Глава 30. Хозяин или жертва?

               

— Слушаю и повинуюсь, мой господин!
Ох, как не хотелось ей опутывать себя узами верности и повиновения, но слова слетали с губ против её воли, незримое ярмо давило на шею и ломало в поклоне спину рабыни, словно тело куклы-марионетки.
Где-то совсем рядом хохотал Иблис, ему вторили гадким клёкотом все его ипостаси — бесконечное число торжествующих демонов, всем им было по нраву мучить скованного ифрита.
Теперь они уже не подкрадывались, не подсматривали издалека — вольными посланниками ада, по-хозяйски, входили в её темницу и упивались своей властью. Они опустошали восстановленные, ещё совсем нежные камни-Проводники, царапали их острыми клювами, цеплялись щербатыми клыками и вытягивали до последней капли тепло и энергию далёкой Джанны, дарованные Зайде Пророком (мир ему и благословление Аллаха!).
От ядовитых болезненных укусов туманилось сознание и напрочь пропадало желание противиться вторжению чужого огня, овладевало равнодушие, кровь не бурлила и не взрывалась неистовым фейерверком, как было всегда при одном только приближении мерзости Джаханнама.
Зайде молча терпела истязания, ибо ничего не могла поделать — она снова стала рабыней и снова невольно служила Иблису: воровала для него светлую энергию своей родины и заменяла её на чёрную низменную злость. Пребывая в бессилии перед повелителем Преисподней, ей оставалось лишь молиться, бесконечно убеждая защитника и господина всех джиннов, Пророка Сулеймана (да возрадуется ему Аллах!), что не виновата в новых грехах.
 
О, как ненавидела она своего хозяина, как желала сжечь заживо, вырезать ему кишки и печень!
Но снова и снова гнулась спина невольницы, послушной рабыни проклятого камня Иблиса, руки касались лба, взгляд опускался к ногам повелителя, в узле волос трепетали кинжалы, предвкушая работу, сердце прыгало в груди от волнения. Преданность обладателю камня в этот раз странным образом перемешалась в ней с брезгливым отвращением, впервые за многие века она вдруг воспротивилась желаниям смертного и не хотела больше подчиняться низшему существу.
Зайде чувствовала в себе громадный резерв неистовых сил — это бушевала кровь Джаханнама. Она могла бы превратить эту землю в пустыню, спалить дотла половину земного диска, смешать небесную твердь с придорожной пылью и показать смертным всю мощь и ужас Преисподней. Её оружие жаждало крови, чистая хрустальная радость Джанны растворялась в пламени адских котлов, усиливая при этом стократно могущество огненного ифрита.
 
Руки Зайде тряслись от желания в очередной раз испытать остроту клинков, скорость и ловкость своего тела, дабы послужить своему истинному хозяину — Иблису. Неосторожный обладатель его камня тысячу раз пожалеет, что завладел джинном, силы Розы Зайде отныне принадлежат Аду, а значит, её хозяин — теперь её жертва, и уж она как следует поглумится над его приказами.
Он сполна ощутит на себе проклятие камня: бумажные деньги станут сплошь фальшивы, золото неподъёмно, драгоценности и самоцветы будут пылью рассыпаться у его ног, вместо наложниц он получит суккубов и гулей, внутри нового богатого дворца его истерзает невыносимый ужас, еда станет ядом, вода кислотой разъест внутренности,  друзья будут двуличны и лживы, солнце будет нещадно обжигать, ветер расцарапает кожу мелкими камешками.
Ему не будет покоя ни днём, ни ночью, пока Роза Зайде дочь ифрита Шахфаруха служит ему рабыней…

* * *

Оторвавшись от завтрака, жители города Протасовичи с тревожным недоумением внимали голосу диктора на местном канале телевидения.
Куда же катится мир, мать его?! Что за дела творятся в непосредственной близости носа честных налогоплательщиков!
Вроде на дворе уже давным-давно не девяностые, когда на шальную пулю можно было напороться среди бела дня прямо на центральной площади, не говоря уже об окраинах, погружённых каждый вечер и каждую ночь в темноту, кромешную и беспробудную (в первом случае, от недостатка исправных уличных фонарей, во втором — от избытка самодельных самогонных аппаратов в домах неприметных обывателей). Слава Пресвятой Богородице, пережили времечко, когда в каждой подворотне шли криминальные разборки, когда на приусадебных участках, заблаговременно обнесённых заборами, особо предприимчивые граждане вместо картошки и кабачков сеяли коноплю, когда на городской прядильной фабрике днём в цехах распаковывали последние тюки узбекского хлопка, а ночью, в подвалах шили кроссовки фирмы «Адидас», которые на «ура» продавались в электропоездах дальнего следования.
 
