Аллилуйя

Продолжение. Начало в http://proza.ru/2019/09/08/938


Было уже три часа после полуночи, когда  я тихонько вышла на улицу через чёрный ход.   Дорога от дома до обрыва заняла у меня всего пять минут. Редкие машины словно призраки скользили по улицам, где-то даже была слышна музыка, светились одиночные окна, но в целом  город можно было назвать спящим.  За тёмными окнами спали не люди, а куклы.  Знание этой тайны и невозможность поделиться ею с кем-то ещё, наполняла меня злостью. Попадись мне сейчас любой «диадемный» человек с часами на руке, я бы кинулась на него и расцарапала бы его самодовольную физиономию господинчика.  Надо же, придумали целую планету рабов для своих увеселений, забрали душу, вернее, собрали её в  шарик! Кто им дал на это право? Никто не вправе забирать мою жизнь! Никакие прекрасные Диадемы  не могут оправдать такого безобразного насилия! Моя рука сама тянулась к груди в попытках нащупать шарик, а если  и не нащупать, то хотя бы ощутить  его тепло. Почему-то казалось мне, что я должна ощущать его как ядро личности.
В голове толклись смутные образы в виде Кощеевого яйца с иголкой, всякие светящиеся бипирамиды, цветы лотоса,  ведьмы, корчившиеся на костре, прыгала болотная нечисть…  Но  сердце вопреки всему пело. Пусть и робко  и тихо, но очень нежно звенело внутри неземное сопрано упоительного счастья.
- Смерти нет, нет смерти, есть жизнь, жизнь есть, есть жизнь всегда…  Богдан подарил мне вход в сказку  где нет смерти. Пусть там тюрьма, шарики и всякая другая страшная чепухня , но самое главное  в ней не смерти, этой ужасной могильной бессмысленной, неотвратимой человекобойни, в которой я жила с рождения. Я – это шарик  внутри меня.  Шарик вечен, только если его не распылят. Богдан хочет меня спасти. Но верить я ему не должна. Почему не должна?

Полукруглая Луна в небе перевалила через зенит. Море превратилось в неподвижную свинцовую гладь. На обрывистом берегу  всё также пахло прелыми листьями и  ещё чем-то земляным, отсыревшим, могильным.  Ночь выкрасила зелень кустов в чёрный и серый цвет
 Я села на край обрыва, свесив ноги вниз. Минут пять или десять  ожидания  показались мне вечностью. Я предполагала, что  Серафим  придёт со стороны земли, но он  проявился  со стороны моря,  вернее, прилетел по воздуху.  завис передо мной над обрывом как маленький вертолёт. Сюрреализм происходящего  не вызывал у меня уже никакого стопора. Ум как в парке приключений требовал продолжения безумного  банкета и продолжал потихоньку хмелеть от потоков счастья, испускаемого сердцем. Лёгкое жужжание крылец-пропеллеров  вызвало у меня улыбку.

