Своя - чужая дочь

Как-то возвращалась я из Москвы, куда была командирована по делам службы. Прибыв в аэропорт Внуково, приготовилась ждать свой рейс. Но зимняя погода не баловала стабильностью – то снег повалит, то туман опустится, а сейчас вот ветер усилился. Взлетно-посадочная полоса обледенела, поэтому объявили задержку рейса на четыре часа. Что делать? А делать нечего, только ждать…

Огромный современный терминал имел необходимые службы, оказывающие различные услуги – можно и свежую прессу почитать, и кофе выпить, и плотно закусить. Да и в общении не было недостатка – каждый пассажир всегда расположен к разговорам, только зацепи… Рядом со мной присела молодая женщина с милым, приветливым лицом. Обменявшись несколькими фразами, мы познакомились; выяснили, что нам лететь в одном направлении и стали вместе ждать свой рейс. Конечно же, было любопытно узнать нового человека, повороты его судьбы, особенности поведения и мышления. Немного помолчав, думая о чём-то своём, Анна (так звали мою попутчицу) заговорила. А ведь, едва потянув за кончик нити, можно распустить весь клубок…Так и у нас случилось – женщина раскрыла страницы прожитой жизни, излив случайной попутчице тайны души своей, мечты и надежды, освободившись от накопившегося груза сомнений и обид.

– Приезжала вот на столетний юбилей нашего детского дома, где прошли детство и юность, – пояснила Аня цель визита в столицу. Родителей своих никогда не видела, ничего о них не знаю. А детский дом дал мне и образование, и воспитание, и на путь истинный направил. Воспитатели стали родными и близкими людьми, встретили со слезами и объятьями. Так быстро время пролетело – праздничные хлопоты, встреча с друзьями, одноклассниками, в общем, не успели и наговориться как следует, а уже нужно возвращаться домой.
– Почему же ты не осталась в Москве, Аня? – спросила я, – почему твой дом теперь так далеко – на Ставрополье?
– Ой, это отдельная история, одним словом не ответишь. Но, если хочешь, расскажу, – предложила она.
– Конечно, хочу, так и время быстрее пройдет, – обрадовалась я.
– Ну, тогда слушай, – сказала Анна, накидывая на плечи шаль ручной работы и усаживаясь поудобнее в кресле.

– В семнадцать лет, после окончания средней школы, я поступила, как и мечтала всю свою сознательную жизнь, в медицинский институт. В первые дни занятий познакомилась с однокурсницей Наташей. Мы стали дружить, сидели вместе, посещали библиотеку, столовую, гуляли по городу. Она приехала из поселка Иноземцево, что недалеко от курортного города Железноводска на Ставрополье. Жила там с родителями, которые боготворили её. Наташа была способной девочкой, в школе училась на «отлично», мечтала стать врачом, поэтому, после окончания школы вопрос о выборе профессии не стоял на повестке дня, она уже знала, что поедет именно в Москву и докажет всем, на что способна.

Подружившись с Наташей, я поняла, что это настоящая подруга – искренняя, не заносчивая, не завистливая. Наверное, и она так же думала обо мне, доверяя свои девичьи тайны.

Первый курс дался нам довольно легко, мы добросовестно занимались, помогая друг другу, не имея свободного времени. Зимнюю сессию сдали без «хвостов», в отличие от многих однокурсников.

А вот и первомайские праздники! Наташа с сентября не была у родителей и теперь собиралась их навестить – впереди целая неделя выходных и праздничных дней.
– Аня, а ты что здесь одна будешь делать? – спросила Наташа, зная, что у меня никого на белом свете нет, а, может, не желала расставаться на такой длительный срок.
– Отосплюсь, сделаю в комнате генеральную уборку, немного погуляю, – ответила я, зная заранее, что скучать не придется, нужно было писать сложную курсовую работу.
– Нет, нет, я этого не допущу! Давай, поедем вместе к моим родителям, они так будут рады! А? Отпразднуем, отдохнем, посмотришь наши места. Соглашайся! Наташа так долго уговаривала, что я согласилась, о чём никогда позже не пожалела.

