Клинические эсэмески

Без поиска и раскрытия своего таланта болезни неизбежны. 28 марта в 4 утра почувствовал в груди творческое недомогание, рвался наружу конфликт души и тела, головы и сердца, зимы и весны. Вызвал скорую, которая посчитала решить мою проблему в кардиологическом научном центре. Но наука еще дремала, а реанимационные колдуны действовали: капельницу в вену, шприцы в живот, наркотик в мозг...

- Курите?  - Нет.   - Пьете?   - По вдохновению.   - Любите? - Все реже.   - Толстых?   - Пухлых.  - Жареных?   - А как же?    - Не уклоняйтесь. Задом вверх.  - Ой! Что всадили?  - Успокоительное.  - Навсегда?  - Посмотрим.

Процедурные медсестры с настроенными на возглас "А-а-а" шприцами растерянно целятся в одного, а попадают в другого метуна. Тот замирает с дзен-вопросом в глазах "За что?", а остальные процедурщицы довсаживают в остановившийся объект свои бестолковые заготовки. Ставят птичку в судовом журнале и с ворчанием "дурдом какой-то" сваливают отчитываться в ординаторскую.


ПЕРЕВОД В ПАЛАТУ № 109

Ночь предстояло провести с четырьмя дремучими дедами вроде меня. Палатные маги притушили свет и стали настраивать храпежный инвентарь. Я замер в предвкушении оригинальной фуги. Кто-то невпопад хрустнул пустой полторашкой и сбил пердунов на До-диез. Ему чуть было не поставили Ля-бемоль под глаз. Я послал сыну эсэмеску, чтоб сунул в форточку варган для настроя.
И вот шаляпинская руллада сварщика промышленных конструкций с койки напротив ввела в восхитительное оцепенение. Дрогнула и стала входить в резонанс арматура хрупких употолочных ламп. Помолодевший во сне дед высвистнул сердечную трель соловья со сломанными крыльями. Словно в палату влетел попугай на костылях и звякнул клювом в треснувшую тарелку...
Я впал в транс. А на утро обнаружил 6 часов записи на диктофон увлекательного храп-концерта без замысловатой оранжировки.


ПОЧТАЛЬОН

Наладившаяся было концертная программа оригинального ночного хор-храпа в саратовском научно-кардиологическом центре от палаты №109 была напрочь сбита поступившим новеньким, как потом узнали, всесильно заслуженным во всей саратовской области почтальоном. Начальником остальных не заслуженных почтальонов.
Он свалился из привезшей его санитарной тележки в меховом пальто, шерстяной шапке, шерстяной жилетке, тройных шерстяных носках, в слетающих при этом огромных кроссовках с тремя сумками утвари, в которых сразу и начал копаться в поисках паспорта и страхового свидетельства. Отдал их медсестре и тотчас же погнался за ней узнать когда их ему вернут. Вернувшись, сбросил пальто с кроссовками и улегся в постель под одеяло в шапке и остальном. (фото с мобильника приложу). Тут же вскочил, закрыл форточку, порылся в сумках с какими-то важными, видимо, правительственными сообщениями и снова улегся. Кто-то из нас хотел было всхрапнуть, как почтальон снова вскочил и стал выяснять с медсестрой, почему у него забрали паспорт и страховое свидетельство, если у него есть копия сего. Дальше описывать не в корпусе для психов попавшего дергунка нет смысла. Наука снова ошиблась диагнозом.
Дружный храп-концерт был сорван и мы перешли на скучное одиночное посвистывание.


СТУЛ-КАЛЯСКА

Утром из дебрей клиники высветился сонамбулический санитар с кривым и шибко разболтанным стулом-каляской и выдохнул в спертую атмосферу палаты фамилию типа Басов.
Заслуженный почтальон области Тарасов расслышал окончание и тотчас впрыгнул в каляску. На 3-м этаже им вставили по дыне и с ругательствами отправили восвояси.  Ошалевший от ненужной прокатки санитар дотошно уточнил мою фамилию, спросил паспорт, по-полицейски сверил фотку, усадил в телегу ногами вперед и погнал по коридорам с превышением скорости. Я спасал от задавки размечтавшихся выздороветь старух на костылях удачно поставленными поджопниками.

Кто-то потом спросил: - А что было дальше?
Я: - Как увижу, пристаю к санитару:  Ну что, Санек, прокатнемся?
Санитар: - Не-е. Я от того раза не отдышался.


МОРАЗМ КРЕПЧАЛ

Поселили 92 летнего старика. Он выбрал меня СЛУШАТЕЛЕМ. Сижу иль лежу - киваю головой, как лошадь. Скоро ржать начну ...
Слева от меня холодильник, справа - тумбочка. Принесли обед. Почтальон поставил тарелку на холодильник, а хлеб на тумбочку. Я в позе йога в кровати с тарелкой посередке. Почтальон хлебнет щей на холодильнике - бежит  к тумбочке закусывать хлебом. Голова закружилась и я стал промахиваться ложкой. Говорящий даже с хлебом во рту дед за спиной почтальона крутит пальцем у виска. Я кивнул, как лошадь.

За окном подкрадывается вечер. Почтальон сует в розетку кипятильник - короткое замыкание в клинике. Отключились телевизоры и холодильники.  Все, думаю, ХРОМАЯ ЛОШАДЬ не в полном объеме и нас достала. Почтальон сунул кипятильник в сумки, накинул меховое пальто и кинулся к выходу. Я уже не мог спокойно разыгрывать для 92 летнего деда смиренного СЛУШАТЕЛЯ и стал подавать ему знаки немедленной эвакуации. "Бежим, кричу ему, отсюда на х..". Но последнее слово тонет в топоте сорвавшихся с коек сердечников. "Только не давите старушек, кричу. Мы ж не на ТИТАНИКЕ". но тут кто-то переключил автомат и свет во тьме восстановился.
Больные вернулись во здравии, а дед стал вспоминать такой же случай в подвалах КГБ от 1937 года... Я согласно закивал.

КОЙКО-какая ЙОГА. Кардиоцентр. Палата №109.

- Чтобы быстрей отсюда выздорооветь, - сказал я кроватным дедам, - нужно заниматься йогой. И вцепившись в каретку кровати стал в позу "березка".

Вместо радио говорящий дед сказал, что признает только позу "кучера", а в позу "березка" он поставил "утку" с ночной уриной.

В "березку" встал лишь двухметровый сварщик промышленных металлоконструкций Николай Праведный.

Почтальон Тарасов тоже дёрнулся , но каретка кровати выскочила и он грохнулся на пол, опрокинув ночной сбор анализов деда.

Вошедшая за этими анализами медсестра помогла скользящему на полу в урине почтальону Тарасову укрепиться в постели, анализы собрала половой тряпкой и забраковала их на 1000%.

Дед сказал, что может отлить ещё хоть за двоих. Сестра сказала, что тесты индивидуальные и каждый отдувается за себя. Пополняйте скорей, и отвернулась от дедулиных поисков источника.

Я же прикинулся глубоко ошавасанным (оконечная любимая поза йогов спящего трупа), а как все рассосалось, убежал из клиники без справки.
 
Душа рвалась к творчеству, а тело к новым испытаниям.
Я тогда еще не знал, какие фокусы жизни были мне приготовлены щедрой на приключения судьбой.


Рисунок:
Рисунок: