Русские Штыки в Париже продолжение 12

                ГЛАВА ПЯТАЯ
                МОЯ ФРАНЦИЯ

     Поздно вечером после первой значимой победы во Франции император Александр I усталый, но довольный вернулся со свитой в свою квартиру. Он с адъютантом Волконским в день сражения под Ла-Ротьером с утра до темноты мотался между штабом фельдмаршала Блюхера и российскими корпусами. Царь, находясь среди военачальников, нацеливал их только на победу над грозным Наполеоном, а будучи перед россиянами, призывал помнить, что они сражаются и за мир на далекой родине. Он молился Господу Богу, и военная удача пришла.

   К полуночи император сел за поздний ужин в своей комнате. На его трапезе присутствовали лишь князь Волконский и герцогиня Монпансье. Красавица Элен не спускала глаз с молодцеватого Александра, да и он откровенно любовался ею и был твердо намерен одержать победу и на любовном фронте.

   Волконский с шумом открыл бутылку шампанского под веселый смех и галантно разлил искристое вино в бокалы.  Элен пружинисто встала из-за стола и произнесла тост:

- Я хочу выпить за будущего победителя Наполеона! С годами и веками забудется многое в этом суетном мире. За вами, государь Александр, навсегда останется титул – победитель Наполеона Бонапарта. Вы и ваша Россия на протяжении многих лет на равных сражались с мощной французской армией и её императором. Теперь до полной победы над гениальным корсиканцем рукой подать. Я пью за вас, будущий победитель Наполеона!

   В эту минуту лучистые глаза Элен блестели от слез радости. Она была счастлива жить подле великого человека Российской империи. Маленькая компания сдвинула бокалы. Александр, взволнованный речью своей возлюбленной, проникновенно сказал:
- Вы, Элен, для меня олицетворяете прекрасную Францию. Вы моя Франция! Позвольте поцеловать мою обожаемую Францию.

    Герцогиня Монпансье резко обернулась и строго посмотрела на князя Волконского. Сообразительный адъютант покинул стол, на ходу раскланялся и вышел за дверь. Прелестная француженка восторженными глазами снизу вверх смотрела на российского императора и быстро говорила:

- Я сегодня в подзорную трубу видела потрясающую картину. Вы на большом коне объезжали войска перед битвой. Вы были прекрасны и мужественны, как и ваши гвардейцы и гренадеры! Россияне лучшие воины коалиции!

    Александр обнял её сильными руками, а она всё продолжала говорить:
- Вы победили. Сегодня мой Александр победил и меня. Я в вас влюбилась…

    Царь закрыл алый рот женщины страстными поцелуями, время от времени отрываясь от источника и повторяя: «Ты моя Франция!» Он с видом победителя любовался красивым лицом Элен, пылающей страстью к нему, потом тихо спросил:

- Когда началась твоя любовь ко мне? Во Франкфурте?
- Нет! – кокетливо замотала головой Элен. – С первой встречи я была лишь обворожена вами. На переправе через Рейн я полюбила вас, но еще скрывала свои чувства…

- Но почему только теперь?! – набросился на нее император с новыми поцелуями. – Ведь мы могли быть счастливы ранее!

    Элен, блаженно улыбаясь, позволяла целовать себя в лицо, шею и приоткрытую грудь. Она, уносимая в пучину страсти, еще успела прошептать:

- Мой великий император! Я была с братом, потом я не простая ветреная француженка, а герцогиня, пусть и без герцогства.
- Оно у тебя скоро будет.  Моя Франция…
   
                ГЛАВА ШЕСТАЯ
                СПОРЫ СОЮЗНИКОВ

   Главнокомандующий австриец Шварценберг не счел нужным организовать преследование французской армии Наполеона, расстроенной и побитой под Ла-Ротьером. Фельдмаршал был очень осторожен, но все его действия, а точнее бездействие, были похожи на робость, если не трусость. После громкой победы, к которой Шварценберг имел лишь касательное отношение, австриец с огромной армией стал чего-то выжидать. В результате европейские союзники не только упустили и не добили войска Наполеона, но и вовсе их потеряли.

   21 января на вторую половину дня руководители коалиции назначили военный совет в освобожденном городке Бриенн-ле-Шато. Одним из первых в местный замок въехал император Александр I с многочисленной свитой и кавалерийским эскортом. Россияне шумно и весело стали разгружаться и ставить лошадей в рыцарской крепости. Они осматривали высокие стены, иронизируя и над собой, и над противником:

- Давно ли фельдмаршал Блюхер отсюда едва сбежал от французов?
- Бонапарт тут тоже не задержался. Да, ушли безвозвратно осадные века…

   Царь Александр I сразу же вызвал к себе генерала Барклая-де-Толли. Государь решил с ним сходить к фельдмаршалу Шварценбергу еще до военного совета. Они шли в сопровождении лейб-гвардейцев по гулким коридорам замка. Барклай, оглядывая мрачные стены, сказал:

- Ваше Императорское Величество! Я ничего хорошего не жду от предстоящего военного совета. Я уже знаю, что командующий Силезской армией Блюхер не хочет идти вместе со Шварценбергом на Париж.

