Руслан Шкурдяев. Жизнь и Воспоминания. Глава10

               Глава 10. Мореходка.

              Вспоминаю учёбу в речном техникуме, в Куйбышеве. Всю свою жизненную подготовку получил я там. Наши преподаватели были, профессора своего дела, и с нас, с курсантов, спрашивали строго и по полной, всё преподаватели были фронтовики, и спуску нам не давали. Ходили мы в «форменке», в повседневной в классы, на практические занятия, переодевались в рабочую. Кадры, в то время, умели растить и воспитывать, не то что сейчас, одни «менеджеры» кругом. Были курсанты и приходящие, из города, «городские», мы приехавшие из разных мест, жившие в общежитии, так их называли. Мы с ними, с городскими, тоже подружились, без них мы не смогли бы нарушать дисциплину и была бы у нас в общежитии тоска зелёная.

          В начале дня, на занятия мы должны были прийти за пять минут до звонка, чтобы успеть сдать в раздевалку верхнюю одежду и добежать до своей аудитории. Этого никак нельзя было нарушить, ни в один учебный день. Всегда встречал на входе, в фойе, завуч речтехникума Каримыч, звали курсанты его «Горыныч». За пять минут до звонка, "Горыныч" из фойе, переходил во входной тамбур здания, закрывал входную дверь в фойе, и все опоздавшие оказывались в «камере» тамбура. Никто и не помышлял бежать из «камеры», это бегство означало само-отчисление из мореходки. Опоздавших, вначале учебного года, набиралось человек пять, потом это количество снижалось до одного, двух. Каримыч присутствовал всегда. Опоздавших тут же отводили в техникумовскую котельную, возить вагонетки с углем, от угольной кучи и сваливать из вагонетки уголь, в бункер котельной. Приключилось это один раз и со мной. Привели нас на угольный склад, выдали рукавицы, лопаты, показали где брать уголь, куда сваливать. Руководила этим процессом начальник котельной Софья Константиновна, она потом и руководила нашей практикой, которую мы проходили в котельной, учились обслуживать котлы и всё котельное оборудование и работать на котлах и вспомогательном оборудовании. Прикатили мы первую вагонетку, кое как, рельсы снегом занесло и кое где ледышки намёрзли. Пока парни вываливали уголь в бункер, я побежал вниз, отлить. Отлил я на электродвигатель, который вращал ковшовый транспортёр. Я сделал это неумышленно, машинально, припёрло очень и я торопился. Двигатель гуднул, задымился и встал. Я оттуда бежать наверх, к парням. Подошёл, как ни в чём, не бывало. Смотрю парни уголь высыпали и остановились, я их спросил, что случилось, они мне сказали, транспортёр остановился, уголь не уходит из бункера. Мишка Бубер, попал с нами в опоздавшие, пошёл к Софье доложить об аварии. Пришла Софья Константиновна, отпустила нас на занятия, сказала что с транспортёром произошла авария, электродвигатель вышел из строя, пока его заменят, долго ждать. Мы радостные пошли на занятия, в руках у нас была  записка для «Горыныча» от Софьи Константиновны, что мы работу закончили и отпущены. Я ничего не разболтал про свой поступок. Пошли мы все в кабинет «Горыныча», отдали ему записку и получили разрешение присутствовать на занятиях, «Горыныч» дал нам другую записку-разрешение, для предъявления преподавателю.

      
       Козни «Горыныча» против нас, курсантов, на этом не ограничивались. У нас, в актовом зале, в главном корпусе, часто устраивались вечера отдыха, с танцами. На танцы к нам допускались со стороны, только девушки из городских училищ, а у нас были одни парни. Так «Горыныч», всегда стоял на входе, в фойе, и внимательно осматривал и обнюхивал каждого входящего на вечер курсанта, при этом всегда смотрел в глаза, проверял на опьянение.  Учуяв, а нюх у него был «собачий», Каримыч сдавал вахтёру отловленного, для написания нарушителем объяснительной записки, с последующими обсуждениями нарушителя на собрании группы и курса. Мы с Мишкой Бубером придумали способ, как обхитрить «Горыныча». Нести с собой бутылку в туалет, бесполезно, или «Горыныч» сам её нащупает, или «дружинники» застукают и доложат, так мы звали назначенных дежурных, из курсантов, с красными повязками на рукавах, которые следили, чтобы никто не нарушал порядок на танцах. Мы с Бубером разработали такую тактику, Мишка приносит бутылку красного вина, самое дешёвое, плодово-ягодное, мы его называли, плодово-выгодное. Мы эту бутылку, быстро распиваем на двоих, в ближайших кустах, бутылку тут же бросаем в кустах, засовываем в рот по мятному леденцу и сосём его, чтобы отбить запах вина, и проходим мимо «Горыныча», по очереди, сначала Мишка, потом я, но не в одиночку, а примкнув к кому-нибудь из входящих. Мы старались выполнить этот манёвр, как можно быстрей, чтобы нас не успело «развезти» от вина. У нас это получилось. Мы, уходя с танцев, не забывали унести брошенную пустую бутылку из кустов, чтобы нас с Мишкой «не вычислил Горыныч», это были наши первые уроки по «заметанию следов». А пили мы с Бубером, не просто так, а для куражу, на трезвую голову нам не хватало смелости и решимости пригласить на танец, понравившуюся девушку. То, что я сейчас вспомнил, имело место уже на старшем курсе.