- Привет, Карлсон!
- Я – Серафим, - ответил он низким хрипловатым голосом.
- Крылышки у тебя как у сказочного персонажа, да и сам ты…
- Я изобретатель.
Он ловко приземлился около меня, позволив себя рассмотреть.  На античного героя не тянул. Рост мелкий, голова большая, лысоват, лицо круглое, глаза… Глаза добрые.  К спине пристёгнуты три пары полупрозрачных крылышек. Итого всего шесть крыльев, как и положено Серафиму.
-Простите,  Вероника, что я  вызвал у Вас  тошноту, там, на вокзале.  Я в курсе проделок Богдана.  Он хочет заполучить Вашу душу  не из чувства любви к Вам. Для него контрабанда Вашей  души  даст возможность переселения на Диадему.
- Так он говорил, что он там живёт, на Диадеме.
- Нет. Он живёт здесь, под землёй. Кому то же надо обслуживать всю эту махину с куклами, весь  этот театр. А Диадема – это место для истинных господ.
- А Вы откуда?
- Отсюда  же  из подземелья. У нас приличные города в глубине, мы ведь очень земные в отличие от вас.
- А мы?
- Вы совсем другие. Вы можете летать без крыльев, такие у вас способности. Вы – птицы.  А мы – кроты, нам этого не дано. Но зато нам дан ум. Чтобы удержать вас, мы нашли способ заключить ваши души в силовые шарики, и вы потеряли способность летать.  Вы перешли полностью под наш контроль. И теперь мы обладаем неизмеримой  властью над вами. 
- Вот так кино! Я могу летать? Ты серьёзно?
- Да, если твою душу освободить, ты сможешь летать. 
- И меня  для этого надо убить?
- Получается, что так.  Чтобы раскрыть душу, надо вынуть шарик. Богдан хочет вскрыть тебя  и поместить твою душу в другую  силовую сферу размерами побольше, чем шарик. Ты сможешь тогда летать , но не так далеко, а в пределах очерченного. Господа тоже любят развлекаться. Им тоже нужны птички в клетках. В общем, он просто хочет продать тебя в рабство на Диадему.
- А почему я должна верить тебе, а не ему?
- Потому что, Вероника… Я нашёл способ открывать душу, не убивая тело. Попробуй. Ты взлетишь. Только надо снять часы.
- Кажется, что они вросли в мою руку. И Богдан сказал, что снимать их нельзя.
- Да…  Есть проблемка…  Как только мы их снимем, нам надо взлетать. Потому что  тут же здесь появятся  охотники. Они настроены на отключку часов.  Я потому к тебе и прилетел на крылышках, чтобы  быть с тобой  рядом.  Я удалю  твои часы, и ты тут же прыгай с обрыва, только с настроем не вниз, а вверх. У  тебя получится. Взлетай как можно выше.
- А ты?
- Я постараюсь держаться рядом. Нам надо поторопиться, Вероника.  С часами ты не взлетишь, а без часов находиться на земле опасно.  Охотники  заряжены на полный отстрел тебя. Богдан не врал тебе насчёт ликвидации.  Но он хотел сам отстрелить тебя, вернее,  имитировать отстрел и распад твоей души,  а  твою душу перевести в разряд нелегальных. Он надел на тебя часы, чтобы ты была не видна охотникам.
- Так всё-таки, он хотел меня сохранить? Если меня уже приговорили ваши кроты на смерть… Что ему тогда оставалось делать?
- Не оправдывай его, Вероника.  Он не должен был врать тебе.
- А ты? Ты откуда меня знаешь? Богдан говорил, что я личная его кукла. Ты ко мне какое отношение имеешь?
- Ты мне нравишься.
- О! Я между двух огней. Два кавалера и оба – кроты. Но я не дюймовочка. Почему я должна исполнять ваши приказы?
- Ты не дюймовочка, ты – птица. Ты должна ощутить вкус полёта. Ты же не просто так каждый вечер прыгаешь с обрыва. Твоя душа помнит…
- Это так неожиданно.
Я напряглась, понимая, что стою на важном перепутье в своей жизни. Цена ошибки слишком высока. Сделать и пожалеть или не сделать и пожалеть?

