Фомич

               
Долгие годы, целых двадцать шесть лет в нашем селе был директором ПСШ (Перелюбской средней школы) - великий человек, Анисимов Алексей Фомич. 
В принципе начнём с того, что он сам создал, и построил весь оазис школьного городка, строилось всё под его личным руководством, ни один кирпич, не одна доска со стройки на сторону не ушла.
Конечно, здания школ строили строители, под его строго-директорским надзором.
Но надворные постройки достраивали все, учителя,  старшеклассники, да и сам директор никогда не чурался физического труда, по возможности. Мастерская, сад, огород, стадион это всё их рук творения.
И буквально на голом месте, возник, не боюсь повториться школьный оазис в нашем далеко заволжском селе. До строительства новой,в селе тоже была школа одноэтажная, построенная в своё время из церковных бревён, оставшихся после поломки церкви и даже жесть, которой была покрыта крыша школы была с ликами образов, которые были умело нарисованы, даже не нарисованы а выдавлены на многих листах жести. 
Это всё, я почему то начал вспоминать, когда уже покинул родные пенаты.
Вспоминались мои школьные приключения и злоключения.
А уж когда вдруг, во времена обучения приходилось волею случая, нос к носу сойтись с директором школы, всегда поражало насколько он умело, порою решительно строго, как в ту пору нам казалось, даже очень жестко решал и наказывал, за всяческие проступки.
Нет, это было не только со мной. Мы все для него были равны, а жителей нашей школьной страны было далеко более тысячи.  Попасть на аудиенцию в кабинет директора школы, приравнивалось к «высшей мере наказания».  Конечно с положительным исходом,совершенно ничем не угрожающим нашей жизни, но всё начиналось с яростного постукивания колен. У кого-то так просто тряслись руки, были и такие, что от страха не могли идти, а уж сопли и слёзы, это обычный атрибут данного посещения. Какой-то панический страх сковывал проказников, от одного только упоминания имени, Алексей Фомич. Появление директора, где бы то ни было в школе, наводило просто на какую-то окаменелость.  И уж точно, никто не смел озоровать, или что-нибудь вдруг высказать этакое в лицо. Высказывать, по сути было нечего, в ту пору и отношение к школе в нашем селе, было настоящее, можно даже сказать святое, как к храму образования. Я даже считаю, что это из-за огромного авторитета самого директора, да и взрослые с разным уровнем воспитания, с огромным уважением относились в школе.
«Учитель всегда прав», беспрекословно чтилось и взрослыми и детьми.
Но если мы всё-таки могли хулиганить и обезьянничать перед женщинами - учителками.
То директор - Алексей Фомич был непререкаемо-заслуженным авторитетом.
Фронтовик-лётчик, ранение (Фомич заметно прихрамывал).
А ещё большущие очки, из-под которых на тебя смотрел строго-проницательный взгляд, словно током пронзающий, всё озорничающее население нашей школы.
А случилось мне, уже во взрослой жизни, ехать в поезде из Ленинграда в одном купе с другом детства Алексея Фомича.
Так вот и рассказал мне его друг-однокашник, про Алёшку, так он его называл, про  Саратовское детство и юность нашего директора.  Как сейчас помню, высокого седовласого мужчину, довольно ещё крепкого, хотя ему в ту пору, было побольше семидесяти. Его провожала миловидная женщина, как оказалось дочь Николая Сергеевича. Узнав, что я еду до Саратова, она просто попросила меня приглядеть за папой. Хотя приглядывать мне не пришлось, очень был крепким народ, родившийся в голодные двадцатые годы.
-Так куда вы едете молодой человек? Представившись как-то по военному, - спросил меня сосед по купе.
- В Саратов. Тоже назвавшись - ответил я.
- Да я вот на  малую Родину, слава Богу выбрался, три года уже у дочки живу,
 а вот не могу привыкнуть, домой тянет.  А у Вас где малая Родина?
- Я из Перелюба,- гордо ответил я.
- С Перелюба?- как то задумчиво переспросил он. С самого?
Я кивнул. 
Друг детства у меня там жил, Алёшка Анисимов, да вот помер царство небесное, четыре года уж как.  Не увидел, слава Богу, что со страной натворили, а ведь мы за неё голов не жалели, сколько товарищей в войну потеряли, счёту нет.
От одного этого развала, сдохнуть охота, а Алёшка истинным коммунистом был.
Свято верил в правильность пути нашего.
А вот видишь бусорь какая со страной вышла, срам, да и только. 
Ошарашенный таким откровением старого коммуниста, я и не сообразил сразу, что это за Алёшка. Мне и в голову не могло прийти, чтобы нашего директора Алексея Фомича, кто то назвать просто Алёшкой. 
Хотя знал всех заметных людей нашего села.
- Не знал……? Он там директором школы был.
- Как! Как не знал, вырвалось у меня.  Да Алексея Фомича весь Перелюб знает.
Я просто и не сообразил, что его так называть можно.
- Да……., да это Вам он Фомич, а мы с ним с малого, в Очкино выросли.(Первомайский посёлок)
Всю Парусиновую рощу вдоль и поперёк излазали.
Это там сейчас Городской парк, а тогда окраина Саратова была
В одном классе и за одной партой в школе сидели.
 И в Финскую войну в особом  лыжном отряде воевали.
