Три дня в тайге

              Я проснулась от шума. Кто-то ломился в мою дверь. Я выхватила нож
из-под подушки и вскочила.
             «Где там эта б-ь?- послышался из-за дверей пьяный голос
Михайлыча.- Открывай, сука!»
             В комнату вломились трое: Михайлыч, Гришка и еще один из тех, что приехали накануне.
             «Не подходи, убью!- я выставила нож впереди себя и встала в
 оборонительную позу.-Пошли отсюда, пошли на хрен!» Я наступаларазмахивая ножом. Гришка стоял позади всех, и вид у него был как оплеванный. «А ты чего? Тоже свежего мяса захотелось!»- крикнула я ему в сердцах и сердитосплюнула на пол. Мужики тихонько ретировались. Я подбежала к дверям.Щеколда выломана. «Все. Сейчас они все перепились. Того и гляди, кто-нибудь еще припрется!» Я посмотрела на часы. Без пятнадцати пять. За окном темень-тьмущая. «Все. Надоело. Не могу больше! Надо уходить, пока меня не износиловала вся эта пьяная братия». В последнее время я спала одетая и с ножом под подушкой, потому что наезды на меня участились.Теперь мне не было покоя ни днем, ни ночью. Я надела свитер, фуфайку,натянула керзаки. Посмотрела, нет ли чего-нибудь съестного. Нашла корку хлеба, сунула ее в карман. Не забыть спички. На голову натянула теплый платок. «Ну все. До свиданья, друзья мои. Черт бы вас всех побрал!»
              Я распахнула окно и вылезла наружу. А на дворе – холод собачий и темнотища, нигде ни звездочки. Да и что удивляться: конец октября, а в
Сибири – в ноябре уже зима. Куда идти? Точного плана у меня не было.
Главное – подальше отсюда! В деревню тоже нельзя. Там меня в первую очередь искать будут. «Лучше я сдохну от голода и холода, чем снова буду
терпеть унижения». Я не знала, что я буду делать, куда идти и зачем; вокруг
тайга, а там и зверье разное, и порвать могут! Но я сейчас об этом не думала.
Главное – подальше отсюда, чтоб не видеть больше эти ненавистные, вечно
пьяные рожи.
                А все эти дурацкие фильмы да песни:

                «А мне бы жить километрами,
                А не квадратными метрами,
                Да и песня в дороге мне,
                Словно воздух, нужна!»

      Вот и пой теперь! Наслаждайся романтикой! Ах, как я представляла себе все
это. Песни под гитару у костра. Смелые мужественные люди. А на деле?
Грязь, пьянство, скотство! Чертовы геологи! Алкоголики одни! А бабы? Да
в них ничего женского уже не осталось! Глушат водку стаканами наравне с
мужиками, матюкаются! Срам один! Я снова с досадой сплюнула. А еще мужики хвастались, что ни одна практикантка, что попала к ним в партию,
целкой не остается. Но с ней у них номер не вышел. А уж как старались: и
уговорами, а больше – грубостью, угрозами. Вон Леха Назьмов, начальник
партии, тот издевался, как мог: самую грязную работу заставил делать,
 оскорблял, как мог, и все за то, что не дала. «Ты тут самая красивая,- говорил
он, гаденько ухмыляясь,- ну че ты выделываешься? Будешь со мной, никто
тебя пальцем не тронет, а так будут лезть все, кому не лень. Задолбаешься
отбиваться!» Ну уж нет, свиньи поганые! Не дождетесь! Не получите вы меня!»
                Помню первый день, когда я приехала к ним. Они тогда все пьяные
были, а потом, уж не знаю, что они там не поделили, только Леха выскочил
на крыльцо и стал бить одного рабочего. Тот упал на колени, а Леха пинал и
пинал его в лицо своими керзаками. А у того – кровь по лицу. Я, как
увидела, стала кричать, бросилась было разнимать, да один мужик удержал меня:«Не лезь,- сказал он,- Леха, когда пьяный, дурной, может и тебе попасть».
А тот рабочий потом, какое-то время спустя, помню, рассуждал сидел, что
я, мол, король, когда у меня карманы полные денег. Какой же ты король,
если тебя сапогами в лицо!