- Хорошо. Я попробую.
-Уфф!   Давай, Вероника, приготовься к прыжку на раз, два, три. Я отключу твои часы и поле шарика  одновременно, и ты сразу прыгай вверх! Готова?
- Да.
- Точно?
- Да!
- Раз, два, три!
Даже если бы я и не хотела, я бы подпрыгнула. Внутренний взрыв сотряс всё моё тело. Не болью, не жаром, а силой, вернее, неукротимо расширяющимся потоком силы, который вливался в каждую косточку, каждую клеточку моего тела …  Внутри меня словно разорвалась сверхновая. Ликование подбросило меня прямо навстречу звёздам. Кажется, я закричала что-то гортанное типа «Аллилуйя!».  Мой крик словно бы срезонировал  с внутренним взрывом.  Я погружалась в воздух, как море, он выталкивал меня, создавая плоскости  поддерживающих течений, он играл со мной, поднимая меня вверх и замирая в неге обретённой высоты.
- Алилуйя! – Закричала я, раскидав ноги и руки словно лучи. 
По ним и вправду шли токи, импульсные разряды пьянящей силы.
Отбросив всякие сдерживающие  мысли,  я вошла в ускорение,  стремительно взмыв  вверх, как ракета, держа курс прямо на звёзды. Резинка слетела с моих волос, футболка лопнула на теле разрывами ткани.
- Я птица! Я птица! Небо моё!
Серафим жужжал механическими крылышками где-то рядом.  Крылышки  его жужжали на самых высоких оборотах.
- Какая красота! Это лучше, чем море, это небо! Оно держит меня!  Боже, это чудо! Серафим, ты гений!  Какая красота!  Аллилуйя!!!! – Кричала я.
Мой голос истончался словно крик птицы, потом поднимался низкой гортанной мощью из самого нутра.
Я поднималась всё выше и выше над городом, пытаясь уже и немного притормозить. Серафим следовал за мной. И тут словно крупные капли забарабанили по невидимой крыше.
- Что это за стук?  Дождь?
- Это стук пуль о твою силовую сферу…  Они стреляют, но убить не смогут. Птицы недоступны кротам… Вы же были неуязвимы для нас.   Думаешь, мы просто так ваши души заковали?  Охотники теперь от нас не отстанут.
- А как же нам теперь быть, если нельзя опуститься на землю?
- Я всё продумал. Нам надо добраться до точки перехода .  Я припас  временные браслеты, такие выдают ремонтным рабочим, которых направляют на Диадему. Там же в надёжном месте и   униформа.  Только тебе придётся состричь свои шикарные волосы.  Сесть  мы  сейчас должны приземлиться на крышу отеля, который  рядом с Тихо Браге. У нас с тобой мало времени, Вероника.  Там есть номер с выходом на крышу. Они не успеют засечь наш спуск, я  их ещё немного отвлеку фантомом - отражением.  Фантом продержится минуты четыре. У нас будут в запасе эти  четыре минуты, так что пикируй вниз по моей команде. Рядом с крышей Тихо Браге синяя крыша отеля, видишь?
- Да.
- Главное, успеть надеть браслеты!
- Четыре минуты. – Я посмотрела вниз. – Успеем. Мы просто богачи.
- Я включаю отражение. Давай, Вероника, ныряй вниз!

Полёт вниз, действительно,  был похож на нырок. Только ныряла я не одна,  я держала Серафима за руку. Ладонь  у него была тёплая и надёжная. Я верила ему. Это чувство веры человеку ни с чем невозможно спутать. Этому чувству не нужны договорённости, объяснения и всякие другие слова. Оно или есть или его нет!
Приземление прошло успешно, через крышную веранду мы вбежали в номер,  надели  браслеты, комбинезоны. Серафим ножом полоснул по моим волосам.   Мы уложились в три минуты! В конце четвёртой минуты  мы уже ехали в лифте на перрон. Поезда тут ходили каждые пять минут. И нам повезло успеть к прибытию очередной красной сигары.
Как только за нами захлопнулись вагонные двери, Серафим шумно вздохнул, изображая облегчение.
- Успели.
- Успели, - сказала я, пытаясь прислушаться к тому новому, что раскрылось внутри меня.