Родители у подруги оказались замечательными людьми – искренними, добрыми, хлебосольными. Они встретили нас с такой радостью и теплом, что я не чувствовала себя чужой в их семье. Более того, отец с матерью даже больше внимания оказывали мне, чем своей дочери. Их небольшой, но крепкий домик утопал в зелени и цветах.
Расцветали ландыши, нарциссы, гиацинты. На юге заметно теплее, поэтому мы сразу сняли верхнюю одежду, солнце хорошо припекало, в отличие от холодной и сырой Москвы. Мы как будто попали в другой мир. За воротами большой каштан «зажигал» свои свечки, он так нарядно украшал и дом, и улицу, что мы, сидя на лавочке, не переставали любоваться его великолепным убранством.

Наши весенние «каникулы» пролетели быстро. И где мы только ни побывали! Родители на своем «Москвиче» возили нас по достопримечательностям Кавказских Минеральных Вод. Мы посетили: место дуэли М.Ю. Лермонтова, о котором я много знала, но никогда здесь не была; грот Дианы, Провал, горячие источники. Поднимались на гору Машук и любовались городом Пятигорском, разлёгшимся у подножья. Были и в Кисловодске, о котором я тоже много читала, прошлись вдоль речки Ольховки; посетили «Замок коварства и любви»; останавливались у горы «Кольцо» и еще много красивых мест посетили, оставив в памяти массу приятных впечатлений.

Наташу родители очень любили, выполняли каждый каприз. Я, кстати, ее такой не знала, а тут удивилась поведению подруги – она вела себя с родителями как-то по-детски, потребительски, ничего дома не делала, даже посуду за собой не мыла… Мне было стыдно за нее, и я за нас обеих старалась помочь по дому – убирала, стирала, мыла посуду, в огороде пропалывала и поливала грядки. Выросшая в городе, я не могла нарадоваться всему живому, что окружало здесь нас – разговаривала с каждым растением, с первого дня подружилась с пёсиком, который охранял дом. Он бегал за мной и смотрел такими умными, преданными глазами, как будто знал давно, а я гладила пушистую шерстку и рассказывала ему о своих чувствах к огурцам, тыквам и каштану. Даже на рыбалку ходила с отцом и его соседом. Ранним утром мы уехали на озеро, где моему восторгу не было предела – впервые в жизни я сама закидывала удочку и не успевала вытаскивать сазанов, карпов – их так было много. В течение часа мы наловили целое ведро рыбы, а по приезду домой, я пожарила ее в летней кухне и подала к завтраку. Думала, что Наташа удивится и обрадуется, но она скривила губы и недовольно сказала:
– Фу, эта рыба мне не нравится, я хочу кофе с сыром… А мы смеялись и шутили, наслаждаясь вкусом речной рыбки, которую сами поймали и приготовили.
– Анечка, не обращай внимания, Наташа с детства не проявляла интереса к рыбе, тем более, к речной, – пояснила мама, подкладывая мне лучший кусочек.
– Спасибо вам за вашу доброту, за тепло и внимание, я такого никогда не испытывала, – поднялась я из-за стола, неожиданно растрогавшись, и пошла мыть посуду.

Провожали нас на следующий день. Мама обнимала и Наташу, и меня, со слезами приговаривая:
– Как же мало вы побыли с нами, мы и наговориться не успели… Отец тоже обнял нас на прощанье и пожелал хорошей дороги.
– Приезжайте в любое время, вдвоем, теперь и ты, Анечка, нам, как дочь! Будем ждать вас, – добавил он с грустью в голосе.

Сессию мы сдали успешно. Учебную практику прошли в своём вузе. Оставшееся до занятий время решили провести на море. Наташа сообщила родителям о своих планах, и они прислали денег на двоих. Я засмущалась, но наш бюджет был таким скудным, что пришлось согласиться, тем более, Наташа не допускала возражений. Студпрофком выделил нам путевки как лучшим студентам. Поэтому мы в числе первых отправились в Сочи, где нас ждал неповторимый отдых – солнце, море, новые знакомства. Участвовали в экскурсиях, побывали в дельфинарии и океанариуме, вечерами «зажигали» на танцплощадке.

Возвращались загорелыми, отдохнувшими, с массой невероятных впечатлений. Теперь и учеба не покажется такой трудной. Явившись в институт в начале сентября, удивились объявлению «Завтра явиться с вещами, едем на сельхозработы».
– О, какой пассаж! – воскликнула Наташа. – Я никуда не поеду!
– Как так? Это же приказ ректора, все едут. У нас выбора нет, – возразила ей, – а я с удовольствием поеду!
– Ну и флаг тебе в руки, поезжай. И ведь нашла способ не поехать. Как у нее появилась справка из поликлиники, освобождающая от сельхозработ, осталось тайной, только я отправилась с группой без Наташи.

Работали мы на сборе яблок в садоводческой бригаде пригородного совхоза. В первые дни было тяжело выполнить норму, потом втянулись, зато яблок наелись на весь год. С друзьями было по-студенчески весело, помогали друг другу во всём, пели песни под гитару, которой хорошо владел один наш однокурсник. «По сути, – думала я, здесь не хуже, чем на море, несмотря на работу». В столовой кормили по-домашнему: вкусно и сытно. Все студенты за месяц набрали вес, посвежели и выглядели здоровыми.

Провожали нашу группу с сожалением, так слаженно и хорошо мы работали – большой яблоневый сад за месяц полностью освободили от плодов. На «линейке» нам вручили «Благодарственное письмо». Пора на занятия!

Вернувшись, я не застала Наташу в общежитии. Всё время думала о ней, скучала и очень огорчилась её отсутствием. Подруги не было два дня – в субботу и воскресенье. А я занималась собой, «чистила перышки», наводила порядок в комнате, готовила еду.

Рано утром в понедельник Наташа открыла своим ключом дверь и с шумом вошла, включив свет. Я, конечно же, сразу проснулась.
– А, «стахановка» прибыла, – скривив губы, сказала Наташа. Не ожидая такой встречи с подругой, я оторопела.
– Здравствуй, Наташенька! Ты где была? Я волновалась эти дни.
– Где была, там уже нет, – с вызовом ответила Наташа, удивив меня таким неуважительным тоном, которого я раньше у нее не замечала.
– Что с тобой, ты так изменилась за этот месяц, – сказала я с обидой.
– Жаль, что ты, Анечка, не меняешься, всё такая же мягкая да пушистая. Раздевшись, Наташа легла в кровать.
– У нас же сегодня занятия, пора собираться, – сказала я в недоумении.
– Это у тебя занятия, я у меня – выходной, – дерзко ответила подруга, отворачиваясь к стенке.
Мне стало тревожно, почувствовала неладное, но было не до бесед и, собравшись, я поспешила на занятия.

 Вернувшись после обеда домой, увидела, что Наташа всё еще спит. И тогда мне стало страшно: «Значит, она ночью не спала, но где была и что делала? Целый ряд вопросов не давал покоя.

К вечеру решила серьезно поговорить с подругой, увидев, что она куда-то собирается. Еще больше удивили ее наряды. Эксклюзивные, дорогие вещи из бутиков, вызывающие, яркие, облегающие фигуру. «Откуда они у нее, – думала я, – ведь денег оставалось – только на питание». Как ни старалась вывести Наташу на откровенную беседу, мне это не удалось, она отвечала грубо и односложно.

После ее ухода решила позвонить родителям. Те обрадовались, спросили, почему Наташа уже целый месяц им не звонит, как прошли сельхозработы. Я не стала ничего скрывать, чтобы вовремя предотвратить неладное в поведении подруги.
– Какую справку ей выдали? С каким диагнозом? – забеспокоились родители, узнав, что дочь не ездила на сельхозработы. – И денег мы ей не высылали на дорогие обновки, – добавила мама.

Через два дня мать с отцом приехали к нам в общежитие. Три дня они ждали ее появления, но так и не дождались. Побывали в институте, поговорили с деканом, преподавателями, узнали о пропусках занятий, но спросить было не у кого – Наташа не приходила.
– Анечка, держи нас в курсе, – плакала мама, обнимая меня на прощанье. Моё сердце от негодования вырывалось наружу. Как могла Наташа не подумать о своих родителях, ведь они у нее такие заботливые.

После их отъезда Наташа рано утром появилась, но внешне это была другая девушка – неухоженная, с красными глазами и опухшим лицом.
– Наташенька, милая моя, что с тобой? – бросилась я ей навстречу.
– Отстань, надоела! – оттолкнула она меня и, не раздеваясь, легла в кровать.
– О, Господи, что происходит? Здесь были твои родители, искали тебя. В институте говорят о твоем исключении, значит, и из общежития выселят…
– Пусть исключают, пусть выселяют, уеду далеко, чтобы никто меня не нашел, столько наставников вокруг, тошнит от вас, – в сердцах выпалила подруга и, больше не сказав ни слова, отвернулась от меня.
Слезы обиды за нее, ее родителей, за себя, не заставили ждать, и я расплакалась, хотя уже опаздывала в институт. «Что случилось с моей милой Наташей? – думала я постоянно, – ведь у нас были такие грандиозные планы. И почему она ничего мне не объяснит? И как можно не звонить родителям?»
Тревога и боль за подругу усилились, когда опять не застала ее в общежитии. Она исчезла, ничего не объяснив.

Семестр закончился, начались экзамены, я сидела ночами над конспектами, готовилась. Сессию сдала без троек. За прогулы занятий и неявку на экзамены без уважительных причин Наташу исключили из числа студентов и выселили из общежития.
На зимних каникулах я решила поехать к родителям Наташи, хоть как-то их успокоить, в душе надеясь, что, возможно, она им звонила, писала, тем более, они приглашали меня.

Едва переступив порог их уютного домика, я попала, словно в родное «гнездо», так искренне и радушно встречали меня две исстрадавшиеся по дочери души. Родители очень изменились за эти месяцы. Отец хватался за грудь – сердце от горя давало о себе знать, он стал молчаливым и задумчивым. Маму трудно было узнать – похудела, лицо покрылось глубокими морщинами, глаза от слез потускнели. Она часто стояла у калитки в ожидании, а вдруг остановится автобус, и из него выскочит ее ненаглядная Наташа…

Как и в первый раз, я окунулась с головой в семейный быт, стараясь во всем быть полезной. Готовила, мыла, убирала – без работы не сидела, чем вызывала еще большее уважение и глубокую благодарность этих добрейших, но убитых горем людей.
– Анечка, что же нам делать, куда обращаться и где искать Наташу? – спрашивали они, заранее зная ответ, ведь сами давно написали заявление об исчезновении дочери, но новостей не было.
– Будем надеяться, что она одумается и вернется, – успокаивала я родителей подруги.

Конечно, надежда на возвращение Наташи была, оставалось только ждать. Я всё время думала, что могло произойти за тот месяц, когда она не поехала на сельхозработы, с кем могла познакомиться, кто оказал на неё дурное влияние? И куда она ходила в таких нескромных нарядах? Если бы я знала, что так случится, то тоже под любым предлогом не поехала бы с группой, чтобы уберечь подругу. Что теперь делать и где она сейчас, чем занимается, вспоминает ли нас?

Тяжело было уезжать от отца с матерью, они очень страдали, я смягчала их боль, тоску, но каникулы заканчивались, и пришло время прощаться.
– Анечка, при любой возможности приезжай, ты стала нам близкой и родной. Звони почаще, может, что-то о Наташе станет известно, – плакала мама.
– Конечно, конечно, буду и звонить, и приезжать, у меня ведь никого нет роднее вас, – обещала я, покидая безутешных людей.