Выходит, с тех пор ничегошеньки не изменилось?
А вот и ошиблись! Изменилось, да ещё как! Маленький провинциальный городишко Протасовичи, где каждая собака тебя в лицо узнаёт, где от скуки мухи дохнут, вдруг оказался настоящей криминальной клоакой всей области, а может, и всего края!
А открылось всё за последние полтора дня. Раскрылось столько преступлений и столько должностных нарушений, сколько раньше за годы не раскрывали. Пожилые, повидавшие много чего на своём веку, следователи лишь руками разводили, с огромным интересом наблюдая за массовыми задержаниями.

На автовокзале взяли с поличным двоих гастарбайтеров из Афганистана, у каждого нашли в сумке по два килограмма чистейшего колумбийского кокса, который у уличных торговцев ценится по сто долларов за грамм. С полицейскими, перехватившими автобус, парнишки смогли изъясняться только на афгани и ломаном английском, хотя оба с готовностью предъявили таджикские паспорта. Натасканная на наркотики овчарка безошибочно опознала в сумках дурь.

В этот же день на въезде в город возле пункта ДПС был остановлен рефрижератор, обслуживающий сеть продовольственных магазинов «Сытное раздолье». Хмурый пожилой водитель, самой, что ни на есть славянской наружности, предъявил своё удостоверение, документы на машину и на товар, с недовольной готовностью распахнул двери холодильной установки, с нескрываемой досадой помог постовому дорожной службы двигать коробки и ящики. Через несколько минут непонятных поисков, протестуя на ненормативной лексике против вскрытия всех подряд коробок, дяденька медленно осел на пол, с ужасом глядя на белые контейнеры «HUMAN ORGAN», невесть как оказавшиеся в его транспортном средстве запечатанными в плотную картонную тару из-под детского питания.

Молодая девушка в строгом офисном костюме-тройке долго не могла поверить, что семеро высоченных парней, упакованных в бронежилеты, и ещё трое полицейских с дубинками в руках всего-то хотят пройти в мужской туалет на втором этаже бизнес-центра, где она уже полгода трудится администратором в зоне рецепшен. За стеной одной из кабинок, облицованной итальянской плиткой, на удивление понятых оказавшейся тонкой ложной перегородкой, обнаружился склад оружия на семьдесят единиц огнестрела разного калибра, более восьмисот патронов, приспособление для бесшумной стрельбы, осколочно-фугасные снаряды и гранаты. Здесь же лежал скромный бархатный мешочек с бриллиантами. Всех сотрудников и клиентов вежливо попросили не покидать здания до окончания полной проверки документов всех присутствующих.

В кабинете скромного директора одного из муниципальных бюджетных общеобразовательных учреждений в сейфе обнаружилось не менее трёхсот миллионов рублей, происхождение и назначение которых вразумительно не смогли объяснить ни директор школы, ни завуч.

Шеф-повара процветающего ресторана «Фермерские обеды» сковали наручниками на виду у гостей заведения. Кормили посетителей здесь действительно вкусно и сытно, официанты были вежливы и проворны, крохотный сейф в кабинете бухгалтера не скрывал никаких неучтённых денежных средств. А вот на садовом участке трёхэтажного загородного дома повара с домашней оранжереей и открытым бассейном оперативники обнаружили яму, едва прикрытую деревянной решёткой и пластами дёрна, где тлели в извести тела двух дальнобойщиков, ориентировка на которых поступила во все полицейские участки буквально перед майскими праздниками. В подземном гараже на четыре машины трое не слишком трезвых молодых людей деловито перебирали запчасти и таблички с автомобильными номерными знаками, в старом платяном шкафу, нашлось несколько комплектов одежды патрульной дорожной службы, полицейские жезлы и два тщательно смазанных Калашникова со сбитыми номерами.

И это было далеко не всё…

* * *

Варламов Денис навытяжку стоял перед строем сослуживцев и с каменным лицом слушал приказ начальника Управления МВД по городскому округу Протасовичи генерал-майора Викентьева Дмитрия Витальевича о вынесении ему, капитану полиции, Варламову Денису Максимовичу, строгого выговора с занесением в личное дело за халатную небрежность в отношении материальных ценностей и безответственное отношение к службе, а именно за утерю вещественного доказательства по уголовному делу №…
И Дивенков тут не при чём.
По просьбе сына погибшего Литвака его родственник (здесь лицо незаинтересованное) подал в прокуратуру ходатайство о передаче ему личных вещей покойного на ответственное хранение до вынесения приговора.
Прокурор в такой просьбе отказал, но внимательно рассмотрел прилагаемый список и сравнил его с описью вещдоков, прилагаемых к делу. В списке, составленном родственниками потерпевшего, значился старинный серебряный перстень — по утверждению сына покойного Литвака — их семейная реликвия.
В описи следователя таковой не упоминался.
Кабинет Дивенкова в тот же день опечатали для работы проверочной комиссии. Служебная проверка заняла четыре дня, в ходе её выяснить местонахождение указанной драгоценности возможным не представилось, но ушлый и настырный помощник прокурора обнаружил рапорт капитана Варламова об утере вещественного доказательства с места преступления.
Следователь был немедленно отстранён от ведения дела и отправлен в двухнедельный отпуск без сохранения содержания, родственникам погибшего был послан официальный отказ в ответственном хранении.
В отношении облажавшегося оперативника ограничились строгим предупреждением и депремированием на три месяца.
— …Скажите спасибо, что на вас не подали встречный иск на возмещение материальной стоимости, до конца своих дней бы расплачивались! — закончил выступление заместитель Викентьева, обращаясь непосредственно к виновнику проверки, перетряхнувшей всё Управление. — Надеюсь, вам всё ясно?
— Так точно, ясно! — показательно гаркнул в ответ Денис, поиграв желваками на скулах.
— Можете приступать к непосредственным обязанностям!
— Служу России!
Сочувствующий взгляд Лёши Казупицы проводил прямую спину товарища, попавшего под раздачу нового начальства...
 
