких. А теперь извольте следовать за мной без разговоров. Я сниму для вас комнату на улице Сен-Жак, а завтра решу, что с вами делать дальше..Постарайтесь не устраивать мне сюрпризов...

- Что за чудовище! - вырвалось у 16-летней Жюли, дочери графа.
 
   Норбер не понял, в чей адрес это прозвучало, в адрес Армана или его  самого и потому откликнулся очень жёстко:
- Народ все эти века жил в аду, так что легкие изменения температуры мы уже не чувствуем..
  Мадемуазель, ваши братья по классу столько веков подряд были уверены, что над дверью в АД висит надпись: « Только для черни!!!», что мы рады вас разочаровать: «Вход для всех!!! Демократия!

   Упрямиться граф более не собирался. На фоне Жака Армана  Куаньяр предстал перед ним в ином, чуть более мягком и выгодном свете.

   Однако следующим ранним утром квартира, снятая для них оказалась уже пуста..

   От отчаяния он  зло швырнул старый облезлый стул, попавшийся на пути. Старуха консьержка опасливо уставилась на него.

- Но, гражданин,  вы не говорили, что за ними надо следить... - и осеклась, встретившись с тяжелым мрачным взглядом, замерла, увидев, как молодой человек в трехцветном шарфе медленно съехал по стене и сел на пол, подтянув колени к подбородку и закрыв голову руками..

    (Я идиот! Надо было всё предусмотреть! Бресси, спасибо, любезный! Ну, и где теперь она?! С ней может случиться всё, что угодно, может их уже снова поймали, вернули в Аббатство или в Ла-Форс, может  её уже убили?!)
... ... ...

     В одном из кабинетов Тюильри  у окна Куаньяр нашел Робеспьера и Сен-Жюста.
     Молодой друг Неподкупного мерил его прохладным взглядом, Норбер не был обижен, он понимал причину, юноша относился прохладно к большинству людей из окружения Робеспьера, это касалось даже Демулена, исключением были только интеллектуал итальянец Буонарроти и общительный, добрый Леба.
    Сам Норбер в этом узком кругу воспринимался в большей степени, как близкий Робеспьера-младшего.
    Ясно, что не без их поддержки Куаньяр вскоре окажется одним из депутатов Национального Конвента.

- Гражданин Куаньяр, у вас есть, что сказать мне? - это было брошено  вполоборота, но Норбер успел отметить, что Неподкупный выглядит неважно, бледнее обычного, лишь скользнул по нему взглядом и отвернулся снова к окну..

- Да.  Интересующие вас люди живы и в безопасности.   

- Я знаю, вы сопровождали не троих, а восемь человек - снова тот же скользящий, боковой взгляд.

- Да..всё так. Эти люди не враги,  я за это отвечаю лично и потому счел своим долгом…

- Хорошо... - легкий, отстраняющий жест рукой, -  каждый из нас на своем месте и делает всё, что в его силах... - и помолчав с минуту, - вы были в Аббатстве… что там? - и снова боковой взгляд.

- Страшно - честно и коротко ответил Норбер, также, не встречаясь с ним глазами, - думаю, в эту ночь мне трудно будет заснуть,  как, впрочем, и в предыдущую...

- Не только вам, гражданин…

- К чему лишние эмоции? Это был необходимый акт, и мы все это прекрасно понимаем - Сен-Жюст холодно сузил  глаза.

   Норбер хмуро и выразительно склонил голову.

  Неподкупный не ответил другу и отвернулся к окну.