 Прошло три года. Я так и ездила к родителям Наташи, звонила им, они тоже иногда приезжали ко мне, помогали деньгами и продуктами, как могли. И со стороны нельзя было усомниться в нашем родстве. А от Наташи так и не было вестей. Как сквозь землю провалилась. Мы с ее мамой ходили к известному экстрасенсу, который сказал, что она жива, но находится далеко за морями-океанами. Вот и всё объяснение. Ну, хоть жива. И то уже радовало.
После окончания четвертого курса я проходила практику в больнице. Вдруг поздно вечером мне позвонила мама Наташи. Изменившимся голосом, с трудом, она сообщила, что находится в больнице, под дверью реанимации, куда попал отец с инфарктом.
Наутро, с разрешения деканата, я выехала к ним. В нарушение всех правил, мы смогли побыть с отцом минут пять. Он был без сознания, поговорить не удалось. Врач заверил, что отец будет долго спать, ему сейчас нужен покой и отправил нас домой. Я, как могла, успокаивала маму. Проверила давление, сделала укол, дала лекарство и уложила в постель.

Утром пошли в больницу узнать состояние больного. Однако врач нас встретил подозрительно вежливо, потом виновато сказал:
– Простите, больной ночью скончался…

Летом я вновь проходила практику в городской больнице, но душа моя рвалась к оставшейся одной женщине, которая после смерти мужа не могла отойти от стресса, и ей требовалась психологическая помощь. Почти каждый выходной я ездила к ней, а потом решила забрать к себе. Мы сняли квартиру и два месяца жили там вдвоем. Тем более, меня почти сразу оформили на ставку замещать отпускницу, и я работала по графику – сутки через двое.

Всю свою нерастраченную дочернюю любовь я отдавала той, которая стала мне «мамулей», как теперь я её называла. Мы гуляли по городу, ходили в кино и театр, посещали музеи. Заходили в церковь… От Наташи – ни слуху, ни духу. Но мать ставила в церкви свечку за ее здравие.

К концу августа женщина восстановила здоровье, благодаря лечению, массажу, а также постоянной заботе и вниманию. И я уже не боялась за ее состояние, провожая домой. Прощаясь, она взяла с меня слово приезжать к ней как можно чаще.

Начало пятого курса с первых дней потребовало особого напряжения и сил. Появились новые, специальные дисциплины, над которыми нужно было потрудиться как следует. И я все свое время отдавала учебе. Но в праздничные дни, а иногда и в выходные спешила на вокзал, чтобы навестить свою – чужую мать.

Наконец, годы учебы позади, и я попросила декана направить меня на работу в далекий от столицы маленький поселок, где жила «мамуля». О месте в больнице мне обещали похлопотать, но гарантия предоставления квартиры пропадала. И я согласилась, не раздумывая. И вот уже мы вдвоем пьем чай в чистенькой кухне и говорим, говорим… Нам так хорошо вместе! Теплые, ласковые руки мамули гладят мои плечи, голову, а я обнимаю ее и чувствую, что наши сердца бьются в унисон, как будто мы – настоящие мать и дочь. Поистине не знаешь «где найдешь, где потеряешь». Не помня своей матери, в мечтах я доходила до абсурда, хотелось, как в сказке, чтобы вдруг она нашлась. Вот Бог и послал мне маму, хотя и не биологическую.

С работой повезло. В местной больнице меня назначили на свободную должность терапевта и по совместительству – заместителем главного врача, который через год собирался уйти на пенсию, а это прямой путь к карьерному росту. Я старалась во всём соответствовать уровню столичной выпускницы. Навела порядок в работе всех служб, ввела много нового и передового, дала заявку на приобретение современного оборудования, инструментов, мебели, что было без волокиты выполнено, и больница обновилась. Моя молодость «открывала двери», а уверенность и напор дополняли старания. Уставший, пожилой главврач, почувствовав во мне достойную смену, вообще отошел от дел, переложив их на мои плечи. И я крутилась белкой в больничном колесе, имея дома надежный тыл. Там ждала меня такая же одинокая душа, как и я сама.