Выйдя из Управления, Варламов разжал кулак, отметил сорванную кожу и вспухшие кровяные следы на местах, куда впились ногти.
Хлопая дверцей машины почти привычно сморщился от боли: виски заломило так, что пару минут он сидел, дожидаясь, пока уйдут из глаз огненные круги. Медленно сжал в руке старинное серебро, обосновавшееся в его кармане, дождался, пока онемела ладонь и выпустил кольцо.
Это всё она!
Его рабыня издевалась над ним, никогда прежде он не страдал от приступов невыносимой головной боли, когда, казалось, по черепу долбят строительной кувалдой и дробят кости мощным перфоратором, и никогда царапины на его коже не превращались в воспалённое незаживающее месиво.

«Она хочет домой!» — умолял его брат.
Надо было послушать его ещё тогда и выпустить её на свободу, ведь знал же, что не попросит ничего для себя — надо быть полным идиотом, просить у потусторонней твари материального благополучия, просто хотелось увидеть своими глазами, на что способна девчонка.
Ради дурацкого интереса Денис решил воспользоваться услугами джинна и после тысячу раз пожалел об этом. Демоны лукавы — так оно и есть на самом деле, а джинны — это суть демоны.
Слова, ранее звучавшие для него, как пустой звук, обретали материальное воплощение, он испытывал значение их на собственной шкуре.
Свою работу Зайде выполнила безукоризненно: безошибочно указала кого задержать, что проверить, где искать, на какие заведения обратить особенное внимание. Задержания прошли, как по маслу, прямо с поличным — просто пальчики оближешь.

И все же, такая тесная связь с миром духов не обошлась без последствий: в тот же вечер Денис свалился с непонятным приступом мигрени: голову рвало динамитом, каждая крошка еды вызывала рвоту, на коже высыпали болезненные волдыри, как при солнечных ожогах. В тот раз он не догадался, что это обратная сторона медали общения с другим миром, даже мысли не возникло о коварстве девчонки. Закончился приступ так же внезапно, как и появился, после ужасающего поноса Денис почувствовал себя настолько лучше, что решился поужинать, а на следующий день отправился на службу и снова достал камень.
— Слушаю и повинуюсь, о мой господин! — услужливо склонилась перед ним рабыня.
В её голосе Денис не услышал ни злорадства, ни фальши — одно лишь желание услужить, и день промелькнул в карусели из лиц, давным-давно объявленных в федеральный розыск.
Скучно, обыденно.
Никакого охотничьего азарта. Благодаря Варламову, оперативники уже знали куда ехать, кого брать, где и что именно искать, допросы походили на исповедь раскаявшихся грешников. Противно слушать!

Ночью Дениса скрутила дикая боль в пояснице, которая постепенно захватила живот и отдавала в ногу. Врачи Скорой помощи определили её, как почечную колику и посоветовали не затягивать с походом в поликлинику, чтобы исключить камни в почечной лоханке.
А после задержания молодого помощника мэра, который имел более, чем тесные связи с держателями двух городских ломбардов, Денис угодил в больницу с застарелой (!) плевропневмонией. Жуткий кашель буквально выворачивал наизнанку, боль в груди не давала лежать, дышать было невыносимо тяжело.
— Давай, дождись осложнения на сердечную мышцу! — ругалась пожилая докторша. — Дотянут до последнего, а потом удивляются, откуда в сорок лет инфаркты!
 
На шестой день Варламов отказался от стационарного лечения и закрыл больничный. Причина частых недомоганий стала ему понятна после нескольких бессонных ночей на больничной подушке — девчонка мстила ему, глумилась над его властью, и взять её с поличным было невозможно, да и некогда: танком на него надвигался суд…

* * *
 
Бледный и напряжённый, как струна, Серёжка сидел рядом с Ириной, опустив голову, и время от времени поднимал взгляд в центр небольшого зала, где давала показания его мать.
В строгом чёрном платье, с распущенными волосами она выглядела страдающей монахиней, держалась гордо и независимо, на сына не взглянула ни разу, на вопросы судьи отвечала, не задумываясь.
— Я вложила в него всю душу, он был отличником в младших классах, мне даже предлагали перевести его в физико-математический класс.
Судья перебрала бумажки перед собой.
— Почему же вы отказались? Ведь, как я понимаю, ваш сын продолжил обучение по обычной стандартной программе.
— В нашей школе такого класса нет, пришлось бы возить ребёнка на другой конец города в гимназию, за углублённые занятия доплачивать, а я не работаю.
— Можете сказать суду, по какой причине вы не работаете?
— Занимаюсь ребёнком, — не моргнув глазом ответила Серёжкина мать.
— В документах есть справка из банка о том, что вы выплачиваете ипотеку.
— Да. Мне очень сложно сводить концы с концами.
— А из какого источника вы берёте деньги на взносы? У вас показана прекрасная кредитная история.
Серёжкина мать немного стушевалась, но тут же взяла себя в руки.
— Часть денег мне оставил покойный муж, а после его смерти помогали друзья.
— Вот как? — удивилась судья. — Но платежи в банк поступали из одного источника, с карточки Варламова Дениса Максимовича. Последние полгода выплаты прекратились, объясните, почему это произошло?
— Варламов Денис сводный брат моему сыну, помогал по собственной инициативе, так как я не работаю и своих денег у меня нет, — уверенный голос Серёжкиной матери дрогнул. — А выплаты он прекратил после того, как отобрал у меня моего ребёнка.
— Уважаемый суд, позвольте мне объяснить, — возмущённый Денис вскочил со своего места.
— Вас спросят отдельно, сядьте, пожалуйста! — сурово посмотрела судья и снова повернулась к ответчице. — Мария Васильевна, суд располагает несколькими заявлениями от ваших соседей о частых вечеринках в вашей квартире. Это так?
— Не таких уж и частых, — с вызовом ответила Серёжкина мать. — Ну и что? Они у всех бывают!
— Это правда, что вашему сыну неоднократно приходилось ночевать у посторонних людей?
— Ну может, пару раз он и переночевал там, — вскинулась мать. — Это же не криминал, он ночевал у своего друга, с разрешения его родителей. Что тут такого?
— То есть, вы это признаёте. Ну хорошо, с этим всё ясно, — неопределённо пробормотала судья. — Что скажете об этом документе? Вы помните о нём?
Денис с мрачным удовлетворением заметил, как затряслись руки у Мэри. Пожелтевшая бумажка была тем самым договором с их отцом, который превратил его для любовницы в дойную корову. Тот письменно обязался полностью содержать Серёжку и его мать в обмен на жизнь своего младшего сына — только после скрепления договора нотариально она согласилась не делать аборт.
— Это была шутка, — усмехнулась Серёжкина мать. — Тогда мне показалось забавным заставить Максима пойти на такое. Эта бумажка ничего не значит.
— Почему же? — возразила судья. — По закону, нотариально заверенная бумажка имеет силу документа.
Мэри вернулась на своё место с видом непонятой оскорблённой добродетели и застыла, по-прежнему не поворачивая головы к сыну.
Серёжка безуспешно пытался поймать её взгляд, никак не мог поверить, что мать теперь для него чужая, что он тоже стал чужим для неё — этого просто не могло быть, потому что он по-прежнему продолжал любить её.
Ему казалось, что она обязательно должна была почувствовать его взгляд, почувствовать, как кипят в слёзы у него в глазах, как разрывается на две половинки сердце, как перехватывает дыхание, рвутся наружу всхлипы, но мать сидела спокойно-отстранённая и ни разу даже не покосилась в его сторону.
Конечно, он же предал её!
Серёжка вывернулся из объятий Ирины, когда та попыталась обнять его за плечи, и уже собрался поднять руку, чтобы его вызвали, как на уроке.
Он хотел рассказать, что всё неправильно, этот дурацкий суд никому не нужен! От того, что они здесь решат, на самом деле ничего не изменится, и свою мать он не перестанет считать матерью.
Ведь раньше она не выгоняла его к Женьке, это Фил выставил его дураком и дебилом в её глазах, иначе она никогда не стала бы… никогда не стала бы!.. Если он, Серёжка не заступится за свою мать, то кто тогда за неё заступится?! Грош цена тогда ему самому, как сыну!
Надо только найти нужные слова, а у него, как обычно перед множеством слушателей, они куда-то пропадают: вот хочет сказать, а язык словно отнимается, каждое слово вспоминается с неимоверным трудом. Эх, Райку бы сюда!

Серёжка сидел, как на пружинах, готовый вскочить в любую секунду, чтобы рассказать судье, как он любит свою мать и готов заботиться о ней. Он согласен подрабатывать после школы, на каникулах, в выходные, и возьмёт на себя выплаты по кредиту, раз уж это так важно.
Но судья не спросила его ни о чём таком, велела отвечать на вопросы, совсем далёкие от его переживаний.
Серёжка с готовностью отвечал, ожидая, что следующим, главным вопросом будет: любит ли он свою мать.
— Как часто ты ночевал у друзей?
— Несколько раз, пока Женькин отец не пообещал нажаловаться в школу, после этого я перестал к ним приходить.
— Куда же ты уходил?
— Ждал на улице, пока не разойдутся гости, а в последние два раза уходил к Ростику.
Девушка-секретарь положила на стол судьи бумагу и что-то прошептала на ухо, та удивлённо подняла брови. Следующий вопрос застал Серёжку врасплох:
— Сергей, ты пробовал наркотики?
При чём тут наркотики?!
Он беспомощно оглянулся на брата, Денис ответил спокойным взглядом, чуть улыбнулся, ободряюще подмигнул, мать отстранённо и безмятежно рассматривала свой маникюр.
Серёжка снова повернулся к судейскому столу, строгая женщина терпеливо ждала ответа, взгляд её был испытывающим и внимательным, и признаться ей оказалось легче, чем он думал.
— Покурил травку пару раз.
Дома и Денис, и Ирина внушали ему, чтобы в суде говорил только чистую правду, ведь им он не стеснялся рассказать о себе самые страшные тайны, а судье и вовсе обязан.
Но теперь Серёжке стыдно было поднять взгляд, изнутри к глазам подбирался горячий ком, подбородок тянуло придержать руками, так сильно он запрыгал, и в этот момент, когда зал расплылся в солёной влаге, а слова намертво застряли где-то в горле, он и услышал тот самый вопрос, который ждал столько времени:
— С кем бы ты сам хотел остаться: с братом или с мамой?
Серёжка укоризненно посмотрел на судью, за то, что она так подвела его с этим вопросом, и приложил все силы, чтобы ответить ясно, чётко, вразумительно, но вместо убедительной речи позорно разрыдался. Он хотел бы остаться с матерью, но чтобы она была такой же доброй и терпеливой, как Ирина, и чтобы Денис жил бы с ними, потому что он надёжный и запросто выгонит всяких Филов.
 
Вместо этого Серёжка громко всхлипывал на груди старшего брата, чья-то рука мягко гладила волосы, а Иринин голос успокаивал:
— Ну тише, тише!..

     * * *
 
Утром Денис внезапно заболел, и это было странно, потому что приказания своей рабыне он ещё не успел отдать, а только собирался вместе с Серёжкой прогуляться до бывшей Протасовки, где в застывшей лаве одиноко торчал дом его бабушки Вали. Но завтрак неожиданно застрял посреди пищевода удушающим комом, кожа заполыхала, по спине побежал холодный пот.
— Что опять с тобой? — Ирина озабоченно пощупала лоб мужа. — Ты весь горишь, прямо полыхаешь!
— Дай какую-нибудь таблетку, — попросил Денис, поднимаясь.
— Ты что, хочешь пойти на службу с такой температурой?! — встревожилась жена. — Да я чуть не обожглась об тебя!
— Нет у меня никакой температуры, и я не на службу. Мы с Серёгой идем по делам.
Пытаясь совладать с нахлынувшей тошнотой, Денис пытался завязать шнурки на кроссовках.
— Вот выпей, — Ира протянула на ладони маленькую капсулу и стакан с водой.
Лекарство упало в желудок огненным ядром, вода послужила катализатором к цепной реакции ядерного взрыва, Денис схватился за горло и повалился к ногам жены…

— Отёк Квинке, — обрадовал врач Скорой помощи. — Тяжёлая аллергическая реакция при сниженном иммунитете. Если повторится будем госпитализировать.
После укола воспалённая краснота и припухлости на лице и руках Дениса немного спали, но жар до конца не ушёл, перед глазами всё еще плавали красные круги, кожу пощипывало и покалывало, отчаянно болел желудок или что там от него осталось после зверской ударной волны.
— Сниженный иммунитет? — недоумевала Ира. — Откуда? Он же раньше практически ничем не болел, простудами и то, редко.
— Мы сейчас все живём в состоянии стресса, — охотно объяснил доктор. — От нервов всё.
Ирина провела рукой по влажным волосам мужа…

К голове Дениса потянулась костлявая лапа с длинными когтями. Жуткое отродье, нарядившись в Иркину футболку, притворялось его женой и беседовало с тощим и длинным мужиком в синей медицинской униформе. Вместо ног монстра удерживала в вертикальном положении зыбкая голубая муть, серая кожа сочилась влагой, на лице шевелилась воронка, напоминающая клюв осьминога, вместо волос на голове извивались тонкие щупальца, каждое с собственной зубастой пастью, однако врач, словно и не замечал странного вида собеседника, спокойно заполнял свои бланки, укладывал в чемоданчик жгут, складывал в пакетик использованный шприц и осколки ампул.
«Ну конечно, — догадался Денис. — Они же там должны… Клятва Гиппократа и всё такое.»
Глаза закрывались, но он не решился заснуть в то время, когда по дому, в непосредственной близости от Серёги, свободно расхаживает чудовище. И ещё было непонятно, где пропадала Ирка, куда она могла уйти среди ночи?
За окном и перед глазами клубилась чернильная тьма: ни звёздочки, ни просветления в виде светлой дымки облаков.
Ему стало как-то не по себе: тёплая постель показалась смирительной рубашкой с жёсткими путами, холодный липкий воздух сдавил со всех сторон, словно пытался задушить его, тело не слушалось и отказывалось шевелиться.
 
Он изо всех сил таращил глаза, пытаясь рассмотреть хоть какую-нибудь искорку перед собой, хоть какое-нибудь подобие света, ведь не ослеп же он!
В конце концов, с неимоверными усилиями повернув голову, он рассмотрел тусклое белое пятно, мерцающее совсем рядом, вокруг пятна разливалось яркое красное марево, постепенно заполняя комнату зловещим сиянием.
Ах, вот оно что! Снова её проделки!
 
Денис обозлился: что он за неудачник такой?! Столько тысяч лет джинн служил верой и правдой всем желающим, почему же именно с ним она стала выкидывать подобные коленца? Может у джиннов существует определённый срок эксплуатации? Ну прекрасно! Достался просроченный джинн! Впрочем, удивляться не приходится: когда это ему везло?

Совершив над собой форменное насилие, он поднялся с кровати. Натыкаясь на мебель, раскидывая ногами тапки, отпихивая щупальца монстра, не обращая внимания на его птичий щебет, пошатываясь, добрёл до дверей.
— Серёга, давай собирайся! — прохрипел он в багровый туман, окутавший всё обозримое пространство рядом с ним.
Теперь-то ему было ясно, что туман и монстры в доме — это лишь игра его воображения, образы, навязанные Зайде.
«Думаешь, очень хитрая? Думаешь, можешь надо мной издеваться безнаказанно? — он сжал в кулаке кольцо, не обращая внимания на содранные струпья ранок. — Сейчас посмотрим, кто из нас сильнее!»

Боль в ладони немного прояснила сознание, и в машину он садился уже при свете дня. Немного полыхало багровыми клочьями небо и вся зелень отсвечивала кроваво-красным, но это уже были сущие мелочи.
— Мы куда? — приставал братишка, больше похожий на лохматого домового, чем на человека. — В поликлинику?
— Нет, — прохрипел Денис, стараясь не смотреть на свалявшуюся шерсть, покрывающую задние лапы Серёжки.
Глаза брата сверкали среди грязных колтунов, сплошь покрывающих косматую морду, однако, выражение внимательного ожидания в них осталось прежним, как и Серёжкин голос, срывающийся басок. 
В салоне автомобиля ощутимо воняло псиной, дерьмом и ещё чем-то, таким же тошнотворным и оскорбительным для обоняния. Денис заставил себя абстрагироваться от запахов и красок и жал на газ, у него оставалось последнее задание для джинна, и чем оно обернётся для него самого он предпочитал не задумываться…

* * *

Бывшее болото встретило двух братьев безжизненным, диким ландшафтом из застывших окаменелых наплывов лавы, нагромождением валунов, напирающих друг на друга скальных образований, невесть откуда появившихся среди болотистой равнины.
По разрушенной деревне гулял ветер и, без каких-бы то ни было препятствий на своём пути в виде домов и деревьев, осваивал открывшиеся новые территории. Нежданных гостей он закидал щедрыми горстями пыли, перемешанной с пеплом, от обмелевшего русла речки Протасовки пригнал маленькие плотные вихри из пересохшей береговой почвы, прошёлся по уцелевшим кирпичным остовам домов, истошно завывая в них, но так и не смог прогнать праздно шатающихся гуляк…

— Зачем мы сюда? — недоумевал Серёжка, поддерживая брата.
Денис еле держался на ногах, на его багровое отёчное лицо, набрякшие красными белками глаза, распухшие губы и шею было страшно смотреть, Серёжка старался не коситься, глядел себе под ноги и не давал брату оступиться на этом каменном болоте, а о том, что будет, если Денису тут станет плохо даже и думать боялся.
— Отойди, — брат отстранил его от себя.
— Куда? — отходить Серёжка не хотел и вообще, хотел вернуться обратно. Каменистый марсианский пейзаж болота вызвал у него чувство, если не паники, то уж точно сильного беспокойства. Кто его знает, может тут снова рванёт!
— Куда-нибудь подальше, — объяснил Денис. — Лучше бы было тебя не брать, но это ты её нашёл, и ты тоже пострадал от её рук, так что имеешь право видеть, только отойди как можно дальше.
Серёжка спрятался за высоченным плоским камнем, который, как приподнялся над поверхностью застывшей лавы, так и застыл в вертикальном положении — неровный обелиск, покрытый глиной и ракушечными наростами.
Денис достал кольцо и покрепче упёрся пятками в землю-матушку.
— Выходи, — позвал он, глядя на камень, окаймлённый серебряным кружевом.
Багрово-чёрный цветок неохотно раскрыл перед ним плотный кокон бутона, несколько долгих секунд, покачиваясь, пламя гудело возле ног Варламова, раздумывая, стоит ли подчиняться.
Да кто он такой, этот смертный?!
Наконец, длинные лепестки опали, оставив свою хозяйку без огненного покрывала.
— Приказывай, о мой господин, — маленькие колокольчики тихо прозвенели, вторя каждому слову джинна.
— И прикажу, не сомневайся, — заверил девочку Денис. — И не думай, что запугала меня. За тобой должок. А вот после того, как всё исправишь, и только тогда, повелеваю тебе стать свободной! Можешь возвращаться домой!
— Слушаю и повинуюсь! — Зайде покорно склонила голову и оторвалась от земли...