- Эти фельдмаршалы никак не могут поделить нашу общую победу! – грустно усмехнулся Александр. – Им ли делить шкуру такого матерого медведя! Хотя Блюхера я прекрасно понимаю: с таким австрийским трусом идти против Наполеона - счастья мало. Да нужда велит закончить эти бесконечные войны.

   Российские высокопоставленные лица дошли до кабинета, где находился главнокомандующий. Им сразу открыл тяжелую дверь угодливый австрийский адъютант. Шварценберг ожидал Александра, прогуливаясь у стены, где висела большая карта Франции. Недовольный император, едва поздоровавшись, взял с места в карьер:

- Я возмущен, фельдмаршал! Наши союзные армии топчутся на месте после столь значимой победы над Бонапартом!

- Ваше Императорское Величество! – слегка поклонился главнокомандующий. – Вы же меня недавно отчитывали за остановку войск на плато Лангр, и как видите, мои разумные действия привели нас к виктории…

- Не вы! – перебил его раздраженный царь. – Российско-прусские войска Блюхера сделали великое дело!

- Австрийские, мягко говоря, не отличились, – добавил Барклай-де-Толли.
- Я мыслю, впереди еще много баталий, – вздохнул Шварценберг. – Я сносился с Блюхером. Он с Силезской армией будет наступать на Париж долиной реки Марны, а я с Богемской армией - по долине Сены.

    Генерал Барклай мгновенно сделал вывод:
- Значит, вас Наполеон станет бить поодиночке.

    Его тут же поддержал Александр, простирая руки к небу:
- Зачем разъединять две армии, только что добившиеся успеха при Ла-Ротьере?! К гадалке не ходи – невеликая армия Наполеона набросится на одну из союзных армий. Неужели к Парижу нельзя идти одной дорогой?

- Нет, государь! – упрямился главнокомандующий и стал объяснять: - При таком скоплении коалиционных войск невозможно прокормиться. Уже сейчас запасов провианта почти не осталось! Что нас ждет дальше? Если начать реквизицию фуража и продуктов у местного французского населения, то может вспыхнуть бунт. Нас и так здесь не жалуют.

- Вы с Блюхером не особо ладите! – окончательно понял император и присмотрелся к карте Франции. – Силезской армии придется по реке Марне делать обходной маневр и терять столь драгоценное время на пути к Парижу.

- Такова сложившаяся обстановка, – твердил австрийский фельдмаршал. – Мы так с Блюхером решили.

- Хорошо! – невольно согласился Александр и решительно заявил в лицо Шварценбергу: - Требую от вашей Богемской армии действий! Говорят, вы наполеоновские войска потеряли из виду!

- Клевета, государь! – возмутился австриец.
- Так вот найдите и атакуйте! – требовал царь, наливаясь румянцем.

    Не отставал от него и Барклай, показывая на карту:
- До Парижа осталось всего сто пятьдесят верст! Надо действовать, имея под рукой отлично оснащенную стотысячную армию. Вон у Блюхера только пятьдесят тысяч воинов, но он куда решительней вас.

- За что и был прозван «генерал вперед!», - усмехнулся император и добавил: - Всё, мы наступаем на Париж!

                ГЛАВА СЕДЬМАЯ 
                РАЗЖАТЫЙ КУЛАК

     Наполеон Бонапарт после крупной неудачи при Ла-Ротьере отступал с расстроенной армией до города Труа. До Парижа оставалось 120 километров.

Император, откуда мог, стягивал к себе воинские части. Он по-прежнему не унывал и готовился к новым сражениям. Напротив, несколько его маршалов, рассуждавшие более здраво и взвешенно, уже разуверились в общей победе. Они решили высказать ему свои соображения на военном совете в старинном особняке, где разместилась штаб-квартира Наполеона. Император сидел за столом мрачнее тучи и слушал их аргументы:
- Герцог Веллингтон с английскими войсками перешел испано-французскую границу в Пиренеях. Он открывает еще один союзный фронт на юге страны.

- На парижском направлении враг выиграл сражение и всего в шести пеших переходах от нашей столицы.

- Коалиционных войск против нашей армии в два-три раза больше, а если учитывать все резервы противника, то в четыре! В артиллерии разница не в нашу пользу в восемь раз!

