Военный лётчик. Исповедь после полётов

                Уважаемый читатель!
Эта замечательная книга написана не литератором, а обычным  (нет, не обычным, а ПЕРВОКЛАССНЫМ!) лётчиком-истребителем Сисмеевым Игорем Игоревичем, «проверенным  небом» в двух серьёзных авиационных происшествиях, из которых он вышел победителем. Правда, у него уже был опыт авторства – перед этим он написал чудесный двухтомник (по 580 страниц каждый!) «Военные лётчики. Жизнь без прикрас».  А в этой книге «Военный лётчик. Исповедь после полётов»  Игорь Игоревич  чётко и правдиво описал  страшные годы в «дорвавшейся до самостийности» Украине, показал с какой жадностью те, кто мог,  наплевав на совесть и справедливость, «глотали» всё, что подворачивалось под  руки – грабили народное достояние. 
В книге очень красивы и литературные отступления, заставляют задуматься и рассуждения героев, и выводы автора.
Горько нам, его  однополчанам, «гнувшим вместе с ним петли в египетском небе», сознавать, что смелого и грамотного лётчика и опытного руководителя больше нет рядом:  слишком рано и неожиданно для друзей Игорь Игоревич Сисмеев ушёл навсегда в мир иной.  А ведь мог подарить  ещё много интересных, правдивых  и красивых страниц читателю.    Вдвойне обидно!
Найти вдову Игоря Игоревича Галину,  или его дочь Наталию, чтоб передать этот труд,  мне не удалось, и я решил выставить его произведение на своей странице.
Уважаемый читатель!  Настойчиво рекомендую эту книгу  к вдумчивому чтению.
                Член Союза писателей России
                Игорь Теряев.
               
               


                ИГОРЬ ИГОРЕВИЧ СИСМЕЕВ


                Моим близким друзьям
                и родственникам посвящаю.
      
               
                ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
         Дорогой друг. Перед тобой книга с интригующим и много обещающим названием «Военный летчик. Исповедь после полетов». Не обольщай себя ее заглавием. Если ты хочешь из нее узнать то, в чем покаяние военного летчика после полетов, то я тебя сразу разочарую. На ее страницах ты не найдешь описания ни одного полета, ни одного героического подвига людей, этой элитной и замечательной профессии, касты избранных, под названием -- «Военные летчики». Эта книга является логическим продолжением моей первой книги «Военные летчики. Жизнь без прикрас». Сегодня рассказ о том, как сложилась дальнейшая судьба, одного из тех, кто в расцвете творческих сил, и в силу сложившихся обстоятельств, распрощался с небом и, сняв военную форму, вступил в гражданскую жизнь. О его восприятии этого нового и неизвестного для него мира, отношениях между людьми его окружающими, и многом том, что ему уготовила судьба как личности, будет мой рассказ. У нас, у каждого, своя жизненная тропа, определенная свыше. Вот  о своей тропе  я и хочу рассказать. О мной пройденном пути  хочу покаяться. И если тебе это будет не интересно, то не читай её и не теряй зря времени. Займись полезным делом и живи счастливо.

                ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА
     Нежно «оперевшись» законцовкой левой плоскости крыла о зеркальную поверхность, хрустально-чистых вод озера Юле Мисте, самолет Аэрофлота Ту-134Б, огибая по дуге траектории четвертого расчетного разворота его северо-восточный берег, выходил на последнюю прямую -- посадочный курс. Возникшее в салоне легкое жужжанье, совпавшее с непроизвольным наклоном вперед, пристегнутого к креслу тела и небольшое усиление шума от увеличения оборотов двигателей, косвенно подтверждали, что закрылки выпущены полностью и экипаж готовится к посадке. А еще через несколько десятков секунд, коснувшись полосы и взревев двигателями, переведенными в режим « Реверс», самолет, гася скорость и замедляя ход, уверенно катился по ВПП аэропорта, тогда еще столицы Союзной республики Эстония, ее -- «Международного аэропорта «Таллинн». Все. Полет закончен. А вместе с ним, закончены не только мое полуторалетнее «изгнание» в новосибирское Толмачево и почти тридцатилетняя служба на летных должностях в истребительной авиации Вооруженных сил СССР, но и вся моя прошлая, привычная армейская жизнь, с ее неудобствами, ограничениями и порой суровым укладом.
      Я стоял на пороге неизвестности, не зная и даже пока не представляя себе, что ожидает меня впереди? Мне пока было не понятно, как устроиться и как не потеряться в новых гражданских условиях? Как жить и радоваться жизни, не тратя отведенное небесами время, на праздное ее провождение? Как трудиться и получать от этого удовольствие? И многое, многое другое, что для меня, только вчера покинувшего армейский строй, было пока на уровне теоретических представлений. Цивильная жизнь, о которой на фоне армейских тягот и лишений, чего греха таить, мы почти все мечтали и думали, как о беззаботной и комфортной, является все же жизнью. Да и сама жизнь, в философском понятии, это, в конечном счете, всегда борьба. Борьба жесткая, а порой и жестокая, в которой побеждает и выживает тот, кто борется, а не плывет по течению. Все, плывущее в потоке, в конечном счете, куда-то и к чему-то, прибивается, пристает. Одно, прибивается к берегу и там, смешавшись с тиной, со временем превращается в застойное зловонное болото. Другое, попав в водоворот, и подхваченное его центростремительными силами и не желающее сопротивляться, уходит под воду и исчезает навсегда. Третье, имеющее достаточный запас плавучести, личное достоинство и волю к жизни, либо покружится, покружится и обойдет коварную воронку вращающейся воды, либо затянутое ею, временно поддастся и пойдет вниз, для того чтобы где-то в стороне вынырнуть из поглощающей, засасывающей бездны. Оно, как древние языческие идолы-боги  в Киеве при крещении Руси, под крики своих адептов «Выдыбай, Боже! Выдыбай, Боже!» выплывет из темных глубин и поплывет по главному фарватеру, радуясь широкой чистой воде и солнечному свету. Точно так в этой жизни случается и с нами, с людьми.   В тот момент, сидя в салоне заруливающего самолета, я еще даже не задумывался, каким дальнейшим путем поведет меня по жизни моя судьба. В свои неполные сорок четыре года, с отличным (слегка, умышленно подпорченным на страницах медкнижки) летным здоровьем и максимальной полковничьей пенсией, при красивой и любимой жене, имеющей достойную и интересную работу, дочери, учащейся на втором курсе ТПИ, четырехкомнатной квартире, престижном по тем временам автомобиле и капитальном гаражом  (в сотне метров от дома), в городе Таллинн, я, как принято сегодня говорить сленгом, был «Весь в шоколаде» и  «Полностью упакован».
       В тот полдень, 14 мая 1989 года, древний и чопорный город-музей Таллинн встретил меня неприветливо. Хотя на небе не было ни облачка и через хрустальную прозрачность небесного свода ярко светило весеннее солнце, но пронизывающий и достаточно холодный для этого времени года северо-западный ветер с Финского залива, создавал дискомфорт и заставлял побыстрей спуститься с трапа и перебежать в портовский автобус. Тогда я еще не знал, что это был хоть и не «знак беды», но зато первый знак уготованной для меня моей жизнью «подлянки». Через двадцать минут, вращающаяся бесконечная лента багажного транспортера аэропорта доставила к ногам мой нехитрый багаж – чемодан, да вечную спутницу моих поездок и командировок, светло-коричневую, изготовленную в Бургасе братьями болгарами из винил-кожи, дорожную сумку. Ее я купил совершенно случайно перед отлетом на войну в Египет в ноябре 1970 года в туркменском городе Мары. С тех пор она, моя помощница и мой оберег, вот уже почти двадцать лет неустанно следует за мной.   С удобной и легкой поклажей в руках. С «Проходным свидетельством» для постановки на учет и оформления пенсии в военном комиссариате, выходным пособием в размере трех месячных окладов денежного содержания, (а это более полутора тысяч советских рублей, соответствующих полутора годовой оплате дармового труда, средне-статистического советского инженера) в кармане, да еще с ( прости, Господи, чуть было не забыл -- Коммунист хренов) членским билетом КПСС, который долгие годы при отсутствии тепла или дров, согревал мне душу и освещал путь в светлое будущее, я вышел из здания аэровокзала, и ступил в этот еще непривычный и загадочный для меня, гражданский мир. Таксист--эстонец, мужчина лет пятидесяти, без особых эмоций воспринял меня, полковника, как обычного рядового пассажира. Не мудрствуя лукаво и не накручивая для выполнения плана по городским улицам лишние километры, он кратчайшим путем доставил меня от аэропорта к подъезду заветного дома в Пяэс Кюлла. Остановил автомобиль, выключив двигатель и указав на показания счетчика сказал: -- « С Фас тва восемь-тесятт». После этого он вышел из машины и отправился доставать из багажника мои вещи. Я порылся в портмоне и, не найдя ничего мельче пяти рублей, со словами « Спасибо» протянул ему эту купюру, как оплату за проезд. После этого, когда подхватив свои вещи я собрался было идти, то услышал:
      -- От-ну минут-ту. Ваз-мит-те, пожалуйст-та, стачу»
      --  Спасибо. Оставьте ее себе - сказал я.
      --  Нэт. Так не поло-шен-но. Не имею праф-фа. Я опя-зан тать фам стачу.
         И с этими словами он протянул мне два рубля. Я взял деньги и положил их в салон автомобиля на «торпеду», а затем  повернулся и пошел в направлении к подъезду дома. В след мне прозвучало:
       --  Спасип-па, то сфи-тань-я.
       -- И тебе спасибо и тебе, хаэд-аэга, -- ответил я и подумал:  Странный народ, эти эстонцы. Этот сдачу отдает в обязательном порядке и не хочет брать чаевых. Та, девять лет тому назад при моем приезде в Хаапсалу, била меня в пивном павильоне на Паралеппа, деревянной ложкой по рукам, за то, что я хотел забрать свою оплаченную банку с пивом, отставленную ею в сторону для отстоя и оседания пены, а потом она  еще доливала её до нормы…. А вообще, они не странные. Это у них, до конца нами не развращенных, такой свой особый менталитет. Такой народ, такие правила, такое воспитание, и нам наверно до них еще далеко…. Ох, как далеко нам до них! Этот порядок, привитый им, в пост-Екатериненский период немцами, во времена существования на берегах Балтики торговой Ганзейской республики, тянувшейся вдоль побережья от Гамбурга до Санкт-Петербурга, остался в крови эстов навсегда и работает еще сегодня. Вот поэтому, они такие.
      Я открыл дверь квартиры своим ключом и вошел вовнутрь. В ней, моей родной и желанной, все было до боли привычно и знакомо. Светло, свежо, аккуратно и чисто прибрано, а над всем этим царила звенящая тишина. Прошелся по комнатам в них ничего не изменилось за последние пять месяцев моего отсутствия. И только в апартаментах дочери на кресле лежал в спешке брошенный халат, а на ее письменном столе виднелись недопитая чашка кофе и недоеденный бутерброд. Да еще стул, как то несуразно придвинутый к столу, говорили о том, что Наташка опять проспала и, опаздывая на занятия, в спешке собиралась и убежала, не прибрав за собой.
      Позвонил на работу жене. Валентина, ожидавшая моего возвращения, но не знавшая, по моей вредности точной даты и времени прибытия, обрадовано сказала: -- Ну, ты как всегда, традиционно появляешься сюрпризом и без предупреждения. -- Не с сюрпризом, а с проверкой, -- шутя, уточнил я.
     -- Мог бы и позвонить, горе-проверяющий. Я бы тогда, отпросилась с работы и приготовила торжественный королевский ужин, а так придется тебе довольствоваться тем, что приготовим на скорую руку.
     Я был готов на все. Последние восемнадцать месяцев «холостяцкой жизни» в толмачёвской офицерской общаге, в голодные сибирские годы Горбачёвской перестройки, приучили меня «харчами не перебирать», а есть то, что Бог послал. Что успел застать в офицерской столовой и что наскоро готовил из скудных, с затруднением добываемых продуктов, на электроплитке в выходные дни себе сам. При этом пытаясь скрыть распространяемый аромат жаренного лука, от напускно строгой и ворчащей, но все прекрасно видящей и понимающей, дежурной по гостинице. В должностной инструкции которой, один из пунктов начинался со слов: «Строго следить и не допускать….»
     Примерно через час, появилась Валентина, нагруженная пакетом с продуктами, а следом за ней с интервалом в несколько минут, в квартиру как ураган влетела радостная дочь. За этот час я успел принять душ, обмыв себя от дорожной пыли, и проинспектировать содержимое холодильника. Что может быть лучше после многомесячных неудобств и бытовых ограничений общежития, дорваться до своего собственного душа. Простоять под его ласкающим и умиротворяющим  потоком теплой, ниспадающей воды и ничего не думать. Вот так просто стоять и млеть. А потом добраться до холодильника и удовлетворить первые позывы голода, в течение почти суток, ничего не получавшего организма. Аэрофлотовский завтрак на борту лайнера и стакан жидкого, по-советски разведенного полусладкого кофе, за стойкой в Шереметьево -- это все не в счет. Бросив сумку с конспектами, повисев несколько секунд у меня на шее с поцелуями и словами радости « Ура!!! Папуля приехал!!!», наскоро помыв руки, Наташка мигом села за кухонный стол и заявила матери, что она сейчас быстро перехватит и ей надо бежать. Мать  пыталась остудить ее пыл, выговаривая, что, мол, приехал отец, что не плохо бы побыть всем вместе. Что отец по ней соскучился и вообще, что у нас сегодня небольшое семейное торжество… Но великовозрастное дитя, ища оправдание своему желанию побыстрей смыться, обратилось ко мне: -- «Папуля, ты же больше от нас никуда не уедешь? Скажи ей, что бы «мамухастиха» меня отпустила, а я обещаю, что в воскресенье проведу с тобой целый день и мы обо всем поговорим».
     -- Ладно, мать. Давай уважим желание ребенка, пусть идет, -- согласился я.
     -- Вот так вечно. Что она ни скажет, ты все и всегда ей потакаешь.
     -- А ты – обратилась Валентина к дочери, -- пока хорошо не поешь, никуда и не собирайся. Да и если пойдешь, то долго не гуляй. Завтра рабочий день, а у тебя учеба.
     -- Мамулечка, спасибо, Я уже наелась и сыта по горло. Иду я не гулять, а готовиться к семинару.
     -- Знаю я эти ваши семинары, Просидите, проболтаете весь вечер, поперемываете парням и подружкам кости, а потом нахватаете на семинаре двоек. Знаю, сама такой была.
     -- Мамуля, я не такая. Я серьезная. Ну, я пошла?-- неопределенным, вопросительно-утвердительным тоном, сказала дочь и улизнула из-за стола.
     -- Ладно иди, да смотри, долго не задерживайся, -- бросила мать ей вслед.             Через пару минут щелкнул замок входной двери и мы в квартире остались одни.                -- Совсем, девка, от рук отбилась. Ты ей слово, она тебе десять. Хоть ты, отец, на нее повлияй.
       -- Ладно, попытаюсь. А учится то как?- спросил я.
       -- Учится нормально, по дому помогает, но вот эта ее «неусидчивость» меня настораживает. Вечно она куда-то торопится, вечно спешит. Гоняю ее за беспорядок в одежном шкафу. Колготки, майки, джинсы все перепутано, все скопом. Вот и сегодня, видимо на занятия опаздывала, все бросила и побежала. Да чего там говорить, Она вся в тебя. Вечно куда-то бегущего. Есть с кого брать пример. Родственнички.
      --Я бежал не сам, меня постоянно подгоняла моя служба и командирский долг. Ты сама все прекрасно видела.
     -- Да видела, видела. Вот, слава Богу, наконец, и прибежал. Может хоть сейчас, остепенишься и успокоишься?
     -- А парень то, у нее хоть есть?
     -- Не знаю. Она мне не признается. Кажется, пока нет. Симпатизирующие и воздыхающие вроде есть, а вот серьезного, пока, не просматривается. Да ты с ней будешь в воскресенье беседовать, сам ее и спроси. А сейчас я тебя с дороги накормлю и примусь готовить торжественный, можно сказать, романтический ужин.
       -- Меня кормить  не надо. Я уже похозяйничал в холодильнике и есть пока не хочу - успокоил я жену.
      -- Тогда я сейчас переоденусь и немножко передохнув, приступлю к работе.               Понятное дело, что никто не отдыхал. Валентина быстро переоблачилась в домашнее и принялась за работу. Я, было, пытался в чем-то ей помочь, но она категорически отказалась.
     – Я тебя привлеку попозже, когда придет время почистить и нарезать лук. Ты же не любишь, когда женщина плачет? Она усадила меня в кресло, стоящее под кухонным окном и сказала,
      -- Давай, рассказывай.
      Рассказывать мне было особенно нечего. Моих новых толмачёвских приятелей она не знала, Условия голодной сибирской жизни, она воспринимала как нечто потустороннее, поскольку в Таллинне все было по-прежнему, сытно и с достатком. О чем-то третьем, говорить не хотелось. И вообще, мои повествования скоро иссякли. Тогда она начала рассказывать о новостях Эстонии и о своей работе, называя мне ничего не говорящие имена. Прошлась она и по известным ей новостям и событиям в наших бывших гарнизонах Хаапсалу и Тапа. Она говорила, а я сидел зачарованный её красотой, любовался её ладной работой и пропускал все это мимо своих ушей. На моё, с намеком:
      –Валя, пойдем… Она ответила.
     – Погоди. Не торопись, Потерпи, роднуля, еще немного, до вечера. Ведь больше терпел. Или не терпел? А может ты там ходил по девкам, изменщик коварный? Если мы сейчас с тобой займемся этим делом, то и ужин не приготовим, и романтизма не испытаем. Погоди, родненький, не упрощай и не опошляй...
        Ради романтики, я с ней согласился… Романтический ужин на двоих, в процессе которого позвонила Наташа, попросившая и получившая разрешения остаться на ночь у подружки, начался с шампанского, под  приглушенную музыку, в полумраке нашей меблированной залы. После телефонного звонка, Валентина сказала:
       -- Вот видишь, какая у нас с тобой, совсем не заметно, выросла замечательная и догадливая дочь. Она уже взрослая девочка и прекрасно понимает, что нам сегодня, кроме нас двоих, больше никто не нужен. Поэтому она и удалилась, предусмотрительно прихватив все необходимое, для завтрашней учебы.
       Мягкий свет от специально установленного на полу, и запрятанного за спинкой кресла, ГДРовского ночника, тускло освещал потолок и часть угла, перед котором стоял светильник. Медленно кружащая по потолку тень от его вращающейся крыльчатки, издающей при движении нежный мелодичный перезвон, прекрасная музыка Поля Мариа, и едва слышные слова песен Джо Десена, жаркие и нежные поцелуи, крепкие и трепетные объятья, да и само выпитое шампанское, в тот вечер разогревали и будоражили нашу кровь, влекли к близости.
        А далее была ночь. Ночь полная необузданных страстей и сладострастного безумия. Ночь со всем тем, что только могли себе позволить, оставшиеся наедине, после завершившейся долгой разлуки, два взрослых любящих человека, истосковавшихся друг по другу, как душой, так и телом. На исходе сил, я ощутил, что, наконец--то нахожусь дома, в собственной постели, вместе с любимой, прижавшейся ко мне обнаженной женщиной. Женщиной, положившей на мою грудь свое нежное, умилённо улыбающееся лицо и погружающуюся в состояние блаженного сна. Что может быть прекрасней этого? Вскоре Бог сна «Морфей» поманил и меня. Я, не устояв перед его чарами, безропотно сдался и вслед за Валентиной счастливо уснул.
               
                И БЫЛО УТРО, И БЫЛ ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
      Проснулся я рано, хотя в пересчете на время новосибирского часового пояса, был уже десятый час. Яркий свет, пробивавшийся через теневые шторы на окнах нашей спальни, говорил о том, что эстонские белые ночи набирают свою силу, вытисняя и отодвигая ночную тьму на более поздние осенние и зимние месяцы. Спать мне не хотелось. Пока еще сказывалось действие прошитой во мне программы биоритмов, моего недавнего сибирского обитания. Часы показывали половину шестого, и до подъема Валентины на работу оставалось еще тридцать минут. Она спокойно спала, лежа на боку уткнувшись своим лицом в мою грудь, тихо посапывая и периодически, подсознательно, через сон, прикасаясь своими губами и целуя меня. Ее рука, закинутая на мою грудь, крепко обнимала меня за шею, а наши переплетенные ноги говорили о том, что она во сне как бы боялась, что я куда-то от нее сбегу, и это переживаемое блаженство окажется только хорошим добрым сном. Мне на память пришла строка Бориса Пастернака   «Сплетенье рук, сплетенье ног, судьбы сплетенье»…. Тогда это было все про нас. В тот момент это были наши строки, был наш точный портрет… Я лежал, боясь пошевелиться, любовался своей любимой спящей женщиной, которая без стеснения доверила мне возможность озирать формы ее обнаженного и еще молодого стройного тела. Легонько покусывать концы ее растрепанных локонов, вдыхать ее ароматы, поглощать ее всю.  Одновременно с появлением  на дисплее электронного будильника шестерки и двух нулей, раздался его призывный мелодичный зуммер. Не меняя положения тела и не открывая глаз она прошептала еще полусонным хрипловатым голосом .
      -- Ой. Как хорошо. Просто не верится что это не сон, что можно к тебе прижаться, тебя обнять и тебя потискать. И еще. Как не хочется вставать и идти на работу? Потом ее голос обрел силу и она сказала:
         -- Как все это ни  прекрасно, но вставать все равно надо. Мне еще нужно убрать и помыть посуду от вчерашнего ужина. Ты же мне вечером этого не дал сделать. Очаровал и задурил голову бедной одинокой девушке, заманил в «Люлю». А я, молодая да неопытная, потеряв рассудок, поверила и пошла за тобой – «змеем обольстителем». А теперь, как всегда нам бабам, после вас, мужиков, самим приходится за все расплачиваться, из всего выпутываться. Даже после всего того что было вчера, сейчас нужно банально мыть посуду.
       -- А ты её не мой. Оставь, я всё сделаю сам.
       -- Да?! Это хорошо. Если это так, то я еще минут пятнадцать с тобой полежу, а потом буду вставать и собираться.
       Она приподнялась, опершись на один локоть, повернулась к зеркалу на двери платяного шкафа и рассматривая себя сказала:
      -- Ну и рожа. Надо срочно наводить марафет, а то посмотри, что ты со мной сделал. Волосы всклокочены, подводка глаз расплылась, следы от помады везде: на лбу, шее, груди и даже за ухом. Это просто, какой-то ужас. Вроде бабу всю ночь тягали все кому не лень и ни весть где. Ладно, все это устранимо. А сейчас я еще пару минут с тобой спокойно полежу, и потом буду вставать. Только ты ко мне сейчас не приставай, подожди до вечера. Иначе я прямо сейчас  поднимусь и уйду. Тебе хорошо, ты вчера все свое получил сполна. Теперь будешь целый день дрыхнуть, а мне еще работать и общаться с людьми. Тем более, что моя начальница оставила меня за себя, взяв несколько дней отпуска, для решения семейных проблем. Она вроде, разводится, со своим мужем–эстонцем.
       Полежав еще пару минут, она встала, накинула на себя халат и направившись на выход из спальни, вдруг обернувшись ко мне сказала:
      -- Ты лежи и не вставай пока я тебе не скажу. Мы тут с Наташкой, что бы не путаться друг у друга под ногами договорились, что она встает на сорок минут позже меня , когда мне душ уже не нужен. В то время когда она моется, я уже заканчиваю макияж и допиваю кофе. Поэтому мы с ней нигде не пересекаемся и не мешаем друг другу. Ей хорошо. У неё пока все натуральное, а мне приходится маскировать и подкрашивать свои старушичьи огрехи.
       -- Какая же ты старуха, в 42 года?
       -- Ну не старуха, так зато, я толстая, кокетливо сказала она и, распахнув халат, завихляла передо мной бедрами и всеми своими женскими прелестями.
       -- Не болтай. Какая ты толстая? Сколько у тебя весу?
       -- А вот сейчас и проверим.
       Она сбросила комнатные шлепанцы и ступила на напольные весы, располагавшиеся тут же в спальне, за дверью.
        -- Ну и сколько?- поинтересовался я.
        -- Шестьдесят килограмм двести грамм.  Растягивая слова, медленно проговорила она. Потом спохватилась и сказала:
        -- Нет, это не правильно, я сейчас, - и скинула с себя халат на пол..
        -- А сколько сейчас,- добивался я.
        --А сейчас?  А сейчас?,- медленно проговаривала она, рассматривая с высоты своего роста, показания индикатора  весов. Конкретного ответа от нее не последовало, а вместо него, прозвучала такая фраза.
       – Ну, в общем, я вчера с тобой за вечер наела полкило.
       -- Так какая же ты толстая, если при росте сто шестьдесят семь, весишь шестьдесят килограмм?
        Она кокетливо улыбнулась, послала мне воздушный поцелуй и упорхнула из спальни. Лежа на кровати, я думал с чего начать первый день своей новой жизни. Мне было понятно, что, прежде всего, нужно стать в военном комиссариате на учет и узнать, какие необходимо предпринять последующие шаги, для оформления пенсии. Второй проблемой была проблема постановки на партийный учет, по открепительному талону, который был у меня на руках. Далее следовало получить гражданский паспорт и прописаться по нему в своей квартире. Но все это, кроме партучета, можно было сделать только после поступления в военкомат моего личного дела, отправленного из Толмачево в Таллинн секретной фельд-почтой. Такие в те времена были порядки. После того как Валентина полностью одетая и готовая отправиться на работу, подошла ко мне, подставила свою щечку, указывая на нее своим изящным длинным пальцем, вымогая прощального поцелуя «Цём-Цёмчика», а после этого закрыв за собой входную дверь ушла, я в квартире остался один. Первое, чем я занялся, это было неведение порядке в месте проведения нами вчерашнего романтического ужина. Когда все было приведено в исходное состояние, убрана, помыта и расставлена по местам немногочисленная посуда, я после чашки кофе с бутербродом решил пройти в свой гараж. В гараже все было так, как я оставил при моем последнем приезде в отпуск из Толмачево. Лишь только паутина да слой  пыли на автомобильном чехле и верстаке, говорили , что никто за это время в гараже не появлялся. Погоняв пауков и обметя со стен и потолка свежую паутину, подкачав слегка подспущенные колеса, я снял машину с колодок длительного хранения. Проверил уровень тормозной и охлаждающей жидкостей, топлива, масла. Обновил смазку, прошприцевав  согласно предписания инструкции, все необходимые узлы, снял и поставил на зарядку аккумулятор. Все нормально. После зарядки аккумулятора, можно будет выезжать, но это будет не ранее чем завтра. Закончив с машиной, занялся инструментом, перебирая и сортируя его по ящикам верстака. Гаечные ключи к ключам, Плоскогубцы, клещи, пассатижи, съемники, выколотки молотки, зубила – в свой ящик. Режущий инструмент: сверла, мечики, плашки, лерки, ножовки, шлицовки – в свой. Измерители: штанген- и кронциркули, линейки, рейсмус, угольники, чертилки и прочее, всё это заняло свои места, группируясь по целевому предназначении. В особую группу сошлись электродрель, тестер, да лихая пара -- амперметр и вольтметр. К ним же присоединились запасной воздушный манометр контроля давления в шинах, да коробка с «причиндалами» для определения и корректировки плотности электролита в банках автомобильного аккумулятора. На этом и с немногочисленным инструментом было покончено. Что делать дальше? Все мной проведенные манипуляции заняли, порядка, четырех часов. На дворе едва перевалило за полдень, а работа вся выполнена и делать, вроде больше нечего. Взял половую щетку и аккуратно, чтобы не поднимать много пыли, подмел бетонный пол в гараже. Затем метлой прошелся по  асфальтированному заезду перед воротами. Это еще полчаса времени. А далее, вроде и больше делать то нечего. Как говорит народная мудрость: «Был бы дурак, а работа ему всегда найдется. Она их, дураков, любит». А здесь выходит неувязочка, с народным фольклором. Дурак в наличии имеется, а работа его почему-то не ищет? Взял тогда отставной полковник, да и нашел сам себе работу. Если она его не хочет искать, то он ей поможет. И она такая нашлась, но не большая. Куском ветоши протер от пыли четыре пустые бензиновые канистры, плафоны электросветильников, корпуса выключателей и электророзеток и всё. На этом выдохся. Фронт работ закончился. Взглянул на часы – начало пятого. Мужики -- соседи по гаражу, бывшие сослуживцы по управлению 14 дивизии ПВО, появятся со службы не ранее 18 часов. Поэтому, ни их самих, ни от них последних новостей и сплетен, еще два часа ожидать не стоит. Пойду домой. А там может уже и Наташа с учебы пришла? Вместе пообедаем.
       Дома я никого не застал. Но следы от посещения дочери были видны, по ее домашним шлепанцам, небрежно оставленным под вешалкой, да ее записке на кухонном столе. «Папуля, я не надолго. Обедай без меня». Обедать мне в одиночестве не хотелось и я, нырнув в холодильник, нашел там то, чем смог «заморить червячка» до прихода с работы Валентины. После этого я уселся в кресле перед телевизором и стал смотреть дневники заседаний « Первого съезда народных депутатов СССР». Съезда, на котором говорили много правильных слов. Съезда, с трибуны которого лилась шокирующая критика в адрес руководителей государства и самого Генерального секретаря КПСС и Первого президента СССР М.С. Горбачева. Съезда, на котором большинством выносились на голосование разумные, краеугольные исторические решения по строительству государства и которые практически все забалтывались председателем рабочего президиума. Человеком с сатанинской темной отметиной на лысом черепе. Этой тварью, которая через два года, окончательно предаст и развалит великую страну. Но мы тогда этого еще не знали. Где-то в половине седьмого с работы вернулась уставшая Валентина.
       -- Ну что, Валюня, устала? – обняв и поцеловав жену, спросил я.
      -- Не то слово. После такой бурной и страстной ночи, сегодня для меня выдался не менее бурный и сумасшедший день. Было очень много народу с наших точек, с периферии. Пришлось отбиваться и за себя и за начальницу.
     -- Кушать будешь? Я сейчас разогрею - предложил я.
     -- Не надо. Я вот немного отдохну и все сделаю сама.
      Посидев минут десять и «быстренько отдохнув», она с моей помощью организовала ужин, после которого доверила Наташе, убрать со стола и помыть посуду. Далее мы с ней продолжили смотреть какой-то, уже без нас начавшийся кинофильм. Затем всесоюзную информационную программу «Время» и телевизионные новости из жизни Эстонии, в которой во всю бурлили страсти национального сепаратизма. Закончился наш вечер, просмотром криминальной хроники, в программе  «600 Секунд» ленинградского тележурналиста Александра Невзорова. Было уже поздно. Кода две стрелки настенных часов, в районе числа 11, слились в одну и мы в своем доме погасили свет. Впереди нас ожидал новый день.
               
               
                ВЕМЯ ВПЕРЕД
      Утро следующего дня, в отличие от дня предыдущего, выдалось хмурым и дождливым. Над седой Балтикой, набрав к середине ночи полную силу, куралесил серьезный шторм. Породивший его холодный атмосферный фронт, выйдя на берег стал разрушаться, утрачивать свою мощь, но тем не менее продолжал творить свои безобразия Я проснулся от порывистого и сильного ветра, завывающего в кронах растущих рядом с домом вековых сосен и интенсивной барабанной дроби крупных капель дождя по жестяным отливам за окном. Валентина, тихонько посапывая, сладко досыпала последние минуты до сигнала будильника, а я спокойно лежал с ней рядом и глядел в окно. Нежась в теплой постели, я испытывал истинное удовольствие и блаженство от того, что в квартире тепло и сухо, от того, что я вижу, как низко несутся, а меня не задевают темно-свинцовые тучи; как кроны деревьев, под силой порывов ветра раскачивают свои высоченные поскрипывающие стволы. Как ветер–хулиган, выхватив из облака своими невидимыми сильными руками очередной ушат влаги, периодически с неистовством швыряет её в виде мощных зарядов дождя на землю, деревья и в окна моей квартиры. И как они, разбившись об оконное стекло, стекают в низ, укрывая оконный проем полупрозрачной пеленой, а потом  не придет старшина эскадрильи сверхсрочник Лядовой и не скажет свое несуразное:                -- Товарищи курсанты. Да это же непорядок. Вы только посмотрите на него, на этого наглеца. Была команда подъем, а курсант Сисмеев еще четыре секунды лежит в постели и нежится. Как у тещи на блинах…» После этого, как бы вняв словам старшины, я встал и подошел к окну. За ним мне было видно как первый ранний прохожий, вероятно военный, укутанный с головой в зеленую офицерскую плащ- накидку, борясь с дождем и ветром, перемещаясь то боком, то даже спиной вперед, движется к своей цели, к пока еще пустующей автобусной остановке, обходя и перепрыгивая в своих сапогах, журчащие потоки и многочисленные лужи.  Да, ему не позавидуешь. Он, служивый, идет туда, куда посылает  его служба, зовет его воинский долг. Несколько дней тому назад, я был точно таким же, как и он. У меня, как у  любого военного, не было особого выбора, делать или не делать. У меня, да и у большинства из нас, было только одно – «Надо!»  А если Надо? «То тогда только Вперед!». Это сегодня, в начинающейся новой жизни, можно расслабиться и сказать: «Мне безразлично вперед, назад, лишь бы вперед». Эту фразу и этот лозунг я услышал в одной из Листьевских передач «Взгляд». Передача повествовала том, как один молодой, неунывающий русский парень, приехал в то трудное для России время на заработки в Испанию. Как он ходил по ночным улочкам уснувшего Мадрида и под гармошку, во всю мощь своей луженной глотки, горланил русские песни. При этом собирал за собой толпу подпевающих зевак, а вместо возмущения разбуженных мадридцев, срывал  их благодарные аплодисменты. Может и мне, вот так надо жить?
       За полтора часа атмосферный фронт ощутимо продвинулся на восток, погода несколько улучшилась, но оставалась еще такой, про которую говорят, что «хороший хозяин и собаку из дому не выгонит». Но я был плохим хозяином и поэтому мои жена и дочь, как те две борзые, которые на охоте, почуяв близкое присутствие дичи, не взирая ни на что, устремляются вперед. Так и они, ведомые промыслом Божьим и своим долгом, ушли в ненастье. Я снова остался наедине сам с собой и со своими мыслями. Из-за скверной погоды за окном мне, естественно, никуда не хотелось идти. Даже гараж , в котором вчера был наведен относительный порядок, меня не привлекал. Ну что там, в нем делать? Да, Конечно можно заняться сортировкой, так называемых автонормалей (болтов и гаек), подбирая и скручивая их воедино. Можно было от нечего делать ровнять ржавые гвозди, сортировать и раскладывать их по банкам из-под растворимого бразильского кофе, с названием «Нескафе». А когда гвозди закончатся, то надергать их из чего ни-будь, и снова равнять, и снова сортировать. Все в этой жизни возможно, когда оно есть. Но у меня на то время ни автонормалей, ни, тем более ржавых гвоздей не было. Все это появится потом, с годами, когда я обзаведусь и начну серьезно заниматься домашним хозяйством, стану обрастать нужными и не нужными вещами. Тогда, когда у меня появится какое-то непреодолимое внутреннее желание восстанавливать и возвращать к жизни старые, давно отказавшие в эксплуатации предметы. Будь то древний найденный на чердаке и давно забытый пылесос « Буран»,  Либо старые, перегоревшие плойки, отказавшие фены и прочая дребедень. Которые, обретя новую жизнь и работоспособность, займут свое место, как правило, на полках гаража, и все равно больше никогда не будут востребованными и не найдут своего применения в деле. И будут они исправные, лежать и пылиться годами, занимая место в ожидании своего «Авось пригодится», которое никогда не наступит. И которые в один прекрасный момент, после моего ухода, новый хозяин не глядя, одним махом выкинет их с места многолетнего ожидания в мусорный контейнер. И они исчезнут в небытии как и память о том, кто дал им вторую жизнь. Послонявшись без дела по квартире, я подошел к книжному шкафу и, закрыв глаза, заскользил горизонтально пальцем по корешкам книг, стоявших на одной из его полок. Когда остановив движение, я открыл глаза и устремил свой взор, то увидал, что моя рука касается книги сборника стихов, на обложке которой первым было напечатано имя одного из ее авторов Генри Лонгфелло. Его поэма «Песнь о Гайавате», в переводе Ивана Бунина, снова захватила меня, и от нее нельзя было оторваться, хотя я ее перечитывал не  один  раз. Как прекрасны были ее первые строки:
                Если спросите – откуда
                Эти сказки и легенды
                С их лесным благоуханьем,
                Влажной свежестью долины,
                Голубым дымком вигвамов,
                Шумом рек и водопадов,
                Шумом диким и стозвучным,
                Как в горах раскаты грома
                Я скажу вам и отвечу:….
         Сто пятьдесят страниц поэмы, с описанием жизни ее героев, их страстей, переживаний и борьбы, незаметно съели более часа времени. Конечно, Лонгфелло это хорошо, но надо делать дело и делать конкретно. Я засел за телефон и по старой памяти через городской АТС, набрал номер дивизионного коммутатора «Анод». Солдат-телефонист, на мою просьбу соединить меня по «прямому» с полковником Петряевым, ответил -- «Соединяю». Пара коротких звонков вызова и в трубке раздался знакомый голос, моего старого доброго друга,  начальника тыла дивизии   «Петряев, слушаю»
      -- Анатолий Яковлевич, здравствуй, дорогой. Беспокоит тебя некто Сисмеев. Помнишь еще такого ?
       -- Кто? Кто? Повторите, я не расслышал.
        Действительно, связь с переходом через городскую сеть на воинский коммутатор была паршивая, Да еще вероятно, телефонист, то ли не успел отключиться, то ли подслушивал разговор.
       -- Ало, ало «Анод». « Анод», отключись от линии, мне нужно с человеком переговорить.- сказал начальник тыла. В трубке что-то щелкнуло, и связь стала значительно лучше.
        -- Ало, Ало я вас слушаю,- вновь закричал в трубку Петряев.
        -- Анатолий Яковлевич. Это Сисмеев, - вновь повторил я.
        -- Игорь Игоревич?, Ты откуда звонишь, из Новосибирска,?
        -- Да нет, Я уже в Таллинне. Службу закончил, и позавчера прилетел домой.                -- Поздравляю, Я очень рад за тебя,- сказал мой приятель.
        -- Яковлевич, Ты на этой неделе никуда в длительную командировку не собираешься, надо бы повидаться и переговорить?
        -- Нет. Не планирую. Подъезжай.
        Затем он мне объяснил, где и как найти ленинский райвоенкомат города Таллинн. Как и по какой улице лучше и ближе подъехать к зданию ЦК Компартии Эстонии для парковки. О службе и всем происходящем в управлении дивизии говорить нам не хотелось, так как телефонные линии могли быть на прослушке, у специалистов 8 отдела. Перебросившись еще парой слов, мы прекратили общение. Остаток дня прошел в чтении, ожидания возвращения домой родных и наблюдении за тем, как после прохождения атмосферного фронта погода резко пошла на улучшение. Как небосвод полностью очистился от облаков, как ни весть откуда появился заток теплого воздуха, погнал ртутный столбик термометра от показаний 13-14 градусов верх. А эстонская белая ночь, продлевая световой день, отодвигает наступление робких сумерек на более поздний час. По прогнозу, показанному в конце информационной программы «Время», под прекрасную музыку Леграна, ведущий специалист главного Гидрометеоцентра СССР, поздравила нас с тем , что в нашем регионе наконец наступает лето. Она так и сказала. «Завтра на территории Прибалтики будет тепло и ясно. Температура: в Таллинне +20+21,в Риге +20+22,в Вильнюсе от +23 до +25. Лишь только на территории Калининградской области во второй половине дня, местами возможны непродолжительные дожди и кратковременные грозы». Ну, а это – последнее, нас особенно не волнует. Калининград от нас далеко. А мы завтра посмотрим, Оправдается прогноз или нет? Обманет нас метеослужба или сказала правду?               
               
                ДЕНЬ СПЛОШНЫХ УДАЧ
        На завтра метеослужба действительно не обманула. Утро оказалось светлым и, как обещали, тёплое. В начале восьмого, термометр показывал уже +18. Отправив свою родню по местам работ и занятий, я часам к десяти пошел в гараж, что бы запустить двигатель и выехать на машине. Я планировал сегодня заехать в военкомат и узнать как дела с моим «личным делом» и на всякий случай оставить свой телефон, что бы они могли сообщить мне о его прибытии. Далее мой путь лежал в ЦК компартии, где я, сдав талон, должен быть прикреплен к одной из районных партийных непроизводственных организаций. Круг моих интересов этого дня, завершался у багажного терминала жд станции Таллинн, куда по моим расчетам уже должен был прийти багаж, отправленный пассажирской скоростью более десяти дней тому назад из Новосибирска. Придя в гараж, я убедился, что старенький, трехлетний аккумулятор, заряжен по максимуму, насколько ему позволяла его оставшаяся емкость. Поворот ключа зажигания на «старт» показал, что старина аккумулятор крутит исправно, но мотор при соответствующем уровне бензина в карбюраторе завывает, подобно скулящей собаке, но вспышки для запуска не дает. Пришлось почистить позеленевшие от времени контакты прерывателя распределителя зажигания, выкрутить и закрутить свечи, почистив их электроды. Попытка повторного запуска, показала, что все было сделано как надо, правильно. Мотор завелся, как сварливая теща, с пол-оборота.  Минут через сорок я был в здании РВК, где оставил свои координаты и получил указание, следующий раз, при оформлении пенсии и «Удостоверения офицера запаса», иметь при себе несколько фотографий размером 4х6. Далее, по указанному Петряевым маршруту, проехал и припарковался на автостоянке у ЦК Компартии. Дежуривший у здания милиционер, увидев, что я уверенно направляюсь ко входу главного храма и кумирни Марксистско-ленинской идеологии коммунистов Эстонии, ничего мне не сказал про оставленный автомобиль и пропустил во внутрь помпезного сооружения, облагороженного снаружи темными полированными плитами гранита. Сидевший в ближайшем уголке холла за маленьким столиком, в качестве дежурного по зданию ЦК, «товарищ по партии», учтиво поздоровался и первым подал руку для горячего «партийного рукопожатия». Затем, когда он узнал какие, проблемы привели военного «товарища» в их партийное логово, указал мне на ближайшую дверь и предложил пройти. За большой и тяжелой, оббитой коричневой искусственной кожей дверью, в просторном кабинете, заставленном металлическими шкафами и огромным несгораемым сейфом, сидел молодой, одетый с иголочки, аккуратно постриженный и с безукоризненно прилизанной прической, очередной партийный функционер. Его полированный стол, занимавший чуть ли ни четверть свободного пространства помещения, был идеально прибран. На нем кроме канцелярского стакана с десятком остро отточенных карандашей, да парой шариковых ручек, ничего не просматривалось. В момент когда я открыл дверь и вошел, он сидел в своем кожаном кресле с высокой спинкой, сложив на столе рука на руку, как послушный  первоклассник на первом в своей жизни уроке в « День знаний». При виде меня он радостно оживился, вышел из-за стола и пошел ко мне на встречу, с рукой, протянутой для приветственного пожатия. Поздоровавшись, «товарищ», взял меня нежно под локоть и провел к стулу, стоявшему рядом с его рабочим столом. Когда я присел на указанное им место, он степенно обошел свою рабочую ниву, уселся в кресле и опершись локтями о столешницу, спросил о цели моего визита. Я выложил перед ним на стол свой членский билет и прикрепительный талон. Он сверил записи в обоих документах, а потом пристально посмотрел на меня и сравнил мою физиономию, с физиономией на фото в партийном билете. Разница почти в двадцать лет сказывалась убедительно. После этого, он еще раз уточнил место моего проживания, По партбилету проверив уплату мной членских взносов, порылся в каких-то своих записях, вернул мне красную книжицу и, по эстонски, замедленно и членораздельно выговаривая русские слова сказал: - « Мы Фас прик-репим, к фетеран-ской парт орканизаации. В ней секрет-арь, проверен-ный ком-мунист, това-рищ Одретта Карловна»,- и назвал мне какую-то длинную, трудно запоминаемую, не то эстонскую, не то шведскую фамилию (которую, простите, по прошествии многих лет я забыл. Позор мне, но я забыл своего партийного лидера!). Далее он продолжал: - « Я Фам на пума-ке нап-пишу ее адрес. Это от Пяэс – Кюлла не тале-ко. И ещо, я нап-пишу, что Фы поста-влены на учет». Он написал на канцелярском листке-липучке, предназначенном для кратких заметок и записок, адрес и номер дома по улице Пярну-Маанте. А на обратной стороне,  этого же листочка, он уведомлял Одретту Карловну в том, что новый член КПСС,по фамилии…, с партийным билетом №…., принят и поставлен на учет в руководимой ею партийной ячейке. Затем он указанное уведомление скрепил мастичным оттиском печати « Для пакетов», и как депешу вручил ее мне. На этом мой визит закончился. Выйдя из здания ЦК Компартии Эстонии, я с какой-то внутренней неприязнью, оценил всю эту напускную чопорность, и искусственную вежливость, с которыми мне только что пришлось столкнуться. В то время, я, как и многие из нас, даже не догадывался, что через несколько лет, именно такие холенные и вышколенные партийные функционеры, всех уровней и рангов, разворуют «золото партии», создадут сомнительные финансовые структуры и, перекрасившись из «пылающее красных» в демократов, диаметрально сменив идеологическую платформу и свои убеждения, станут акулами, недавно громко и публично осуждаемого ими «проклятого капитализма». Воистину. Человеческому цинизму, не бывает предела. Оценив свои достижения, я с удовольствием для себя отметил, что с решением двух из трех задач, запланированных на сегодняшний день, мне удалось справиться. Повезет ли с третей? Спустя двадцать минут, в кассе грузового терминала жд вокзала, миловидная женщина меня приятно удивила, заявив, что мой багаж из Новосибирска, вот уже как двое суток, ожидает меня. И что я его могу получить прямо сейчас. Небольшой, но увесистый ящик с зимней форменной и штатской одеждой, книгами и разной мелочевкой, вроде инструмента и прочего, приобретенного за время  полуторагодичной сибирской ссылки, легко поместились в багажник автомобиля и были сверху прихлопнуты крышкой. Далее мой путь лежал домой. Я решил возвращаться по той самой улице Пярну Маанте, на которой живет еще незнакомый мне секретарь партийной ячейки, с трудно запоминаемой фамилией, но звучным именем Одретта Карловна. Поеду твердо решил я.  «Авось» повезет и на этот раз?. Я ехал не торопясь по прямой и тихой улице, идущей параллельно железнодорожному полотну, ведущему из города в южном направлении. Номер дома к которому я направлялся и которого, наконец, достиг, располагался с левой стороны моего движения и лежал практически в зоне отчуждения железнодорожного полотна. Был он одноэтажным, сборнощитовой конструкции, на два или даже три отдельных выхода. Возраст его примерно соответствовал моему. Такие дома, в первые, послевоенные годы строило Министерство путей сообщения для своих работников, в основном путейцев. Они строились тысячами по всей стране. Строили их, как правило, колониями, по несколько штук, вытянувшимися в одну линию вдоль путевого хозяйства. Обычно место такого строительства выбиралось на окраине города, где рельсы чугунки вырывались из городской суеты на вольный простор. Вот и эта колония была так построена, да только время ушло вперед, а вместе с ним и Таллинн далеко шагнул за прежние границы, оставив внутри себя анклавом, этот маленький, из нескольких старых домов, поселок. От проезжей части улицы дом отделял небольшой палисадник, огражденный ветхой, высотой в один метр, замшелой деревянной оградой. У выхода из веранды, одной из секций дома на лавке и вынесенных из квартиры стульях, сидело насколько человек преклонного возраста. Я подошел и  спросил Одретту Карловну.
        -- Я -- ответила мне женщина, лет шестидесяти – шестидесяти пяти, с солидным стажем пенсионерки. Я объяснил причину своего появления и передал ей бумажку с записью, полученную в ЦК КПЭ. Она прочла написанное, и сказала:
       -- Очень хорошо. У нас сегодня, через двадцать минут, назначено партийное собрание. Если вы имеете возможность на нем присутствовать, то милости просим. Я вас прямо сейчас и представлю нашим партийным товарищам.               
        Говорила она, в отличие от партийного функционера ЦК КПЭ, на хорошем беглом русском языке, но при этом улавливался ее легкий и почти незаметный прибалтийский акцент. Пока мы с ней беседовали, незаметно, как на тайную большевистскую сходку, откуда-то, то ли из-за угла, то ли из-за кустов, а может даже уже из под самой земли-матушки, появилось еще три человека. Она сказала:
         -- Ну вот, кажется мы все и собрались. Пока отсутствует только один Таго Пыдр. Но он позвонил мне и сообщил, что уже вышел и скоро будет. Он живет не далеко. Не далее сотни метров, в соседнем доме, через дорогу наискосок. А вас всех, я прошу заходить.
         Старые, а верней будет сказать «древние, большевики», встали и пошли в дом, прихватив с собой то, кто на чем сидел. Два коммуниста, вероятно еще ленинского набора, пытались занести лавку, на которой сидели они и еще одна пассианария, как я думаю, участница интербригад, в войне испанского народа с путчистом, генералом Франциско Франко. Лавка не поддавалась, цепляясь ножками то за высокий порог, то за дверной косяк. Старые большевики, нервничали и, действуя невпопад, не могли обуздать четырёхногое чудовище.  Я подошел, взял лавку и занес ее в дом. Она была не так тяжела, как неудобна, из-за ее широко раскаряченных ножек. Наконец все расселись. Часы пробили четырнадцать. Одретта Карловна надела круглые очки-велосипед, аккуратно заправив за уши их мягкие крючкообразные дуги, и стала чем то похожа на одну из первых активных бойцов Российской Социал-демократии, соратницу В.И. Ленина по РСДРП -- Землячку Розалию Самуиловну. Образ Розалии Землячки, запал в мою душу и засел в моей памяти на всю жизнь, после того как я восемнадцатилетним пацаном после поступления в Черниговское летное училище, впервые посетил методический кабинет кафедры «Марксизма – Ленинизма». Там на стенде я увидел ее фото, в стройном ряду других женщин, «суррогатных матерей русской революции», таких как: А. Колонтай, М. Спиридонова, Е. Брешковская, графиня Панина и мадам Биценко. Далее галерею романтических образов продолжали их соратники и партнеры по этому трудному и важному делу, мужики–доноры и осеменители русского революционного движения. Лев Троцкий ( Лейба Бронштейн), Лев Каменев ( Лейба Розенфельд), Григорий Зиновьев(Герш Радомышльский). Вслед им шли портреты по хасидски не бритых и не стриженных различных каких-то там Блюмов, Заксов, Розенбергов, Шнеерзонов... А завершал эту линейку пламенных борцов за счастье русского народа, как это ни странно, инородец - молодой грузин Сосо Джугашвили, более известный как И. Сталин. Одев очки, предводитель партийной организации, взяла какую-то тетрадь и сказав:- «Начинаем перекличку» - стала по списку выкликать фамилии. «Товарищи по партии», кто  поднятием руки, а кто просто тихим отзывом «Я», подтверждали свое присутствие. Одретта внимательным взглядом осматривала каждого откликавшегося, оценивая его боевой дух и физическое состояние, сверяла личность, на предмет ее соответствия, чтобы случайный лазутчик под чужим именем не проник в наши стройные партийные ряды. Покончив с одним, она переходила к следующему, действуя строго по отработанной методике. При этом вызывая коммунистов, она называла их как по фамилиям, так и по именам. Прибалтов она называла только по именам Урмас, Хейно, Хельге. Остальных инородцев по имени и отчеству: Гаврила Петрович и Аарон Борухович. Поверка была закончена в течение не более пяти минут. Отсутствовал только один коммунист – Таго Пыдр.
          -- «Ну что ж, семеро одного не ждут»,- сказала секретарь . И действительно, вместе с пока еще отсутствующим и идущим на собрание Таго, в организации по списку было всего семь человек. Две женщины и пять уже прилично потоптанных мужиков. Я был восьмым. Посмотрев на семерых своих однопартийцев, я прикинул, что их суммарный возраст составляет не менее 500 лет и они, все как один, еще готовы идти на «смертный бой». Мой вклад в эту суммарную возрастную копилку был весьма скромным и незначительным, всего каких-то там, неполных 44 года. Я осмотрел своих идейных единоверцев. Из «великолепной семерки» мне на сегодняшний день вспоминаются не все, а только особо выдающиеся.. Хельге Курманен (финка, за семьдесят лет) запомнилась мне своим близоруки взглядом и толстыми как у Валерии Новодворской очками, а также тем, что она имела  поразительное сходство с покусившейся, в далеком 18 году на жизнь великого Ильича, террористкой - Фаиной Каплан  (Каплан Фейгой Хаимовной). Про это еще был такой кинофильм, «Ленин в 18 году», снятый Михаилом Андреевичем Ромом, как странно не евреем, а отпрыском дома Романовых, старшим сыном князя Андрея Александровича и его первой жены герцогини Елизаветы Фабрициевны Сассо-Руфо. Немного отвлеклись, но продолжим и закончим с Хельге. Характер спокойный, молчалива, не разговорчива. Такая на допросах не выдаст. Аарон Борухович Альтеншухер (махровый иудей, за семьдесят пять) полный мужчина, небольшого роста, глуховат, с длинным носом, большим ртом и вытянутой вперед нижней губой, отвисшей и скрученной в трубочку.    Вмеру любознателен и разговорчив. В обстановке ориентируется уверено. Устойчив. Как только занял свое место, так сразу же, еще до начала переклички, стал засыпать.  Таго Пыдр ( эстонец за семьдесят лет) среднего роста и такого же телосложения, немногословен, совестлив, умеет слушать и подчиняться старшим по партийной иерархии. Характерный признак: не то плохо поставленный искусственный стеклянный, не то, крайне скошенный собственный, правый глаз, постоянно стремящийся заглянуть самому себе в ухо. Основной докладчик сегодняшнего парт собрания. Но на данный момент, уже более двадцати минут, все еще отсутствующий. Все еще идет, все еще в пути. Одретта Карловна (эстонка, а может быть даже, шведка). Кроме ее близкого внешнего сходства с Розалией Самуиловной, в ее повадках и поведении чувствовался многолетний опыт преподавателя математики и классного руководителя старших  классов средней школы. А может даже, глубоко законспирированного и оставленного до определенного срока, концлагерного КАПО. Умеет хорошо и быстро считать в уме. Непримирима, и принципиально относится к любому проявлению нарушений партийной дисциплины, от кого бы оно не исходило. Глядя на эту ветеранскую ячейку, ее пламенных членов, я понял, что правильно было принято решение коммунистами об избрании Одретты Карловны своим партийным вожаком. Она не зря была рекомендована Орготделом ЦК КПЭ и единодушно избрана на общем собрании коллектива. В основу этого решения легло не только то, что она была моложе и проворней, каждого из членов этой первички, но в большей степени ее семейное положение, одинокой женщины, имеющей двухкомнатную квартиру, удобную для партийных сходок. Одретта Карловна, повела собрание, назначив себя председателем и секретарем одновременно. При голосовании: «Кто за? Кто против? Воздержался?» - это ее предложение было поддержано единодушно. И если бы даже, еще до сих пор идущий Таго Пыдр, выступил против, то все равно решение было принято на основании большинства голосов. Таковы принципы «Демократического централизма». Председатель собрания огласила повестку: «Песни Великой Отечественной войны», - докладчик Таго Пыдр» - А потом вдруг спохватилась: - А где Таго? Ах да. Он еще идет». Когда она оглашала повестку сбора « Песни Великой Отечественной войны», я или что-то пропустил или что-то не понял? А где же в повестке задачи коммунистов на  выполнение планов стоящих перед Партией и Государством? Где новые вехи и новые горизонты, по которым нам надо ориентироваться и до которых надо дойти? Ничего этого не было. Может это возникнет само по себе, в ходе жарких дебатов и в  процессе внутрипартийной полемики? -- подумал Я. А потом, она вдруг сказала.
        -- Товарищи, пока еще основного докладчика нет, есть предложение начать со второго, экстренно возникшего вопроса. Я хочу вам представить нового, молодого члена нашего коллектива. Однопартийцы обратили свой взор в мою сторону-- Возражения есть? нет? Голосовать не будем.
        Обращенные в мою сторону. взгляды «товарищей по партии», заставили меня подняться и выйти к столу президиума. В процессе моего краткого рассказа о себе и причинах появления на этом собрании, коммунисты сидели смирно и слушали. И лишь только глуховатый Аарон Борухович, приложив ладонь ракушкой к уху и повернув набок голову, постоянно со словами : - А шо он говорит? Шо он говорит?- теребил своего соседа. Когда мой короткий доклад был окончен, председатель спросила присутствующих :
      -- Вопросы к товарищу будут? Все молчали и лишь только старый Алтершухер, беспокоя соседа уточнял:
      -- Шо она сказала? Шо она хочет?
      -- Она спросила, будут ли вопросы?- Ответил ему коллега .
      -- Ах да вопросы? Конечно, вопросы будут. Сказал старый иудей, как мне казалось, блудивший с Моисеем сорок лет по Синайской пустыне, а потом в середине двадцатых годов, с подачи того же, упомянутого ранее Троцкого, в составе четырехсот тысячной армии идейных бойцов, еврейской национальной партии «Бунд», кооптированной в состав РКП(б).
       -- А скажите товарищ полковник. Шо наша парт организация теперь будет военной, если вас сюда до нас прислали? И еще у меня до вас есть вопрос. Вы еще действующий, или уже того…?
       -- ТогО - ответил я.
        Одретта Карловна попыталась объяснить глуховатому большевику, что никакой милитаризации в нашей парт организации не происходит. Пусть он не боится, все остается по старому.  Алтеншухер, теребя соседа, пытался узнать, что сказала секретарь, но в этот момент отворилась дверь, и на пороге появился запыхавшийся и вспотевший Таго Пыдр. Он вошел в комнату, остановился и по-военному вытянувшись, поздоровался Одретта Карловна взглянув на него с выражением легкого презрения сказала:
       -- Товарищ коммунист Пыдр. Вы нарушаете партийную дисциплину, Вы опоздали, и чуть было не сорвали нам собрание. Я, как секретарь, вынуждена сделать вам предупреждение.
       -- Есть, предупреждение. Простите я больше нее буду, ответил докладчик, по пропущенному первому вопросу. Видя, что секретарь что-то выговаривает опоздавшему, глухой Аарон, выбивал из своего соседа, содержание разговора этого воспитательного процесса. Он снова со словами «Шо, шо она сказала?» теребил партийного друга. Тот с раздражением ответил:- Да она ему выговаривает за опоздание. Расслышав, из сказанной соседом фразы, только корень от слова «выговаривает», он истолковал это по-своему, и тут же сорвался, громко заорав, проявляя активность и партийную принципиальность:  -- Правильно, правильно. Так ему, негодяю… Так ему и надо. И не просто «выговор», а «строгий выговор», да еще «с занесением», что бы знал, и впредь больше не опаздывал. Давайте за это проголосуем., Кто ЗА ? Я-За! И единственный, поднял руку. Его еле-еле успокоили, объяснив, что Таго отделался только предупреждением. Что бы покончить с первым вопросом, Одретта Карловна  взяла заключительное слово и сказала:
        -- Вы посмотрите, как растет наша партия ?. Только сегодня за один, день наша партийная ячейка выросла, (она подняла глаза к потолку, что-то считая в уме, прикрыв один глаз) сразу на 14%. А как это выглядит в масштабах всей нашей страны ? А что же Таго? Если учесть время от его телефонного звонка, сообщившего, что он уже вышел и идет, и времени прошедшего с начала собрания, то получалось, что наш боевой товарищ спешил на партийный сбор ровно тридцать минут. пройдя за это время чуть более сотни метров. Пыдр, прошел к столу президиума и положил на него принесенные им несколько грампластинок в потертых конвертах и какой-то маленький чемоданчик. По отверстию в боку чемоданчика и лабиринту, уходящему в его нутро, я определил и понял, что наш товарищ Таго принес старенький механический патефон. Председатель собрания, предоставила Пыдру слово для выступления по первому, пропущенному вопросу, а сама присела. Таго разложил свой патефон. Вставил патефонную иглу и поводив по ней мочкой большого пальца настроил максимум звука, а после этого сказал: - «Сефо-тня, мы с фами фспом-ним, какие песни мы пели в коды нашей борь-пы с фашис-мом». И все. И на этом его выступление по первому вопросу повестки дня закончилось. После этого он поставил первую, пробирающую морозом по коже  «Священную войну» Г. Александрова. Пока звучала музыка песни, он по своим записям отыскал очередную пластинку. После «Вставай страна огромная», в определенной последовательности прозвучали «Землянка». «Темная ночь» «Давай закурим» и так далее. Песни по мере перелома в ходе войны приобретали все более светлый и радостный оттенок. Когда история говорила о скором окончании войны, то патефон, хрипя по заезженной пластинке затупившейся иглой, спел нам «Последний бой», и «Бери шинель». Первые дни Великой Победы были ознаменованы казаками, лихо ехавшими по Берлину, да призыв к любимой встречать, покрепче обнимать. Апофеозом нашего прослушивания в этом концерте, естественно стал «День Победы» Давида Тухманова. Концерт закончен. Эти старые люди еще раз пережившие в памяти времена ужасной войны, продолжали сидеть молча. Каждый из них думал о своем, сокровенном. Расходились ветераны собрания, как с большевистских майовок, тихо, незаметно и по-одному. Когда мы с Одреттой Карловной остались одни я сказал ей, что должен уехать, возможно, на несколько месяцев, поэтому чтобы не было технического отрыва от партии, я предлагал ей принять мои партвзносы на несколько месяцев вперед. На это она не возражая, согласилась.  Я вернулся домой в начале четвертого. На душе было легко и радостно от удачно проведенного дня. Я сегодня был на партийном собрании ячейки, на которую больше никогда в жизни не пойду, но которая мне дала возможность увидеть воочию и еще раз убедиться каким никчемным в старости становится человек. Пусть он даже с партийным билетом у сердца. И пусть на этом собрании не было принято никаких исторических решений призывающих идти вперед. Не поставлено никаких задач на ближайшую и дальнюю перспективу. Но они все вместе, и каждый из них в отдельности, для себя знали свою личную цель – следующее партийное собрание, до которого в таком возрасте еще надо дожить. Да. Старость для человека это   -- просто беда.
               
                В ПОИСКАХ РАБОТЫ
          Наша встреча с А.Я. Петряевым состоялась через несколько дней, в заранее оговоренное время. К назначенному часу я подъехал к КПП штаба дивизии. Припарковался в сторонке так, чтобы автомобиль не мешал проезжающим мимо и не привлекал к себе лишнего внимания. «Дальше положишь, ближе возьмешь», эта пословица, переделанная мной на автомобильный лад и звучащая как «Дальше поставишь, надежней сохранишь, не разобьют, не поцарапают», приучила меня за многие годы вождения, оставлять автомобиль  только на стоянке, а при ее отсутствии, подальше от проезжей части. Об угоне среди белого дня, я и не думал, так как установленная более десяти лет тому назад система механической блокировки руля, надежно гарантировала от хищения. А в случае утери «патентного  ключа», она же, обеспечивала серьезную головную боль и полную разборку рулевой колонки со съемом рулевого механизма, что было возможно только в условиях мастерской. Автомобиль в те годы был не банальным средством передвижения, а пока еще предметом роскоши. К нему тогда относились заботливо и с любовью, зная что новый, купишь не скоро. А приобретение такого второго, как белая «Волга Газ24», нового да еще из магазина, для советского гражданина среднего положения и достатка в этой жизни, было несбыточной мечтой. Поэтому на них мы тогда ездили годами, аккуратно и заботливо берегли. Пройдя через КПП и поднимаясь по наклонной, мощенной брусчатой дороге, ведущей вверх к зданию штаба, я увидел как перед ним, мой друг, без фуражки на голове, размахивая руками, не то воспитывая, не то просто давая указания, что-то эмоционально говорит старшине подчиненного ему хоз. подразделения, прапорщику Роик. Увидев меня, он как бы безнадежно махнул рукой, и обращаясь к прапору сказал: -- Идите. О выполнении доложите. Мы сошлись и наши рукопожатия, переросли в обычное объятье двух, давно не видевшихся и наконец-то встретившихся приятелей. -- Ну, ты и молодец,-- сказал мне Петряев. -- Хорошо выглядишь. -- От такого же слышу,-- парировал я. Затем наш разговор перешел на обычные вопросы, касающиеся завершения моей службы и всякие прочие, несущественные и разные. Мы стояли почти посреди небольшого мощенного брусчаткой двора штаба управления дивизии, на виду перед командирскими и прочими высоко-начальствующими окнами.  Зная армейское правило, что «ничего неделание» где-то в кабинете, никогда не вызовет такой негативной реакции начальника, как праздная болтовня на миру, на глазах у всех. Я предложил Анатолию Яковлевичу, «чтобы не дразнить гусей» отойти в сторонку, в укромное место. -- А кого нам с тобой бояться? --спросил меня Петряев. Генерал и вся остальная руководящая верхушка в Тайцах, на сборах. Чумаков – сейчас остался за старшего, и спит где-то на КП в комнате отдыха, а здесь, в Управлении, самый старший сейчас это Я.
         Был прекрасный теплый и солнечный день завершающейся эстонской весны. В здание идти не хотелось и мы присели с ним в курилке. Я рассказал Анатолию Яковлевичу о своих проблемах по трудоустройству и желанию поступить на работу в военную структуру. Стаж не прерывается, да и зарплата побольше. Он все это прекрасно знал и обещал при случае посодействовать. В разгар нашей беседы к штабу подкатил командирский УАЗ. Из машины вышел командир Водопадовской зенитноракетной бригады полковник А.Мингазов. Он издали поздоровался с начальником тыла, а потом, узнав меня, с широко распростертыми руками и такой же широкой улыбкой, направился в нашу сторону.                -- Ну, здоров, авиация! Что, в отпуск приехал?-- пожимая мне руку, проговорил полковник.  -- Да нет, Ахат. Вот вернулся и пришел наниматься на работу,  с ноткой юмора в голосе, ответил я.
        -- Сюда, к нам? Опять начальником авиации? Да ты что, серьезно? Давай, давай, а то после тебя здесь их поменялось уже два или три начальника. Был какой-то Федоров, потом Бойко, сейчас вроде, Владимир Иванович Юдин здесь всем  заправляет. Значит ты после Руста, будешь уже четвертым и по второму кругу -- сказал комбриг.
        -- Нет. Я не сюда. Я пришел к Анатолию Яковлевичу наниматься на работу, кладовщиком или завклуба. Нужно же куда-либо, после дембеля устроиться. Вот и пришел. Может по старой дружбе здесь и помогут?
       -- Так ты что, уволился?-- Удивленно спросил полковник, а потом добавил. -- Слушай, иди ко мне главным энергетиком. Оклад хороший положу, работа не пыльная…
        -- Да, да, у тебя-то и не пыльная,-- вставил своих пять копеек -- Петряев. Мингазов продолжал:-- Иди ко мне, мне сегодня энергетик, во как нужен, по зарез-- и провел ребром ладони по горлу.
       -- Так, до тебя от моего дома двадцать километров. Разве каждый день наездишься? – сказал я.
      -- А я тебе персональную машину выделю. Иди ко мне, я тебя знаю. Мы с тобой сработаемся.
      -- Предложение заманчивое, надо подумать,-- ответил я.
      -- Ты подумай, подумай. А мы тебе на берегу моря, выделим земельный участок под дачу,-- суля очередные коврижки, продолжал приглашать меня на работу полковник.
      -- Мы подумаем, подумаем,-- незаметно наступив своей ногой на мою ногу, ответил за меня Петряев, а потом вдруг спросил:
      -- Так ты что, уже чужую землю распределяешь , или может её уже распродаешь?
      -- Как чужую? Это моя земля,-- возмутился комбриг.
      -- Она не твоя. Она сегодня бывшая территория, твоего сокращенного технического дивизиона. И распоряжается ею не ты, а комдив. А вы ее там потихоньку пытаетесь распродавать, налево и направо.  Увидев, что Петряев начал с ним пикироваться, Мингазов решил уйти, при этом обратившись ко мне и прощаясь сказал:
        -- Принимай решение, командир. Не тяни, позвони.
        -- Позвонит, обязательно позвонит, -- ответил ему     вслед, за меня Петряев.             Когда Мингазов ушел я спросил приятеля:
       -- А чего это ты мне на ногу наступал?-- тот ответил:
       -- Я хотел, что бы ты, не вздумал соглашаться. Ты плохо знаешь этого татарина. Он пред тобой сегодня ковром стелется, а завтра из тебя веревки будет вить. Тоже мне. «Иди ко мне главным энергетиком»- перекривлял Петряев комбрига, - Будешь ты не главным энергетиком, а главным отвечающим за котельную и главным объектом порки. И будут у тебя «Главного», в подчинении три кочегара-алкаша из местных эстонцев. И будешь ты на обещанной грузовой машине развалюхе гонять по всей Прибалтике, в поиске узлов, для ремонта его угробленной котельной. Будешь при полном удовольствии и не только с мордой, но и с ж**** в саже и гари. От него за полгода, уже два энергетика сбежали. Сейчас он ищет нового, на которого можно повесить весь этот ворох неразрешимых проблем. Затем я спросил Анатолия Яковлевича, о каком таком дачном участке говорил Ахат?
       -- Да это они сейчас на новую систему перевооружаются. Вот у него оказалась свободной позиция бывшего технического дивизиона. Комдив, договорился с властями, что мы её передавать в земельный фонд не будем, а используем для своего воинского дачного кооператива. Власти дали добро, тем более что этот участок, со всех сторон окружен нашими режимными объектами.  А потом, он немного подумал и спросил:
       -- Слушай. А тебе случайно участок под дачу не нужен?
      -- А кто мне его даст?
      -- А ты не боись. Пиши рапорт на имя командира, а я Зию Абдуллаевича постараюсь убедить. Участки-то будут нарезать не всем, а только тем, кто недавно уволился или планируется на увольнение в ближайшее время. И рассматриваться вопрос будет где-то в конце июля, начале августа. В кабинете начальника тыла дивизии я по предоставленному мне Пертяевым образцу, написал на имя комдива, генерал-майора З.А.Абдурахманова рапорт соответствующего содержания, который Анатолий Яковлевич, зарегистрировал в специальной ведомости и прикрепил прижимным механизмом к другим немногочисленным рапортам в папке с надписью «К докладу». Относительно моей работы Анатолий Яковлевич, пообещал посодействовать не только в военной структуре, но и на гражданском поприще. Он сказал :  «Я попробую, но ничего конкретно не обещаю». На этом мы с ним в тот день расстались. Забегая наперед, скажу. Что заседание по земельному вопросу состоялось, но не в июле – августе, а значительно позже - в конце октября, После итоговой годовой проверки выучки войск. Решение по моему рапорту было положительное. Но мне тогда было уже не до него. После встречи в штабе дивизии, я еще некоторое время поколесил по городу заезжая по своим делам в различные места. По пути домой, проезжая мимо завода « Пунане Рет», гнавшего в то время в основном продукцию военного назначения, и первым в Союзе приступившему, к выпуску радиоаппаратуры, работающей на основе новых цифровых  технологий, я на автобусной стоянке увидел стоящего и ожидающего транспорта, своего старого сослуживца, подполковника Кравцова Владимира Ивановича. С Крвцовым В.И., офицером ракетчиком ПВО, мы вместе служили в Таллинне, в управлении 14 дПВО. Потом он куда- то неожиданно исчез. После моей ссылки «во глубину сибирских руд», связанную с полетом М.Руста, мы снова встретились в Толмачево. Владимир Иванович закончив службу, в течение месяца дождался приказа Министра обороны, и уехал из Сибири в Таллинн. А я там продолжал службу еще в течение полутора лет. И вот новая неожиданная встреча. Я остановил автомобиль, посигналил и поманил его рукой. Он, увидев меня, быстро подошел к машине.
         -- Володя, ты куда, домой? Садись, подброшу. Он сел и мы поехали.
        -- Ты чего здесь делаешь?
          -- Да вот с работы еду!
         -- Что сбежал?
         -- Да нет. Честно отработал свои четыре часа, двенадцать минут и закончил.               
        -- И что же это за такая точность – двенадцать минут?
        -- А мне перерабатывать нельзя. За нами, работающими отставниками, внимательно следят специалисты из отдела « Труда и заработной платы». Они следят, чтобы мы не перерабатывали. Что бы наша зарплата вместе с воинской пенсией, не превышали последнего денежного содержания на воинской службе.
        -- И они постоянно стоят у  КПП и табелируют время вашего прибытия и убытия?               
       -- Нет. Сейчас у нас установлена и работает электронная система, которая по магнитным пропускам автоматически фиксирует время входа и выхода с предприятия. Далее эта статистика печатается на перфокарте и идет в отдел «ОТИЗ», для расчета рабочего времени и всего прочего. Вот отсюда и такая точность, в двенадцать минут.
         Я спросил его о возможности, устроится к ним на работу, на что получил ответ, что это практически невозможно:
        -- Нашего брата, военного пенсионера не особенно любят и не хотят брать, так как мы занимаем рабочие места и работаем как инвалиды, по полдня. Поговаривают, что и у нас, и на нас скоро будет сокращение.
        Не заметно за разговорами мы приехали к нашему жилому военному городку. Кравцов поблагодарив меня попрощался, а я поехал к гаражу ставить машину. Проезжая мимо открытых ворот одного из боксов, я увидел, что в нем «кучкуются» несколько мужиков. Меня это не удивило, так как гаражи являются местом постоянного единения родственных душ «уважаемых и уважающих друг друга людей». Одни, действуя по принципу – «по стакану и на электричку», быстренько распивали бутылку и «закусив мануфактуркой» (занюхав рукавом), как тараканы разбегались по домам, к своим Мусенькам-мамусенькам. Скрывая от верных «супружниц» запах быстрого застолья, они выражали инициативу самому вынести мусор, собравшийся в квартире за последние сутки. И даже тогда, когда жена говорила, что мусора мало, они все равно хватали полупустые ведра и спешили, желая таким образом загладить свою мелкую вину, свое шкодливое поведение.  Другие, к этому делу относились более серьезно. Они доставали из гаражного погребка заготовленные на зиму закрутки с помидорами или огурцами. На разостланную на капоте или багажнике газету, выкладывали нарезанную докторскую или ливерную колбасу, сало, селедку и хлеб. Открывали банки с килькой в томате и кабачковой икрой. Резали на четверти репчатый лук и яблоки, вычищая из четвертушек созвездья семечек и червоточины. После этого, становились возле импровизированной скатерти-самобранки в кружок и «вздрагивали». Третьи же, обставляли это святое дело более капитально и изысканно. При всем том, что имели и чем занимались представители второй группы, у них, у третьих, в гаражах был специально оборудованный «уголок для зашибона». Вместо раскисающей на капоте/багажнике газеты, они на малогабаритный столик, стелили хоть и старую, но зато еще вполне пригодную клеёнку. Выставляли яства разложенные на разовую посуду, добавляли к ним тарелки с вилками, по два стакана (для питья и запитья) на каждого присутствующего, чинно рассаживались вокруг и включив древний гаражный радиоприемник или даже такой же старый, но еще работающий телевизор, начинали «гудеть». А дальше, как у вторых, так и у третьих все происходит абсолютно одинаково. Много простых и односложных тостов: «Ну, будьмо!»,  «С Богом!». Несколько коллективных выходов перекурить, или пару раз быстренько, по-одиночке, сбегать за угол. А потом, когда уже все бывает выпито, шумной ватагой покачиваясь, а иногда даже держась, а то и вообще, цепляясь за стену или забор, покинуть это священное место. Место, где мужская душа, в кругу единомышленников, оскорбительно называемых «собутыльниками», может выговориться,  забыться от служебных неприятностей и житейских забот, найти себе временную свободу и душевный покой. И такое святое место, на нашей бренной земле, называется «гаражный кооператив». После того как, я поставил в гараж автомобиль и идя домой, проходил мимо «отдыхающих», то увидел, что они занимались второй, четной, фазой вышеописанного процесса-- «перекуром». Правда, это был уже не первый перекур, о чем говорили их громкие голоса, перебивающие друг друга. Косвенным подтверждением этому был и их порушенный стол с остатками пищи, да мирно дремавший в уголке, знакомый мне как наш домовой сантехник и «не дурак выпить», эстонец по имени Вэлло. Из спорящей и что-то пытающейся доказать друг другу компашки, меня кто-то окликнул. -- Игорь Игоревич, ты ли это? Сколько лет, сколько зим ? Не проходи мимо. Иди к нам. В окликнувшем меня человеке, я узнал бывшего заместителя начальника политотдела нашей дивизии, подполковника Золотарева Егора Ивановича. Ранее видный, здоровый и рыжий детина, сегодня он как-то потерялся в этом окружении своих гаражных приятелей. Его безликая и серая одежда, пару дней не бритое лицо, делала его неотличимым от всех остальных, рядом присутствующих представителей рабочего класса из нашего ЖЭКА: электрика, сварщика, дворника и кочегара местной котельной. Вся эта трудовая братия была мне наглядно знакома, еще со времен проживания в этом доме. Егор Иванович, уволился сразу же после моего убытия в Новосибирск для завершения службы. Эти полтора года он практически нигде не работал, перебиваясь случайными сезонными заработками. Попивал  по гаражам водку и  потихоньку менял яркий облик офицера на вид обычного «ханыги». Узнав из нашей беседы, что я сегодня был в управлении дивизии и имел с Петряевым разговор по поводу моего трудоустройства, он подпитым голосом сказал:
         -- Игорь Игоревич, идем к нам работать. Будем вместе трудиться. А Вэлло, будет нашим начальником.
         -- Что, в бригаду сантехников?- поинтересовался я. И в этот момент я вспомнил, как во время моей службы на Дальне Востоке, в гарнизоне Озерная падь, по квартирам нашего дома периодически, без вызова, под видом профилактического осмотра, ходил парнишка–сантехник, лет до двадцати пяти, с его постоянным спутником, запахом винного перегара. Придя, он проверял, не капает ли где вода из соединения труб, не выработались ли прокладки и как плотно клапан перекрывает сток воды из сливного бачка в унитаз. Иногда он крутил штурвальчики головок магистральных запорных кранов и при этом поучающе говорил, что такую процедуру, называемую им как  «тренировка крано'в», необходимо делать в обязательном порядке и не менее двух раз в год. А вообще, чем чаще, тем лучше, тогда краны' не засоряются и не «прикипают насмерть», -- назидательно завершал он. В его словах, было что-то рациональное. Мы тогда летали на МиГ-21см и у нас, на этой технике, в тот час проблем со спиртом не было. Когда хозяйка в знак благодарности за проделанное, желая отблагодарить, давала ему рубль, он от него отказывался и говорил: «Ну, что вы? Спасибо, денег не надо. Ты мне, мать, лучше плесни маленько». И мать, такого же как он, или немногим старшего возраста, наливала из «бездонной и  постоянно заполняемой фляги пол-литру «огненной воды», получив которую, мастер со словами благодарности уходил. Порой он приходил не один, а с каким-то незнакомым мужиком лет пятидесяти, пятидесяти пяти, которого называл, когда учеником , а когда и стажером. Этот великовозрастный недоучка, держал в руках потрепанную тонкую школьную тетрадь, и что-то в ней записывал огрызком простого карандаша, под диктовку своего учителя. Иногда он, конспектируя услышанное, задавал уточняющие вопросы, но большим часом стоял молча, пытаясь изобразить, на сколько это было возможно, из своего испитого-сизого лица, - умное, лицо благородного интеллигента. А после того, когда работа была закончена и хозяйка в качестве вознаграждения выдавала мастеру, законно заработанную им пол-литру, то ее вместе с благодарностью ожидал встречный вопрос: -- А ученику??? Только наивному и недогадливому было не понятно, что весь этот придуманный, примитивно отрепетированный и поставленный спектакль «бродячего театра двух актеров», разыгрывался с одной целью, добыть двойную дозу «бухла» для очередной попойки. А далее на мой вопрос, Егор Иванович ответил:
         -- Зачем сантехником? Вэлло уже не сантехник. Его сменил, вот этот, Витя,-- и он указал мне на незнакомого мужика. -- А Вэлло сейчас стал большим человеком. Он сейчас у нас национальный кадр и мой бригадир.
        -- И где же вы работаете ? Сколько ты в месяц имеешь?
        -- Имею нормально - 210-220 рублей. На бутылку и жизнь хватает. А работаем мы с Вэлло на элеваторе.
        -- И что? Там на элеваторе, у вас целая бригада работников партийно- политического обеспечения?- спросил я. Думая, что  Егор продолжил трудовую деятельность на привычной ему партийно-политической ниве.
       -- Какая там еще ППР?- с оттенком досады в голосе сказал Золотарев. -- Занимаемся разгрузкой зерна. После автоматической выкачки, в бункерах вагона по их разным закоулкам остается зерно, которое мы и убираем метлой и лопатой. Вот это моя основная работа. Опускаешься в бункер, как в танк. Собираешь остатки зерна и наверх. Все очень просто. Так что, полковник, давай, приходи, не пожалеешь. Подумай, работа не пыльная. О том, что надо подумать и о не пыльной работе, я где-то уже сегодня слышал. Конечно, любая работа важна и она, как и весь труд в целом , облагораживает человека. Но получаешь ли ты, от нее всякой, кроме материальной подачки еще и моральное удовлетворение, это вопрос? С интеллектом, как у приматов и их способностью, лазать по деревьям или бункерам вагонов–зерновозов, конечно можно спокойно заниматься этим, предлагаемым мне сейчас, делом. При котором не надо ни о чем думать, механически махать метлой, а дождавшись перекура, в компании с такими же примерно как эти, стоящими в данный момент рядом со мной ребятами, раздавить «бутылку» и быть довольным и счастливым. Но помимо зарабатываемых денег, у человека еще должны быть его человеческое достоинство и внутренний стержень, который по жизни определяет его моральные устои и принципы, а так же приверженность к ним. И гоже ли будет мне, советскому полковнику, отлетавшему на истребителях без малого тридцать лет, отвоевавшего на «чужой арабской войне», отруководившему двухтысячным  воинским коллективом и имеющему тогда в своем подчинении самолетный парк современных боевых машин, превышающий суммарный аналогичный боевой состав ВВС Дании и Голландии, подобно Егору, опускаться вниз? Что бы завтра этот, сейчас спящий «в отключке» бригадир Вэлло, с подначкой понукал и подгонял меня словами:
        -- Эй, полковник! Эй, летчик! Что-то не вижу коммунистических показателей в перевыполнении плана? Нет. До такого я себе, опуститься не позволю. Не должен. Конечно, как говориться, «голод не тетка». Он заставлял браться за различную унизительную работу не только старших офицеров, эмигрантов из России, но и русских графов и князей. Когда, одни из них, в качестве таксистов колесили по улочкам Парижа, а другие в ресторанах и бистро на Манмартре или Елисейских полях, играя простейшую театральную роль «Кушать подано», безмолвно, в качестве официантов, обслуживали беспечных парижан и гостей Парижа. Города, про который говорили « Увидеть и умереть». Безусловно. Мы не знаем, что ждет нас впереди. Возможно, что любого из нас поворот судьбы заставит ради выживания браться, за любую, первую попавшуюся работу. Но в данный момент я пока всем обеспечен, и опускаться еще рано. Постояв и переговорив пару-тройку минут «ни о чём», и решительно отказавшись от предложения «По маленькой, За встречу», я пошел домой, думая о Егоре и состоявшейся нашей с ним беседе. А еще о том, как меняется, как опускается, а в конечном итоге и деградирует человек, вступивший в борьбу с «зеленым змием», в результате которой, как правило, побеждает «Змей». 
               
                МАЙ    МЕСЯЦ
        Май в народе, принято считать месяцем неудачником. Все в нем идет как-то наперекосяк. Женившемуся в мае говорят, « Ну, брат. Теперь, будешь всю свою жизнь маяться». Кстати. Лично я, в силу определенных обстоятельств, чтобы не жениться в мае, зарегистрировал наш брак и свадьбу сыграл в последнюю субботу апреля, которая оказалась «Страстной» -- предпасхальной.  Дело, начатое в мае, идет до начала июня ни шатко, ни валко. И лишь только потом, когда теплый июнь вступит в свои права, а фаза луны перейдет к росту, тогда дело двинется успешней. Возможно, май является таким, не по причине смены фаз луны, а нашего личного внутреннего настроя, вызванного затянувшимися в его первой декаде праздниками :Международной солидарности… и Великой Победы, а в иные годы, еще и отмечаемой в его второй половине - днем «Святой Троицы». Возможно и моя новая гражданская жизнь, начавшаяся в мае, как промысел Божий, пошла тогда как-то не так. Мне на тот май жаловаться грешно. Все у меня тогда почти удалось. И паспорт получил, и пенсию оформил, да и техосмотр машины прошел без повторов и задержек. Оставалась лишь работа, которая еще могла потерпеть до июля. Жена и дочь, занимаясь своими работой и учебой, ежедневно оставляли меня дома одного, наедине с мелкими домашними заботами – сходить в магазин, да пропылесосить в квартире. Эта рутинная работа занимала не более двух часов, после чего наступало праздное безделье, от которого я начинал  тосковать и потихоньку терять душевное равновесие. Что бы как--то компенсировать нарастание этого дискомфорта, я после исполнения хозяйственных обязанностей, когда на автомобиле, а когда и на автобусе, стал выезжать в город. Бродить в одиночестве по его древним крученым улочкам и аккуратным площадям, посещать музеи, кино и другие интересные и памятные места, которыми изобилует Таллинн. Которые ранее, в годы моей жизни здесь были недоступны, ввиду постоянной занятости и задроченности на службе, с надуманной настороженностью и перестраховкой в войсках ПВО. Перестройка, добивавшая нашу великую Родину и давшая народу «плюрализм мнений», развязала по всей стране, вместе со свободой слова, мешок проявлений национализма и шовинизма. Зародившиеся год тому назад в странах Балтии,  «Народные фронты в поддержку перестройки», в сложившихся условиях стали легальной руководящей и организующей силой, во главе этого стремительно развивающегося и нарастающего разрушительного шовинистического процесса. Случайно забредя на одну из площадей в центре города, я увидел, как на ней происходило оболванивание народа в пользу той или иной идеи. На небольшом свободном пространстве, на его двух диаметрально противоположных сторонах, стояли две агитационные машины, оборудованные мощными аудиотрансляционными установками. С одной, под флагом развивающегося СССР, звучали призывы и лозунги коммунистов и русскоязычной общины Эстонии. В то же время со второй машины, но уже под флагом Эстонской ССР, звучали призывы Народного фронта. Динамики обоих машин, перекрикивая друг друга, несли каждый свою правду, а люди стоящие на площади слушали то, что каждый хотел услышать. При первом взгляде на площадь казалось, что она полностью заполнена народом. Да. На всей ее территории действительно стояли люди, но их было не столь много, как казалось сперва и как показывало ТВ. Они, русскоязычные и эстоно-говорящие стояли по-одиночке и мелкими группками из пары человек на расстоянии двух, трех метров друг от друга, повернувшись задом к своим оппонентам и обратившись лицом каждый к своей идее. Стояли тихо, мирно не оскорбляя и не задирая друг , друга. Ораторы призывно орали, а они тихо стояли и слушали.
         Увидев мою душевную смуту, и то, что я от безделья и одиночества затосковал по серьезному делу, Валентина поддержала мое желание слетать на пару/тройку недель к моим старикам. В первых числах июня, я был дома у отца с матерью. Увидев на приусадебном участке не вскопанные грядки и не все обкопанные деревья в саду, я спросил у мамы: - А что, вы уже огородом не занимаетесь? - Нет. Этой зимой скоропостижно скончался «Мишатрактор». Был такой мужик, который ранее, в течении многих лет, за трешку, каждую весну и в течении одного дня нам вскапывал наш сад и огород, Вот поэтому у нас в этом году ничего и не вскопано. А у нас самих уже сил не хватает. Отец попытался было обкопать деревья, да бросил. Сказал. Дыхалки нет, я вот под ними лягу, а ты из этих дерев, напилишь мне досок на гроб. - А скажи. Мама. Сажать еще не поздно? - А чего поздно? В самый раз, сажать в открытый грунт помидоры, огурцы, пасленовые и капусту.
         На следующее утро, вооружившись лопатой и граблями, под прямую трансляцию заседания «Первого Съезда народных депутатов СССР», я приступил к аграрным работам. Я конечно не «Миша-трактор» и не имел такой сноровки, что бы в ручную и за один день, да еще за три рубля, вскопать шесть соток земли. Но, тем не менее у меня хватило сил и задора, завершить эту работу на следующий день к вечеру, обеспечив себе, «белоручке», мозоли на ладонях и ломоту в пояснице. Невзирая на все это, я был счастлив. На следующий день Мама купила на базаре рассаду и мы, сформировав грядки, высадили ее в открытый грунт. В течение недели я с удовольствием ухаживал за молодыми побегами, и с удовольствием отмечал, что все нами посаженное принялось, и потерь вроде нет. Разочарование наступило ровно через неделю, после отбушевавшей ночью грозы. Утром нашему взору предстали полностью залитые дождем грядки и плавающие на водяной глади зеленые стебли уже никогда не состоявшихся в будущем кустов помидоров, вилков капусты и баклажанов, в народе называемых «синенькими». Первый мой аграрный опыт потерпел крах. Вода на грядках простояла дня три, медленно стекая, только по одной ей ведомым стокам в системе канав и канавок водоотвода. Кроме того она напиталась в свежевскопанную землю, превратив ее в зыбкое болото. Меня удивило то, что в мои молодые годы, еще до ухода из отчего дома в большую жизнь, после аналогичных и даже более сильных и продолжительных ливней, такого затопления нашего участка не наблюдалось. На что отец ответил:
         -- Ты знаешь, по моему разумению, у нас на участке происходит понижение уровня и проседание грунта. Ты  вспомни, какая тогда у нас была клубника, и какой сад? Теперь клубника не растет. Страдает мокрицей. Вырастает в большие зеленые ягоды, еще даже не набрав красного колеру, покрывается белыми пятнами и гниет на корню. Деревья старые и вновь подсаженные, тоже начинают чахнуть. Лопатой капнешь три штыка вглубь и уже вода. Раньше такого никогда не было. Понастроили по Днепру каскады ГЭС и искусственных морей, вот и подняли уровень грунтовых вод. Это у нас появилось после заполнения не то Каневского , не то Черкасского водохранилищ. А земля проваливается потому, что под нами образовался плавун. Вот он землю из под ног и вымывает. Пробыл я у родителей до середины июля. За это время мне удалось разыскать и восстановить старые отношения со своим бывшим заместителем по службе в Германии Иваном Колисниченко, который нес свой ратный труд в Киеве. Задержался я так надолго, потому что Валентина в телефонном разговоре сказала, что у нее в начале июля намечается внеплановая командировка сроком на месяц, в Киев на учебу. Потом, как всегда это бывает, учебу отменили, и я после такого сообщения сел на самолет и вернулся в Таллинн. В Эстонии продолжалось нагнетание сепаратистских настроений. С работой у меня был «полный облом», даже связи Петряева не срабатывали. Встретившийся мне, мой бывший сослуживец по 27 иад, бывший начальник ее разведки АМ Машков, в то время уже руководивший Таллинским аэроклубом, узнав мои проблемы сказал.
        -- Подъезжай к нам, «помаракуем». Может что-то и придумаем, чем-то поможем.
        На следующий день со своей летной и медицинской книжкой в руках я был у Машкова. Он кому-то позвонил по телефону и сказал:- Михалыч, зайди. Есть дело. Буквально через полминуты отворилась дверь кабинета и на его пороге предстал, хорошо знакомый мне бывший начальник медслужбы, той же давно почившей в бозе, нашей 27 истребительной авиационной дивизии. Подполковник Колесник ВМ признал меня, и мы с удовольствием пожали друг другу руку. После этого мы покинули кабинет начальника и обосновались в коморке главного аэроклубовского эскулапа. Вникнув в суть вопроса, и посмотрев мою медицинскую книжку, Колесник сказал, что мне необходимо новое медицинское переосвидетельствование. А оно, по существующему положению может быть не ранее чем через полгода, после последнего заключения ВВК, вынесшего окончательный приговор по моей дальнейшей службе. И самое главное, что переосвидетельствовать может только тот авиационный госпиталь, который принял решение о списания меня с летной работы. А это означает опять Москва, опять авиационный госпиталь ПВО. Но обстановка осложняется еще и тем, что я уже не военнослужащий. Для этого нужно отдельное разрешение ПВО- вского руководства.
        -- Конечно, можно попробовать через начальника медслужбы в ЦК   ДОСААФ, но это почти гиблый номер – сказал отставной подполковник.
       -- Ты оставь мне свою медкнижку и на всякий случай номер домашнего телефона. Я перезвоню в Москву, может, что и посоветуют? А вообще, тебе туда лучше самому съездить, но это только после моего звонка и переговоров.
         Я оставил ВМ Колеснику свою мед книжку, которую больше никогда в жизни не увидел. Мой звонок в аэроклуб, к его старшему врачу, оборвал нить моей последней надежды и поставил жирный, окончательный крест, над желанием и возможностью еще хоть бы один раз самому подняться в небо. После возвращения от родителей, я почувствовал, что наши с Валентиной отношения, носившие в первые дни после моего возвращения из Новосибирска бурный и страстный, конфетно -- букетный характер заметно по угасли. Не были они и лучезарными между ней и дочерью. Мне, как случайному свидетелю, из дальней комнаты, все чаще приходилось слышать их краткие преребранки и «гырканья». Когда же я появлялся в месте их спора, желая их успокоить, то они обе замолкали и делали вид, что ничего между ними не происходит. Переводили разговор на другие, отвлеченные темы. Когда же я пытался выяснить, что между ними происходит, то в ответ получал достойный и серьезный отпор объединившихся, недавно конфликтовавших сторон. Дочь от общения со мной пыталась ускользнуть, а Валентина на мои вопросы, что между ними и вообще всеми нами происходит, сухо отвечала -- Ничего. Я уже, грешным делом, подумал, что у Наташки, как это не редко бывает в таком неопытном возрасте, девичьи проблемы, и «Не залетела ли она?». На что Валентина мне сказала 
       -- Нет. Дело в совершенно в другом. Она хочет самостоятельности и хочет идти работать.
       -- А как же с учебой?
       -- О учебе, она говорит , что переведется на вечерний или даже заочный.
       -- Чем это вызвано?
       -- Не знаю. Она мне не говорит, а я сама уже ничего не понимаю, что происходит,- почти срываясь на крик, ответила Валентина. А потом набросилась на меня
      -- Это все ты. Это все твоя Сибирь, Это всё они, эти полтора года твоего отсутствия. А я все должна была здесь решать сама. А ты там, неизвестно у кого и с кем….
      -- Все высказала? – спросил я.
      -- Да, все. Что бы ты знал.
          После этого она зарыдав, убежала из комнаты в зал и плача легла на диван, отвернувшись лицом к стенке. Эту ночь в спальне, я провел в одиночестве. Утром я не слышал обычной возни перед их уходом из дому. И только дверная защелка, своим клацаньем, подсказала, что я в доме опять остался один. По возвращению с работы Валентина, поставила на кухонный стол пакет с принесенными ею продуктами и сказала:
         -- Если хочешь, разбери и разложи продукты в холодильник. Я ужинать не буду. Сказала и ушла, а потом, переодевшись в халат, легла на диван, и недолго посмотрев телевизор, так и уснула. Так в состоянии « ни мира, ни войны» прошло еще пару дней, в течение которых, наше общения ограничивались только на уровне «здрасте/досвиданья». Как-то в эти дни, я по делу заглянул на кухне во вмонтированный в стену шкаф, где обычно, хозяйки хранят на полках разную кухонную утварь. А так же, пустые стеклянные банки, и подготовленные к сдаче или на обмен пустые бутылки из-под молока. Где в холодное время года находят свое спасение от зимних морозов картошка, капуста, да морковь с луком и бураком.  Там, где в самом низу, в полумраке, в стареньком посылочном ящике находится «мужское приданное»: молоток да клещи, негодный металлический рубанок и фанерная коробка с задвигаемой крышкой и ячейками, от детского школьного конструктора « Юный техник», наполненная новыми и старыми гвоздями, вперемешку с шурупами. Да еще зубастая, давно не точенная и не разведенная ножовка. Вот именно, за этим ящиком я увидел припрятанной початую бутылку с вином среднего достоинства, отпитую на треть. Почему тут она оказалась?  для меня было не ясно. Поэтому я и оставил ее в этом укромном месте, никому ничего не сказав, никого о ней не спросив. Вечером, когда Валентина уже спала на диване, как бомж укрывшись пледом, я снова заглянул в шкаф и обнаружил, что в бутылке вина осталась треть. При аналогичной проверке на следующий вечер, я обнаружил, что бутылки нет на месте. В ведре для мусора она тоже отсутствовала. Тогда мне стало ясно, что за время моего полутора годового отсутствия, моя половина, моя боевая подруга, причастилась к спиртному и вероятно, уже серьезно больна. Подтверждением этому, стало мое открытие следующего утра. Когда в контейнере нижней секции электроплиты, предназначенном для хранения кастрюль, сковородок или других орудий кухонного производства, я обнаружил десятка три пустых винных бутылок. Бутылки, за которой я наблюдал двое суток, среди них не оказалась. Вероятно, она спрятала ее в свою хозяйственную сумку, в расчете выбросить где-то в мусорную урну, по дороге на работу. После этого мне стало понятно многое. И ее «грызня» с дочкой, выговаривающей матери за пьянку. И ее слова обвинения в мой адрес за мое вынужденное полуторагодичное  отсутствие из-за службы в Сибири. И ревность к тем возможным, воображаемым женщинам, которые в эти долгие месяцы ее ожидания, могли сладострастно ублажать меня. А может у нее еще были и свои, какие-нибудь личные обстоятельства? Я планировал в этот же вечер с ней серьезно поговорить, но телефонный звонок отложил мной задуманное на пару дней. Из Хаапсалу мне позвонил наш старый приятель, полковник–фронтовик Юрий Яковлевич Фишер, старый и мудрый еврей. Быть у него в друзьях было приятно, не только по тому, что он был начальником Хаапсалусского военторга, не потому, что он постоянно пророчил мне крутую карьеру и генеральские лампасы, а еще потому, что он был великолепным компаньоном и прекрасным рассказчиком. Но самое главное, что в годы войны он служил в непосредственном подчинении у самого Василия Сталина, с которым водил крепкую личную дружбу. А если следовать логике, что « мой друг, это и твой друг», то после этого и нас с бесшабашным и загульным сыном вождя народов, объединяла, хоть заочная, но дружба. Правда, Василий, к тому времени, уже почти тридцать лет, обитал на небесах. Через пару дней Юрию Яковлевичу исполнялось семьдесят лет, и он решил пригласить нас на юбилей. На его приглашение, я сказал, что лично я не против, но надо бы этот вопрос согласовать с Валентиной. Сможет она или нет? На что последовал его ответ:
          -- Я буквально сейчас звонил ей по телефону на работу. Она сказала, что согласна, а окончательное решение остается за тобой. Если и ты согласен, то мы ждем вас в субботу, к восемнадцати часам в столовой санатория «Лайне».
        Мне не хотелось затевать с Валентиной разговор по одной простой причине. Чтобы не нарушить и не довести до конфронтации наши и так никакие отношения, было необходимо на людях, показать лицо благопристойной супружеской пары, и что бы никто и ничего, о наших натянутых отношениях не заподозрил. Да и не поздравить Фишера, было бы по-товарищески неприлично. Решили ехать не на машине, а электричкой, что бы была возможность в тот же вечер вернуться домой. В субботу, минут за сорок до расчетного времени отправления, я должен был проехать пару остановок автобусом до ближайшего рынка у ж.д. станции Нымме, и купить цветы. А потом, там же сесть в первый, головной вагон электрички идущую на Хаапсалу. Валентина должна была через несколько минут сесть в этот же самый вагон, на нашей остановке Пяэс  Кюлла и далее вместе со мной следовать в городок у моря. Она вошла в почти пустой вагон, демонстративно прошла мимо меня и села в отдельную, пустующую секцию. Так два часа до Хаапсалу  мы проехали не общаясь и даже не глядя друг в сторону друга. В Хаапсалу «идеальная семейная пара», чинно поздравила юбиляра и заняла отведенное место. Банкет прошел, как обычно проходят такие мероприятия. Занятые произношением тостов, питьем и закусыванием, никто из гостей не заметил наших обоюдных холодных отношений. Лишь только старый мудрый Фишер, сделав недоуменное лицо и указав мне глазами и кивком головы на Валентину, молча задал вопрос «В чем дело?» - Потом,- ответил я.- Все оставим на потом. «Закончен бал, погасли свечи». Вся наша подгулявшая компания вышла на улицу и пешком отправилась по домам. А  мы, таллиннские, в процессе празднества, упустив контроль за временем, на последнюю таллиннскую электричку, естественно опоздали. Поэтому нам было необходимо ждать завтрашнего утра. Мы с Валентиной, Владимир Иванович Юдин  с его женой Раечкой, по старой памяти службы и командования в этом авиационном гарнизоне, направлялись к месту своего временного ночного пристанища, летному профилакторию, в котором в дни полетов ночевали и отдыхали летчики – инспектора моей бывшей дивизии и армии ПВО. Когда подогретая толпа с громкими разговорами, анекдотами и шутками, двинулась по давно опустевшей главной улице уснувшего городка, Фишер придержал меня за руку и пропустил всю эту шумную ватагу вперед. Мы шли с ним вдвоем, в пяти шагах за нашими веселыми друзьями.
         -- Объясни мне, что между вами происходит?- спросил юбиляр. Я ему, старому и мудрому человеку, рассказал как на духу все, что произошло у нас, за время после моего возвращения из Новосибирска. Рассказал и о последних днях, о нашем последнем с Валентиной разговоре с ее претензиями и обидами.
        -- Ты знаешь, я от всего этого просто в шоке, – сказал Фишер. Она умная,  выдержанная и образованная женщина и такое себе позволяет. Это мне просто в голову не укладывается.
          -- Может она себе мужика завела, а теперь не знает, как выйти из этой ситуации?- спросил я.
         -- Не думаю. По поводу «слабости на передок», это не ее. Тебе моя гарантия. Я все знаю, что происходит в моём курятнике, кто с кем и когда. За ней тогда, когда она у меня работала, это не замечалось. А вот по поводу выпивки, то она  открытая и общительная, была всегда в центре внимания, когда наши девки, на работе, отмечали свои дни рождения, премии и другие события. Она конечно не напивалась до того чтобы качаться или валяться, но тем не менее я ее замечал почти во всех компаниях. Заставал ее и на складе, у Зои, в их маленьком дружном коллективе.
         -- А вообще, кто их, баб, знает. Это бесовское отродье, на все способно, сказал старый полковник. В этот момент, в толпе идущих, кто-то обнаружил наше отсутствие и громким голосом спросил. Друзья. А куда делись Юрий Яковлевич и Игорь? Затем раздался голос Галины Николаевны, жены Фишера:
      -- Юра, Игорь. А чего это вы нас с Валей бросили. Идите сюда.
      -- Да пошел он…. Пусть идет с кем хочет… Я вообще, с ним скоро разведусь, на высоких тонах и срывающимся громким голосом, заявила моя изрядно подгулявшая супруга. Наша беседа, «перенесенная на потом», состоялась после возвращения домой в Таллинн. На мое заявление и доводы, что она серьезно больна и что ей срочно надо лечиться, я получил в ответ истерику и ее заявление. что это я больной и что мне самому нужно в «дурку». Она, как и большинство, засасываемых в болото этого страшного недуга людей, не хотела признавать того, что с ней происходит. Разговор, который должен был навести мосты в наших отношениях, лишь шире развел края пропасти между нами.
               
                РАЗРЫВ
        Прошла неделя. Наши отношения с Валентиной оставались по-прежнему напряженными. Даже более того. Если в предыдущие дни она в основном молчала, то теперь в ее поведении наметилась тенденция агрессивности. У нее в разговорах все чаще стали проскакивать мотивы о разрыве брака. Решив, что надо дать «бабе перебеситься» я принял решение после получения пенсии, оставив им с дочерью часть полученных денег,  уехать к старикам. И задумал я это сделать на автомобиле, но….. Однажды, идя к себе гараж, я увидел, что около одного из гаражных боксов стоит б/у-шная серая «Волга ГаЗ-24-10», а около нее крутится наш сосед по дому, мужчина лет около тридцати, работающий не то штурманом, не то помощником капитана на небольшом рыболовецком судне.
           -- Здоров Санек!
           -- Здравствуйте.
           -- Что за машина ?
           -- Да вот вернулся с путины в Атлантике, подзаработал денег и машину купил.
          -- Поздравляю. А старого «Москвича» куда? На базар?
         -- Нет. Я его продавать не собираюсь.
         -- А где же ты их обе будешь держать? Гараж то у тебя один.
         -- А я в ближайшие дни, «Волгу» погоню к отцу в Харьков.
         -- Сам погонишь? И не боишься?
        -- Конечно сам, а то с кем же еще? Безусловно, немного страшновато. Машина подержанная,  да из меня ездок не важный. Я ведь все больше по морям.                -- Слушай, Санек. А давай я тебе помогу ее до Киева догнать. Мне к старикам надо. А дальше ты сам, последние полтысячи километров погонишь.
         Сашка, кажется мое предложение, «заглотил».
         -- А когда вы сможете.
         -- Да вот через пару дней. Получу пенсию и вперед. А ты ей за это время сделаешь предрейсовую подготовку. Сядем вдвоем и спокойно поедем. У Сашки загорелись глаза и он согласился. Чужая машина, как чужая жена. С наружи она красива, элегантна и легка в стремительности своих современных форм, отличных от округленных форм твоей единственной и неизменной «старушки». Не взирая на то, что моложе твоей лет на десять и прошла уже не через одну пару рук, она еще достаточно привлекательна и вызывает желание у мужиков как бы на ней прокатиться. А когда тебе это удастся, когда ты, как говорят, копнешь ее поглубже и проймешь ее до сути, то увидишь, что под внешним лоском, скрывается обычная пароконная бричка, для езды по проселочным дорогам, со всеми ее замаскированными и с наружи не видными недостатками. Где шкворень болтается в поворотном кулаке, разработанном или даже разбитом в ходе небреженной и неграмотной эксплуатации прежними наездниками. Где просели рессоры, давно пробиты и потекли амортизаторы. А каждый ее наезд на бугорок, сопровождается каким-то скрипом, созвучным со стоном или оханьем  лежачего, прихваченного радикулитом человека, при попытке его повернуться. И после всего этого, когда ты ее поймешь, и тебе станут известны все ее изъяны, то тогда твое трезвое, не одурманенное ее внешней красотой сознание подскажет, что лучше твоей, единственной и неповторимой, пусть даже вместе с тобой постаревшей, но верно служащей много лет и проверенной подруги, уже нигде не найти. И что безопасней и спокойней трястись на ней и далее, по дороге жизни, а не  менять ее на новую модель, пусть она будет даже фотомоделью, Век автомобиля, как женской привлекательности и красоты,  не долог. И поэтому не стоит гоняться и пересаживаться на новые более изысканные марки. Наш век достаточно короток, да и силы с годами не те, чтобы заниматься этим. Все равно, как ни пыжься, как ни молодись, а их всех, не переездишь. Так получилось и с этой машиной. Первым делом, у нее через каждый час езды закипал аккумулятор который приходилось доливать дистиллированной водой, купленной в аптеке в Пярну. А когда дистиллат закончился, в ход пошла вода из речушек и даже из чистых придорожных луж. Аналогичным было дело с подтекающим радиатором. Мотор жрал масло «по –черному»  так,  что, только успевали доливать. Из-за всех этих задержек, мы свой дневной план автопробега сумели реализовать только на сорок процентов. Заночевали где-то за Вильнюсом, после того, когда въехав в Белоруссию провалились в какую-то глубокую яму- выбоину, посреди дорожного полотна. После хороших Прибалтийских дорог, эта первая яма на белорусской земле, показала, что движение ночью на нашей «Антилопе гну», может плохо закончиться как для транспортного средства, так и для его экипажа. Я, честно говоря, уже был не рад, что ввязался в это авантюрное мероприятие. Но бросать товарища в беде  не в моих правилах. В конце вторых суток, уставшие, голодные и измученные долгой дорогой, мы, наконец, приехали к моим родителям. На следующий день, проспав до полудня  после сытного обеда, я вывел Александра на прямую , нужную ему дорогу и сказал:
         -- Давай Санек, а теперь сам. Езжай и никуда не сворачивай. Будешь ехать, так как я тебе говорю, точно доедешь. Упрешься прямо в Харьков.  И он поехал.                Родители восприняли мое появление с некоторым удивлением. Тем не менее, мое объяснение, что я просто помог парню перегнать автомобиль, они восприняли как правду. Однако через пару дней мне пришлось открыть им истинную причину моего срочного отъезда из Таллинна. На это мать, вздохнув, сказала
         -- Если это только так как ты рассказываешь, то мне жаль Валю. Ей надо помочь.
         Отец, же констатируя свершившийся факт, заявил:- «Правильно сделал, что приехал. Пусть баба перебесится и остынет». Пробыл я у родителей полтора месяца. На мои звонки в Таллинн от дочери и Валентины получал, холодные, короткие и казенные ответы:- «Все хорошо, все нормально, в общем, все по- старому, все в порядке». Новостью было лишь то, что Наталья все таки оставила дневную учебу, перешла на вечернюю и поступила на работу. Ладно. Каждый из нас в этом мире, сам себе выбирает свои пути-дороги. А они, нам уготованные, известны только Господу Богу. В двадцатых числах октября, поездом из Киева до Риги, а далее из Риги автобусом до Таллинна, я вернулся в столицу Эстонии. Водитель по моей просьбе притормозил прямо против нашего дома, выпустил меня, а сам поехал дальше. И хотя на часах было еще не так много времени, всего начало пятого, но густые октябрьские сумерки, покрывая мглой все вокруг, торили и уступали дорогу темной ночи.
           Возле подъезда мое внимание привлекла белая служебная «Волга», с черными военными номерами, и как мне показалась, Таллиннской дирекции «Военторга», в которой работала Валентина. Водителя в машине не было. Да и стояла она так, как обычно никто из постоянно приезжающих, машины здесь не оставлял. Я открыл дверь своим ключом и вошел в прихожую. В квартире было тихо и темно. Включил свет и увидел на полу, рядом с вешалкой пару чужих мужских туфель. Я сперва подумал, что возможно это к Наташке пришел, кто-ни- будь из ее друзей. Но матовая стеклянная филенка двери ее комнаты, говорила, что в апартаментах дочери темно и там никого нет. А далее я увидел, что через щель из-под двери нашей спальни, пробивается еле- еле заметный свет ночника. Я открыл дверь и увидал как, в моей двуспальной кровати, на белой постели извиваясь в экстазе, совокупляются два обнаженных тела. Я сперва подумал, что это Валентина со своим любовником, «мстит мне», за мои полтора года отсутствия. Я включил яркий верхний свет. Не знаю к чьему-- ее, или моему счастью, но это была не она. Увлеченная прелюбодейством парочка, не ожидала моего появления и даже не заметила открывания двери. Они опешили при включении верхнего света. Баба завизжала, а мужик вскочил, прикрывая естество ладонями. В сжавшейся в комок и прикрывающейся руками полу-сидящей женщине, я узнал начальницу моей Валентины. - Вон отсюда, «курва»,- в гневе прокричал я. Что бы через три минуты и ноги вашей в моем доме не было.  Пока они хватали свои вещи, она что-то пыталась лепетать, называя мое имя. Потом подключился и он, призывая меня понять его и по-мужски проявить солидарность.                -- Я тебя пойму, только после того, когда ты сейчас выпрыгнешь из лоджии третьего этажа. Не знаю, успели ли они одеться полностью или только накинув на себя верхние одежды добежать до машины, но через считанные секунды их уже в моей квартире не было. Курсанты первогодки, их сноровке, быстро одеваться и выбегать, для построения по команде «Подъем», могли бы им только позавидовать. Через полтора часа появилась Валентина. По ее внешнему виду можно было догадаться, что она сильно возбуждена, что обо всем произошедшем здесь, ей уже все прекрасно известно и, вероятно, для храбрости она немного выпила.. А дальше был скандал. Большой и громкий. При котором, я высказал ей все, что я о ней думал. И о ее пьянстве, и о том притоне, который она устроила из квартиры, и о том, что еще не известно,чем она сама занимается и как влияет на дочь. Все, все, что накипело у меня на душе за эти месяцы, я высказал ей в тот вечер. На мой вопрос, как оказалась ее начальница в моей квартире, и на нашей кровати, она несла какую-то ахинею. Вроде она, начальница, попросила у нее ключ, что бы приехать и забрать, забытые ею накануне, у нас свои документы. В ее тоне даже не просматривалось чувство вины. Вспомнив, что нападение это лучший вид защиты, она «спустив всех собак», «буром поперла» на меня. Доведя себя до истерики, она обвиняла меня во всех возможных, невозможных и моих не доказанных грехах.  Потеряв над собой контроль, она докричалась до того, что заявила, что я не такой, и у меня не такой… - Не такой? А какой?- спросил я.
           --Да, да Не такой, не такой …- продолжала по инерции орать она.
          -- Оп-па. Вот, девочка, ты и попалась. Для того чтобы так заявлять, надо что-то с чем-то сравнивать. Гуляла ты, баба вот и все. И гуляла капитально, а теперь «кучевряжешься»,- заявил я ей . Скажу вам честно. Я сам конечно не ангел во-плоти. Я как и все мы, «люди –человеки», грешен и грешил. И не зря Господь Бог выгнал нас из Эдема на землю, что бы мы, жили, плодились и грешили. Будучи по природе полигамным, я в периоды долгих отлучек из дому, не сидел по вечерам в гостинице, и не конспектировал материалы очередного Парт Съезда. А тем более не писал домой слезливых писем, « вот - мол, сижу один одинешенек, всеми забыт, всеми покинут. А Райкин Витька, да Нинкин Иван, взяв закусь и бутылку, пошли в соседний номер, в гости к местным бабам». Такого никогда не было. Я тоже иногда выходил на охоту. И если уж положил на кого глаз, то эта добыча, на моей памяти, от меня ни разу не ускользнула. И ни разу после этого, она не выразила мне своего неудовлетворения. А некоторые, даже приглашали и просили повторить охоту в ближайшие дни. Да и она сама, в день моего приезда, была от меня в восторге…. Ну, подгульнула, баба? Бывает. Я же тоже живой человек и могу понять, такую же живую, хоть и временно одинокую женщину и ее хотение. Но зачем устраивать весь этот концерт?  Сделали вид, что оба забыли, Простили друг друга и проблема снята. Оба же «с рылом в пушку». Живите дальше Мои последние слова о том, что «она попалась», подзавели ее еще больше. И она заорала, что посадит меня на15 суток.
           -- Сажай, дура, сажай. Посмотрим, как у тебя это получится? Она подошла к телефону, набрала «02» и попросила дежурного, выслать к нам ПМГ, поскольку здесь ее убивают, и крушат все в квартире. Минут через десять в коридоре прогудели быстрые шаги и раздался перезвон дверного звонка. Я открыл дверь. На пороге стояли два милицейских сержанта, ребята лет до двадцати пяти.
          -- Кто нас вызывал? спросил один из них
         -- Она, - сказал я – указав на заплаканную, с потекшей краской глаз и ресниц женщину.
        -- Гражданка, это он вас пытался убить и разнести все в квартире?
        -- Да это он. - с напускным рыданьем ответила она
        -- Собирайтесь, поедем с нами, - сказал мне мент.
        -- Куда ?
        -- Разбираться в участок.
        -- Никуда я с вами не поеду. Вы лучше разберитесь с ней. Пришла с работы пьяная, устроила скандал, наговорила, что ее убивают и разгромили квартиру, а теперь пытается еще и меня засадить за решетку.
         Сержант посмотрел вокруг, Вроде следов погрома не видно, да и кровь нигде не просматривается. По виду потерпевшей, нельзя было определить, пьяна она или не пьяна.
        -- Ну все равно собирайтесь.- сказал сержант.
        -- Никуда я с вами не поеду. Если хотите, то вызывайте военный патруль. И то, старших офицеров. И запомни, сержант,  Согласно устава, полковники и командиры частей, на гауптвахте не сидят.
      -- А он что, полковник?- спросил сержант Валентину
      -- Угу, - качнув головой, подтвердила она.
      После отъезда патруля, я спросил ее: - Ну что, тварь, добилась своего? Посадила меня в, ментовку? Она было пыталась, снова раздуть угасающий скандал, но видя, что я больше не хочу с ней вступать в дебаты, заявила:
      --Все, хватит. Я завтра же подаю на развод. Где наше брачное свидетельство? После всего того, что произошло и что вскрылось, я подумал, что в наших с ней отношениях пора ставить точку. «Разбившееся яйцо не склеишь». Я нашел в запираемой на замок, металлической несгораемой шкатулке, среди прочих хранящихся там свидетельств и важных бумаг, листок официального государственного документа, с печатями и водяными знаками. Выданный нам, двадцать один год тому назад, в районном ЗАГСе белорусского городка Волковыск. А потом сказал:- Ты хотела завтра пойти в суд и подать на наш развод? Так вот я уже сегодня разрываю с тобой наши отношения. После чего разорвал свидетельство на части и швырнул их ей в лицо, произнеся только одно единственное слово « РАЗВОДИСЬ». В течение нескольких ближайших дней, я решил вопрос перевода пенсии на Украину. Забрал все свои носильные вещи, а так же все прочее необходимое, погрузил в автомашину и через 23 часа непрерывной езды, с остановками только для заправки, засыпая и проезжая почти как «на автопилоте»  последнюю сотню километров, от Чернигова до Киева, прибыл на свою малую родину, в город Бровары. На следующий день, наступил ноябрь. Мое неожиданное появление и причины его породившие, мои старики оценили с чувством глубокой расстроенности. Мама, выслушав мой честный и полный рассказ, усомнилась в его правдивости и сказала, что я что–то не договариваю. Что я сам что –то там натворил. Отец, некоторое время помолчав и оценив мною сказанное промолвил:- А ты знаешь сын? В том, что она подает на развод есть доля положительного. По моему мнению, она тебя просто предала, в трудное для тебя время. Я понимаю твое душевное состояние, после твоего незаконного снятия с должности и закрытия перед тобой дальнейшего пути по карьерной лестницы. Разводись. Ты еще молод и тебе еще не поздно создать новую семью. Найдешь себе одинокую, пусть даже с ребенком женщину и заживете с ней счастливо, учитывая и не допуская повторение прежних промахов. В этом мире ты не первый и не последний, переживающий аналогичную ситуацию. Не сложилось, значит, не сложилось. Через пару дней, не то после маминого с ней телефонного разговора, ни то просто ведомая каким-то своим особенным, женским чутьем, к нам в гости заглянула моя теща. Прекрасный, совестливый человек, она как бы с чувством вины вошла в наш дом. После моего пересказа о том, как все произошло, и как все развивалось в течение последних месяцев, она тихо сказала: - И что ей, этой скотине, не хватает? Живи и радуйся. Муж отлетал почти тридцать лет и не убился.  Живет в достатке. Жильем и работой обеспечена, дочь учится. Ну что еще надо? Меня она ни в чем не обвиняла. Ей просто было неудобно за все то, что между нами произошло, и что она считала, явилось следствием поведения Валентины.
          -- Она и тогда, когда ты сразу после окончания училища, предложил ей выйти за тебя замуж, взбрыкнула и по непонятным причинам отказала тебе. Хотя мы все хотели и были уверены в том, что ваша трехлетняя дружба закончится браком. А потом, она через два месяца как бы одумалась, сорвалась и помчалась в твою Россь. Потом вы с ней расписались, и мы с твоей мамой приезжали на вашу свадьбу. И потом все было у вас хорошо и ладно. Она тогда еще, два года ждала тебя с войны. Родила и воспитывала до твоего возвращения вашу дочь. И все было нормально. А тут какие-то полтора года твоего отсутствия, из которых ты три раза приезжал в отпуск….? Не понимаю… Я ее просто не понимаю, а точнее, не могу и не хочу понять: - сказала она и засобиралась домой.
           Я видел, как мимо наших окон прошла эта близкая мне, но как-то сразу,  в одночасье постаревшая семидесятилетняя женщина.

         ПРИОБЩЕНИЕ К ИСКУССТВУ И ВЫХОД В ЛЮДИ
         Через пару дней я заехал к своему старому другу и сослуживцу Ивану Колисниченко. Что может быть хуже, чем держать на душе негатив, который должен быть обязательно выплеснут. Так и в этом случае, я излил Ивану и его жене Нине, всю свою душу. Мудрая женщина и отличный психолог Нина, сказала мне:
            -- Слушай. Тебе в такой сложной душевной ситуации нельзя оставаться одному и замыкаться. Тебе надо быть больше на людях. – А далее, она продолжала; - Для нас, 5 ноября в театре «Леси Украинки», состоится торжественный вечер посвященный годовщине Великого Октября. После торжественной части будет показан спектакль «Уроки музыки». У меня есть два пригласительных на это мероприятие, но Ваня по причине занятости на службе, пойти не сможет. Давай, пойдешь с нами, вместо него.
            Мы с ней договорились, что пятого числа, я на машине подъеду к их районному отделу народного образования, заберу Нину и еще пару ее сотрудниц, с которыми вместе поедем в театр. В условленном месте меня ожидала Нина и еще три ее подруги. Две из них, были женщины Нининого возраста, а третья, блондинка, помоложе - лет тридцати трех - тридцати пяти. Когда я вышел из машины и открыв перед попутчицами двери, пригласил их садиться в салон, то Нина, тоном не допускающим опеляции сказала:            
-- Пусть на переднее место садится Валентина Дмитриевна, (та самая, молодуха), а мы, девочки, с вами  устроимся на заднем сиденье.
         В театре было многолюдно. В основной массе это были женщины. Они, работники просвещения, пришедшие в рабочее врем, да еще на шару посмотреть спектакль, ходили кругами по вестибюлю, как мусульмане-паломники вокруг священного черного камня «Кааба», беседуя и делясь новостями между собой.
        --А вы знаете? Сегодня в спектакле участвует Ада Роговцева и Евгений Паперный,- говорила одна.
          --Да вы что? В самом деле? Нет, такого не может быть. Ада Роговцева , да этот , душечка, Паперный в дармовом благотворительном спектакле? Ну, нет. Тут вероятно будут играть их молодые дублеры.- с сомнением отвечала другая.
        --Ах, как бы хотелось взглянуть на Адочку, я ее тысячу лет не видела, - говорила старая полная еврейка, со значком «Отличника народного образования», которая не врала о том, что её возраст, соизмерим с указанным ею перерывом. Прозвенел звонок, приглашающий всех пройти в зал. Наши места в ложе с правой стороны были свободны и мы стали их занимать. Нина попыталась посадить меня с Валентиной, но я вежливо уступил это место кому-то из нашей компании и занял кресло во втором ряду, сбоку. Сцена драмтеатра была убрана по праздничному, с панно и лозунгами в честь пролетарского торжества. И только на ней, вместо традиционного стола президиума, покрытого красным кумачом, стояло несколько обычных мягких кресел. Что ж. В стране идет Перестройка, и она не только в наших умах, но и в формах и методах обновления устоявшихся традиций коммунистического прошлого. После третьего звонка в зале приглушили свет и на сцену потянулась группа лиц, которые должны были представлять собой президиум. Обычный доклад, но не с трибуны, а прямо от сидящего в мягком кресле докладчика, перед которым на журнальном столике стоял микрофон, произнесенные здравицы и поздравления, да пару награждений «знаком отличника», завершили весь этот официоз. В процессе оглашаемого нудного доклада, я из-под тишка наблюдал за Валенитной Дмитревной, которая вела себя, не то что неадекватно обстановке, а как бы это сказать помягче,  слишком активно. Она постоянно крутилась и, трогая подруг, что -то им говорила. Ее рот, сверкая золотом коронок верхнего ряда зубов, практически не закрывался, отпуская уместные и неуместные то шутки, а то и реплики в адрес докладчика. Увидев в ближнем ряду партера какую-то из своих знакомых, она даже окликнула ее, помахав вытянутой рукой. Наши партнерши пару раз пытались ее одернуть, при этом переглянувшись между собой, делали недоуменные взгляды и пожимали плечами. Одним словом она вела себя так, как ведет себя человек, желающий чтобы на него обратили внимание. По окончанию торжественной части, когда был объявлен десятиминутный перерыв для смены декораций, мои «бабоньки» засобирались домой. Вместе с ними засуетилась и Валентина.
        -- Валя, а ты куда? Оставайся и смотри спектакль,- сказала ей Нина Ивановна.
       -- Да мне нужно еще за ребенком к маме заехать, - пыталась оправдываться молодуха.
      -- Чего, там? Оставайся, А Игорь тебя подвезет и к маме, и домой завезет. Вам же по дороге.
      – Ну, если только так, то я могу и остаться. А вы меня в самом деле подвезете?- легко согласившись, спросила она.
      -- А куда от вас денешься?- был мой ответ.
       Спектакль начался вовремя. Его начало, как всегда и во всех театрах сопровождала музыка, лившаяся увертюрой с нарастанием звука, из стереофонических динамиков зрительного зала.  Одновременно с началом движения театрального занавеса на открывание, зал стал погружаться в полумрак. Когда на сцене в одиночестве появилась главная героиня действа, зал зарукоплескал робкими одиночными аплодисментами. Вероятно кто-то из зрителей увидал и узнал в этой худой, невзрачной и серой как моль актрисе, свою соседку по квартире или подъезду. А может просто «театральный провокатор» разогревал публику. Театральный реквизит, состоял из стола, пары стульев и кушетки, вокруг которых с самого начала и до конца спектакля происходило все это театральное волшебство. Пространство предстоящих мизансцен было ограничено легкой примитивной декорацией, состоящей из деревянных рам, обтянутых прозрачной пергаментной бумагой, более известной как чертежная калька. А нарисованные на ней тонкой, в палец толщиной линией: окна, фикусы, некое подобие камина, и еще каких-то предметов, были призваны дополнять недостающее, в создании интерьера комнаты. Спектакль был шумный. Вся линия его сюжета крутилась вокруг судьбы молодой обманутой девушки-соседки, из семьи низкого достатка. Девушки, еще не знающей и решившей, стать  матерью, или, сделав аборт, снова обрести невинность, поскольку ее соблазнитель, сын богатых родителей (Ады Роговцевой и Евгения Паперного) не хочет признавать своего отцовства, от зарождающейся в ее утробе новой жизни. Отец, он же актер Е.Паперный, узнав о глумлении над молодой девушкой-соседкой, на которую он и сам положил глаз, что его сын-прохвост его опередил, орет со сцены в сторону зрительного зала, вроде бы не его сын, а все зрители вместе взятые, свершили эту подлость, по отношению к невинности. Что именно они, а не его чадо, вместо того чтобы  учить юную соседку игре на скрипке, занимались с ней «этим»… И вот  Нате вам, Доигрались. А в это самое время, когда мужик орал на зрителей благим матом, их мать( актриса Ада Роговцева) задрав выше головы ногу, как бы пытаясь снять с нее высокий сапог-ботфорт (на приличной шпильке), сперва расстегивает, а потом сразу же застегивает длиннющую змейку- молнию, заканчивающуюся далеко и значительно выше колена. И было не понятно. С чего это взрослая баба и в какой, это такой связи с разыгрываемой драмой, проделывает все это перед зрителями. В голову закрадывается сразу три версии: Первая.- Она рекламирует сапоги–ботфорты, за что продающий их дилер, пообещал ей бесплатно точно же такие. Вторая. Она этим самым хочет отвлечь своего орущего мужа от мыслей, что его опередили, и, соблазнив ногами в красивых дорогих сапогах, затащить его в койку. А точней, на стоящую на сцене, покрытую дерматином кушетку. Ну и третья. А может быть актриса на старости лет и в самом деле взбрыкнула, и хочет показать мужикам, сидящим в зале, что она еще - Того. О-го-го! И таких, не связанных по смыслу с сюжетом пьесы задираний ног, я насчитал за два часа, по крайней мере, пять. Но главным-то в спектакле была не семья богатеев развратников и соблазнителей, а бедная девушка, доигравшаяся, и думающая теперь не о музыке, а только о том, о чем думала в 18 веке русская интеллигенция- «Что делать?». Эта мысль ее мучила постоянно. От нее ей становилось то жарко, а то и даже бросало в холодный пот, из-за чего она раза три, в часы своих мучительных раздумий, прямо на сцене, снимала с себя свитер-водолазку и оставшись в чем мама родила, топлес, поворачивалась к зрителю передом,  демонстрируя свои, маленькие торчащие в разные стороны как у козы, обнаженные груди. Увидев этот прием новейшего модернизма в советском театральном искусстве, удивленный зал со вдохом «Ах!», каждый очередной раз замирал, затаив дыхание. Развязка драмы была, прости и стала «Хеппи-эндом», для семьи богатеев и их сына, учителя музыки. Девушка предпочла выбору из двух альтернатив, третий вариант. Она просто взяла и повесилась. Ее тень на фоне нарисованной на кальке двери , и подсвеченная прожектором находящимся в глубине сцены, под звуки траурной музыки, издаваемой одинокой скрипкой, медленно покачивалась как флаг на ветру. И уж совсем непонятным для меня стал апофеоз спектакля. Когда вдруг, с грохотом разорвав бумажную оклейку стен, пройдя через них, как при телепортации, на сцену в один миг ворвались все участники спектакля, а вслед за ними вошла, сорвавшаяся с веревки, героиня –самоубийца. Зал, стоя аплодировал труппе «Русского драматического театра имени Леси Украинки», за показанный ему на шару, такой удивительный спектакль. Пока мы ехали из центра города в направлении Ленинградской площади, Валентина поведала мне о себе. Что она была за мужем, что у нее есть пятилетняя дочь. А с ее мужем-художником они расстались, год назад, из-за того, что он спился.
            -- Художник то он был хороший, да вот водка погубила его, - закончила повествование моя попутчица, когда мы подъехали к дому в частном секторе, по улице Первой фанерной. Она пошла забирать у родителей дочь, а я остался один на один со своими мыслями.
             Минут через пять она появилась с девочкой, которая сев в машину заявила: - Мама, я так давно не каталась на машине, Давай попросим дядю, пусть он нас покатает. - Я тоже давно не каталась,- ответила Валентина,- но нам сегодня еще нужно приготовить ужин и накормить тебя. Ты же у бабушки не успела покушать. Попросим дядю следующий раз. Тогда я ей сказал, что мы сейчас сможем проехать в аэропорт Борисполь и там, в ресторане покормить ребенка, да и сами чего либо перехватим. И прокатимся, и дитя от «голодной смерти» спасем. В ресторане аэропорта «Борисполь» было плановое обслуживание летных экипажей и смены диспетчеров УВД. До его завершения нужно было ждать минут тридцать-сорок. Валентина предложила воспользоваться услугами ресторанного буфета. Я сказал, чтобы она выбрала, чем накормить ребенка и поужинать самой, а я обойдусь чашечкой кофе и расплачусь за все, нами потребленное. Она тоже для себя, согласилась только на кофе. Покончив с ужином мы покатили на Троещину, где проживали Валентина и ее дочь, в одной квартире с ее бывшим непутевым художником. На улице моросил мелкий дождь, в машине было тепло и уютно. Валентина что-то говорила, но в моих мыслях был далекий Таллинн и мозг сверлил один единственный вопрос. Почему у нас так все произошло? На следующий день мне позвонил Иван. Он мне предложил пойти вместе с ними 7 ноября на встречу в компанию наших бывших однокашников по училищу. Я сказал, что я-то с удовольствием, а вот примут ли они меня? Примут, - был его ответ.- Я об этом, уже с ними говорил. Потом у него телефонную трубку взяла Нина и спросила: - Ну как она тебе? Ну, что я мог ответить Нине Ивановне, этой доброй женщине, которая бескорыстно и от всего сердца хотела свести нас, таких разных. За часы, проведенные с этой молодой, пусть и образованной, но внутренне пустой и мало воспитанной женщиной–педагогом, я увидел в ней не рассудительного носителя «доброго и вечного», а скорей всего, обычную местечковую «хабалку». Примерно такую, каких сотни и тысячи, торгуют сегодня на вещевых, а еще их больше, на продуктовых рынках страны. Разве ее можно было сравнить с моей Валентиной? Нет, это были совершенно два разных и совершенно, несравнимых человека. И по этому, мой ответ был:- «А, НИКАК». На следующий день, наша, уже разваливающаяся страна праздновала очередную годовщину Великого Октября. Мы с Иваном и Ниной втроем, прихватив то, что обычно приносят, в случае организации и отмечания торжеств вскладчину, к четырнадцати часам появились у ворот старенькой дачи, по улице «11 садовая», дачного кооператива «Русановские сады». Здесь меня ожидала приятная встреча со своими училищными однокашниками, с которыми я не виделся более тридцати лет. Это была чисто авиационная компания, состоящая из отслуживших и еще продолжающих служить военных летчиков. Радушные хозяева Евгений и Вера Кравец, были тем ядром и центром притяжения, вокруг которого как электроны и атомы, вращались все эти люди, создавая собой это маленькое «авиационное братство», объединенное годами жизни и полетов в едином для нас небе. Среди присутствующих трех летчиков - испытателей, известных мне с курсантской поры: АВ Галуненко и ВН Подцухи, был и еще один, не знакомый мне приятный мужчина. Про него «хозяин бала» в разговоре запросто говорил:- герой, у героя, герою… Это был действительно, Герой Советского Союза полковник Мигунов Валерий Валентинович. Был среди них и наш выпускник, далекого 1967 года , рано отошедший от летных дел , а в данный момент, проходивший службу в армейской контрразведке, Володя Примак. Тот праздничный «сабантуй», прошедший в уютной семейной и дружеской обстановке, обновил нашу древнюю дружбу, начавшуюся с курсантской поры и продолжающуюся по настоящее время. Много воды утекло с той поры, с того праздничного вечера. За это время от нас, из нашей дружной компании ушли двое: Виктор Подсуха, погибший при летных испытаниях, да Володя Примак, как чекист боровшийся, но все же не сумевший преодолеть подлого и коварного врага –сахарный диабет. Ушли наши товарищи еще молодыми туда, куда уйдем и мы все, без исключения, в указанную Господом Богом, и каждый в свою годину.
               Мое праздничное настроение, обуревавшее меня в течение двух дней торжеств, получило новый прилив радости на следующее утро, когда я из почтового ящика извлек простенькую почтовую открытку, присланную мне из Таллинна. На кусочке обычного открыточного картона, без цветков, лент с лозунгом «Слава Великому Октябрю, залпа «Авроры» и  матросни, карабкающейся на ворота «Зимнего дворца», аккуратными рядками машинописного текста мне сообщалось, « Что 20 ноября 1989 года в 10. 00 я обязан явиться в комнату 127, Таллиннского городского народного суда, для участия в качестве ответчика по гражданскому делу о расторжении брака с гр. Сисмеевой ВИ.» А далее шло: Народный судья Бениволенская АФ. Из прочитанного меня больше всего огорчило отсутствие перед подписью  «Народный судья АФ Бениволенская», одного маленького словечка – «целую». Открытка была отправлена 2 ноября. Получил я ее 9 числа. До моей явки в суд оставалось ровно двенадцать дней. При таком раскладе, я на заседание суда в Таллинне не успевал ни на собачей упряжке , ни поездом, ни даже самолетом. Поэтому взяв красный карандаш, на лицевой, адресной стороне я написал крупными буквами «Адресат выбыл». И опустил в почтовый ящик, чтобы завтра почтальон забрал его и отослал отправителю. Через две недели пришло повторное приглашение, которое под грифом «заказное», принес почтовый служащий, требующий роспись о получении. Я и на этом послании ручкой письмоносца написал. «Такой не проживает». В связи с тем, что в Эстонии в период с 26декабря, по 11 января бывают зимние рождественские каникулы. То третье, грозное письмо, с предупреждением о судебной ответственности за уклонение от неявки в суд, и угрозе быть доставленным на него, чуть ли не под конвоем в принудительном порядке, пришло где-то в конце января. Оно требовало моей обязательной явки 24 февраля.  А фиг вам. Вы хотите, что бы я с головной болью, после отмечания священного для меня праздника –« Дня Советской  армии», пришел на ваше судилище, на ваш Ньюрнбергский процесс? Не дождетесь!!! После того как и этот суд не состоялся, я решил начать и сам повести активную контр-игру. Я написал мной «уважаемой судье» Бениволенской А.Ф, письмо, в котором извинился за мою очередную неявку в суд. И просил ее прислать мне копию «искового заявления», поскольку я даже не догадываюсь, об истинных причинах, побудивших мою «горячо любимую супругу», подать на развод. Этим я попал в точку. Бюрократическая машина забуксовала еще месяца на два. Кода пришел и этот документ, написанный под диктовку адвоката со стандартным изложением все моих возможных и не возможных грехов, недоказанных измен и физических насилий, без фактов приложения копий доказательных справок из травмпункта, о фиксации и снятии побоев, я наконец решился на последний шаг. Написал письмо с просьбой рассмотреть дело в моем отсутствии, так как я на развод согласен. И что вопрос раздела имущества и жилплощади будет нами решаться в дополнительном, отдельно открытом судопроизводстве. Ответ не замедлил сказаться. Мне в письме с «радостью» сообщили, что наш брак расторгнут. И что мне, для получения «свидетельства» о его расторжении, необходимо оплатить государственную пошлину и судебные издержки. А далее указывались реквизиты, на которые нужно было перечислить указанные суммы. Меня это «свидетельство» до поры до времени не интересовало, А судебные издержки и госпошлину, по своей вредности решил я, пусть оплачивает сторона- инициатор. Пусть она хоть в чем то, почувствует неудобство.  Получив это письмо, я в тот же вечер позвонил Валентине. Поздравил ее с состоявшимся важным событием и сказал, что бы она была готова к разделу имущества и жилплощади.  Делить все будем на троих. С издевкой сказал я. На тебя, на Наташу и на мою долю. Что будет большое и неделимое, то от него, я топориком аккуратно отделю свою часть. Не «боись», твою часть я не поврежу. Что касается машины, то ты получишь денежную компенсацию за ее часть, по остаточной стоимости, с учетом износа и возрастом ее эксплуатации. Ну, а квартиру, объявляй в размен, прямо сейчас. Меня район не интересует, лишь бы подальше от тебя. Конечно, никто 4 комнаты на три однокомнатных менять не будет, а вот 4 на 2+1, попробуй. С кем Наташа захочет остаться, тому две комнаты, а остальному одна. Имущество разделим сразу же после размена, при разъезде. В таком, примерно шутливом тоне, я еще пожелал ей счастья в личной жизни с ее «хахалем». Наш, затянувшийся бракоразводный процесс происходил на фоне бурного спада в экономике страны, в период введения на ее территориях, карточной системы на распределение товаров и услуг. И поэтому я уже не мог как-то ощутимо, с далекой Украины, поддерживать свою дочь. Деньги и переводы теряли смысл. Они имели какую-то ценность только в сочетании с товарными купонами, которые выдавались на руки по паспорту, в местах постоянного проживания, либо работы. А посему, у моей дочери это был не сладкий период. Народная мудрость говорит, что Господь Бог, дает нам такие трудности и испытания, которые вследствие, заложенного в нас потенциала и при полном желании, мы обязательно преодолеем. И то трудное время показало, что это именно так.

                НАСТОЯЩАЯ МУЖСКАЯ РАБОТА
           Месяцы долгой сырой осени и холодной зимы в отчем доме и при постоянном общении с родителями пролетели незаметно. Я, живя среди родных мне людей, постоянно общаясь со своими старыми друзьями и занятый работой по хозяйству, легко переносил свои житейские неприятности и душевную драму. Обретая душевный покой, я как страшный сон, вспоминал месяцы одиночества в Таллинне. Мама, видя что ко мне возвращается интерес к жизни, порекомендовала почаще ходить по театрам, музеям, выставкам.
         -- А может где нибудь там, ты встретишь одинокую женскую душу и наладишь свою личную жизнь. Хабалки туда не ходят, туда ходят культурные, незаметные женщины, В основном образованные, но с пока неудавшейся судьбой. -- говорила мне она. Я с ней соглашался, а сам про себя думал. Может ты мама и права, но посещение театра, в Октябрьские праздники, показало мне , что там можно нарваться и на такую… Учтя неудачный прошлогодний опыт ведения сельского хозяйства, когда за ночь ливень смыл, посаженную нами с мамой в открытый грунт рассаду, я решил как-то от этого застраховаться. С первым мартовским теплом я вышел на огород, разбил его обрабатываемую территорию на прямоугольники шириной по два метра и длиной, как где вышло. С помощью водяного уровня и многочисленных кольев-маркеров выставил тот уровень, до которого, как я считал, было необходимо произвести подсыпку завозимым грунтом.  Уровень необходимый для подсыпки был разным, от сорока, до семидесяти сантиметров. Такую массу чернозема ни найти, ни тем более купить тогда и за те деньги, было не реально. И я решил, завозить грунт который вывозился в отвал из разрабатываемых котлованов новостроек. А сверху урывать его двадцатисантиметровым слоем чернозема и гумуса, который был на участке. Для этого было необходимо снять этот культурный слой с первой, крайней полосы и аккуратно уложить его вдоль неё, бруствером. После этого насыпать завезенную землю до уровня маркеров, а далее снимая культурный слой со второго ряда, укрыть им насыпанный неплодородный суглинок. Как только лопата смогла легко войти в грунт и почувствовать под собой уже размерзшуюся землю, я приступил к реализации своей идеи. Моими помощниками в ее осушествлении была садовая двух колесная тележка на надувных колесах, да две лопаты – обычная штыковая и увесистая подборочная, «шахтерка». Перехваченные, кто на автодороге, кто прямо у стройки, автомобили с вывозимым грунтом, подъезжали к нашему палисаду и ссыпали через пространство, освобожденное от двух секций забора , свой «левый груз». Получив по честно заработанной десятке, довольные водители уезжали, со словами:- « если еще будет надо, обращайся». А далее начинался тупой рабский труд, во имя возникшей идеи. Загрузка тележки грунтом, перевозка его на участок, выгрузка и подсыпка до уровня, обозначенного маркером. И так без выходных и проходных, в будни и праздники в течение трех месяцев. Удовлетворение было только от того, что на глазах рождалось то, что было задумано. И что в конце мая на освоенном к тому времени участке, пробились первые ростки посеянной редиски, моркови и зеленые перышки посаженного  лука . За это время мною было перевезено и уложено грунта с 16 самосвалов КрАЗ, по 14 кубометров в каждом. А сколько это выходило в тоннах, а если еще считать его перемещение, то в тонно/километрах, об этом страшно и подумать. Да и цены на это удовольствие, за три месяца подскочили уже в три раза. Как то в самом конце июня, возвращаясь вместе с мамой с базара, к нам зашла передохнуть новая мамина приятельница Ада Михайловна. Была она маминого возраста, с какими-то своими особыми амбициями, за которые мама ее за глаза называла «министерша». Увидев меня она сказала:
          --Надежда Прокофьевна, а что это твой здоровенный бугай, ерундой занимается- землю тягает. У Славы на фирме нужны, работники, а твой, сидит дома? - Игорь, ты не хочешь пойти на настоящую работу, а не заниматься , этой ерундой? Если ты не против, то я замолвлю за тебя Славику слово? 
         Вячеслав Матвеевич Прищепов (он же Слава) был ее третьим, младшим сыном. Он в то время возглавлял создаваемый «Республиканский торгово-коммерческий центр» и сеть автостанций по продаже, гарантийному и техническому обслуживанию автомобилей от Горьковского автомобильного завода на Украине. Услыхав ее предложение, лично я был не против, так как после скорого окончания мелиоративных работ, не видел ближайшей перспективы своему применению.  Вот он приедет в пятницу из командировки, я его и спрошу-- пообещала мне «министерша». Прошла пятница, за ней суббота, да и воскресенье уже подходило к концу, когда поздно вечером у нас зазвонил телефон. Звонила Ада Михайловна.  Она мне в форме приказа отдала распоряжение, быть завтра в половине восьмого утра на собеседовании, на фирме у сына.
          -- И не опаздывай. Слава в восемь утра, снова уезжает на неделю в командировку, в Закарпатье. -- повелительным тоном завершила она.
         В назначенный час, я, проделав полуторачасовой путь автобусом, метро и трамваем, появился в приемной офиса, на улице Семьи Сосниных, находящейся на противоположной стороне города. Взрослая женщина, представившаяся как Леонида Антоновна -- зав канцелярии, узнав, что я прибыл на собеседование, выдержав паузу сказала:  « Присядьте и подождите. Скоро он закончит». А далее, как бы доверительным шепотом продолжила «У него там высокий посетитель, Александр Семенович Кудрявцев, из самого Горького » – при этом закатила глаза к потолку. В ее поведении и холодном нейтральном общении, чувствовался отличный «вышкол», советской школы чиновников. Со временем я узнал, что она долгие годы была заведующей киевского «Бермудского треугольника», тогда и так в народе, называли главный «Дворец бракосочетания», что на проспекте Победы. Посетитель, сопровождаемый и проведенный до дверей, хозяином кабинета, распрощавшись ушел, получив в ответ вместе с «До свиданья» - натянутую искусственную улыбку Леониды Антоновны. Когда дверь кабинета закрылась за ее хозяином, я встал и направился в ее сторону, но в этот момент услышал: - Погодите одну минутку, я сейчас спрошу. Она нажала клавишу переговорного устройства и заискивающим голосом спросила у шефа:  - Святослав Матвеевич. Здесь к Вам посетитель. Он говорит, что вы назначили ему встречу на половину восьмого. Пусть войдет?  «Я никого не приглашал и никому не назначал. Но уж если он здесь, то пусть заходит»,- прозвучал недовольный барский голос из динамика. Я вошел в кабинет и, поздоровавшись, представился. Не глядя на меня, а куда-то в угол, человек из-за стола раздраженно спросил: - Что вы хотели? - Я ваш сосед из Броваров , и вы мне назначили на половину восьмого встречу. - У меня много соседей в Броварах и никакой встречи я вам не назначал,- с еще большим раздражением ответил он, продолжая глазеть по сторонам -Мне вчера вечером позвонила ваша мать, Ада Михайловна и сказала , что бы я утром был у вас. - А, так вы от Надежды Прокофьевны,? Вы ее сын? Так бы сразу и сказали, - расплывшись в улыбке, проговорил он. В ходе нашей беседы и знакомства со мной, он предложил мне должность начальника автохозяйства предприятия, которое, на сегодняшний день, имело только 17 единиц разномастной грузовой автомобильной техники. - В течение ближайшей недели/двух, мы должны получить из Горького еще 120 единиц, автомобилей прямо, с конвейера. Ваша задача будет состоять в создании нашего автотранспортного подразделения и дальнейшего руководства им, - объяснил он. Обсудив вопросы организационного порядка, вопросы ремонта и эксплуатации подвижного состава, контроля и безопасности автодвижения, и все кроме кадровых, еще многие другие, я дал согласие. А он по этому поводу сказал, что  в течение ближайших 10 дней ждет моих предложений , по вопросам создания нашего нового транспортного подразделения. Я попросил у него неделю, для того чтобы решить свои вопросы в Таллинне, и снятия с партийного учета. Он сказал, что согласен, и ждет меня в следующий понедельник. Под вечер того же дня я был в Эстонии. На следующее утро я первым делом отправился в ЖЭК, к паспортистке, чтобы получить отметку о выписке из квартиры, без которой в те времена нельзя было устроиться на работу. Объяснив ей свою ситуацию, я попросил ее ускорить процесс, подложив под паспорт с выписными бланками, коробочку конфет. Оставил свой телефон, попросил срочно позвонит, если что не будет получаться. После этого поехал в ЦК КП Эстонии и написав заявление о снятии меня с парт учета, получил открепительный талон. На следующее утро
мне позвонила паспортистка. Звонила она прямо из паспортного стола. Она сказала, что у меня в паспорте отсутствует фото, которое должно быть на возрастной странице после 30 или 40 лет. –
          --Так я же паспорт получал только год тому, и тогда этого фото, никто от меня не потребовал.
         -- А сейчас требуют, -сказала она.
         Через час с фото в руках, я был в паспортном столе. Худая,вредная эстонка, майор милиции, взглянув на принесенное мной фото сказала.:
         -- Ано не патай-тьот. Ф пас-порт те не мошет быть тва одина-кофых фото. Итите и сфото-крафи-руйтесь в трукой одеж-де».
        Я ее готов был убить тут же на месте. Но даже и это бы мне не помогло.  В «Срочном фото», сделав одно нажатие на спусковой крючок фотокамеры, и взяв деньги за скорость, мастер сказал, что бы я подошел к концу дня. Вечером я забрал фото со своим же изображением только в «другой одежде», без пиджака и галстука, в одной рубахе с расстегнутым воротом. Следующий день был в паспортном столе не приемным и я его прогулял. Утром в четверг, с новыми фото я опять предстал перед холодной милицейской женщиной майором с рыбьими, ничего не выражающими глазами. Она взяла мои фото и задала ошарашивший меня вопрос:
          -- А кте тал-лон-ны ?
         -- Какие еще такие талоны?
        -- Как какие, на продо-фоль-ствие ?
        -- Да я их не получал. Я только позавчера прилетел из Киева. А месяц только два дня, как начался.
       -- Ниче-ко не кочу снать. Принесит-те тог-та те, которые не исполь- софан-ные са про-шлый ме-сяц.
        Если бы мне не было нужно в следующий понедельник выходить на работу, то я бы ее тогда, точно убил. Еще через два часа, я с просроченными и нарезанными талонами, валявшимися по всей квартире, и собранными в письменный конверт, появился перед этим милицейским монстром в юбке. Увидев, что талоны за разные месяцы и разрезаны поодиночке, она спросила.
        -- А кте , большие, еще не рас-ресан-ные?
        -- Их уже все съели. А если тебе нужны большие, то давай бумагу и клейстер, я тебе сейчас их все наклею.
       Она посмотрела на меня , затем взяла конверт с обрезками талонов, выдала под роспись паспорт и сказала. 
       -- Фы толш-ны еще меня блако-дарить. Я фам пошла на фстреч –чу и уступ-ки. Эт-то фсе потому что я топ-рая. –
         Пусть тебя с твоей добротой черти в аду благодарят. Да пропадите вы все со своими порядками, и со своей Эстонией. Чухна нерусская. Вечером того же дня я уже был дома. Мама сказала, что звонила «министерша» и возмущалась тем, что там уже поступают из Горького машины, а меня все еще нет на работе.
        --Ты позвони, узнай как там дела? Или позвони прямо сейчас, ей,- предложила мне мать.
       -- Чего это я буду звонить ей, «директору паники». Меня генеральный отпустил до понедельника. А на работу звонить поздно. Рабочий день закончился. Утром, я все же позвонил Леониде Антоновне, которая сказала, что нет никакой паники, и что просто наши водители пригнали из Горького для нужд предприятия четыре автомобиля. Директор мной даже не интересовался, и, как договорено, я должен быть на работе в понедельник, к девяти часам утра. В понедельник я прибыл в кабинет к директору. Он вызвал сюда же Елену-- начальника отдела кадров и своего заместителя, молодого мужчину, Коваленко Вячеслава Юрьевича. Представив меня, он приказал кадровичке с сегодняшнего дня оформить мое поступление на работу, а Вячеславу, взять под свое кураторство, вновь зарождаемое подразделение. Так, 4 июля 1990 года я вступил в новую трудовую жизнь. Выйдя из кабинета, я обратился к Коваленко с вопросом:
          -- С чего начнем, у кого я должен принять существующее автохозяйство? Он пожал плечами и сказал
          -- Найдите Федора Нестеровича Фронтенко, с ним и решайте вопросы приемо-передачи. Он у нас сейчас работает завхозом, и одновременно исполняет обязанности начальника транспортного участка.  Я думаю, комиссию создавать нам не стоит, да и нет из кого. Принимайте по факту, а акт приемо-передачи, после сверки в бухгалтерии у Марьи Митрофановны, я вам подпишу, а Генеральный его утвердит. Желаю успехов, Что не ясно подходите. Хотя и мне самому не все понятно. Желаю удачи.
            Какой он из себя Федор Нестерович, я пока еще не знал и его не видел. Дверь его коморки, где он обитал, была закрыта и никто из мной опрошенных, не мог сказать, где он находится в данный момент. И лишь только охранник Леха, стоящий на воротах сказал, что Федор выехал сам за рулем, на голубом михайловском РАФе, буквально полчаса тому назад. Мне ничего не оставалось делать, как сидя на лавочке, ждать появления завхоза. Часа через полтора к воротам подъехал голубой РАФ и не въезжая на территорию предприятия остановился прямо на тротуаре. Из него вышел седой, среднего роста и нормального телосложения мужчина. Он торопливо пошел в направлении проходной, по-хозяйски осматривая прилегающую территорию. Затем зашел в помещение КПП, сделал небольшой профилактический разнос охраннику Лехе, и сказал, что ворот открывать не надо, что он заезжать не будет и скоро, снова уедет. Тогда Леха указав на меня сказал, что я вот уже как два часа ожидаю его. На что мужчина, Лехе ответил: - Ему надо, пусть ждет. Я тоже не гуляю.
          --Нестерович, это кажется новый начальник автобазы?
         -- Где он? -- и увидев меня, мужчина направился в мою сторону, озаряясь лучезарной белозубой улыбкой со словами: - Ну, слава Богу, на конец--то я дождался…
         Мы поздоровались, пожав друг другу руку, еще тогда не зная, что это обычное рукопожатие перерастет в многолетнюю верную мужскую дружбу. После нашего взаимного представления, он сказал:
         -- Ладно, хорошо. Сейчас мы с тобой проедем, но уже по твоему делу. Я только заскочу в бухгалтерию и возьму «Доверенность» на бензин. Поедем на Бориспольскую нефтебазу  выпрашивать талоны. Шеф сказал, что договорился. А по дороге и познакомимся. Через два часа совместной езды, мы знали друг о друге почти все. Стали как родственные души Федор был старше меня на шесть лет. Всю жизнь он прослужил в армии на должностях сверхсрочников и прапорщиков. В 1961году, когда строилась Берлинская стена, завершая срочную службу и готовясь на дембель, он был задержан с увольнением на пару месяцев. Тогда в течении двух недель он участвовал в танковом противостоянии с танкистами НАТО перед Бранденбургскими воротами Берлина, видя противника через ствол танкового орудия. По окончанию срочной службы вернулся в Киев. Поступил на службу в Аиационное училище, где на одной из кафедр прослужил долгие годы. В чернобыльскую трагедию был откомандирован в зону 4-го реактора. А там за несколько минут поймал предельную дозу радиации и кучу сопутствующих «хвороб». Год тому вышел на пенсию и поступил на работу в этот, вновь создаваемый центр. Когда к концу дня мы с пачкой талонов на бензин и автомобильное моторное масло, вернулись на предприятие и он сказал:
        -- Вот я тебе должность, считай, и передал.   Сейчас ещё раз пересчитаем талоны  и я тебе их отдам . Отдам и ключи от твоего сейфа. И будем считать, что мы квиты. А как же автомобили и все остальное? Спросил я. А на мне больше ничего, кроме «доверенности» на полученные сейчас талоны, не числится. Автомобили находятся на материальной ответственности за водителями, ремфонда и инструмента у нас нет, все на станциях техобслуживания. Вот завтра в бухгалтерии отчитаемся за «доверенность», оприходуем талоны на тебя, и я чист как ангел.  А вообще, тут такой бардак, что сам черт ногу сломит. Скоро все увидишь сам.
           Мы пересчитали талоны и он их, вместе с ключами от сейфа, передал мне. При этом, не потребовав и даже не попросив расписки. Я взял один из двух ключей, и вернул его Федору, сказав: - Положи в свой сейф. Пусть лежит на всякий случай. Вдруг понадобится. Может, я свой потеряю, или забуду дома. Мало чего бывает. - Так сейф же не опечатывается, - с удивлением сказал он. - Ну и не надо. Я тебе доверяю, а это верней печати. Он тут же, не задумываясь порылся в своем сейфе. Нашел свой второй ключ, протянул его мне и сказал: - Возьми тогда и мой, положи к себе. Пусть и он будет у тебя. Так закончился мой первый трудовой день и первый день знакомства с замечательным человеком бывшим старшим прапорщиком Федором Нестеровичем Фронтенко. Человеком не только с военной жилкой и стержнем внутри, но и с военной фамилией, рожденным 23 февраля, в наш праздничный день, « День Советской армии».

               

                ШОФЕРНЯ
           В утро следующего дня я решил придти пораньше, что бы , как советовал Федор, успеть до 9.00 обеспечить выход транспорта. Место, в одной коморке с Федором, меня вполне устраивало. Оно было укромным, в стороне от основных путей большой миграции, немногочисленных сотрудников аппарата управления фирмы и ее начальства. В то время наша фирма еще не имела своих собственных зданий и сооружений и поэтому ютилась на производственных и складских площадях различных автотранспортных предприятий Киева. Основной офис и одна из СТО по обслуживанию легковых автомобилей, располагались в помещении цеха ремонтной базы автобусного парка на Южной Борщаговке. Центральные склады, возле кольцевой дороги, на улице Малинской. Остальные три станции и участки были разбросаны по всему городу. Первый день работы показал, что здесь заведен такой порядок, когда транспортом управляет не начальник автохозяйства, а служба снабжения, которая, никаких заявок на день грядущий не подает, а только требует выхода транспорта с места ночной стоянки в заправленном состоянии и с выписанным путевым листом. Где дальше ходил транспорт, что он возил, меня как начальника это не касалось. Весь день он управлялся экспедиторами и снабженцами, решающими служебные и личные, шкурные проблемы. Лишь только тогда когда служба снабжения готовилась ехать в Горький, за очередной партией запасных частей, то тогда я должен был обеспечить подготовку этого каравана, его документационное обеспечение и инструктаж водителей
            Для меня это по началу было дико.  Как это так  начальник и не может управлять, подчиненным войском? Я с таким вопросом обратился к своему куратору, но Коваленко сказал, что с этим ничего не поделаешь, что такова специфика работы и менять ничего не надо. Поскольку у моего автохозяйства не было своей ремонтной базы, техническое обслуживание и ремонт осуществлялся на нашей СТО грузовых автомобилей, которой в то время командовал Л. Левин, крикливый и показной иудей. Он, жалуясь на то, что эти машины не идут ему в план, тем не менее, брал их с удовольствием. Так же, как с не меньшим удовольствием, он получал со склада и списывал на них, якобы замененные во время ремонта запчасти. Снятых старых и негодных запчастей никто никогда не видал. Мне в этот процесс было рекомендовано не вмешиваться, а только проверять, чтобы в листе заказ-наряда, на проведенное ТО, стоял штамп и подпись контролера ОТК  об исправности обслуженного автомобиля. Я пытался хоть один раз собрать в кучу всех водителей, поговорить с ними, довести мои требования, но мне это так и не удалось. Они как ртуть ускользали от меня, являясь по утрам, сдавая вчерашнюю путевку и требуя путевку на текущий день, да талоны на топливо. Честно скажу, что о своих бывших водителях я не высокого мнения. Это был какой -то мелочный, шкурный и паскудненький народ. Это только в песнях красиво поется
                Ты не верь, не верь подруга моя,
                Что шоферы не надежные друзья,
                Дальний рейс дороги трудны,
                Здесь сердца и руки верные, верные нужны.
            Может это и бывает в солидном автохозяйстве, но не в такой шараге,  в которую попал я. Пример этой надежной шоферской дружбы я ощутил при первой же отправке колонны из пяти машин в Горький. За пару дней до моего прихода на работу, к нам в автохозяйство был принят молодой парнишка, который окончил автошколу ДОСААФ и должен был этой же осенью призван в армию. Зная подготовку подобных армейских водителей, я не хотел, отправлять его в составе каравана в Горький. Предложил более опытному сорокалетнему Петру, съездить в этот рейс, вместо пацана. Тот на отрез, отказался, заявляя, о том у него в селе на субботу и воскресенье море работы.
           --Вы к субботе обернетесь,- сказал я, на что получил категорический отказ вплоть до увольнения. Делать нечего. Надо срочно ехать, и я скрепя сердце, решил отправить этого самого Игорька. Собрал водителей на инструктаж. Назначил старшим каравана водителя первого класса ВИ. Насонова, мужика лет шестидесяти. Рассказал об особенностях их поездки и необходимости держаться колонной. Поскольку в те годы на дорогах начались разбои и грабежи. Попросил старшего обратить внимание на пацана, который кроме как поездок в автошколе, опыта дальних рейсов не имел. В пятницу из Горького вернулось три экипажа. Отсутствовали Насонов и молодой.  Молодой, подъехал к вечеру. Я спросил его, почему он задержался, он ответил, что два раза менял в дороге пробитое колесо и вулканизировался.
           -- А где Насонов, что с ним?
          -- А мы его не видали. Как только мы проехали Переяслав, он повернул и ушел на Белоруссию и все. Ребята говорят, что он так делает постоянно. В Белоруссии покупает свиней, везет их в Горький, там забивает и продает на базаре. Пока все не продаст,  на заводе не появляется. Потом едет на загрузку и возвращается, как, правило, один.
        -- И в Горьком вы с ним не встречались?
        -- И в Горьком мы его не видели
        От услышанного я был в шоке. Через двое суток, как ни в чем не бывало, появился Насонов. Он тут же попросил отгул за отработанное выходные дни, хотя вся группа прибыла еще в пятницу. Я потребовал от него объяснения, за задержку в рейсе на что получил ответ:
       -- Начальник, а тебе это нужно ?
      -- Тогда, я объявляю вам выговор,
      -- Да объявляй, хоть десять. А ты с профсоюзом его согласовал?
       Я вторично был в шоке. Это не армия, где командир может наказать за явное нарушение. Здесь, на гражданке, даже отпетого негодяя, и откровенного мерзавца, может защитить профсоюз, членом которого я еще пока не стал.
     -- Ладно. Но тебе это так с рук не сойдет, сказал я.
     Он ушел в свой законный отгул, а я, «проглотив пилюлю», собрал с водителей пояснения и показания по поводу действий Насонова. Решив с начальником службы снабжения вопрос о том, что автотранспорт, работающий по Киеву, должен возвращаться на место к концу рабочего дня. А о неуспевающем и стоящем на разгрузке, мне сообщает со склада его заведующий, я думал привести в порядок контроль за его нецелевым использованием. Водители восприняли эту меру с кислыми  физиономиями, но тем не менее, стали успевать по времени. Один только Насонов, включив «дурочку» по-прежнему, задерживался, ссылаясь то на простой в очереди на заправке или называя иные причины. Однажды в пятницу я просидел, ожидая его появления на час позже окончания рабочего дня. Время, на заполнение моих отчетных документов, прошло не зря, - Но тем не менее, что он мне скажет в понедельник о своей задержке? Уходя с работы, так его и не дождавшись, я попросил охранника, что бы Насонов позвонил мне домой когда приедет, а  охранник, зафиксировал время его прибытия в журнале дежурств. Через 50 минут из окна вагона метро, остановившегося на остановке « Днепр», я увидел как в пол сотне шагов от меня, на проезжей части стоит машина Насонова, с погруженным на кузов новым холодильником, и как два инспектора ГАИ, беседуют с моим «водилой». На часах было без двадцати семь. Естественно ко мне домой никто не позвонил. А на мой звонок охранник ответил, что автомобиль заехал на территорию еще до окончания рабочего дня. В понедельник я спросил Насонова о его опоздании, на что он мне нагло ответил, что заехал через пять минут после того, как закончился рабочий день и я ушел с работы. Того самого охранника в этот день не было и пришлось ждать его появления до следующего утра. О факте нечестности охранника, я рассказал Федору Нестеровичу, которому подчинялась эта сторожевая служба. На что он мне ответил:
         -- Не волнуйся. Завтра он мне все распишет до секунды, кто и когда прибыл. И почему тебе не позвонили и почему он тебя обманул.
На следующий день охранник «раскололся» и выложил все как на духу. Я в присутствии трех человек, из которых один был членом профкома, потребовал от Насонова письменного объяснения. От дачи,  которого, он отказался. На его отказ я заявил, что к нему «проявляю недоверие» и путевку до полного окончания расследования он не получит. После этого он вышел из нашей коморки, пошел сел в свою машину, и просидел до обеда. После чего ушел с работы домой. По свершившемуся факту наша группа составила и подписала акт. Аналогичная картина с отказами, протоколами и уходом с работы, повторялась в течение трех дней. Затем Насонов ушел и не появлялся два месяца. А тут еще в конце недели из ГАИ пришел протокол, описывающий с точностью до минуты его задержание на Днепровской набережной. Милицейский документ, был подшит к материалам расследования. Выждав неделю, я подошел с материалами расследования к главному инженеру, Олегу Львовичу Ротенбергу, исполняющему обязанности Генерального директора. Тот вызвал начальника отдела кадров и приказал, уволить Насонова за неподчинение и прогулы. В трудовой книжке Насонова, принесенной  кадровичкой, я прочел послужной список его прежней деятельности: сторож, дворник , грузчик, сантехник, снова сторож, истопник, «водитель первого класса». Вот такой он у нас самородок, из сторожей и истопников сразу в водители первого класса. Что бы закончить с Насоновым я скажу, что через два месяца он подал в суд, с требованием восстановить его на работе и выплатить утраченное, за время его увольнения. За пару дней до суда нас пригласил судья, который будет вести процесс. Он ознакомился с материалами искового заявления, нашими материалами расследования, выпиской из трудовой книжки, и нашей словесной характеристикой Насонова как человека. Выслушав все о нем сказанное, он искренне возмущался этим «негодяем». Давайте прямо у вас на предприятии проведем показательный суд, чтобы другим неповадно было. Заявил он. Мы согласились и обещали обеспечить форум. Когда мы покидали кабинет судьи, то я спросил судью, что можно ожидать по делу?
         -- Мне все и так без суда ясно. Не волнуйтесь. Он получит то, что заслужил, что ему причитается.
         Наследующий день суд вынес свой вердикт. Насонова ВИ на работе восстановить и выплатить ему за вынужденные два месяца прогула. После этого Генеральный директор уволил главного инженера подписавшего приказ, а чуть позже и начальника отдела кадров. Когда после завершения суда, служитель Фемиды стоял в ожидании нашего автомобиля, который должен был его увезти, когда он в беседе с Олегом Львовичем рассказывал ему, что наш советский закон никогда не позволит уволить работника –труженика, я подошел и спросил его:
        -- А скажите «ваша честь», в данный момент вы при исполнении ?         
       -- Ну что вы, Зачем так официально? «Ваша честь», это когда я в мантии на процессе, представляю один из институтов государства. А так, сейчас, я обычный гражданин, как и вы. И можно просто товарищ.
      -- Не товарищ ты, а СКОТИНА,- сказал я, повернулся и ушел. Как потом рассказывал Олег, он на это не проронил ни слова.

                МЕНТЫ 
          Когда я в первый день вышел на работу,  мне первым бросились в глаза четыре новеньких правительственных автомобиля ГАЗ-14 «Чайка», стоящих в нашем дворе. Именно о них моей маме звонила «министерша», выговаривая ей, за мою задержку в Таллинне. От этих автомобилей, и их дальнейшей эксплуатации, правительство СССР отказалось из-за конфуза, произошедшего с МС Горбачевым, когда он не смог проехать в одной колонне за автомобилем Рейгана, по узкой улочке швейцарского не то Цюриха, не то Берна. Эта модель «Чайки» имела недостаточный «выворот колес» не позволявший ей вписываться в повороты узких швейцарских улочек. Поэтому горбачевскому водителю пришлось творить чудеса и на каждом повороте, то двигаясь вперед, то сдавая назад, чтобы выполнить необходимый маневр, по нужной ему траектории. Это были первые из тех 130 машин, которые должны были поступить в течение ближайшего времени. На третий или четвертый день во дворе помимо «Чаек» появилось семь черных длинноносых «Волг Газ 3102», на которых в то время разъезжали большие боссы, от первых секретарей обкомов и выше. Потом как снежная лавина стали поступать обычные «Волги» ГаЗ 2410, которые приходили не своим ходом, а их доставляли попутными грузовиками ГаЗ-53 или ГаЗ-3307, поступающими в автохозяйства Украины, водители – перегонщики завода в Горьком. Иногда партии машин доставлялись двухэтажными прицепами-автовозами. Эта техника шла без всякого предупреждения и днем и ночью, как в рабочие, так и выходные дни. В мои обязанности входила ее приемка, проверка внешнего вида и комплектации. Если где-то, что-то отсутствовало, или было поломано, то я был обязан это отражать в приемо-сдаточной ведомости. Водители перегонщики, как правило, при отсутствии чего-либо, такие ведомости не брали, просили ничего не писать в них, и обещая после довоза недостающего, их забрать. Такие вещи ими были устроены специально. А вдруг я не замечу отсутствия запасного колеса или комплекта инструмента, подмахну акт и все пройдет. Дело сделано. Некоторые акты лежали у меня неделями, и никого не интересовало, что автомобиль не получен, а просто оставлен, без какой либо на то гарантии. Все, кроме первых одиннадцати автомобилей, разгружались и оставлялись на хранение на территории нашей базы материально-технического снабжения. Которая, хоть и находилась на улице Малинской, в окружении каких-то автохозяйств, гаражей и складов, а фактически располагалась в глухом лесу. В течение месяца складской двор был полностью заставлен поступившими автомобилями. Охрану этой территории несли два молодых хлопца, Витя и Славик, да их собака, добрая и «улыбчивая» овчарка. Дежурили они по очереди, заступая каждый на целую неделю. Как-то раз, в пятницу поле обеда, получив очередные автомобили, я возвращался домой. При пересадке с автобуса на метро, у входе на станцию «Берестейская , мне навстречу нивесть откуда, как из-подземли, появилась древняя сгорбленная старуха с мешком на плече, да с клюкой в руке. Мы уже разошлись с нею, когда сзади я услыхал ее голос, обращенный ко мне:
        -- Эй ты! Вот ты, с черным чемоданом. Готовься, скоро на тебя будет нападение.
        Я оглянулся и увидел, что она обращается именно ко мне, держащему в руке черный дипломат. Кроме нас на площадке никого не было. Сказав это, старуха повернулась и заковыляла к трамвайной остановке. Я подумал, какая-то странная, а может быть даже сумасшедшая эта старуха, и вскоре забыл о ее предупреждении.  В ночь с воскресения на понедельник, в четыре часа утра меня через сон, как током шибануло. Мне пришли на ум слова, сказанные горбатой старухой. «На тебя будет нападение…». Я с ужасом представил, что может быть нападение не на меня лично, а на склад, на котором под хилой охраной, находятся подотчетные мне машины. Что стоит группе налетчиков связать сторожа, угнать несколько новых машин , а потом мне за все это отвечай. Как в холодном поту, я быстро оделся, сел на машину и помчался на Малинскую. С затаенным дыханием подошел к воротам базы и увидел, что ближайшие к воротам и выезду автомобили все находятся на месте. У меня отлегло от сердца. На мой стук в ворота, из сторожки вышел заспанный Витя и вихляя хвостом, откуда то, прибежала, его ласковая помощница. С Малинской, я поехал на работу и,  дождавшись, когда приедет директор, убывающий в свою следующую поездку по очередному региону Украины, рассказал ему обо всем этом. Его длинное лицо вытянулось и стало еще длинней. Он выкатил испуганные глаза и произнес:
        -- Вот это -- заявочка. А я об этом даже не подумал. А это же вполне реальный вариант. Надо принимать срочные меры. Надо устанавливать милицейскую охрану, что бы она, в случае чего, несла материальную ответственность.
       Он дождался появления Коваленко, дал ему указание срочно заключить договор с милицией на охрану автомобилей, а сам уехал за очередными поборами. После обеда, под роспись с осмотром пломб на каждой автомашине, я передал свое беспокойное хозяйство в вороватые, ментовские руки. Время показало, что менты не упустили возможности, сняв или аккуратно отогнув проволочки у пломбы, на десятке автомобилей, украсть: комплекты инструмента, бачки стеклоомывателей, щетки дворников с держателями, зеркала и многое другое, что кому было нужно, и что не сразу бросалось в глаза. Не исключаю, что это делалось в сговоре с нашими сторожами. Но это были мелкие воры. Это были менты, из «Государственной службы охраны». Но бывают они и другие, о которых нельзя не сказать: Менты Государственной экзаменационно-регистрационной системы. Это уже совершенно другие менты. Это важные чиновники-вымогатели. С ними мне пришлось вплотную столкнуться, когда возникла необходимость начать регистрацию и получать номерные знаки на поступившие автомобили. Проблем с регистрацией и постановкой на учет «Чаек», у меня не было. В.Ю. Коваленко сам принес и отдал мне четыре техпаспорта и четыре пары номерных знаков сказав:
        --«Это на время спрятать в сейф, а это прикрепить на автомобили».               Буквально на следующий день две  «Чайки» убыли, одна в Москву, вторая в Донецк. По внешнему виду, повадкам и разговорам их новых хозяев можно было понять, что это ребята из верхов криминального мира. Возможно, я общался и передавал автомобили «Ворам в законе». Регистрация атомобилей, принадлежащих гос. структуре, в то время предусматривала, обязательное паркование их в гараже с со всеми его атрибутами (механиками выпуска, смотровыми ямами, обязательной охраной и т.д.). Допускался постой и при каком- нибудь автохозяйстве. Далее, шла постановка на учет в военном комиссариате, по месту расквартирования. И самое последнее и противное, это прохождение, нет, не Дантовских, а еще хуже, - девяти кругов ментовского ада. Об одном проходе через них, я вам расскажу. С самого утра, пока я, стуча одним пальцем, готовил на пишущей машинке регистрационные документы, аккуратно впечатывая в их многочисленные клеточки цифры: номеров моторов, кузовов, шасси и всего, что там требовалось, Коваленко куда-то долго звонил и потом с облегчением выдохнув, сказал:    
       -- Езжайте в МРЕО, на Туполева. Зайдете в кабинет к заместителю начальника, Николаю Васильевичу. Там вас примут. С ним все договорено.                Милицейский майор, посмотрев мои документы,  сказал - «вроде все есть, идите и сдавайте их на регистрацию». В зале регистрации ,народу было не менее , чем его бывает у касс стадиона, перед интересными матчами давних клубных соперников. У окна регистрации гос. транспорта, людей было значительно меньше, но, тем не менее, я здесь протолкался в очереди больше часа. Когда молодой лейтенант, наконец взял мои документы в руки, то первым что он спросил было: - А где отметка военкомата?
- В военкомате мне сказали, что постановка на учет в РВК будет только после получения техпаспорта и номерных знаков.    
        -- Так это? Так, они сказали? А у нас свои правила, поэтому езжайте в военкомат и сделайте отметку. Да, и еще у вас там не верно заполнены бланки, возвращая документы, сказал мент.
       -- Я же их заполнял строго по весящему у вас на стенде образцу?- с возмущением сказал я
       -- Значит, на стенде не правильно. И вообще, не задерживайте очередь. Следующий… - вызвал следующего лейтенант.
        В военкомате, мне удалось уговорить майора, занимавшегося постановкой на учет, сделать отметку, и что я обязательно, под честное слово полковника, сообщу ему регистрационные номера. После обеденного перерыва, я снова оказался у регистрационного окна. Здесь уже сидел новый человек, старший лейтенант. Взяв документы, он с удивлением спросил:
      -- А как это вы военкомате, получили отметку без номерных знаков? А потом промолвил : - Хотя, что мне до этого. Это их дело.
       Далее он внимательно просмотрел документы, шариковой ручкой сделал какие-то поправки на одном из них и вернув сказал, что надо их перепечатать с учетом его дополнений, о которых на стенде образцов не было и слова. И только в самом конце дня, успев перепечатать десять комплектов документов, получив повторную отметку в военкомате, и выстояв очередь, мне удалось их сдать на регистрацию. Через два дня мне из заявленных для регистрации десяти автомобилей, выдали тех паспорта и номерные знаки только на семь. И, ничего
не объяснив, вернули три комплекта документов. В тот же день я допечатал еще семь комплектов. А на следующее утро, дождавшись из банка платежку по оплате услуг регистрации и десяти пар номерных знаков, я через военкомат, снова поехал на ул. Туполева. Сегодня, отстояв часовую очередь, я вел беседу уже с третьим офицером МРЭО. Он принял мои документы и назначил день получения технических паспортов и номерных знаков. Когда я спросил его о трех проплаченных счетах, к возвращенным прошлый раз документам, он мне ответил, что о них можно забыть. Ах! Ну, если так, что можно о них забыть, то рассмотрим следующий вариант…- подумал про себя я. На следующий день я подошел к нашей кассирше, которая занималась банковскими операциями и спросил ее:                -- Валентина. А сколько ты можешь предоставить мне копий с платежами для МРЭО, заверенных мокрой банковской печатью?
          -- Да хоть сто. А сколько Вам надо.?
          -- Сто мне не нужно, а вот пять копий, по оплате десяти автомобилей, ты мне сделай.
           На следующие разы я предоставлял в МРЭО, копии давно проплаченных платежей, за прежние регистрации, выдавая их за новые проплаты. И это успешно проходило. Порядка полсотни автомобилей было зарегистрировано мной без фактической оплаты, без денег в гос. бюджет. Вот примерно такими были мои 12 или даже 15 походов в МРЕО. Такими были круги ментовского ада, когда мне, полковнику, иной раз хотелось застрелить на месте молодого лейтенанта, начинающего представителя этой гниющей системы. А вообще- то, по замыслу нашего руководства, эти поступившие автомобили планировалось использовать как средства, сдаваемые в аренду на три года с последующим выкупом. Этакой лизинг. Эту группу составляли Газ-2410. А две оставшиеся« Чайки» и семь черных представительских «Волг» ГаЗ-3102, должны были работать на предприятие, зарабатывая деньги на обслуживании свадеб и других торжеств. Прикинув, как это все будет выглядеть и посчитав какие доходы может принести это «наше безнадежное мероприятие», я заявил директору, что мы будем в «прогаре». Мои доводы были просты. Свадьбы бывают в основном два, максимум три дня в неделю (четверг- субботу). Машина сможет сделать один свадебный рейс, затратив порядка трех часов. Таким образом авто будут заняты всего 9 часов в неделю, а затраты за остальное время их простоя, содержания и оплату водителям, лягут на наши расходы. Генеральный сказал  «попробуем», но скоро убедился, что это «дохлый номер». Он разогнал набранных, ни весть откуда появившихся водителей, в основном бывших таксистов, и избавился от автомобилей, распродав их. К тому времени мне уже было намного легче. У меня появился механик автохозяйства, молодой парнишка Илья Дремак, с которым мы разделили наши обязанности. Он занимался текущими проблемами ремонта и обслуживания нашего грузового транспорта, а я вопросами регистрации автомобилей и всем остальным.  Все остальное, а это 120 «Волг Газ-2410», явились источником обогащения и создания первоначального капитала наших руководителей. Очереди страждущих заполучить в свое пользование новый автомобиль, выстраивались у дверей кабинета Гендиректора, а еще большие у дверей его доверенного лица, его дилера и деловара, главного бухгалтера фирмы Козловского Адольфа Марьяновича. Просители по одиночке заходили в кабинет главбуха, о чем-то наедине беседовали, а потом с радостным лицом и актами заключенного договора аренды, неслись в канцелярию, поставить печать завершающую процесс удачной сделки. А иные, понуро уходили восвояси. Настроение клиентов в данном случае, зависело от размеров выданной ими взятки. Все это происходило на моих глазах, но меня абсолютно не касалось. Моя задача состояла в том, что бы после регистрации автомобилей в МРЭО, передать их клиентам, поставив свою подпись о выдаче в акте «Договора аренды» и забрать доверенность на их получение, у новых хозяев. Главбух, получив от меня информацию об очередной партии зарегистрированных автомобилей, и в порядке очередности, известной лишь ему одному, оповещал клиентов о дне возможного получения. Они приезжали со всей Украины, Кто по-одному, а кто с друзьями или своими автомеханиками – гонщиками. Один еврей из Одессы приехал даже, со всей своей семьей -- женой, ребенком и старой толстой мамой. Они все компанией ходили следом за мной, просили выдать им хороший автомобиль, «который должен быть у меня на примете». И даже приглашали на следующее лето приехать  лично к ним на отдых, в Одессу. Конечно, после получения, все их приглашения забывались и собственно никто им не верил. Были такие, которые указав пальцем на авто, заявляли – «беру эту» и забирали. Были и другие, которые после заявления «беру эту», и уже после того когда механик выгонял ее линию их старта, послушав нашептывания жены, вдруг заявлял « Нет, Давайте возьмем вот эту» и указывал на другую. И тогда все начиналось с начала. А потом он, под недовольное «жужжанье» очередных клиентов, не отходивших от нас во время всей этой процедуры выбора, метался в альтернативе, какую брать. Первую или вторую. Толпа наседала на него:  «Слышь, ты, Выбирай быстрей , Нам еще сегодня надо в Тернополь ехать». Наконец он, махнув рукой, возвращался к первой, отняв у страждущих час времени. Я прямо здесь же, на капоте, вписывал в его « Договор аренды» необходимые данные. Оставлял один экземпляр договора себе для работы и давал команду охраннику «Открыть ворота». После чего он уезжал. Наступала очередь следующего и все повторялось примерно так, как в двух, выше описанных случаях. Всё. На сегодня все машины выданы и теперь надо в спокойной обстановке за столом разобраться в том, что сегодня сделано и вообще разобраться в остальных «своих баранах». Я зашел в комнату, специально для нас выделенную в здании бухгалтерии базы. Только было расположился за столом со своими бумагами, как в дверь без стука вошел мужчина, которого я видел в рядах ротозеев и болельщиков, обслуженных мной клиентов. Он достал красную книжку и представившись сотрудником ОБХСС, сказал: 
        -- Я целый день хожу и внимательно наблюдаю за вами и вашим механиком, и не могу понять, когда и как вы успеваете брать взятки? Не для протокола и не для возбуждения против вас дела, поделитесь как у вас это получается.
         Я посмотрел на него и спросил, кто он по званию.
        -- Старший лейтенант, - ответил Бэх.
        -- Так вот знай. Вы не здесь ищете. Я советский полковник, и военный летчик, еще не снизошел до того, что бы заниматься вымогательством и поборами. Ничем я с вами поделиться не могу. Вот только могу дать одну из бутылок водки, оставленную в знак благодарности, сегодняшними клиентами, в этом кабинете. Пока мы с вами целый день топтались на свежем воздухе, они их и оставили. Коньяк вы не получите. Вам как младшему офицеру, коньяк не положен. Он посмотрел на две бутылки водки и одну коньяка, стоящих в углу пустой комнаты, сразу же за открываемой во внутрь двери. И сказал:
        -- «Это разве взятка? Это просто благодарность » А взятку, я все-таки получил. И получил ее сам не зная того ,как это вышло. Тогда ко мне, для получения автомобилей приехали два мужика, директора наших станций из Тернополя и Ровно. Были они слегка навеселе. Брали они те автомобили, которые стояли  с краю и особенно не выбирая. Выдавал я их им не по «Договору аренды», а по простой «доверенности», подписанной нашим же главным бухгалтером Адольфом Козловским. Машины уходили в Ровно и Тернополь, как служебные машины для них,  директоров наших СТО. Когда передача была закончена  и я собрался было идти к себе в конторку, ко мне подошел один из них, Василий Васильевич Улич, пожал мне руку и слегка похлопав меня ладонью по груди сказал:
           -- Спасибо начальник за то, что быстро обслужил. Приезжай ко мне в Тернополь, в гости.
             Вечером, вернувшись домой, я обнаружил в нагрудном кармане тенниски купюру в 50 советских рублей. Позже, когда мы с Василием Уличем, подружились, я спросил его:
            -- Вася, как тебе тогда это удалось? Он ответил:
            -- Ловкость рук и никакого мошенства.
           И последняя, четвертая категория ментов, с которой мне пришлось тогда столкнуться. Это санитары дорог и бесплатные рассказчики с полосатыми жезлами в руках. Это инспектора ГАИ. Мое автохозяйство курировалось со стороны органов МВД, отделом ГАИ Ленинградского района города Киева. К нам периодически заглядывал заместитель его начальника, старший лейтенант Лазаренко Сергей Петрович. Его, мужчину немногим старше тридцати лет, интересовали не столько наши автомобильные дела, сколько затянувшийся на полгода восстановительный ремонт его прогнившего автомобиля, купленного им по дешевке, и скорее всего из-за его техпаспорта. Мы с ним познакомились и он, уходя сказал мне:
         -- Помогайте, Игоревич, помогайте. Помогайте, товарищ полковник.
         Я в меру своих возможностей доставал для него недостающие запчасти, договариваясь с начальником службы снабжения, или просил ребят из регионов, привозить ему то, что у них имеется. По этому, он закрывал глаза на наше многое. Жили мы с ним дружно, в мире да согласии.
       Осеню, у нас должна была состояться их плановая проверка, о дате проведения которой, он меня предупредил загодя. Я поставил в известность своего механика и попросил организовать подготовку техники, а сам занялся проверкой и подготовкой документацией автобазы и водителей. В день проверки Сергей Петрович пришел к нам в нашу коморку, служившую и диспетчерской и комнатой завхоза. Не спросив ни одного документа, не осмотрев ни одной автомашины он сказал механику:
      -- Илья. Я надеюсь, что ты знаешь, как устраняются типовые недостатки в автохозяйствах, подобных  вашему. Вот тебе акт проверки и квитанция на оплату штрафа, за вскрытые нарушения. Уплатишь по квитанции 25 рублей и храни ее вместе с планом устранения недостатков и этим актом проверки. Оплатить не позже трех дней. А теперь иди и собери со своих водителей сто рублей и принеси их мне. Это будет считаться вашим вкладом в фонд и дело укрепления и улучшения службы ГАИ.
        Сказано все это было абсолютно спокойно, без назидания, стеснения и какого-то внутреннего дискомфорта. Илья достал из кармана деньги, и, отсчитав сотню, передал ее нашему куратору от МВД.
       -- Да, Илья. Ты действительно знаешь, как устраняются недостатки. Я вижу, что так же хорошо это знают и твои водители. Вот так действуйте и впредь. Сказав это, он попрощался и ушел.

              КАРЬЕРА.  ГОЛОВОКРУЖИТЕЛЬНЫЙ ВЗЛЕТ
         Общение с людьми, получавшими у нас автомобили, не прошло для меня даром. Среди многих клиентов, мне повезло встретиться с взрослым порядочным человеком, бизнесменом и руководителем, большого частного предприятия с названием «Тепличное», занимавшегося строительством сельхоз объектов. Он меня попросил о небольшой услуге, которую я для него сделал, после этого он спросил, не нуждаюсь ли в чем я сам?  Я, зная сферу его деятельности, попросил помочь мне приобрести за оплату 10 000 штук силикатного кирпича. У меня было желание построить на нашей усадьбе, вместо старого деревянного, новый кирпичный гараж. Он, подумав, сказал: Помогу. Дай мне твой телефон и жди моего звонка в ближайшее время. Прошла неделя.  Я, уже не надеясь ни на что, об обещанном забыл. Но телефонный звонок возобновил мою надежду.
        -- Вам звонит секретарь генерального директора ЧП «Тепличный» Светлана. Владимир Николаевич, просил передать Вам, что ваш вопрос может быть решен положительно, только для этого вам нужно завтра к двенадцати прибыть к нам в офис на Ново-Константиновскую №….
          На следующий день я вошел в кабинет Гендиректора, частного предприятия. Он встал, поздоровался со мной и извинившись за занятость отправил меня к своему заму, сказав:
        -- Идите к нему. Это мой сын Валерий, он в курсе вашей проблемы. Я дал ему указание, и он все сделает как надо. А теперь еще раз простите, я очень занят.
         Валерий Владимирович, мужчина лет тридцати, без лишних «мансов», сказал, что фирма из своих фондов готова  выделить необходимый мне кирпич, по их закупочной цене, после его оплаты через банк или кассу фирмы наличными. Проблема транспорта остается за мной. Получить можно в течение двух недель на кирпичном заводе в Корчеватом, или на заводе в районе метро Левобережной. От Корчеватого до нашего дома было как минимум в два раза дальше, чем от Левобережной и я попросил его о втором месте получения. После этого он позвонил какому-то человеку и распорядился, чтобы тот после получения бухгалтерией моей оплаты открыл на мое имя наряд на отгрузку с завода, на левом берегу. Затем он предупредил бухгалтерию, что бы она приняла мой платеж на кирпич, по их закупочной цене, без дополнительных накруток. На следующий день вопрос оплаты кирпича был решен. Была решена проблема с автотранспортом по его доставке. Помог мне в этом Коваленко ВЮ и некто Белан АТ, который  где-то долго и нудно организовывал «Учебный центр» для подготовки наших специалистов в сфере технического обслуживания автомобилей. Да так он его и не создал. В субботу с утра пораньше, я был на кирпичном заводе. Машины получающих, выстраивались в длинную очередь перед воротами предприятия. Из двух заказанных мной машин пришел один КаМаЗ, с кузовом длинномер, второй пока отсутствовал. С началом рабочего дня, стали запускать машины на территорию, по выписанным нарядам. Моей второй машины не было и мне грозило, что сегодня погрузка сорвется, так как никто разрывать наряд на две части не будет и что придется снова заказывать машины. В самый последний момент, мой второй водитель подъехал с опозданием в час.                Васыль, ты чего опоздал?
          -- Проспав, пробачте, проспав,- ответил виновато водитель.
          -- Ты проспав, а я из-за тебя весь на нервах. Придется доложить Николаю Ивановичу
          -- Не кажить, будь ласка. Бо вин мене выжене з роботы.
          Погрузка двух машин кирпича заняла не больше 15 минут . Его вывозили в кассетах прямо из печи. Затем кран поднимал кассеты и раскрывал их над кузовом. Кирпич с грохотом загружал свободное пространство, единично выпадая за борт и частично ломаясь на куски при ударе, заполняя кузов. Дежурный по площадке требовал убирать на машину свалившиеся на землю кирпичи. Если, кому то из грузивших кирпич для предприятий это было не особенно нужно, то представители частного сектора, подбирали все до четвертинок. Я был ни чем не хуже и в ряду последних. Еще сорок минут времени и мы подъехали к дому. Первая машина подошла в плотную к палисаду у которого уже предварительно были демонтированы пару секций забора. Возле дома меня ожидала бригада разгрузки, состоящая из моих родственников: брат с женой, его зять с другом и двух мои стариков. Последних двух от работ сразу же отстранили, а все остальные «кинулись в бой». С открытием бокового борта на землю в палисад хлынула лавина строительного материала, образовав длинный высокий бруствер Молодчики забрались наверх и начали лихо сбрасывать кирпич, перекидывая его через этот бруствер, подальше от линии ограды. По мере выполнения работ и расходования сил полет кирпича становился все короче, а куча на кузове убывала крайне медленно. Наконец с первой машиной было покончено И я, рассчитавшись с водителем, отпустил ее.
        На место «трудового подвига» подъехал «штрафник Василий». Аналогичным образом открытый боковой борт превратил «окопный бруствер» в «оборонный вал». Увеличив его как по высоте, так и по ширине, но в сторону дороги. Добровольцев лезть на кузов второй машины, оказалось значительно меньше. На верху начали работу я с братом , да «штрафник Василий». Молодежь и «братова» жена, работали на нижнем эшелоне. Через некоторое время молодежь окончательно выдохлась, и, ссылаясь на радикулит и боль в спине, умыкнула от «трудовой повинности». На кузове остались лишь мы с водителем. А после того, как отпустили качающуюся он усталости невестку, на кузове я остался один. Последние кирпичи с кузова уже не летели, а я их просто сгребал. Самый последний кирпич, я смог сдвинуть с кузова только ногой, руки не работали. Все. Разгрузка окончена. Кузов пуст. Можно закрывать борт. На кучу кирпича смотреть не хотелось, даже более того, от её вида подташнивало. К чести водителя могу сказать, что он помогал нам разгрузить обе машины, от первого до последнего кирпича. Тем самым заработал себе прощение и дополнительную оплату к сумме оговоренной ранее за доставку. Я бы лично ни за какую прибавку, так не убивался. Подведем итог. Полуторный силикатный кирпич весит чуть более 6 кг, Нам было выгружено 10000штук, а это, на минуточку, не много, не мало, а 60тон. Трудно поверить, но мы это сделали. Силы и резервы человека не предсказуемы, когда он работает не на кого-то, а на себя.
          Незаметно прошла осень, в течение которой я по выходным на своей тележке перевез из палисада кирпич и уложил ровными штабелями у места предстоящего строительства. Так закончился для меня этот 1990год. В прошедшем году у меня было одно памятное событие. Тогда, 18 августа наше Черниговское летное училище, отмечало 50 летний юбилей своего образования. После торжественного построения на городской площади личного состава училища и многотысячной армии его ветеранов, в здании городского драмтеатра было проведено торжественное собрание с присутствием в составе президиума, православного священника. Это для меня явилось откровением. Вечером в одном из залов ресторана гостиницы «Градецкой» собрались мы, выпускники 1967 года, отметить этот юбилей. Собралось нас человек сорок. Кто с женами, кто сам. В самом начале застолья, когда после двух выпитых, по авиационной традиции пьют третью, молча и не чокаясь, за ребят от нас ушедших, кто-то достал древний список еще нашей курсантский вечерней поверки и старейший из нас начал перекличку. Все молча встали и, слушая произносимые фамилии, отвечали: «Я» - те, кто присутствовал, « Отсутствует на службе», за тех, кто не смог приехать.  «Погиб при исполнении служебных обязанностей» за тех кто остался в вечном полете. Примерно одну треть мы потеряли за эти годы. Небо за жизнь в нем берет  дорогую плату.
         Бестолковая и дерганая работа на автобазе, состоящая в основном в экстренном решении острых и неотложных проблем транспортного обеспечения, когда всем, до зарезу, нужен автомобиль и именно в данный момент, угнетала меня. Постоянная борьба с водителями «жучилами и деловарами», стремящимися где-то на стороне урвать свое, заставила задуматься о более спокойной. Тем более что у меня с начала июня был законный отпуск. Я даже намекнул Генеральному директору, пусть он ищет на мое место замену. Как-то, в эти дни я открыл одну из центральных газет и увидел напечатанный в ней «Закон Украины об охране труда». В нем говорилось, что на предприятии, имеющем 50 и более работников, должен быть в обязательном порядке освобожденный штатный специалист в этой области, У нас на тот момент, при общей численности около 500-человек, такого работника еще не было. Недели за две до отпуска, на планерке, я еще раз напомнил Генеральному о своем желании оставить автобазу, на что он мне ответил: - А ты куда пойдешь? И тут я достал газету с «Законом» и показал подчеркнутые красным карандашом его строки, говорившие о вводимом новшестве. Увидев это, Прищепов сказал Коваленко, что бы тот искал мне замену, а начальнику ОК, после сдачи мной дел и должности, перевести меня приказом на вновь вводимую должность «инженера по охране труда. Так, за неделю до отпуска, я был временно прикреплен к  составу технического отдела, как специалист «по охране труда.» При этом, по всем положениям, я непосредственно замыкался на Генерального директора, и его главного инженера. Кроме меня в техническом отделе были инженер-технолог Игорь Чемров и инженер по оборудования Володя Петрик. Да еще, у нас в комнате располагалась какая-то девчонка, не то чертежница, не то машинистка из соседнего отдела капитального строительства. Возглавлял отдел некто А.Волков, мужчина лет за тридцать пять. Как потом выяснилось, он был зятем майора вертолетчика, моего приятеля по службе в Германии, и соседа по одному дому. А его жену, я помнил еще девчонкой-школьницей.  Волкова на всех совещаниях и планерках пороли за плохую организации работы отдела, и даже было несколько высказываний Генерального, что ему самому не плохо бы подыскать себе новую работу, в другом месте, Завел он в отделе порядок, когда выйти из комнаты можно было только с его разрешения или во время перерыва, который объявлялся им на пятидесятой минуте каждого часа, а заканчивался строго по нулям. Придя в отдел, я занял указанное мне место, достал «Закон» и стал его изучать, делая записи в тетрадь. Володя Петрик сидел ничего ни делая, опершись локтями в стол,  а лицом в ладони. Игорь Чемров за компьютером гонял «Дигера», и было слышно как  кто-то, кого-то у него в этой игре жрет. Волков сидел, читая какие-то бумаги. В отделе была тишина и никто из них не занимался делом. Покончив с «Законом», я решил пройти через двор на станцию техобслуживания и внимательно посмотреть, как на ней организован трудовой процесс, и чего не хватает для нормальной охраны труда. Когда я встал и направился к двери, Волков меня одернул:
           -- А вы куда? Кто вам разрешал выходить? Я не разрешаю.
          На что я ему ответил:
          --Ты не забывай, что я в вашем отделе  нахожусь территориально. А делать буду то, что мне положено по должности. Сидеть, на месте как истукан, изображая бурную деятельность, я не буду.
         От моих слов его заметно покоробило, но он ничего не ответил. За оставшиеся до отпуска дни я разложил по пачкам, присланные из Горького, «инструкции по охране труда» на различные производственные операции. Подписал названия СТО, на которые их нужно будет отправить, и, поручил Федору Нестеровичу сделать это в мое отсутствие. После скромной «отвальной», я ушел на отдых. Двадцать четыре отпускных дня пролетели как один. В хорошем настроении и с легким сердцем, что я скоро увижу Федора, что мне не надо больше заниматься вопросами транспорта и переживать, не попадет ли кто из моих водителей в аварию, или другую неприятность, я спокойно и не торопясь шел с трамвайной остановки, в сторону нашей фирмы. Меня обгоняли прохожие, а мне, в отличие от них, не надо было торопиться. До начала рабочего дня оставалось пять минут, а до нашей проходной не более 200метров. В этот момент, меня за локоть придержал, догнавший начальник нашего планово- экономического отдела, тридцати двух летний «забулдыга», Игорь Юрьевич Елисеев.
        -- Привет Игорек! Куда торопишься? Какие проблемы?
        -- Это не у меня проблемы. Это у вас с сегодняшнего дня, начинаются в жизни проблемы.
        -- Вы «выставляться» думаете, Игорь?
        -- Побойся Бога. Я же «выставлялся» перед уходом в отпуск. И ты там присутствовал. (Игорь присутствовал везде, где пахло выпивкой)
       -- Это было за отпуск. А сегодня совсем за другое. За ваше новое назначение.
       -- Так мы же, и мое назначение на «охрану труда» уже отметили ?
       -- Да причем здесь «охрана труда»? Вас назначили начальником «Технического отдела». Вместо Волкова.
      -- А Волков куда?
      -- А ему помогли уйти.
      -- Какой из меня начальник технического отдела?. Я в этом не черта не понимаю и я с этим не справлюсь?- возмутился я
     -- Не волнуйся. Это временно. Тем не менее, приказ на тебя «временного», с сегодняшнего дня, уже подписан.
      Я воспринял заявление экономиста как розыгрыш, но Федор подтвердил его слова. Он рассказал мне, как состоялось это назначение
      На планерке Генеральный объявил, что А.В. Волков осчастливил наш коллектив, написав заявление «по собственному желанию». И Генеральный принял решение временно на эту должность поставить тебя, и сказал.:
       -- Пусть он там наведет элементарный порядок. А мы за это время подыщем нового начальника. Все, промолчав, с этим предложением согласились. Согласился даже и Мудрицкий.
     -- А это кто еще такой? - Это наш новый главный инженер.
        -- А где тот, который был на К? Кулик, Который пришел накануне моего отпуска?.
       --Так его же через два дня выгнали. Он привел с сбой конструктора, что бы тот вычертил ему ворота в гараж, а хлопцы, на техстанции их сварили из казенного материала. Потом он сам поехал на базу и начал там паковать багажник дефицитными запчастями. Начальник снабжения доложил Генеральному, и мы Кулика больше не видели. Улетел тот Кулик. А у тебя в отделе, остался приведенный им конструктор Кулеш АИ.
        -- Иди , вон Чемров, радостно скачет, хочет тебе передать обязанности.- указав в сторону окон нашего отдела, заявил Федор.
       Сотрудники техотдела встретили меня радушно. Перекинувшись с ними парой слов, я пошел представиться начальству по случаю выхода из отпуска на службу. В кабинете главного инженера меня встретил молодой светловолосый мужчина, лет за тридцать, приятной внешности с обходительным обращением. Ознакомившись в беседе с моим прошлым и результатом  моей трудовой деятельности на фирме, а так же выслушав мои сомнения в возможностях возглавить Техотдел, он сказал:
        -- Не все сразу рождаются технологами, ими становятся. Начальниками могут быть те, у кого есть склонность повести за собой коллектив. Я думаю, вы с вашим опытом командования в СА, сможете это сделать. Идите и работайте, а замену вам, мы, если понадобится, всегда найдем. И я пошел. Придя в отдел, я попросил И.Чемрова, предать мне документы, которыми отдел руководствовался при выполнении им функциональных обязанностей, и должностные инструкции работников. На стол передо мною легли несколько книг по техническому ремонту автомобилей марки ГАЗ, пара Каталогов автозапчастей, да хилая папка с какими-то, затертыми старыми распоряжениями и телеграммами из Горького.
        -- И это все? А где остальное?
       -- И это, все - ответил мне технолог   
       -- Ребята. И как же вы работали? Что за два года выдали «на гора»? Чем можете подтвердить вашу работу?
      -- Работали хорошо, от понедельника до пятницы, от аванса до получки. А отчеты строчил начальник. А где они, и где он сейчас сам, мы не знаем.
      Тогда я увидел, что даже я, ничего не знающий и не понимающий в производстве, попал в обстановку, когда все нужно было начинать с нуля. Этой службой до того, никто не занимался. Они просиживали штаны, проедали деньги предприятия и существовали сами для себя. Я понимал, что в любой день может прийти новый начальник техотдела и достойно занять свое место. Но ответственность за порученное дело, воспитанная в нас военных, за долгие годы службы, не позволяла мне работать спустя рукава, хоть и временно.

                НАЧАЛО ДОЛГОГО ПУТИ
        Начиная работу по наведения порядка в «Техническом отделе», а фактически создания его с нуля, я понимал, что надо определить круг и объем его задач. А также перечень функциональных обязанностей его сотрудников, которые должны быть отражены в «Положении об отделе» и «Должностных инструкциях». Тогда можно построить нормальную работу и не быть привлекаемыми к посторонним, не свойственным отделу задачам. С этой мыслью я подошел к Мудрицкому, и Александр Владимирович, после недолгого раздумья, дал отмашку  «Вперед!». Через пару недель, с помощью запрошенных и полученных рекомендаций Технического управления Горьковского автозавода  «Положения о техническом и сервисном обслуживании автомобилей граждан, в сети СТО» и моих домыслов , (чего не хватает, и как это должно и может быть), эти два пакета документов были отработаны и утверждены Генеральным. С С.М. Прищеповым. В этом плане работать было легко. Он подобные начинания, если они не касались денежных потоков, воспринимал и поддерживал легко, особо в них не вникая. Работая в молодые годы таксистом, затем окончив Автодорожный институт, не то вечерний, не то заочно, он особо глубоко тонкостями организации производства не владел. Будучи директором по коммерции и снабжению одного из киевских автозаводов, он в Горьком нашел свою «золотую жилу», которая привела его в кресло Гендиректора нашей фирмы, создаваемой как региональный филиал Всесоюзной сети гарантийного и сервисного авто-технического обслуживания, автомобилей «Газ», на Украине.
         Итак первый шаг был сделан. И работа потихоньку, пошла. Теперь мы знали, за что отвечаем, и какие задачи должен решать каждый из нас, в объеме своих прав и обязанностей. Чт бы знать, чем наш центр располагал на своих станциях в различных областях Украины, я разработал формализованный вопросник, на который мне должны были в течение двух недель ответить руководители СТО. Дело шло не шатко, не валко, указанный срок доклада срывался, но в конце концов, мы своего добились и получили за подписью директоров СТО информацию, достоверность которой во многом вызывала сомнения. Я периодически теребил Мудрицкого:  где, мол, новый начальник техотдела, когда мне придет замена? Он постоянно  отнекивался и, шутя, отвечал: - «Ищем. Как только, так сразу. Не волнуйся. Тебя на этой должности мы не оставим».  На одной из планерок в начале августа Генеральный объявил, то в конце месяца в Мукачево состоится первое «республиканское совещание» руководителей всех подразделений нашего предприятия. И тут же огласил порядок дня. Когда я услыхал, что после вступительного слова Генерального директора, первым выступает начальник ТО, с докладом на тему « Техническая политика развития предприятия и меры по повышению эффективности производства и качества работ», я «охренел». О какой технической политике я мог говорить, если я ничего в ней не понимаю? Но, делать было нечего, оправдываться поздно. Директор тут же перед всеми утвердил план совещания и приказал Леониде Антоновне разослать его по нашим станциям. Богатый армейский опыт подсказал мне выход из создавшейся ситуации. Я знал, что большие и густо заполненные наглядные схемы, всегда лучше привлекают внимание, чем голые слова доклада. Я дал указания двум своим «нукерам», склеить из ватмана две огромные «простыни» размером 180х220см, Начертить на них по моему черновику таблицу, которую заполнить цифрами, полученными от директоров в опросных листах. Получилось очень наглядно и убедительно. Поиграв цифрами, и придуманными мной удельными показателями, я бы мог спокойно «убить» и «запудрить мозги», любой аудитории. В таблице, наряду с денежной отдачей с одного метра производственной площади, средней выработки на одного работающего и обслуживающего, было видно сколько и какого основного оборудования было на каждой станции, какие производственные затраты на каких участках. Это были показатели и цифры, не предусмотренные никакой статистикой, но зато они создавали картину глубокого анализа, кто хуже, а кто лучше. Всю эту словесную «белиберду», я отразил на нескольких страницах машинописного текста и с ужасом подумал « прокатит или не прокатит»? Тем не менее, к выступлению по первому вопросу, я был готов. Две разукрашенные схемы, на струганных рейках, написанные аккуратным чертежным шрифтом, эффектно смотрелись на стене. В это же самое время, в нашей стране произошло событие, которое круто повернуло ход дальнейшего развития страны,  да и всего человечества.
        19 августа 1991 года в Москве состоялось заседание ГКЧП, с объявлением народу новых требований к трудовой дисциплине, экономии и бережливости. Но, к сожалению, оно через три дня было задушено силами Ельцинской реакции. В эти же дни, 20 августа 1991г, Эстония и страны Балтии вышли из СССР. На совещание отъезжали одной общей колонной, ранним утром, от киевского офиса. Накануне вечером в Киев съехались на своих служебных «Волгах» руководители из Харькова, Луганска, Донецка, Мариуполя, Днепропетровска и других городов восточных областей. В каждой машине, кроме водителя, ехали директор, бухгалтер, а иногда еще и замы по производству. Мудрицкий взял меня к себе, и мы втроем с водителем, возглавив колонну, тронулись в путь. Через два часа пути, мы подъезжая к границе Житомерской области, увидели стоящий на обочине автомобиль с открытым багажником. Выйдя на дорогу и давая нам отмашку на остановку, нас встречал начальник Новоград –Волынской СТО Борис Барановский.  Колонна остановилась. Боря пригласил всех желающих, и не особо желающих, подойти к его машине и отметить прибытие на землю житомирщины. Компания директоров, не обремененная вождением автомобиля, пока не  «выжрала» по три хороших рюмки «За встречу, за дружбу, на коня» с места не двинулась, Через два часа картина повторилась на границе Ровенской области и опять «За встречу, за дружбу, на коня». Далее были Тернопольская и Закарпатская гостеприимные границы, и такой же теплый прием. Мы с Мудрицким, в этой вакханалии и возлияниях участвовать не пожелали. Нам завтра предстояло выступать с докладами на «републиканском совещании», перед аудиторией этих поддатых мужиков. После теплых и радостных приемов на границах гостеприимных областей, большинство делегатов в Мукачево, приехали «чуть теплыми». На следующее утро наше совещание, намеченное начаться в 9. 00, из за долгого сбора делегатов, началось в одиннадцать. Мои схемы и мой доклад с глубоким анализом деятельности каждой из станци, возимел ожидаемый эффект. Полутрезвые директора, увидели «лицо своей деятельности». Рассмотрев схемы, директор из Алксандрии ВА Кузькин воскликнул
         -- Екарный бабай! Так это же какой то «кошмар-караул.
        Вместо запланированного двадцатиминутного выступления, меня продержали на «сцене» более часу.  Слушатели задавали вопросы, и удивлялись, откуда все эти данные. Позже, когда я им объяснил, что это все данные из опросных листов, ими подписанных; директор из Запорожья Женя Невинный сказал:  «И чего с пьяна только не подпишешь?»  Потом А.Хутроной из Крывого-Рога, предложил сделать перерыв, чтобы войти в график и плавно перевести перерыв в обед. Все его поддержали, и Генеральный сдался и согласился. Обед превратился в продолжение вчерашнего, только с большей силой. Им некуда было торопиться и ехать. Они были уже на месте. Они все приехали. А точней, «приплыли». На этом повестка «Первого республиканского совещания» была исчерпана, А все оставшиеся нереализованные выступления, было предложено озвучить на следующем аналогичном совещании, через пару месяцев, где-нибудь в Яремче. И действительно. В конце декабря, за сутки до католического Рождества, мы часам к шестнадцати, всей нашей «многомашинной» компанией, проехав насквозь Яремчу, на ее окраине подкатили к какому-то длинному деревянному одноэтажному строению, служившему не то пионерским лагерем, не то пустовавшей турбазой. В здании было тепло и уютно, и только переговоры приезжих, да топот ног их водителей, разгружавших автомобили и вносивших в номера своих шефов, кто ящики с водкой, кто тяжелые сумки с мясными копченостями, нарушали эту благодатную тишину. Пансионат располагался в неширокой долине, с обеих сторон ограждаемой 150—200 метровой высоты горными грядами, поросшими редкими «смереками», напоминающими наши сосны, только более стройными и красивыми.
         По приезду и сразу же после разгрузки, все разбрелись по своим кельям , поселяясь где кому хотелось и с кем хотелось. Часам к восемнадцати пошли на ужин, который был накрыт не в столовой, а в этом же строении в небольшом зале со сценой. Ужин, начавшийся «с братания», продолжался под звон бокалов и традиционное закарпатское «Вьё!», что в переводе означало «Ну. Будем!». Генеральный при этом почти не пил, оценивая уровень подготовки присутствующих. Когда он увидел, что «директорский корпус» дошел до кондиции, то объявил, что на этом ужину конец. А по скольку завтра предпраздничный день, то «Совет директоров» с решением пары вопросов, будет проведен прямо сейчас. Так он поступал практически всегда, когда ему было необходимо, протянуть какие-то свои сомнительные решения. Все лишние, не члены «совета директоров» , покинули зал и разбрелись по своим кельям продолжать начатое, А я после долгой дороги и небольшой дозы выпитого, отправился в наш с Мудрицким номер готовиться к завтрашнему выступлению – и лег СПАТЬ. Для облегчения душ, перетрудившихся во вчерашнем застолье, завтрак был организован не в столовой, а в знаменитой Яремченской колыбе. Это было такое, тесанное из ошкуренной смереки здание, которое по своему предназначению представляло обычную корчму. Внутри его был оборудован мангал и дым по-черному улетал в голубое закарпатское небо через специальное отверстие в деревянной кровле. От излучаемого мангалом тепла, создавалось впечатление, что помещение хорошо натоплено, но ветер, продувавший колыбу через щели между бревнами стен, напоминал , что это уже не лето и надо бы позаботиться о радикулите, у кого он есть, или о возможно, скособоченной на завтрашнее утро, собственной шее. В ту предрождественскую ночь на Яремчу выпал первый снег. Он лежал небольшим слоем, покрывая все вокруг. На дворе был небольшой морозец, и я вместе с двумя молодыми директорами из Чернигова и Сумм, уставших от вчерашней пьянки, решил пройтись по свежему воздуху. Мы шли вверх по краю неширокого каньона, образовавшего русло речушки. Ее прозрачная вода, текла быстро и игриво, скатываясь с камня на камень, при этом издавала нежный почти ксилофонический перезвон. Небольшие валуны, которых не задевало течение, но были в зоне разлетающихся брызг, обрастали тонкими одежками льда. Зима вступила в свои права. Пройдя метров четыреста, мы остановились, любуясь окружающей нас природой и вдыхая чистейший воздух Карпат. Мы стояли молча, и каждый видел в окружающих нас крутых поросших склонах северо-восточных отрогов гор, свое. Я не знаю, о чем думали мои попутчики? Лично я, глядя вокруг, представил, как в этом окружающем великолепии, такой же зимой 1944 года, в этом самом распадке вела бой и погибала партизанская бригада Исидора Ковпака. Их сюда заманили бандеровцы, которые вместе с немцами устроили здесь им западню, из которой, вырваться удалось немногим. Да и всего в паре километрах от этого места, у перекрестка дорог, в том бою пал легендарный ковпаковский комиссар  Семен Руднев. И вдруг как будто автоматная очередь, из того далекого военного прошлого, по ушам резануло:
           -- «Гэй, на высоким полоныни…»
           Это запел, проверяя своим красивым и громким голосом акустику леса, наш  товарищ-черниговчанин Женя Лукьяница. Звонкое горное эхо подхватило этот запев и понесло его вдоль всех седых Карпат.
          После колыбы, было проведено запланированное совещание, на котором в качестве выступающих отчитались: зам по снабжению, главный бухгалтер, главный инженер и мне предложили вместо, выступления ответить на ряд вопросов интересующих директоров. По окончанию совещания был объявлен дневной сон. Уставшие бойцы готовились к своему главному штурму к встрече «Ночи перед Рождеством». За стол сели с первой звездой. На столе кроме обязательных рождественских блюд было еще и море того, чего могло и не быть. С началом застолья не торопились, ждали какой-то рождественский сюрприз. Потом кто-то сорвался, и замедленно началась раскрутка. Организатор и хозяин этого приема, директор СТО из Ивано-Франковска Ярослав Гейтота, внутренне выражая свое неудовольствие, периодически поглядывая на часы. Кто-то, войдя с улицы в зал, объявил, что на улице повалил снег. Мы вышли подышать свежим воздухом, и попали в сказку. С высоты небес на землю при абсолютном безветрии, валились огромные лапастые хлопья снега. Такая красота может быть только в Карпатах, да еще в ночь перед Рождеством. А какое оно католическое или православное, это не имеет значения. Ведь в эту ночь родился Спаситель. Ожидаемый сюрприз появился с опозданием на четыре часа. Его появление было отмечено звуком сопелки, стуком в барабан, да неожиданным появлением на сцене десятка ряженных. Они, одетые кто в козла, кто в медведя, кто в бабу-ягу, пара пастухов и прочих персонажей рождественского «вертепа», шли за путеводной звездой устроенной на шесту. Вскоре на сцене появился какой-то ящик, прикрытый покрывалом. Под божественное пенье участвующей в этом действе детворы, покрывало было плавно сдвинуто с ящика и нашему взору, предстала библейская пещера с яслями и младенцем Христа в них. Были в этой пещере кроме спасителя-мессии, и Дева Мария, и плотник Яаков, и восточные мудрецы, и понятное дело, ослик. Тонкие детские голоса, выводя высокие нотки, пели какие-то теплые слова, из которых, по причине незнания закарпатского диалекта, я смог уловить только «Христос народывся», да что-то еще, про «Славы'мо, славы'мо, земле», да « пане господаре». В зале было жарко и душно, и я решил выйти в коридор, и стоя у открытой двери наблюдать за этим священным, ранее никогда мной не виданным действом. У двери стояли два моих утренних попутчика Евгений и Яков. Я присоединился к этим малопьющим мужичкам. В этот момент из глубины коридора к нам, с сигаретой в руке подошла Леонида Антоновна. Она была в том состоянии, когда женщины в знакомой компании, переходят на матерок и могут поделиться сокровенным и даже пойти на неожиданный поступок. Она стала рядом с нами рассматривая вертеп, а потом, затянувшись дымом сигареты, вдруг взяла меня за рукав и сказала:
           -- Игорек, какой ты сегодня у нас красивый, На тебе новый костюм, галстук в тон. Вообще ты просто прелесть.
          -- Я всегда такой. А сегодня, это только для вас --отшутился я.
        Тогда она, обращаясь к моим товарищам, сказала:
         -- Ребята вы посмотрите на него. Какой мужик пропадает? Была бы я лет на пятнадцать моложе, я бы им занялась…
         Туповатый Яша из Сумм сказал невпопад:
           -- Да он у нас не просто полковник, но и военный летчик.
         -- Да при чем здесь это. С досадой сказала Леонида, а потом продолжила. - У меня дочка. Красавица. Семь лет как закончила мединститут. Работает врачом. Умная девочка, а нашла себе дурака-дураком, который ее уже два года за нос водит. Может тебя за нее посватать.?
        -- Меня нельзя. Я женат, - ответил я.
        -- Об этом уж лучше помолчим, - сказала она, закрывая вопрос
         Я видел ее Ольгу, высокую худую девицу с передними зубами, торчащими вперед и налезающими друг на друга. Тогда Леонида ее подослала ко мне «засветиться». Ольга попросила меня передать ее бабушке-«министерше», шерстяную кофточку, якобы забытую ею у них дома, при прошлом «министерском» визите. А сейчас бабушка мерзнет без нее и не может дождаться, когда ее ей вернут.
       -- И бабушка мерзнет в 30градусный июльский зной? Это же нонсенс, –подумал я. Тем более, что в этой кофте, я узнал кофту Леониды, в которую она иногда облачалась по весне, выйдя во двор покурить. Потом Леонида, быстро сменив тему, с нотой тоски в голосе вдруг заявила:
         -- А знаете, ребята, когда я до горзагса работала в министерстве, как меня там драли? И драли многие.
        Туповатый сумской Яша с удивлением спросил:
        -- И это вас? Это при том что вы такая исполнительная? Что у вас все четко расписано, что вы никогда не опаздываете и образцово ведете канцелярию? Нет. Этому я не поверю. Такого не может быть. Вы сама на себя наговариваете. На что она ему ответила:
       -- Яшенька. Ты или прикидываешься или сплошная святая наивность? Я тебе правду сказала и не в переносном, а прямом смысле слова.
        После этого, я окончательно понял , что Леониде сегодня на ночь хочется женских Рождественских чудес. И что она сейчас ищет своего принца, который бы мог ей их преподнести. Но я, то тут причем? И не потому, что она по возрасту приблизилась к верхней планке авиационной развилки «От шестнадцати до шестидесяти, когда что шевелится, то все наше». И не потому, что на столе уже закончилась водка, стимулятор женской красоты. И даже не потому, что это, завтра станет достоянием ее тетки-«министерши», которая обязательно расскажет маме. А та, моя любимая, со словами:- «Ай-я-яй сынок. Не хорошо, не хорошо»,- укоризненно покачает головой и как в детстве пригрозит пальчиком.
          И действительно, Рождественской ночью случаются чудеса. В эту ночь такое чудо нашла одна из бухгалтерш СТО центральной области, в комнате, Луганского директора Николая Алексеевича. А вторая, ее подруга, всю ночь сдавала финансовые отчеты и проводки в номере херсонского директора, который выпроводил своего бухгалтера–мужчину в поисках чуда. А точнее, места ночлега, в другой комнате. Не могу точно утверждать, но вероятно, получила свое и Леонида? На завтра утром, она была светла и приветлива. И не зря говорят: «бывает и на старуху проруха», тем более, когда эта проруха случилась в рождественскую ночь, да еще в таком возрасте, что она может оказаться последней.
         А вообще то, хорошо в Карпатах зимой. Кем были наши директора? Эти наши «маршалы производства»? Кем они были? А были они в основном авантюристами, которые на волне развития частного предпринимательства, решили подняться и заработать денег. Это были люди различных профессий и с различным образованием. Были и инженеры, и шахтеры, и директора-механики автопредприятий, и мебельщики, и торгаши, и даже один клубный работник ( Вася Шкиль из Тульчина),  который, на сколько хорошо пел, на столько плохо знал дело автосервиса и ремонта. Что их привело на фирму?  В те помещения и строения, в которых по задумке Генерального можно, было создать СТО, без лишних хлопот, и капиталовложений,  которыми в какой-то мере они были хозяевами. Вася Шкиль, например, где-то под Тульчином, посреди поля, прихватил старый полуразрушенный коровник, до которого можно было добраться по грунтовой дороге и то в сухую пору года. В межсезонье и дожди туда добраться было проблемой даже на тракторе.  Жирный винницкий чернозем,  раскисая, превращал его бизнес в ничто. В последующем нам с Мудрицким как-то раз пришлось посетить эту СТО и увидеть как под открытым небом, набросив на провода линии электропередач, провода питания сварочного аппарата, они варили электродом №4, тонкий - 8 мм металл кузова автомобиля. Электрод прожигал эту жесть как бумагу, а Вася рекомендовал своему сварщику – вчерашнему трактористу, то уменьшить сварочный ток, то угол наклона электрода к свариваемой поверхности. Одни из директоров серьезно относились к делу, а другие только и занимались тем, что торговали дефицитными запчастями, с накруткой на их цену, стоимость фиктивно выполненных работ. Генеральный, прекрасно знал об этом и не считал такое преступлением. Его лозунг « Мы из всего должны делать деньги, кроме как от продажи оружия и наркотиков» определял тогда техническую политику и перспективы развития производства. А вообще-то, все они, наши директора, были нормальными мужиками, любящими погулять и выпить, любящими свою веселую компанию единомышленников. И не было среди них, таких которые бы уединялись от коллектива, где-то забившись в угол и в одиночку ели свой бутерброд. У них были отлажены дружеские и производственные горизонтальные связи, взаимопонимание и взаимовыручка. По характеру и темпераменту, представители центра и востока были понахальней и поактивней. Представители Галичины, отличались скромностью и какой-то богобоязнью. И в конечном итоге, я всем им безмерно благодарен, за годы совместной работы и дружбы. Совещание для меня прошло успешно. Даже жадная на похвалу Леонида Антоновна, тет-а-тет шепнула мне:
        -- Игорек. Святославу Матвеевичу очень понравился твой доклад с анализом. Скажу по секрету. Он приказал начальнику ОК тебя из исполняющего обязанности, назначить начальником ТО.
      -- Да, за чем оно мне нужно?- Попытался парировать я.
      -- Киця. Не отказывайся. Ты справляешься. А деньги никогда лишними не бывают.
          Леонида Антоновна любила допускать такие выражения и произносила их только тогда, когда Генеральный благоговел к этому человеку. По ее отношению к тебе, можно было знать, как в данный момент и Прищепов к тебе относится. Она была барометром, показывающим, что ты у генерального в фаворе или в немилости. Так  я из СИО ( случайно исполняющего обязанности) стал штатным начальником технического отдела «Украинского технико- коммерческого центра «ГАЗ», отдела, который в скором будущем станет называться «Производственнотехническим», и тем самым, добавит к сфере моей деятельности не только новых сотрудников, но еще и вопросы производства. Как-то на одном из совещаний, перед тем как отпустить присутствовавших заместителей и начальников служб, Генеральный сказал, чтобы остались Главный инженер, его зам по строительству и я. После того, как посторонние освободили кабинет, он заявил:
         -- Наше предприятие уже накопило достаточно средств, для того чтобы позволить себе удовольствие  построить свой собственный центр. А посему, нам необходимо провести определенные подготовительные работы. Главному инженеру с начальником ОКС завершить вопрос по получению документов на право владения землей, а мне предстояла задача разработки технического задания, на проектирование этого объекта. Я, естественно, сразу же захотел перевести стрелки на ОКС, заявляя, что строительство это его парафия. Но потом, когда в ходе прений я понял, что это совершенно не то, о чем я сперва подумал, и что это не просто строить и класть кирпичи, а нечто совершенно иное, я без возражений согласился. На эту работу мне было выделено время всего один месяц.
        Приступая к разработке технического задания, я даже не догадывался над тем объемом проблем, которые мне предстояло решить. Поскольку центр представлял собой не просто отдельное здание офиса, а целый комплекс административно производственных объектов, то в задание необходимо было заложить множество обоснованных требований, начиная от объема гостиницы для приезжающих в командировку сотрудников, актового зала для совещаний, «придворной» станции технического обслуживания и заканчивая необходимыми складскими терминалами под получаемые из Горького запчасти. Когда я спросил зама по строительству Олега Цыганкова, на какие площади земельного участка мне можно рассчитывать, то он ответил:
         -- Площадь без ограничения. Это закрытый полигон бывшей городской свалки, не доезжая и на полпути до Борисполя.
        В указанный срок я немного не укладывался, но меня спасло то, что Генеральный, в это время где-то куролесил по Германии, и, естественно, срок сдачи задания автоматически отодвинулся. И я успел. Сразу же после возвращения Генерального, тех-задание было рассмотрено, и, получив одобрение, утверждено. Проектанты и ОКС приступили к работе. А вскоре в докладах на планерке Начальника ОКС, начала появляться информация о спланированных и подготовленных для работы земельных площадях, забитых сваях, завезенных панелях, смонтированных секциях и прочем, что говорило о том, что строительные работы идут полным ходом. Из эфемерной мечты центр превращался в практическую реальность.