 В вагоне было пусто, роскошь минимальна – пластиковые стены и бархатные  багровые  кресла с маленькими столиками. Серафим сделал заказ на горячие напитки  и десерт. Заказ приехал на автоматической тележке. Высокие стаканы с трубочками, креманки  с щербетом, тарелки с ягодным пудингом – всё это выглядело вполне заманчиво.
- Нам надо немного подкрепиться, Вероника.
-  Да, особенно после вечерней очистки… Меня потом тошнить не будет?
- Прости, Вероника, но по-другому было никак. Обещаю, что больше так делать не буду.
- Ты такой крутой.  Тошноту вызываешь, души раскрываешь, отражения создаёшь . И как тебе это только удаётся?
- Знаю некоторые кодировки, только и всего.  На каждого шифратора найдется свой дешифратор.
- Это самый крутой сюрр, до которого я не могла бы додуматься, - сказала я, пододвигая к себе тарелку.
- Твоя душа открыта, Вероника. Ты что-нибудь вспоминаешь?
- Честно? Пока ничего. А здесь есть уши?
 - Уши вмонтированы в наши часы. Но если мы потом их скинем, то  какая разница, что мы там говорили. Нас или не догонят или утилизируют.
- Нас не догонят, - песенка такая была.
- Для системы мы сейчас с тобой обычные рабочие-наладчики. Увидеть нас могут только в точке перехода, потому что  у  твоей души другой свет.
- И что мы там будем делать?
- Взлетим.  Это наш единственный шанс.   Дальше я не знаю. Свойства пространства, в котором существует неопределённость не только материи, но и времени невозможно просчитать наперёд. Но у нас нет другого выхода, кроме побега.
- Ты не похож на крота. Рискуешь.
Я прислушивалась к своим ощущениям. Память не проявлялась, а тело жаждало полёта.
- Ты бывал когда-то на Диадеме?
- Нет.
- А кто-нибудь из твоих знакомых кротов бывал?
- Нет. Я же  простой работник. Но я видел однажды этих господ на земле.
- И как они выглядят?
- Особых отличий не заметил. Разве что в поведении.  У них в глазах нескрываемое презрение к нам.
- К вам или к нам?
- Вероника, увы, среди кукол есть  и кроты. Ведь и  кроты бывают такими же неблагонадёжными как и птицы.
- Вот как ты, например.
- Да. Я помогал частенько Богдану восстанавливать тебя. Наслушался от него о твоей необыкновенности.  Представляю картину, когда он найдёт в номере твои волосы.
- А они тоже улетят, на небо как я, они выпорхнут из его рук! – Рассмеялась я. – Будет ещё одно созвездие  Волосы Вероники!
Я должна была быть напряжённой, ведь впереди меня ждала вероятная смерть  полного расщепления. Но напряжение ушло. Клетки тела просто вопили от пережитого наслаждения полётом.  Они требовали продолжения банкета.
Поезд мчался с огромной скоростью, о величине которой мне приходилось  догадываться,  лишь изредка останавливаясь на перронах с причудливой отделкой стен.   Подсветка «вокзалов» менялась  оттенками  фонового цвета.  И все вокзалы блистали неизменной яркой, вычурной роскошью.

- Вы – эстеты, хоть и кроты, - сказала я Серафиму, допивая густой клюквенный чай. Я цедила его из трубочки словно нужную мне дополнительную кровь.
- Знаешь, Вероника, я бы так ехал и ехал…  Нет у меня желания  возвращаться назад. И на Диадему я тоже не хочу. Я – изобретатель. Мне нравится познавать мир, а не пребывать в сытом безделье,  или трудиться на этих сытых бездельников. 
- А скажи, как глубоко находятся ваши города?
- В коре.
- А дальше магма и ядро?
- Ты что-то вспоминаешь?
- Нет. Ничего.
Я прислушивалась к своим ощущениям. Давно я не испытывала такого невероятного чувства  уверенности в себе. Таких птиц как я, видимо,  было много, но одна я освободилась и теперь вся мощь родового потока шла прямиком  в меня.
- Расскажи мне про людей-птиц.
-  Это было очень давно. У нас были разные интересы с этими людьми. Мы много работали, чтобы обеспечить себе достойную жизнь,  а птицы работать не любили. Они могли улетать в тёплые края, а потом возвращаться обратно.  И да… Девушки у них были красивыми и сводили с ума парней кротов, они даже создавали семьи.  Кроты словно очарованные работали на них.
- И дети у них рождались?
- Рождались.
- Кроты или птицы?
- И кроты, и птицы.
- Ты чего-то не договариваешь.
- Я не всё помню. Словно бы пелена.
- Наверное, и твою душу заключали в шарик?
- Не знаю. Просто мне кажется… Но я не уверен… Мне кажется, что летать могли только женщины. Женщины были птицами, а мужчины кротами. И если рождались мальчики, то кроты, а если девочки, то птицы.
- Ого, вот это поворот. Выходит, что женщин - кротов нет?
- Да, их, видимо,  нет. В наших подземных городах живут только мужчины. Все женщины переведены в кукол и  неблагонадёжные мужчины-кроты  тоже переведены.  Но нам говорят, что это исключительно потому что женщины глупы. Так  что проверить свою гипотезу я не могу. Я не знаю, есть ли женщины-кроты.
- Вам говорят…
- Да. У нас есть свои СМИ.
- Трансляция идёт с Диадемы?
- Видимо.
 - Не совсем понимаю, что вас заставляет жить под землёй. Отгородили бы себе место наверху.
- Мы не можем долго находиться наверху. Точно также как вы не можете долго находиться внизу.
- Мда… Задачка с тремя неизвестными - кроты, птицы, куклы…
- Ещё есть господа.
- Ну да. Куда же без них. Обязательно найдутся жабы на троне.
- Почему жабы?
- Потому что... Кроме как квакать, что они могут и что делают?
- Вероника, мир таков, каков он есть.
- Ещё вчера я жила в другом мире. Где гарантия, что завтра мир снова не поменяется?
- А ты… Ты ничего  сама не припоминаешь?
- Нет.

Я замолчала, отвернувшись от Серафима. Поезд в очередной раз  открыл и закрыл двери на новом перроне, и  тоска защемила моё сердце. Новый мир теперь уже не казался мне таким прекрасным. Поезд мчался где-то в глубине земли в неведомую точку перехода из мира кукол и кротов в мир жаб. Я не видела господ с Диадемы, но почему-то представляла их пучеглазыми  и пузатыми существами. Чем ближе к точке перехода, тем сильнее  становилась тоска. Она  буквально по миллиметру неотвратимо захватывала меня в свои тиски ужаса.
- Нам нельзя выйти?
- Тебе плохо?
- Да. Может, клаустрофобия, а, может, может…
-Ты плачешь, Вероника?
- Я сама… И мои волосы остались там. Там было море, обрыв, мечты…  А сейчас что? Ничего! Какие-то господа, поезда, кроты. 
- Прости, Вероника, я хотел помочь тебе.
- Там были звёзды, а в этом мире что? Может, твоя Диадема – это преисподняя?  И ты - крот, существо из преисподней.  Сколько вас таких кротов  живёт под землёй?
- Не знаю. Точно не знаю. Я жил, работал, выполнял свои функции.
- А отдыхать ездил на Землю?
- Да. Банально купался в море.
- У тебя и подруга была?
- Была.
- Красивая?
- Добрая. Мне не хватает доброты.
- Как же ты теперь без подруги?
- Никак. Мне нужен смысл. Смысл важнее подруги.
- Серафим, долго ещё нам ехать?
- Чуть более часа.
- Мне надо отключиться хоть на пятнадцать минут, у меня уже мозг почти не работает.
- Сейчас откину кресло.
- Можно у тебя на плече?  Мне так спокойнее.
- Конечно.
- Я не видела себя в зеркало. Без волос, я, наверное, не очень смотрюсь.
- Ты красивая. Ты добрая, ты светлая.
- Светлая…

Я засыпала. Мне уже было всё равно где я и что со мной. Сон тянул в свой сладкий провал. Казалось, что поезд тихонько и монотонно покачивается, словно лодка на мелкой волне.  Светлая, светлая… Так меня называли давно,  там в свершившемся и обрубленном прошлом. Мой любимый Сёмка называл меня так…  Его образ вставал передо мной расплывчатый, без деталей, от него шло тепло.
- Я тёплый, а ты светлая. И вместе мы как звезда с планетой.
-Мы вместе, мы вместе…  Не уходи…
Я улетала в глубину небытия, всё глубже и глубже, воспоминания слетали  из моей памяти как листья с дерева. Оставался только ствол с ветками и холод.
От холода  я и  проснулась.
- Почему так холодно?
- Так северный полюс близко, - отозвался Серафим.
- Дурацкая шутка! – Я резко отстранилась от него.
- О! Зато теперь точно не заснёшь.
- Одежда на нас такая, как на заключённых концлагеря, разве что не в полоску.
- Технические работники носят   униформу определённого вида.
- Скоро?
- Да. Осталось пятнадцать минут. Ты ничего не вспомнила?
- Нет.
Серафим промолчал, отвернулся, вроде бы как глядя в окно. Но  что он там мог увидеть в этой черноте?
- Как только мы остановимся, Вероника, и лифт поднимет нас на поверхность, надо сразу же взлетать, как можно выше.
- А ты сможешь, со своими крылышками? Вдруг механизм откажет? И, кстати, за счёт чего летаю я? Ты же должен знать. Ты, наверняка, изучал этот вопрос.  Почему гравитация не тянет меня к ядру?
- Ядро. Что мы знаем о ядре? Похоже на то, что оно, скажем так, очень  осторожно, способно излучать время. Время и гравитация связаны между собой как магнетизм и электричество.   Я  знаю, как действует магнитная подушка, но как временная не знаю… Ты возьмёшь меня за руку. Этого достаточно, чтобы мы с тобой оба стали в некотором роде намагниченными.
- А ты уверен, что лифт вынесет нас на поверхность?
- Диадема не вросла в Землю, там есть зона контакта, зона неопределённости, её невозможно полностью загородить.
- Ты говоришь об этом не очень уверенно.  А если там вольер и загон?
- А смысл? Всех летунов они давно окуклили.