    Эти веские доводы могли бы привести к полной капитуляции любого военачальника и монарха, но не Наполеона Бонапарта. Он всегда верил в свою звезду и талант выбраться из любой убийственной ситуации. Французский император, криво усмехнувшись, привел новый довод в пользу сомневавшихся маршалов:

- Пришла еще одна дурная весть с мирных переговоров из Шатильона. Герцог Коленкур доносит о том, что Европа сейчас желает провести границу Франции на момент начала революции. Как будто мы зря двадцать пять лет воевали и проливали свою кровь!

    На совете воцарилось тягостное молчание, которое прервал маршал Ней:
- Но это последняя надежда, сир, чтобы сохранить трон Франции!

- Нет! – упорствовал император. – Мне  не нужен жалкий мир без Бельгии, Голландии и Савойи [4]! Даже без части левобережья у Рейна! Нет, мы не зря проливали французскую кровь!

    Угрюмые маршалы, выждав, пока Наполеон немного успокоится, снова начали его уговаривать к миру:

- В стране никогда не было так много дезертиров!
- Франция устала от бесконечных войн…

- Замолчать! – вспылил император. – Если кто-то устал, пусть отойдет в сторону! Я верю в своих солдат, и они меня не подведут! Я не обесчещу себя и Францию!

    Наполеон стоял перед маршалами и по очереди сверлил их пронзительным взглядом. Они покорно замолчали, и император стал излагать им свои ближайшие планы:

- У меня под Парижем на днях будет семьдесят тысяч воинов. Мы еще посмотрим, кто кого! Я открою перед коалиционными силами долину Марны, и пусть они туда только сунутся! Я жду, когда Богемская и Силезская армии разбредутся в разные стороны. Вот тогда я начну их бить поодиночке! Мне нужен их разжатый кулак…

   Главнокомандующий австриец Шварценберг полностью оправдал тайные желания Наполеона I и опасения Александра I. Он со стотысячной Богемской армией медленно продвигался к городу Труа, а командующий Силезской армией пруссак Блюхер, наоборот, резво пошел по долине реки Марны. Они разделились, еще не понимая, что их ждет.

                ГЛАВА ВОСЬМАЯ
                ЗА ПАПОЙ РИМСКИМ

    Наступление союзников застало казачий корпус Платова недалеко от французского города Санс. Матвей Иванович с 2000 казаков занимал передовые позиции у селения Вильнев-ле-Руа. Россияне увидели на горизонте пехотные колонны коалиционных войск принца Вюртембергского, и тогда поступил приказ атамана:

- Седлать лошадей! Смена пришла!
   Спустя час казачьи полки в походном порядке зарысили в сторону города Намюр. Снова корпус Платова уходил в тыл врага по предписанию командующего российскими войсками Барклая-де-Толли.

    Далеко растянулись конные колонны, вокруг которых кружили легкие казачьи разъезды, то приближаясь, то уносясь за горизонт. Один такой разъезд доставил к Матвею Ивановичу двух вестовых казаков от самого государя-императора. Платов, прочитав присланный пакет, пришел в волнение. Он решил встать на дневной привал у небольшой рощи. Атаман призвал в свою походную палатку бригадных генерал-майоров, а пока еще раз внимательно слушал писаря, вновь читавшего письмо царя. Командир корпуса развернул скатанную в трубочку карту Франции и, найдя нужное место, стал повторять название французского городка: «Фонтенбло! Фонтенбло!» Это услышали пришедшие к нему генералы.  Матвей Иванович остановился возле одного из них, опытного Шперберга, и приказал ему:

- Вот что, Иван Яковлевич! Вам поручаю исполнить волю государя- императора: освободить в Фонтенбло из французского плена Папу Римского.

- Мать честная! – удивился Шперберг. – Неужто и Папа Римский в узилище у Бонапарта! Как он смеет измываться над святой церковью!

   Другие генерал-майоры тоже возмущались и грозились:
- Для Наполеона нет ничего святого!
- Бог всё видит! Скоро стащим корсиканца с французского трона!

   Платов, выслушав праведный гнев подчиненных, продолжил, обращаясь к Шпербергу:
- Вам, Иван Яковлевич, для выполнения столь важного
 задания выделю лучших казаков из всех полков и бригад. Верно, господа генералы?
    Военачальники дружно поддержали Платова:

- Ради святого дела пусть берет самых отчаянных рубак и метких стрелков!
- Для царя-батюшки никого не жалко!

- Вот и славно! – заключил атаман. – Выберем семьсот отборных казаков с лучшими офицерами. Готовься, Иван Яковлевич, завтра к большому походу на Фонтенбло, а корпус продолжит двигаться в сторону города Намюр…

    На следующее утро семь конных сотен генерал-майора Шперберга отделилось от корпуса Платова и направилось к Фонтенбло. Правда, к вечеру через пленных французов Шперберг узнал о бесполезности своей экспедиции: несколько дней назад по приказу Наполеона Папу Римского тайно перевезли в другое место. Так сорвался подготовленный план российского командования по освобождению знаменитого узника.