               А Гришка… Он мне нравился. Вначале, когда я еще не знала, какая
это трусливая и подлая мразь. Понял, гаденыш, что он мне нравится, и прилез однажды ночью ко мне в палатку( Это позже уже Назьмов забрал меня на базу, чтобы я всегда под рукой была, а вначале я, как все, в тайгу ходила). Только ничего у него не вышло. Вот он и затаил злобу с того дня. И,когда видел, что мужики наседают, никогда, ни одним словом не вступился.
               Уже рассвело, но холодно по-прежнему. В тайге – туман, на траве –
иней. Ощущение нереальности, будто не со мной это все происходит. Вон
проскочила белка на дереве, вон еще одна. Я как будто в сказку попала.
Сосны, ели… Красотища кругом – аж дух захватывает! Только сказка эта страшная!
                Весь день я блуждала по тайге возле села. Далеко отходить не
 решалась: боялась волков, да и заблудиться можно. Хлеб я свой доела за день,но пить, как ни странно, не хотелось. Может, потому что холодно было. Днем немного потеплело, но не сильно, все равно холод собачий. Есть мне не очень хотелось, аппетит напрочь отбило с этими нервотрепками. Я приехала в экспедицию в начале августа после вступительных экзаменов в техникум.  И меня сразу направили сюда: мол, посмотри, как тебе, понравится будущая профессия или нет. Хорошо, что сразу послали, а не через год или два,  больше я туда ни ногой, в гробу я видела такую профессию;керзаки и фуфайку не снимаешь и эти рожи тошнотворные вокруг. Я однажды видела, как двое рабочих варили ширку на костре. Ну, если тут еще и наркоманы, то  о чем говорить! Да и вобще большинство рабочих были бывшие зеки, то ли их на работу нигде не брали, то ли  их устраивало поехать, заработать кучу бабла, а потом – сиди всю зиму дома у печки да плюй себе в потолок, да водочку кушай до будущей весны. Короче, посмотрела я на все это б… во и за голову схватилась. Да как же меня угораздило в такую компанию  попасть! Говорила мать: иди на бухгалтера учиться, так нет! Романтики  захотелось! Вот тебе романтика:  ешь, не хочу! Я подсчитала: я здесь уже  три месяца. За это время я сильно похудела. И так-то худенькая была, а теперь вобще – кожа да кости. Во-первых,  оскомину набила эта пища: суп да каша,  а во-вторых, я, как понервничаю, есть не могу, а здесь я постоянно на взводе.
             Пока я так ходила и размышляла, стало смеркаться. В это время темнеет рано. Днем еще ничего, а ночью страшно будет в лесу. «Все равно
не вернусь на базу, пусть попереживают». Вспомнила, как просила Назьмова, чтоб отправил домой, а тот не захотел; сказала, что пожалуюсь на него за то, что издевался, а он: «Жалуйся хоть самому Господу богу! Я здесь боги царь! Что хочу, то и делаю!» - «Подожди, урод, не на ту нарвался. Меня нахрапом не возьмешь!»
              Я насобирала веток, разожгла костер. «Если в управлении узнают, что
пропала студентка, Назьмову не поздоровится. Может и с работы вылететь!»
У костра было тепло и уютно. Я, наконец-то смогла отогреться. Однако, надо
и про ночлег подумать. Не буду же я тут всю ночь сидеть? Да и костер скоро
догорит». Я встала и пошла искать место для ночлега, пока еще совсем не
стемнело. На полянке, возле самого села, стояли три копны сена. Вот тебе и
ночлег. Я сделала углубление в одной копне и залезла туда. Там было тепло,
одурманивающе пахло сеном. Я не заметила, как заснула. Когда проснулась,было еще темно. Было холодно, кое-где лежали корки льда. Значит, минус на дворе. Меня это не удивило. Сибирь есть Сибирь! Нужно разжечь костер.Я насобирала веток и снова распалила костер. Сидела, пытаясь согреться, пока совсем не  рассвело. Потом отправилась опять блуждать  по тайге.
               Вторую ночь я спала прямо там. Когда прогорел костер, я настелила еловых веток и легла сверху, сжавшись в комочек. Только спала я совсем недолго. Чувство опасности не давало расслабиться. Все же я одна, в тайге! Да и холод донимал, по ночам температура опускалась ниже нуля, а уж про голод я вобще молчу! В первый день я как-то не чувствовала особо голода, но на второй день начало сосать под ложечкой. Желудок требовал пищи, сжимался от спазм, а мне совершенно нечего было туда кинуть, воды тоже не было; я страдала от голода и жажды, но даже мысли не допускала, чтоб вернуться на базу. Да при одном воспоминании об этих вечно пьяных мужиках тошнота подкатывала к горлу.