                ДЕЛА  СЕМЕЙНЫЕ
         После нашего развода с Валентиной, я продолжал периодически звонить к своей прежней семье, интересуясь их делами. По мере удаления от тех драматических событий осени 1989г, тон общения и жены, и дочери стал принимать другую, совершенно спокойную дружелюбную окраску. Мы общались вроде между нами ничего не произошло и что это просто моя очередная затянувшаяся командировка. При прощании на моё «Целую»  Валентина отвечала  сдержанным «И я тебя». Кажется, жизнь входила в нормальное русло, принимала нужный оборот. В июне, при телефонном разговоре, дочка проговорилась мне о том, что у матери с 1 июля планируется командировка в Киев на учебу, сорвавшаяся в прошлом году. Валентина этот факт подтвердила. Первого числа я встретил ее в аэропорту и привез к нам домой. Она особо не сопротивлялась, зная, что ее мать, моя теща, живет в семье её младшей сестры, а жить одной в закрытой на время тещиной квартире ей не хотелось, да было и неудобно. Тем более, что я каждое утро, едучи на работу, подбрасывал её к месту учебы. Месяц пролетел незаметно. Перед отлетом в Таллинн мы поехали с ней, что бы купить на базаре каких-нибудь продуктов, типа сухой колбасы СК, копченного мяса или чего либо другого, о чем в Таллинне к этому времени стали забывать. Валентина пошла в мясной павильон за покупками, а я остался сидеть в автомобиле. Ко мне подошли два высоких парня в спортивных костюмах и мужчина лет за сорок. Мужчина лысоватый спортивного телосложения обошел машину, осмотрел ее и подошел с предложением купить ее у меня. Я сказал, что не продаю, так как еду в Одессу на море и в Киеве проездом. В голосе мужчины чувствовался легкий кавказский акцент. Молодые ребята стояли молча и только один раз назвали его по имени Борис. Мой отказ был подкреплен тем, что моя машина зарегистрирована в Таллинне и ее нужно будет снимать с учета.
          -- Ты не волнуйся, мы ее у тебя и с учетом возьмем, только соглашайся. Хорошие деньги дадим , - сказал Борис и после моего окончательного отказа, они отошли от меня к другой машине. Через пару лет, когда после развала Союза, криминальная хроника Киева часто печатала статьи о бандитских разборках и портреты уголовных авторитетов Киева, я на одной из фотографий увидел и узнал своего покупателя. Это был серьезный криминальный авторитет Борис Совлохов. Я не могу утверждать на 100%, но, как мне и сейчас кажется, одним из тех юношей был Владимир Кличко, сегодняшний чемпион мира по боксу, с портретом которого, я познакомился только несколько лет спустя. Согласись я с ними тогда, то остался  бы и без машины, и без денег, а может и без головы. Через пару дней Валентина улетела домой, а моя жизнь потекла в привычном русле, перемежаясь работой, встречами с друзьями, чисто домашними заботами. 18 августа 1991года мы все, традиционно собрались на даче у Жени Кравца. Сегодня был наш самый главный праздник , «День Воздушного флота СССР». В нашей дружной компании был и незнакомый мне новый молодой человек Миша Семенов. Как позже выяснилось, авиадиспетчер из аэропорта Борисполь. Они в период развития предпринимательского движения создали у себя, среди авиадиспетчерской службы, кооператив « Радар» и занимались своим бизнесом. Одного из их руководителей, такого лихого и шустрого мужичка в аэрофлотовской форме, Сергея Грозу, я знал по своей работе уже более года, будучи еще начальником автобазы. Они тогда получали у меня в аренду автомобиль. В процессе одного из перекуров Женька, стоящий рядом с Семеновым подозвал меня к себе и сказал:
         -- Слушай Игорь? А тебе там еще не надоело возиться со своими «водилами»? Вот Михаил Юрьевич, ищет надежного человека из наших, из военной авиации, для  организации чартерных перевозок. Он тебе и зарплату положит хорошую. Подумай  и не торопись отказываться.
         Безусловно, только одно понимание того, что я  буду связан с авиацией, буду жить ее динамичной, до боли в душе знакомой и родной жизнью, меня поставило на путь раздумий. Мы обменялись с Михаилом телефонами и пообещали встретиться в ближайшее время, где и оговорим все остальное. Вскоре к даче подъехал милицейский автомобиль с рацией и из него к праздничному столу прибавился еще один гость, не то начальник уголовного розыска, не то начальник убойного отдела Подольского РО МВД, города Киева. В то сомнительное время, Женька, таких уважал, он с такими дружил. Не ровен час, а вдруг помогут? И они иногда ему помогали. Минут через тридцать зуммер радиостанции оторвал его от застолья и он, не прощаясь, куда-то быстро уехал. Вернулся он часа через полтора-два, в чем мы особо и не сомневались Мент, который пропустит или раньше окончания уйдет с шаровой пьянки, это уже не мент, а просто какое-то недоразумение. О причинах своей отлучки он поведал с чувством некого «напускного героизма», что только, что был на месте происшествия, где в ванне с перерезанным горлом, все в крови лежало тело молодой женщины. Услышанное от него, и представленное в своем воображении, многим из нас испортило настроение. Настроение этого хорошего теплого августовского вечера, и последнего вечера нашей беззаботной мирной жизни, в составе великой Страны. Утром следующего дня, по подъему на работу я по обыкновению включил телевизор, но на всех его, четырех каналах, транслировалось «Лебединое озеро».  Тогда мы еще не знали, что квинтесенцией этого балета, является не «адажио» и танец маленьких лебедей, а небольшая , почти незаметная партия умирающего лебедя, как бы предсказавшая гибель Великой Державы. Так тогда у нас на слуху появилась аббревиатура ГКЧП, так тогда мы сорвались в пропасть. В середине сентября, мой отец лег в урологическое отделение на полостную операцию. И мне в течение семи дней , из-за срыва нашей договоренности с братом, пришлось, самому сидеть у постели выздоравливающего. Чтобы через каждые 40-42 минуты звать мед сестру, и та меняла пустые капельницы от промывающего физраствора. Это была неделя какой-то прострации и полусонного состояния, когда нельзя было допустить попадания в организмбольного, пузырьков воздуха. Но, слава Богу, все закончилось благополучно. Да и мама, ранее постоянно жаловавшаяся на боли в сердце, теперь, сидя перед телевизором все чаще стала плавно растирать и поглаживать рукой, начавшую беспокоить ее печень. Я ее регулярно возил в поликлинику, на плановые осмотры к врачу, но тот ничего не находил, ссылаясь на то,что это вероятно, ее беспокоят мелкие камешки в желчном пузыре и рекомендовал чаще принимать желчегонное. Следя за теми процессами, которые происходили в Прибалтике, я предполагал, что и там скоро может начаться нечто такое, что уже происходило в южных регионах страны, в Азербайджане, Средней Азии, Нагорном Карабахе, когда тысячи русскоязычного населения хлынули потоками беженцев, на исконно русские земли. Я предлагал Валентине подумать об их с Наташей переезде на Украину, но она на эти мои предложения отвечала категорическим отказом. Подписанное тремя подонками-- Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем--«Беловежского соглашения», поставили точку в деле окончательного развала страны . Прибалтика ушла. Ушли и все бывшие Союзные республики, устроив парад «Суверенитетов». Все закончилось. Советский Союз - «Почил в Бозе».   

                СЛУЖЕБНЫЕ ЭССЭ
         Свой развод с Валентиной, я не работе не афишировал. О нем от меня знал только один единственный человек, мой друг-кремень Федор Нестерович Фронтенко. Но, тем не менее, информация о моем холостяцком положении, по- средством канала «сарафанного радио», от мамы к «министерше», а через нее и до Леониды Антоновны, просочилась в дружный женский коллектив наших бухгалтерии и плановиков. Так устроена жизнь, что и среди этой категории умных и образованных женщин, найдется несколько таких, у которых личная жизнь, по тем или иным причинам не сложилась и, которые хотели бы ее наладить. А чего бы не попытаться ее наладить, если рядом ходит вполне подходящий потенциальный поклонник? Я, зная и видя, кто на меня имел виды, особой активности не предпринимал. Все ограничивалось простыми взглядами – переглядами да комплиментами. Это были одинокие женщины лет до тридцати пяти, тридцати семи. Моя разница с ними в возрасте в десять лет, по моей тогдашней глупости, казалась мне, сорокапятилетнему, глубокой пропастью для создания новой семьи. Это сейчас я поумнел. А тогда, тридцать лет тому назад, я был вот такой, сирый и неотесанный, в этих житейских вопросах. Да и негоже мне было тогда, полковнику, петь серенады под балконами молодых матрон, выпрыгивать из их окон или драться с их юными любовниками. Я ждал, когда они сами определятся и первыми пойдут на контакт. Конечно, можно было найти едино-разовую мужскую утеху, позвонив по телефону «Добрых услуг» в кооператив «Сосулька», но мне это претило, и я об этой грязи, даже не думал. И моя звериная тактика, выжидания добычи в засаде, вскоре сработала и полностью оправдалась.
         Эта часть повествования не зря называется «Служебные эссэ», а не «Служебный роман», поскольку в ней я хочу вспомнит те короткие, как эссэ связи, которые приносили нам обоим удовольствие и успокоение душ,  которые ни к чему не обязывали обе  стороны, и не приводили к бурным и шумным скандалам на работе. Это случилось в самом начале моей карьеры в качестве директора автобазы, в пятницу, после окончания рабочего дня. Мы с Федором сидели в своей келье, завершая начатые дела. Я закончил сводить в ведомость месячный отчет по бензину, а Федор, закрывал табель подчиненной ему службы охраны. В дверь постучались и на ответное «да», на пороге с ведром и шваброй в руках, появилась наша сотрудница  Алина. Она обратилась к Федору со словами:
         -- Федор Нестерович, а вам здесь, в автобазе, убрать не надо?
         -- Нет не надо. У нас тут убирают наши шофера, когда затопчут пол, получая путевки. Кто последний зашел, тот и убирает, за всеми. Таков морской закон.
         С напускной строгостью, ответил Федор. Алина работала у нас в бухгалтерии инженером – программистом. Она закончила КПИ по специальности вычислительная техника. Жила одна со своей великовозрастной дочерью, побираясь дополнительным заработком уборщицы, в своем же офисе. Обычно она убирала на втором этаже, а здесь вдруг пришла к нам.
       -- Федор Нестерович, помогите мне. У меня несчастье. Дочка вчера и до воскресенья уехала в село за продуктами, а у меня оторвался штекер антенны телевизора. У вас случайно нет паяльника.
       -- Паяльник есть. А ты что, умеешь паять? – спросил   .Фёдор.
       -- Не умею, Но вы меня научите,- сказала женщина.
       -- Это тебе дорого обойдется. И паяльник и наука. У тебя денег не хватит, чем будешь рассчитываться?- спросил Федор.
       -- Да найду чем,- лукаво ответила программистка. -- Ну, так как? Дадите, научите?
        Этот диалог происходил в моем присутствии, в процессе которого женщина периодически поглядывала на меня.
        -- Ничему я тебя, Алиночка учить не буду. Вот бери полковника, он тебе, что надо припаяет да еще и «приварит». А в какой очередности и сколько раз, вы сами там договоритесь.
        Через полчаса Алина и я со своим паяльником были у нее в отдельной, чистенькой и убранной квартире. Из которой, я позвонил домой и соврал маме, что я задержусь в ближней командировке, и буду завтра утром. По веселому тону моего голоса, я думаю, что мама мне в тот раз «Так  и поверила».  В дальнейшем, у нас с ней такие отношения, продлились практически до моего назначения начальником ТО. Это были интимные отношения двух взрослых, ни на что не претендующих людей, обоюдно получающих от близости плотское удовлетворение и душевный покой. В дни наших предстоящих связей, она либо звонила, либо при встрече говорила мне о том, что дочь уехала к маме, и это воспринималось как пароль и сигнал к действиям. Расстались мы с ней почти через год, когда я узнал, от своей машинистки Зинаиды, что Алине вроде бы пытается сделать предложение, вновь принятый на работу инженер снабженец, разведенный мужчина, примерно ее возраста. При той, нашей последней встрече, я спросил ее об этом, на что она как-то уклончиво ответила, «Пытается».
        Утром при расставании, я поблагодарил ее за все вместе пережитое и ушел навсегда. И ушел не потому, что она мне надоела или была плохой партнершей в постели. Просто я хотел дать ей возможность обрести свое счастье в новом браке. И она его нашла. Через некоторое время состоялась их женитьба, а еще спустя полгода они оба ушли, найдя себе новую работу, которая не давала нам возможности больше встретиться и сказать друг другу, доброе «здравствуй».               
        После того как я стал в «фаворе» у Генерального, а точнее, когда он мне стал доверять, на меня, как на начальника ПТО лег груз новых обязанностей, связанный с выездом для проверок и инспектированием наших СТО. Обычно мы выезжали небольшой проверочной группой, состоящей из трех человек: меня, старшего «бухгалтера-материалиста», и одного из бухгалтеров ведущих, учет и контроль по данной станциям. Когда закончилась сдача в аренду автомобилей, и когда больше на этом деле ничего нельзя было наварить, кроме хорошего срока за взяточничество, наш Адольф Козловский «быстро сделал ноги». Он привел на свое место некую крутую Софью Леонидовну, якобы до этого работавшую главбухом, в каком-то министерстве. Женщина она была дородная, с красивым лицом, такой же слегка полнеющей фигурой и огромной красивой задницей, увидев которую все мужики балдели. И я в том числе. Я что, не мужик, по- вашему? Она ходила высоко и гордо неся свою красивую грудь, и одаряя, приветствующих её, своей белозубой улыбкой.   Она была просто царица, и красавица неописуемая. И на сколько она была прекрасна, на столько же была стерва, жадная, хищная и стяжательная тварь. Продержалась она ровно неделю, пока вернувшийся из командировки Генеральный, не узнал, что за время его отсутствия, она успела отписать с центрального склада, половину дефицитных запасных частей, которые под гарантийные письма и даже без предоплаты, были вывезены в один день. Скандал был страшный, но шуму не поднимали, так как вышло бы «себе дороже». На место позорно сбежавшей «Богини», главным бухгалтером Центра назначили бухгалтера с одной из наших СТО, тридцати двух летнюю Елизавету Кичу. Женщину необъятных форм, с красивым русским лицом и таким же пробором аккуратно причесанных русых волос. К тому времени, о котором пойдет речь, она овдовела и уже хорошо понимала душу баб-одиночек. Так вот. В мою первую самостоятельную проверку, Елизавета отправила со мной двух женщин бухгалтеров, тридцатипятилетнюю Веру, которую у нас почему-то называли Заей.  И молодую, как я думал, еще не оперившуюся и не опытную Лику. Нам предстояла проверка СТО в городке Збараж. Ехали мы с нашим водителем, тридцатилетним мужичком Толей  Готовченко, который должен был помогать нам, при пересчете запчастей на складе. Приехали в Збараж к концу рабочего дня, и сразу же, забрав станционные бухгалтерские документы , отправились на ужин, а потом в гостиницу. По ходу дела следует сказать, что такого романтического ужина, как нам организовали в Збараже, я ни до того, ни после того, нигде не видел. Дело не в том, что там нас могли напоить до поросячьего визгу. А дело в той обстановке, которая нас окружала. СТО Збараж располагалась на площадях, арендуемых у Збаражского сахарного завода. Директор СТО, молодой скромный мужчина Роман Антоляк, хороший инженер, до того работал завгаром этого предприятия и продолжал с его руководством, как я думаю поддерживать близкую и «не бескорыстную» дружбу». Сахарный завод, один из старейших на западной Украине, имел свою богатую социальную инфраструктуру. У него кроме гостиницы, круглогодичного плавательного бассейна , была еще одна изюминка – оранжерея. И скорее не оранжерея, а зимний сад. Здесь росли экзотические растения, по ним, правда вместо попугаев Ара и колибри, порхали обычные воробьи, да залетные синицы. Посреди этого благоуханья пальм, роз, кактусов и прочих представителей группы фикусовых, я впервые увидел банановое дерево, с едва завязавшимися плодами, прячущимися в глубине огромных округлых листьев. Зимний сад занимал площадь метров четыреста. В отличие от оранжерей, где обычно высокая влажность и спертый воздух, здесь все было иначе,  дышалось легко и свободно. На небольшой бетонированной площадке в центре всего этого великолепия, стояло всего пять четырехместных столиков и стулья к ним. Пока мы с дороги раздевались и приводили себя в порядок, кто-то из местной обслуги, сдвинул два стола вместе и накрыл на шестерых человек. Ужинали мы вшестером, в компании с директором завода. Ужин прошедший скромно, но, тем не менее, принес море удовольствия.
         После ужина, когда мы под мелкий моросящий осенний дождь, неспешно брели в гостиницу, я сказал своим попутчицам:
         -- Ну что, девки? Сейчас нарисуете глаза, надраите кирпичом щеки и вперед в Збараж, мужиков покорять?  На что мне Зая ответила.
         -- Какой там еще Збараж? Нам сейчас до утра надо просмотреть их остатки и сравнить с нашими данными.
         Гостиница была не большая и чистая. Дежурная, встретив нас сказала, что только что звонил директор и распорядился поселить нас в двух двухместных номерах зоны «люкс», на втором этаже.
        --Там вам будет спокойней, и не так шумно. У нас постоянно ночуют водители, завозящие на завод сахарный бурак. Они рано встают, шумят, прогревают моторы. А там, на втором этаже, ничего этого не слышно. Там только иногда шипит, выпускаемый из автоклавов пар: - сказала она.
         Мы с Анатолием заняли самую крайнюю, угловую комнату, на два окна. Девчата поселились за стенкой рядом. Телевизор, стоящий в комнате вместо четкого изображения, выбрасывал на экран какие-то не понятные горизонтальные линии помех, отстроиться от которых нам не удалось. Был десятый час. Спать мне не хотелось, а Анатолий после шестичасового управления автомобилем, решил отдаться неге. Он разделся и лег в постель. Я достал из дипломата книгу стихов Байрона и продолжил читать « Похождения Дон Гуана». Видя, что Анатолий засыпает, я, чтобы ему не мешал верхний свет, отключил его. В комнате темнее не стало. Мощный луч прожектора, освещающий заводской двор, пробиваясь через запотевшие оконные стекла и струйки воды, медленно стекающей по ним, делал интерьер комнаты каким-то интимным. Я включил настольную лампу и продолжил чтение. Ровно в десять за тонкой кирпичной перегородкой раздался звук от сдвигаемых по полу стульев и голоса наших попутчиц. Через несколько минут в водопроводных трубах засвистела вода, это означало, что наши девчата, принимая вечерний моцион, собирались отойти ко сну. В гостинице было тепло и уютно. Я лежал на расстеленной постели поверх одеяла в спортивных штанах и без майки. Вдруг в нашу комнату кто-то тихонечко постучал, и в приоткрывшуюся дверь просунулась Заина голова:
         --Толя, Толя, ты не спишь? Спросила она шепотом.
         -- Га, шо? – спросонья подскочил Готовченко.
        Она подошла к кровати Анатолия и сказала, не обращая на меня внимания; 
         -- Толя, там, у Лики из очков выкрутился болтик, пойди и помоги ей, что-то сделать. Нам нужно еще досмотреть проводки. А она без очков не может.
        Толя встал, и, как был в трусах и майке, вступив в комнатные тапки, скрылся за дверью. Зая осталась в комнате. Только сейчас я разглядел, что она была в длинном халате. Лежать мне, полуобнаженному перед молодой женщиной было неудобно, и я встал, решив накинуть на себя, хотя бы верхнюю сорочку. Пока я доставал ее из под пиджака, весящего на спинке стула, Зая подошла к моей кровати, взяла книгу и сказала:
         -- О, Да вы Байроном увлекаетесь?
        -- Да какое это увлечение? Просто взял почитать, о чем писал этот великий хромой британец, лорд Джорж Гордон….
        -- А я его люблю. Я по нему в университете защищалась. Сказав это, она начала на память читать его стихи:   
              Когда я прижимал тебя к груди своей,
              Любви и счастья полн и примирен с судьбою,
              Я думал: только смерть нас разлучит с тобою;
              Но вот разлучены мы завистью людей!
            Пускай тебя навек, прелестное созданье,
            Отторгла злоба их от сердца моего;
            Но, верь, им не изгнать твой образ из него,
            Пока не пал твой друг под бременем страданья!
            И   если мертвецы приют покинут свой
            И к вечной жизни прах из тленья возродится,
            Опять чело мое на грудь твою склонится:
            Нет рая для меня, где нет тебя со мной!
         И в этот момент, я посмотрел на эту некрасивую женщину, совсем иными взором. При первой нашей встрече, она мне показалась «серой как моль». При ладно сложенной фигуре, красивом упругом теле, ее лицо, спрятанное за большими круглыми толстыми стеклами очков, опирающихся на маленький курносый носик, да прямые волосы, стянутые в узелок на затылке, делали ее похожей на обычную «конторскую крысу», напоминавшую Алиссу Фрейдлих, в начале « Служебного Романа». Была она не многословна и говорила тихим грудным голосом. В компании среди своих подруг по работе, как будто растворялась. Может поэтому, за кротость и покладистость наши коллеги ее называли Заей.  Зая продолжала читать стихи, а я подошел к окну и смотрел, как мелкий дождь творит свой танец, на темном зеркале осенних луж. В это время за стеной раздалось мерное поскрипывание кровати и такой же стук о стенку.
И вдруг она оживилась и громко заявила:
           -- Я так и знала, что мне негде будет сегодня ночевать!
           После этого она положила книгу на стол, решительно подошла к прикроватной тумбочке и выключила настольную лампу. Легкий шелест соскользнувшего халата, открыл прелести ее красивого обнаженного упругого тела, освещаемого уличным прожектором. Она подошла к столу, сняла и положила не него свои ужасные круглые очки и заколку от волос. Махнув ими как конской гривой, распустила по спине, по плечам, по груди. Она мгновенно преобразилась, Она мгновенно стала прекрасна. Оставаясь в одном бюстгальтере, она подошла ко мне и повернувшись спиной сказала :
            – Помоги мне.
            В ее голосе звучали уже не те нотки робости, которые обычно звучат в разговоре чужих или незнакомых людей. Это был уверенный голос истосковавшейся телом женщины, решившей взять всю инициативу этой ночи, в свои руки. Я расстегнул у нее на спине защипку, и ее бюстгальтер, решительно брошенный женской рукой, обрел свой покой на полу, в дальнем углу комнаты, Она повернулась ко мне лицом, заскользив своей высокой стоящей и упругой грудью, по моей обнаженной груди. От этого неожиданного соприкосновения на ее больших круглых темных сосках, выскочили столбиками бугорки сосцов. Она сорвала с меня накинутую сорочку и потащила за собой, в мир прекрасных чувств и истомной неги. Мы упали на белую простынь широкой кровати, а мне казалось, что мы, обнявшись, свалились в мураву некошеных трав, июльского луга. Мы лежали в этой высокой пахнущей свежестью траве, предаваясь взаимной ласке рук, губ, щекотанья языка, наслаждаясь запахом волос и кожи молодого тела.
         И мне чудилось, как невидимые кони, на которых мы должны вскоре поехать, стоят и смотрят на нас, лежащих пред их взором, и одобрительно колышут гривами. Вскоре мы поехали, Она впереди, а я, сдерживая пыл своего буланого, за ней следом. Наши кони сперва шли не торопясь, как бы примеряясь к шагу партнера. Они то приостанавливались, разглядывая в высокой траве красивое соцветья, то резко подавали вперед, а потом снова замедляли ход. Но, тем не менее, их иноходь становилась более оживленная и стремительная. А когда за стеной раздалось очередное поскрипывание, то и они с быстрой иноходи перешли на галоп, набирая темп, чаще и глубже дыша. Мы неслись в бешенной скачке , когда ее тело сотрясла протяжная мелкая дрожь, из ее сжатых уст раздался долгий сдержанный стон. И в этот момент ее ногти с маникюром, как шпоры, вонзившись в мою спину, подзадорили меня. Я бросил поводья и, дав коню волю в «аллюр три креста», помчался следом за ней, что бы успеть в последний момент, когда в ее лоне что-то нежно судорожно задергается, испустить свой дух и почти полумертвым и опустошенным, уткнуться лицом в белую ткань наволочки и вместе с ней на выдохе простонать « Ах, как хорошо!». И я успел, и мы с ней вместе выдохнули. А потом мы лежали и ничего не говоря, набирались сил. Наши молодые соседи за стенкой скакали уже пятый или шестой заезд «дерби» и когда мы после очередного заезда совместно выпустили очередной приятный стон и я сказал ей:
           --Ну что, Заенька, пожалеем лошадей, оставим скачки на следующий раз ?               
         Она, нежно поглаживая меня по голове рукой, сказала:
        -- Я тоже, хотела тебе это предложить. Я уже полностью опустошена. Я устала.
        А потом, взяв мое лицо своими мягкими ладонями, нежно поцеловала и спросила,
        -- А ты как, старый?
        --Ты же знаешь? Что старый конь борозды не портит, а ложится в нее и спит -- ответил я ей.
        -- Ты не старый конь. Ты хороший конь. Но спать мы все-таки будем.
        И мы, сплетясь телами, до утра провалились в пропасть.
        Наша командировка заканчивалась. Завтра с утра мы покидаем Збараж. А сегодня в женской комнате гостиницы, мы сверяли акт проверки с директором станции и его бухгалтером. В это время Анатолий в нашем номере, с местной станционной кладовщицей накрывал банкетный стол, для прощальной отвальной. Когда все вопросы были решены,  мы перешли в наш «банкетный зал», оставшись впятером с Романом. Выпитое вино и чувство исполненного долга, от законченной проверки, подняли настроение наших молодых попутчиц. Когда по телевизору зазвучала музыка,  мои подгулявшие девахи  пустились в пляс, подхватив Романа и Толика, в качестве партнеров. Я сидел на стуле, наблюдая за этим весельем. Девчата пытались пригласить меня пару раз потанцевать, но я отказывался, ссылаясь на «старость». И вдруг Лика, танцевавшая рядом со мной, бросила своего партнера и с ходу уселась ко мне поперек колен, эффектно выбросив вверх, свою стройную вытянутую ногу, обняв одной рукой меня за шею, а второй сделала подобие циркового жеста «Але-оп!». При этом громко обращаясь к окружающим спорила:
        -- Ну как мы выглядим? Все промолчали и только я сказал:
       --  Отлично. Как отец с дочерью.
        Она сделала вид, что целует меня в ухо, а сама в этот момент прошептала               
       --  Ох, как я эту Зайку-сучку, ненавижу? Сегодня ты будешь со мной. И не вздумай отказываться».
         Лика была на три года старше моей дочери. Она была высока и стройна, с красивой высокой грудью, с волосами цвета свежей соломы. Зная, что имеет одной из своих ценностей, длинные ноги, она, не задумываясь носила узкую и короткую юбку, про которую можно было сказать, что из под нее, «видно не только чашечки, но и весь сервиз». Была она несколько близорука, но тонкие элегантные, позолоченные очки, и голубые глаза, делали ее очень даже привлекательной. Одевалась она всегда изысканно, подчеркивая стройность своих ног туфлями с каблуками-шпильками. Пришла она в бухгалтерию на нашу фирму вместе со своей матерью - бухгалтершей, которая была на пару лет старше меня, но «Тетка-теткой». Она зорко следила за Ликой, что бы ее великовозрастная дочь, ни с кем «ни-ни…». Сидели они в одном двухместном кабинете, что создавало у матери иллюзию, полной безопасности. Но Лике  иногда удавалось скрываться от «всевидящего ока» и тогда она отрывалась по-полной. Особенно в командировках . И в тот вечер она своего добилась. Она выдворила из комнаты Заю и Анатолия, а потом принялась за меня. Ее длинные красивые ноги мелькали у меня перед глазами, как лопасти вертолетного винта. То ее твердые груди, то ее прямая спина, качаясь перед моим взором, закрывали все вокруг. Ее длинные, до пояса  волосы, цвета свежей соломы, то падали мне на глаза, то взлетали над её головой, поднятые   тонкими женскими руками.  Помимо того, как мне казалось, что она пыталась за одну ночь проверить на мне все позиции «Камасутры», так еще она меня щипала, царапала, кусала.  Признаюсь честно. От ее в тот вечер, я был в полном «умате», а она молодая, требовала новых позиций и новых удовольствий. Для нее это было нечто вроде спорта или танцев молодого тела, а для меня уже серьезный звонок, на связь с молодыми. Все, что ни делается в этом мире, оно определяется на небесах. Так, и тогда моя плотская нечистоплотность и неразборчивость, была дана мне как опыт сравнения и наука, что надо выбирать «Шапку по Сеньке», а партнершу по возрасту. «Богу-Богово, Кесарю-Кесарево, а слесарю –слесарево», гласит мудрость. И благодаря этому. я понял и убедился, что «Лучше женщины Бальзаковского возраста на свете не бывает». За этот неожиданный обмен и оргию через стенку, Зая на меня не обижалась. В качестве компенсации, она свое тоже получила. Мы были квиты и больше никогда впредь, об этом с ней не вспоминали. Вот и такая бывает она, тайная служебная любовь, двух свободных взрослых людей.

                ТЯЖКИЕ УТРАТЫ
         Лето 1990 года явились летом тяжких испытаний не только для нашей страны, но временем тяжелых утрат для моих друзей, родственников и лично для меня. Как-то в середине мая, перед обедом, во время моего нахождения в  вынужденном отпуске, открылась дверь калитки и во двор вошел мужчина. Я занятый автомобилем, не обратил на него внимания, но отец сказал:
        -- Игорь иди. К тебе пришел человек.
        В пришедшем, я узнал своего бывшего сослуживца по Новосибирску, полковника-инженера ЛА Сопатова, с которым мы прожили дружно, «душа в душу», в одном номере офицерской общаги, в течение полутора лет.
        -- Лень, «едрён-батон». Какими судьбами? Откуда ты? И как меня нашел?
        -- Да вот. Нашел через паспортный стол, когда мне твоя дочь из Таллинна по телефону сказала, что ты у родителей.
        -- Машина на ходу?- спросил он, указав на авто.
        -- Да на ходу. Что с ней станет, при хорошем содержании и своевременном обслуживании?  Вот сейчас пообедаем, примем по старой памяти, «по маленькой» и поговорим, - сказал я.
       -- Мне нужна твоя помощь, нам нужно срочно ехать, боюсь не успеть. Ты свободен?
       -- Я то, свободен. А в чем собственно дело?- переключившись с веселого, на озабоченный тон, - спросил я. 
       -- У меня в Ольшане, на черкасчине, отец при смерти.
        Минут чрез сорок, так и не пообедав, но взяв приготовленный мамой на дорогу «сидорок» с харчами, мы катили к месту предстоящей людской трагедии. По дороге Леонид рассказал, как он дослуживал после моего увольнения и как вернулся в свой Васильков, к своей семье, где живет пока еще не работая. К месту нашего назначения подъехали к вечеру, отмахав около четырехсот километров. Возле дома стояла машина скорой помощи, а из дверей здания выходили две женщины - медработницы в белых халатах.
        -- Вот и не успели,- сказал Леонид.
       Но, как потом оказалось, это была бригада, приехавшая сделать умирающему инъекцию морфия.  Мать Леонида, встретив нас, насколько это возможно в такой обстановке, обрадовалась и сказала, что отец очень плох и, что счет идет уже на часы. На завтра нам предстояла работа, объехать окрестные населенные пункты и приобрести все необходимое, для ритуала похорон. Находиться в доме не разговаривая, где на смертном одре лежал тяжко больной человек, было невыносимо и мы пошли с Леонидом к ставку, в который своим дальним концом, упирался их земельный участок. Я обратил внимание Леонида на то, что уровень участка, на половину метра выше, чем уровень соседних участков, да и земля на нем была потемнее. На это он мне ответил, что его отец – фронтовик, после увольнения из СА в 1954году в звании майора, поселился здесь на «батькивщине», в Ольшане. Построил дом, завел хозяйство, вырастил детей. И на протяжении всех этих лет, ежедневно, по одной тачке, завозил на участок из ставка ил. Поэтому и огород выше и земля побогаче. Во истину Сизифов труд творил в течение сорока лет этот человек, любивший землю, и стоящий на грани прощания с ней навсегда. На следующий день мы полностью выполнили свою задачу. А еще через ночь, по утреннему холодку, возвращались на Киев, оставив на решение судьбы пока еще живое, угасающее и измученное онкологической болезнью тело отставного майора. ( Старик помер через пару часов после нашего отъезда). 
         К обеду, проделав тот же долгий путь, я подъехал к своему дому. Собрался было отворить ворота, что бы загнать машину во двор, как вышедшая из дому мама сказала:
         -- Игорек. Нам с тобой сегодня надо срочно ехать в Умань. Там умерла Мария. Ты сможешь, отдохнув пару часов, это сделать?
        -- Какие, мама, пару часов? Одевайся так, как в этом случае положено, и едем немедленно.
        И снова дорога длиной в 300километров, и снова мысли об ушедшей Марии, и этом нашем бренном мире. Мария была средней из трех сестер, моей матери, а кроме того она была моей крестной. Эта удивительная женщина прошла трудную и драматическую жизнь. Окончив механический техникум, она работала на заводе, где по ложному навету была обвинена в хищении и растрате. За это, весь период в несколько месяцев следствия, провела в заключении, в «допре». После снятия обвинения, на завод не вернулась, продолжая работать на других государственных структурах. В моей памяти, она до сих пор, ассоциируется, как комсомолка в красной косынке  с агит-плакатов тридцатых годов. Да такой она и была. Веселая, конкретная и непокорная. Дважды была в браке. Родила двух сыновей и дочь.  После гибели её мужа -- командира батареи, капитана  Сергея Кузьмича Колондырца в утро подписания капитуляции Финляндией, от последнего одиночного и шального орудийного выстрела той войны, она воспитала их, проведя и сохранив в тяжкие годы военного лихолетья и через грохот эвакуационных теплушек.
        Это благодаря ей, выжили мои мама и старший брат, когда замерзали в казахстанской мазанке от холода, из-за отсутствия дров. Когда она взяла пилу и решительно ушла в буранную ночь, что бы спилив телеграфный столб, превратить его в дрова, для обогрева заживо замерзающих детей. А потом эти дрова, спрятанные под кровать, предательски пустили струйки воды от растаявшего на них снега. Которая вытекла из под их укрытия, буквально через минуту, после ухода казаха-обходчика, проводившего поиск. Она знала, чем ей это грозит, но она как мать, сознательно на это шла, ради малых детей. Ради их жизни. Мария в этой жизни ничего не боялась, Она твердо знала, что в этом мире надо только выживать, А выжить можно трудом. Она в совершенстве овладела мастерством машинной вышивки. Эта утомительная и скрупулезная работа позволила ей поднять, воспитать и выучить всех своих детей, доведя их до высшей планки, о которой мечтают матери в полных семьях. Старший, Валентин, стал адмиралом, Флота Российского. Средний, Олег, закончив кораблестроительный институт, сал лауреатом одной из государственных премий. Дочь, Сталина, по окончанию консерватории, учила преподавателей музыки. Вершиной ее искусства стало создание большой коллекции костюмов, для государственного танцевального ансамбля Украины им. «Вирского». Это была ее последняя работа, ее лебединая песня, длившаяся более двух лет и окончательно отобравшая ее зрение. Такой была Мария, к которой я ехал, чтобы в последний раз, отдать этой дорогой мне женщине, свое признание и любовь.
        Во дворе было многолюдно. В основном родственники.
Множество принесенных цветов говорило о том, что здесь пришло большое число ее друзей и почитателей. Люди заходили по одному и парами, молча стояли у  бездыханного тела, а потом, перекрестившись, и положив цветы, так же молча уходили восвояси. Во время этой гражданской панихиды прощанья, меня познакомили со сватом моей двоюродной сестры. Это был большой и полноватый мужчина, с черными курчавыми волосами, по имени Володя, и с фамилией Диордиев. Он говорил, что он болгарин, но по его внешнему виду и повадкам, не трудно было догадаться, что к его созданию приложил свой обрезанный конец, не кто иной, как иудей. Он позиционировал себя знатоком белой магии и предсказателем по руке. Взяв мою руку и взглянув на ладонь, он мне тут же сказал:
         -- Ты что? Недавно развелся?
         Это меня поразило. Никто из присутствующих здесь, кроме моей мамы, не знал о моем разводе, а он, посторонний человек, только взглянув на линию моей жизни, категорично заявил об этом. Мы, воспитанные с позиций марксистско–ленинской философии, отрицая существование духовного, тогда и не догадывались, что оно существует параллельно, по своим собственным законам, не подчиняющимся ни решениям Съездов партии, ни заумным теориям философских школ. Похороны состоялись на следующий день. После кладбища был традиционный обед в общепитовской столовой, закрытой на его время под спец обслуживание. А вечером, когда все чужие и некоторые дальние родственники разошлись, мы сели в саду за столик, выпили по чарке, и Олег сказал:                -- Ребята. А давайте споем. Наша мама любила петь. Она была веселая, и в самое трудное время никогда не унывала. Я думаю, что она и сейчас, глядя на нас с небес, нам говорит. «Не надо ребята, не стоит тужить…».
         И он запел своим красивым голосом про мать, «которая, не доспав ночей, собирала нас в дорогу, расшивая рушник, «червонными и чёрными нитками». Так не стало Марии. Но осталась эта память о ней, которая легла ровными рядками букв из под моего пера, чтобы внуки и далекие правнуки, могли их прочесть, и вспомнить ту, которая дала им Жизнь.
    
                МЫ РУССКИЕ. МЫ СВОИХ НЕ БРОСАЕМ
      После подписания предательского «Беловежского сговора» положение в странах Балтии резко обострилось. Вновь создаваемые прибалтийские государства, на бурной волне вознесшегося национализма, открыто возрождали память о фашизме, в виде официальных сборищ, их бывших ветеранов дивизий СС. Эстония в этом деле опережала своих соседей, латышей и литовцев. Требования о безоговорочном выводе «советских оккупационных войск», с так называемых «аннексированных территорий», стали квинт-эсенцией внешней политики их Правительств. Землю, отвоеванную и политую кровью многих поколений русского народа в разные времена, начиная от Ивана Грозного и Петра Великого, до генерала И.Д Черняховского и маршала И.Х. Баграмяна, мы должны были оставить. Оставить и большое количество своих русскоязычных соотечественников, численное количество которых в разных бывших союзных республиках, доходило до 45-47 процентов. Очередное государственное предательство, подонка Бориса Ельцина, когда вместо того, чтобы дать команду 800 тысячной группировке войск Приб ВО, смести и утопить всю эту мразь в холодных водах Балтики, сказав только одно слово «вперед», прозвучало в пьяном, алкоголическом угаре «уходим». Вывод войск не означал только вывод боевых и обеспечивающих частей, и их техники. Рушилась и вся военная инфраструктура гражданских и оборонных предприятий, работавших в интересах этой группировки. Подлежал и сокращению «Окружной таллиннский военторг», в котором работала Валентина. По мере того как выводились войска, работы у них становилось меньше и начались сокращения персонала. В телефонном разговоре с ней я понял, что она находится в двойственном состоянии. Остаться на чужой территории без работы, или все-таки вернуться на Украину. К маю, это ее решение, склонилось ко второму варианту, поскольку, с первого июля, на их конторе должен был поставлен крест. Для того, чтобы успешно перевезти семью и имущество, из-за отсутствия и разрушившихся железнодорожных связей, для меня оставался только один выход – автотранспорт. За время совместной работы у меня установились дружественные отношения с директорами наших СТО. Я им помогал, а теперь, настало время, помочь им и мне. Я прозондировал у директора Мариупольской СТО, (в поселке Сартана) возможность использования его КаМаЗа с двадцатифутовым морским контейнером вместо кузова. На что Николай Григорьевич Пинько сказал:
         --Я тебе машину с водителем, на пару-тройку дней дам, бесплатно. А вот с топливом, решай проблемы сам. У меня соляра нет. Когда я обратился, к зашедшему к нам в отдел, Роману Антоляку, с вопросом, не поможет ли он мне приобрести солярку, на почти трехтысячный пробег? На что он ни слова не говоря, раскрыл свой дипломат и молча достав из него пачку талонов на дизельное топливо, и несколько листочков коричневого цвета на автомобильное масло, Протянул их мне, и сказал – «Денег не надо».
         У меня появилась объективная возможность реализовать свой план, благодаря помощи этих бескорыстных людей. Я был готов хоть завтра же «ринуться в бой», но меня сдерживало очередное «республиканское совещание», проводимое в начале июля, в почти Буковинском городке Залещики, где в высоком крутом берегу, идеально круглой и красивейшей излучины Днестра, находился мужской монастырь, вырубленный монахами в известняке, и действующий уже не первую сотню лет. Вторым пунктом, меня притормаживающим, была необходимость собрать и упаковать домашние вещи, а также имущество, подлежащие перевозке. Официально рабочая часть совещания закончилась перед обедом. Я тут же написал заявление на предоставление мне очередного отпуска со следующего дня. И после получения на нем решения Генерального «В Приказ», был свободен. Мне необходимо было срочно уехать в Киев. Это можно было сделать маршрутным автобусом, потратив порядка 8 часов, или найти попутчика среди своих, не пожелавшего остаться на вечернюю пьянку и завтрашнюю «культурную программу». Хочу сказать, к чести СМ Прищепова,  что у него хоть и были свои методы управления коллективом, такие как неожиданное увольнение его замов и директоров, под видом улучшения структуризации фирмы и сколачивания коллектива, но он давал возможность людям отдохнуть за счет фирмы, организуя и проводя со всеми руководителями десятидневные морские круизы по Средиземному Морю. Таких на моей памяти было два. Попутчиками, решившими вернуться в Киев к исходу дня, оказался новый начальник службы снабжения и два его инженера. Быстро пообедав и покормив, снабженческого водителя, молодого еврейского парнишку Борю, я стал ждать время отправления. Но наши пассажиры вроде и не думали отправляться в путь. Начальник заявлял, что поедем через час и не более, после того как он тет-а-тет переговорит с несколькими директорами. Мои напоминания через час, убеждали меня, что переговоры закончатся не скоро, а состояние начальника снабжения показывало, что он сам скоро будет не транспортабельным. Его же подчиненные, потеряв страх, уже были готовы. Одним словом. «Шара объема и границ не имеет». День клонился к вечеру и часов в шесть, Боря мне признался, что ночью по загородным дорогам и на такие большие расстояния, никогда еще не ездил. Наконец, часов в десять вечера, наша команда погрузилась в автомобиль. Под слова старшего:
           --  Боря. Газ до полу. И без остановки вперед - мы начали наше движение. После произнесенной фразы, наш вперед-смотрящий сразу же, захрапев, «отрубился» и повис на ремне безопасности. О его подчиненных не было и речи. Они были погружены в автомобиль сердобольными участниками совещания, и даже не догадывались, где находятся. Я сидел на заднем сиденье посредине, выдвинувшись вперед и положив свои локти на спинки передних кресел. При этом всю дорогу отвлекал и будил Борю, заглядывая в его смежающиеся веки. От моих прикосновений Боря вздрагивал, тряс головой, а потом снова пытался уснуть. Пару раз он выходил из машины на шоссе размяться и пробудиться от поглощающего его сна. Из своего многолетнего опыта лётной инструкторской работы я знал, что стоит мне на пару минут потерять контроль над Бориным состоянием, как эта поездка, станет нашей последней и не законченной. Только великовозрастный ДЕБИЛ, в лице начальника службы снабжения, нажравшись водки, мог не думая о последствиях сказать: «Боря. Газ до полу. И без остановки вперед». Вот из-за таких гибнут люди на дорогах. В Киев мы приехали, в начале восьмого утра. У первой же станции метро, я вышел и уходя сказал Боре:
         --Боря спасибо, Ты молодец, Ты справился. А теперь, отъедь в сторонку, припаркуйся и сам поспи. И поспи столько, сколько считаешь нужным. И пусть этот пьяный скот, твой начальник, тебя не будит и не заставляет ехать дальше. В противном случае, отдай ему ключи….
             Не знаю, чем всё это у них закончилось, но когда я вышел из отпуска, то Бори у нас на фирме, больше не было. Под вечер я был в Таллинне. И, что мня «сразило с ног», так это заявление моей 22 летней дочери, что она никуда из Таллинна, не поедет. Валентина на нее метала молнии, требуя подчинения родителям, но все это было впустую. Я, конечно, как отец, мог «поставить ее по стойке смирно» и скомандовать: «На Украину, За нами. Строевым шагом, марш!», но я этого не сделал. Я исходил из того, что она уже взрослый человек, и сама строит свои отношения и планы на будущее. Тем более, что когда Валентина ругая ее, спросила:                -- Ну что ты здесь одна будешь делать? Она тут же, не замедлив, резко ответила
         -- Выйду замуж.
         Мы переговорили с женой и я ее убедил. Если Наталья хочет, то пусть остается. Жизнь покажет, где ей будет лучше, где она найдет свое счастье. Она наша дочь, и мы ее всегда примем. Хуже будет, если мы ее увезем на Украину и жизнь её не сложится в новой среде, без подруг, без знакомых. Тогда она на всю жизнь проклянет тот день, когда мы её силой заставили подчиниться нам. Я рассчитывал, что она, девчонка, скоро соскучится по маме и, бросив всё, приедет к нам. Но я не знал своей дочери. По-моему не вышло. Я двадцать два года  ждал, когда это произойдет. Но этого не произошло. И слава Богу, что это так. Она сегодня счастлива на той далекой северной земле, а значит, с ней счастлив и я. И это даже очень хорошо, что она тогда не послушалась нас и, оставшись девчонкой в Эстонии, пройдя все трудности, не переехала жить в эту страну, название которой Украина. На землю, которой Господь Бог дал все блага, кроме ума половине её народа. Той половине, которая в отличие от их братьев славян: скромных белорусов, пусть грубоватых, но открытых и рвущих на себе рубаху–русских, является самоуверенно-зажравшейся, паскудно-предательской, кровавобезжалостной. Из-за идиотизма которой, страдают остальные нормальные люди. Части, со времен, Тараса Шевченко, постоянно ноющего о своей нелегкой доле, ищущей сиюминутной выгоды и мечущемуся в течение последней четверти века, от одного корыта к другому, заглядывая в рот и прося подачек. Половины, про которую, вечно гонимый при царе, советской власти, да и не особо почитаемым сегодняшнем режимом, писатель Пантелеймон Кулиш полтора века тому сказал: Народе, без путя, без честі і поваги, Без правди у завітах предків диких, Той, що повстав з безумної одваги Гирких пьяніць, та разбешак великих. Народу, позиционирующему себя добрым и богобоязненным, а на самом деле являющемуся исчадьем ада, сжигающим своих же сыновей, на взбунтовавшемся кровавом майдане «коктейлями Молотова». Громящему все то, что создавалось до них, и для них--дебилов, прежними поколениями. Чего они сами никогда не создадут. Живущему, по принципам «Моя хата с краю…» и «Лучше, пусть кум без х*я, чем я без пальца». Который тупо и сознательно отрекаясь от своих славянских корней, ищет себе родство в Европе, и винит во всех своих бедах не себя, а Россию, сделавшую его свободным от польского и румынского рабства. Который, никак не хочет увидеть и понять, что им манипулирует и управляет жидо-массонское сборище, неких махровых ставленников из-за океана. Для которого радость от подачки пирожка из рук зам госсекретаря Госдепа США, больше чем национальная гордость и достоинство. А повергнутый, безмолвный памятник или разбитая кувалдой мемориальная доска, почетному жителю города, первым ворвавшемуся в него на танке, является не только радостью до безумия, ликования и скачек на обломках–это его «великая победа». Разве можно таких, назвать народом? При таком их примитивном сознании и поведении это не народ, это мразь. Мразь, которая из-за скудности и убогости ума, а так же своей неграмотности, легко зомбируема. Принимает наскоро переписанную историю за истину. Одна  представительница которого, некая пожилая кухарка, стоя на Крещатике перед камерами ТВ, требует в условиях зимы, немедленного отключения света и газа, а так же прекращения выплаты пенсий жителям ЛНР и ДНР. И, не зная истории, орет, что Крым испокон веков был украинским, и требует его возвращения, которое уже никогда в жизни не произойдет. Не дождетесь. Такие, страна и ее народ, которые из-за самоубийства, происходящего сегодня в ней и с ним, вообще не достойны существования. И они скоро исчезнут с карты мира. На все воля Божья. И как мне кажется, Господь уже приступил, к этому своему справедливому промыслу.
         Исходя, из складывающейся диспозиции мы решили так: Оставить Наташе полностью весь интерьер её комнаты. Часть необходимой мебели на кухне. А чтобы в зале не было пусто, как на стадионе, то привезти с Украины кровать-диван, приобретенный нами по приезду в первый отпуск из Германии. А так же отдаваемый мамой сервант, орехового дерева и большой немецкий дедероновый ковер, купленный Валентиной еще в ГДР. Про который она, когда приволокла домой, рассматривая сказала шестилетней дочери: «Это, Наташа, тебе мое приданное на свадьбу». Оставляли и часть библиотеки, картины и эстампы на стенах, ковровые дорожки на полу. Наш большой, пятилетний холодильник, мы решили заменить на абсолютно новый, в упаковке, но размером по меньше. Такое наше решение и договоренность с дочерью, строились на том, что мы все же надеялись, что она все же приедет, и все это не жалко будет бросить. На сборы и упаковку домашнего «барахла» ушло дня четыре. Покончив с этой работой, я тут же вернулся в Киев. В понедельник, позвонил в Мариуполь Пинько НГ. Его жена Лида сказала, что Николай сегодня утром выехал в Киев за запасными частями и что я с ним могу встретиться на месте, завтра. Целью моей встречи с Пинько, было согласование вопроса, когда мне следует рассчитывать на им обещанное. Следующим утром, я сел на свое авто и приехал на центральный склад. Первое что я увидел пройдя сквозь проходную, так это как мой мариупольский приятель, крайне спокойный и добродушный грек по национальности, Николас Пинокос (Коля Пинько) по среди складского двора, кроет матом начальника службы снабжения. Его гнев был обоснован. Служба снабжения сорвала доставку из Горького запасных частей, о чем не предупредила директоров станций. Вот и Пинько НГ, не зная о пустом складе, пригнал в Киев автомобиль, проделав в холостую, почти 1300 км. Да еще его водитель, где-то успел нашкодить. Он рвал и метал. Выговаривая  своему проштрафившемуся водителю, он заявил:
         -- Я сейчас уезжаю поездом домой. Ты остаешься на месте и ждешь меня до следующего понедельника. Запчасти будут только через неделю. Стоишь на месте и никуда не движешься. В понедельник мы грузимся и едем обратно. Ты понял? Если что нарушишь, то я тебя выгоню к «чертовой матери». Таким Пинько, я не только не видел, но и не мог от него ожидать такой реакции. Мужика достали и достали по полной. Увидев меня, он заулыбался и, идя ко мне навстречу, стал мне жаловаться на свою судьбинушку, алкашей снабженцев, и своего «урода-раздолбая» водителя. Когда я его осторожно попытался спросить о возможных сроках предоставления мне автомобиля, он оживился и сказал.
         --Да бери её хоть прямо сейчас. До понедельника хватит? Солярку достал? После этого он позвал проштрафившегося водителя:
        -- Эй, ты, раздолбай. Иди сюда. А когда тот робко подошел, сказал ему:
       -- До понедельника поступаешь в распоряжение полковника. Поедешь с ним в Ригу, перевозить семью. И смотри не чуди.
      -- Не в Ригу , а Таллинн,- уточнил я
      -- Да какая ему разница, Рига, Таллинн? Его дело крути баранку да смотри за дорогой, а твое, показывать, куда ему ехать.
      Получить машину в мое распоряжение, это еще не означало, что прямо сейчас можно ехать. На это был ряд веских причин, создававших проблемы. Первая. Машина была зарегистрирована в Донецкой области, имела донецкие номера и донецкий адрес приписки в техпаспорте. Второе. Для того чтобы на ней ехать в Эстонию нужно было иметь путевку, заверенную печатью, мариупольской СТО, и кроме того, квитанцию, об уплате мной услуг, по авто перевозкам. Но самым главным было то, что маленькая круглая печать. в данный момент, находилась на СТО в Мариуполе. Прикинув, как говорится, «Пятку к носу» и твердо уверенный в том, что «любая липа, должна быть дубовой», я принял следующее решение. И Господь в его осуществлении мне помог. Первое. На автомашину поставили номера, с бесхозного старого автомобиля, моей бывшей автобазы. Тут же выписали путевку по маршруту Киев-Таллинн- Киев и фиктивную квитанцию об уплате авто перевозок, все заверив мокрыми печатями. Второе. После этого я сел на свою машину и поехал к своему старому приятелю, менту, заместителю начальника Ленинградского ГО ГАИ г Киева, взяточнику и мздоимцу, старшему лейтенанту Лазаренко СП. Прямо у него в кабинете, на его машинке я напечатал справку следующего содержания: Справка. Настоящая выдана  автобазе УРТКЦ «ГАЗ» в том, что «Технический паспорт» принадлежащего ей автомобиля КаМаЗ модель- 5320, Год выпуска……, Номер шасси……. Номер кузова…. Номер двигателя…… в настоящее время находится в УГАИ г Киев на переоформлении. Заместитель начальника РО ГАИ С.П.Лазаренко. После того, когда в левом углу справки был поставлен угловой регистрационный штамп, с вписанным в него «с потолка» учетным номером и появилась подпись моего друга, заверенная круглой мокрой печатью, Сергей Петрович, торжественно вручая ее мне сказал, уже ранее знакомое:
          -- Помогайте, Игорь Игоревич! Помогайте, товарищ полковник.
          А это означало, что многолетний восстановительный ремонт его старого автомобиля, находящегося на нашей СТО, еще не закончен. Когда я с этой справкой вернулся на наш Центральный склад, то мой мариупольский «водитель–раздолбай» Игорь, сказал, что бы я попросил у бухгалтеров склада простую картонную канцелярскую «папку-скоросшиватель», с завязками. Получив желаемое, он подшил в нее пакет наших липовых документов, завязал на двойной бантик шнурки и сказал:
         -- Все. Вот теперь мы можем спокойно ехать. А потом спросил: - А  ты, полковник, случайно в Афгане не воевал? Их ксиву, не имеешь? - Я воевал в Египте. И за это получил точно такое же «говенно-коричневого» цвета удостоверение  «Участника боевых действий», как и они в Афгане, - ответил я ему.
         -- Отлично. Возьми его с собой. Возьми обязательно.            Водитель Игорь, был мужчиной моих лет. Среднего роста, худой и жилистый. В отличие, от обычных забитых водил, он был не простой и «крученный». Об этом говорили его манеры в разговоре и некоторые едва заметные повадки в поведении. До работы на СТО у Пинько НГ, он более 15 лет проработал в «Совавтотрансе», водителем мягкого автобуса, постоянно перевозя по линии «Интуриста» к братьям демократам тех немногочисленных советских граждан, которых наши власти считали «Благонадежными». Вечером, загрузив в кузов-кантейнер вещи, подлежащие перевозке в Таллинн, мы с ним легли отдыхать, что бы завтра по первой зорьке двинуться в долгий путь через 12 пограничных переходов и столько же таможенных пунктов контроля и пропуска. Наши липовые документы нас должны были провести через границы вновь созданных государств: Украинскую с Белоруссией, Белорусскую с Украиной. Белорусскую с Россией, Российскую с Белоруссией, Российскую с Эстонией и Эстонскую с Россией,  и столько же в обратном направлении. А сколько нас еще ожидало постов ГАИ? Мы об этом даже и не догадывались? Но, с нами был Бог и мы, перекрестившись, тронулись в долгий в путь. Сразу же, после начала движения, я понял, что наша поездка будет затяжной. Поскольку на автомобиле отсутствовал разделитель в коробке передач, без чего наш КаМаЗ из стремительно несущегося мустанга, изображенного на его лобовой панели, превращался в обычного тяглового вола, развивавшего максимальную скорость не более 60км/час. Ну что ж. «Тише едешь, дальше будешь, От того места куда едешь. Но зато надежней». Часа через четыре мы подъехали к первой границе, на севере Черниговской области. Оборудована она была никак. На проезжей части лежало несколько фундаментных блоков, да ходил милицейский сержант с автоматом, и какой-то человек в гражданском. Вероятно, таможенник?
        Мы подъехали к хранителям государственного кордона и экономических интересов страны. Остановились по их команде. После этого водитель сказал мне:
        -- Сиди и не высовывайся, тем более не лезь в разговоры. Одним словом не вякай. Надо будет, позову.
       И здесь я увидел, как Игорь может ловко вешать лапшу на уши этим, пока еще не опытным, служителям закона. Он вышел из машины и, отдав завязанную папку с нашими липовыми документами в руки таможеннику, быстро пошел открывать двери контейнера. Таможенник бросился за ним следом, прося этого не делать, а просто рассказать, что там находится. Но мой опытный друг заскрипев дверью пустого контейнера, на миг предъявил к досмотру находящиеся в нем немногочисленные вещи, со словами,
         -- Вот перевожу героя афганца, -- закрыл контейнер, перед носом ничего не успевшего рассмотреть в нем таможенника. Забрал из его рук, так и не развязанную папку, и сказал:
         -- Благодарю ребята, за оперативность. Нам надо торопиться. Нам сегодня еще нужно добраться до Таллинна.            Мы поехали. На что мужики на пограничном переходе, ничего не ответив, а просто, как бы безнадежно, махнули рукой и пошли в сторону следующего, подъезжающего автомобиля.. Так, действуя  примерно в таком же ключе, где более корректно, где более агрессивно, он провел меня до Эстонской границы, что за скобарейским городком Печеры. Мы въехали на территорию Эстонии, спустя почти полтора суток после нашего выезда из Киева, передохнув часа четыре в районе Невеля. Пограничная застава «гордых эстов», представляла собой какой-то вагончик на колесах, стоящий на краю лесной поляны. Возле него горел костер, над которым на треноге варился харч. Около вагончика крутились три заросших молодых парня. Одеты они были в советскую солдатскую полевую х/б форму старого образца, а на голове защитного цвета фуражки, по типу фуражек как у полицаев. На ногах были обычные рабочие юфтиевые ботинки и по- этому, они напоминали красноармейца, потерявшего или пропившего обмотки. Сочетание галифе и ботинок выглядели необычно и забавно. Увидев нас, один из них взял прислоненную к стенки вагончика, длинную, времен Первой мировой войны винтовку Мосина, накинул ее ремень на плечо и подошел к автомобилю. Он заглянул в открытый Игорем кузов, и молча махнул рукой, мол «проезжай». Домой мы, добрались к полудню. После этого Игорь захотел пройтись и посмотреть Таллинн и попить местного пива, поскольку в этих краях, ему ранее, бывать не приходилось. Наша экскурсия заняла часа четыре. После отдыха, в 3 часа ночи, мы начали работу по выгрузке вещей из квартиры. К тому времени обитатели дома уже спали и лифт был свободен. С началом пробуждения и шевеления жильцов, все наши вещи стояли перед подъездом  никого ни чем не ограничивая. Покончив с домашними вещами подъехали к гаражу, забрать самое необходимое. Контейнер был полупустой. Увидев мой гаражный скарб, водитель сказал, что будем грузить все, что только поместится. Он в этом деле проявил больше хозяйственной заинтересованности, чем я. И успокоился он лишь тогда, когда с трудом закрыли дверь контейнера, а в гараже остались одни пауки да прошлогодняя пыль. Гараж приобрел такое же состояние, как и пять лет тому, когда я его купил у женщины эстонки, соседки по дому, по отчеству Альбиновна, Муж которой за год до этого, сиганул с девятого этажа, не то, по пьяни, не то, от ее большой любви к нему. Из Таллинна мы уезжали втроем, с Наташей, которая была в отпуске. Валентина приболела и решила, что с температурой лучше ехать через Ригу поездом. Мы не возражали. Ехать вчетвером в одной кабине, хоть она и со спальником, было бы тесно и утомительно. Я покидал этот город и эту квартиру без сожаления. Они мне, кроме негатива, ничего не принесли. А с негативным надо расставаться как можно быстрее. И я это сделал. По мере того как мы выехали на шоссе и Игорь попробовал управление на нашей максимальной скорости 60, он мне заявил.:
          -- А ты знаешь, мы с тобой машину перегрузили. У нас, основная масса легла на задний мост и поэтому создается такое впечатление, что предок взвешен и сейчас машина опрокинется на «хвост». Тогда я сказал, что сейчас, как только выедем за город, то выкинем лишнее, для восстановления центровки. На что он промолвил:
        -- Не торопись, сейчас что-то еще проделаем.
       После этого, он, предупреждая нас, несколько раз резко затормозил. При этом груз переместился немного вперед. Управляемость и устойчивость автомобиля восстановились. Еще через полчаса он сказал мне «посмотри через зеркало на задний мост». Я взглянул и увидел, как колесо правой передней колесной пары вышло сантиметров на тридцать в бок, а потом также плавно вернулось и заняло свое место. Вот с такими приключениями и ожиданием неприятностей, мы через сутки подъехали к дому. Когда остановились и выключили мотор, я вылез из кабины, подошел к « морде этого стального коня» и поцеловал его в его эмблему - в слово «КаМаЗ» - Спасибо, брат, не подвёл.
        Через час, выгрузив во двор, привезенное, я, отблагодарив Игоря не только словесно, но и материально, отпустил его. И не такой уж он плохой этот «Игорь–раздолбай». Без него и его помощи, у меня бы это дело, так удачно не вышло. Так, 20 июля 1992 года, точно в тот же самый день, что и ровно 29 лет тому назад, я вернулся в отчий дом из которого, под гул взлетевшего из Борисполя самолета я, восемнадцатилетним мальчишкой, ушел за ним вслед, в большую жизнь, в Авиацию. Круг исторической, диалектической спирали замкнулся.