Серафим опять отвернулся к окну. А мой мозг вошёл в стадию лихорадочной работы. Он крутился словно белка в колесе, предчувствуя опасность. Крутился он быстро, непрерывно ускоряясь. Сердце забилось  в таком же безумном ритме. Я инстинктивно положила руку  на грудь. Моя рука ощутила шарик, словно крохотное ядро, в самом центре груди. От него шло тепло или даже свет?  Или мне показалось?
- Серафим, ты же раскрыл мой шарик? Почему же я его чувствую? Он снова закрылся? А если мы не сможем взлететь?
- Ты открыта, Вероника. Я чувствую трепетание твоей души.  Ничего не могу сказать больше.
- Вот. Я притянула его ладонь к своей груди.  Нащупал?
- Да.
Он покраснел слегка.
- Серафим! Что это? Что во мне?
- Не знаю. Может, ты успеешь вспомнить?
- И ты не знаешь! Зачем же везёшь меня туда?
- По велению души. Это не объяснить.
- Не объяснить? – Взвилась я. – Да вы тут все ненормальные. Подчиняетесь жабам, выполняете их приказы. И везёшь ты меня туда, чтобы я ублажала этих жаб. Хочешь выслужиться вместо Богдана!
- Ой,- Серафим вскрикнул тихо, беззвучно, буквально на выдохе, и начал тихо сползать с сиденья, словно вытащенная из воды  рыба, хватая ртом воздух.
- Этого ещё не хватало!  Серафим!
- Таблетка, - прохрипел он, - тут в кармане.
Я вытащила из нагрудного кармана упаковку нитроглицерина, разорвала её резко так, что часть таблеток выпала на пол.
Спасительное средство под язык помогло. Серафим смог вздохнуть. А между тем, по внутреннему радио объявили скорое  прибытие. Я  чуть дольше, чем того требовали правила приличия , задержала взгляд , разглядывая лицо Серафима. Вблизи оно напомнило мне поверхность бугристой неровной планеты с горой носа,  озерами глаз, мелкими порами и рытвинами. По отдельным частям оно казалось несуразным, но теплота, идущая из глаз одухотворяла весь этот  «пейзаж», и отдаляя свой взгляд от него, я  уже снова не замечала деталей. Оставался только облик  надёжного друга,  или даже  телохранителя.

- Ты знаешь, у меня здесь тоже что-то вроде шарика, - сказал он, держась рукой за грудь.
- Неужели, они нас окуклили? 
- Будем надеяться, что нет. Это невозможно на расстоянии.
- Но ты же смог  раскуклить меня на расстоянии! Сам говорил, что на каждый код есть раскодировка.
- Говорил. Но если бы они нас окуклили, мы бы потеряли память. Я бы точно потерял все ближайшие воспоминания, но я то помню!
- А у тебя всегда с собой таблетки? Сердечко шалит?
- Бывает.
- У Вас же починки, ремонты есть.
- Вероника, ты же знаешь, сапожник без сапог.
- Сейчас мы с тобой словно два фрика в униформе.
Я скептически осмотрела свой помятый комбинезон из не понять какой ткани тёмно-коричневого цвета.
- Вероника, приготовься.- Серафим сжал мою руку.
Двери поезда открылись. Конечная.


Продолжение в http://proza.ru/2019/09/22/512