Объявили наш рейс, и мы с Аней поспешили на посадку. Устроившись в удобные, мягкие кресла, пристегнули ремни. А я, боясь, что не хватит времени на рассказ, напомнила ей:
– Дальше, дальше, что было? И Аня, погрузившись в прошлое, снова заговорила:
– Так шел год за годом, мы жили с мамулей в ее домике, каждый день ждали Наташу или хотя бы весточку от нее. Хрупкая фигурка матери постоянно «висела на заборе» и встречала взглядом каждого прохожего. Я к этому времени уже работала главным врачом, завоевала уважение коллег и признание пациентов. Больница и внешне, и внутри преобразилась, был выполнен капитальный ремонт, обустроена и озеленена прилегающая территория, открылись палаты дневного пребывания больных. Требовалось много времени, ответственности, внимания, и я все силы вкладывала в работу.

Однажды мне позвонили из местного отделения полиции и попросили зайти для выяснения некоторых вопросов. Оказывается, нужно было опознать на фотографиях женщину, похожую на Наташу. И я сразу же подтвердила, что это именно она, поскольку на ней была моя блузка, которая ей очень нравилась. В ней она ушла из общежития в последний раз. Лицо, волосы, родинка на шее – всё указывало, что это та, которую мы ищем несколько лет. Только уж слишком худая она была на фотографиях. Как врач, я поняла, что это – анорексия. И тут моя выдержка подвела. Почувствовав дрожь и слабость в ногах, еле успела присесть на стул.
– Что с ней? Где она? – задавала я вопросы следователю, который вел дело.
– Из Москвы фото прислали по факсу, для ориентировки. А тело доставили из Турции, при ней был паспорт…

Не находя слов, я пошла к матери. По дороге обдумывала, как сообщить ей об этом. Встретила женщину у калитки. Радостная улыбка озарила лицо, глаза заблестели, и она воскликнула:
– Анечка, доченька, а что это ты так рано пришла? Всех вылечила и больницу закрыла? Как я рада, а то совсем тоскливо мне, так сердце давит, так что-то душа болит, места не нахожу…
Я обняла ее, и мы долго молчали, присев на лавочку.
– Мамуля, дорогая, Наташи больше нет, я была в полиции и опознала ее по фотографии, – не выдержала я, еще крепче прижимая к себе щупленькое тело.
– А я догадалась, Анечка, на тебе ведь лица нет, – сказала она, тяжело вздохнув, – что ж теперь делать, такая, видно, у нее судьба.

Похоронили Наташу рядом с отцом, под веткой калины. Два холмика – отец и дочь…

А жизнь продолжалась. Мамулю я определила в лучший санаторий Кавказских Минеральных Вод, где она укрепила здоровье, отдохнула. Часто навещала ее – ехать недалеко, да и я уже имела свой автомобиль, освоила вождение.
В санатории познакомилась с молодым главным врачом, у нас нашлись общие темы. Позже он посетил нашу больницу, удивлялся современному оснащению кабинетов и палат, поделился идеей оздоровления больных препаратами на базе тамбуканской грязи. А недавно сделал мне предложение. И я дала согласие выйти за него замуж. Свадьбу наметили провести после моей поездки в Москву, откуда я сейчас и возвращаюсь.
– Значит, с корабля – на бал, – пошутила я.

Наконец, шасси коснулось земли, самолет удачно приземлился. И тут телефонный звонок прервал наш разговор. Аня, ответив на вызов, сказала мне:
– Ждут меня в аэропорту, волнуются – и жених, и мамуля. Я их так люблю, не представляю, как раньше могла жить без них…
«Ну, вот и успела попутчица закончить свой рассказ», – с радостью отметила я про себя.
– Счастья тебе и твоим близким, Анечка! – пожелала ей на прощанье, а сама подумала, что добрый, трудолюбивый, целеустремленный человек сам притягивает к себе счастье и щедро делится им с другими.