                НЕТ МАМЫ, НЕТ И СЕМЬИ
            Моя мама пережила сестру Марию не многим более двух лет. В начале января 1992года у нее, помимо постоянно беспокоивших ее симптомов болезни печени, появился легкий периодический кашель. При очередном контрольном осмотре ей порекомендовали пройти флюорографию. Затем попросили повторить. Второй снимок показал, то же самое -- затемнение в лёгком. Быстро было выписано направление в Республиканский «Институт онкологии» для консультации. Двадцать третьего февраля я отпросился с работы, что бы отвезти ее на эту проверку. На душе было как-то беспокойно. Сырая, серая погода с оттепелью и таящим снегом, да не желавший долго запускаться двигатель, говорили о том, что этот день может оказаться неудачным. Я выгнал машину из двора, стал перед калиткой, прогревая ее мотор и ожидая когда мать оденется и выйдет ко мне. В это время в нашем переулке, со стороны леса показался, какой-то незнакомый мне ранее, высокий худой мужчина. О шел по проулку, что-то бормоча или говоря сам с собой. Подойдя к машине он остановился, повернулся и, опершись на нее двумя руками, пробормотал:
          -- Берега Пивничного океану, омываются морями, берега Пивденног океану, омываются песками.
         Сказав это, он продолжил свое движение, как вроде бы ничего и не произошло. Его бормотание, его какой-то нейтральный взгляд и вообще отрешенное от всего поведение, подсказали мне, что он юродивый, впервые оказавшийся в нашей стороне. Больше я его никогда не видел. Через час мы были в институте, а еще через минут пятнадцать, мама вышла из кабинета врача и сказала
         -- Сынок зайди. С тобой о чем-то хочет поговорить доктор, В кабинете меня ожидала неприятнейшая весть:
          -- Ваша мама, давно и тяжело и неизлечимо больна.              -- Доктор, может это ошибка? Может еще можно, чем помочь?                -- Давайте подождем нашего профессора и он посмотрев, окончательно скажет, возможно это или нет?
         Профессор проявился через час, придя из соседнего корпуса. После коротких переговоров с принимавшим маму врачом, он сказал, что проведет осмотр, но только перед этим соберет специалистов для консилиума. Вскоре у его кабинета появилась стайка молодых медиков, не то студентов, не то интернов. Осмотр длился минут пятнадцать, когда мама вышла из смотрового кабинета профессор позвал меня во внутрь и сказал:
          -- Ну что же вы молодой человек до такого допустили. Она у вас давно и безнадежно больна. И ничего: ни операционное вмешательство, ни химиотерапия, ни облучения уже не в силе ей помочь. Вам остается ехать домой и по месту жительства зарегистрироваться у онколога, и, действуя по его указаниям и сообразуясь с обстановкой ждать самого наихудшего.
         -- И сколько это может продлиться?
         -- Это известно только одному Господу Богу. У одних это проходит быстро, а иные мучаются годами. Дай бог, что бы вам достался самый легкий вариант. Крепитесь. Желаю всего доброго.
        Вечером, когда мама легла спать, а я сидел и смотрел телевизор, ко мне подошел отец и я ему, сперва с комом в горле, а потом с трудом сдерживая рыдания, рассказал о нашем общем горе. На что он мне сказал,
        -- Не плач. Не раскисай и не распускай слюни, Ты же полковник, сын. Ты же летчик. Разве мы за годы нашей летной работы мало потеряли и товарищей, и друзей?
       -- Так то товарищи и друзья, а это мамочка. Родненькая моя. Мне ее очень жалко.
       -- А мне что, ее не жалко? Только, наша к ней жалость, сейчас принесет ей больше страданий. Сказал он и, утерев свою слезу, пошел к себе спать.
          Болезнь развивалась стремительно. Через три месяца, первого июня, мама слегла, а еще через три месяца ее не стало. Вместе с болезнью матери в наш дом пришли и те неприятности, которые из под-тишка разваливают дружные семьи, разводят и делают чужими родных, единокровных людей. Отношения моего отца с моим старшим братом первый раз обострились 12 апреля, в «День космонавтики». Этот день совпал с днем рождения жены брата Раисы. Они, для того, что бы как то оживить пасмурную обстановку в доме и отвлечь маму от тяжелых мыслей, решили отметить это событие у нас дома. Взяв почти все необходимое для пирушки, они пред обедом приехали к нам. Пока мама хлопотала на кухне, доваривая картофель для гарнира, Рая взяла швабру и решила, пройдя влажной тряпкой по полу, обозначить влажную уборку. На что Мама ей сказала:
         -- Раечка. Если ты хочешь мне помочь, то протри там, где натоптано: на веранде, в коридоре и у деда в комнате. В остальных не надо. Сегодня мы с Игорем с утра уже все убирали. Через несколько минут из маминой спальни раздался крик отчаяния и выскочила Раиса. Со словами « Ой, что я наделала, что я наделала», она указывала рукой в сторону маминых апартаментов. Мы все вбежали в комнату и ощутив запах прекрасного черно-смородинового вина, увидели на полу огромную растекающуюся лужу темно-рубиновой жидкости. Она вытекала из отверстия в большом десятилитровом стеклянном бутыле, простоявшем в дальнем углу комнаты, в своем узком укрытии, между шкафом и стеною, долгих 22 года. Это вино мои родители сделали сами, из нашей черной смородины, урожая 1970 года, когда родилась моя дочь Наташа. Тогда мама, устанавливая его, отыгравшее и созревшее, в этот «схрон», сказала, что оно будет ее внучке на свадьбу. И вот оно вытекает на пол, последними бульками, освобождая дырявую емкость. Я, прямо из лужи на полу, зачерпнул двумя пальцами этот напиток и попробовал его на вкус. Ни чувства терпкости и старческой горечи в нем не было. Оно было прекрасно, сладкое и хмельное. Но это уже было не вино. Это была просто ароматная лужа, которую нужно было срочно прибрать. Его, конечно, можно было спасти после того, когда Раиса пробила шваброй в боку стеклянного баллона круглую дырку, не развалив весь баллон на осколки . Но женский ум, способный вить сети интриг, творить всякие пакости, не способен в экстремальных условиях сделать простую вещь. Если бы она положила баллон на бок, образовавшимся отверстием вверх, то что-то бы удалось сохранить, но этого не произошло. Прибежавший на этот «гвалт» отец, обозвал ее по-полной, и больше не за утерянное вино, а за то, что она, не послушав мать, занялась никому не нужной уборкой в маминой комнате, чего никогда ранее, за ней не замечалось. Ужин был испорчен, а фактически сорван. Я никогда не думал, да и сейчас не думаю, что это было ею сделано умышлено. Боже упаси! Просто что-то повело её туда, чтобы из-за этого, пустячного случая, в отношениях моего брата и отца появилась пока невидимая трещинка. Следующим поводом, вызвавшим недовольство отца действиями старшего сына, стал случай, когда я уезжал в Таллинн, на четыре дня собирать вещи для переезда. К тому времени Мама уже не могла двигаться и была, тяжелой лежачей больной. Её мучили периодические боли, которые в виде судорожных схваток сковывали ноги или руки. Я в это время располагался на ночь возле её комнаты, и при приступах пытался ей помочь. А какую помощь могли оказать в таких условиях таблетки обычного Анальгина, добываемого мной в одной из аптек Киева. Где за вознаграждение в бутылку «Армянского» коньяка или ликера «ВаннаТаллинн», всего за десяток блистеров, этого лекарства, покупал у  заведующего, и при этом чувствовал его недовольство. Боли её мучили каждых полтора-два часа и для меня эти ночи превращались почти в постоянное бдение у постели больной. Ничем другим, кроме «Аанальгина» я ей помочь не мог, так как ситуация в стране была такой, к которой она приближается сегодня, в этом 2014г. Разруха, голод, дефицит. Улетая в Таллинн, я попросил брата, подменить меня на эти несколько ночей, так как восьмидесяти летний отец, по своей возрастной слабости, с этим делом не справится. Он согласился. Когда я через четверо суток прилетел и вошел в дом, то увидел, что по нашему узкому коридору, опираясь руками поочередно то на левую, то на правую стену, навстречу мне идет мой полуживой отец. Я сперва было подумал, что мама умерла и он от этого находится в шоке, Но он мне объяснил что Женя переночевал только одну, первую ночь, потом сказав, что такого больше переносить на может, уехал и больше не появлялся. Вот так отец все остальные дни, фактически без сна, провёл в том режиме, в котором я находился уже более месяца. Такое поведение брата мне было знакомо. Когда, за год до этого, он также бросил свой пост и сбежал, оставив меня, бессменным на семь суток, у кровати прооперированного отца. Я в те годы думал, что ему было уже физически тяжело выносить такие нагрузки. Но когда я достиг возраста, значительно превышающего возраст моего брата тех, описываемых лет, я понял, что у него просто была «тонка кишка». Слишком он себя любил, что бы пожертвовать собой, и переносить трудности, даже ради своих собственных родителей.
         Этот факт очередного предательства, создал уже более серьезную грань отчуждения, между моими родными людьми. В ту неделю, когда я уезжал в Таллинн для окончательного переезда семьи,  я решил больше с братом не связываться. Меня в данном случае надежно подстраховала моя семидесятилетняя теща. С приездом Валентины мне стало значительно легче. Теперь вопросы рынка, питания и готовки, легли на её плечи, А я, днем занимаясь на работе, по ночам оставался бессменным часовым. Где-то еще в мае, брат заявил, что его старший зять, проходивший службу в немецком Торгау, купил для него у местных немцев, всего за 600 ДМ, автомобиль ВаЗ с побегом порядка 6000км. И что он, оформив и получив загран. паспорт, ожидает гостевую полугодовую визу, для поездки в ФРГ и перегона оттуда машины. Виза пришла, где-то в конце июня, когда мама уже была тяжело лежачей больной Отец, видя динамику ее угасания, сказал, что она от нас уйдет либо в конце августа, либо в первых числах сентября. Он рекомендовал брату съездить как возможно быстрей, что бы успеть к этому неприятному для нас событию. На это брат ему ответил, что они с женой поедут максимум на неделю. Только туда и обратно. Время шло, а они и не думали никуда ехать. Отец на него наседал, а он отнекивался, заявляя, что он быстро, и что успеет. Отец ему даже предложил, что поскольку виза полугодовая, то перенести поездку за «черный» для нас всех рубеж. Однако. Числа десятого августа они позвонили, что сегодня уезжают вечерним поездом и будут периодически звонить на различных этапах своего круиза. Но за все время их отсутствия, от них ни одного звонка не было. Их не интересовало ни состояние больной мамы, ни то, что мы о них тоже волнуемся. А поводов за них волноваться в то великой «время смуты» было предостаточно. Этот период совпал с периодом вывода советских войск из стран восточной Европы. ФРГ после объединения с ГДР запретила на своей территории эксплуатировать советские автомобили, считая их экологически грязными. Вот и потянулись по трасам Германии и Польши наши сограждане, вывозя оттуда весь авто хлам. Этим успешно пользовался криминальный мир, промышляя разбоем на дорогах. Тогда бесследно исчезали не только автомобили, но и их владельцы. Подобный неприятный случай пришлось пережить и мне, когда еще в годы перестройки, я один в машине, возвращался осенней порой из Украины в Таллинн. Машина была нагружена, так и тем, что может только дать мать, отправляя своих детей в дальнюю дорогу, да ещё на все время проживания там, у себя дома, до их следующего приезда. Багажник и кабина  были заставлены банками варенья, компотов, консерваций и солений, а для того чтобы они не двигались, сверху и с боков завалены  яблоками и грушами. У машины «подспускало» правое переднее колесо и я, поленившись его заменить, останавливался каждых два часа, подкачивая по 0.5 атм. и тем самым отгоняя разминкой усталость и сон В Тарту, на заправку, я приехал ровно в полночь, После заправки я подошел к одному из мужчин, стоявших в конце очереди, что бы узнать, как лучше выехать из ночного города на Таллиннскую трассу. Мужчина, активно жестикулируя руками, охотно рассказывал и показывал мне направление движения и обозначал перекрестки с круговым движением, которые мне предстояло проезжать. Во время его рассказа я увидел, что буквально в пяти метрах от места нашей беседы, в сторонке под деревом, стоит зеленый «Жигули» со всеми настежь открытыми дверями, и четырьмя или пятью «Батками,» вальяжно развалившихся в них и наблюдающими за нашей беседой. После того, как я благополучно выехал из Тарту и ехал, подыскивая по дороге где на обочине можно найти, подходящую площадку для остановки и подкачки колес, меня обогнал зеленый «жигуль» и я увидел в свете своих фар, как в мою сторону повернулся и что-то рассматривает, один из «братков», сидевший на его заднем сиденье. Вскоре  «Жигули» прибавил в скорости и ушел вперед, в глухую темную ночь. Проехав еще минут пятнадцать, я снова увидел на обочине, зеленый Жигули. Еще минут через пять и он второй раз догнал меня. Подошел и стал у меня сзади, на расстоянии не более десяти метров, выключив свет основных фар, перейдя только на освещение габаритными огнями. В таком «сомкнутом боевом» порядке мы проехали еще более 20 км, и доехав до ответвления с трассы Тарту –Таллинн на Пярну, «Жигули» включил полный свет и, оставив меня, ушел влево  В сторону приморского курортного городка. У меня отлегло от души. Значит, это не меня они пасли. Значит, еще поживем, еще полетаем. Какие мысли и чувства овладевали мной, за все время этих наших гонок?  Да никаких. Какие там, хрен, были мысли.?
     Мысль была только одна. «Это конец тебе, полковник. Отлетался соколик». А решения были следующие: Первое. Если эти ребята захотят отобрать автомобиль, то живьем они, уж точно не отпустят. Поэтому действую так. Под моим сиденьем лежит дорожный топорик, который сойдет как боевая секира. Отбиваться есть чем, пока двери изнутри закрыты на замки. И пока с их стороны не будет огнестрела. А если будет он, то это к лучшему. «Моменто море», что в переводе ЮВ Никулина означало «моментальную смерть», а не классическое, латинское « Помни о смерти» Второе. На крайний случай, в бардачке лежит бутылка спирта, специально приготовленная для встречи и разбирательства с инспектором ГАИ. Оболью машину внутри спиртом и подожгу. Сгорю как в танке и на этом конец. А другого варианта у меня тогда и не было. Трасса, по которой мы ехали, была построена при советской власти, в начале 70 годов. Проходила она, прямая как стрела, по полям лесам, а больше болтам, вдали от населенных пунктов. Так что свернуть с нее было некуда. Да и за время нашей гонки, я не помню ни одного ни встречного, ни попутного автомобиля. Вот такое мне однажды пришлось пережить. Своей тревогой и тем, что брат ни разу не позвонил, не поинтересовавшись состоянием мамы, и не сообщил о своих действиях, я поделился с отцом, рассказав и про свой неприятный опыт. Чем черт не шутит? Может к приближающемуся нам горю, по закону парности, случайных событий одно уже есть?. Может с ними случилось то, что случалось тогда на дорогах со многими? Это все же дорога.
Он сел за телефон и позвонил свату моего брата, человеку с высоким положением, живущему на киевском Крещатике, прямо против ЦУМА. О том что брат уехал в Германию к его сыну, Николай Григорьевич, не ведал, ни сном ни духом. Для него это была откровенность. Да и из Германии к нему никто не звонил. А позвонить туда, в Торгау, не было возможности, так как надо было звонить по линии армейской связи. Нам оставалось только ждать. Мама покинула этот мир и нас в пятницу в 16 час.45мин, 4 сентября 1992г. Что зафиксировали стоящие возле ее кровати на тумбочке часы, остановившие свой ход в это время. Она ушла тихо и спокойно в иное измерение, прожив на этой земле полных 77 лет, не дожив до своей очередной даты 24 дня. Хотя какое это уже имеет значение. Пятница, это тот день, в который Господь Бог призывает к себе , своих послушных и безгрешных рабов, дав им спокойно закончить до конца недели свои земные дела. О нашей же грешности или непогрешимости перед Всевышним, узнают наши потомки, в тот день когда закроют нам глаза. Для меня та пятница и время 16.45 стали не только моментом потери родного мне человека, но и началом большой упорной работы, не требующей промедления. В пятницу в16.45 заканчивалась трудовая неделя и все до понедельника разбредались по своим интересам. Мне уже было бессмысленно звонить на работу, что бы заказать служебный автобус. Все телефоны молчали. Пришлось крутиться по всем основным точкам одному, получая справку у доктора и свидетельство о смерти в ЗАГСе, решать вопрос с ритуальным бюро по его услугам и с директором кладбища, взяточником и вымогателем. С местным попом и его певчей, Не считая поисков столовой или ресторана, для послепогребальной обедни, договора с водителем автобуса, делающего двухчасовой рейс в село, об его отмене и левом обслуживании похорон. Поскольку в автобусном парке мне старший дежурный диспетчер ответил, что до понедельника никто ничем не поможет. Да еще нужно было разыскать пару кладбищенских «лабухов», которые траурным звуком своих труб известили бы на небесах Святого Петра, что пора открывать врата Рая, и что раба Божья Надежда, уже идет к нему. На все это накладывало особый отпечаток, двадцати восьми градусная жара, которая не позволяла промедления с погребением. И Господь мне в моих мытарствах и поисках помог. В воскресенье, по-полудни, тело усопшей было предано земле, а к вечеру был закончен весь похоронный ритуал и гражданская поминальная панихида. После смерти мамы, отец сказал мне, что, если позвонит брат, то я бы сделал так, что бы о произошедшем он узнал не от меня, а от него, от отца. И такой звонок состоялся, на следующий день где-то в полдень, после того как мы вернулись с кладбища, посетив мамину могилу и «Узнав  как она переночевала свою первую ночь, вдали от нас, вдали от дома» Я поднял трубку и услышав голос брата включил «дурака» сказал:
    -- Подожди. Я перейду к другому аппарату. На этом что-то плохо слышно.
     Я зашел в комнату отца и сказал, что бы он перехватил наш телефонный разговор. Далее я слышал их диалог, понимая его по словам отца: Отец говорил с какой-то напускной легкостью, как бы специально затягивая разговор и уводя в сторону от главного:
     -- Здоров сынок. Приехал? Ну, слава Богу. А то мы тут уже все за вас переволновались. А когда? Говоришь, вчера в десять утра? Да ты не извиняйся, Я все понимаю, устали с дороги, легли отдыхать. Правильно. А чего зря звонить, зря беспокоить? Ты вот лучше мне скажи, как машина? Доволен? И масло не жрет? Ну, поздравляю. Да я знаю их дороги. У нас такие будут не скоро, если вообще будут. А чего, как у нас У нас все нормально. Игорь работает, Валя крутится по дому. Спрашиваешь как мама? Маме лучше. Маме сейчас уже совсем хорошо. Маму мы вчера похоронили.
     И он положил трубку. Буквально, через сорок минут они с женой, оба заплаканные были у нас дома. А еще через минуты три отец ушел с ним в сад. Уселся на пень от старой спиленной груши и с серьезным, порой гневным лицом, выговаривал своему старшему сыну все, что накипело у него на душе, при этот жестикулируя и как будто рубя шашкой, рассекал воздух ладонью. Великовозростное дитя, как нашкодивший школьник, стоял перед ним молча, понурив голову и изредка, обратной стороной ладони подтирая нос. Это длилось, примерно двадцать минут. По окончанию воспитательного процесса, родня быстро подхватилась и, даже не заходя в дом, уехала.
     О чем они тогда говорили, я не знаю, да и не хочу знать. Мой отец был хоть и резкий, но справедливый человек. Он зря словом человека не обижал, но высказывал ему прямо в глаза, все что он о нем думал, не унижая и не обзывая, не оскорбляя.. Этот разговор с братом, стал тем рубиконом, после которого их отношения были основательно подорваны. А окончательно наша семья распалась на два лагеря, буквально на девятый день после того как не стало того центра, который ее всегда объединял – нашей мамы. Не стало мамы, не стало и семьи. По христианскому обычаю мы собрались у нас дома с соседями и близкими родственниками, что бы отметить это событие. Пока подходили гости, мы все сидели на крыльце дома и мирно беседовали. Раиса прошла в сад и, возвратившись оттуда, сказала Валентине:
    -- Валя, а ты видела сколько на нашей груше, растущей за гаражом, много плодов?
   Действительно, мамина любимая груша, «Любимица Клаппа», в тот год, предчувствуя мамин уход, да вероятно и свою ближайшую гибель, готовилась дать огромный урожай. Была она ростом метров около семи, и пять ее основных ветвей, густо усеянных грушами позднего созревания, тянувшиеся к небу, прогнулись как фибергласовые удочки, под весом многочисленных плодов. Ни подставки, ни подпорки уже ей ничем не могли помочь. После того, как Валентина ответила, что видела, но её это  сейчас особо не беспокоит, Рая продолжила:
    -- А что мы с ними будем делать? Наверное, придется продавать!
    И в этот самый миг, раздался треск ломающегося дерева, и глухой удар чего- то тяжелого о вскопанную землю. И тут же за ним раздался следующий и так в общей сложности пять раз подряд. Над крышей гаража больше не было видно трехметровых ветвей маминой любимицы. Они вместе со своими многочисленными твердыми и не дозревшими плодами лежали на земле. Мама не хотела, что бы продавали ее память, и «Любимица Клаппа» была полностью с ней согласна. После поминок, когда все основные гости разошлись, остались мы с братом, да наш двоюродный брат Олег со своей женой. Пока женщины убирали со стола и мыли посуду, Евгений взял початую бутылку водки, три стопаря и пригласил нас с Олегом пройти в зал, посидеть и просто поговорить. Наполненные стопки стояли на журнальном столике перед мягким уголком, на котором мы сидели. Пить не хотелось. Мы вели обычные бытовые мужские разговоры, про баб и работу, про рыбалку и про погоду, про футбол, про баню и…. И в этот момент к нам «подруливает» уже изрядно захмелевшая Рая, и, вклинившись в нашу беседу, задает мне в категорической форме неожиданный вопрос:
   -- А почему, твоя Наташа не была у бабушки на похоронах?
   -- Наташа попрощалась с бабушкой, когда была у нас после нашего переезда из Таллинна, и гостила еще две недели.
  -- А почему, твоя Наташа не была у бабушки на похоронах?
   Выкатив пьяные глаза, продолжала задирать меня невестка.
   -- Наташа не была по той же причине, что и твоя Ира, которая так же не могла приехать из-за границы. А у нее, у моей дочки, к тому же работа. А вот, почему «БЛЯ» твоя Алена, которая живет в Лиманском под Одессой, и которую бабка, от «сраных памперсов, до замужества, у нас здесь каждое лето кормила и поила как на даче. Которая, зная о бабушкиной болезни и будучи в Киеве на учебе, не удосужилась найти час времени проведать старушку? Вот ты мне на это ответь!
    В ее выкаченных глазах вспыхнула лютая злоба. Она закрутила головой, ищя, чем бы меня ударить. Потом подхватила журнальный столик и швырнула его на нас. Моя реакция на это была мгновенной. К этому моменту я уже успел взять свою наполненную стограммовую стопку в руки и плеснул из неё водкой в ее разъяренное лицо…
     -- Вон! Вон. из этого дома, Тварь! Пока я здесь живу, что бы  тебя в нем больше не было.
    Она, как «пьяная белуга», орала, что я ей спалил водкой глаза. Что она меня убьет и засадит надолго. Но дело было сделано. Они собрались и быстро уехали. Так я из нейтрального в их противостоянии с отцом, стал самым её заклятым врагом.

                КАК ВОРОВАЛИ ПО-ЧЕРНОМУ
         После распада Союза наша фирма «УРТКЦ-ГАЗ», являющаяся фактически каким-то дочерним, или даже внучатым отпрыском Горьковского объединения « Авто ГАЗ», стала украинской собственностью. Поскольку она была в эмбриональном состоянии, то никто в её особо успешное развитие не верил. Никто её не трогал, никто не наезжал. Все ждали, что мы скоро «отбросим копыта». Вся наша бухгалтерия по учету основных и оборотных средств замыкалась на Горький, и поэтому Украину интересовали только финансовые отчисления в гос. бюджет, которые фирма исправно платила. Для того что бы как то определиться со статусом в украинском экономическом пространстве и уйти от контроля государства, ставящего бюрократические рогатки всем и во всем, наше мудрое руководство решило перевести фирму в новый статус, в статус арендного предприятия. Это соответствовало духу того времени, заключавшемуся в разгосударствлении предприятий и гос. собственности. Выходило так, что мы должны были платить государству арендную плату за свое же собственное имущество, и его основные средства производства, полученные в наследство от «Авто ГАЗ». Государство всегда было хитрым и коварным. Оно никогда ничего не давало просто так, но всегда и до последней нитки, сдирало со своих подданных шкуру, при этом заявляя, что строго блюдет интересы граждан и общенародного бюджета. Вот и тогда в период полной хозяйственной неразберихи нами была проведена инвентаризация имеющегося имущества, половину из которого бухгалтерия, своими проводками надежно запрятала, а вторую подала в «Фонд Госкомимущества» как имеющуюся в наличии, так и с таким ущербным показателем, не имея ни одного метра собственных производственных площадей, мы получили статус «арендного предприятия». К этому времени по стране широко развернулось движение за приватизацию всего, что только можно было приватизировать, а, если быть точным, то спереть и растащить у развалившегося государства. Это время вошло в историю как, так называемый период первоначального накопления капитала.
        Самой удобной формой явилось создание акционерных и прочих сомнительных структур в виде, ОАО, ЗАО, обществ с ограниченной ответственностью, ООО (не путать с тройными туалетами; Общественные туалеты тогда обозначались как ОО; Это они сегодня, обозначаются как WC) и разных других воровских объединений. Для того, что бы перейти из статуса «арендного» общества в «акционерное», нам предстояло заплатить и выкупить у страны по остаточной стоимости, все имеющиеся у нас активы, так называемые основные средства производства. А как мы знаем, большую половину из них, мы сперли, когда переходили на аренду, а вторую имеющуюся, надо было срочно обесценить. Генеральный вызвал меня с главбухом, и поставил задачу, списать все, что только было возможно. И чем больше, тем лучше. Через пару дней упорной работы было списано все кроме того, что в случае дальнейшей эксплуатации, подлежало ежегодным проверкам метрологической службы и службы «Гостехнадзора». Списали все: от настольных ламп и холодильников, пишущих машинок и вентиляторов, стульев, столов, шкафов, верстаков и инструмента, вешалок для одежды, сварочных аппаратов, гибочных станков и гильотин для рубки металла, и даже новых, месяц тому приобретенных стапелей для сварки кузовов автомобилей. Якобы обнаружив на них, расхождение контрольных, «реперных» точек на «недопустимую величину» «аж» до 4 мм. Войдя во вкус, Генеральный требовал списания и подъемных механизмов, таких как имеющиеся у нас кранбалки и ремонтные автомобильные подъемники. И лишь только мое и главного инженера объяснение убедило его, что этого делать нельзя, поскольку на списанном оборудовании работать запрещено, так как это -- криминал. Вот так, дважды обманув государство и сработав по принципу «Вор у вора дубинку украл», мы вступили в фазу строительства акционерного общества. И было у нас в тот момент из основных средств производства «как у того латыша, только нос и душа». Мы уже не были «УРТКЦ ГАЗ», и нашему ОАО для регистрации нужно было свое собственное название. А когда Генеральный на планерке поднял об этом вопрос, предложив объявить конкурс на новое название, (приз -- ящик коньяка) то наш начальник планово экономического отдела, большой «не дурак» выпить, Игорь Елисеев, в состоянии похмельного синдрома, вдруг заплетающимся языком промолвил.
         -- А чего тут думать. Я давно все придумал. Давайте назовем его «УВОДЕХС»
       -- Чего,чего?–переспросил Генеральный.
       -- «УВОДЕХС» - повторил главный экономист.
       -- Знаешь что, Игорь, пойди и проспись. Нам еще в названии фирмы «ВОДКИ» не хватало. Тебе она, я вижу, снится. Ты лучше в таком состоянии ко мне на совещание не ходи, а присылай своего зама.
       -- А при чем, тут водка? Эта, предлагаемая вам мной аббревиатура расшифровывается как «УкрВолгаТехСервис». И тогда мы поняли, что из-за, плохой игоревой дикции, Генеральный воспринял вместо звука «Т» звук «Д», вот отсюда и появилась «Водка». Не знаю, выставил Генеральный Игорю ящик коньяка или нет, но это название с его руки, а точнее похмельной головы, так и стало нашим флагом, нашим гербом и именем нашей фирмы. Эти наши подлоги и обман государства были действиями «Во Благо». А потом начались действия «Корысти Для». Кто и сколько спер, я сказать не могу, да и не знаю. Я не следователь и не прокурор, за руку никого не поймал, да и не ловил. А вот те условия, в которых мы тогда оказались, и те возможности, которые были для накопления первоначального капитала мне были хорошо известны. Было известно и то, как этими условиями успешно пользовались люди, к этому допущенные. На дворе был 1992 год, а по Украине неслась галопирующая инфляция. Рубль падал катастрофически, а цены при этом взлетали как ракеты с Байконура. «Авто ГАЗ», имея в лице Украины основного потребителя своей продукции, не прекращал поставку на её рынок, через нас, как дилера, автомобили, запчасти, технологическое ремонтное оборудование. Во время моих командировок на наши станции я видел, что на их складах находятся дефицитные запасные части различной стоимости. Я даже на одном из складских стеллажей, увидел десяток правых передних крыльев по цене от 16 руб 30 коп, как было при советской власти, до 14 миллионов купонно-карбованцев из последней поставки. Клиенту, приехавшему на станцию заряжали под оплату последнюю цену, а с баланса склада списывали дешевое крыло. Клиент был доволен, что за такую цену, да еще за половину кабана в придачу, отремонтировал свое авто. Его не интересовали ни накладные, не квитанции, он счастливым уезжал с СТО. Очевидная, скрытая маржа, попадала тому, кому она должна была попасть. Бухгалтерию интересовали только денежные покрытия на складах. Меня же, как производственника, интересовала номенклатура и количество единиц запчастей по каждой группе. Как-то на планерке я, по своей наивности, высказал мысль, что не плохо бы привести учёт складов к какой-то единой системе, привязав цену к доллару. За что, тут же под столом, получил по своему колену ощутимый удар ногой, от сидевшей напротив главбушки. Она сказала:
        -- Молчи. Я тебе потом все объясню.
       Это мое предложение, нарушало один из каналов обогащения руководства. Были и случаи получения «откатов», когда без моего согласования и ведома главного инженера, служба снабжения приобретала, никому не нужное оборудование и материалы низкой кондиции. Они даже пару раз пытались передать без нашего, с Мудрицким, ведома оборудование, закупленное специально для вводимого в эксплуатацию нового производственного участка станции, на другую станцию, которой для этого оборудования было, ох, как еще далеко. Но самой большой аферой была продажа около 800 грузовиков ГАЗ-3307, переданных нам « Авто ГАЗ» под реализацию. Автомобили были поставлены на пять или шесть станций в различных регионах Украины, по строго установленной продажной цене. Их приняли и … в продажу не пустили. Заморозили месяца на три, отслеживая, как растут на них цены. Потом когда цена выросла почтив в два раза, автомобили ушли «как песня». От этой тактики продажи с задержкой, получили свои барыши, все в ней замешанные, я думаю, что не только наши, но и руководители из Горького.
        Тогда кое-кто поднялся. Умные вложили капитал в строительство своих СТО, а самые умные перевели их в «зелень» и спрятали там, где кому считалось надежней Были и частные шалости. Зарабатывал и урывал, кто как только мог. Как то в киевской газете я прочел, что у нас на территории «ВЫПЕРДОСа» (Выставка передового опыта Украины) располагается временная «Европейская выставка новых технологий в автотранспорте». Мы с Мудрицким АВ сели на авто и проехали посмотреть, что там, у них в Европах, в этом деле новое. Наше внимание привлекла малярная камера для окраски автомобилей. Мужчина итальянец, рекламирующий ее, сказал нам, что она стоит 18тысяч долларов вместе с доставкой и установкой. И может быть доставлена и смонтирована в течении недели, с момента подписания договора и поступления транша предоплаты в размере 30%. С этой мыслью мы приехали к генеральному и доложили ему об экономически выгодном предложении. По его реакции было видно, что он заинтересовался ею, и даже спросил модель камеры и адрес фирмы. Мы оставили ему рекламный проспект. Когда я на следующий день спросил главного инженера, какое решение принял генеральный, то он ответил, что генеральный взвесив, сказал, что для нас это дорого. Ну что ж. На то он и Генеральный – главный распорядитель кредитов. Через две недели шеф уехал в Германию в Бохум. А еще через пару дней от него поступил телефонный звонок, быть готовым через три дня принять из Германии две фуры с оборудованием. Фуры пришли вовремя, а после разгрузки из товаро-транспортных накладных стало известно, что к нам привезли итальянскую малярную камеру, о которой мы ему докладывали после посещения выставки. Только цена ее была не 18тысяч с монтажом и пуско-наладочными работами, а 43 тысячи «зеленых». Да еще через неделю приехали из Чехии два наладчика, у которых по данным бухгалтерии была оплачена командировка с суточными в размере 1000баксов. Работали они 10 дней. Имеющий ум да поймет, умеющий считать да посчитает. Кому и сколько. В нашей фирме система «заноса конвертов» была отлажена четко и отработана до совершенства. Особо это было хорошо видно в «Дни рождения» шефа. А это было 8 августа. Когда на улице еще во всю жарит солнце, в кабинетах жара, а вокруг на базарах море живых пахнущих цветов. В этот день с утра, у нашего офиса собирались все наши директора станций вместе со своими бухгалтерами, чтобы чествовать именинника. Они были разодеты и празднично воодушевлены. У них были огромные букеты цветов, От них тонко пахло дорогими французскими духами и дешевым спиртовым перегаром. Леонида Антоновна оглашала очередность «доступа к телу» и предупреждала, что время на общение с именинником не более трех минут, поскольку нас много – 43 СТО. Что кроме станций есть еще местные службы и индивидуальные заезжие приятели со стороны. И церемония поклонения может затянуться надолго, что утомительно как для ожидающих своей очереди чествующих, так и для чествуемого. Глядя на этот список, можно было четко определить, кто на сегодня у шефа в фаворе, а кто «пасет задних». Мой отдел, бухгалтерия и плановики, триединой командой замыкали это поздравительное шествие.
        И вот процессия, по команде «Первый пошел», строго по расписанной очередности двинулась вперед… Где-то через два часа ко мне в кабинет позвонила Леонида Антоновна и сказала, что бы моя команда подтягивалась на исполнительный старт, так как до моего выхода, осталось пять станций. Когда мы вошли в кабинет шефа, то я чуть не охренел. Во-первых. В жарком и душном кабинете воздух был наполнен густым запахом цветов, среди которых особо выделялся запах пионов. Этот запах я невзлюбил после того, как простоял под ним у гробов двух моих товарищей летчиков, погибших в авиакатастрофе еще в далеком 1968году. Во вторых. Весь кабинет и длинный стол совещаний, примыкавший к письменному столу шефа, были заставлены и завалены цветами. Бесконечный ковер из цветов. Сбоку у окна, на четырех журнальных столиках стояло как минимум сотня пустых рюмок и бокалов, А рядом с ними еще не тронутые рюмки заполненные коньяком и бокалы с шампанским, выпускающим из себя мелкие пузырьки воздуха. Тут же на подносе, проколотые шпажками, лежали маленькие бутерброды с разнообразной начинкой.. Но это было еще не самое главное. Хотя наш шеф, пригубив почти полсотни рюмок с поздравлявшими, уже «устал» и не мог даже приподняться из высокого кресла, из-за своего стола. Наш пионерский рапорт он принял с каким-то непонятно улыбающимся выражением лица. В знак благодарности вместо ответа он мотнул головой и указал рукой на столик с выпивкой и закуской,  «Мол, хильните за меня». А вот самое главное, что вместе с запахом пионов пришло мне в голову, так это то, что наш шеф, сидящий со сложенными на животе руками и утопающий в цветах, удивительно точно напомнил мне нашего любимого покойного ЛИ Брежнева, лежавшего в гробу, при всенародном прощании с ним. Когда я, спустя некоторое время, спросил у одного из моих хороших приятелей директоров, какая была входная такса «за доступ к телу именинника», то он мне ответил:
       -- Не менее 1000долларов со станции, а там, сверху, кто как сам захочет прогнуться.
      Вот так, На ровном месте, даже не в юбилей, а в простой день рождения, можно просто заработать 43 тысячи баксов. А вы так сможете??? Тогда, в далеком 1992 году у нас на фирме была отработана та коррупционная модель, которая через 22 года окончательно разъела Украину, которая привела её к гражданской войне в 2014г. Генеральный воровал сам и давал возможность обогащаться своим директорам, которые в знак благодарности платили ему дань. Это была хорошо сбалансированная система с обратной связью. И она успешно развивалась, воруя сама у себя и своих акционеров.

          И ВСЕ  ЖЕ МЫ СТРОИЛИСЬ, МЫ РАЗВИВАЛИСЬ
         Не взирая на то, что в стране Украина в то время был несусветный бардак, но, тем не менее, благодаря тесным экономическим связям со своим вчерашним родителем, российским объединением « АвтоГАЗ», фирма продолжала развиваться и начала уверенно строиться. Дела наши шли неплохо. У нас ни разу не было задержек с зарплатой. До 1995 года не было вынужденных простоев, неоплачиваемых отпусков и сокращений. Мы четыре раза получали на свои акции дивиденды, суммы которых, в десяток раз превышали стоимость первоначально приобретенных ценных бумаг. Мое техническое задание на проектирование административно-производственного и складского комплексов, не только приобрело форму строительного проекта, но и притворялось в жизнь. Проектными  работами и авторским надзором за ходом строительства, занималась частная группа молодых проектировщиков, возглавляемая неким Леней, молодым мужчиной, лет до тридцати пяти. Они появлялись у нас на стройке, раз в неделю, оценивали состояние выполняемых работ и тут же, в случае необходимости, вносили свои коррективы, которые через пару дней, после согласования с какими-то государственными контрольными органами, приобретали силу. Зная, что затягивание строительства ведет к его непомерному удорожанию, руководство фирмы денег не жалело. Если нужно было что-то срочно сделать, а подрядчик, ссылаясь на отсутствие рабочих и невозможность использовать их больше положенного КЗОТ времени, переносил работы на завтра, то здесь вступала в силу личная заинтересованность тружеников. «Золотой телец» в виде налички за аккордно выполненную работу, поднимал в строительной бригаде, чуть ли не комсомольский задор и героический порыв двадцатых и тридцатых годов, когда с призывным «Даешь!» на нашей земле рождались «Магнитка» и «Днепрострой». Мужики работали без отдыха по двое суток подряд и днем, и ночью, прерываясь на прием пищи да небольшой часовой перекур со сном. Часто бывая на стройке, встречаясь со строителями и проектантами я узнал одну из хитростей строительного искусства, это фундаменты на «висячих сваях». До моего сознания не доходило, как это так может быть, что фундаментная свая, на которую опирается вся огромная стройконструкция, может быть висячей. А это именно так и есть. Когда начали забивать сваи под основной корпус, то они,  десяти метровые, после двух-трех ударов бабы копра, входили в грунт, как гвозди в песок, и там бесследно исчезали. Я раньше упоминал, что нам под место строительства, был выделен рекультивированный участок бывшего полигона городской свалки, в недрах которого еще до тех пор шли процессы брожения и гниения отходов. Молодые ребята проектанты, быстро нашли способ, как решить эту проблему. Они предложили сварить по всей площади свайного поля каркас из арматуры, приварить к нему сваи, а потом всю эту конструкцию залить бетоном. Таким образом, удельная нагрузка от сваи распределялась на всю большую площадь, что и снимало проблему. Конечно в этом были дополнительные затраты, но это лучше, чем угробив массу средств, отказаться от строительства вообще. Параллельно с нашим центром в различных городах Украины местные директора строили свои не только СТО, но и целые сервисные центры. Так в Алесандрии ВА Кузькин, для которого все вокруг происходящее виделось только как «Кошмар-караул», построил вместе с СТО, автомагазин и крытый паркинг, для своих сограждан. Не отставали от него и ВВ Улич в Тернополе, и плутоватый Сашко Купчинский в Ровно, и Эмиль Фареныч в Мукачево, И Николай Хаджинов из донецкой Марьинки, а так же и многие, многие другие. Строительство нашего большого комплексного объекта, начавшееся чуть более полутора лет тому с пробного штриха на первом листе ватмана его проекта, подходило к завершению. Оставались только мелкие доводочные работы. На которые генподрядчик, руководитель одного из СУ Киева ВВ Петренко, просил еще пару недель, на что тут же на совещании шеф ответил ему:
         -- Ни хрена. Мы как запланировали, так и начнем переезд с 15 сентября. И начнем его, с нашего десанта, с ПТО. А это означало, что мне и моим сотрудникам придется первыми обживать этот, не до конца завершенный объект, Где на четвертом этаже, месте нашего будущего пребывания не везде был постелен на пол ленолиум и не все электророзетки, откликались над подсоединение «тестера», показанием напряжения в 220 вольт. Обычные строительные недоделки. Так оно и вышло. 15 сентября 1993года я со своими товарищами, погрузил на грузовик мебель и имущество ПТО, и первым, как десант Цезаря Кунникова в годы войны, под «пулеметное» стрекотание перфораторов, долбящих отверстия в уже готовых и окрашенных стенах, для телефонной разводки, занял плацдарм на четвертом, еще не доведенном до ума этаже. Первое время нам было вольготно. Телефонная связь с главным штабом отсутствовала. Мы работали по своему плану, исполняя все ранее нами, намеченное. Никто нам не мешал и нас не беспокоил. К тому времени личный состав моего отдела подрос и кардинально поменялся. Вместо ушедших, как не выдержавших «лихой доли» и страдавших при Волкове от безделья, В Петрика и И.Чемрова, понявших, что с моим приходом надо начинать работать, ко мне в явочном порядке были назначены новые люди. Заместителем стал АТ Билан, так и не создавший центр по подготовке специалистов автосервиса, Технологом ВИ Куролап, Перешел из снабжения ОКС ВИ Дзюба, ранее работавший снабженцем в машиностроении, и как, он сам заявлял, что «ни черта» не смыслил в строительном бетоне, балках, блоках, арках, ригелях. Все они были значительно старше меня и «подгребали» к пенсионному возрасту. Хоть их ко мне присылал отдел кадров, с предупреждением по телефону, что:
        -- Это старый приятель семьи Генерального, а за этого перед Святославом Матвеевичем ходатайствовал, «аж сам …. Ну вы понимаете кто, это?... Да, да. Он самый». Они приходили ко мне и говорили:
       --Товарищ начальник. Прибыл под ваше руководство. Укажите где сесть и чем сейчас нужно заняться? Что сделать? Старый Белан АТ, по праву заместителя, брал на себя инициативу и говорил вновь прибывшему: 
        -- Правильно понимаете текущий момент. Товарищ. А что сейчас сделать? Так это сбегать в придорожное кафе и купить бутылку водки. А там, за ней в беседе, ты нам расскажешь о себе, а мы увидим какой ты в деле.
        Товарищ шел и приносил ему заказанное. Потом во время обеденного перерыва, щелкал запираемый дверной замок кабинета. На стол доставались принесенные из дому все наши бутерброды и после контрольного пересчета Биланом сколько нас тут всех присутствует, они разрезались на количество частей, соответствующих количеству собутыльников. Все эти части выкладывались на большую тарелку для общего потребления. Поскольку Василий Иванович вообще не пил, но Билан как мой « стар-пом» и главный в нашей «кают компании», его от вноса средств вскладчину не освобождал и следил, что бы он исправно, в свою очередь бегал в кафе. А тот и не отказывался. Все мои мужики, хоть они и пришли, кто как дальний родственник Генерального, кто как от «того Аж.аж… самого», были нормальными и не амбициозными людьми. Жили мы дружно без подстав. Я не редко покрывал их проколы, и так же не редко получал за них от шефа. Но это не мешало нам строить и поддерживать взаимно уважительные отношения. А когда, в первые дни каждого нового месяца, к нам из регионов приезжали с отчетами наши подопечные, и кто-то из них желая сдать нам отчет, повертев ручкой запертой двери, начинал выстукивать по дверному полотну, строго секретный сигнал «Два длинных и три коротких», Белан говорил.
         --Это либо чужак, либо Федька. Опять, скотина, с пьяна, секретный код перепутал. Ну сколько ему можно повторять, что надо стучать наоборот,«Три коротких и два длинных» . Потом когда мы все таки впускали стучавшего то Белан, своим напускным тоном и необычной форме общения нападал на него :
          -- Че? Пришел сдавать отчет? А бутылка есть?
          -- Она у меня всегда с собой.
          -- Доставай. Сейчас с нами пообедаешь, а потом посмотрим. Что ты там наработал? Поле этого, каждый оставшийся на тарелке кусочек, от ранее разделенных бутербродов, делился пополам после чего закуски становилось «в два раза больше». Комната технического отдела была большая и свободная. Когда я в процессе общестроительных работ увидел, какие получаются маленькие кабинеты со строительным шагом 3х6м, то попросил зама по строительству не устанавливать стеновую перегородку, а сделать нам одну комнату из двух. Потому что в таком случае две комнаты по 18м. НЕ РАВНЫ,  а значительно меньше одной в 36м. В основе этого моего замысла лежало то, что нашей службе со временем придется расширяться, принимая к себе новых сотрудников, по новым направлениям. Так оно и случилось. Вскоре, в наш отдел был территориально присоединен Инженер по технике безопасности и охране труда Ефим Борухович Будницкий, бывший танкист-подполковник. С ростом под два метра. Когда я его спросил:
         -- Фима. Как вас с таким ростом взяли в танковые войска? Вы же в танк не влезете?
        На что он мне ответил:- когда я поступал в высшее киевское танковое, мой рост был чуть меньше -- метр семьдесят. А когда из него выпускался, то был уже метр девяносто пять. А потом я еще подрос. Вот поэтому, из-за роста, я всю жизнь прослужил не в танковом подразделении, а технической броне-танковой службе. На ней я и вырос до подполковника. Фима был очень приятный и обходительный иудей. С ним было очень просто общаться и легко и беззаветно дружить. Он мне даже помог в повышении моей летной пенсии. В то время Фима, втихаря, подрабатывал в пенсионом отделе обл. военкомата, помогая за копейки, в перерасчете пенсий в соответствии с их индексациями, по причине галопирующей инфляции. Как-то раз он подошел ко мне, и положив на мой стол какую-то бумажку и сказал:
        -- Смотри. Вот такая у тебя в этом месяце будет пенсия. 
       --Фима,  откуда это у тебя?
      Тогда- то он и раскрыл мне свой секрет. После этого, я на свою ответственность стал отпускать его с работы. Прямо с утра, его задачей в этот день было попасть на глаза Генеральному, либо нашему доброму Церберу, Леониде Антоновне. А в те дни, когда генеральный отсутствовал из-за командировок, то Фима на работу вообще не выходил. А я ему на всякий случай придумывал задания, где он должен был в этот день быть и находиться. Однажды он пришел и сказал мне:
         -- Я в пятницу смотрел твое личное дело. А почему ты не получаешь надбавку к пенсии за свой «1- класс, военного летчика»?
        -- Я не знаю. Я даже не догадываюсь, что из-за него есть добавка к пенсии?
       -- Надбавка мизерная, но моральное удовлетворение, что ты не зря тридцать лет отлетал. Для этого тебе нужна только справка из той части, где ты последний год летал, и что ты в тот год подтвердил класс.
       -- Эге. Той части уже больше нет. После вывода войск из Эстонии ее расформировали, а обращение в архив в Подольск, займет уйму времени.
       -- У тебя хоть какой-то документ с ее печатью есть.?
      -- Есть у меня ее печать в летной книжке.
      -- Принеси мне свою летную книжку. Постараемся что-то придумать. Там такие «лажевые» справки присылают, просто жуть, И проходит. А у тебя в личном деле все записано и все подтверждено. Нужна формальность – справка. Простая бумажка.
       Я не знаю, что там нахимичил мой Фима, но в конце месяца он положил мне на стол выписку моей пенсии с учетом класса и компенсацией, за ранее не оплаченные месяцы.

                ХОТЬ МЕЛОЧЬ, А ПРИЯТНО
        Я спросил его как это все вышло, на что мудрый еврей сказал:
         -- Оно тебе надо? Живи, получай и радуйся.                Значительно позже он рассказал, что внес в проект приказа обл. военкома, наряду с другими соискателями, все мои данные и пошел с ним на подпись. Генерал спросил:
        -- Ефим Борухович, там, как всегда, все соответствует?                -- Да. Как всегда соответствует.
         -- Тогда, давай подпишу. – и поставил свою подпись.  Я после этого взял твое «Личное дело» и закинул его на самую верхнюю полку. Если понадобится, то подскажешь, что бы они его в ячейках на букву «С» не икали, а сразу же брали лестницу и лезли на самый верх. Под потолок. Вот так, танкист Фима, помог мне военному летчику, получить надбавку за мою профессиональную подготовку в прошлом. Кто бы мог подумать? В первых числах октября навсегда распрощавшись со старым офисом, на арендованных площадях, наша фирма переехала в свое собственное здание и стала обживаться. Где-то в конце ноября у нас на планерке появился незнакомый мужичек, лет за тридцать. Худой, не стриженный с прямыми, и жесткими торчащими волосами, он устроился и скромно сидел на одном из крайних стульев ряда, располагавшегося вдоль стенки кабинета. Генеральный, открывая планерку сказал, что мы остаемся верными нашему принципу честно зарабатывать деньги где только можно (кроме оружия и наркотиков), по- этому у нас с понедельника появится новое подразделение не связанное с авто техобслуживанием. Оно будет заниматься изготовлением различных конструкций из металла, начиная от гаражных ворот и вплоть до металлических жилых и торговых модулей. Возглавит его Тарас Иванович Рубаняк, – и указал на незнакомца. На вопрос моего друга-завхоза Федора, где они будут располагаться, Генеральный ответил, что рабочие займут часть раздевалки на втором этаже. А их начальник, экономист и бухгалтер, маленькую комнатку там же, рядом с мед пунктом.
         -- В этой комнате еще не все готово. Там на неделю работы. Есть предложение их временно подселить в тех отдел. Чтобы тамошные мужики каждый день во время обеда не пьянствовали. А то зайдешь к ним после обеда, а у них пустая бутылка в мусорной урне. Даже завхозу ни капли не оставили. А мне обидно, что у меня такие жадные друзья - с улыбкой и подначкой сказал Федор Нестерович.
        -- Так ты приходи во время со своей бутылкой и закуской, тогда может чего и тебе достанется:- парировал я.                --Федор Нестерович, а что они и в самом деле пьют?. Я что-то за ними не замечал. Вы следующий раз мне на них «постучите».
        -- Разве тут заметишь. Вы посмотрите, какие у них морды? Что у начальника, что у его заместителя, что у остальных. Им бутылка на троих, как слону дробина. Им с такими пачками, и по ведру мало, чтобы что-то на них заметить. А я обязательно «стукну», если они мне следующий раз не оставят, если не нальют – с улыбкой сказал мой друг, почти не пьющий гипертоник Федор.         Кворум дружно засмеялся, а генеральный, покончив со своей улыбкой, сказал:
        -- Ну что ж, на этом так и по решим. ПТО на неделю ужмется, а ты Олег Владимирович, организуй, пусть твои строители из ОКС, быстро сделают эту незавершёнку. Сроку им не более недели.
        Когда же через год, в преддверии 1994 года Генеральный собрал нас, руководителей служб и своих замов, для того что бы в торжественной обстановке подписать последний акт выполненных работ и акт о завершении строительства, то возник один немаловажный вопрос: «Кто будет сдавать наш объект службам государственного контроля (пожарной, санитарной, экологической и тд)?» В тот момент, когда Генеральный произносил эту фразу, я посмотрел на генерального подрядчика, товарища ВВ Петренко, директора СМУ. На его лице была четко видна тревога по результату этого решения. Предлагалось два варианта Первый. Объект сдает фирма генерального подрядчика. Второй. Объект сдаем мы, как его хозяева. Наступила пауза и тишина раздумий. И тут я как всегда взял и первым ляпнул.
        -- Пусть сдает Пертренко. У него это не первый объект. У него есть концы и выходы на приплаченных чиновников. А нам, все это предстоит пройти в первый раз. И еще, не известно, во сколько нам это обойдется в материальном плане, и сколько мы потеряем здоровья и нервов?
        Наша сторона поддержала меня единогласно. Петренко сидел как в воду опущенный. Генеральный посмотрел на нас, затем на сжавшегося в комок Петренко и сказал:
          -- Ну что ж. Последнее слово за мной. Я принимаю решение, что….-- он сделал паузу и еще раз взглянув на Петренко, .. что сдавать объект будем МЫ. И поставил свои подписи под актами.
         От услышанного и увиденного, радостный Петренко аж подпрыгнул со стула. А директор, мотивируя свое решение, продолжал: - Мы сегодня главный монополист в нашей стране по продаже автомобилей «Волга» и запасных частей к ним. С их помощь мы сможем закрыть «крылом и дверью» нашу любую проблему. Он имел в виду, что дефицитные крылья и двери к этим автомобилям могут стать надежным средством коррупции, и взяток для чиновников высокого ранга. Но он не учел, что время «Волги» уже, как воды ее крестной матери, великой русской реки истекает. И что чиновник уже не тот, и что в страну пошел поток хоть и подержанных, но еще приличных автомобилей из Германии, Франции и всей старушки Европы. Я не знаю как дорого обошлись фирме попытки решения этой проблемы, но я точно знаю, что наши объекты так и не были приняты в эксплуатацию еще в течении семи последующих лет. Вплоть до второго успешного рейдерского захвата и окончательного ее развала. Сегодня на месте нашего «Увотехса», уже новые хозяева, там сегодня Бориспольский автобусный завод.

               И СНОВА ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ. УХОД ОТЦА
         Осенью 1992 года, через полтора месяца после смерти мамы и всех наших  семейных коллизий с братом и его женой, Валентина затосковала и захотела поехать к дочери в Таллинн. Мы с отцом против этого не возражали, но нам перед ее отъездом предстояло отметить 80 летний юбилей нашего отца, который родился 12 ноября.
          В отцов день рождения, телефон с утра не умолкал. Передавая свои поздравления и пожелания, звонили и родня и друзья отца, и его бывшие (еще не успевшие уйти) немногие сослуживцы. Не было только звонка от его старшего сына. Я видел, что он внутренне переживает это, но не подает виду. Но наконец, в начале четвертого, когда мы стали накрывать праздничный стол, позвонил и он. Сухо поздоровавшись с Валентиной, поднявшей трубку, он попросил к аппарату отца. После поздравлений, он неожиданно спросил старика, приезжать к нему или нет? На что отец сказал ему:
       -- С утра мне позвонило и поздравило море людей. Да и наши, меня здесь, не обижают. Вот Валентина сейчас накрывает праздничный стол. У нас будет «Киевский торт» и шампанское. А вообще. Если хочешь, приезжай, а не хочешь, то нет. Это на твое усмотрение. Да к тому же, скоро будет темно, и куда ты на машине в ночь поедешь? А, в общем, Решай сам.»
         В тот день он так и не появился. Не знаю, что его заставило поступить так. Не то обида на отца, за высказанное ему, после маминых похорон?. А может моя стычка с Раисой? Но тем не менее, ничто ему не мешало взять коробку конфет, тройку гвоздик и приехать с поздравлением, а может даже и примирением. Но этого не произошло. А старик, так на это надеялся. Через пару дней после юбилея Валентина, сварив нам огромную кастрюлю наваристого украинского борща, накрутив фарша и нажарив большую «гусятницу» котлет, залив их смальцем, сказала:
         -- Вот вам харчи на первое время, а дальше, когда захотите есть, сами себе приготовите. Это дело не мудреное. А если не сможете, то ходите питаться в ресторан, как аристократы. Воскресным вечером я её посадил в огромный мягкий и шикарный автобус марки  «Нео-Пан», международного маршрута «Киев–Таллинн», который прощально подмигнув огнями «поворотников» и «стопов», увез ее в глухую ночь. Поскольку пищу долго в холодильнике держать нельзя, то мы с отцом ее ели с удовольствием, не отказывая «себе ни в чем». К субботе в кастрюле осталось на дне только несколько полосок капусты, да кольцо жира на внутренней стороне ее стенки. С котлетами было немного лучше. Их нам хватало на субботний завтрак, по одной на едока. Одним словом, кайф закончился. «Приплыли». В субботу, утром перед завтраком, я отправился в поход за харчами. На базаре купил каких-то костей с мясом, про которые мне  сказали что это грудинка, какой-то кусок жилистой говядины, какого- то сала, сметаны и непонятной зелени. Подсолнечное масло, томатная паста, лаврушка, лук, картрфель и специи у нас были. Значит можно попытаться изобразить, что-то вроде украинского борща. До этого я никогда и ни разу в жизни вопросами кулинарии не занимался, и даже  себе не представлял, как это делать. Но голод не тетка, а книга, это тот источник знаний, которые выработало человечества. Поэтому книгу надо не только любить, но и знать в какой из них, что можно вычитать. Такой спасительной книгой, для меня, стала большая и старая мамина книга, издания 1953 года, «Книга о вкусной и здоровой пище», на форзаце которой был красочно изображен банкетный стол, а как эпиграф к ней приведены слова ИВ Сталина. « Характерная особенность нашей революции состоит в том, она дала народу не только свободу  и материальные блага, но и возможность зажиточной и культурной жизни, а также здорового и рационального питания». Я нашел рецепт борща и начал пошагово, по времени, выполнять пункты алгоритма его приготовления.
         Пункт 1: «Мясо промытое, и порезанное на кусочки вместе с костями, опустить в горячую воду и варить мясной бульон на умеренном огне в течение двух часов, периодически снимая шумовкой, всплывающую пену». И так ровно через два часа, ни минутой больше, ни минутой меньше, я считал, бульон готовым. Заправка к бульону для меня не была проблемой. Меня только расстраивало то, что в моем комплекте зелени не было «белого корня». А что он из себя представляет, я не знал, Поэтому  на свой страх и риск, заменил его консервированной зеленью петрушки.  (Хотя это оказалось, по сути одно и то же. То – корень, а то- ботва). Когда через час по кухне пошел ароматный запах борща, заправленного чесноком, да зажаркой старого сала, а для полировки за пару минут до выключения под кастрюлей огня, бухнутого в нее, полстакана сметаны, то я понял, что мы сегодня с голоду не умрем. У нас получился великолепный борщ, в котором свободно стояла ложка. Котлеты из жилистой говядины были немного не удачны, но вполне съедобные, Поскольку в них, на одну треть мяса было по одной третьи картошки и белой булки. Да пару яиц для связки. Ну, как примерно сегодня в колбасе СК. Зато панировочные сухари своим хрустом, доводили их невысокие вкусовые качества до совершенства.
        Отец, отведав приготовленную мной пищу, похвалил ее и после этого спросил:
        -- А кто тебя научил так хорошо и вкусно готовить? На что я ему ответил: -- Это ты. Именно ты, тогда еще в детстве, когда мы жили в Белоруссии, а мама уехала в Феодосию в санаторий. Тогда мы с тобой на месяц остались одни. И ты через день посылал меня в магазин, покупать литровую банку консервированного рассольника местного производства, (Почерневшая капуста, черная картошка, серо синие кольца лука, огромная фасоль, не то брюква, не то кормовой буряк, да пару листков лаврушки, и столько же дробин черного перца, составляли его ингредиенты). Инструкция на этикетке гласила
         --Содержимое банки, высыпать в 3 литра кипящей воды. Дать прокипеть десять минут и «Приятного вам аппетита».
        -- И неужели, он был такой плохой? Ведь мы его с тобой ели в течение целого месяца и никто из нас тогда не помер?
       -- Нет. Он был хороший, Да только вот, от того рассольника меня и сейчас воротит. Поэтому я и сварил этот борщ.
      Так мы, приобретя первый кулинарный опыт, поверили в себя, и в то, что не помрем с голоду, зажили спокойно и вольготно. Из телефонного разговора с Валентиной, я понял, что им там живется не сладко. Она села на небольшую Наташину зарплату, еще одним едоком. Что бы как-то снять финансовую нагрузку, ей пришлось идти, нанимаясь на разовые низкооплачиваемые работы.
       --Ты представляешь,- говорила она мне. - Я сейчас работаю на нашей бывшей военторговской базе, и перебираю у ее нового хозяина, гнилые бананы, апельсины и прочие цитрусовые. Кто бы мог подумать, что жена полковника, будет этим заниматься от безденежья? И именно в том самом месте, где год тому, нас встречали и провожали как королей
        --Так в чем же дело? Давай бери билет и возвращайся. Чего тебе там сидеть, объедать дочку?
        -- Тебе этого не понять. Ты не мать, а у матери свои, особые чувства.
         Вернулась она из Таллинна месяца через два, уже после Нового 1993 года. Приехала она какая-то удрученная, со своими грустными и потаенными мыслями. Возможно это из-за того, что дочь там осталась одна и категорически не желает возвращаться, а возможно и еще из–за чего-то, одной ей, да только Богу известного. Со временем ее настроение еще более ухудшилось, и она потихоньку вернулась к старому, начала попивать. Я пару раз, придя с работы, заставал её спящей и в усмерть пьяной. Естественно, на этой почве в семье возникали скандалы. Как-то один раз, на нашей общей сходке, на даче у Евгения Кравца, она «напилась» и начала выступать, кляня всех и вся. И в первую очередь, естественно, меня. Ничего в мире нет противней пьяной женщины. После этого, наше с ней появление на людях, стало для меня невозможным, из-за моего нежелания и боязни повторения такого рецидива. Пришлось ограничить свои встречи с друзьями. Видя и понимая все это, отец мне однажды, со слезами на глазах сказал :
        -- И на черта ты ее привез из Таллинна? Пусть бы там она жила как хотела. А сейчас вот мы вместе с тобою, с ней мучаемся. Что? Может ее нужно отправить обратно, пока у нее там есть квартира?
       -- Ее никуда нельзя отправлять. Ее надо серьезно лечить. А отправить, это не выход. Она там сразу же пропадет. Да и дочери с ней, будет море проблем.
      -- Так бери, лечи. Или что-то делай, Так же дальше нельзя. От проволочек становится только хуже.
      -- Я этим займусь. Обязательно займусь, только надо её уговорить на это. Без ее желания, это пустой номер.
        Наши отношения с братом, были в состоянии тихого и сильно замороженного конфликта. О том, что он не звонил мне и не хотел идти на контакт, я особо-то и не волновался, Да и мне, за моей работой, было не до этого. А вот то, что он не хотел контачить с отцом, было плохо. Старик это внутренне переживал. И было видно, что ему это неприятно, но он не подавал виду. Ну что ж поделаешь. Насильно мил не будешь. Он взрослый человек и живет своим умом, от нас не зависящим. Так до мая месяца от него не прозвучало ни одного звонка, А с мая он уехал к зятю на дачу, на которой затаился на все лето. И до которой мы, в случае крайней необходимости, не смогли бы дозвониться. Появился он с женой только один раз, в годовщину маминой смерти и после этого опять пропал. При этой встрече мы все делали вид, что между нами ничего не произошло. Но на самом деле, это  было не так? Где-то в сентябре Наташа позвонила и сообщила, что она выходит замуж, за своего бывшего одноклассника, этнического русского. Что свадьба запланирована на 9 ноября, и что она приглашает нас на это торжественное для них событие. Естественно я, из-за старого отца, на свадьбу поехать не смог, и поручил Валентине, передать дочери мое отцовское благословение.
        Валентина уехала. Сразу же после свадьбы она продала нашу четырех комнатную, 76 метровую квартиру за 5 тыс. долларов, и мой гараж за тысячу баксов. Квартира по тем временам, была продана удачно. Ибо за год до того, точно же такую квартиру наш офицер, подполковник Горюшкин, продал за сумму соответствующей цене двух турецких кожаных курток. А мой гараж, купил наш домовой сантехник. Горюшкин продал ее так дешево, потому, что был вынужден покинуть Эстонию, вместе с выводимыми войсками. Деньги за квартиру, по словам Валентины, ушли дочери на мебель и прочие потребности молодых. Моя дочь, за год самостоятельной жизни стала, очень прагматична. Она напрочь отказалась от пышной свадьбы, а вместо нее после регистрации, с несколькими парами своих приятелей, отметили это событие в кафе. Вот такие сегодня в Европе порядки. А может это и правильно? У нас на фирме, был пример, когда одна наша бухгалтерша из Запорожья, выдавала замуж свою дочь. Она дошла до того, что организовала венчанье в Киеве, во Владимирском соборе. И обряд венчания проводил сам глава УПЦ киевского патриархата, святейший митрополит Филарет. Молодых на «Чайке» привезли из Запорожья в Киев и отвезли обратно. А где, то Запорожье, а где тот Киев? Все было заснято на видео и фото. Ушли огромные деньги. Чего стоил только один Филарет? Про остальное и не говорим. Ровно через месяц этот громкий брак распался. Вывод. Не сошлись и богу этот брак был не угоден.
         Наши молодые перешли жить в квартиру зятя, доставшуюся ему наследству от его деда, служившего задолго до меня начальником связи нашей, 14-й дивизии ПВО. Вот уже 21год длится этот брак, Вот уже и моей внучке идет двадцатый год. Но я скажу честно, что зятя своего я видел только на фото. За двадцать один год, он не удосужился приехать ко мне в гости, хотя дочь и внучка приезжали раньше каждый год, а последнее время через год. Значит, я не достоин своего зятя. Значит так, написано не небесах. Значит, так тому и быть. А в Эстонию, я не еду и не хочу, потому что когда-то, очень давно, она отказала мне без объяснения, во въездной визе. Вероятно, боялась, что я, советский офицер, смогу у них организовать пророссийский, антиэстонский переворот. Валентина вернулась из Эстонии где-то перед Новым 1994 годом, а сразу же после Рождества, наш отец попал в больницу с воспалением легких. Мы боялись за его состояние, но с Божьей помощью он выкрутился. При этом, когда находился в больнице, строго-настрого запретил звонить о нем брату.            -- Позвонишь ему, когда я уйду. А пока я жив, не звони, я тебя прошу и требую.
        После воспаления легких у него начала развиваться легочная недостаточность, и он уже не мог спокойно спать лежа. И снова больница, снова кардиология, и снова удачный выход. Во второй половине апреля снова воспаление легких и снова больница. Я к нему каждый день заезжал после работы, проведывая и привозя фрукты, соки, компоты. Седьмого мая был жаркий день. Когда я зашел к ним в шестиместную палату то увидел, как в ней, при температуре около двадцати пяти градусов при полностью открытых окнах сидел он на больничной койке, закутавшись в одеяло, и мелко дрожал.
        -- Что с тобой?
        -- Да у меня просто легкий озноб. Но он сейчас пройдет. И вообще хорошо, что ты приехал. Мой врач обещал, что она меня сейчас выпишет. Вот мы и поедем домой. Минут через десять вошла врач, и отдав ему какие-то бумаги и его амбулаторную книжку сказала:
        -- Ну вот, мы с вами закончили наше леченье. Что дальше делать? Все написано в эпикризе. Я вам  желаю счастливо отпраздновать «День победы» и больше к нам не попадать.
        Она сказала и быстро ушла. Дома ему стало легче, вероятно от родных стен. Он надел на себя мою летную демисезонную куртку и пошел к своим любимым голубям. Он с ними просидел, разговаривая около полутора часов. Они облепили его, как пчелы облепляют своего любимого пасечника. Садились ему на руки, колени, голову, плечи. Пара «белых николаевских», сидя у него как эполеты на плечах, своими клювами доставали из его рта зерна кукурузы, которые он мелкими порциями в процессе этого общения подкладывал в свой стариковский рот. Это была идиллия встречи и предстоящего близкого расставания навсегда. Ночь прошла без особых отклонений. С утра, 8 мая Валентина поехала помогать своей сестре сажать картошку, а мы с ним остались одни. К обеду он пожаловался на боль в правом боку в области печени и попросил таблетку «Олохола». Но это не помогло. Боли усиливались и я, вопреки его желанию, вызвал скорую помощь. Врач «скорой» осмотрев его сказал, что ему надо бы сделать анализы крови и тогда, станет ясно. Я сказал, что он только вчера из больницы, и в эпикризе есть егосвежие выписные анализы. Увидев эпикриз, врач громко скомандовал:
        -- Срочно его на госпитализацию. Да у него же РОЭ 28.           Когда мы выходили из дому, он остановился у калитки, повернулся лицом к усадьбе и с грустью сказал:
        -- Вот и все. Прощай дом, прощайте все. Я ухожу…..        Умер он 10 мая 1994 года, в 15час 10 мин. На следующий день после праздника «Великой Победы». В тот самый момент, когда он уходил в мир иной, я находился на планерке в кабинете генерального директора. Она началась ровно в 15.00, а в 15.10 у меня из рук на стол выпала ручка и я сказал своему соседу.
       -- Вот и все, Витек, капец. Только что, отец мой помер.      Прямо с работы я поехал в больницу, зашел в его двухместную, облицованную керамической плиткой палату и увидел уже две пустые койки. Когда я вышел из нее в коридор, то дежурная сестра спросила меня,- Кого вы ищите? - Да у меня здесь был дедушка. - Нет больше вашего дедушки. Он навсегда ушел…
        Спустя годы, когда я сам перенес неотложную опрерацию по удалению желчного пузыря, я понял, что отец погиб не от легочной недостаточности, а от халатности и безразличия врачей, поместивших его в отделение пульманологии, а не абдоминальной хирургии, пропустившие разрыв желчного пузыря и развитие перитонита, без исправления последствий всего этого. По возвращению домой я позвонил брату о нашем горе. Услышав, что наш отец умер, он меня как то несуразно спросил:
       -- А чего это он?
       -- Да потому, что болел. Потому что за этот год, уже три раза лежал в больнице, а вот в четвертый, так не выкарабкался.
         -- Какая от меня нужна помощь?
         -- От тебя? Никакой. Я тебе перезвоню, когда и в какое время будут похороны. Если сможешь и будет желание, то приходи.
        О своем предстоящем уходе, он задумался после первого выхода из больницы. Однажды он попросил меня позвонить соседке–старушке Надежде Ивановне и попросить у нее аудиенции. Я из своего окна видел как сидел он и Надежда Ивановна с её мужем, на их освещенной веранде, и о чем–то долго беседовали. На следующий день он взял мою кожаную папку для документов, оделся и куда-то ушел, при этом сказал , как бы обращаясь и говоря сам с собой:
        -- Да. Как она мне сказала, так я и сделаю.
         Кроме того, У него на письменном столе под стеклом, несколько лет, лежал список с фамилиями, адресами и телефонами, тех лиц, которых он хотел, чтобы мы оповестили после его смерти. Но в тот день, когда его не стало, и когда я сел обзванивать своих родственников, этот список куда-то исчез. Нашелся он совершенно случайно, спустя пару месяцев, в какой-то его старой папке с бумагами. И список лиц в нем указанных, так и остался не оповещенным. А может это и к лучшему? А может, он для них еще жив? Смысл его слов: «Как она мне сказала, так я и сделаю», я узнал от Надежды Ивановны, значительно позже. Когда она мне рассказала о визите отца к ним. Он тогда пришел к соседке получит совет на волновавший его вопрос, Как разделить между нами, сыновьями, его дом.
        Дом большой и хороший, но стоит на участке так, что одной стеной примыкает, чуть ли не к меже земельного участка. И устроить второй нормальный, выход в нем никак не получается. Тогда эта мудрая женщина ему сказала, сделайте так, как поступают и делают все. Отпиште его тому, кто с вами живет, кто за вами ухаживает, кто вам закроет глаза и проводит в последний путь. Он так и сделал. И это его решение еще больше обострило наши с братом отношения.

                ДВА НАЧАЛА
         После того как осенью 1990 года мне посчастливилось купить кирпич, я сел за расчеты. Мне надо было точно знать чего и сколько мне будет необходимо, чтобы построить гараж в сжатые сроки и не превращая это все в долгострой. На листе ватмана вырисовывался просторный гараж, большая кладовая и аккуратная сауна на 4-6 человек, с сухой финской парилкой, душем и предбанником для отходняка и телесного мления. На бумаге все выглядело как всегда прекрасно, да вот где в те трудные времена можно было купить балки перекрытий, брусья стропил, шалевую доску, шифер и прочее, что было необходимо для строительства? Рынок стройматериалов был так же пуст, как и мои карманы от денег. Но, тем не менее, постепенно к моим штабелям кирпича, прибавилось тройка квадратных метров Б/У-шных стеклоблоков для гаражного окна и окна сауны. По цене «за бутылку» приобретена мощная двутавровая балка на всю длину строения. И так, с миру по нитке получалась не «веревка, на которой только и оставалось голому повеситься», а мой небольшой склад строительных материалов. Используя испытанные коррупционные методы и хорошие личные взаимоотношения с директорами наших станций, я потихоньку накапливал и лесоматериалы, и рубероид и все то, что можно было достать за мои деньги, с их помощью и их связями по разным регионам Украины. Они порой, отрывая небольшие куски от своих строек, привозили мне за бесценок то, что мне было необходимо, получая взамен за это уникальное единичное оборудование, инструмент или просто мое лоббирование, и моральную поддержку при решении их вопросов на уровне генерального директора. Люди, мое доброе отношение к ним, никогда не оставляли без внимания. И они платили мне те же самым. Таковы были те 90-е годы, годы бартера как материального, так и морального. Когда без «Ты мне, я тебе», ничего нельзя было решить. Деньги номинально хоть и существовали, но на пустом рынке, они ничего особо не значили. Осенью 1992 года, когда началось строительство складского комплекса, я увидел на строй площадке большое количество обрубков свай, оставшихся после создания свайного поля. Эти куски армированного бетона, длиной 2, 3, 4 метра и сечением 25х25 см, мне определенно подходили вместо фундаментных блоков, для моего строения. Уплатив в ОКС за необходимое количество этого, фактически строительного мусора, я решил и эту проблему. Проблему своего гаражного фундамента.
        Весна 1993 года показала, что предыдущей осенью от нас ушла не только наша мама, но еще и то, что ее любимая груша «Любимица Клапа», не захотела с ней расставаться и тоже прекратила свой век. Когда в саду, с весенним теплом на деревьях появились первые почки, а потом дружно встрепенулась молодая листва, на её стволе и ветвях ничего не проснулось. Она стояла отрешенная и грустная, напоминая тот день, когда в знак протеста, против распродажи ее плодов, в одночасье сбросила пять основных стволовых ветвей, окончив этим свое существование. В этом мире нет ничего случайного. Кажется, совершенно не зависимые и разные по форме события, со временем складываются в закономерную цепочку, ведущую к чему-то определенному и закономерному. С гибелью этого дерева, открывалась перспектива начала строительства, на новом, более удобном месте. При этом мне не нужно было решать с отцом щекотливую проблему сноса старого гаража, к которому он относился с особым пиететом. У него на гаражном чердаке располагалась половина его голубиной стаи. И вообще, мы все с годами становимся консервативными. Мы не любим бурных изменений в нашей жизни. Так и мой отец, был уже в тех годах, в том возрасте, когда заявлял: « Ребята. Прошу вас, ничего не трогать. Вот уйду, тогда делайте все что хотите. А пока не надо». Так под осень я наконец решился на установку первого строительного колышка, и первой лопаты земли, выброшенной из траншеи фундамента. Для того чтобы сделать правильную посадку строения на местность, кажется особого ума не надо. Бери и проводи красную линию. От нее отмеряй рулеткой нужное расстояние, вот и считай, готова одна сторона строения. А дальше строй угольником углы. Это конечно в теории все просто, а вот как это сделать на практике, то дело выходит совершенно не так. При наличии и при помощи теодолита прямой угол строится очень даже запросто. С помощью водяного уровня можно вывести необходимые перепады высот. А вот при их отсутствии, это уже проблема. А как же наши предки в селах и деревнях, без знания интегралов и дифференциалов могли строить прямые углы зданий? Построили Лавру, Кремль, Эрмитаж? Эта проблема разметки на местности прямых углов строения, возникла и у меня. Бился я над ней дня три, пока случайно не увидел, как это делают рабочие металлисты, строившие у нас на строй площадке, для себя бытовку из металла. На земле лежала основа этого строения, сваренная из мощного швеллера. Я подошел и спросил:
         --Ребята. А как это у вас так ловко получается выставить прямые углы здания? На что получил ответ не от мастера, а от обычного подручного электросварщика:
       -- А очень просто. С помощью веревки и правила «3-4-5»
       -- Что это такое? И как это с помощью веревки?
       И тогда мне этот малообразованный мужичек, рассказал как это делается. - На веревке последовательно завязывают четыре узла, на расстоянии между ними 3м, 4м, 5м. А потом из этой веревки выкладывается треугольник с узелками в его вершинах, вот и получается по правилам Пифагора треугольник, у которого один угол всегда прямой. А это то, что тебе и нужно. Короче говоря, длина суммы квадратов катетов, равна квадрату длины гипотенузы. 9+16=25.  Действуй, полковник! Я был в шоке. Гениальное, как всегда, оказалось очень просто. В ближайший выходной день, под мелкий, периодически моросящий осенний дождь я с удовольствием приступил к рытью траншеи под фундамент. В процессе работы я увидел, как в открывшуюся калитку вошла молодая незнакомая мне женщина, которая увидев меня спросила:
         -- Дядя Игорь, здравствуйте, а наш дедушка дома?
         Я прекратил работу и подошел к гостье. Она повторила свой вопрос, а потом спросила:
        – А вы меня не узнаете? Я ваша племянница Света. Из Клина. Разве мог я узнать в этой молодой и красивой женщине, ту шестилетнюю девчонку, которую видел много лет тому назад. Она приехала проведать нашего отца и передать привет от ее родителей. Прошли годы. Светлана окончила ВУЗ, вышла замуж за авиационного инженера и прошагала вместе с ним по трудным дорогам армейской жизни, побывав и на крайнем севере и в не менее глухой российской глубинке. В последние годы у нее открылся поэтический талант. Она издала несколько книг своих стихов, Сегодня на ее стихи в России пишут и поют песни. Да вот их она больше не слышит. Тяжелый недуг прервал полет ее поэтической мысли. Она покинула этот мир, оставив поэтическое наследие. Ее наследие,- наследие Светланы Пугач.
        Через неделю с помощью соседа крановщика – Алика, мои фундаментные блоки легли на свои места в котлован, а частые осенние дожди сделали дальнейшую работу невозможной. Да и зима не самое лучшее время для индивидуального строительства. Но, тем не менее, первый шаг был сделан. Первый закладной камень был уложен. А в это самое время, моя дочь Наталья 9 ноября 93года в далеком Эстонском городе Таллинн, связала сою жизнь и судьбу узами Гименея. У всего, происходящего на этом свете, обязательно бывает свое начало. Будь то начало строительства или начало и создание новой семьи.

                ВЕЕРНЫЕ ОТКЛЮЧЕНИЯ
         Если зима 1993-94 года для меня памятна многократными залеганиями моего отца в больницу, то для страны, под названием Украина, она явилась началом сплошных кошмаров. Все дело в том, что при имеющейся достаточно мощной энерго-производящей отрасли, в Украине образовался дефицит электроэнергии. Государство, успешно продающее свою электроэнергию за рубеж, само оказалось без достаточного количества электричества для внутреннего потребления. И не по тому, что не работали все её пять АЭС, не потому что не было угля или газа для ТЭС, а каскад Днепровских ГЭС оказался без необходимого дебита текущей Днепровской воды, а все потому, что к этому привела жадность и неуёмная страсть наживы руководства страны, решивших подзаработать, продавая дополнительную энергию за рубеж. Простым способом для изыскания этого дополнительного товара, стали веерные отключения электричества по всей стране. В жизни все бывает. Бывают и чрезвычайные ситуации, связанные с природными катаклизмами, стихийными бедствиями и войнами, Бывают и другие обстоятельства называемые «Форс-мажорами», когда в экстренном порядке приходится исправлять ситуацию, пренебрегая временными неудобствами одних, в пользу решения главной проблемы. Но это, как правило, вынужденные и временные меры. У нас же все это было совершенно на другой основе. Тогда, в 93году, все это решалось в интересах « золотого тельца» и «момоны». Все это делалось безсистемно, в явочном порядке. Без предупреждения и не в соответствии с предоставляемыми формальными графиками отключения. Свет отключался по нескольку раз в сутки. Перерывы в энергопоставках доходили до полутора-двух часов к ряду. Все это выбивало из четкого ритма не только большие производства, но и такие мелкие производственные структуры, как наши СТО по обслуживанию автомобилей. В это самое время к моему другу из Испании приехал в гости его приятель Хорхе. Дело шло к вечеру, когда Александр привез из аэропорта своего гостя к себе домой. Стали готовиться к ужину и хозяин, в преддверии очередного отключения электроэнергии, начал расставлять по квартире и в зале, где планировался ужин, обычные стеариновые свечи из хозяйственной скобяной лавки. Хорхе, увидев это, с удивлением спросил:
       -- А скажи Александр, что это у нас будет? Романтический ужин при свечах?
      -- Нет. Это будет простой, обычный ужин без света.
      -- Как без света?
     -- А вот когда сам увидишь, тогда и поймешь.
      После того как Хорхе объяснили ситуацию, он с недоумением в голосе сказал.
        -- И это у вас так постоянно делают? Если бы у нас в Испании так нагло шалили со светом, то через пару дней у нас бы не было ни самого правительства, ни этой самой власти.
        А вообще то, мой друг Сашка, культурный и образованный человек. Он хорошо, на бытовом уровне владеет английским и испанским языками. Он закончил технический ВУЗ, а языковую практику получил, на заработках сперва в Испании, а затем в Англии, трудясь простым строительным рабочим. Об особенностях западного юмора и их мышлении, он рассказывал немало интересных случаев, да вот большинство из них со временем из моей памяти стерлось. Его особо поражало тугоумие англичан. Он работал с парой наших земляков в Англии, в небольшой строительной бригаде вместе с английскими парнями. Как-то раз, первого апреля, Сашка по русской традиции, прикололся над одним из «джентльменов», сказав, что у того на бейсболке побелкой вымазан верх и что все лицо измазано сажей. Тот, дебил, снял бейсболку внимательно осмотрел ее со всех сторон и потом протер чистый верх носовым платком. Затем подошел к оконному стеклу, рассмотрел в его отражении свой чистый фейс, протер его тем же платком и также внимательно глядя на платок начал искать на нем остатки побелки и сажи. Закончив с этим он подошел к Сашке и указывая на платок, стал добиваться от того показать ему, где сажа, а где мел. Русские взорвались от хохота, а «английские мериносы», выкатив глаза и наблюдая за всем этим, ничего не могли понять. Тогда джентльмену объяснили, что это просто шутка, такой прикол, какие бывают у американцев, на их «хелуин». Это его не убедило. Он еще в течении двух дней доставал моего друга вопросом: « А зачем ты надо мной так пошутил?» Рассказал Александр как, в общем, то жадный британец, проявил к ним акт небывалой щедрости за русскую смекалку. И он рассказал такую историю. А было это дело так: Для нас поступил наряд на работу по освобождению квартиры от строительного мусора на улице Пикадильи. Когда мы прибыли всей нашей бригадой к нужному нам зданию, то увидели, как в его двор заехала машина городских уборочных служб. С нее был снят контейнер. Далее мы видели как водитель, взглянув на свои часы, специальным ключом повернул какую-то стрелочку на циферблате, нарисованном прямо на борту этого контейнера, после чего сел и уехал. Наш старший подошел, посмотрел на этот циферблат и сказал, что простой контейнера оплачен до указанного на циферблате часа, а далее за каждую минуту простоя будут насчитываться штрафные санкции. А деньги это не малые и поэтому нам надо поторапливаться. У нас на все, про все два часа. Мы вошли в подъезд дома и увидели широкую мраморную лестницу, ведущую на верхние этажи, покрытую богатой ковровой дорожкой. Взглянув на всю эту красоту и чистоту, я подумал. Ну, мы, блин, сейчас вам на этой дорожке и по всей вашей шикарной лестнице оставим и пыль, и мусор, и известку, и белые следы от нашей обуви. Но каким было наше удивление, когда мы зашли в квартиру и увидели, что в ней все чисто прибрано и лишь в одной из комнат, стояло полсотни пластиковых мешков со строительным мусором, который нам нужно было загрузить в ожидающий во дворе контейнер. Какай-то человек, из местной обслуги, указал нам каким путем, мы должны будем выносить мусор. Это была узкая винтовая лестница, служившая аварийным выходом. Благо, что в центре ее был круглый свободный проем, ведущий напрямую, до самого первого этажа. Мы взяли по мешку и понесли вниз. Лестница была очень узкая и достаточно крутая, да и нелегкий мешок со строй- мусором, нести было неудобно. Все время казалось, что он сейчас лопнет, и весь наш груз посыплется прямо на лестницу и с грохотом, обдавая все вокруг пылью, понесется вниз. Выйдя во двор, мы обнаружили пластиковый бак для мелкого мусора. Русская смекалка сработала мгновенно. Мы объяснили нашему старшему, что нужна хорошая длинная веревка. Бригадир «усек» в чем секрет веревки. Через двадцать минут он принес купленный в магазине ленок, для снастей рангоута яхты, а еще через полчаса с помощью этой веревки и пластикового мусорного бачка, весь мусор был опущен на землю и погружен в контейнер. Мы тут же сбегали в магазин за пивом, после чего сидели в квартире на полу попивая его, и ожидая появления нашего заказчика. Он появился тогда, когда до заявленного времени вывоза контейнера оставалось около получасу, а у нас на полу к тому моменту стояла батарея пустых пивных бутылок. Увидев нас, расслабившихся и пьющих пиво, он ничего не сказал, но по его виду можно было прочесть внутреннее возмущение, что мол « русские ничего не сделали, а вместо работы сидят и дуют «темный Эль». Он прошел по всем комнатам квартиры и не обнаружив мусора в состоянии удивления подошел к нам и спросил старшего, как это мы все быстро сделали. Когда бригадир рассказал ему про бак, и про веревку, и про идею спуска мусора как по блоку через лестничный проем, он от восторга просто завизжал. Потом спросил, кому принадлежала эта идея? Кто ходил и покупал веревку? Когда ему рассказали, что идея пришла от Николая, а веревку за свои кровные покупал бригадир, то он достал из бумажника двадцати фунтовую купюру и вручил Мыколе, за его мыслительскую деятельность. Потом спросив бригадира о его материальных затратах, он вернул ему им оплаченное, но веревку забрал себе. После этого он сказал, что если бы веревку купили русские, то он им вернул деньги и оставил бы веревку, а так веревка остается у него, как имущество принадлежащее Британской Империи и их королевству. Мы вышли на улицу. До времени вывоза контейнера оставалось насколько минут. Грузовой машины пока не было, а вот полицейский «Бобби», уже стоял на страже, готовый выписать счет, за просроченный вывоз. Но нас это уже не касалось. Мы свою работу выполнили в срок. Продолжим об отключениях. Кстати пока я писал эти пять страниц своего повествования, сегодня, 7декабря 2014 года, веерное отключение света осуществлялось 4 раза. Бездарное руководство страны, спустя двадцать лет снова ударилось в воровство. Хунта, прогнавшая в конце февраля, президента ВФ Януковича, с лихвой перещеголяла его в цинизме, коррупции, кумовстве и лжи. Более того она развязала необъявленную гражданскую войну на востоке страны, зарабатывая огромные барыши, на жизнях своих же сограждан, обвиняя во всем Россию.
        С утра, в один из мартовских понедельников 94года, меня и заместителя генерального по строительству вызвал к себе в кабинет наш шеф. Когда мы вошли, то увидели, что в кабинете кроме его хозяина, находилось человек пять представителей Горьковского производственного объединения «Авто ГАЗ». Генеральный нам поставил задачу, в течение пяти дней по опросному списку, представленному представителями из Горького, отработать сводный табличный документ с внесением в него затребованных показателей. Когда мы с моим партнером вышли из кабинета, то я спросил его:
        -- Олег. А кто по твоей части документа будет им заниматься ?
       -- Этим займется Нач. ОКС, Ирина Литош, - ответил мне Цыганков. - Предупреди ее, что бы данные были не позже, чем в четверг к обеду. А то мы не успеем свести все в одну сводную таблицу и отпечатать на матричном принтере.
        Он ответил, что понял, но сам про все, напрочь забыл. Во вторник я позвонил в ОКС его начальнице, узнать как идут у нее дела, А она ни сном, ни духом не знает о полученном задании. Я объяснил ей что нужно делать, А эта дурковатая девица, лет двадцати пяти, чуть ли не с министерским апломбом заявляет мне что я ей не указ и что она без распоряжений Цыганкова, ничего делать не будет:
          -- Вот он приедет завтра из командировки, тогда и решим, делать это или не делать. У меня своя работа, а это мне не нужно, -- сказала она и положила телефонную трубку.
       --Ну что ж, посмотрим, что ты запоешь через пару дней.        В четверг к обеду, она появилась у меня в отделе. Куда делись  спесь и гонор? Растерянность и незнание того, что делать и с чего начать, были основными показателями ее душевного состояния.
         -- С чего начнем? Что будем делать?- игриво спросила она.
        -- Что будем делать? Пердеть, да бегать, - откровенно и прямо, ответил я ей, невзирая на то, что она молодая женщина. - Я же тебя еще во вторник предупреждал, что это очень серьезная задача. Форма документа у тебя есть ?             -- Есть,- ответила она.
        -- Вот и заполняй ее данными. А откуда ты их возьмешь с потолка, пола или из-под юбки, меня это не интересует. Самое главное, что бы они были занесены в компьютер в пятницу утром. Мои показатели, более 1250 позиций, там уже есть. 
       -- А кто мне поможет ввести данные в компьютер?
       --Ты их, сперва собери, а потом решай с ребятами программистами когда, куда, и как водить. А они у нас хлопцы молодые. Введут то, что надо, закачаешься. И еще учти. Если вы подставите Генерального, то он всей вашей службе сделает аборт. И начнет, с тебя, первой.
         Получив такую мою моральную поддержку, она ничего не сказав, понуро ушла к себе. На следующий день, в пятницу, в 13 часов ее данные были внесены в компьютер. До ожидаемого времени отключения света оставался час времени, за который необходимо было отпечатать документ. Программист, рыжий еврейский мальчик Сёма (а рыжие все вредные!) сославшись на то что он с утра вносил данные, пытался сказаться уставшим и собрался идти на обед.
       -- Сидеть! - сказал я.- На обед пойдем вместе, когда документ в бумажном виде будет лежать на столе.
       -- Я пойду. Это мое право отдыхать во время обеденного перерыва.
      -- Запускай принтер и печатай, а твои права я тебе объясню во время работы.
     -- Я вам не подчиняюсь. У меня есть свой начальник.               Ребята, -- обратился я к остальным, находящимся в комнате отдела программного обеспечения, -- оставьте нас одних и идите на обед. Приятного вам аппетита.
        Хлопцы поняли, что сейчас произойдет что-то неординарное, и ни слова не сказав, быстро покинули комнату.
       -- Печатай, или я тебя сейчас тут же на месте порешу, --были мои слова, подкрепленные видом ходящих на скулах желваков и пальцев, сжимающихся в кулаки. Доводы были, более чем убедительные. В течение часа, матричный принтер «Самсунг» «жикая» кареткой, медленно, но уверенно приближался к последней строке таблицы. Когда была отпечатана она, то у меня отлегло на душе. Еще одна строка с подписью генерального и задание будет выполнено. Каретка, двигаясь взад и вперед, медленно выводила слова: Генеральный директор «УВОТЕХС»………… С.М. Прищ……, И в этот момент произошло отключение света. Принтер стал, не допечатав всего четыре буквы. Ну что, козел? Убедился, что надо сперва делать дело, а лишь потом жалеть себя любимого. Еще несколько секунд промедления и мы бы не выполнили работу, без которой горьковчанам домой хоть не возвращайся. А теперь можешь идти спокойно жрать и отдыхать. Ты свое дело сделал. На все мои угрозы и унижения, программист ответил мне только одно:
         -- Простите. Но я не думал, что это так серьезно и важно?
        -- Ты Сёма, на меня не обижайся. Я человек военный и приучен выполнять то, что мне поручено. А мое командирское предвидение по поводу отключения света, подсказало, что надо действовать именно так.
       -- Я вас понял. Разрешите мне идти на обед?
       -- Идите, Сёма, идите.
        Горьковчане появились в офисе за два часа до вылета их авиарейса. Вид у них был крайне помятый. Бланжей под глазами не было, но зато царапины на щеках и засосы на шее некоторых, говорили, что мужики оторвались по полной, и что, неделя, отведенная им на командировку, прошла не зря. Ведь они с понедельника по пятницу зависали ни весть где, кроме как у нас на фирме. Старший группы с удовольствием принял из рук Генерального нашу сводную таблицу и даже не взглянув на её сказал:
         -- Это самый главный отчетный документ о проведенной нами у вас работе. А обо всем остальном, мы умолчим, а если будет надо, то просто придумаем…
         В августе все наше руководство, как центра, так и всех периферийных подразделений, в полном составе за кошт предприятия, убывало в 10 дневный морской круиз на теплоходе, по странам Средиземноморья. Я от этой поездки отказался, так как не имел достаточно долларов на мелкие путевые расходы, а еще более из-за того, что не хотел бередить душу сравнением их чистоты и порядка, с нашими национальными грязью и бардаком. У меня в памяти еще были живы образы ГДР, с её культурой и чистотой, с её цветами на подоконниках, с лебедями на городских прудах и каналах, со всем тем, к чему мы всегда стремились, и от чего стали резко удаляться после развала СССР и приобретения «незалежности». Убывая в круиз, Генеральный директор, часть своих обязанностей возложил на меня. Мне даже была выписана доверенность на подпись текущих и экстренных платежей, в нашем отделении банка. Короче говоря, я становился «халифом на час», правда, под пристальным контролем все той же пресловутой Леониды Антоновны, нашего фирменного Цербера. Вопросы веерного отключения электроэнергии и потерь производства из-за этого негативного явления, постоянно поднимались на совещаниях у генерального, но дальше слов это не двигалось. Были разные предложения: от закупки своей собственной электростанции, до построения ветро-генераторной установки, такой, какие в советское время стояли возле колхозных ферм, снабжая последние и светом, и водой, и приготовлением для животных пищи и обеспечивающих автоматическую дойку. Когда коснулись этого вопроса, то Генеральный поставил мне задачу определиться с параметрами такой установки. Сколько она в наших ветровых условиях сможет дать киловатт. По старинному (1933года) справочнику Германа Хедера « Конструирование и расчеты», я определился с необходимыми параметрами ветроустановки. Через друзей в Бориспольском аэропорту, достал данные по ветровой нагрузке за последние 15 лет, и пришел к выводу, что нужные нам 50 квтт, мы с нее снять не сможем.
        Однако, за эту идею уцепился генеральный директор, пожелавший у себя на даче поставить «витряк», с мощностью до 5 киловатт. Для этой цели из Александрии, Валера Кузькин, тамошний директор СТО, у местных армейских вертолетчиков купил три лопасти хвостового винта Ми-8. Их привезли на наш склад МТО в добротной зеленой армейской упаковке. Когда я их случайно увидел и узнал для чего они, то про себя подумал:
         -- Ну, ну ребята. Давайте, творите. У вас все равно ничего не получится. Ветроустановка это не просто инженерная конструкция, а целый комплекс, связанных между собой условий как географических, так и метеорологических. Разработкой ветряка для Генерального, занимался мой конструктор, которому шеф в индивидуальном порядке, минуя меня, поставил эту для него неразрешимую задачу. Я конечно о ней знал, и знал о том фиаско, которое их ожидает, но молчал и делал вид, что мне ничего не известно. Пусть ребята потешатся.
        Со вступлением меня в должность сразу же ко мне посыпались звонки с жалобами на отключение света. То на станции из-за этого упала автомашина клиента с подъемника и помяла крыло и двери, То с центрального склада позвонили и сказали, что молодой парнишка Толя, оператор штабелера, сорвался с 4-х метровой высоты вместе со своей кабиной и теперь просится домой отлежаться, так как сильно забил свою задницу. Понятное дело, что по подобным случаям, Генеральному никто из позвонивших, никогда бы в жизни не посмел обратиться. А здесь они искали для себя «отражатели» в решении мной, их личных проблем. На что получали мой соответствующий ответ.
        -- Составьте, акт о поломке автомобиля. А по возвращению Генерального, он его утвердит и произведет восстановление за счет предприятия. Или: -- Поздравьте Толю с успешным приземлением. Пришлите представление на присвоение ему звания и квалификации « Военный летчик третьего класса». И объясните товарищу, что «первый класс» ему будет присвоен, только после четвертого успешного приземления. А на звание «Заслуженного военного летчика СССР», он сможет претендовать, только после успешной десятой посадки. Но к этому ему нужно будет упорно готовиться. Пусть тренирует и закаляет свою задницу. Смех, смехом, но отключения света нас капитально достали.
 Во второй день моего «безраздельного правления» на царском троне, ко мне пришел начальник участка нестандартного оборудования уже известный Тарас Рубаняк и спросил:
       -- Я слышал, что у тебя есть право на подпись счетов?            -- Есть такое право. А что ты хочешь? Может всем оставшимся на месте личным составом завалить в ресторан, да хорошенько гульнуть, за счет фирмы, по перечислению?
       -- Нет. Я не пью. Я свое выпил в детстве. Я вот, что предлагаю. У меня в одной фирме есть возможность купить монтажный самоходный кран. Он работает как от электросети, так и от собственного генератора мощностью 50 квтт.
      -- А сколько он стоит?
        -- Да ерунду. Всего, каких-то там 475 миллионов купонокарбованцев.
       -- А ты об этом Генеральному говорил?
      -- Говорил. Да он как-то пропустил мимо ушей.
      -- Слушай, Тарас. Если мощность его генератора 50 квтт, то мы бы могли излишками его энергии питать все наши остальные объекты?
      -- Это идея. Я об этом даже не подумал. Кран-то работает в течении 5-10 минут, а потом он просто стоит.              Зовем главного энергетика и пусть он нам разъяснит, сможет ли он сделать так, чтобы кран подключить на время работы его генератора, к сети объектов центра.
         Через пару минут, наш главный энергетик, Серега Тютюн, рассказал нам, что это вполне реально, А для безопасности, он на вход электросети поставит дифференциальный переключатель, который будет блокировать, случайное встречное включение из государственной энергосистемы. Узнав о нашей афере, Леонида Антоновна, с удовольствием поддержала её, но сказала, что она о ней не знает «ни сном, ни духом». И что, когда я подписывал счет на оплату, она в это время была на «больничном».
        -- Антоновна, не волнуйтесь. Все беру на себя. Но Вас в долю не возьмем.
       Утром следующего дня, кассирша Валентина Михайличенко привезла из банка оплаченный счет, а сразу же после обеда на территорию нашего хозяйства тягач прибуксировал новенький 20-тонный самоходный монтажный кран. К этому времени энергетик успел доработать систему энергоснабжения, и мы при первом же веерном отключении, с удовольствием отметили, что наш замысел удался. С этого момента мы стали энергетически независимы от причуд государства. И ценой этому стала моя простая подпись на платежном поручении.
    Через несколько дней вернулись из круиза наши «вожди». Увидев на территории предприятия монтажный кран, Генеральный удивился и спросил меня, откуда он взялся. Я ему ответил, что купил его за деньги фирмы. Потом мы вместе с энергетиком рассказали о решении проблемы вынужденных простоев производства, и надежного энергообеспечения. По виду Генерального можно было понять, что его волновали не столько деньги, уплаченные за кран, не столько решение проблемы электроснабжения, сколько не полученный им откат, от фирмы поставщика. Возможно, этот «откат» получил Тарас, но он со мной не поделился и даже не поставил бутылку коньяка. А жаль. Я бы не отказался, ни от того, ни от другого..

                ПРОЩАЙТЕ ГОЛУБИ
        После ухода из жизни моего отца, мы с женой в течение сорока дней в доме ничего не меняли, оставляя все таким, каким оно было при нем. За это время ко мне неоднократно обращались разные люди с предложением продать отцовских голубей. Только тогда, став «ответственным за тех, кого приручил», я понял какая это серьезная наука, правильно содержать и разводить голубей. В толстой рабочей тетради отца, я нашел то, чем он занимался долгие годы. Это был не просто голубятник. Отец в течение многих лет делал то, о чем мы даже и не догадывались. Он селекционировал, на основе турманов Николаевской породы, новые голубиные семьи, укрепляя род этой уникальной птицы, выводя здоровое потомство. 
В его папке бумаг и записей, я нашел генеалогическое древо его пород, основанное на десятке исходных пар, приобретенных в различных регионах страны, начиная от Беларуси, Прибалтики и заканчивая далёким уральским городом Ирбит. Рассматривая это древо, я не обнаружил ни одной связи родственного кровосмешательства. Здесь были записи, сколько вывелось птенцов от каждой пары. Сколько из них слабых и бесперспективных, пришлось ему лишить жизни еще в младенчестве, Куда ушли или уехали голуби, обредшие статус здоровых и репродуктивных птиц, и еще многое, многое другое. Его стая составляла порядка 120 особей. Дважды голубиная мафия покушалась на этот птичий мир, способом поджога. Второй раз наш голубятник запылал при мне, глубокой ночью на 9 мая 1990года, сделав ветерану ВОВ праздничный подарок. Пожар мы быстро загасили, да вот только около восьми десятков элитной плицы погибло, кто от огня, кто от удушья. Утром старик собрал обгоревшие птичьи тела в мешок, взял лопату и ушел в лес, чтобы придать земле свой многолетний селекционный труд. Здесь же, в записях, я обнаружил, и многолетние экономические расчеты содержания голубей. Затраты на голубиный корм и доход от продажи птицы, показывали положительный баланс в объеме от 1400 до 1600 рублей в год. Что соответствовало годовому заработку советского инженера. Но самое главное было в том, что голуби не давали ему расслабляться. Они держали его в тонусе, заставляя двигаться, рано вставать, поздно ложиться. В восемьдесят лет лазать по лестнице на второй этаж голубятни и просто активно жить. У них была взаимная любовь и понимание. Они вместе и шутили и грустили. Голуби понимали его душевное состояние и состояние его здоровья, и поэтому, у них была полная гармония. Незадолго перед своим уходом он сказал мне, что бы я, когда его будут выносить из дому, открыл все летки и двери в голубятнике. Чтобы голуби могли выйти и попрощаться с ним. Я это исполнил так, как он мне велел. И когда он, в открытом гробу, отправился в свой последний путь, и его недвижимая, не одухотворенная плоть, последний раз скорбно проплывала просторами родного двора, вся эта большая, постоянно воркующая и движущаяся голубиная семья, оставив свои гнезда в голубятне, уселась «бок-о-бок» в одну линию, и замерла на коньке крыши дома. Внимательно и недоуменно глядели они, не проронив ни единого звука, в скорбном молчании прощаясь и провожая в последний путь того, кто им был близок и дорог. Того, кому близки и дороги были они. Того, который их больше никогда не пустит в полет, который от них уходил. Уходил навсегда. А вообще, если говорить о настоящих голубятниках, то это особая порода людей. Путь их становления хорошо отражен в советском кинематографе. Первые кадры кинофильма тридцатых годов, « Юность Максима», начинаются со свиста и вида лихого оборванца, запускающего птицу в полет. Далее, в начале шестидесятых он -- голубятник, уже повзрослел и в образе киевского подростка Генки Сахненко (Фильм «Прощайте голуби») уходит в большую жизнь, под слова известной песни: «… Мы гоняли вчера голубей, завтра спутники пустим в полет». Ну, а апофеозом голубиных киноисторий стал фильм восьмидесятых «Любовь и голуби». В котором Василий, отец многодетного семейства, наяву выказывает свое отношение и любовь к этим птицам. Старые и маститые голубятники не любят когда их так называют. Им более претит высокое звание – голубевод. Об одном таком голубеводе отец поведал такую историю. Это было в начале 80 годов. Отец по заведенному и много лет не меняемому правилу, в воскресный день поехал на птичий рынок, что бы посмотреть птицу, да пообщаться с своими единомышленниками. В толпе, среди праздно болтающихся зевак рынка, в его поле зрения попался мужик, примерно его же возраста. Держался он свободно, общаясь со многими завсегдатаями, этого птичьего мира. Кривой глаз незнакомца подсказал отцу, что он этого типа где-то видел и что это было очень давно, в годы его юности. И действительно. Он вспомнил как в начале тридцатых годов, учась в киевском автодорожном техникуме, он каждый день дважды проходил через торговые ряды Евбаза (еврейского базара), который в те годы располагался на месте сегодняшней киевской «Площади Победы». В этом сонмище людей, лошадей, товара, гвалта, драк и пьяни, как обычно присутствовали и те криминальные элементы, которых в Харькове называли «Раклами», а в Киеве «Торбохватами». Эти ребята промышляли мелкими кражами, разводками лохов и всем тем, что давало возможность заработать легкие деньги. Среди этой криминальной толпы был и подросток с кривым глазом, по кличке «Кривой», или ещё «Сенька голубятник». Сегодня в этом мужике, отец узнал того босяка из Евбаза.
          -- Ну, здоров, Семен-голубятник,-- сказал отец обращаясь к незнакомцу.
         -- Я не голубятник. Я голубевод,- ответил незнакомец, с ноткой обиды в голосе.   
        -- Нет. Ты, «Кривой», как был «Сенькой голубятником», так таким же «торбохватом» с Евбаза и остался.
        -- А ты откуда знаешь? Прошло уже полста лет.
        -- Я все про тебя знаю и помню. Я могу тебе даже рассказать как ты со своим дружком Гришкой « Рванью», развел мужика на четверть самогона. Напомнить? Так вот слушай. Дядька крестьянин купил у барыги, из-под прилавка четвертную бутыль самогона. Вы его пасли. Когда мужик положил самогон в холщевую суму и закинул ее на плечо, то «Рвань» подскочил к нему сзади, двумя кусками кирпича разбил бутыль, и быстро смылся. А ты, тут же под суму подставил «случайно» оказавшееся в руках ведро. Большая часть самогона попала в ведро, меньшая часть пролилась на землю и намочила холстину сумы. Пока дядька разбирался с тем что произошло, то и твой след, вместе с ведром и самогоном, простыл. Скажи. И после этого ты не торбохват?
       -- Так это было давно. И за сроком давности это уже не наказуемо, - с какой-то кривой и натянутой улыбкой ответил «голубевод». Затем он взглянув на мои темно синее галифе и хромовые сапоги, вероятно признав меня сотрудником органов КГБ или МВД, быстро ретировался с рынка.
        При очередных посещениях отцом птичьих рядов, его знакомец, при виде свидетеля его криминальной молодости, так же быстро исчезал. Когда на второй день после похорон отца к нам пришли помянуть его приятели по голубиному делу, то я сказал им, что голуби пробудут у меня еще сорок дней. А потом, когда его душа с нашей бренной земли улетит в космос, я их передам бесплатно в надежные руки. И указал конкретно кому. В вечер поминальных сороковин я сказал претендентам на птицу, что бы они определились со временем им удобным для ее передачи. Они сошлись на том, что это будет удобно сделать на следующий день, в 14 часов. День выдался пасмурный и с мелким моросящим дождем. Я птицу покормил, но из голубятни не выпускал, чтобы не было проблем с ее отловом. Первым появился машинист электровоза Николай Мешков, наглый, вредный и рыжий отцов коллега по голубиному делу, и наш близьживущий сосед. Он, немного поддатый, приехал на велосипеде часам к десяти, привезя с собой какую- то большую коробку.                --Ты чего приехал? – был мой первый вопрос.- На который час вы договорились быть у меня?
        -- Да мы то, договорились на 14, но у меня тогда не будет времени. Давай я возьму свою долю и поеду.   
      
-- А какая твоя доля? Ты хочешь выбрать лучшее, а хлопцам оставить что похуже? Иди, гуляй. Если нет времени, то ребята и без тебя сами разделят между собой кому и что нужно. Ты, кстати, в течение этих дней несколько раз приходил помогать Валентине чистить голубятник, и спер пару элитных черных. Я тебя за руку не поймал, но знай, что грех на твоей душе. А пока до свидания, до условленного часу.
         На это он мне ничего не ответил, и уехал восвояси. Ровно в 14 часов, к дому подъехала машина, на которой приехали еще два любителя птицы. Это были двоюродные братья Николай и Виктор, механизаторы из соседней деревни Красиловка. Скромные хлопцы, лет под сорок, они спокойно сидели, дожидаясь появление наглого машиниста. Во время этого ожидания, в разговоре Николай похвастался, что специально для наших глубей сделал дополнительную шикарную голубятню, так что птице будет комфортно и не хуже чем она жила у деда. Когда наконец, все собрались, я объявил им условие.
         --Берите всех до последнего птенца. Что бы после вас в голубятнике не осталось ни одной живой души. Как вы поделите голубей, это ваша проблема, Но прошу, чтобы не «резали по живому», не отлучали малых голубят от кормящих родителей и не разбивали спарованные семьи. А теперь, вот вам ключи от дверей в голубятник и идите, забирайте. Я с вами не пойду. Когда закончите дележ, скажете. И они пошли. Часа через полтора ко мне подошел Красиловский Николай, вернул ключи и, поблагодарив, сказал, что если мне нужна будет какая то помощь: что-то сварить, что-то выковать или выточить на станке, то от него отказа не будет. Рыжее же «падло», даже не подошел, поблагодарить. Он втихаря, сел на велосипед и незаметно, по-английски убрался. Я пошел и проверил осиротевший голубятник. Ком подкатился к горлу при виде пустых гнезд, бесхозых поилок и кормушек. Но я переборол себя с одной мыслью, что им там будет лучше. Что они попали в хорошие руки, о которых отец отзывался положительно, и что мое незнание голубиного дела, свело бы насмарку, весь отцов труд. На следующий день, под вечер, на голубятню села наша сизая голубка. Она вошла в леток, побыла в своем бывшем жилище пару минут, затем вышла наружу, подорвалась с крыши и улетела. Улетела навсегда. Прошло пару дней. Возле моих ворот остановился черный «Мерседес Е-240», с номерами явно не Киева и киевской области. Из него вышли два молодых, лет до тридцати, прилично одетых парня. Манерами общения они обладали на уровне австралопитеков, но гонора и «распальцовки» у них было предостаточно. Увидев меня, один из них громко заявил:
       -- Слышь, мужик. А где здесь дед, который держит голубей?
      -- А зачем он вам?
      -- Да перетереть бы с ним надо по делу.
      -- Старик помер полтора месяца тому. А что вы собственно хотели?


        -- Да, купить у него голубей, всех оптом. Сколько у него их там осталось?
      -- Оставалось сто двадцать хвостов.
      -- Во, нормально. По десять долларов за нос и берем все сразу, прямо сейчас.
       -- Ребята, не получится. Я их только позавчера, бесплатно отдал в хорошие и надежные руки.
      -- Ну, ты мужик и лох. Такие бабки упустил. Это же тысячу двести зеленых.
     -- Упустил, так упустил. А вы ребята откуда?
     -- Да какое это уже имеет значение? - ответил мне один из них. И «Мерс Е-240», заурчав мотором, увез братков туда,  откуда они приехали.
        На меня никакого впечатления не произвело то, что я лох, упустивший реальную выгоду. Да. Такие деньги по тем временам были не малые. Но дороже любых денег, была память об отце, в образе его любимцев - голубей.
        Где-то через месяц я воспользовался сварочными услугами Красиловского Николая. Они приехали вместе с его братом, чтобы выполнить нужную мне работу. После работы, когда сели пообедать и обмыть удачно сработанное, Валентина спросила Николая:
       -- Коля, А как там у тебя, чувствуют себя наши голуби ?          Николай посмурнел, ничего не ответил, и только круче согнулся к тарелке с борщом. Тогда за него заговорил Виктор:
       -- Коля, да скажи всю правду. Тогда у тебя на душе станет легче.
        Николай молча качал головой и из его глаз, глаз взрослого мужика, текли слезы. А Виктор за него продолжал:
         -- Погибли все ваши голуби в первую же ночь, когда он их привез к себе домой, и выпустил в новый голубятник. Утром он обнаружил их всех мертвыми с прокушенными головами. Это вероятно была работа хорька или ласки. Единственное, что через с трудом сдерживаемое рыданье, Николай смог сказать:
       -- Простите вы меня, прости и ты Дед Игорь, что я их не уберег. Видит Бог, что я в этом не виноват. После этого он встал из-за стола и ушел во двор, чтобы дыхнуть свежим воздухом и успокоиться. Когда он вернулся к столу, то Валентина сказала ему:
        -- Николай не расстраивайся. Они не погибли. Их души улетели к деду, который их так любил, который за ними так тосковал последние сорок дней. Они теперь вместе, и им там сейчас так хорошо. Ну что ж. Нам только оставалось сказать: ПРОЩАЙТЕ ГОЛУБИ.

                И СНОВА ДЕЛА ДОМАШНИЕ
        С первого июля я вышел в очередной отпуск и занялся вплотную тем, что планировал сделать еще при жизни отца, и чему он отчаянно сопротивлялся. Наш дом был построен в 1956 году, когда в нашем городке и в помине не было водопровода, а все водоснабжение осуществлялось из колодцев, а у крутых хозяев, из водозаборной колонки, Мы, с нашим соседом, были крутыми. У нас прямо на разграничительной меже стояла такая колонка. Качнул десяток раз, и пошла вода, Еще десятка три качков, вот и ведро полно. Понятное дело, что при таком водоснабжении никто в проект дома не закладывал ванну и теплый туалет. Все условия планировались и осуществлялись во дворе. Летом это был обычный душ под солнцем, а зимой городская баня за 14 коп, при полном безлимите времени помывки. Водопровод в нашем городке появился где- то в середине следующего десятилетия, в году 65-67. Мой отец всегда гордился «Актом» о подводке воды к нашему дому под номером один. Что вроде, он первым в городе провел водопровод в частный дом. Не знаю так ли это было на самом деле, но при наличии у него такого друга, как отставного майора, начальника городской водопроводной сети тов. Липявки, он мог иметь Акт с любым другим коронным номером. Проведя воду в дом, он успокоился и почил на лаврах, не думая об остальных жилищных благах. Вода текла из крана в раковину а из нее в стоящее под ней ведро, которое приходилось выносить чаще, чем это было ранее. Мать доставала отца тем, что соседи у себя вместе с водой организовали и ванну с душем и теплый туалет, а он как привык по гарнизонам ходить « до ветру» в кукурузу, так и в век Гагарина продолжает это делать. Когда она его однажды окончательно достала, то он в сердцах спросил ее:
        -- Надя. Что ты от меня хочешь?
        -- Я хочу от тебя ванну и теплый туалет. Больше мне от тебя ничего не нужно.
       -- Хорошо. Ты их получишь. Я тебе обещаю.
       По весне он организовал работы по строительству просторной пристройки для совмещенного санузла. Вырыл и забетонировал бассейны для септика, провел в пристройку воду, установил унитаз и притащил, ни весть где купленную новую, тяжелённую чугунную ванну. Мать радовалась. 
         -- Наконец то и у нас будет все, как у людей, И ванна, и теплый туалет». Но её радость была преждевременна. Когда все это стало на свои места, отец позвал её и сказал:            --Надя я тебе обещал теплый туалет и ванну ?
         -- Обещал.
         -- Вот тебе теплое помещение, вот тебе унитаз, а вот тебе и ванна, о которой ты всю жизнь мечтала и из-за которой пилила мне шею. Получай. Я свои обещания выполнил.
      -- Так она же не подключена и теплой воды в ней нет                -- Прости дорогая, про теплую воду и рабочую ванну у нас с тобой договора не было. Ванна есть? Вот ей и радуйся.
        Так эта ванна простояла до 1994 года, используемая мамой как загашник, для хранения кастрюль и прочей кухонной утвари. Отец, воспитанный в спартанском духе, за годы службы в армии не мог терпеть и не переносил этих аристократических извращений : «теплую ванну», «чашечку кофе в постель » и «с утра шампанское». Ему больше по душе была городская баня, с ее пивом в буфете, очередью перед раздевалкой, шумной парилкой и блаженной моечной, где теплая вода текла из душа тропическим ливнем, и где не надо было волноваться, что что-то зальешь или кого-то затопишь. Такие бани, где лучше, где хуже, тогда были повсеместно по нашей стране до ее развала. Сегодня в нашем городе, насчитывающем более 100 тысяч жителей, такого архаичного явления как «коммунальная баня» больше нет. Сегодня везде сауны да спа-салоны, с ограниченным и дорого оплачиваемым лимитом посещения. Какая-то старушка, доживающая свой век, в ветхом частном домишке, не в состоянии себе позволить такое дорогое удовольствие. И приходится ей мыться над тазиком, экономя воду и испытывая полное неудовлетворение, от этого в принципе, приятного процесса. А именно коммунальные бани в годы войны спасали наш народ от тифа, вшей и прочей напасти. В Новосибирске на центральном вокзале в годы войны круглосуточно работала баня, в которой в обязательном порядке проходили помывку и санобработку, эшелоны войск, движущиеся на фронт и тысячи беженцев, спасающихся от войны и едущих в эвакуацию. Наша городская баня в те годы работала по-фронтовому, практически без выходных в течении всей недели. Дни мужские и женские чередовались между собой, а в понедельник с утра до вечера в ней мылись солдаты близлежащих воинских частей. Были в ней и банщики, супружеская пара стариков Ермак. Когда кто-то из них заболевал, то другой ходил в его смену, обслуживая клиентов, невзирая на пол, и их претензии. Если к Ермачихе мужики относились без стеснения, то старый Ермак, вращаясь среди красивых и уродливых женских тел, вызывал у них чувство стыдливости. Они возмущались, что их обслуживает мужик, требовали банщицу женщину. Тогда он выходил в переднюю и обращался к очереди ожидающих, со словами:
      -- Бабоньки. Там на меня ругаются, что я хожу по раздевалке среди вашей голой сестры, открываю и закрываю шкафчики. Требуют, что бы пришла Марья Ивановна. А она сегодня хворая, вот я за нее и работаю. Я предлагаю сейчас прекратить помывку, пока моя бабка не одужает. А вы расходитесь по домам, Бани сегодня не будет. Бабы взрывались возмущением и требовали выгнать тех, кто осуждал старого деда. Он, заручившись их коллективной поддержкой, шел в зал и как ни в чем не бывало, продолжал свой благородный труд, в борьбе за чистоту тела и духовное отдохновение, под струями текущей воды.
       -- Вот именно с ванны я решил начать создание житейских благ. Предстояло перепланировать и переделать практически все заново. Полностью переместить и унитаз, и умывальник и саму ванну. Кроме того необходимо было увеличить и объемы емкостей септика, перенеся их в совершенно другое, новое место. Человек одержимый работой, когда видит, что она получается, не следит ни за временем, ни за режимом сна и отдыха, ни за питанием, абсолютно ни за чем. У него одно в голове: « Давай, давай, вперед…» В таком режиме я проработал весь отпуск, чертовски устал, но получил удовлетворение от своими руками свершённого. За оставшееся месяцы лета мы с Валенитной сделали очень многое. Она, как вызов окружающему серому унынию, придумала покрасить дом в светло сиреневый цвет, выделив окантовку оконных проемов, белым колером, а сапожок фундамента густым серым тоном. По-немецки были перекрашены оконные рамы, сочетая ярко-жёлтый и шоколадно-коричневые цвета. Вместо старой прогнившей деревянной ограды палисада установили ограждение из металлических рам, затянутых сеткой-рабицей. Да и сам палисад приобрел ухоженный вид, засияв кустами поздних цветов. Жизнь налаживалась, жить становилось веселее. Когда к концу сентября все основные работы были выполнены, и можно было уверенно входить в зиму, я задумался над тем, что меня давно беспокоило – строительством гаража. К тому времени у меня практически все необходимые материалы были заготовлены. Отлитый фундамент ждал своей участи в качестве строительного базиса. Оставалось найти бригаду рабочих, которые в короткое время смогли бы выгнать стены гаража и завести его под крышу. И таких четверых ребят, я нашел на стройке нашего центра. Они согласились приступить к этой работе буквально через две недели, после того, когда закончат кладку стен главного технического бокса автобазы. К назначенной дате, 14 октября, я привез машину карьерного строительного песка и одолжил у своего друга электрическую бетонно-мешалку. Мы договорились, что рабочие все время строительства будут жить у меня, чтобы больше часу было на выполнение работ. В субботу в пять часов утра, я должен был приехать в Борисполь, где забрать их с их инструментом и одеждой. В два часа ночи услышав сильный шум, я взглянул за окно и увидел, что на улице идет почти тропический ливень. Большая часть моего двора, и особенно место вокруг стройплощадки, были полностью залиты водой, а куча строительного песка благополучно исчезла, размытая по всему двору струящимися водными потоками. Ни о какой стройке, в такой ситуации уже не могло быть и речи. Посетовав на неудачу, я сперва расстроился, а потом оценив обстановку понял, что это даже хорошо, что небеса низвергли на землю потоки воды, прекратив не начавшуюся стройку. Все дело было в том, что световой день уже тогда составлял менее десяти часов, и с каждым днем катастрофически сокращался. А периодически срывающиеся осенние дожди, не давали бы возможности ритмично работать и класть кирпичную кладку. Небеса оградили меня от ошибочного шага, заготовив мне серьезное испытание на следующий год, о котором я пока даже и не догадывался. Но самым главным достижением нашей трудовой деятельности этого сезона стало то, что спустя три десятка лет мне удалось осуществить давнишнюю мамину мечту о теплом туалете и особенно ванной. После утепления изнутри стен очередным рядом кирпича и полной обкладки их керамической плиткой, переделки системы водяного отопления и установки газовой водонагревательной колонки, наша ванная комната приобрела тот вид, который она должна была иметь в конце последнего десятилетия Гагаринского века. Занятость увлекательным делом и интенсивным трудом привела к тому, что, наконец-то, и Валентина поняла, что её недуг  злоупотреблением спиртным, так просто не пройдет и, согласилась на лечение кодированием. Я быстро нашел клинику, в которой по методу профессора А.Довженко осуществляют эти методики лечения. После записи по телефону на предварительное собеседование, в назначенный день и час мы вошли в кабинет врача-ассистента. Я вошел первым, Валентина за мной следом. Врач предложил мне сесть за стол напротив его, а Валентине, присесть в сторонке. Он начал задавать мне вопросы, думая, что я пришел лечиться. Когда же выяснилось, что в лечении нуждаюсь не я, а моя супруга, он дал нам команду поменяться местами и стал спрашивать Валентину о том же самом, что и меня буквально минуту тому назад. Через неделю мы снова приехали в эту клинику, где к тому времени собралось немалое количество страждущих со своими группами поддержки. Было их человек около полусотни. В назначенное время, нас всех лишних, удалили из большого зала, в котором должен был состояться этот сеанс одновременного ковыряния в мозгах, и игр на сознании и подсознании людей, оступившихся и погрязших в грехи от пристрастия к Бахусу. Сеанс длился около четырех часов. За это время я, ожидая жену, много передумал. Меня одолевало сомнение, что таким коллективным и огульным методом невозможно что-то изменить в мозгах и сознании отдельного конкретного человека. К счастью, по влиянию этого тренинга на сознание Валентины, мои опасения были напрасны. Метод профессора А.Довженко сработал. Он сыграл свою роль, сделал свое благородное дело. По окончанию сеанса кодирования Валентина вышла из зала вся какая-то, морально опустошенная и почти в состоянии прострации. Такое состояние продлилось еще пару дней, после чего она стала потихоньку отходить и возвращаться к нормальной жизни. Для того чтобы у нее не было соблазна, я убрал из дому все что содержало спиртное, что могло бы спровоцировать её на рецидив. Но время шло, и каких либо её попыток, попробовать спиртное я не обнаруживал. Более того, месяцев через шесть я сам попытался её спровоцировать простым шампанским. Она отказалась, передернув плечами и скривив лицо, как будто съела что-то крайне неприятное. Это была её победа. Победа над собой и над коварным Бахусом. Больше у нас с ней проблем на подобную тему не возникало. Вот на такой ноте, мы завершили ещё один трудный для нас год.

                КАМЕНЬ НА КАМЕНЬ…
         Зима 1995года проходила для меня в обычном порядке. На работе в свободное время, я как-то незаметно и изподтишка занялся изучением строительного дела. По книжкам для профтех. образования, выходящим под брендом «Школа молодого мастера», я узнал, как класть кирпич. Какой ряд называется тычковым, а какой ложковым, что такое расшивка кирпичной кладки, для чего она нужна и как делается. Книжка А.Шувалова «Как построить сельский дом» научила меня, как рассчитать необходимое сечение стропил, для разной длины их прогонов и частоты установки. Многому из области плиточных, сантехнических, кровельных, штукатурных, малярных и прочих других строительных работ научили меня эти незамысловатые книжонки, издаваемые специально для подростков, пришедших постичь рабочие специальности в ПТУ. В жизни нашей фирмы тоже прошли некоторые изменения. Устав от постоянных интриг и афер Генерального директора, найдя новую работу, начальника центра по сборке и реализации корейских автомобилей «КИА», от нас ушел мой хороший приятель, главный инженер АВ Мудрицкий. На его место с черниговского автосборочного завода пришел главный инженер В.А.Ткаченко, энергичный мужчина лет сорока пяти.  Мне импонировали его подходы к решению возникающих проблем: все четко, конкретно, продуманно и в кратчайшее сроки. Он себя называл человеком от «заводской трубы». Говоря об этом, он вспоминал слова, сказанные ему его отцом еще в детские годы:
         -- Витек. Держись и не отрывайся от дымящей заводской трубы. Ничего,, что она чадит, что из нее летит сажа, грязь и копоть. Знай, что она, такая неприглядная, тебя всегда накормит, напоит и обогреет.
          С Виктором Алексеевичем работать мне было комфортно. Вскоре мы с ним сошлись так близко, что он, врастая в обстановку, стал спрашивать у меня не только вопросы производства, но и внутренней византийщины, плетущейся внутри нашего руководства. Я своими подсказками открыл ему глаза на взаимоотношения Генерального со своими замами, директорами СТО, и вообще на тот скрытый мир, в котором пребывали истинные отношения на нашей фирме. Я думаю, что моя информация уберегла его от шагов, которые могли бы ему навредить. По мере того, как он убеждался в правоте моих домыслов и умозаключений, в наших с ним разговорах стали свободно проявляться нотки его критики в адрес генерального и той деятельности, которую шеф считал источником своего личного обогащения. Он доверял мне ту информацию, о которой я, отработав в этом коллективе пять лет, даже и не догадывался. Понятное дело, что все это было строго конфиденциально и только между нами. В марте заканчивались монтажные работы по полному оснащению Центральной базы материально технического снабжения, полу-автоматизированным складским штабельным хозяйством – нашим последним пусковым объектом. В связи с этим, на начало апреля было запланировано богоугодное освящение и официальное открытие нашего производственного комплекса, с официальным разрезанием красной ленточки и полным освещением всего этого празднества, на каналах Украинского ТВ. Помимо всего, эти события были напрямую приурочены к визиту высокого гостя, Генерального директора Российского Государственного производственного объединения « Авто ГАЗ» -- А.В. Ведяева. А для нас, простой черни, это означало несколько бесплатных трудовых субботников и воскресников, по уборке и облагораживанию территории, на благо и во красоту нашего кормильца « УВОТЕХСа». Ну что ж, ничего не поделаешь, раз надо, значит надо, и никуда тут не денешься. Но из любого, даже негативного явления можно найти и свои случайные положительные интересы. Так оно для меня и вышло. Территория нашего предприятия на тот момент представляла картину сродни картине разгромленного Сталинграда. Строители, закончив свои работы, побросали все им не нужное, в «спешке отступили». Чего тут только ни было: и битый кирпич, куски арматуры, какие-то короба воздуховодных и вентиляционных систем и многое, многое другое. Нам, технарям был отведен самый запущенный участок. И хоть находился он не на переднем плане панорамы, но его вид портил окружающий интерьер. Это фактически была свалка, какого-то брошенного строительного имущества. Огромные деревянные катушки для силового электрокабеля, металлические поддоны и бадьи с застывшим бетоном, такие же панели опалубок для заливки фундаментных пролетов между сваями, стальные фермы и стойки старого стеллажного хозяйства все это бесхозно валялось и все это нужно было куда-то убирать с глаз долой. Получив от Генерального за плохую организацию работ «скипидар под хвост», к нам в крайне возбужденном состоянии пришел заместитель по строительству ОВ Цыганков.
        -- Олег. Что с этим всем делать?- был к нему мой первый вопрос
       -- Что горит- сжечь. Остальное убрать с глаз подальше.                -- Куда убрать?
       -- Да хоть к себе домой,- срываясь на крик, ответил мне зам по строительству.
       -- Так это же строительная оснастка. Она, может быть, еще строителям пригодится?
     -- Никому она не пригодится, убирайте все, и что бы я этого здесь больше не видел, -- уже не говоря, а перейдя на крик, констатировал Цыганков.
       В тот день, я вернулся домой с субботника не маршрутным автобусом, а на самосвале КаМаЗ, загруженном почти доверху, стальными опалубками, десятком пространственных ферм для складских стеллажей, и сотней каких-то двухметровых стальных распорок или перемычек из швеллера сечением 100мм. Этот день для меня оказался удачным. Стальные опалубки с толщиной стенки в 6 мм, полностью перекрывали площадь моих будущих гаражных потолков, Пространственные четырехметровые стояки стеллажа, идеально подходили в качестве стропил для кровли, а сотня стальных распорок - перемычек, всегда найдет себе место и применение в любом домашнем хозяйстве.               Торжества по официальному открытию Центра, прошли с помпой, банкетом для ограниченного круга и премированием лиц особо отличившихся за трудовые подвиги. Мой друг, Федор Нестерович, зазвал меня в свою кладовку и заявил, что хочет от своего имени премировать меня курткой «Аляска».
       -- Это я тебя и себя наградил куртками. Они на настоящем синтопоне, а не как те, китайские пуховики, из которых лезет перо, и тебя спрашивают, «А в каком курятнике ты сегодня ночевал?»
      -- Федор, так под это серьезное дело должен быть приказ Генерального.
     -- Не волнуйся. Приказ есть, но он без фамилий, а самое главное у меня. А это самое главное -- «Вдомость о выдаче материальных ценностей на руки». Кого захочу, того в нее впишу, того сам и награжу. А Генеральному, до этого нет никакого дела.
         -- Так. С тобой все понятно. А чем ты наградишь нашего дружбана, Белана Сашу?
        -- А ему будет «домино». Пусть «он старый козел», сидит и «козла» забивает, Все равно он у тебя ни черта не делает, -- шутя ответил мой друг Федька.
      -- Как ничего не делает? Он у меня в отделе регулярно организует пьянки, ходит за водкой в кафе, и вообще постоянно и четко руководит этим процессом. Следит, чтобы никто от него не увиливал и не сачковал.
      -- Во, во. Он только на это способен. Надо бы его заложить Генеральному, а то он совсем мышей перестал ловить.
        На такой веселой ноте, акт нашего взаимного дружеского вознаграждения за трудовую доблесть, был закончен. В середине апреля по офису поползли слухи, что в ближайшее время из-за ухудшающейся финансовой обстановки, на предприятии, возможно предоставление неоплачиваемого отпуска работникам нашего центрального аппарата. И такой затяжной отпуск возможен на три месяца. Я уточнил достоверность этой версии у В.А.Ткаченко и получил от него утвердительный ответ. При этом он мне сказал, что возможны периодические вызовы на работу отдельных специалистов, для решения экстренно возникающих задач. И так с 25 апреля мы все не вышли на работу. Я позвонил в Борисполь, своим прошлогодним потенциальным строителям узнать, смогут ли они в ближайшие дни построить мне гараж? Но получил ответ, что они совсем недавно приступили к строительству большого жилого дома одному из крутых мужиков, и поэтому им сейчас не до гаража. Они напали на большие бабки, которые надо срочно срубить. Теплым солнечным утром 28 апреля сидел я на фундаменте будущего гаража в раздумье, где бы найти строительных рабочих. Проходивший рядом сосед, Дмитрий Николаевич Зверев, увидев меня, зашел во двор и спросил:
       -- О чем мужичек, задумался?
       -- Да вот, Митя, думаю где найти строителей.
       -- А на черта они тебе нужны? А ты давай без строителей.
      -- А как так, без них? Кто же будет строить?
      -- А сам что, не можешь? Я лично сам по природе своей очень жадный и не хочу кому-то платить за то, что сам могу сделать. Что в том мудреного, как класть кирпич? Что у тебя ума меньше чем у тех селюков, которые вчера пришли в город на стройку, а сегодня стали « крупными специалистами»? Потренируйся, попробуй и потихоньку
«вперед!». Я уверен у тебя получится. Покажи, какой у тебя инструмент? Я вынес из сарая и показал ему весь классический набор инструмента каменщиков: кельму, кирочку, отвес, уровень, корректирующую рейку и шнур- причалку. Все было исправно и позволяло успешно работать. Взяв в руки кельму, он о ней нелестно выразился, а потом сказал,
        -- Ты сейчас замешай ведро цементного раствора, а я минут через десять приду. Когда он вернулся и показал, что сделал с моей кельмой, я просто удивился. Вместо огромного неудобного треугольника с ручкой, это был аккуратный инструмент размером чуть больше чем ладонь, и по форме напоминающей березовый лист. Затем он взял десяток кирпичей и начал на фундаменте возводить угловой столбик.
         -- Митя, погоди. На фундамент надо положить слой гидроизоляции – сказал я.
        -- Вот видишь ты и про изоляцию знаешь. Ты может еще знаешь, что такое «тычок», и что такое «ложок»?- говорил он, продолжая укладывать кирпич на кирпич.
       -- Да я все это знаю, Знаю, как все это делается, да вот только не имею практических навыков.
       -- О, Да ты парень просто придуриваешься. Смотри, как это делается, -- и он одним махом развалил свеже- сложенную им кладку. -- А теперь давай по науке. Сперва слой гидроизоляции, потом тычковый ряд, затем пару-тройку рядов ложковых, затем снова тычковый для перевязки, и так далее, до самого верху. Начинай прямо сейчас и не затягивай. Послезавтра наступает май, а в «маю'» работу начинать не стоит. Она не пойдет.
         Так, 29 апреля 95года, в 9 часов утра, я положил свой первый кирпич в стену будущего гаража. Стройка длилась ровно 3месяца и 20 дней. В «День авиации» 18 августа, я сделал себе подарок: ровно в 18 часов въехал на своей машине в полностью построенный гараж и запер на замок въездные ворота. Тем самым доказав себе, что я как строитель состоялся. Конечно, все это далось не легко. В первый день за 8 часов я уложил только три десятка кирпичей. Потом посмотрел на получившуюся порнографию и все развалил, чтобы завтра по утру начать сначала. С приобретением практики я понял, что без подготовительных работ на стройке, даже маленькой, не обойтись. За каждым отдельным кирпичом к штабелю не набегаешься. Приходилось после окончания дневной кладки, выкладывать кучки кирпича и кирпичного боя вдоль линии завтрашнего фронта работ. Нельзя было забывать и о бетономешалке, каждый вечер очищая ее от налипшего цементного раствора и заливая ее «грушу» до определенного уровня водой. Чтобы завтра с утра кинув в нее, вращающуюся, ведро цемента и три ведра строительного песка, через пару минут, получить строительный раствор нужной консистенции. Опыт еще раз подтвердил, что лень всегда наказуема. Однажды я пожалел себя и в конце рабочего дня не укрыл часть свежей стенной кладки защитной пленкой от дождя. Дни были жаркие, а ночи ясные и в течении недели не было ни одного облака на небе. Это и подвело меня. Ночью разыгралась гроза с ливнем, который вымыл весь свежеуложенный за день раствор, и работа целого дня ушла насмарку. Из-за высокой температуры днем, работы приходилось начинать с первым лучом солнца, а это в июле означало в начале четвертого. Я выходил во двор, когда вокруг была звенящая тишина, и было слышно, как через открытое окно соседа, раздавался его богатырский храп. По мере того как запускалась бетономешалка и в звенящую тишину вплетались звуки ее периодического поскрипывания, соседский храп, трансформировался в недовольное ворчание, а потом в откровенный мат со словами:
       -- Да ё… же твою мать. Ты, наконец-то, дашь мне поспать? Бетономешалка, издав прощальный скрип, затихала на небольшой срок до очередного замеса, а соседское бурчанье было уже совершенно по другому поводу. Теперь объектом его недовольства являлся тонкий периодический стук ручкой кельмы, по аккуратно подгоняемому кирпичу к остальным кирпичам кладки. Иногда этот стук заменялся звенящим ударом кирочки по отрубаемому куску силката. Для того, чтобы как-то минимизировать шум от отсекаемого кирпича, я уходил подальше в глухой угол. А вот звонких, тик-тик, при подгонке кирпича избегать не удавалось. Не переносить же всю стену? Когда утром, с вечера пьяный, с ночи не выспатый, сосед появлялся на крыльце, чтобы идти на работу, то первым кто его встречал, это была моя рожа со стены, с лучезарной улыбкой и слова приветствия, произносимые нежным и мягким голоском:
        -- Доброе утро, Алик (Алик был лет на 10 старше меня). Как спалось? Как отдохнул?
       -- Отдохнул, отдохнул, - было его нечленораздельное мычание.
-- Понятно. Значит плохо, Значит, вчера мало выпил. Ну, ничего, сегодня все учтешь и исправишься. А сейчас я желаю Вам хорошего рабочего дня и бодрого настроения.           Взглянув зверем в мою сторону, сосед ничего не сказав, ушел творить свой промысел. Однажды, во время кладки верхних рядков кирпича, я явился невольным свидетелем разговора двух девочек лет четырех-пяти из близлежащих дворов. Они играли на куче моего песка и, хвастаясь, рассказывали о том, что у них происходит дома. При этом, я был от них на противоположной стороне высокой стены, и они обо мне даже не догадывались:
          -- А ты, Светка конфеты любишь?
          -- Ага, люблю. Только мама мне их редко покупает. Зато, когда к нам приходит дядя Толя-кум, то он приносит маме бутылку вина или водки, а мне шоколадку или конфетки.
       -- И к моей маме тоже приходит дядя Гриша, а еще приходит дядя Валик, и дядя Николай -- ответила вторая -- И они мене тоже конфеты приносят. А потом они всегда закрываются с мамой в другой комнате, но меня туда не пускают. У них там громко играет музыка и что-то стучит в стенку.
        -- А к нам один раз пришел дядя Толя, с каким-то другим дядькой. Они были немного пьяные и еще выпили вместе с мамой. А после этого они раздели маму и сами разделись без трусов, и все пошли на диван.
         И далее дитя неразумное, в цветах и красках рассказало своей подружке, как на ее глазах происходила эта оргия, под названием «группен-секс». Как в этой подвыпившей компании, её мать одновременно любили два мужика, и как мама, при этом громко стонала.
        --А я лежала, как будто сплю, и через щелки глаз все это видела. Мне было немного жалко маму, что она стонет.            -- Да. Тебе хорошо. К вам много дядей ходит. Я тебе завидую. Они тебе приносят много конфет. А у меня только один дядя Толя.
         -- А ты скажи своей маме, пусть к ней приходят и другие дяди. И тогда они тебе тоже будут приносить конфеты.
         Когда я со временем узнал, чьи это были дети, то я поверил в правдивость их разговоров. Действительно,  «Устами младенца, глаголет истина», а на их матерях, «молодухах–одиночках», клейма не было где ставить.                После того как гараж был построен и были выведены все коммуникации по устройству, в одной части этого строения  -- сауны, возникла проблема подсыпки земли вокруг высокого фундамента. Это было необходимо для того чтобы подсыпав землю, ликвидировать те низкие места скопления воды, которые год тому назад сорвали начало строительства. Эту проблему гениально и просто мне помог решить, мой шурин, Заместитель начальника киевского Высшего военного училища связи, полковник Василий Николаевич Будяк. Он сказал:
        -- Если хочешь, то я могу тебе прислать армейский экскаватор, на базе шасси «Урала». Им управляет наш прапорщик Миша, настоящий виртуоз. Он тебе в течение часа выроет котлован, в который ты будешь собирать ливневую воду, а вынутая земля уйдет на подсыпку. Я согласился. Через два дня Миша вырыл котлован. Я просил его вырыть яму размером 3х4 и глубиной не более 2 метров. Миша все воспринял правильно и вырыл котлован 4х6 и глубиной, на всю длину стрелы ковша -- 4 метра. Таким образом у меня на участке образовалось 96 куб. метров земляного отвала и котлован, вглубь которого было страшно посмотреть. Правда после первого дождя котлован стал обрушиваться, расширяясь во все стороны. Когда грунт его стен приобрел свой естественный угол отсыпки, то у меня на территории усадьбы возник водоем под пруд, размером 6х9 и глубиной, в средине, 2 метра. Со временем он заполнился грунтовыми и ливневыми водами, а еще через год в нем завелись и стали стремительно размножаться, ни весть откуда попавшие в него караси.         Строительные успехи окрыляли меня на новые свершения. Следующее, что согласно планам было у меня на очереди, это была сауна, спланированная в одной четвертой части построенного мной сооружения. Но для этого нужны были свободные финансовые ресурсы и липовая или ольховая доска – вагонка.
        Хочу отметить одну интересную деталь. Когда я приступил к проектированию своего сооружения, то я просчитал все до последнего кирпича. И, получалось, что последний кирпич, уложенный на фронтоне, должен быть последним и в кирпичном штабеле, стоявшем на земле. Когда дело дошло до практики, то оказалось, что я просчитался на 26 штук. Надо было где-то их достать. Зашедшая к нам передохнуть по дороге с базара старушка «министерша», спросила меня, почему я не завершаю кладку фронтона?
        -- Не хватает 26 кирпичей,-- был мой ответ
        -- Приди ко мне. У нас какие-то кирпичи по всему двору валяются. Если подойдут, то забери. И тебе в дело и мне двор очистишь.
       Я взял свою двуколую садовую тележку и вместе со старушкой пошел за кирпичами. Во дворе действительно в различных местах лежали кирпичи. Одни закрывали дырку под забором, что бы не лазали соседские куры, другие изображали бордюр давно заброшенной клумбы, третьи вообще служили примитивным мангалом. Я забрал их все до единого. Их оказалось ровно 26 штук и не более. Когда, спустя пару месяцев после завершения строительства и проведения всех работ по отсыпке и планировке земли на территории усадьбы, я приступил к наведению порядка и уборки в своем дворе, то в результате этого мероприятия как из под земли всюду начали появляться ранее недостающие мне кирпичи. В основном они использовались как опоры и подложки на грунте под бочкой для воды, стекающей с желоба крыши, то, как подставка под какой-то ящик с непонятными железяками и проводами. И просто банально лежали на пешеходной тропке в огороде, где при дождях собиралась вода. И как ни странно, их вылезло ровно 26 штук. Просто какое-то кармическое или даже кабалистическое «число 26», почему-то в то время постоянно преследовало меня.
        Заканчивался 1995 год, год в котором я обрел новые профессии: каменщика, электросварщика, штукатура, кровельщика. Своими руками и без чьей-либо помощи, как Робинзон Крузо, построил задуманное, перешагнул свой личный полувековой рубеж. Но самым главным событием года, для меня явилось появление 8 июля, на свет моей внучки Насти Багнетовой Анастасии Евгеньевны, гражданки Эстонии от рождения. А это самое главное. Ведь, рождение нового человека, это гораздо важнее, чем все остальное, суетное.

                ВИЗАНТИЙЩИНА                «Византийщина», это такое пренебрежительное слово, которое имеет в своем контексте множество значений. «Византийщина», присутствует в архитектурных формах церковных куполов, пришедших к нам с христианством из Византии. В несметных богатствах и роскоши. В тонкости и витиеватости, в интригах дипломатии. В заговорах и покушениях и многом, многом другом. В этой главе, «византийщина», будет означать подлость, предательство и лицемерие. Методы руководства нашей фирмой в некоторой степени были схожи с методами управления при византийщине. Генеральный директор собрал вокруг себя некую группу приближенных и прикормленных руководителей СТО, которые его постоянно поддерживали, помогая проталкивать на «Советах директоров» многие решения, противоречащие интересам коллектива. Остальная масса директоров оказалась в виде «планктона», который бездумно шел за этими заговорщиками. Вольнодумие, в директорской среде, не допускалось и, более того, каралось, вплоть, до увольнения. Почувствовав свою силу, Генеральный начинал интриги и подковёрную борьбу с теми сильными руководителями подразделений, которые самостоятельно развивали свои предприятия, устанавливали прямые связи с горьковским автозаводом и производителями автозапчастей в Украине, Беларуси и других регионах. Чувствуя, что эти успешные люди уходят из под его влияния, он сперва отдалял их от себя, выводя из состава «Совета директоров», а потом откровенно и открыто начинал вести против них борьбу. Так было с В.В. Уличем, директором Тернопольского СТО, считавшимся  «старостой» или главным представителем Генерального в западном регионе. Василий Васильевич, фактически организовал сеть СТО во всех областях Галиции. Он в свое время нашел и привел на фирму людей, которые смогли, предоставив свои производственные площади, открыть на них новые производственные подразделения, создавая сеть автотехобслуживания автомобилей марки «ГАЗ» на Украине. Как правило, такие наезды осуществлялись, на тех директоров, у которых станции были уже построены или находились в стадии доводки, и при этом успешно вели свои дела. Это были Э.Фаренич в Мукачево, А.Романовский в Одессе, В. Слипченко в Мерефе, А. Хуторной в Кривом Роге, В. Пильгуй в Донецке. Для того чтобы связать и не допустить раскола, а так же отделения колеблющихся и не видящих особой помощи от Центра, он приказал всем директорам провести регистрацию земельных участков их СТО, на имя Фирмы. «Лохи» поддались, а думающие, просчитав этот его длинный и коварный ход, просто проигнорировали указание. Чем навлекли на себя гнев и затаенные подозрения. Чистейшим проявлением византийщины, являлся его метод устранения директоров. В Центре келейно издавался один приказ, об отстранении директора от должности, с указанием надуманных просчетов и нарушений, Тут же издавался второй приказ о назначении на освободившуюся должность, какого-то нового руководителя, как правило  человека со стороны. Что бы самому не участвовать в этом позорном действе и не глядеть в глаза тем, с кем вчера «целовался не только в засос, но и в десны», а сегодня, необоснованно снимаемом с должности, Генеральный всю эту процедуру поручал главному инженеру, АВ Мудрицкому. А.В. Мудрицкий, брал эти приказы, а так же меня за компанию и для большей официальности и представительности нашей миссии, и мы вдвоем, на автомашине, ехали снимать, «проштрафившегося директора», а также отбирать у него построенную его кровью и потом станцию. Прибывали мы в Мукачево, Тернополь, Одессу, Донецк, Кривой-Рог, и другие города, как правило, без предупреждения. Вручали директору под роспись, копию приказа об освобождении его, от занимаемой должности и, получив в ответ «ДА ПОШЕЛ ОН НА Х….», спокойно и без скандала общались с «отстраненным». Эти открытые люди, с которыми мы провели не один год совместной работы, понимали, что нам выпала доля плохого вестника и только. Что не в нас «собака зарыта», а что в Киеве сидит главный « бешеный пес», готовый на любую подлость. Признаюсь честно, что из шести или восьми станций, на которые нам выпало выезжать с подобными миссиями, мы нигде никого не сняли, и ничего не отобрали. Но зато везде получали вполне адекватную и абсолютно одинаковую ответную реакцию: «ДА ПОШЕЛ ОН НА Х….» Очередным примером «византийщины» явился случай, совершенно противоположной направленности. В городе Макеевка у нас была СТО, которой командовал приближенный, «ну, очень приближенный», к Генеральскому корыту, А.В. Христофоров. Станция успешно работала, долгов у нее не было, и ее всегда ставили в пример, всем остальным. И вдруг, в один прекрасный день, как гром среди ясного неба, прозвучало, что Макеевская станция, закрывается и выходит из состава фирмы. Мотивировка была такой. Что якобы шахтоуправление «Макеевуголь» отказало СТО в дальнейшей аренде и требует переезда станции в другое место. Но я-то точно знал, что эти помещения переданы на баланс нашего центра и никакого договора аренды не существует. При этом нам объявили, что Макеевская СТО не теряет с нами экономических связей и будет, как и прежде, через нас снабжаться запасными частями и оборудованием. Вывод был один. Генеральный вместе с Христофоровым, решили замутить, и делить прибыль от станции в своих личных интересах, ничего не бросая в общий котел. Где то в марте 1992 года, меня вызвал к себе в кабинет Генеральный директор и, представив присутствующего там мужчину, сказал, что это В.А. Слипченко, директор Мерефянской СТО, принимаемой нами в состав фирмы. С Валентином Александровичем мы прошли ко мне в отдел, где пообщались поближе, и я ознакомил его с существующей у нас системой отчетности и снабжения. От него я узнал, что он хозяин созданной им станции, которая функционирует уже более трех лет. Что у него налажены прямые отношения с горьковским автозаводом, по поставке запасных частей. Что станция рентабельная и дает прибыль. Одним словом все хорошо, за исключением пустяка -- наезда местных властей, требующих непомерного отката. Для того что бы не кормить мироедов, он специально вступает в состав нашей фирмы, тем самым переводит стрелки, на Киев. Валентин был грамотным специалистом, хорошо владел как технологиями производства, так и основами экономики и бухучета. В беседе он рассказал мне, что после Чернобыльской трагедии, помог нашему Шефу получить в радиационночистой Мерефе, участок земли, где тот построил большой современный дом. Рассказал, что с вступлением его в состав фирмы у него, еще больше обострятся отношения с директором Харьковской СТО МИ Завадой, который является неофициальным смотрящим за северо-восточным кустом СТО, харьковской, полтавской и сумской областей. Они с ним были конкурентами и недолюбливали друг друга,
          -- А сей час, Миша, вообще сядет мне на голову,- сказал он.
        Валентин мне очень много помогал в приобретении ремонтного оборудования, выпускаемого предприятиями Харькова. Со временем его опасения, что М.Завада будет его жрать, стали иметь под собой реальную почву. Харьковский смотрящий постоянно совал ему палки в колеса, и нашептывал Генеральному. По указанию генерального я выезжал вместе с бухгалтерской проверкой на СТО в Мерефу, но ничего предосудительного мы там так и обнаружили.  Когда была поставлена задача по получению актов на землепользование, Валентин понял, куда это может привести и высказал свое мнение, которое доброжелатели донесли до ушей шефа. По документам имеющимся у меня, я знал, что запасными частями Мерефа по-прежнему продолжает снабжаться напрямую из Горького, доставляя их своими собственными Камазами. При работе на станции я видел его склады, которые выгодно отличались от складов других СТО, большим количеством дефицитных запасных частей. Валентин не гнушался, сам лично с водителями Камазов ездить в Горький, где, благодаря своим еврейским или молдавским, а может молдавско-еврейским талантам, умел в службе снабжения ГАЗ, доставать то, что ему было нужно, а не весь тот бросовый мусор, который регулярно привозили нам наши снабженцы. Генеральный решил наказать непокорного директора и вместе с М.Завадой, разработал тайную операцию, которую должен был провести я, вместе с бригадой, состоящей из двух бухгалтеров и двух снабженцев нашей службы. Для этого нам даже выделили два легковых автомобиля. Генеральный вызвал меня к себе в кабинет и заявил, что я завтра рано утром должен выехать на пару дней в командировку, где возглавить рабочую группу. Он мне дал список лиц, которые со мной поедут, сказав, что выезжать придется рано утром, где-то в районе 7 часов. О маршруте и цели поездки он мне скажет перед самым отъездом. Я обзвонил своих попутчиков и объяснил им то, что мне стало известно из слов Генерального. А от него, мне пока было, не известно «НИ
 ХРЕНА». В половине седьмого, когда вся группа была в сборе, я пошел к генеральному узнать куда и для чего мы едем. Войдя в приемную, я через приоткрытую дверь кабинета, услышал его разговор:
          --… они сейчас выезжают. Он пока не знает, куда и зачем едет. Двумя легковыми машинами. Ты их встречаешь в районе Песочина и оттуда едешь прямо к Слипченко. Там опечатываешь оба его склада и сразу же начинаешь погрузку запасных частей. Всех. Всех до, единной. Смотрите, что бы бухгалтера все внимательно внесли в ведомости, что бы потом не было прецедента, и он не заявил, что все разворовали. Да. Всё вывозишь к себе и будешь им работать. Я тебе сказал. Никому другому, только тебе. Грузовики у тебя есть? Одного «газона» будет маловато. А впрочем, у него же есть два камаза. От моего имени прикажешь, что бы он дал их для перевозки, Ну, смотри сам, что бы все прошло так, как мы с тобой договаривались. Давай, Я его сейчас проинструктирую куда ехать, а ты уже на месте расскажешь, чем им заниматься. Распоряжение? Я ему его сейчас отдам в запечатанном конверте.
        Из этого разговора я понял, то наша миссия будет состоять в бандитском налете и «ограблении склада» запчастей на СТО, у Слипченко. И что всю эту пакость замутил не кто иной как гнус Завада, а Генеральный его поддержал. Я быстро поднялся в свой кабинет, нашел в телефонном справочнике квартирный номер Слипченко и, позвонив ему, предупредил, о том, что против него затеяно. Спросонья он сперва  это принял за розыгрыш, а потом, когда врубился, понял что это не шутки и сказал, что  сейчас же примет экстренные меры. Выехали мы без четверти семь. Путь длиной в 470 км по хорошей дороге мы на двух «Волгах», вместо пяти часов, проделали за восемь. Со мной в машине кроме водителя ехали две женщины бухгалтера. В районе Полтавы я сказал водителю, чтобы он остановил автомобиль и проверил почему поднялась высокая температура в радиаторе. Водитель Толя Готовченко, удивленно посмотрел на меня, но тем не менее остановился. «Охлаждались» мы минут сорок, Вторую, такую же остановку, сделали у села с двусложным названием, но в котором присутствует слово « Богачка», там еще рядом коннозавод. К Песочину подъехали около трех часов дня. Завада, за долгое время ожидания извелся на желчь. Я во всем обвинил машину, а водитель завгара, который вот уже которую неделю не дает ему для замены в системе охлаждения новый сильфон-термостат.
       -- Михал Иваныч, чем будем заниматься дальше? Спросил я его.
       -- Вот когда приедем на место, там все и узнаешь. А теперь держись и следуй за мной. Да. Ты конверт от генерального получал? Давай его сюда.
       Такой конспирации, во времена отсутствия мобильной связи, я от Завады не ожидал. Вероятно, велико у него было желание захватить целый склад дефицитных запасных частей. Через час мы въехали во двор СТО Мерефа. В цехе рабочие спокойно обслуживали автомобиль клиента. Бухгалтерша на своем месте писала какие-то бумаги, а директор СТО ВА Слипченко, спокойно играл в шахматы с каким-то мужиком. Увидев Заваду и нас при нем, Валентин расплылся в улыбке со словами
         -- Михал Иваныч, в кои то веки, да еще с дорогими гостями, соизволили пожаловать. Чем обязан столь высокому вниманию? Вам что? Чай, кофэ, а может шампанское с коньяком и девочками?
        Завада, чувствуя себя королем положения, заявил.                -- Вот тебе, Валентин Александрович, привет от генерального. Там все написано, и про чай и про кофе, и про шампанское с коньяком и еще про кое-что -- сказал он и протянул Слипченко, запечатанный конверт. Валентин вскрыл конверт. Достал из него распоряжение, подписанное генеральным, и для убедительности закрепленное круглой печатью. Внимательно прочел и изумленно сказал.
         -- Что-то я не пойму, о каких запчастях идет речь? Где это вы их с Прищеповым видели?
        -- Ты не придуривайся. Ты еще нам сейчас машину для перевозки выделишь -- с ехидной улыбочкой, торжествуя сказал Завада. – Давай Валентин, вызывай зав склада, и пойдем смотреть, что у тебя там есть.
      -- А чего мне его вызывать, Он вот перед вами. Егорыч, доставай ключи, и пойдем, покажем дорогому гостю, чем мы сейчас располагаем.
       Егорыч (шахматист) встал мы пошли за ним и Слипченко следом. Завада шел торжествуя и предвкушая победу. И каково было его удивление, и как из ехидно улыбающейся, его рожа стала вытянуто-лошадиной, когда после открытия складской двери, он увидел пустые полки стеллажей, да какую-то мелочевку в ящике, стоящем на полу. Аналогичная картина была и во втором складе. Правда, здесь на полке была куча ветоши, какая-то роба сварщика, немного инструмента, да пустые бочки из-под масла.
         -- Ну, что Михал Иваныч, отсосал? Позвони Генеральному, и посоветуй сделать то же самое. Хрен вам, а не запчасти – теперь уже торжествуя, заявил Слипченко.                Операция «ограбить склад», с треском провалилась. Я не знаю, догадался ли Прищепов, почему Слипчкенко сыграл на опережение. И кто его предупредил? Ведь распоряжение на передачу запасных частей, печатала лично сама Леонида Антоновна, даже не доверив, годами проверенной машинистке. А я в данной ситуации «скрысятничал» из-за принципа, что у нормального мужика-труженика, негодяй Завада, хотел на шару забрать дефицитный ремфонд и на этом устроить свое благополучие. Потом, при последней нашей встрече, когда Слипченко приехал к нам на фирму забрать свою трудовую книжку, он рассказал мне, как воспринял мой ранний звонок. Как поднял по тревоге всех своих работников и как организовал вывоз запчастей в другое надежное место. Когда я ему поведал о двух вынужденных остановках, для «охлаждения двигателя» он мне еще раз сказал «спасибо».
        --Ты знаешь, мы закончили вывоз запчастей, буквально за полчаса до вашего приезда. Без этих твоих остановок мы бы не успели, а так все получилось отлично.
         Мы с ним расстались друзьями. За сделанное мной, он отблагодарил меня тем, что в годы сплошного дефицита, приобрел за мои деньги и организовал из Харькова доставку большого цветного телевизора «Березка», который проработал безотказно более 10 лет. Нормальные люди за добро, всегда платят добром.

                КОНЕЦ ВЕЛИКГО РЕФОРМАТОРА
        1996 год для меня явился годом беспокойным и суетным. В марте на нашу фирму пришла повестка в Селидовский районный суд Донецкой области, по гражданскому иску, некого О.В. Прокопенко. Иск был связан с отказом ему в дальнейшем гарантийном обслуживании автомобиля, из-за нарушения им установленных правил эксплуатации автомобиля в этот период. Судебное разбирательство было назначено на первые числа апреля. Через нашего, «приходящего адвоката», мы запросили из суда копию искового заявление, из которого нам стало известно следующее: Истец, Прокопенко ОВ, 31 декабря проходил очередное техническое обслуживание в Донецке, на одной из наших СТО. По дороге домой, в Селидово, он увидал, что загорелась красная сигнальная лапа, превышения максимальной допустимой температуры охлаждающей жидкости, работающего двигателя. Рассчитывая, что на дворе зима и охлаждение может быть за счет окружающего холодного воздуха, он проехал еще 20 км, при горящей красной лампе аварийной сигнализации. По приезду домой, владелец авто обнаружил, что жидкость в системе двигателя автомобиля отсутствует. Вину за отсутствие жидкости он возлагал на слесаря автостанции, якобы плохо установившего патрубок системы охлаждения. В связи с тем, что произошел перегрев и падение мощности двигателя, истец, требовал что бы ему по гарантийным обязательствам завода, заменили автомобиль на новый. Изучив обстоятельства дела и выявив, что виновником данного инцидента является сам Прокопенко ОВ, явно нарушивший инструкцию по правилам эксплуатации автомобиля, мы с нашим юристом подумали, что это дело будет пустяковым и особенно не волновались. За несколько дней до судебного заседания, я в железнодорожной кассе купил два купейных билета и мы с пакетом наших оправдательных документов, готовы были ехать и предстать перед Фемидой. В день отъезда я перезвонил нашему «приходящему юристу» и сообщил, каким поездом, в каком вагоне и на каких местах, мы вечером убываем на Донецк. А так же о том, что его командировочные у меняя на руках. Он сказал, что понял и будет во-время. Потом он еще попросил меня забрать в канцелярии папку с его документами, относительно данного процесса, и привезти ее на вокзал. Я прибыл к поезду за 30 минут до его отправления. Вошел вагон, но своего попутчика в нем не обнаружил. Не появился он за 15, 10 и даже за 5 минут. Он вообще не появился. В Селидово, на заседание суда, я прибыл загодя вместе с главным ответчиком, директором нашей Донецкой СТО, Бельдеем Василием Харитоновичем. Судья, перед началом заседания пригласил нас в свой кабинет и ознакомился с нашим видением и доводами по защите. На словах он полностью согласился с изложенными нами фактами и сказал, что ему все «до слез понятно», что процесс долго не затянется и все будет решено по справедливому. Наш визави, мужчина раннего пенсионного возраста, появился в здании суда, минут за пять до назначенного времени начала слушания. Увидев нас, он озарился улыбкой и радостный пошел в нашу сторону, с елейно произносимыми словами:
         -- Василий Харитонович. Какими судьбами? Как я рад вас видеть во здравии и то, что вы приехали на суд. Вот, наконец, сегодня и разрешится наш спор. Бельдей, человек по-шахтерски суровый и прямой, слов и выражений не выбирающий, с не менее деланной учтивой физиономией, в тон Прокопенко так же елейно ответил:
        -- Олег Васильевич,- падло. Ты еще живой? И как тебя, такую скотину еще земля наша носит?
       -- Ну зачем ты так, Василий Харитонович? Я к тебе по – хорошему, от всего чистого сердца, а ты мне говоришь и желаешь плохого. Мог бы и уважить меня, старого горного мастера. Я ведь, более двадцати лет проработал в шахте, уголек добывал.
      -- А я, что по-твоему, в забое более тридцати лет, таким как ты горным мастерам «шмар» подвозил? Я тоже работал, и знаю, что такое шахтерский труд.
         -- Вот видишь и ты тоже знаешь… А потом он вдруг, как бы заметив меня, спросил у Бельдея: -- Василий Харитонович, а это кто? - Это твой пиз*ец. Он приехал из Киева. Он тебя сегодня закопает, если братки, раньше этого с тобой не сделали. -- Вы, и в самом деле приехали из Киева? – спросил меня Прокопенко, протягивая руку. --Будем знакомы, Олег Васильевич Прокопенко, а вас как?
         -- Игорь Игоревич.             
          -- Очень приятно. Вот мы тут с Василием Харитоновичем уже который месяц не можем полюбовно разойтись. От него нужно только одно единственное. Поставить свою подпись под актом, а я его отвезу в Горький, и сам все там улажу. Для Горьковского автозавода автомобиль это простая ерунда, а для меня, старика вышедшего на пенсию, это значит многое. Повлияйте на него, Пусть он подпишет, и не нужен будет этот суд.
        Тут в разговор вмешался Бельдей:
         -- Ты мне свою машину покажи. У тебя после того как ты запорол двигатель, её в дребезги разбил твой пьяный сын. Машина переломана пополам и стоит у тебя в гараже.                -- Да это все неправда-- пытался оправдаться Прокопенко.--         -- Неправда? У меня есть копия акта аварии из вашего Красногвардейского ГАИ. В ней расписано все так, как было. И как твой сын в кювет зарулил, и чудом остался жив, потому что был пьян. Поскольку всегда везет дуракам и пьяницам, а он один в двух лицах. И как потом твоя жена, заместитель председателя Селидовского исполкома, звонила в Красногвардейск и закрывала это дело, в очередной раз, спасая водительские права сынка.  Да вы тут в Селидово, со своей женой, уже всех достали…
        -- Ну и что в том, что моя жена зам предисполкома? Это к нашему делу никакого отношения не имеет.
       Эти взаимные пикировки и обвинения продолжались бы еще очень долго, если бы не открылась дверь кабинета «Председателя селидовского районного суда», и ее хозяин не попросил нас зайти. Заседание проходило в обычном судейском кабинете, без секретаря, судейской мантии и прочих атрибутов, которые предусматривали украинские законы и ничего не видящая, но все алчно и много берущая Фемида. На мое обращение «Ваша честь», судья сделал какую-то непонятную улыбку и сказал : « Да что вы. Не надо этого официоза. Давайте будем попроще». Через двадцать минут, после того как он выслушал обе стороны, задав несколько второстепенных и ничего не значащих вопросов, он объявил:
          -- На этом судебное заседание считаю закрытым. Мне все ясно. Решение будет через три дня. Можете ждать его здесь в Селидово, а можете ехать к себе домой, и получите его по почте.
         Когда я спросил его, что мне доложить Генеральному? То получил его ответ:
        -- Я же еще до заседания, при нашем собеседовании сказал вам, что «ВСЕ БУДЕТ ПО - СПРАВЕДЛИВОСИТИ»      Утром следующего дня я был в Киеве, а к обеду на работе. Когда я пошел к Генеральному, чтобы доложить ему по результатам своей поездки, то в приемной застал нашего «Приходящего юриста». Этот придурок, представитель картавой национальности, сидел в туфлях на босу ногу без носков, и рассказывал Леониде Антоновне и машинистке Лене, о горе постигшем его. Он повествовал:
         -- Мне позвонила Розочка и сказала: «Гришенька, ты только ради Бога не волнуйся. Когда я выгуливала нашу Бэтю (суку йоркшиского терьера), стояла и разговаривала с соседкой, то не заметила, как нашу девочку покрыл какой- то бродячий дворовый пес. Они даже склещились. У нас наверно, скоро будут детки?
        -- Дура ты. Лучше бы он покрыл тебя, а не Бэтю. Он, из-за твоей беспечности и болтливости, испортил нам всю породу. Увидев меня, юрист не проявил никаких эмоций. Вроде ничего не произошло, и он в командировку со мной не должен был ехать. Через неделю, по почте пришло решение суда, в котором говорилось, что « Иск Прокопенко ОВ, к Донецкой СТО, должен быть удовлетворен в пользу «Истца». Все было решено «по - справедливому». Но без участия местной селидовской мафии и давления, а может быть и подкупа судьи женой Прокопенко ОВ, здесь не обошлось. В течение следующего полугодия я неоднократно ездил на суды по этому делу. И в Донецк, и в Марьинку, и в Красногвардейск, и снова в Донецк- областной, опеляционный. И каждый последующий суд, отменял «не справедливое решение» предыдущего, своим «справедливым», в пользу клиента, заявителя иска или опеляции. Такое перебрасывание мяча через сетку, длилось еще долго, пока меня не перевели на новый фронт работ. Забегая на полтора года вперед, скажу, что нудный Прокопенко ОВ, своими жалобами и судебными исками во все возможные инстанции, достал руководство фирмы, которая в качестве отступного, выдала ему не новый автомобиль, а самодельный отбракованный кузов в металле. Вот так. Наглость человеческая, порой, как и вода, камень точит. В двадцатых числах октября, меня к себе в кабинет вызвал Директор и спросил, как я оцениваю состояние дел на нашей придворной СТО, которую возглавляет СВ Лосев. На станции, которая в течение последних шести месяцев не выполняет план, а приносит только одни убытки. Да и с дисциплиной там не все в порядке. Клиенты жалуются на плохое качество обслуживания и дополнительные поборы со стороны мастеров и рабочих, -- сказал он. Я ответил, что почти каждый день бываю на этой стации и вижу что, там есть отдельные негативные моменты, на которые станционное руководство не обращает внимание. Вот и хорошо, -- сказал Генеральный.-- Ты видишь, что там нужно сделать, поэтому с понедельника, 26 числа принимай эту станцию. А Лосев у тебя будет заместителем по производству. Вот вы вместе с ним и наводите там порядок. Для меня это было шоком. Поменять размеренную кабинетную жизнь с чётко отлаженной работой, на постоянную гонку за планом и поиском потенциальных клиентов. Это было что- то…. Но условия были жесткими, или принимай, или увольняйся. Со временем я понял, чем был вызван по отношению ко мне такой «византийский шаг». В то время я был «председателем ревизионной комиссии». нашего акционерного общества открытого типа. Как-то во время командировки в Донецкий регион, сидели мы с директорами нескольких местных СТО за рюмкой водки и беседовали о наболевшем. Директора СТО жаловались на Генерального, на его возрастающие поборы и хамское поведение, а я на то, как он пытается «съесть» их коллег в Мукачево, Тернополе, Одессе и других городах, забирая у них ими кровью созданное. Кто-то из моих собутыльников сказал мне тогда:
         -- Ты смотри , много не болтай, а то он тебя выгонит.
         -- Не выгонит. Я защищен Законом, как участник «Боевых действий». Меня при сокращении личного состава могут уволить только в последних рядах. А на отчетно – перевыборном собрании акционеров, я вероятно, в своем докладе освещу эти наезды на директоров, которых он хочет незаконно поменять.
         Там, где более двух человек, всегда найдется третий, который крамольную мысль донесет в уши, желающему ее услышать. Так произошло и в этот раз. Кто-то «стукнул». В понедельник с утра я был на станции. Никаких конкретных мер, в первые дни, я не предпринимал, просто присматривался и изучал обстановку. Меня не устраивало то, что станция имела большое количество рабочих и работала в две смены. Причем, смена рабочих заступала в восемь часов утра и заканчивала свой трудовой день в десять часов вечера. На следующий день у них был законный выходной, но при этом нарушался КЗоТ, о продолжительности рабочего дня. Это нужно было исправлять. Тем более, что после 17 часов, на станцию заезжали редкие и случайные клиенты. Вторым, что меня привело к необходимости перехода на односменную работу, был случай произошедший у меня прямо на глазах. Я сидел за рецепшеном стола заказов, в его темном углу. Тонированное стекло, отделявшее мастера приемки, от клиентов, отражая яркий свет холла, не позволяло видеть, кто находится в глубине служебного помещения. К рецепшену подошел очередной клиент и стал уточнять у мастера приемки, когда можно поставить машину на техническое обслуживание. В этот момент к нему подошел мастер смены А. Супрун и сказал, что бы он со станцией не связывался, а приезжал к нему в гаражный кооператив, в районе Дарницкого жд вокзала, где эту работу сделают за пару часов. - А как с запчастями?- спросил клиент.
        -- Не волнуйся. У нас все будет. Сейчас я их выпишу и получу прямо со склада. А твоя задача завтра приехать с деньгами.
          Мужик, получив такую информацию, воодушевленный и радостный уехал. Я сделал вид, что не заметил этого разговора и никому из присутствующих ничего о нем не сказал. Следующим пунктом моих изучений стало распределение заработной платы среди рабочих. Здесь творилась сплошная вакханалия. Бухгалтер в дни зарплаты получала в кассе центра положенную сумму. Приносила ее на станцию и вот тут, то начинался дележ, кому и сколько дать. Сперва директор запускал лапу в мешок, брал сколько помещалось в руке, Затем бухгалтер, инженер и т.д. А рабочие получали все то, что оставалось после руководителей, разделяя все методом уравниловки участвующих и не участвующих в производственном процессе. Конкретно нельзя было определить, кто что сделал и сколько должен был получить. Заказ-наряды фамилий исполнителей не несли. Они были обезличены. Средний заработок наших автослесарей, в то время составлял 26 гривен, это соответствовало, чуть меньше 10 долларов в месяц. Вот отсюда и поборы, и жалобы клиентов. Начал я с сокращения численности лишних рабочих. Благо в то время Закон позволял отправлять рабочих в неоплачиваемый отпуск, на время тяжелого положения предприятия, сроком на два месяца и без выплаты компенсаций. Я собрал мастеров и бригадиров, и поставил задачу, до конца рабочего дня, каждому из них написать список работников их бригад и участков, расположив фамилии по убывающим рейтингам. Критериями должны были быть мастерство, технологическая дисциплина, склонность к прогулам, пьянке, мелкому воровству. Вечером такие списки у меня были на столе. Прикинув, сколько мне для организации работы в одну смену понадобится рабочих каждой специальности, я провел красную линию в рейтинговых списках и определился с теми, кто останется работать (они были выше черты), и с теми с кем придется расстаться (все остальные, что ниже черты). Таким образом, после такой перетурбации, трудовой коллектив СТО, сократился со 126, до 42 работников. Сокращения произошли как в управленческом звене, так и среди рабочих. Среди изгнанных было и два мастера участка, которые считали себя не потопляемыми. Далее в отделе «Труда и заработной платы» я уточнил, как при Союзе распределялся фонд заработной платы между ИТР и рабочими от станка. Какие были коэффициенты в соотношении первого руководителя и его замов, а так же всеми остальными работниками непроизводственной сферы. Девчата-трудовики, мне сказали, что сегодня эти мерки к нам не подходят, что у нас сегодня рынок труда. На что я им ответил: «Ничего. Продлим эру социализма на одной отдельно взятой СТО». Посмеявшись, мы разошлись. Я заставил мастеров участков в каждом заказ-наряде записывать фамилии исполнителей работ, ходовиков, корбюраторщиков. мотористов, электриков, сварщиков, маляров, и тем самым устранил обезличку. Наступило утро 31октября. В этот день я приказал прибыть к началу рабочего дня абсолютно всем работникам, которые в этот день должны были быть на работе и в отгулах. В цехе собралась приличная толпа народу. Такой у меня, когда-то в Германии, была по численности моя первая в жизни эскадрилья, в которую меня назначили комэском в 1975 году. У нас, в главном цехе, для обозначения зоны движения транспорта, на полу были нарисованы две ограничительные линии. Вот на одной из них, я построил и «подравнял» весь свой личный состав. Затем начал по списку вызывать из общего строя тех, с кем планировал работать дальше. Они выходили из и становились на вторую свободную линию, за моей спиной, лицом к основному строю. Когда вышел последний, 42, я обратился к оставшимся за бортом. Дорогие друзья, я хочу вас поблагодарить за вашу «бесполезную и низкооплачиваемую работу». А так же хочу сообщить, что с завтрашнего дня вы все убываете в неоплачиваемый отпуск, сроком на два месяца, а это до первого января. При этом предупреждаю, чтобы вы не тешили себя иллюзиями, на возвращение на работу в состав нашего СТО. Не тратьте время зря , идите и ищите прямо сегодня, себе новую работу. Возврата не будет. Затем повернулся лицом к тем, кто остается работать и сказал. А вас, дорогенькие, прошу отнестись к оказанному вам доверию с особым пониманием. И предупреждаю, что любого из вас, за упущения и нарушения, немедленно заменю одним из тех, с которыми мы сегодня расстаемся. Вопросы есть? Вопросов нет. За работу товарищи.
        Прошел месяц ломки и приспособления жить по моим требованиям. Вопросов к дисциплине и порядку не было. Выполнение планового задания, которое в течение последних шести месяцев составляло только пятьдесят процентов, пошло успешно вперед и к 25 ноября, при контрольной цифре 20000гр, было уже выполнено около до 19000 гр. Контроль, за выполнением работ слесарями, ликвидировал обезличку и уравниловку. Люди начали искать себе работу, и напарников, самостоятельно реорганизуя, трудовые звенья и ячейки. Расчет заработной платы проведенный по методике «С продленной эры социализма, на одной отдельно взятой СТО», показал, что она у рабочих возросла в разы, а у ИТР и непроизводственной сферы, подросла почти вдвое. Прекратился вынос со станции запасных частей на сторону, Что давало возможность не торговать запчастями, а зарабатывать на услугах при их установке на ремфонд. И вот настал день первой зарплаты, при моем руководстве. Снова было утреннее построение всего личного состава на ограничительной полосе в цехе. Бухгалтер Людмила Чапская по моей команде вышла перед строем и стала оглашать начисленную заработную плату, начиная с моторного участка.
        -- Людмила, остановись. Начинай с самого первого номера. С директора и далее по списку.
        И она начала читать: - Директор Сисмеев И.И - 79 гр. - Зам директора Лосев СВ -75 гр - Бухгалтер ЧапскаяЛВ-72 гр - и так далее… Когда очередь дошла до сварочного участка, производства с вредными условиями и повышенными тарифами и прозвучало : -- сварщик Букет ВВ -400 гр. Стоявший в первом ряду сварщик Букет ВВ, не поверил своим ушам и переспросил, Это мне или на всю нашу бригаду ? -- Тебе, Виктор, тебе. -- Да не может быть. Здесь что-то не то? Мы раньше, за такую же работу, получали не более 100 гр. -- Сегодня все ТО. А то, о чем ты подумал и сказал, было раньше. Сегодня как сработал, так и получи. И я, в глазах этого мужчины, увидел слезы. Конечно, мои заместители имели кислый вид, но рабочие ощутили, что, работая, можно заработать по своему труду, а для меня это было самым главным. Я сказал своим замам, что при выполнении станцией плана, их зарплата может резко подскочить за счет премиальных, из кармана фирмы, Поэтому, если поднажмем, то улучшим свое материальное положение. После всего этого ко мне подошел Лосев и спросил,- а как же быть с Генеральным? Ведь мы ему каждый месяц носили ясак. А ясака не будет. У меня денег нет. Хотите, сбрасывайтесь по пятерке для подкупа Генерального, а я в этом не участвую. Буквально, за два дня до окончания месяца, я был на ковре у Генерального, с докладом о положении дел на СТО. - Как у тебя с планом?:- спросил он меня. - До плана осталось 200 гривен. Не будет доставать, вложу свою пенсию.
        -- А какой у тебя план?
        -- Такой как вы утвердили и мне за вашей подписью и печатью, спустили плановики.
        -- А ну покажи, что они тебе спустили?
       Я достал из папки листок с плановыми заданиями всех станций Центра на месяц и предъявил ему.
      -- Да действительно и подпись моя, и печать, но у тебя план не такой.
      Он взял красный шарик и, зачеркнув число 20000, написал 25000 и поставил рядом свою подпись.
      -- Вот такой у тебя план на этот месяц, иди и трудись.                Каким же было разочарование моих помощников, узнавших,  что их близкая премия «накрылась медным тазом», из-за одного росчерка вышестоящей руки. В декабре, под самый новый год, картина повторилась абсолютно аналогичным образом. Только в этом случае, число 25000, было исправлено на 30000. И подкреплено размашистой подписью. И опять у нас в руках не было ни синицы, ни журавля. Опять были кислые рожи моих заместителей. И естественно ни о каком «Ясаке» для генерального к новому году, никто и не думал. За два месяца работы на СТО, я насмотрелся на многое. Всякое и грязное. Увидел, как власть предержащие пользуются своими правами, пытаясь за счет станции и бесплатно решить свои вопросы. Первым таким гнусом, был начальник службы пожарной охраны области. Центр был у него на крючке, так как предстояло от него получить разрешительную подпись в «акте приемки цельного объекта». Этот пожарный начальник пригнал на СТО старый армейский автомобиль-вездеход « ГАЗ-69» и пожелал переделать его под шикарный автомобиль для охоты. При этом установить на него мощный «Волговский» двигатель, мягкие сиденья от «Мерса», раздаточную коробку и лебедку для самовытягивания, в случае застревания в болоте. Этому тупому и ограниченному представителю багра, топора и пожарного рукава, было невдомек, что такую работу может сделать только мощный автозавод со своим конструкторским бюро и производственной базой. В его голову не вмещалось то, что «НЕЛЬЗЯ ВПИХНУТЬ НЕВПИХУЕМОЕ» туда, куда оно не поместится, А это -- большой двигатель в малый моторный отсек, и объемные сиденья от «Мерса» в узкую кабинку армейского «козлика». Я пытался убедить его, что это невозможно, Но Лосев, перехватив наш разговор увел его в сторону, а потом сказал мне:
        -- Ты над этим авто не заморачивайся. Оно у нас на станции по указке шефа стоит более полгода. Никто на нем ничего не делает и делать не будет. Будем водить с этим пожарником «козу», пока «или эмир умрет, либо его с должности выгонят», а потом мы его авто выкатим на улицу и пусть оно под забором сгниет. Вторым характерным случаем давления админресурса, была постановка на ремонт на станцию по приказанию Гендиректора, автомобиля нового прокурора Дарницкого района. При этом мне было сказано, что платеж за выполненные работы будет отложен на неопределенный срок. Понятное дело, что наш шеф, имея «свое рыло не только в пуху, но и в приличной щетине», как «черт ладана» боялся слова «Прокурор». Поэтому он и подсунул мне эту вонючку, не дающую для плана и заработка рабочих ничего, кроме дебиторской задолженности. А сам наобещал прокурору «златые горы», и что его любое желание будет исполнено. Ко мне на станцию приехала потрепанная прокурорская «Волга» и молодой наглый водитель выложил мне на стол листок бумаги с перечнем всего того, что от нас требовалось сделать. Почерк был неровный и корявый, и по нему чувствовалось, что писал его этот самый водила. В перечне было указано:
        - Перебрать подвеску и поставить усиленные рессоры от фургона.
       - Заменить элементы фар, поставив новые, от «мерса»           - Поменять кресла сидений на мерсовские.
     - заменить магнитолу, на магнитолу фирмы « Пионер»
     - Установить набор титановых дисков колес, и обуть новую бескамерную резину.
      Я взял этот список и сделал в нем отметки и приписки.  Вычеркнул - усиленные рессоры от фургона.
    - Написал: Фары от «мерса» не соответствуют ГОСТУ и замене в условиях СТО не подлежат.
    - Кресла. Попытаемся поставить, когда вы их предоставите.
    - Магнитола, на базаре 250$. Привозите. Поставим легко.       - Титановые диски. После оплаты на расчетный счет №…. в г.Ровно. Доставка бесплатно На следующий день после получения платежа.
        Возвращая водителю его бумажку, с моими краткими комментариями я сказал:
          --Можешь оставлять машину, до вечера. Подвеску переберем. А получишь ее после того, как привезешь от своего шефа, гарантийное письмо, по оплате выполненного технического обслуживания.
         Водила крутнул носом и сказал, что ему нужно посоветоваться с начальником. Сел и уехал. Буквально минут через сорок, мне позвонил прокурор:
        -- Вы что это там себе позволяете? Вы что там у себя творите? Почему не берете автомобиль на ТО? Почему отказываете клиенту в выполнении дополнительных работ и услуг?
       -- Я никому не отказываю. Я просто соблюдаю установленный порядок, при приемке автомобиля в сервисный центр. Никаких работ по техобслуживанию без оплаты, я выполнять не буду. Мне нужна гарантия того, что станция получит вложенные в ремонт материальные средства и зарплату рабочих, хотя бы в виде гарантийного письма.
        -- Да вы понимаете, с кем вы разговариваете?
        -- Прекрасно понимаю. Вот поэтому без гарантийного письма, машину в ремонт не возьму. Потому, что завтра ваши хлопцы придут ко мне с проверкой и обнаружат, ваш же автомобиль, находящийся у меня в ремонте, практически бесплатно. А это мне надо.?
        -- Да мне, Святослав Матвеевич обещал сделать все, что мне необходимо.
       -- Вот, когда от него у меня будет письменный приказ, взять ваше авто на ремонт за счет всей нашей фирмы, тогда и будем говорить о ремонте.
       -- Ну, я до тебя доберусь.
       -- Угрожать мне не надо. Я работаю на станции, всего только вторую неделю и ничего криминального совершить не успел. Так что ваши угрозы для меня пока пустой звук.
        -- Нда. Ну ладно, посмотрим, - злобно сказал он и положил трубку.
       Через пару дней, Киевская вечерняя газета «Факты» на первой полосе опубликовала экстренное сообщение.  «Сегодня утром, при выходе на работу, в своем подъезде, ударами обрезка трубы по голове был убит Главный прокурор Дарницкого района столицы. Неизвестный нападавший скрылся, оставив на месте покушения вещественную улику. По факту убийства, городская прокуратура возбудила криминальное производство. Ведется розыск, нападавшего.» Так что смотреть, на законность моих действий, больше было некому.
        Вот, если бы так с каждым вымогателем, тогда и страна не стала бы рассадником коррупции. Под новый год наш шеф уехал отдыхать на рождественские каникулы в Европу. Вернулся он сразу же после Рождества Христова. Ко мне на станцию пришел мой друг Федор и сказал:
         -- Сегодня на работе появился шеф. Злой как черт, рвет и мечет. Ему или баба не дала или что-то еще… Но таким я его еще никогда не видел. Сейчас он воспитывает зама по производству В.Ф. Бражника, а потом готовься и ты. Призовут к нему на ковер.
        Только Федор сказал эти слова, как у меня кабинете, раздался телефонный звонок. Обычно сюсюкающая в обращении со мной Леонида Антоновна, сегодня официальным тоном сказала:
        -- Игорь Игоревич, вас у себя ждет генеральный. Срочно прибудьте к нему.
       По дороге к шефу я встретил Валентина Бражника, тот был возбужден и в непонятном расстроенном состоянии.
        -- Валентин, что случилось?
        -- Все. Ухожу, к чертовой матери. Будет просить вернуться, никогда в жизни не соглашусь. Он меня уже два раза «уходил» и слезно просил вернуться. А я из-за него свое дело потерял.
        Я вошел в кабинет. Шеф, по своему обыкновению не глядя в глаза, начал орать о проваленном мной, за два последних месяца плане, О том, что я не оправдал его надежд. Что разогнал рабочих со станции и перевел ее на работу в одну смену. О том, что Лосев допился до язвы и лег в больницу. И что мои ИТР получают мизерную зарплату, а рабочие жируют. И еще много всякого, что только ни лезло в его голову. Я понял, что это его последний и решающий удар, поскольку до моего «Отчетного доклада» как председателя «ревизионной комиссии» на собрании акционеров, оставалось менее месяца. Ему надо было срочно избавиться от меня. И тогда я ему на это сказал:
        -- Не надо беспредметно орать. Вы же прекрасно знаете, как и почему мы «не выполняем план». И что рабочие стали гораздо больше получать. И порядок на станции. Вы хотите, что бы я ушел? Нет проблем. Я прямо сейчас напишу заявление с открытой датой о своем уходе, но при одном условии, что бы о его существовании никто, даже Леонида Антоновна, не знали. Пусть оно полежит у вас в сейфе.
        -- А это еще зачем?
        -- А это для того, что бы пока Лосев выйдет из больницы, на станции меня считали директором, подчинялись и не посылали куда подальше. Чтобы не разворовали станцию, хотя за нее я не несу никакой материальной ответственности. Оборудование на инженере А Ломакине, Склады на кладовщице, а запчасти, те что в производстве, на мастерах. Я хочу уйти достойно, и что бы ни у кого не было повода плюнуть и бросить камень мне во след.
         К его чести, о моем заявлении, до появления Лосева, так никто и не узнал. Серега Лосев появился буквально на следующий день, после нашего с шефом разговора. А еще через день мы подписали и утвердили у Генерального «акт приёмо-передачи» и я, получив в отделе кадров свою трудовую книжку, покинул предприятие, в котором поработал шесть с половиной лет.
       Теперь моей главной заботой стала помощи Валентине в воспитании нашей внучки Насти, которую Наташа привезла нам, когда у нее закончился годичный срок послеродового декретного отпуска. И тогда перед ней стал выбор, уходить с работы и сидеть с ребенком, или отдать его нам на воспитание до детсадовского возраста. Сошлись на втором. За окном была уже вторая половина января, и 1997 год уже уверенно набирал, свои обороты.

                ЗИТЦ-ПРЕЗИДЕНТ«ГАЛЛИСА»           Оказавшись, в начале января 1997года второй раз за бортом трудовой деятельности, я особо не переживал. У меня было все, что нужно человеку для жизни. Была своя семья, свое хозяйство и возможность заниматься тем, что пожелаешь. Получаемой воинской пенсии вполне хватало, что бы жить не шикуя, но далеко и не впроголодь. Основной нашей заботой и радостью, в это время была наша полуторалетняя внучка Настя. Девочка росла, радуя нас своими успехами. Я даже, от нечего делать, стал приучать ее к алфавиту. Я писал на листе бумаги большие печатные буквы, а она громко говорила, как они называются. Нарисовал А. Настя говорила – А. Нарисовал Б, в ответ получал Б. А вот когда на листке бумаги появлялась буква В, то их уст ребенка почему-то звучал не звук В, а какое-то непонятное «АЧЬ».
         -- Настенька. Так это же буква «В». Скажи «В».  «В»-отвечал ребенок. - Правильно. А теперь посмотри и скажи, как называется эта нарисованная буква? Нарисовал А. Настя говорила – А. Нарисовал Б, в ответ получал Б. А вот когда на листке бумаги появлялась буква В, то из уст ребенка почему-то звучал не звук В, а какое-то непонятное «АЧЬ». - Настенька. Так это же буква «В». Скажи «В» - «В»-отвечал ребенок. - Правильно. А теперь посмотри и скажи, как называется эта нарисованная буква? Ребенок упирался пальчиком в нарисованную букву «В» и снова произносил свое «АЧЬ». Все остальные буквы алфавита она легко угадывала и называла, а вот на букве «В» у нее был ступор. Мы с Валентиной не могли этого долго понять, пока она сама нам не объяснила почему ни «В», а именно «АЧЬ». Когда я очередной раз нарисовал «В» и, положив перед ней листок спросил, какая буква? Она повернула его таким образом, что «В» по отношению к ней располагался на боку, ориентируясь своими закруглениями вниз. И снова прозвучало «АЧЬ». - Ну почему АЧЬ? Начал выходить из себя я. Она, ни слова не говоря, сорвала с меня очки, и, положив их рядом с написанной буквой «В», показала пальчиком на очки и букву «В». Смотрите мол, бараны, как они похожи, буква «В» и ОЧКИ. Много курьезных случаев происходило тогда с ней. Она могла, заслышав позывные примитивнейшей музыкальной телепередачи Ураинского ТВ, под названием « Территория А», бросив все, бежать к экрану телевизора. Безотрывно стоять вихляя задом, смотреть и слушать, как поют и кривляются, некчемнейшие «звезды» украинской эстрады, вечно, сексуально озабоченная Ирина Билык, и этот слизняк, с ориентацией «НЮ» - Эль-Кравчук. Мы постоянно выезжали с ней на прогулку в просторной детской коляске. У нас был отработан прогулочный маршрут длиной порядка двух километров. Верными нашими спутниками были две наши небольшие домашние собачки: пуделек «Рамзес» и такая же, небольшая, приблудившаяся дворняжка «Зита». До половины маршрута, они с охоткой бежали рядом, а когда доходили до того места, где из-за высокой кованной ограды, на них начал свирепо лаять хозяйский кавказец Рамзес и Зита, ища у меня защиты, просились на руки. Поскольку руки у меня были заняты коляской, то я брал и сажал их под ее полог далеко за Настину спину. При этом Настя сидела почти на самом уголке сидушки, держась за ограничительную дугу. Мы ехали по улице, прохожие шли и усмехались, как из-под тента детской коляски в обе стороны, выглядывают две собачьи морды, а посредине их и чуть спереди, спокойно восседает круглолицый ребенок. Во время таких прогулок, я часто думал о том, что происходит в стране, о том беспределе, который породила демократия и о своей прежней работе. На тот момент, прошло не более девяти месяцев, как на наше акционерное предприятие был осуществлен рейдерский наезд. Пришли какие-то неизвестные люди, потребовали предоставить и все учредительные и бухгалтерские документы, выставили охрану у центрального склада и у ворот походной. Они потребовали, что бы избранный акционерами Генеральный директор, отрекся от власти в пользу 27-летнего, представителя прибывшей команды.
        На следующее утро, как по тревоге, в Киев со всей страны, съехались директора наших СТО, что бы отстоять наши корпоративные права и интересы. От этого наезда Генеральный не иначе, как наложил в штаны. Он был готов на все, вплоть до сдачи нашего акционерного общества варягам. Уж видно они его здорово на чем-то поймали, что он сразу поник. А это «что-то», было тем, что он успешно украл и присвоил за годы своего правления. Когда собрались все наши директора, он привел рейдеров в зал заседаний, и объявил о своей готовности отказаться от власти в пользу них. При этом он заявил, что остается Председателем акционерного общества. А функции Генерального передаются его молодому приемнику, из пришлых. Коллектив возмутился и сказал, что до решения собрания акционеров, ни о какой передаче власти разговора быть не может. А на пост генерального, решением «Совета директоров» сейчас же будет избран новый Генеральный из числа наших руководителей - акционеров. В противном случае все СТО выходят из состава Центра и новой власти не подчинятся. Это несколько остудило головы захватчиков, но проблему не сняло. Среди команды захватчиков я увидел нашего бывшего, заместителя начальника службы снабжения Ю Мартыненко, и одну знакомую симпатичную девицу, явно с криминальным прошлым и отсидками на зонах. О чем, при ее внешней привлекательности, и общении даже с не знакомыми людьми. говорил ее обильный площадной мат. Эта команда, после неудавшегося собрания директоров, взяла у Генерального его автомашину, отпустила водителя и в полном составе укатила куда-то на три дня.
         -- Не боец наш Генеральный. Не боец,-- сказал мне наедине, при обсуждении произошедшего, наемный труженик нашего акционерного общества, главный инженер ВА Ткаченко.
          -- Виктор. О каком бойце идет речь? Был бы он мужик, то за 10 000 зеленых нашел бы ребят, которые в один миг всю эту братию или взорвали, или перестреляли, и закрыли бы вопрос раз и навсегда.
         -- Я с тобой полностью согласен. Не мужик он, не мужик. Вся эта банда просидела в нашем офисе около недели. И потом в одночасье съехала, но при этом не преминула, забрать и увезти с собой шторы из кабинетов, электрочайники, мусорные карзины и настольные канцелярские приборы. Особо в этом отличился мужик с незапоминающейся серой КГБ-шной внешностью, красной испитой мордой, бесцветными глазами и седым ежиком, по фамилии Сазонов. Когда я спросил своего друга, контрразведчика СБУ, Володю Примака, а ты такого человека по фамилии Сазонов, случайно не знаешь? Он ответил, что это его двоюродный брат и первая сволочь украинских спецслужб. Но что самое поразительное, так это то, что после отступления агрессоров, Генеральный снова принял на работу, на должность начальника службы, бывшего снабженца Ю. Мартыненко. При этом, выдав ему из его резервного подпольного фонда, внушительный пакет акций. А еще говорят, что спустя некоторое время он развелся со своей второй женой и женился на той самой, симпатичной «шалаве», которая родила ему ребенка и сейчас, по имеющейся информации, они проживают в Венгрии. Во истину говорят, что от любви до ненависти всего один шаг, так же как один шаг от большой ненависти до любви, возможно и по расчету.
         В конце сентября мне позвонил мой друг Володя Примак и предложил прийти на работу в фирму, в которой их частное охранное агентство обеспечивает безопасность. - А что там за работа?- Поинтересовался я.
         --Работа связана с твоим профилем – авто тех обслуживанием. Приезжай. Побеседуешь с Геннадием Андреевичем. Он тебе все расскажет. В указанное время я вошел в кабинет Г.А. Авраменко, президента, небольшого холдинга, объединяющего грузовые жд перевозки, торговлю углем, торговлю шмотками и ширпотребом, а так же непонятной деятельностью, связанной с переоборудованием микроавтобусов «Газель», в штабные автобусы для Погранвойск. Авраменко внимательно выслушал мня, спросил о моей прошлой жизни и трудовой деятельности, и предложил мне должность директора совместного украинско-германского предприятия «Галлис», являющегося составной частью его холдинга. Он рассказал, что работа у меня будет связана с новыми автомобилями, их приобретением, переоборудованием под заказ и продажей клиентам. Я спросил его о производственной базе, но он об этом промолчал, уйдя от ответа. Сколько работников в «Галлисе» был мой очередной вопрос. Их, основных, всего пять человек. Остальные будут наниматься на временной основе, по мере необходимости. Бухгалтерии у тебя не будет. Все расчеты через холдинг. Потом он вдруг спросил меня:
        -- А какую зарплату ты хотел бы получать? Тысячу, две или сколько тысяч долларов?
         -- Геннадий Андреевич. О каких тысячах долларов может быть речь, если моя зарплата на месте последней работы составляла 79гривен? Деньги надо заработать, а не так просто брать с потолка. Это будет зависеть от обеспеченной рентабельности и от того, что мы сможем заработать.
         -- Ладно. Согласен, я тебя беру. Приходи завтра с утра на работу, я тебя представлю твоему коллективу, а там врастай в обстановку и работай. Зарплатой не обижу. На следующее утро я был в его резервном офисе. Он провел меня в дальний конец коридора и сказал, вот твоя команда. С ними ты будешь работать. А ты, Анатолий освобождай место новому директору. С сего момента он командует «Галлисом», а тебя я назначаю своим замом по коммерции.            Услышав эти слова шефа, один из присутствующих, швырнул шариковую ручку в дальний угол комнаты, встал и спросил
        -- Разрешите выйти покурить?
        -- Разрешаю, Усевич, разрешаю. Иди кури, - сказал начальник.
        В офисе «Галлиса» было всего пять столов, за которыми размещались все его сотрудники. Когда директор ушел и вернулся с перекура АМ. Усевич, мы познакомились поближе. Усевич был отставным полковником-ракетчиком из ПВО, тремя или четырьмя годами моложе меня. Остальные были гражданскими. Корме Анатолия было еще два человека, так называемый главный инженер Юрий Александрович, мужчина моего возраста. И молодой парень Виктор, человек с непонятными обязанностями. Я попросил какие ни будь основополагающие и организационные документы, приказы и должностные инструкции, на что мой предшественник, пожав плечами сказал, что таковые отсутствуют. А чем вы собственно занимаетесь? спросил я, на что Анатолий ответил. - Да всем чем угодно, что в голову взбредет нашему директору, А мысли у него возникают каждый день и крайне противоречивые. Он вообще-то, не любит когда ему перечат. Когда мы ему говорим, что по закону это нужно делать так, а не как ему заблагорассудится, он звереет и кричит, что сегодня закон, это–деньги, которые надо брать где только возможно. Одним словом, он у нас дремучий, туповатый, и наглый военный железнодорожник. Да ты, впрочем, и сам скоро во всем этом убедишься. Откровение Анатолия поразило меня, и я спросил, а не боится ли он, что его слова дойдут через меня до шефа. На что получил ответил:
        -- Дойдут, так дойдут, а не дойдут, то тоже особого значения не имеет. Он может и без слов, ни с того ни с сего, уволить человека, не выплатив ему, за месяц заработанное. А то что ты спросил, так это говорит о том, что ты не « стукнешь»
       -- Хорошо. А чем конкретно кто из вас занимается.?
       -- Усевич ведет разтоможку непонятно чего, поступающего из-за границы. Юрий Александрович  переоборудованием автомобилей. Ну а Виктор, он как мальчик на подхвате, куда и когда пошлют. Он у шефа порученцем по местным командировкам. А так в основном наш завхоз.
      -- А какую зарплату он вам платит?
      -- Да как когда. По его настроению. Зарплата в конвертах и каждый раз у всех разная. Бывает и сто, бывает и триста долларов в месяц. Он говорит, что ее повысит, когда начнем хорошо работать и зарабатывать. А вообще- то, он мужик жадный и не предсказуемый. Глядя на все это, я понял, что попал в фирму, которая практически ничего не производя, занимается подлогами и рвачеством и что моя должность директора совместного украинско-германского предприятия «Галлис», не что иное, как должность «Зитц президента Фунта» от Ильфа и Петрова. Правда, у меня не было ни печати, ни счета в банке, ни права подписывать договора. А это для меня было самым главным. А еще самое главное, что заработанные на этой фирме «деньги не пахнут»! На следующий день я вместе с главным инженером пошел, на завод. Юрий Александрович, представил меня его директору и тем заместителям, с которыми мы «мутили» дело по переоборудованию автомобилей. Я встретился с рабочими, которые непосредственно участвовали в производственном процессе. Здесь же были и два брата, конструктора с антоновского авиазавода, которые вели техническое и конструкторское сопровождение выполняемых работ. Первый вопрос который мне задали работяги был:
        --Когда нам заплатят за выполненную работу. Два месяца обещают, а ничего не дают кроме обещаний. Вот и нового директора назначили, чтобы снова только обещал. На это я им ответил, что сегодня же побеседую с Генеральным и попытаюсь решить этот вопрос. Но  положительный результат его решения, пока не гарантирую, так как для меня эти задержки с их выплатами, явились откровением.
         -- Не гарантируешь? Тогда давай нам вашего самого главного, кто может решить этот вопрос.
        При первой же встрече с Авраменко я рассказал ему о проблеме задолженности перед рабочими и всеми, кто завязан на переоборудовании микоравтобусов. Естественно, это вызвало у него негативную реакцию.
          -- Какие деньги? Им что завод зарплату не платит? Пойди и поговори с директором, пусть он им выпишет премию, за переработки, а потом я с ним персонально рассчитаюсь.
         -- Их переработки и работа в неурочное время, это проблемы не завода, а наши проблемы. Люди работают по нашим заданиям после смены или в часы вынужденных заводских простоев. Поэтому от директора, тут ничего не зависит. Я думаю, что вам самому нужно встретиться с рабочими и объяснить им ситуацию, которой я еще полностью не владею, а Юрию Алесандровичу не до нее.
       --Ладно, как-нибудь подъеду.

          --Желательно, чем скорей, тем лучше. Поскольку они предупреждали, что если не будет денег, то бросят работу и более того, срежут с авто, все то, что они на них наварили.
         На следующий день мы с ним предстали перед ясными очами рабочего класса. Работяги требовали одного -- денег за выполненный труд. Он же отбрехивался какими-то не убедительными доводами, ругал Анатолия, как старого директора, за то, что тот допустил ситуацию до критической и за это он его снял. И что назначил меня, нового, который с ними решит все эти проблемы. Затем он обратился ко мне :
        -- А вы, товарищ начальник, обеспечьте рабочих в неурочное время бесплатным питанием. Что, у тебя для этого денег не хватает? Рабочие загалдели, что дело не в питании, а в той зарплате, которая вот уже два месяца как задерживается.
        -- Мужики,- заявил он. Все порешаем в ближайшее время, я вам обещаю. А виновные за задержку будут наказаны. После этого он уехал, а при нашей ближайшей встрече сказал, что бы я ему таких публичных выступлений больше на организовывал. После этого я понял, что имею дело с крайне циничным и алчным человеком, еще похлеще моего прежнего шефа. Через пару дней шеф появился у нас в офисе и спросил у Анатолия, есть ли у него загран. паспорт. Тот ответил, что есть.
         -- Готовься. Едем в Боварию, на моторные заводы. Сказал шеф. Есть возможность на пару миллионов долларов, под лизинг взять «Мерсовские» дизеля, и установить здесь их на наши «Волги». Возьмем тысяч сто, и покроем ими всю Украину.
          -- А зачем их брать столько много? - Спросил я.
          -- По моим сведениям, полученным от управления ГАИ, в Украине всего на учете состоит 36 тысяч «Волг» модели ГаЗ -24. Это первое. Второе. Без разрешения Горьковского завода, любые доработки и изменения в конструкции считаются незаконными. И эти автомобили не пройдут перерегистрацию в ГАИ. И третье. Где и на каких площадях вы планируете развернуть это серьезное производство?
        -- Все это ерунда. Площадя найдем. А гаишникам дадим в лапу, они на это глаза закроют. А ты найди и покажи мене эти твои, запретительные документы. На следующий день я заехал в Бортничи, на автоцентр «КИА», где у его директора, моего друга АВ Мудрицкого, снял копию с необходимых мне разрешительных бумаг. Мы с ним переговорили о жизни. О том, почему он ушел от Прищепова и, как и почему «ушли» меня. Вспомнил я о наглом прокуроре, убитом трубой по голове. Мудрицкий сказал мне, что после моего ремонта, прокурорская «Волга», должна была прийти к нему на покраску, и опять таки бесплатно, «на шару». Буквально через пару дней, Анатолий с шефом уехали в Боварию, за двигателями, а я остался в ожидании, что выйдет из этой аферы. Вернулись они не солоно хлебавши. Директор в неудаче обвинял Анатолия, поскольку тот не смог «втереть немцам», что у нас есть свой авторемонтный завод, на котором можно все это провернуть. Немцы предложили купить, пока несколько двигателей для пробы, а потом приехать и самим посмотреть, как налажено наше производство. На этом сделка дилетантов не состоялась. Кем был наш шеф? Откуда он получил стартовый капитал и стал крутым бизнесменом, с собственной персональной охраной? Об этом он не распространялся, но через моего друга В. Примака, мне было известно, что служил он в Советской армии в службе воинских сообщений, а это военные коменданты на жд. вокзалах, аэорпортах и морских-речных портах. Закончил он в Ленинграде «Академию воинских сообщений» и дослужился до полковника. Эти незаметные труженики военных сообщений никогда не были на виду, но зато по своему положению были «крайне уважаемыми людьми», особенно в период летних отпусков, когда в кассах не было билетов. Этим они пользовались, собирая поборы в виде денег, коньяков и прочих благодарностей.
         Мы с Примаком и шефом как то обедали в ресторане и он, расслабившись, заявил нам: «Ну что вы гордые летчики, Сталинские соколы, и железные чекисты -- Дзержинцы из контрразведки на сегодня имеете, ничего. А вот мы скромные железнодорожные крысы имеем все, что вам даже и не снилось». Моим коллегам, особенно подфартило в годы, когда проводился вывод Советских Групп войск из стран бывшего соцлагеря. Мы сидели на этих перевозках и знали, куда и что вывозится. К примеру, из Германии на стратегические склады Дальнего востока -- в СовГавань, отправляется эшелон из 50 вагонов. В пяти из них вывозятся продуктовые консервы, армейская амуниция, одежда и всякое другое барахло, что можно использовать и продать на гражданке. Эшелон приходит в Брест, где от него отцепляют эти пять вагонов и переадресовывают их в Одессу, Бобруйск, Саратов или, туда где у нас есть свои люди, которые это все примут и реализуют. А бабки по сети пойдут тому, кто принимал в этом участие. Остальные 45 вагонов с полевыми кухнями, генераторами и прочими печками буржуйками, прибудут в СовГАВАНЬ, где их примут и оприходуют по факту получения. И никому в голову не придет, почему пришло не 50, а только 45 вагонов. Вроде они где-то затерялись в пути. И начальник складов не станет объявлять розыск, потому, что он отвечает, только за полученное. Вот так на фоне этого вселенского бардака, наш брат ВОСО-вец, зарабатывал свой первоначальный капитал. Геннадий, ведь таким образом можно было спереть, и грузовые вагоны для перевозки угля, которых у тебя шесть десятков? - спросил Примак.
- Элементарно. Переписал их номера на новые, имеющиеся на нашей железной дороге, и вот, уже такие вагоны-дублеры катаются по стране одним неразрывным составом,
 перевозя уголек и привозя бабки. А если их еще перекрасить в свой фирменный цвет и нарисовать «Свою собственную лейбу», то кто их там, в Казахстане, будет искать, если они миллионами бродят по всему постсоветскому пространству?. Это его признание на подпитии и как бы от третьего лица, показало источник возникновения его стартового капитала. Он, по сути, и из-за своей ограниченности был не думающим бизнесменом, а обычным рвачом, нарушающим основные правила настоящего бизнеса «обязательность и доверие», за которые в те годы, многие ему подобные поплатились головой. В это самое время у нас возникла проблема с получением от фирмы «Волга – Днепр» очередного автомобиля для переделки. Авраменко позвонил мне и сказал, что бы я поехал на фирму поставщика и попросил ее директора передать нам под гарантийное письмо пару новых фургонов. И еще сказал, что если директор спросит почему приехал не он, а я, то сказать, что Авраменко находится уже неделю в больнице и серьезно болен. Я так и сделал. Подготовил гарантийное письмо и поехал к смежникам. Директор армянин, встретил меня учтиво, угостил кофе и когда узнал, что Авраменко уже неделю находится на «смертном ложе», сказал: «передай ему, что не больница, а только морг спасет и освободит его, от возвращения долгов, за предыдущие взятые в долг четыре машины. И что бы он по вечерам не убегал из «реанимации» в ресторан, где я его только вчера видел с двумя телками». Дружил он в то время, с такой же как и у него сомнительной фирмой «Влада», с которой у него был общий авто транспорт, 5 или 6 небольших немецких автомобилей фургонов. Да и площади, на которых размещался наш офис, принадлежали «Владе». Учредителем «Влады» был бывший кагебист, человек с большими связями. В одно прекрасное утро шеф из своего главного офиса позвонил мне и сказал, что у нас с «Владой» развод и что необходимо срочно освободить их площади и переехать офисом в пустующие помещения авторемонтного завода.
        --Когда переедите, то обязательно заберите и перегоните на охраняемую территорию завода, все до одного автомобили. И надежно спрячьте их там.
      -- А какие машины оставить «Владе»? Как я понимаю, на них зарегистрирована половина авто.
      -- «Владе» ничего не оставляй. И более того, найди мастеров, которые за ночь смогли бы перекрасить их автомобили в другой, отличный цвет. Деньги даю любые. И чтобы завтра к утру машины были неузнаваемы.
     -- Во первых это невозможно, так как на подготовку фургона нужно не менее двух, трех суток. Это не за половину дня ободрать, зашпаклевать и задуть краской «Жигули». Во вторых. Где сегодня в Киеве, кроме автобусного или троллейбусного парка, найдешь малярную камеру, в которую вошел бы фургон?  В третьих. И это самое главное. Если он подаст в милицию на розыск, и обнаружат перекрашенные нами машины, то нам сразу же пришьют их хищение. А так мы ездим на старых договорных условиях, и у нас могут быть только нарушения договоренности. Да и перекрашенная машина доедет до первого постового гаишника, который задаст вопрос: «а почему в техпаспорте на указано изменение цвета?» - Вот видишь. Ты не хрена не хочешь делать. Ищешь отговорки.
         -- Я просто, не хочу из-за этого сидеть. Если вы на такое согласны, то пишите приказ, с указанием всех вами надуманных действий и тогда я буду его выполнять. И крайним будете вы.
         Он бросил трубку. Развод с «Владой» для нас не прошел бесследно. На следующий день после переезда нашего офиса на авторемонтный завод, у нас появились гости - два милиционера, представителя МРЭВ-6. (Органа занимающегося учетом и регистрацией автомобилей). Поскольку от фирмы «Волга-Днепр» мы получили абсолютно новые автомобили для реализации, то с ними к нам поступили и бланки справок-счетов, являющимися документами строгой отчетности. Хранение их предполагало наличие специально оборудованной комнаты, с сигнализацией на пульт милиции и наличие мощного сейфа. У нас кроме металлического несгораемого шкафа, ничего остального не было. Менты, составили акт и изъяли справки–счета, до устранения указанных недостатков, при этом намекнули, что справки вернут, если их начальник получит откат в размере 500 зеленых. А лучше, если к ним приедет сам наш шеф. Я сел на машину и поехал в главный офис, доложить начальнику о произошедшем, и довести требования по откату. В приемной девочка секретарь сказала, что Геннадий Андреевич сейчас очень занят, у него какие-то серьезные переговорщики и он никого не принимает, А когда прием закончится, она не знает.
Мне не оставалось ничего, как ждать окончания переговоров. Я расположился в удобном кресле, взял на столике зачитанный журнал и углубился в его чтение. Минут через тридцать дверь кабинета открылась и из него в расхристанной рубахе, с красным лицом и с запахом спиртного, в туалет проследовал САМ. Я дождался пока он справит свои дела и на обратном ходе предстал у него на пути. Увидев меня, он пьяным голосом в угрожающем тоне спросил:
         --Ты почему приехал ко мне, ранее не записавшись на прием?
        -- Андреич, у нас серьезная проблема. Изъяли справки-счета. Тебя вызывают в МРЕО-6 с пол тысячей зеленых. Иначе без справок закроют производство, и тогда будет всему конец.
       -- Это не у меня проблемы. Это проблемы у тебя. Вот ты и езжай в МРЭО и вези 500 долларов. Я тебе ни копейки не дам.
       -- Дурак ты. …. твою мать ! Что мне с тобой, уродом, говорить? Иди, пей дальше. А я поехал.
        Секретарша, и какая-то неизвестная мне молодка, с ужасом смотрели, как я разговариваю с этим их зажравшимся и охамевшим боссом. Я вышел во двор сел в автомобиль и сказал водителю подъехать к ближайшему гастроному. В гастрономе загрузил в пакет, все, что необходимо для отвальной, и поехал к себе на рабочее место. Время как раз подходило к обеду. Я распорядился сдвинуть два стола. Попросил нашу «смотряще – стучащую» секретаршу Иру помочь накрыть на стол. Мои коллеги с недоумением смотрели на то, как их серьезный начальник, позволяющий им расслабиться только раз в «казацкий день» и то за полчаса до окончания рабочей недели, организовал среди белого дня пьянку, никого не предупредив.
        Когда все собрались к столу, не понимая в чем причина застолья, я попросил секретаршу принести чистый лист бумаги и написал заявление о своем уходе и просьбу передать мою «Трудовую книжку» и расчет за проделанную работу, моему приятелю Примаку ВИ. После этого, поблагодарив коллег за не продолжительную и не всегда успешную работу, я навсегда покинул эту туфтовую и воровскую фирму «Галлис», где я проработал «Зитцпрезидентом», чуть более двух с половиной месяцев.