        В этой котельной, в которую мы возили вагонетки с углём, как опоздавшие на занятия, мы не просто проходили учебную практику, а работали и в сменах, по-взрослому. Котлы и всё оборудование котельной было таким же как на судах с паровыми двигателями, типа того колёсного парохода, который привёз нас с мамой в Куйбышев. Пришли мы на первую производственную практику, на суда, полностью готовые к несению вахты, но несли её под надзором штатного персонала.

          Была у нас и художественная самодеятельность, устраивали мы свои концерты. Художественных способностей у меня не было, единственно пришлось петь в хоре. Была спортивная команда, для участия в городских соревнованиях. Я участвовал в зимних видах спорта, бегал на лыжах, а летом пересаживался на велосипед. Получалось у меня не плохо, зачётные очки я команде приносил и на лыжах, и на велосипеде.


          На первом и втором курсе, в летние каникулы удавалось побывать мне дома. Был я пассажиром на том же пароходе, на котором, в своё время, мы с мамой отправились в Куйбышев, поступать учиться в речной техникум. На летние каникулы, нам полагался бесплатный проездной билет,на водные виды транспорта и по железной дороге. Домой, на каникулы я, как курсант, ездил в парадной форменке, чувствовал себя не посторонним на этом пароходе, даже капитан судна отвечал на мои приветствия, и разрешал постоять мне в рубке, рядом с рулевым, посмотреть технику руления и прокладку курса по фарватеру. На старших курсах, я летом отрабатывал производственную практику на судах, нарулился я на них там и на кочегарился у котлов "до сыта", и домой удавалось попасть только на два, три дня.

          На старших курсах Михаил затянул меня на эти слёты самодеятельной песни, в Волжских Жигулях, на берегу Волги, возле Ставрополя, недалеко от Куйбышева. Приезжали мы туда по железной дороге, станцию потом переименовали по названию фестиваля. Потом там автозавод итальянцы построили, а автомобиль назвали "Жигули". Тогда ещё было пиво "Жигулёвское", некоторые шутники, на бутылке пивной сдирали наклейку с названием пива, и складывали, её наклейку, гармошкой. Из первой буквы "Ж" складывали букву "Х", буквы "Г" и "Л" закрывали совсем, и получалось ругательное слово, которое полностью соответствовало качеству пива, сложенную ругательным образом наклейку прилепляли обратно на бутылку, этот процесс доставлял нам некоторое развлечение, удовольствие мы получали от воблы-тараньки, особенно, если она была с икрой.

        Мечта о тёплом море родилась у меня не на пустом месте, на последнем курсе мореходки, проходил я преддипломную практику на танкере-до-заправщике Черноморского флота. Было время Египетско-Израильского вооружённого конфликта. Наш танкер участвовал в сопровождении кораблей флота в Средиземное море. Стояли мы раз на якоре, на фарватере Александрии, нас "атаковали" лодки арабов, с женщинами на борту. Арабы подплывали к самому нашему борту и кричали, по русски, "шапка давай, баба бери", то есть предлагали за отданную зимнюю флотскую ушанку, на "один раз", женщину из лодки. Но мы их отгоняли, руководил нашими действиями на палубе наш боцман, Яков Иванович.Нам чужого триппера не надо, кричал он им, лодочникам, наш боцман Яков Иванович, хватит нам своего, родного, Черноморского трипера. Арабы, по русски видно разумели, в ответ кричали, бери баба, баба чистый. В ответ боцман кричал им, в лодки, знаем мы ваш чистый, потом сам чиститься будешь. Боцман наш, мужчина был не видный, роста малого, если какому высокому матросу нужно было ему треснуть в ухо, боцману приходилось подпрыгивать. Но голос у него был зычный,как сирена, если он отдавал команды на швартовке к пирсу, голос его было слышно на танкере от кормы до носовых лебёдок, а это составляло около ста метров, больше половины кабельтова.Лодочников отогнали.

      На преддипломную практику, попасть мне на танкер, поспособствовал мне мой тесть, отец Фёдор, царствие ему небесное, великой души был человек.

    Но само море, тёплое, Средиземное, меня покорило и мне хотелось бы здесь пожить. Так всё и случилось.