Круговерть Глава 11

     Свою новую жизнь он начинал с самых несложных вопросов. «Что я? Кто я? Что мы? Кто мы? Что мне делать? Что нам делать?» Вопросы-то были простыми, ответы не были простыми. Раньше всё было просто: живут они и живут, как все люди на земле, родились — да и живут. «Как жили до них, как живут сейчас, как будут жить после». Но ведь в его окружении подразумевалось, что они как бы строят коммунизм и уже как бы построили социализм — справедливое общество, о котором люди мечтали спокон веку. Раньше он об этом просто не задумывался, ему всегда казалось, что они просто живут себе и живут. Живут обычной жизнью, как все люди. Теперь же ему захотелось исследовать, так ли это. И если это не так, то почему тогда большинство людей убеждено, что это так. Почему большинство людей было убеждено, что та жизнь, какой они жили, это и есть самая правильная и настоящая жизнь.

     Так случается сплошь да рядом: люди, чтобы разобраться в себе, обращают свой взор не на себя, а на окружающее, на других людей. Скорее всего, они надеются вывести понимание самих себя из понимания окружающих. Ведь я такой же, мол, как все. Поэтому, думаю, было бы психологической неправдой, если бы мой Дрюша пошёл бы иным путём: если бы он  вдруг, ни с того ни с сего, сразу же порвал с окружением и зажил бы вдруг своей собственной, самодостаточной духовной жизнью. Слишком его смысловая вселенная была ещё мелка и незрела, чтобы отделиться от совокупно общепринятой. «Кто я, определяется моим отношением со всеми и со всем», — так, или примерно так, думал Дрюша. Эти отношения наверняка были, их нужно было только уяснить для себя и понять. «Но как?» Он не знал, как это делается. Время шло, а он всё никак не мог придумать, с чего начать.

     Чтобы как-то сдвинуться с мёртвой точки, ему необходимо было на что-то опереться, и он решил, что надо попытался понять то общество людей, в котором он вырос и жил. А этого никак нельзя было сделать, не углубившись в сопоставление различных этапов развития этого общества, которое он в будущем станет называть «социумом». Одним словом, его естественным образом свернуло на изучение истории. Благо, книг по истории всегда — море разливанное. Читать — не перечитать. Он бы и потонул в этом море, если бы не выучился находить смысловые нити, связывающие события в единый смысловой процесс, который был доступен его уразумению.

     Дрюша скоро понял, что вся история его России это история оседлого землепашца-скотовода, которому была нужна защита от нападения и разорения. Без такой защиты, государевой или государственной, заниматься землепашеством было просто нельзя. А значит, нельзя было выжить. Тысячу лет  в его стране жили земледельцы и скотоводы — крестьяне. Ещё его дед был крестьянином, а он сам, Дрюша, и всё его поколение стали уже совсем другими людьми — не крестьянами. Он ещё толком не мог определить, кем они стали, но то, что они стали в корне другими людьми, он уяснил для себя совершенно определённо. Просто это превращение произошло на его глазах.
   
     Тысячу лет были одни люди, а потом их вдруг заменили совсем другие люди, — в этом определённо надо было разобраться. «А как же оберегающее крестьян тысячу лет государство?» Наступил  двадцатый век — его, Дрюшин, век — и государство отчего-то не сберегло своих крестьян. А оно ведь питалось ими, вся его жизненная сила основана была на их каждодневном труде. Во времена деда что-то случилось: то ли сами люди созрели для чего-то нового, то ли государству для своего развития перестало хватать крестьянских соков, то ли и то и другое совпало — было непонятно.  И Дрюша углубился в изучение этого вопроса.
 
     Сначала «тягловый народ» защищали от внешнего разорения князья да бояре, не государство. Правда, они сами стали тянуть с народа немало, но свои баре были все-таки заинтересованы оставить хлебопашцу столько, чтобы он на другой год не сбежал, а отсеялся бы и собрал урожай и снова бы отсеялся. Так они и жили: оратаи пашут, а князья их смотрят; урожай и другой какой прибыток — делят. Справедливо, нет ли, — как-то делят. И всё бы ничего, да только князья плодились и множились, и стали они меж собой «собачиться да величаться», друг с другом воевать. Крестьянину — опять разорение, земле — запустение и разграбление от басурман. Как ни крути, а нужно было Великого князя, а потом и Великого государя с государством. Чтобы держал землю и блюл бы интересы державы, а не свои, княжьи. Чтобы правил не по своему произволу и хотению, а правил бы по державному обычаю и по закону.

     Пока сидели по Днепру, несколько раз наклёвывалось государство при крепких князьях, да так ничего и не сладилось. Не стояло государство, рассыпалось. Единящие силы оказывались слабее разобщающих. Усобицы изматывали силы. А любителей поживиться кругом меньше не становилось, свято место пусто не бывает. Наступило лихолетье. И от разорения стали уходить в леса, на восток. Там им мнилось, видимо, обрести державное государство, своё, — да вместо того попали под власть татар. И триста лет под татарами учились, как государство своё и землю держать. И ведь научились.



Продолжение: http://www.proza.ru/2019/09/11/1678