   В начале февраля казачий корпус Платова неоднократно сталкивался в пути с кавалерийскими отрядами неприятеля и всегда выходил из боя победителем. Утром 3 февраля передовые казачьи разъезды увидели каменную крепость у реки Ауэн. Они со всех сторон объехали город-крепость Намюр, убедившись в серьезности его укреплений и наличии крупного французского гарнизона. Несколько разведчиков вернулись к походному лагерю в лесу и предстали перед озабоченным Платовым. Атаман, греясь у костра, забросал их вопросами:

- Что слышно? Что видно, соколики? Приметили, где у французов слабые места в обороне?
    Казаки, замявшись, чесали затылки и разочарованно отвечали:
- Славно неприятель подготовился к обороне.

- Видно по всему, что гарнизон не менее тысячи солдат. Есть и кавалерия.
- Река и примыкающий канал полностью окружают городские стены. Мосты защищены палисадами, рогатками и пушками.

    Матвей Иванович недовольно насупился, но не поменял своих намерений. Он крикнул вестовым казакам:

- Бригадам обложить крепость со всех сторон! К французам отвезти мое предложение о капитуляции гарнизона…

    Французские войска, засевшие в городе-крепости, высокомерно отвергли казачий ультиматум. В то же время они не решились на вылазку и никак не тревожили осаждавших россиян. К вечеру по приказу атамана была установлена вся конная артиллерия и началась бомбардировка Намюра.

    Платов поместил свой штаб у мельницы и стал ожидать посланных в разные концы крепости генерал-майоров и полковников. Они должны были обнаружить хоть какие-нибудь слабые места в обороне противника. Еще засветло командиры бригад и полков вернулись к Матвею Ивановичу под близкий грохот казачьих пушек. Начало военного совета было прервано сообщением от дальнего дозора. Его озвучил встревоженный атаман:

- К утру надо ожидать подхода больших подкреплений к осажденному гарнизону!
    Эта плохая весть подняла на ноги всех командиров:

- Немедля идем на штурм Намюра!
- Завтра нам не одолеть крепость!
- Хорошо бы выломать какие-то ворота. На стены лучше не бросаться – не подготовлены мы.

    Платов, подкручивая ус, терпеливо выслушал всех и наконец сказал:
- Господа казаки, начнем штурм, как стемнеет. Остается выбрать для него наиболее слабые и доступные городские ворота. Какие предлагаете?
    Командиры, немного посовещавшись, дружно ответили:

-  Фонтенбловские ворота! Их надо брать!
     Матвей Иванович кивнул и приказал:
- Я поручаю их брать бригаде Кайсарова, а остальные будут отвлекать неприятеля в разные стороны, подальше от Фонтенбловских ворот…

     В вечерних сумерках казачьи отряды сосредоточились в кустах и оврагах у разных концов крепости. Ждали сигнала. Грохот артиллерии у Фонтенбловских ворот возвестил начало штурма. В других местах казачьи сотни лишь имитировали приступ, больше стреляя и крича «ура!».

    У намеченного пункта атаки гудели пушки, и каленые ядра с треском вонзались, разбивая створы Фонтенбловских ворот. Толпа казаков с пиками и саблями бросилась за своими полковниками, на ходу преодолевая палисады и рогатки. Штурмующие навалились на изуродованные стрельбой ворота, доламывая их и проникая в город-крепость. Их встречали французские пехотинцы со штыками наперевес. Защитники кололи и палили в упор. Но остановить ревущую волну атакующих с факелами было невозможно: французов пронзали длинные копья и разящие сабли россиян.

    Вскоре через распахнутые ворота уже летели лихие донские сотни, со свистом и гиканьем растекаясь по Намюру. Французские солдаты и офицеры отступили в центр города, бросив у стен четыре пушки. Они засели в каменных кварталах домов и выдвинули платовцам свои условия для почетной капитуляции. Матвей Иванович, услышав об этом, категорически заявил:

- Никаких переговоров! Немедленная сдача гарнизона без всяких условий!
   Новый натиск казаков на французов - и почти сразу началась сдача оружия к ногам воинственных россиян. В плен попало 20 офицеров с командующим гарнизоном, комендантом города и до 600 солдат. Враг потерял только убитыми 200 человек, а казаки всего 30 человек убитыми и ранеными.   

    К полуночи во дворце местного вельможи Матвей Платов диктовал писарю донесение к императору Александру.  В конце послания атаман добавил пророческие слова: «Вскоре российские знамена возблистают новою славою на стенах гордой столицы побежденных врагов света…»