                Третий день был самый тяжелый. Днем я опять блукала по тайге,
мучаясь от голода. Думать больше ни о чем не хотелось, все мысли были только о еде. Закрывала глаза и видела: сочные пельмени, жирные, истекающие соком куски мяса, жареную курицу. От этих мыслей в желудке начинались голодные спазмы, я хваталась за живот, стараясь успокоить боль в желудке. Нестерпимо хотелось пить. Губы от жажды запеклись, во рту – мучительная сухость. Вспомнилась слышанная где-то фраза: «Все, что не убивает нас, делает сильнее». Вот я и стала сильнее! Но не слишком ли велика цена за силу? Вечером я, как всегда, разожгла костер и сидела возле. Вдруг услышала протяжный вой. Волки! Я вскочила и заметалась. Что делать? Костер вот-вот догорит, собирать хворост уже не пойдешь, могут напасть. Да и
что толку? К костру они, конечно не сунутся, но рассядутся вокруг и будут ждать, когда догорит. А тогда… Лучше не думать! Остается одно. Я посмотрела на деревья. Сосны! Попробуй, залезь на такую! А придется, выхода нет! «Боже, если Ты есть, спаси и помилуй!» Я поплевала на руки и полезла. Попробовала рукой нижнюю ветку. Прочная? Должна выдержать. Я вылезла на ветку и притаилась. Вскоре появились и они. Целая стая. Расселись вокруг дерева и замерли. Я видела их горящие глаза, слышала, как они клацали голодными зубами. Но мне совсем не улыбалось стать их обедом. «Господи,спаси и помилуй! Не дай этому случиться!» Эх, знала бы мама, что ее ненаглядная  доченька теперь сидит на дереве, спасаясь от волков. Наверное,
умерла бы на месте. При воспоминании о доме сразу заныл желудок. Где вы, мамины борщи, пироги, ароматные пельмени! Когда же я  попаду уже домой или тут и окочурюсь от голода и холода, а то, может, и еще что похуже. Нет-нет, надо выдержать, утром они уйдут, рядом деревня, по-любому люди по дрова ходят, вспугнут. Главное, эту ночь пережить. Только бы не потерять сознание! Голова кружилась от голода, и сил было мало; я поплотнее обхватила дерево и прижалась к нему всем телом; приготовилась ждать рассвета. Руки совсем окоченели и не слушались. «Ничего, ничего,-  успокаивала я себя, -  нам бы только день простоять да ночь продержаться!»
               Когда рассвело, и волки ушли, я спустилась, замерзшая, еле живая от страха и голода, и решила, что пора идти на базу. Больше я такого ужаса не выдержу. Да и голод стал уже просто нестерпимым.
               Возле базы я увидела Михалыча, на удивление трезвого. «Ой,
 солнышко, ты жива! – он радостно кинулся меня обнимать. – А мы тут переживали, где ты; боялись, что тебя уже нет в живых!»
               Потом на крыльцо вышел хмурый Назьмов. «Жива?» - он коротко
взглянул на меня и отвернулся. «Пришлось все же поволноваться»,- злорадно подумала я.
             «Леша, - окликнула я его, когда он повернулся, чтобы уйти,- дай денег на дорогу, я домой хочу!» - «Да дам я тебе денег, дам - он с досадой махнул
рукой,- уезжай, ради бога!»
               Позже, когда я сидела на кухне и уплетала за обе щеки горячий суп,
наша повариха рассказала мне, какой переполох поднялся, когда обнаружили, что я пропала. «Мы искали тебя и днем, и ночью! А где ты была?» Она с интересом уставилась на меня. Я подмигнула: «Места надо знать!» Потом она рассказала мне, как они ходили ночью по тайге с факелами и звали меня. Не по тем тропам ходили!
                Когда я вернулась домой, мне еще целый месяц снились кошмары:
то волки, то пьяные мужики. А еще – я сильно простудилась, когда скиталась
по тайге, пришлось серьезно лечиться. Документы из техникума я забрала и на будущий год  поступила на экономический в Торговый.
                2018 г.