* * *

Серёжке показалось, что скала, за которую он держался, вырвалась из жерла болота  реактивной ракетой и облетела несколько раз всю Землю. После резкого взлёта и крутого падения он обнаружил себя лежащим на плоской каменной поверхности, под завалом кучи веток и стволов молодых осинок, вырванных с корнями. Над головой завывало и крутилось нечто, похожее на настоящее торнадо. Серёжка поднял было голову, но ветер наотмашь хлестнул его прямо по глазам и обрушил на голову целую кучу сухой земли, пришлось снова вцепиться в край скалы, чтобы не сорваться с неё и не улететь вместе с пучками болотной травы.
Опутанные вихрями, в небе прогрохотали оглушительные разряды, и на землю обрушился настоящий водопад.
Вместо обычного грозового короткого ливня болото залили настоящие штормовые потоки, окружив Серёжкин камень непроницаемой стеной.
Вместе со всяким мусором его смыло волной со спасительной скалы, и он битый час барахтался среди переломанных стволов, цепляясь за скользкие выступы застывшей лавы.
Мокрые струи, полосовавшие болото, без труда сбрасывали его руки, заставляя искать новую опору, потом следующий выступ и следующий.
 
Дениса в обозримом пространстве видно не было, и младший брат изо всех сил надеялся, что тот не угодил в самый эпицентр бури.
Подобной грозы он не видел никогда в своей жизни: такой ураган из дома-то страшно было бы наблюдать, а уж угодить в самую воронку смерча — немыслимое бедствие! Уцелеть бы в этом потопе!
Вверху гремело, вокруг с подавляющим шумом извергалась и пенилась вода, зыбкая ненадёжная земля тряслась под ногами. Несколько раз Серёжку ощутимо тряхнуло, отрывая от очередной опоры, и крепко швыряло на твёрдые кочки, и каждый раз, наощупь, он искал очередной устойчивый камень и прилипал к нему всем телом, словно ящерица.
В какой стороне была деревня, в какой — река, где дорога в город, когда же прекратится бушующее наводнение — ничего не было понятно.
Вода била со всех сторон, устраивая бурные воронки, поднимала волны, заливала нос и рот.
Постоянно отплёвываясь, зажмурившись, Серёжка собрал последние силы и крикнул:
— Дени-и-и-с!
Голос тут же увяз в серой непроглядной мгле. Брат не отзывался. Дождь барабанил по плечам и голове, ветер сбивал с ног, Серёжка продрог до последней жилки в организме и трясся крупной дрожью, хотя, вполне возможно, дрожь была от рыданий, но кто заметит слёзы в такой ливень. Он продолжал цепляться за каменный выступ и хрипел в разные стороны:
— Дени-и-и-с! Дени-и-и-с!
Сквозь стену воды к нему приближался новый смерч, водные струи волновались и закручивались, выбивая из себя упругие брызги.
Серёжка дико заорал, но волны оторвали его от опоры, ободрав в кровь ладони, и за ноги потащили за собой. Вместе с камнями и ветками они выплеснули его на сушу и оставили там, предоставив сколько угодно откашливаться, отплёвываться, плакать от бессилия и страха.

Потоки с прохудившихся небес прекратились так же внезапно, как и начались. В свете низко висящего солнышка залитое водой болото весело сверкало и перекатывало угольно-чёрные волны среди камней и коряг, словно так было всегда и будет впредь.
Серёжка наконец увидел Дениса, тот лежал, почти полностью скрытый в воде, совсем рядом, и не подавал никаких признаков жизни, маленькие бурунчики тихонько плескалась вокруг его тела, смывая с лица грязь и кровь.
К своему ужасу Серёжка разглядел кровавое пятно на голове брата.
— Денис!
Спотыкаясь на неверных ногах, он плюхнулся рядом с братом, затряс за плечи, попытался вытянуть на сушу, но это было всё равно, что тащить каменную скалу. Тогда Серёжка от души врезал старшему брату по щеке.
Изо рта Дениса плеснул маленький фонтанчик воды, он распахнул глаза, как будто спал всё это время, уставился на Серёжку совершенно безумными глазами и затряс его, как грушу.
— Ты жив?
— Я не знаю, — прорыдал Серёжка. — Я подумал, что ты умер!
Кряхтя, стеная и охая, старший Варламов поднялся на ноги и посмотрел на руку. Кольцо джинна было на месте: серебро почернело и позеленело, словно поросло мхом, камень же полностью раскрошился, лишь крохотные острые кристаллики всё ещё держались под лапами зажимов.
Варламов больше не чувствовал трепета древнего серебра — обычный неодушевлённый предмет. Мёртвый.
Неужели всё закончилось?
Он стряхнул бесполезное украшение с руки и, размахнувшись, забросил его далеко в воду.
Недовольно булькнув напоследок, кольцо скрылось под волнами. Денис поднял голову на разбегающиеся облака.
Высоко в небе было неспокойно: там грохотало и сверкало, словно невидимый великан камнетёс перекатывал свои заготовки и шлифовал самоцветы для нового украшения. Закатное солнце дрожало и подпрыгивало на месте от непривычного шума.

— Пошли отсюда, — решил Денис и повернул к дороге, Серёжка побежал следом. С обоих текла вода и только сейчас оба заметили, насколько она холодна — прямо ледянющая!
— Замёрз? — обернулся Денис к Серёжке. — Сейчас включим печку в машине. Ты чего там застрял? Давай быстрей, тебе пока нельзя простужаться.
Он посмотрел в сторону, куда уставился его младший брат и ахнул: машина, его машина, купленная в кредит, за которую ещё два года расплачиваться, покорёженными металлическими останками корпуса погружалась в глубину молодого озера.
— Стерва! Это что, вместо «спасибо» мне? — прошептал Денис.
Всё-таки напоследок рабыня снова над ним поглумилась, невзирая на то, что он освободил её.
Вот и делай после этого добрые дела, вот и будь бескорыстным!
Задрав голову к небесам, он заорал, потрясая кулаком.
— Зараза мелкая! Лучше бы я тебе все уши оборвал!
Небеса разразились мелодичным счастливым хохотом — звоном весёлых колокольчиков. Тонкими кружевами он оплетал раскаты грома, создавая странную неземную музыку над чёрными водами.
Первые звездочки, вспыхивая в расцветающей искрами вышине, вступали в общее веселье: дрожали и переливались особенным, ярким светом, испуская отблески от прозрачных граней во все стороны.
— Пошли! — Денис решительно зашагал к дороге. — Привыкай теперь ходить пешком, это полезно. Видишь, как твоя подружка о тебе позаботилась!
— Подожди, Денис, — Серёжка снова показал на небо.
— Ёлы-палы, вот это да! — прошептал Варламов.
Совсем низко над их головами небо полыхало всеми цветами радуги: длинные искрящиеся снопы огней рассыпались во взрывах праздничного фейерверка и собирались по краям широких сияющих полос неземного света огранёнными бриллиантами.
Волшебный свет полярного сияния разбегался радужными ручейками по всем сторонам горизонта и рассыпал на пути мириады искрящихся лучей…

* * *

Возрадуйтесь, о джинны, возликуйте, вознесите хвалу Всевышнему Творцу и Защитнику всего живого! Благодарите Его сердцем и устами, каждой частью своего тела, ведь поистине, если Он с нами, нам нечего бояться, а если нет Его рядом — не на что надеяться! Если захочет Он преумножить наши страдания — будут они преумножены стократно, захочет воздать нам благо — и осыплют нас милости Его подобно рогу изобилия.
Всегда покорная Его воле Роза Зайде не рабыня больше и не прислужница Иблису! Велик всемогущий Аллах, нет границ Его милосердию, вложившему в уста простого смертного приказ о её освобождении! Бесконечна Его любовь к творениям своим, и планов Его никому не дано постичь!
Благословение тем, кто несёт Его трон, кто поддерживает руки и омывает ноги! Благословение верному Пророку Сулейману (да будет доволен им Аллах!), сумевшему обратить внимание Всевышнего на ничтожнейшую из рабынь, десять тысяч лет томящуюся в камне, и заключённую туда самим Шайтаном!
 
Прими же блудную дочь, о прекрасная Джанна! Омой огненным дождём истосковавшуюся кожу, осуши слёзы горячим ветром нар-эс-самум, уложи отдыхать на высоком горном плато среди персиковых деревьев в саду могучего Шахфаруха, укрой пышным одеялом из лепестков любимых роз, разгладь морщины на лице несчастной матери, дай благословенный отдых её глазам. Вознеси к самым звёздам молодые горные вершины, дабы окутало райский сад ифрита чистое бездымное пламя, купель возрождения, и искупай в нём израненную душу бывшей маленькой рабыни.
Прекрасные райские девы соберутся возле ложа спасённого ребёнка, убаюкивая нежными голосами, неустанной заботой и вниманием окружит свою возлюбленную младшую дочь счастливый отец.
И расступятся неприступные горы Каф, дабы принять в нижних пещерах сокровища из глубин Великой Бездны: самые редкие жемчужины и целые сундуки древних украшений, сброшенных в пучину самой Симург.
 
Радуйся, Роза Зайде, и отдыхай, пусть не потревожат твой сон злобные Гули!..