Он меня раненого, тогда не бросил, на себе вытащил.
Чуток тогда кукушка финская(снайпер) в меня промахнулся, может шапка помогла,
малёха только пулька голову задела.
Да это сейчас кажется что чуть-чуть, а тогда кровища рекой, сознание вон.
Все и подумали, что кирдык.
Глядишь, кто рядом чужой был, так бы и подумал, что я мёртвый, а Алёшка не бросил, пятнадцать километров на себе тащил.
Очнулся я, от слезы его, на лицо мне упала, а он плачет и  голову мне перевязывает, а слеза горячая такая.
Мы же ещё фактически пацанами были. После того нигде и никогда его слёз не видывал.
Перевязал он мою голову из лыж сани замостырил, да и вытащил. Километров десять, пятнадцать тащил.
 Да что же мы с тобой, вот так на сухую сидим. Он достал из портфеля бутылку «Белого Аиста».
Тебя значит, мне сам Бог послал. Давай-ка помянем, есть за что.
К моему стыду я и не знал, что Алексей Фомич и на финской войне побывал.
Настоящие фронтовики, они не здорово нас баловали рассказами о войне.
Да и не был я особо близок с  Фомичём, хотя и в мою начально-бестолковую жизнь,
внёс он некоторые важные коррективы.
Помню, как вошёл я после окончания восьмого класса в директорский кабинет.
Стою в дверях, а Фомич, что то пишет. Собрался я с духом, да и говорю:
- Алексей Фомич, я бы хотел свои документы забрать.
Он молча прикурил свой неизменный Беломор, суровым взглядом изучающе - долго посмотрел на меня.
- И зачем?
- В техникум поеду.
- И кто же возьмёт тебя туда, с твоим неудом. (неудовлетворительным поведением)
В девятый пойдёшь, может повзрослеешь, образумишься. И не придумывай ничего, нет у тебя других вариантов, иди давай, дело говорю, потом ещё спасибо скажешь.
Не посмел я тогда возразить директору, но и не повзрослел за год.
- Так вот мы с Алёшкой годками были, оба в двадцать первом году родились.
Он в марте тридцатого, а я старше был январский, двадцать первого родился.
В аккурат Ленин опосля в это самое число помер.
Так я своё день рождения и не справлял никогда в молодости, вроде память Ильичу, какое там день рождение.
Семья у Анисимовых большая была, пятеро детей. Алёшка из парней младший.
После него только девочка, мне её потом в невесты пророчили, да видно война помешала.
Помню, дед у него был тоже Алексей, так он очень Алёшку любил, рыбачить нас за собой на Волгу таскал.
Мы у него на лодке вместо мотора были, по очереди вёслами управлялись.
Ещё помню поддразнивал дед его говорил: «Алексей -Божий человек», или судя скорее от рождения «Алексей с гор вода». Как-то у костра на рыбалке, Алёшка и сказал деду:
Да какой я тебе Божий человек, я и в Бога не верую. Дед промолчал сразу, а потом просто ответил: Годков Вам маловато ещё….., поживите….., а потом разберётесь.
А пожить–то только нам с Алёшкой и пришлось.
После войны с нашего класса одни девушки остались, да нас двое я и Алёшка.
По курмышу по нашему, война как косой  прошла, мало кто возвратился,
да  кто и вернулся, так пожили чуть. Сколько я этих смертей видел, так лучше и не знать никому.
Завидовал я тогда Алёшке, в самом начале войны, его в Энгельсскую лётную школу взяли.
А я, так после ранения и прилип к медицине, с той поры лечил людей, вся жизнь - больница, сначала санитаром, а в войну хирургом стал, некому было.
А Алёшка штурманом на Ленинградском фронте был, почти два года блокадный Ленинград на транспортнике снабжал. В Ленинград оружие, продовольствие, а назад в основном детишек голодных. Летал, пока в полёте осколком ногу ему не распахало, так вот и закончилась война госпиталями.
Не знаю уж отчего, но вылечившись после ранения, поступил Алёшка на исторический факультет Саратовского университета, да так и пошёл в учителя.
 А ведь мало кто знает, как он на саксофоне и кларнете играл, я вот почему то после войны и не слышал ни разу, отбила война охоту играть.
А до войны мы вместе в газете работали «Сталинские парни», так вот на каждой вечеринке, прямо первый парень был.
Он замолчал надолго глядя в окно несущегося поезда.
А мне почему-то вспомнился второй мой заход по доброй воле в кабинет директора.
Как это было не прискорбно, но оставили меня на второй год в девятом классе, за двойку по-немецкому. Да скорей и не за двойку вовсе, а за прогулы мои недельные.
Так  и перешагнул я порог директорского кабинета, с тем же вопросом, за документами.
Сам в ту пору уже комбайн в Сельхозтехнике ремонтировал.
Посмотрел на меня Алексей Фомич, повертел в руках мои документы.
Я быстро доложил, что работаю слесарем и во второй раз, в девятый класс не пойду.
Закурил он свою неизменную беломорину.
Да и отправил меня в вечернюю школу, в одиннадцатый класс.
Так я и получил аттестат о среднем образовании вперёд своих одноклассников.
Сколько судеб Фомич выправил, одному Богу известно, сильный был мужчина, правильный.
Настоящий коммунист «Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире крепче гвоздей».