                НЕВОСПОЛНИМАЯ УТРАТА
        Это ужасное в моей жизни происшествие произошло в последнюю пятницу, 28 ноября 1997 года, где-то в 17 часов 15 минут. В тот вечер, прямо на пешеходном переходе, была сбита проезжающим автомобилем и на месте погибла моя жена Валентина. За две недели до этого рокового события, у нас заболела внучка Настя. В тот день Валентина, впервые после болезни, решила вывести и прогулять ребенка. Она одела внучку в новый светлый комбинезон и под вечер вышла с ней в магазин, купить выходящую по пятницам программу телевизионных передач на следующую неделю, и тесьму для подшивки оконных штор. Когда они возвращались из магазина домой, на пешеходном переходе погас светофор. Она взяла на руки Настю и по «зебре» пошла через дорогу. В тот момент, когда до спасительной обочины и тротуара оставалось не более трех шагов, ее цепляет передним крылом здоровенный тягач панелевоз. Она падает навзничь на асфальт, бьется затылком о дорожное покрытие и на месте погибает. Настя выпадает у нееиз рук и приземляется в полуметре от затормозившего набегающего колеса. Господь Бог и Ангел хранитель уберегли невинного младенца, не допустили ее гибели и даже травмирования. Вызванная скорая помощь констатировала мгновенную смерть Валентины, а у перепуганного насмерть и бьющегося в истерике ребенка, предположили сотрясение мозга и увезли ее в неврологическое отделение больницы. Кто такая погибшая, как ее фамилия и где она проживала с ребенком? Никто никакой информации на месте дать не смог. Когда Настю привезли в больницу, то случайно проходящая медсестра, узнав ее, сказала:
        -- А я эту девочку знаю. Это внучка соседки моей свахи. А их родственники, бывший начальник Броварской милиции ГН Будяк, и работавшая ранее у нас в поликлинике Анна Филипповна Горелова, мать погибшей.
       Так по телефону эта скорбная весть, дошла до моей родни. Через 15минут в больнице возле Насти была жена Николая Григорьевича Будяка, Надежда Ефимовна, которая в какой-то степени, успокоила мою плачущую внучку, приняв ее из рук медсестер. В это самое время, закончив трудовую неделю, я возвращался домой с работы на метро, строя планы на предстоящие выходные дни. Приехав на свою, последнюю станцию метро, я увидел, что на шоссе в районе автобусной остановки собралась огромная толпа, человек в триста, ожидающих автобуса в мою сторону. Автобус, обычно подходя из Боваров, высаживал и загружал пассажиров, а затем проехав до ближайшего моста дорожной развязки, выполнял маневр как по «листку клевера», снова выходил на автомагистраль и двигался в обратном направлении в сторону пригорода. Я, зная что водители автобусов в такой ситуации, когда на остановке собирается большая толпа, обычно не доезжают до обозначенной остановки метров сто-стопятьдесят и высаживают пассажиров, которых лезущая дикая толпа желающих уехать, просто не выпускает из салона. Я отошел от автобусной остановки метров на пятьдесят, в направление ожидаемого автобуса и стал ждать его прибытия. У меня за спиной был откос дорожной насыпи и прямо к нему примыкавшая длинная задняя стенка торгового ряда, местного цветочного и продуктового рынка. Чуть далее меня, в сторону от остановки, стояла, обнимаясь, молодая парочка. Я стоял, расслабившись, и смотрел на прибывающие поезда метро. Вдруг я ощутил чье-то прикосновение к моему локтю со стороны противоположной от автобусной остановки. Я повернул голову и увидел женщину в светлом плаще, и завязанной косынкой, закрывающей большую часть ее лица. В руке у нее был небольшой букет полевых цветов, повернутый головками цветов и соцветий вниз. Она стояла рядом, бок о бок со мной и так же смотрела на поезда метро. Вдруг она сказала:
          -- Вы едете в Бровары? Так вот. Вы сегодня туда не доедете.
         -- А почему?- спросил я, не поворачивая голову в ее сторону и продолжая смотреть на станцию метро.
        -- А там, в Броварах, в старом центре, произошла страшная авария, есть жертвы. Дорога перекрыта транспортом. Проезда нет.
       --Так там же есть параллельная объездная улица Старотроицкая, да и Андреева.-- сказал я, но ответа не получил. Я повернулся в ее сторону, но ее рядом не было. Не было её и сзади, со стороны откоса, ни со стороны автобусной остановки. Она, как внезапно появилась, так же исчезла в никуда. Прошло уже более семнадцати лет, а ее прикосновение к своему локтю, я чувствую до сих пор. Когда я вышел из автобуса на своей остановке, то следов страшной аварии уже не было видно. Я пришел домой. Двери дома были заперты, и в условленном месте не было замочного ключа. Значит, Валентина пошла с Настей к теще и сейчас надо пойти и позвонить ей, что бы она быстрей шла домой. Я пришел в дом к нашей соседке, чтобы сделать телефонный звонок. Двери мне открыла девочка Вика, лет семнадцати. Увидев меня она отступила на пару шагов во внутрь помещения. Её взгляд выражал не то испуг, ни то какую-то тревогу. Она сказала:
        -- Бабушка. Дядя Игорь пришел… Услышав ее слова, из кухни с причитанием вышла старушка-соседка и, рыдая, сказала:
         -- Игорек, у нас большое горе. Только что Валю насмерть сбила машина.
        -- А что с Настей. Где она?
        -- С Настенькой вроде все нормально. Она в больнице. В неврологии. Мне звонила моя сваха, сказала, что Настя там, со старой Будячкой.
        Я пошел в больницу. По дороге, проходя мимо морга я увидел спецавтомобиль, которым обычно доставляют сюда жертв уличных происшествий. Я открыл дверь кузова и увидел на полу лежащее тело погибшей. Через ткань плаща нащупал в кармане дверной ключ и ощутил последнее угасающее тепло, ее остывающего тела.
       Далее была встреча с Настей, которая, увидев меня, перестала плакать и крепко обняла, боясь потерять. В течение получаса нам с Надеждой Ефимовной удалось ее заколыхать и она уснула. Я ушел из больницы. Мне предстояла не простая миссия, сообщить дочери в Таллинн, о постигшем нас горе. К телефону подошел зять:
         -- Женя, где Наташа?
         -- Она еще не пришла с работы.
         -- Передай ей, пусть мне срочно перезвонит. Сегодня погибла наша мама.
         -- Понял. Обязательно передам – ответил шокированный зять.
        Вскоре, рыдая, позвонила дочь. Я рассказал ей, как все произошло. Успокоил, что с Настей все в порядке и что мы ждем их с зятем на похороны. Она сказала, что у зятя, нет загранпаспорта, и что она приедет сама.
        -- Правда, сейчас в Таллинне нелетная погода, и придется добираться наземным транспортом.-- Заявила она.
      На следующее утро она сообщила, что выезжает с приятелями, едущими на собственной машине на Украину, через Киев. Через два дня в ужасных дорожных условиях, (снег и гололед) она, наконец-то добралась. Ночь после гибели Валентины я повел в полудреме. Мне не верилось, что вот только вчера вечером мы вместе с ней лежали на мягком диване мебельного уголка и смотрели телевизор. И что последними словами, которые я услыхал от нее, когда уходил в свою комнату спать, а она оставалась, были:
       -- Если бы ты только зал, как я устала….?
       Утром я встал, позавтракал, и, не будя их, ушел на работу, даже не догадываясь, что это был последний день нашей совместной жизни. Что буквально через десяток часов она покинет нас и наш беспокойный мир.
         В ночь после ее ухода мне показалось, что кто-то скребет во входные двери дома. На этот звук мгновенно отреагировали своим лаем и мои собачонки Рамзес и Зита, спящие рядом с моей кроватью. Я подошел к входной двери, открыл ее и ничего не увидел. Вокруг были ночная тьма и мое одиночество. Не зря говорят, что Господь Бог забирает к себе по пятницам,  только тех, кто полностью выполнил свою миссию на земле, кто отдал свои последние силы. Поэтому никогда не стоит говорить «я устал…». На следующий день я пришел в милицию узнать, как отреагировали органы на это ДТП и какие меры приняты к водителю. Следователя, описавшего это происшествие, на месте не оказалось, а его начальник показал мне протокол осмотра места события. На нем было отмечено, что тело находится метров за двадцать от пешеходного перехода, там, где выход на проезжую часть с обеих сторон, огражден металлической оградой, высотой в метр. А лужа крови до следующего полудня, была на зебре перехода, что подтверждали и милицейские фотоснимки с места трагедии. Увидев это, я заявил начальнику милиции, что если следователь не перепишет протокол и не приведет все в соответствии с действительностью, то я обещаю, что за этот подлог его застрелю.
         -- Мне терять больше нечего, у меня в жизни больше ничего не осталось,- сказал я полковнику.
        Он понимающе промолчал. Через пару дней ко мне пришел участковый и принес для ознакомления, исправленный и переписанный протокол. На мой вопрос, почему принес ты, а не следователь, он как-то замялся, а потом ответил, что следователь болен, а начальник милиции поручил это сделать лично ему. Местная мафия, для того, чтобы смягчить участь виновника ДТП, решила переложить вину на жертву, не ожидая такой моей реакции. Хочу сказать о машине, сбившей Валентину. Это был седельный тягач марки КрАЗ, у которого на сцепке располагался нестандартный тридцати трех метровый прицеп, для перевозки промышленных арочных перекрытий, длиной в тридцать метров. Он был единственным в Киеве, да и всей киевской области. И принадлежал автопарку нашего местного завода, нестандартных ЖБИ. Когда, в 1964 году я, будучи курсантом училища, начал встречаться с Валентиной - школьницей, то около этого самого перехода, она в шутейной форме спросила меня: - А как ты считаешь, под какой машиной престижней погибнуть, под маленькой или большой?
         -- Я не знаю. И вообще это глупо, гибнуть под любой машиной.
        -- А я вот думаю, что лучше под большой и сразу, чем под какимто задрипанным « Запорожцем», который не убьет, а просто покалечит на всю жизнь.
       Тем самым она, уже за тридцать три года до события, своими словами запрограммировала, свою смерть. А это подтверждает то, что слова и мысли имеют свойство материализоваться.
        Похороны и все остальные элементы ритуала прошли в строгом соответствии с погребальными канонами. На похоронах собралось много народу. Были родственники, были друзья, летчики с женами, соседи, сотрудники с работы как в Галлисе, так и из прежнего «УВОТЕХСА». Было много и совершенно незнакомых людей.
         Был мягкий автобус « Икарус» с моей прежней работы в Акционерном обществе, руководимый верным другом Федором Нестеровичем Фронтенко. Был и венок от имени Генерального директора СМ Прищепова. Он хоть меня и «съел», но в трудную минуту не забыл и поддержал. Его венок, на фоне прочих ширпотребовских стандартных, был необычный, большой и очень красивый. В отличие от всех остальных, выполненных как обычный Однообразный проволочный каркас, оплетенный хвоей и цветами, этот представлял собой выпуклый эллипсовидный медальон, по всему полю которого, было густо прикреплено множество цветов. Да и сохранился он на могильном холмике дольше других. Чувствовалось, что кто-то с любовью заказывал или выбирал его. Были и проникновенные, не стандартные слова скорби, написанные на его ленте. Кто-то вложил в него часть своей души. Многие, из пришедших проститься, заметили все это. Когда возвращались с кладбища домой, то Федор спросил меня:
        -- А что это за люди набились в автобус? Когда ехали на кладбище из дому, их вроде не было?
      -- Не знаю. Я их вижу первый раз.
      --Я понял, -- сказал Федор, Это обычные кладбищенские гастролеры, которые ходят по похоронам, чтобы подхарчиться на поминках Ты ни во что не вмешивайся. Я сейчас все сделаю лучшим образом. Только не мешай мне. Когда подъехали к дому Федор громко объявил пассажирам автобуса:
       -- Родственники, близкие друзья и соседи остаться на минутку. Остальные приехавшие быстро мыть руки и вас быстро пригласят за стол.  Вода и полотенца во лворе.
        Когда гастролёры помчались готовиться к трапезе, Фёдор сказал оставшимся, что бы они не торопились и подождали минут сорок, пятьдесят. Потом он прошел на кухню и распорядился женщинам, занимающимся раскладкой пищи, что бы они не усердствовали и накрыли первый стол по-проще. Девчата слегка смутились, но сделали так, как сказал распорядитель, старший прапорщик Федор. Затем, когда стол был накрыт, он вышел на крыльцо и объявил:- Ну, что. Первая партия бомжей и жабраков, приглашается к столу. В дом ломанули желающие помянуть «на шару». Их набралось, в общей сложности, человек под сорок. Они заняли все лавки в комнате и свободные места за столом на веранде. Я, для сохранения ритуала, сел во главе стола, рядом с портретом покойной и скорбно горящей свечой. Федор подал команду: – Наливай! Публика быстро кинулась открывать бутылки и наполнять стаканы и стопки пополней. --За упокой души рабы Божьей Валентины,  выпьем не чокаясь, сказал Федор. Публика с энтузиазмом поддержала и начала уплетать закуску. Минуты через три Федор спросил: - Вы что сюда, есть пришли? Наливай. Активисты потянулись к бутылкам, наливали себе по полной, а затем учтиво и до команды, своим соседям. И снова прозвучал Федора голос:
        -- Светлой памяти безвременно усопшей и пусть ей земля будет пухом, выпьем не чокаясь. Страждущие, поддержали с большим удовольствием и далее продолжили поглощать пищу. Работа челюстей длилась не более трех минут. Ведущий гнал картину. И снова прозвучал его твердый старшинский голос:
        -- Почему не вижу, что у всех налито?
         Разводящие, не менявшие руку, быстро исполнили указание. И снова, как церковный дьяк, Федор произнес слова благодарности Богу, чтобы он нас оберегал от невзгод и потерь, и чтобы он достойно принял душу невинно убиенной и обязательно поселил ее в рай. - Пьем все до дна, не оставляя слез в чаше, заключил Федор. Когда все выпили, он еще раз спросил: Выпивки и закуски всем хватило? Все помянули покойную? Всем, всем-- дружно ответили поминающие. -- А теперь все встали и на выход. Здесь вам не свадьба, что бы гулять до утра. Здесь у людей большое горе. Им нужно побыть с собой и родственниками наедине. Далее Федор продолжал:- Разрешаю со столов забрать все, кроме, посуды, стаканов, ложек и вилок. Публика поняла, что ее посиделки быстро закончились, и начала освобождать посуду от продуктов, пряча их, кто в карманы, а более подготовленые и дальновидные, в загодя принесенные им пластиковые пакеты. Поминальный ритуал первой партии, занял не более 20 минут, вместе с посадкой и выходом. По аналогичному сценарию, прошел и второй заход гостей. Через обещанные, Федором, пятьдесят минут к столу были допущены друзья, близкие родственники и соседи. Время на поминки, было не ограниченно.
         Перенесенный Настей стресс, продолжал сказываться на ребенке. Она капризничала, часто плакала. По ночам просыпалась с криком и искала чьей-то защиты. Даже Наташу, родную мать, она воспринимала как-то не адекватно. Ей не хватало Валентины, которая последний год и четыре месяца была для нее всем, и бабушкой, и мамой, и подружкой. Мы начали волноваться за психическое состояние ребенка. От всезнающих соседок поступило предложение свозить ее к « Бабке шептухе», пусть та, своими заклинаниями, снимет с ребенка испуг и порчу. Потом когда вспомнили, что ребенок не крещенный, и что шептуха может принести вместо пользы вред, решили ее окрестить. Набожная соседка Юлия Алексеевна, сказала, что это лучше всего сможет сделать Отец Сафроний, настоятель мужского монастыря в соседнем селе Княжичи. Поскольку Настя в это время немного температурила, то мы приняли решение весь ритуал крещения провести у себя на дому, избежав риска простудить ребенка. Я с Юлией Алексеевной поехали к отцу Сафронию. Он сперва сказал, что в течении ближайшего времени не имеет, возможности провести этот обряд. А когда узнал, что это та девочка, которая чудом выжила, а баба ее погибла, и то, что ей нужно улетать в Эстонию, то назначил таинство крещения на дату, совпадающую с 9-м днем после гибели Валентины. Мы с ним договорились, что я приеду за ним на машине, привезу и отвезу обратно. Накануне дня крещения, я еще раз проверил свою машину, подзарядил аккумулятор, дозаправил бензином и был готов на завтра к полудню, ехать в монастырь. Всю эту ночь шел мокрый снег. Утром я откопал гараж и попытался прогреть мотор автомобиля. Но машина упорно не хотела запускаться. Все мои уговоры и поглаживания ее торпеды были безрезультатны. Аккумулятор, крутя стартер и коленвал с поршневой группой, при каждом очередном запуске терял свои амперчасы и былую резвость. Наконец он «издох». Мне ничего не оставалось делать, как поймать такси или позвонить брату шурина, который в те смутные времена, занимался частным извозом пассажиров, «грачуя» на своем стареньком «Москвиче», зарабатывая на жизнь своей семье. Сашко согласился и приехал ко мне, когда наше условное с Сафронием время, уже было просрочено на полчаса. Мы подъехали к монастырю и увидели, что около его церквушки стоит автобус ритуальной службы. Сафроний отпевал очередного покойника. Мы прождали еще около часу и вместе с пастырем приехали домой. В комнате, выходящей окнами в сад, стоял обеденный стол, вокруг которого можно было свершать обрядовое. хождение. Батюшка достал из портфеля свои покрестные аксессуары, разложил их на столе рядом с купелью и принялся шепотом читать молитву. И в этот самый момент у шкафа, стоящего за его спиной, вдруг неожиданно и самостоятельно открылись две двери. Батюшка, испугавшись, проговорил какие-то слова заклинания и быстро, быстро перекрестился несколько раз. Затем он облегченно выдохнул, взглянул в оно и сказал, что у нас, в соседнем дворе, ему видится что то темное. Меня удивил факт, автоматического открытия дверей. Эти двери старого деревянного шкафа, в обычных условиях открывались только при упоре в стойку дверок коленом и тянущими усилиями двух рук. А тут они открылись автоматически, будто бы сидевшая в шкафу «нечистая сила», услыхав молитву, испугалась и через открытую форточку убралась прочь. С началом молитвы, плачущая и вредничавшая Настя, сразу же успокоилась, и стала внимательно смотреть и слушать, что говорит поп в своих припевках. Она даже не заплакала, когда Сафроний взял ее на руки и окунул спиной в купель, а потом помазал водой голову. Крещение состоялось. Ребенок в эту и последующую ночь, до их отлета в Таллинн, спал спокойно. И вообще, его как будто подменили. Он стал обычным, радостным и общительным. Через двое суток они улетели к себе домой, а я остался наедине, со своими собачонками, мыслями и одиночеством.

                БАБЫ и РЕМОНТ
После гибели Валентины прошло почти сорок дней. Я задумался над тем, как бы провести эту поминальную дату у себя дома. В приготовлении застолья мне вызвались помочь Валины сестры Тамара, Ольга и соседка Наташа Кузнецова, жена бывшего первого замминистра торговли Туркмении, Геннадия Викторовича Кузнецова. Кузнецовы перебрались в Киев, спасаясь от репрессий, лютовавшего в «свободной Туркменни», ее первого президента «Туркмен-баши», Сапар-Мурата Ниязова. Он, придя к власти, установил террор и расправу над своими ближайшими приспешниками и конкурентами. По ложному обвинению и доносу в застенках Туркменского КГБ, провел полтора года и Геннадий. Случайно вырвавшись на волю он, покинув дом и родственников, приехал со своей семьей на Украину, искать лучшую долю, а в самом деле, в итоге попал в Ж***.             Поминальный день выпадал на воскресенье, 7января, «День Рождества Христова». Я купил программку ТВ на грядущую неделю и прочел в публикуемом в ней гороскопе: 8 января. Лев. « Вас ожидает медовый месяц». А почему не большие шальные деньги, не увлекательный тур на Мальдивы, а именно, «медовый месяц»? И с кем? О каком медовом месяце говорила газетная бумага? Такого быть не может, да и не с кем мне медовать. На поминальный вечер пришли мои ближайшие друзья и родственники. Пришел и мой двоюродный брат Олег, с женой Ниной и своей вдо'вой снохой Эльвирой, женщиной лет до сорока. Когда гости начали расходиться, я, глядя на оставшуюся и не тронутую закуску, сказал:
         -- И кто это все теперь будет доедать?
        Гости ушли, я убрал и помыл посуду, а оставшийся харч, разместил в холодильнике, рассчитывая разобраться с ним, в течение пары ближайших дней. В нерабочий после праздника понедельник, у меня зазвонил телефон и Эльвира своим голосом спросила:
         -- Ну что, дядя? Не хочешь пригласить меня помочь помыть посуду, подчистить и разгрузить холодильник?
        Она появилась буквально через минут сорок, как всегда, модно и изыскано одетая и с аккуратным вечерним макияжем. Об Эльвире, вдове моего погибшего в 1982году, племянника Сереги, я услышал от своей мамы, когда приехал в тот же год, в отпуск. Она обрисовала мне ее как неписанную красавицу-казачку, имеющую стройный стан, большие карие глаза и грудной бархатный голос. Увидел я ее в первый раз, когда после маминой смерти не смог дозвониться до Олега и передать ему, что его тетка ушла в мир иной. Я приехал к нему домой и постучал в приоткрытую дверь его квартиры. «Войдите»,- раздался незнакомый женский голос. Я вошел и увидел, что в обычно чисто прибранной квартире  на сей раз царило такое состояние, каким оно бывает после хорошей п’янки, или после встречи нового года большой и шумной компанией. Пустые винные и водочные бутылки стояли и валялись на полу в коридоре и комнате. А сама хозяйка в черных тонких колготках, в мужской рубахе вместо халата, поджав красивые и длинные ноги, сидела растрепанная, на раскрытом кровать-диване. На мой вопрос,  где мне можно найти Олег Сергеевича или Нину, она ответила, что папа и мама здесь больше не живут, и что они переехали в дом бабушки, что в двух кварталах отсюда. Я попросил их телефон, что бы позвонить. Она назвала нужный мне номер,  но сказала, что ее телефон временно не работает, он отключен. Потом она появилась на маминых похоронах вместе с братом и его женой. Это и в самом деле, была красивая молодая женщина, элегантно одетая в брючный костюм темно оливкового цвета, подчеркивающий ее совершенные формы и глаза. Следующая наша с ней встреча произошла на дому у Олега, когда к нему из Калининграда в гости приехал наш старший брат, адмирал – Валентин. Моя жена на следующий день должна была ехать к Наташе в Таллинн. Эльвира узнав это, впилась в меня пристальным взглядом и попыталась под столом своей ногой достать моей ноги. Это не прошло мимо внимания Валентины и она ей тут же, за столом сказала:
         --Элька – сучка. Запомни и не вздумай затащить моего мужика к себе в постель. Пока я жива, тебе это не удастся. Услышав это, Эльвира встала из-за стола, вышла в коридор и напротив открытой двери нашей комнаты, присела на корточки, обняла двумя руками свою голову и завыла, как воют бабы потерявшие мужиков или шанс на мужика. На это, братова жена Нина сказала:
        -- Элька, ты это чего? Ну, девка, совсем умом рехнулась.
        Ну вот. Валентины больше нет, и у нее появился шанс не только затащить чужого мужика в свою постель, а самой лично прыгнуть к нему в койку. Она пришла и спросила,
       -- Что будем пить и чем закусывать?
        Я отослал ее к бару, где она, из нескольких стоящих рядом бутылок спиртного, выбрала водку, в объеме 0,75 литра. За этим романтическим ужином она рассказала мне о своей жизни. Что она по своему образованию медицинская сестра, но ни одного дня не работала по специальности. Что со своим мужем, покойным Сережей, познакомилась тогда когда вместе с ним и его «джаз-бендом» ездили с гастролями по стране, играя в ресторанах, А она там пела. Потом у них родилась дочь Алена. А вскоре, в ДТП погиб Сергей. Серегины родители взяли девочку на свое воспитание, отпустив Эльвиру устраивать свою личную жизнь. Она несколько раз «сходила замуж», но браки были неудачными и быстро распадались. Потом в ее жизни была воюющая Югославия и Италия. Чем она там, при такой красе и молодости занималась, мне стоило только догадываться, Явно не профессией фронтовой медицинской сестры. Потом, когда она возвращалась из Рима домой, ее в поезде до нитки обобрали «клофелинщики», украв и деньги и шмотки. После возвращения на родину, она пыталась найти себя, пристроившись к подиуму, но с таким возрастом она уже была не нужна. Бутылка водки быстро пустела, еще быстрей за разговорами летело время. Моя собеседница подливая себе в рюмку «оковытой», предлагала выпить очередной раз. Я отказывался, ссылаясь на завтрашний рабочий день, а она говорила: «А я выпью. Мне так грустно»- и потихоньку пила. Когда стрелки сошлись у числа 12, она, будучи на подпитьи, сказала:
        --Я сегодня домой не пойду. Дай мне свою сорочку, я переоденусь и пойду свершу вечерний моцион.
       Я предложил ей халат, но она потребовала мужскую сорочку. Переодевшись, и завихляв из-под сорочки, круглой аппетитной попой, она прошла в ванну. Дальше, пока я убирал со стола, она проникла под одеяло в мою постель и заснула. Мне ничего не оставалось, как лечь с ней рядом. Через некоторое, непродолжительное время, она проснулась и со словами:
         -- Давай быстро. Только не целуй в губы, - потащила меня на себя. Я поддался минутной слабости и быстро сделал то, что хотела она, и чему не противилось мое мужское естество.
       -- Все больше меня не трогай, ты свое получил, а завтра нам обоим рано на работу,- были ее последние слова, пред нашим сном.
      Нас разбудил будильник. Вставать решительно не хотелось, да вот только чувство долга, заставили, преодолев похмелье, через силу позавтракать и отправиться в путь, под знамена труда. Когда мы собрались выходить из дому, она взглянула в свой пустой кошелек и сказала: - А ты мне дай, каких ни будь денег на автобус. Я посмотрел в свое портмоне и увидел там стогривенную купюру и десятку американских зеленых. Я отдал ей доллары, на что услышал от неё в ответ:
         -- Ты не расстраивайся, что дал доллары. Я стою значительно дороже, как минимум в десять раз. Это, ею сказанное, и её слова: «Только не целуй меня в губы», - красноречиво подсказали мне, кто она и чем занимается на самом деле. Сегодня, я расцениваю тот ее «случайный приход» ко мне, не иначе как попытку жены брата, Нины, пристроить свою непутевую невестку, к еще не старому и обеспеченному вдовцу. Прошло 9 лет. Эльвира обрела покой, выйдя очередной раз замуж, в этот раз за отца своей подруги. Ушел из жизни брат Олег. На его похоронах я застал у гроба его поддатую и плачущую сноху. Она пришла в дом покойного, в каком-то ситцевом, в мелкий цветочек платье, не первой свежести. В такой же косынке на голове, завязанной по-комсомольски как в 30 годы, и в старых, замызганных кроссовках, на босу ногу. Ранее ее красивые и стройные ноги, сейчас были покрыты синяками и ссадинами, а также начинающимися первыми признаками трофической язвы. Лицо бывшей красавицы, было распухшее, не от слез скорби, а скорей от систематической пьянки. От больших и красивых карих глаз, остались узкие щелки и зрачки цвета выгоревшей травы. Так в водке утопает красота, которая по своему предназначению должна была бы спасать мир. Но не вышло. Да и Бог уберег меня, от предстоящих мучений с ней в этой жизни. С Надеждой Владимировной Жуковой, я снова встретился спустя два года, после нашего знакомства. Познакомил меня с ней, Володя Примак, у которого в то время, Надежда жила со своими двумя взрослыми детьми, в качестве приживалки или гражданской жены. В тот день мы, всей своей компанией, отправлялись в Чернигов, на нашу традиционную встречу, посвященную годовщине выпуска. Примак позвонил ко мне и сказал, что заедет за мной на его служебном автомобиле. Когда он подъехал, то я увидел, в салоне на заднем сиденье, молодую симпатичную женщину, как минимум лет на 15-17 моложе нас с Владимиром. Когда мы на следующий день возвращались из Чернигова. И когда жены моих друзей захотели пообщаться с Валентиной, а так же увидать мою внучку, вся кавалькада машин зарулила к нашему дому. Пока Настя спала, женщины сидели и разговаривали во дворе. Потом Валентина услышала из спальни детский плач и предложила генеральше из Ростова, Татьяне Тендитниковой, пройти и посмотреть «эстонскую девочку». Таня и Валя пошли, а вместе с ними увязалась и Надежда. Пока они шли до спальни, Надежда быстро успела заглянуть во все комнаты, чем вызвала законное возмущение почти всех жен моих друзей, заявивших:
        --Ишь, какая молодая да наглая. Ее никто не приглашал, а она сама поперлась. Да еще успела все везде просмотреть?
       Вообще-то, Примак был любителем окружать себя молодыми женщинами и девочками-подростками, тем самым создавая себе имидж, этакого мафиози, хотя из-за своего диабета, уже никакого интереса и угрозы для женщин не представлял. О чем заявила в компании нашим женам, его вторая супруга, перед тем, как навсегда сбежала от него с дочкой, к любовнику в Минск.
        -- Знакомься, это Надежда, -- сказал он при нашей первой встрече. Так я с ней и познакомился. Встретились мы с Надеждой после долгой разлуки, в нашем холдинге «им. Г.А. Авраменко». Где я исполнял роль «зитц-президента» «Галлиса», а она работала бухгалтером в этой компании. К тому времени они с Примаком разъехались. У него была очередная пассия, имеющая взрослую дочь в Голландии. Она хвасталась перед нашими бабаньками, что они скоро переедут с Володей на Запад. Ему, бывшему КГБисту, в самый раз, в эти годы, нужно было ехать и «внедряться в сеть своих агентов», тайно работавших в странах НАТО. Мы с Примаком и Надеждой, часто обедали в нашем кафе за одним столом, поддерживая ровные партнерские отношения. Примак знал, что во время моей работы в Акционерном обществе, у меня была давняя зазноба Ирина Николаевна, жена одного маститого украинского кинорежиссера, умершего ровно за год и один месяц, до гибели Валентины. Он меня постоянно подначивал с женитьбой на этой женщине. На это я отшучивался, что еще не прошло время супружеского траура. Надежда все это «мотала себе на ус» и при таких разговорах, занимала мою сторону, говоря:
        -- А куда ему торопится? Пусть присмотрится, а то возьмет что-то не то, а потом будет мучиться.
         Примерно такое же, я слышал, тем январским утром, при нашем расставанье в метро, от Эльвиры, которая, выходя из вагона, чмокнула меня в щеку и сказала:
       -- Ты только, не торопись жениться.
       Мы с Ириной поддерживали близкие дружеские отношения, и у нас тогда был, как бы это сказать, «букетно – конфетный» период, но без «ЭТОГО». Отношения были очень теплые и взаимные. Где-то в середине марта Примак собрал кучу своих бывших сослуживцев на маленький банкет, по случаю какого-то их профессионального праздника. На эту пьянку, был приглашен и я, уже покинувший « Галлис». Накрывать столы и помогать в организации вечеринки, принимали участие Надежда и еще несколько сотрудниц. Когда подвыпивший Володя, указывая на меня сказал ей:
         -- Вот, Надя, Игорь скоро женится на Ирине. Он меня официально пригласил на свадьбу, а как тебя? Она вспыхнула и сказала:
        -- Ничего у них не получится, Я так решила и так не будет.
        Я эти ее слова пропустил мимо ушей. А напрасно. На следующий день, мои с Ириной отношения неожиданно оборвались и стали как никогда холодными. Причины фактического разрыва, я понять не мог. Но точно знал, что сам повода для их прекращения не давал. Прошло пару дней, и мне позвонила Надежда, сказав, что нуждается в моей помощи.
         -- В какой?
          -- Я хочу с детьми съездить на каникулы к матери в Кировоград, а сиамского кота Рита, подаренного мне Примаком, оставить нет на кого. Приюти его на этот период.                --Так, отдай его на неделю Володе, Пусть он за своим подарком и присмотрит.
         -- Он его терпеть не может. Он ему гадит в тапки.
        -- Ладно. Пока я не работаю, вези. Присмотрю.
        В субботу она появилась со своим котом Ритом, си- дящим в специальном контейнере, и с его приданным: кормушкой, биотуалетом, кормом и пакетом специальной известковой крошки. Кот, выпущенный из контейнера, зачуяв запах собак, сразу же скрылся под шкафом, где пробыл двое суток безвылазно. Мы просидели полтора часа, беседуя обо всем и ни о чем. Потом она встала, подошла к зеркалу и, глядя в него, начала крутиться, спрашивая меня, как мне нравится ее фигура, красива ли у нее грудь и стройны ли ее ноги, При этом она гладила себя по бокам, груди и красивым ягодицам. Одним словом, она провоцировала меня на близость. «Не торопись, подруга, - подумал я.- Всему свое время. Вот приедешь за Ритом, тогда и рассчитаешься сполна». Вернулась она через четыре дня, оставив детей еще на неделю, до конца каникул. Она вернулась, и пропала у меня в «люле», до начала последней школьной учебной четверти. Наши с ней отношения имели систематическую связь. Она регулярно приезжала ко мне, даже тогда, когда я вплотную, после завершения строительства сауны, приступил к ремонту квартиры, обдирая многослойный стенной накат, от прошлых ремонтов и наклеивая на стены и потолок обои. По мере ее посещений она начала все чаще поговаривать о нашей совместной жизни, о том, что я после окончания ремонта пойду на работу и буду, как автослесарь, ремонтировать на СТО автомобили («Я уверена, Ведь ты это сможешь»). А потом начала строить такие планы, которые не входили в мою концепцию наших отношений. Ее не устраивало, что я, по уши занятый ремонтом, не хожу с ней в театр, а все наши встречи, не проходят без обязательной постели.
          -- Тебе только постель, постель и постель, а мне не хватает духовного. Театра, оперы, филармонии, на крайний случай выставок или музеев -- говорила она. Ее неоднократно волновал вопрос, а не вернутся ли мои отношения с Ириной и не пойдут ли они дальше. Наш разрыв настал, когда в день ее рождения, 17 июля. Из-за аварии на АТС и отказа телефонной связи, я не смог позвонить ей с утра и поздравить с этим событием. Хотя в тот день, я рано на рынке купил большой букет цветов, а в магазине торт «Киевский» и бутылку «Артемовского шампанского». Она появилась как фурия и не принимая моих оправданий, набросилась на меня, выговаривая. Я сидел, спокойно пропуская мимо ушей весь этот женский бред. Видя, что я не реагирую на ею сказанное, она распалялась еще сильней. Дошло до того что она в порыве истерики положила на стол ключи и заявила:
       -- Все, конец. Между нами все кончено. Вот твои ключи. Я ухожу и ухожу навсегда.
      -- Мадам, вы переиграли; -- сказал я, взяв ключи и спокойно добавил: -- Не сложилось, знать не сложилось. Ты сама уйдешь или тебе вызвать такси? Она промолчала. – Значит сама. Пойдем, провожу до калитки. У меня на сегодня еще много работы. Она пошла, еле сдерживая слезы, которые вырвались у нее из глаз, вместе со словами:
      -- Ладно, я уйду, но Бог тебя за это накажет. На что я ей ответил: Он уже наказал, сведя с тобой.
        Через пару лет мы снова собрались ехать на встречу в Чернигов. Но на этот раз, Примак попросил меня взять его и его «новую» барышню с собой. Я подъехал в условленное время к станции метро, где к своему изумлению увидел, что «новой» примаковской барышней, оказалась наша общая «старая знакомая» -- Надежда. На то время они снова сбежались с Володей. Мы встретились, как ни в чем не бывало, чмокнувшись в щечку. Правда, по приезду в Чернигов, мне долго не удавалось открыть кодовый замок на кейсе с документами, а у моей жены Галины, на ровном месте, сломался каблук одной туфли. Вероятно, это были падлючьи, Надькины заклинанья и месть мне за наше с ней, прошлое. Когда ремонт квартиры был полностью закончен (а не прекращен, как обычно), я позвонил брату Олегу с просьбой, прийти и помочь мне расставить мебель, чтобы одному, не поцарапать свежевыкрашенные полы. Пока мы таскали мебель, у нас топилась сауна, а в холодильнике была заготовлена дюжина пива. Часам к шести вечера, вся мебель стояла на своих местах, а столбик ртути на градуснике сауны упирался в отметку 120, при влажности по гигрометру, не более 15%.
       -- Перегрели,- сказал Олег, - но ничего скоро жар сойдет до нормы. Закончили мы париться часов в десять. Пришли в дом, и как были в неглиже, так и устроились на чистых простынях в мягких креслах перед телевизором. По ТВ шел документальный фильм «Авиация национальной гвардии США». Фильм был интересный, рассказывали и показывали, как готовится и летает палубная авиация. Они летали, а мы с братом, глядя на них возбужденных и потных от экваториальной жары и духоты, спокойно наслаждались пивом. Позвонил телефон. Звонила жена Олега, Нина. На ее вопрос:- ты думаешь, сегодня идти домой? Мой брат ответил, что он на велосипеде и у него нет света, Поэтому он в ночь не поедет, а появится только утром. Мы досмотрели фильм и легли в разных комнатах спать, чтобы не мешать друг другу храпом. Под утро меня разбудил Рамзес, нажравшийся с вечера костей и требовавший помощи, в виде клизмы. С его облегчением мы покончили часам к шести, когда яркое июльское солнце уже во всю, начало подсушивать утренние росы. Тогда-то на пороге дома, лениво зевая и потягиваясь, появился Олег.
        -- Ну что. Надо собираться и ехать домой,-- сказал он -- Давай позавтракаем, примем по маленькой, а потом и поедешь, -- сказал я брату. Холостяцкий завтрак -- яичница из десятка яиц, на шкварчащем сале с мясными прослойками, да с обильным поджаренным луком, заменили нам в то утро пищу аристократов, «овсянку- СЭР- на воде». Перед этим я в кухонном шкафчике, случайно обнаружил. литровую бутылку самогона, привезенную Валиными родственниками из села, в день ее похорон. Бутылка была из-под «Кока-колы» и ее широкая этикетка, этого американского напитка, закрывала большую часть стенки емкости, обнимая ее со всех сторон. Мы налили по первой, -- пошла легко; По второй,-- пошла играя; По третей, -- пошла как песня. А потом, следующие, пошли как пули из пулемета. Но самое главное, из-за широкой этикетки  мы упустили контроль  за уровнем влаги в нашем «роге изобилия.» А когда кинулись, то он показался из-под нижнего обреза этикетки. А это примерно, 150 грамм, или по 75 граммулек, на брата. Вздрогнули и добили, эти оставшиеся слезы. Взглянули на часы, стрелки двоясь и цепляясь друг за друга, подползали к половине восьмого. Вот это мы дали. Не плохо бы и отдохнуть. Мудрое решение пришло в наши головы, как к великим из космоса, почти одновременно. И мы легли, что бы добрать, не добранное за ночь и доспать не доспанное ранним утром. Олег, тут же отключился и захрапел, а я под его музыку провалится в нирвану. Проснулся я, когда стоящий возле кровати будильник, показывал четверть двенадцатого, но освещенность помещения подсказывала мне, что уже далеко за полдень. Другие контрольные часы показывали шестой час вечера. Из комнаты Олега, не было слышно ни храпа, ни движений. Я испугался и подумал, что брательнику стало плохо и он «откинул коньки». Но его позевывание вернуло меня к оптимизму. Братан, жив. И опять: -- Вот это мы дали, Вот это мы отдохнули! Снова зазвонил телефон, и Нина, прокричала в трубку:
       -- Передай этому алкоголику, что, если он через полчаса не будет дома, то я закрою все двери и он будет ночевать на улице.
          -- Передай ей, что, если она закроет все двери, то у меня еще есть резервный вход -- дымоходная труба. Посмотрим, как она меня воспримет, если я спущусь через нее, да еще прихвачу с собой метлу и  вилы.
         Брателла собрался, сел на велосипед, и по-светлому уехал к себе домой, А я остался, и принялся вставлять книги в книжную стенку, загружать одежду, постельное белье и прочие шмотки, в платяные шкафы и их антресоли. Вот так, в тот год в моей жизни, органически переплелись две проблемы, -- бабы и ремонт.
               
                ВСТРЕЧА, УГОТОВАННАЯ БОГОМ
         Июль подходил к концу. В тот день, я на лужайке возле дома, занимался чисткой и стиркой ковров, дорожек и паласа, когда ко мне пришла моя соседка Светлана Сидоренко и попросила помочь ей и ее подруге, открыть бутылку вина. Я, как был в шортах и майке, решил приостановить работу, и, откликнувшись на просьбу женщин, пошел выпустить «джина из бутылки». Действительно, их просьба была обоснована. Они, открывая дорогое вино, штопором разрушили корковую пробку, которую штопор уже не брал, и по этому нужно было срочно предпринимать какие-то другие, нестандартные решения. В данной ситуации, решение оставалось одно: проткнуть пробку далее в бутылку и дать вину возможность вылиться. Что я и сделал. Приятельницей моей соседки была симпатичная стройная женщина, лет сорока/сорока пяти, «платиновая блондинка». по имени Галина Она была неразговорчива, много курила и было видно, что у нее на душе неспокойно и имеются какие-то свои серьезные личные проблемы. Мое появление прервало их разговор и я, поняв, что здесь буду лишним, быстро ретировался. Шестого августа мой сосед Геннадий Кузнецов, отмечал свой день рождения, на который в числе многочисленных гостей был приглашен и я. Столы были накрыты на дворе, на свежем воздухе. Так вышло, что из всей многочисленной компании присутствующих, я был знаком только со Светланой и ее мужем Юрием Ивановичем. Поэтому я оказался рядом с ними за одним столом. Юрий Иванович Сидоренко, в то время был большим чиновником - председателем комитета по «Аэронавигации», при Кабмине Украины. В ходе этого торжества, как это всегда бывает, со временем все разговоры перешли к частным полемикам, близь сидящих гостей. Так случилось и у нас с моим соседом. Юрий Иванович, был ярым украинским националистом и на чем свет стоит, ругал советскую власть. Я в свою очередь, в прямой и не двузначной форме, не подбирая слов и выражений крыл все то, что происходит на Украине, а так же ее бездарное руководство и таких как он, в том числе. До драки дело не дошло, но ненормативная лексика, обильно украшала доводы с обеих сторон. И вдруг, среди этой нашей полемики, к Юрию Ивановичу подошла знакомая мне, «платиновая» Галина. Она была одета в спортивный костюм, явно не для этих сегодняшних торжеств, а в руках держала мобильный телефон, большую и очень дорогую редкость, по тем временам. Она попросила Юрия Ивановича, оказать ей помощь в настройке этой диковинной штучки, которая почему-то заблокировалась и не реагирует на команды. Увидев Галину, гостеприимная хозяйка принесла ей стул, и пригласила принять участие в застолье. Галя пристроилась рядом  с нами, через стол напротив. Сидоренко быстро устранил блокировку и отдал ей, её аппарат. Наша полемика, временно прерванная, была снова продолжена, набирая обороты и не сохраняя границ приличия. (А чего по пьянке, не наговоришь?) Галина сидела, смотрела и с ужасом слушала то, как я полоскал и власть и самого Сидоренко, с его украинской национальной идеей. Где-то в первом часу ночи, гости начали расходиться, и Сидоренко предложил мне поводить Галину.              -- Проводи одинокую женщину,-- сказал он. Она живет не далеко, в пятнадцати минутах ходьбы. И мы с Галиной пошли. По дороге я спросил ее, почему Сидоренко назвал ее одинокой женщиной? - Я не одинокая, у меня есть муж, Есть две взрослые дочери. Есть свой дом и автомашина. Только мой муж сейчас находится в больнице, он серьезно болен. Лично я работаю женским парикмахером, и считаюсь не плохим мастером. За такими разговорами, мы незаметно подошли к ее дому и в тот вечер расстались. Потом через несколько дней мне позвонила Светлана и сказала, что они с Наташей Кузнецовой и Галей хотят прийти ко мне в гости, и посмотреть какой у меня, получился ремонт, сделанный своими силами. -- Приходите, - сказал я. Выпить и закусить найдется. - Этого нам не надо. Мы уже успели и без тебя; --ответила она. Через минут пять, дамы высоко оценили мое кустарное мастерство. Переходя из одной комнаты в другую, Светлана, пропустив вперед своих подруг, придержала меня за руку и тихо, с просьбой в голосе, промолвила:
         -- Возьми меня замуж.
         -- Да ты что? У тебя же есть живой муж.
       -- Ой, Да какой он там, муж….? - расстроено ответила она.
         22 августа вечером, я сидел дома и смотрел ТВ «Новости». От калитки позвонил звонок и я увидел, что на улице возле моих ворот стоят супруги Сидоренко. Рыдающая и со слезами на глазах Светлана сказала:
          --Только что звонила Галя. Витька, дурак, повесился. Мы сейчас идем к ним. Пошли с нами.
         -- Идите. Я сейчас переоденусь и на велосипеде догоню вас.
       Когда я вошел в дом, то увидел в плохо освещенной веранде, за какой-то сохнущей на натянутом шнурке простынкой, стоящего мужчину. Я прошел в комнату и увидал рядом с Галиной, обоих Сидорнков..
        -- А где Виктор?: -- спросил я.
        -- А он на веранде, ответила заплаканная Галина.
        -- А вы в милицию и скорую звонили?
        -- Звонили. Скорая приехала, констатировала смерть и уехала. А сейчас должен подъехать следователь из прокуратуры.
        Прокурорский работник появился минут через пятнадцать. Провел свои следственные действия и сказал, что покойного можно вести в морг. Специального вскрытия не будет. Сказал он и тоже уехал. Мы с Юрием Ивановичем обрезали веревку и освободили тело от петли. Виктор был повешен в стоячем положении. Его ноги стояли на полу, а рядом с ним стояли аккуратно составленные комнатные тапочки. Создавалось такое впечатление, что ему кто-то помог уйти. Мы позвонили, чтобы вызвать спецавтомобиль, но нам ответили, что машина не придет, и что бы мы сами нашли способ, как доставить тело в морг. Ничего не оставалось, как попытаться отвезти его на моей «Волге», которая со дня Настиного крещения, ни разу не запускалась и не выезжала. На этот раз мотор запустился с пол оборота. Мы с Сидоренко погрузили остывшее тело в салон и доставили в морг. О том, что Виктор вот уже несколько дней как вышел из больницы и безвылазно находился дома, мы не знали. Тело обнаружила Галина, вернувшись с работы. Ее удивило еще и то, что их кавказец, Акбар, был заперт в вольере, в то время как в последние дни он был на воле, и неотлучно следовал везде за хозяином. Эта загадочная смерть и какие-то поверхностные действия следователя прокуратуры, не потребовавшего вскрытия или хотя бы осмотра тела и заключения экспертов, наталкивали на мысль, что это все было не случайно и кем-то, умело организовано. Виктор Владимирович Соловьев, был родом с Дона, из Ростовской области. По окончанию средней школы, он поступил в Киевский институт инженеров ГА, на факультет автоматики и управления полетов и закончил его по этой специальности. Казак по крови, и рубака – парень по характеру, он во время своей преддипломной практики приглянулся начальнику службы УВД, бывшему военному летчику, некому Е.М.Марчуку, Тот запросил его при распределении в своё подчинение, в Бориспольский аэропорт. Виктор начал трудиться инженером по обслуживанию автоматизированных систем УВД. Через некоторое время, тот же Марчук отправил его в Ульяновский центр подготовки специалистов гражданской авиации, где он обрел новую специальность, авиационного диспетчера. Дальше был его рост по службе. Дошел до должности руководителя полетов смены, окончил Ленинградскую академию Гражданской авиации. После развала Союза и в период разгула демократии, был избран трудовым коллективом, на должность Директора Бориспольской службы УВД. Этого большого и важного предприятия в главном аэропорту столицы Украины. Далее из-за своей доверчивости был «подставлен» доброжелателями, в результате чего фирма, которой были перечислены большие деньги для приобретения компьютерной техники, исчезла, а его обвинили в некомпетентности и транжирстве, приписав сговор с аферистами. Открыли уголовное дело. Предприятие долг списало, а его, с должности директора, перевели начальником Главной инспекции службы безопасности УВД по всей Украине. И дело было закрыто. Когда менты захотели получить очередную крупную взятку, они снова открыли старое уголовное производство и довели дело до его ареста. Он тяжело перенес арест и его в состоянии глубокой депрессии, из СИЗО перевели в киевскую нервнопсихиатрическую больницу. А это похуже чем СИЗО. Здесь он находился более шести месяцев, проходя курс лечения, (а может быть и зомбирования?). Свобода пришла неожиданно, в виде, почему-то, майора СБУ, а не МВД, который пришел в клинику и заявил Виктору, что тот свободен и может идти домой. И при этом добавил: -- Но вы особенно не обольщайтесь. Через пару дней мы снова придем за вами. И это вопрос? Зачем сегодня отпускать, что бы через пару дней снова закрыть? Он вышел из больницы и поехал, но не домой, а к своим приятелям, у которых пробыл до поздней ночи, к которым по хозяйскому звонку с работы приехала Галина и ночью привезла его домой. Вероятно выпустившие, планировали его физическое устранение еще по дороге домой, но этот его шаг, с приятелями, нарушил их планы и исход всей этой операции. Потом в течение нескольких дней возле его дома плутала какая-то неизвестная машина, с густо тонированными стеклами окон. А потом произошло то, что произошло. Когда мы с Сидоренко доставали Виктора из петли, я увидел на его усах следы запекшейся крови. На следующий день, в одной из комнат, в которой рядом с окном стоял диван, на белой оконной тюлевой шторе я увидел множество мелких бурых точек. Происхождение которых ни Галина, ни ее взрослые дочери объяснить так и не смогли. Возможно, это были капельки крови, и удушение произошло именно на этом диване, А далее бездыханное тело было просто поставлено в петлю на веранде. Но сегодня об этом никто ничего не скажет, а тогда следствие не интересовали эти детали. Повесился, значит, повесился и концы в воду. Его уход из жизни облегчил участь многих прямых соучастников того преступления. И его главного бухгалтера, подписавшего за него платежное поручение, и начальника отдела договоров, нашедшего сомнительного поставщика, и еще большую цепочку лиц, имевших в этом свой интерес. Не маловажным оказался и тот факт, что на следующий день после происшедшего, в Киеве на вокзале, как бы «случайно», был задержан, приехавший поездом из Москвы, директор той самой «фирмы-однодневки», некто Катран, который пошел на добровольное и активное сотрудничество со следствием, и всю вину переложил на покойного. Состоявшийся суд признал во всем виновным Соловьева, Всех подозреваемых отпустили, а Катрану дали по минимуму, как за мелкую аферу, ценой в 147 тысяч зеленых, Больших денег, по тем временам. Когда Галина обо всех метаморфозах последних дней рассказала Генеральному директору предприятия и близкому другу Виктора, то он сказал ей:
          -- Галя. У тебя две взрослые дочери. Подумай о себе и о них. Виктора больше не вернешь, а неприятностей сможешь нажить много. По мере возможности, мы будем тебе помогать материально.
        Это был и намек, и их откупные. Мудрая Галина, сделала свои правильные выводы, однако в душе продолжала и продолжает глубоко ненавидеть, всю эту их мафиозную группировку. На следующее утро, после произошедшего, с работы Виктора позвонил Генеральный. Выразил Галине и семье соболезнование и сказал, что предприятие поможет в проведении похорон средствами и автотранспортом, да вот, они пока не знают, кого прислать, что бы заниматься организацией всего этого. Галина от помощника отказалась, получив мое заверение, что я все возьму на себя. Через час приехал человек и привез деньги, которых вполне хватало на все предстоящие затраты, вплоть до большого поминального обеда в ресторане. Когда мы с другом и подчиненным Виктора, авиа диспетчером Н.В. Рыбка, подъезжали к дому, доставляя тело из морга, он сказал: Весь Борисполь, только и судачит, что Соловьев обокрал предприятие и построил себе домину. А дома-то его из-за старого сгнившего забора не видно. Так себе, не приглядная «хатынка». Похороны прошли в обычном порядке. Народу из числа сотрудников и сослуживцев было много, да вот желающих, сказать свое последнее, напутственное слово усопшему, было не много. Два или три человека. После придания тела земле, Генеральный подошел к Галине и сказал, что из-за занятости не сможет присутствовать на обедне в ресторане, но пообещал на 9 дней обязательно быть. Его слова, остались словами. А еще через дней десять он снова позвонил и сказал Галине, что бы она приехала и получила за Виктора десять окладов его месячной зарплаты, предусмотренных в таком случае коллективным договором предприятия.
          -- Приезжай не сама. Возьми надежную охрану. Сумма не малая, более 10 тысяч гривен.-- сказал он.
         В качестве, охраны Глина предпочла меня. Генеральный поблагодарил меня за то, как были организованы и прошли похороны, и то, что я своим участием, снял лишнюю заботу с предприятия в их организации. Когда мы собрались уходить из кабинета, Галина попросила Генерального помочь мне устроиться на работу в его предприятие, тем более я что-то соображаю в авиации, отлетав и дослужившись в ней за 30 лет, до полковника. Он ответил, что в данный момент, такой возможности не видит, но в недалекой перспективе, это в принципе возможно. После этого записал мои данные и координаты, сказал, чтобы Галина, по этому вопросу, ему изредка звонила и напоминала. До открытия недалекой перспективы, оставалось почти восемь месяцев. В октябре Галя с младшей дочерью Наташей, кавказцем Акбаром и ангорской кошкой Муськой, перебрались ко мне жить, оставив весь свой дом старшей дочери Алине и ее непутевому, а точней будет сказать, придурковатому зятю. Так, благодаря той не открывающейся бутылке вина, у меня сложилась новая семья. С женой, дочкой, кошкой и еще одной собакой – кавказцем Акбаром. Узнав о наших отношениях с Галиной, моя теща, Валина мать, постоянно достававшая меня, чтобы я не ходил бобылем, наконец успокоилась и по-матерински благословила этот союз. Так неожиданно, моя и Галина жизнь, наладилась и приобрела новый смысл. Да и моя родная дочь Наталья, восприняла наше соединение с пониманием, и у нее не было, и до сих пор нет, противления этой женщине, с которой мы прожили уже более пятнадцати лет; а кажется, что прошел всего только один день. Через год, после гибели Валентины, у меня возникло желание восстановить с братом хоть нормальные отношения. Лучшим поводом моего появления у него дома, был его День рождения 10 ноября. Мы с Галиной, в соответствии с нашими финансовыми возможностями, купили ему: подарок, цветы, торт и шампанское. Этим визитом я рассчитывал познакомить их с Галиной, и решить вопрос с долей его наследства, которое оставалось после отца, и создавало мне бытовые неудобства в хозяйстве. Мы приехали к нему домой, и застали всю его родню за праздничным столом, Здесь были две его дочери с мужьями и внуками. Наш приход вызвал какую-то напряженность в этой, хорошо знакомой мне компании. Обычно она была веселая и шумная, а в этот раз все они как-то замкнулись. Видя, что на этом «балу мы лишние»,  я сразу же перешел к основному вопросу -- к его наследству( Мотоциклу МТ-10 с коляской, и другим вещам). Но он в категорической форме отказался вступать в свою долю наследства, и прекратил наш разговор об этом, заявив:
         -- Ничего мне от вас, ни от отца, ни от тебя, из наследства не надо. Распоряжайся им как хочешь.
        --Так, мотоцикл же новый, и он без перерегистрации пропадет. Его ни использовать, ни подарить, ни продать без этого нельзя.
       -- Пусть пропадает. Меня все это больше не интересует.               
        Пробыв у них не более часу, мы с Галиной ушли. И я тогда еще не знал, что это была моя последняя встреча с родным братом. Спустя несколько лет его не стало. Как говорится: «Гордыня–зло, а пути Господни, неисповедимы». И мы, каждый, по жизни идем своим путем, начертанным Создателем.

       РАБОТА НА ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ. ПЕРВЫЕ ШАГИ             Прошел Первомай. Во второй половине дня, пятого числа, к нам позвонили из «Украэроруха», предприятия куда меня обещали устроить на работу. Мне сказали, что бы я завтра с утра прибыл в отдел кадров, имея при себе все необходимые для трудоустройства документы, и уточнили какие. В начале десятого, я вошел в указанный кабинет. Начальник отдела кадров -- мужчина моих лет с курчавой кипой темных волос на голове, представился как Моруженко Е.М. и сказал:
         -- Пошли к Генеральному.
         По его поведению и манере общения было видно, что он не обычная конторская крыса, а в прошлом сильный армейский кадровик. А туда брали офицеров, прошедших службу трудной командирской тропой. В кабинете Генерального он спросил:
         -- На какую должность будете его оформлять?
         -- Давай его в дирекцию ЮИ Сидоренко, в «Отдел организации службы движения», диспетчером-инспектором по вопросам обучения.
        -- Там у нас такой должности у нас нет, -- сказал кадровик.
        -- Нет, так сейчас будет,-- ответил шеф и по громкой внутренней связи запросил начальника отдела «труда и заработной платы»:
       -- Наталья Васильевна. Подготовьте приказ о внесении в штатное расписание «Отдела организации службы движения» должности диспетчера-инспектора по вопросам обучения.
       -- С каким окладом?- спросила «трудовичка».
       -- Пока с самым низшим, а потом посмотрим.
       -- Поняла. Значит, 630 гривен.
       -- Тебя устроит? -- Спросил меня Генеральный.
       -- Устроит,-- махнул я головой, в знак согласия. Моя воинская пенсия, на тот период, составляла всего 250 новых украинских карбованцев в месяц.
      -- Правильно, такой и ставьте, -- сказал утвердительно шеф.
        Далее мы пошли к кадровику в кабинет, писать заявление и оформлять документы. Когда мы с ним разговорились, то я узнал, что он в одно со мной время служил зам. начальника ОК в штабе 16 Воздушной Армии в ГДР. Мы вспомнили и нашли много наших общих знакомых по тем счастливым временам службы. Когда я начал писать заявление и дошел до даты, с которого числа мне приступить к исполнению служебных обязанностей, то он сказал: -- С сегодняшнего дня, Так и пиши, с 6 мая.
        -- А может с 10 мая? Завтра и послезавтра выходной, там праздник Победы?
        -- Что ты торгуешься? Пиши, как я сказал, - с 6 мая. А на работу выйдешь, как и все, 10 числа. А сегодня после оформления документов, можешь идти и начинать отмечать, и прием на работу, и день Победы. Да смотри, обо мне после праздника не забудь.
         Я его не забыл, отблагодарив двумя бутылками коньяка. Он тогда, может по незнанию, а может специально, пропустил, мой перерыв в работе более полутора лет, и, не учтя прерванный стаж, установил мне надбавку за выслугу, по самой высокой планке -- 40%. А это еще 250 гривен плюс к моему должностному окладу. Жизнь налаживалась и обретала розовые цвета. Так, в тот майский предпраздничный день, началась моя очередная служба, длиной в 12 лет. Десятого утром, как только я появился на своем рабочем месте, ко мне подошла молодая полногрудая, приятно улыбающаяся кассирша, Наташа Куделько и спросила:
         -- Вы Игорь Игоревич?
         -- Да. Я.
         -- Я вас с шестого числа ищу. Идемте в кассу, и получите причитающиеся, вам «праздничные», как «Участнику боевых действий»
        --Так я же еще ни одного дня не отработал. Что мне там получать?
        -- Ничего не знаю. Приказ есть, деньги начислены, а мне нужно закрыть ведомость. Остались одни вы. Идемте.                Так, еще не отработав ни одной минуты в предприятии, я получил, как «Участник боевых действий», свои первые 500 гривен, ко «Дню Победы». Богатое предприятие, богатые и подарки к праздникам. Принимая меня на работу Кирилл Ананиевич Полищук и мой сосед, националист Ю.И. Сидоренко (перешедший на работу в «Украэрорух», из-за ликвидации и роспуска комитета по «Аэронавигации») планировали использовать мня в качестве директора «Учебного центра профессиональной подготовки и переподготовки авиадиспетчеров», который должен быть создан, на основании Постановления Кабмина Украины о создании «Единой гражданско-военной системы управления воздушным движением, в воздушном пространстве Украины». В этом постановлении, четвертым пунктом предусматривалось создание в составе нашего предприятия, такого центра. Но до постановления Кабмина нужно было ждать еще полтора месяца. Вот поэтому меня и взяли на работу, на должность диспетчера – инспектора, чтобы я врастал в обстановку, изучал руководящие документы и каноны Гражданской авиации, особенно системы ее управления в воздухе. Врастая в обстановку и постигая систему управления, я вокруг себя увидел и понял большее -- какой сволочной народ работает в этом достаточно благополучном предприятии? Как за доброжелательными улыбками и учтивым обхождением, плетутся интриги и подставы. Как дельцы пытаются на простых закупках, получить свои откаты, в строго оговоренных и установленных процентах. Как покупаются новые автомобили, которые через год продаются как устаревшие, по заниженным ценам и только своим приближенным и «нужникам». Но это только на верхнем уровне. А на уровне простых канцелярских крыс, доходило до того, что из троих сидящих в одном кабинете, двое вместо обычных человеческих разговоров, переписываются по компьютеру в чате, Что бы третий, не дай Бог, не  «стуканул» про их разговор начальству. Когда, войдя в соседний отдел, попросишь дать, и тут же на месте посмотреть какой либо приказ или документ, а на тебя выкатив глаза смотрят и отвечают, что такого нет и о нем они даже не слышали, хотя он лежит прямо на столе перед моими глазами и их носом. Я увидел, как водят козу, при рассмотрении и согласовании проектов документов, придираясь сперва к точкам и запятым, затем к тому, что в английском языке такого слова нет и, что его перевод не соответствует истинному смыслу слова. А в добавок ко всему, какой-то заместитель, отвечающий за спорт, дисциплину и пропускной режим, на твоем документе после третьего круга неудачных согласований напишет, «Не тренируйте меня в чтении и эпистолярном жанре». Хотя к вопросам обучения диспетчеров, он абсолютно никакого отношения не имеет, кроме как своим распоряжением снять с занятий в учебном центре, какого-то негодного диспетчера–футболиста. Поскольку нашей сборной команде по футболу, нужно через две недели ехать на европейский чемпионат среди аналогичных команд авиадиспетчеров. Куда немцы, французы, испанцы, приезжают как на праздник с семьями, чтобы поиграть в мяч и пообщаться, А наши под настрой и четкие указания этого почетного начальника команды, должны для завоевания первого места, играть не в мяч, а в игрока, ломая соперникам ребра, руки и ноги. И главное, что вся эта грязь и неприязнь, молчаливо поощряются руководством, так называемых дирекций: УВД, Связи, технического обеспечения и ремонта, Отделами международных отношений и компьютерного обеспечения. Вот в такой террариум единомышленников, а точнее людей, связанных родственными узами, в мае 1999 года попал я.
         Как-то в июне, к нам поступило сообщение Департамента авиации, что его заместитель, курирующий вопросы УВД (генерал Скалько Я.И., мой товарищ и соученик по академии им Ю.А. Гагарина) планирует провести совещание, на котором хочет заслушать нас (отдел профессиональной подготовки авиадиспетчеров) и представителей Кировоградской академии ГА, о перспективах развития и подготовки таких специалистов. Я взялся написать доклад, который должен был озвучить СВ Геремеш, в то время ответственный за это, в киевском Центре. Чтобы иметь сравнительные данные по количеству, уровню подготовки, возрасту и образованию всех наших диспетчеров, (а их на то время по всей Украине было 1650 чел.), я обратился в отдел кадров, к Моруженко. На что получил его ответ, что у него есть данные только по 350 работникам центрального офиса, а диспетчера это забота кадров, в региональных предприятиях: во Львове, Борисполе, Харькове, Днепропетровске, Симферополе, Одессе. Обращайся к ним. Меня выручила Инспекция, которой раньше командовал Виктор Соловьев. Там я с компьютера снял все мне необходимые данные. Написал доклад и дал Геремешу, для его ознакомления и распечатки. Он к этому делу отнесся спустя рукава и перепоручил главной методистке учебного центра, а в прошлом бухгалтерше, подставившей Соловьева, его напечатать. Та в таблице, в строке возраста, вместо 42, напечатала средний возраст диспетчеров. 72 года.               Геремеш, как главный докладчик, из своего Борисполя, опоздал на совещание минут на 15. При этом пока ехал автобусом даже не соизволил ознакомиться с тем, что ему напечатала методистка и про этот средний возраст. Когда он тупо озвучил эту цифру, то поверг в смятение ЯИ Скалько и вызвал улыбку у наших оппонентов. Скалько, услышав такую цифру, задал ему встречный вопрос:
        -- Если средний возраст 72, а самый молодой, примерно, 22 - 23, то какой возраст у вашего самого старого специалиста?
        И он, не врубившись в суть «подначки», начал оправдываться и говорить, что это все из-за пенсионной политики государства, которое заставляет людей работать до глубокой старости. Этот его бред только добавил положительных эмоций присутствующим. Вот такой, а точнее никакой, был мой заместитель. Впрочем, он был очень активный на поприще профсоюзной деятельности. Он неоднократно проводил компанию среди членов профсоюза, для избрания его освобожденным секретарем профкома авиадиспетчеров, чтобы быть ближе к денежному профсоюзному потоку, путевкам и возможности их распределения, разумеется, не безвозмездно. Но это место было занято, всех давно купившим, старым профоргом, а ему, Геремешу, говорили, что он еще молод, быть на этом посту. Особую прыть, он проявлял на охоте, куда ездил с первыми лицами предприятия как загонщик, или подносчик патронов. Это у него не отнимешь. Получалось хорошо. Засветиться при начальстве было его главным и любимым делом. Когда на следующий год, у нас на предприятии вводилась в эксплуатацию итальянская система УВД «Аления» и на ее открытие были приглашены по спец-приглашениям, как все наши начальники, так и представители авиационного департамента и даже сам посол Италии. Геремеш на это торжество пришел «непрошенным», в строгом черном костюме с черной бабочкой. Потом, перед самым фуршетом, он исчез минут на пять и снова появился, но уже в абсолютно белой тройке, и с бабочкой красного цвета. К чему был приурочен такой его стриптиз с переодеванием, я так и до сих пор не пойму. Наконец в середине июля «Постановление» Кабмина состоялось. На основании его по предприятию был издан приказ о создании Учебного центра и указана моя фамилия, как его директора. Я поинтересовался, по поводу своей новой зарплаты, на что в отделе «Труда и заработной платы» мне ответили:
        -- Ну что вы? Это так быстро не делается.
        -- А как это делается ?
        И мне начали вешать лапшу на уши, не договаривая многое. Все дело было в том, что наш центр создавался на базе отдела профессиональной подготовки Бориспольского центра УВД. При этом его бывший начальник, СВ Геремеш, становился моим заместителем по тренажерной подготовке. Бывший завуч ИВ Куделько, стал начальником учебной части. Он, как и мой заместитель, существенно прибавив в окладе. А я оставался при своих 630 гривнах, да 40% надбавке к ним, хотя работал и крутился в полную силу. По этому вопросу я неоднократно обращался к своему непосредственному начальнику и куратору, ЮИ. Сидоренко, но тот говорил, что этот вопрос зависит от Кирилла, и он с ним на эту тему переговорит. Но это были только обещания, При внешне уважительных отношениях и взаимных расшаркиваниях, они люто ненавидели друг друга. Кирилл за то, что Сидоренко, будучи начальником комитета, нагибал его и облагал поборами, А Сидоренко, за то, что ему сегодня делал Кирилл. И вообще, все начинания и инициативы ЮИ Сидоренко, в предприятии либо игнорировались, либо встречались в штыки. Став официальным начальником учебного центра, который еще назывался на английский манер и полу-русскими словами «Украэротрейнинг», я занялся разработкой его структуры в соответствии со стоящими задачами, а также штатным расписанием сотрудников. Я старался сделать его более компактным и с меньшим числом сотрудников, но при каждом согласовании с должностными лицами, почти каждый из них в мягкой форме подсказывал мне что не мешало бы в какой либо отдел ввести еще одну резервную должность. Авось пригодится? Я понимал, что это должность лоббировалась для своих друзей или родственников, которых в нашем предприятии, «Украэрорух», было хоть пруд пруди. А такие как я, случайные варяги, были чужими и инородными телами в этом змеином кубле. Таким, как мы, вся эта братия, строила козни, и доводила до серьезных подстав. Даже один из моих начальников, первый заместитель ЮИ Сидоренко, некто Пестерников АН, оставаясь за него, пытался меня откровенно подставить, и тем самым сорвать прием Германской делегации. Убывая в Канаду, на заседание комитета ИКАО, ЮИ Сидроенко сказал мне, что к нам через десять дней прибывает немецкая делегация из учебного центра ДФС, занимающаяся на европейском уровне подготовкой авиадиспетчеров.   
        -- Обрати особое внимание, что копия приказа, должна быть за 5 суток на согласовании в органах СБУ Украины. Смотри не проворонь. – сказал он, убывая.
        Я отработал проект приказа, согласовал его со всеми, кем было положено, и мне оставалась только виза от моего временного руководителя. С проектом документа я проходил за ним трое суток. Когда оставался последний день подачи приказа на подпись Генеральному, и я очередной раз пришел к нему за визой, то Пестерников сказал, что в данный момент очень торопится и что бы я подошел к нему после обеда, часов в пятнадцать. Во время обеда от своих приятелей я узнал, что Пестерников в 15.00 улетает во Львов, и что он сейчас в своем кабинете собирается к отлету. Я вошел в кабинет и застал его одевающим дубленку.
         -- Алексей Николаевич. Завизируйте приказ, что бы он завтра попал к СБУ-шникам.
        -- Мне сейчас некогда. Я уже улетел. Приходи послезавтра.
       -- Нет, падло. Ты не улетишь. Ты, скотина, сейчас поставишь мне визу или останешься здесь, на месте, и надолго.
        Я положил перед ним на стол, документ и взял в руки спинку металлического офисного стула. Увидев мой «звериный взгляд» и поняв, что отказ в подписи закончится «смертным боем», он ни слова не говоря взял со стола ручку и не глядя на документ, поставил закорючку и выбежал из кабинета, даже не закрыв его. В тот момент я был настроен крайне решительно. Мне было наплевать на хорошо оплачиваемую работу. Я не мог простить этому мерзавцу и цинику, ту подлость и подставу, которую он мне пытался уготовить.
      Когда  через неделю появился Юрий Иванович, и я поведал об этом нашем прецеденте, то он ничего толком не ответил, а сказал, что вот таков мой зам, а у него есть связи.
       Очередная подстава, которую он мне заготовил, а попал в нее сам, произошла в середине февраля. К тому времени наш центр просуществовал уже полгода и подвергался проверке инспекции Предприятия. Юрий Иванович, снова был в командировке за океаном, а представить центр должен был его подлый зам. Но в день начала работы инспекции он по неотложным делам находился на выезде. Они согласовали, с Главой инспекции, что центр представлю я, доложив обо всем, а на заключительный этап, подведения итогов, прибудет сам АН Пестерников. Когда я доложил начальнику инспекции, что Центр хоть и создан вот уже более шести месяцев, но поданные мной «положение о центре», организационная структура и штатное расписание еще не утверждены.  А наш личный состав, это просто люди, внесенные в ведомость по заработной плате. И их на тот момент было 27 человек, из которых к вопросам обучения можно было отнести: семь переводчиков с английского языка, два инструктора тренажеров и метеоролога. Остальные, были из бухгалтеров, библиотекарей и бывших стюардесс, но зато все со связями. Услышав это, руководитель инспекции, молодой отставной полковник АА Катрич, прекратил заслушивание и сказал мне, «пойдем покурим». Беседуя «тет а тет» о сложившейся ситуации, он сказал, что не знал о таком состоянии в центре и о той задержке с подписанием и отсутствием основополагающих документов. После этого проверка свелась к исследованию  только одного вопроса – проведения занятий по английскому языку. В чем большая часть членов комиссии была, мягко говоря, не компетентна. Комиссия отработала все свои запланированные дни. Я каждый вечер ездил к Пестерникову с докладом о ходе проверки, и ни разу не был им принят, из-за его «занятости». Разбор был назначен на 10 часов утра в пятницу. Я предупредил Алексея Николаевича об этом и еще о том, что его присутствие будет необходимо. Он ответил, что знает и скоро будет. До 11часов он так и не появился. Катрич АА, в течение 15 минут подвел наши неутешительные итоги. А после совещания сказал мне, что такого бардака как творится с центром, он не ожидал. И что вся вина за это, лежит на нашем непосредственном руководстве. В понедельник на работе появился Сидоренко и первое, что он сделал, то обрушился на меня с претензиями, за фактически сорванную проверку. Я объяснил ему, что к нам, как к центру претензий фактически высказано не было, а были упреки в адрес лично его и его зама. Отделались они легко: «предупреждением»--Сидоренко, Пестерников – «строгачем». Вот примерно в таком моральном климате, начиналась моя трудовая деятельность в предприятии «Украэрорух». Как один из приятных памятных моментов того периода я хочу напомнить встречу, произошедшую через 15 лет, со своим заместителем по ИАС, полковником Гультяевым Анатолием Петровичем. В тот день я поехал на киевский радио рынок купить «паленное программное обеспечение». И вдруг, среди торговых рядов, я увидел человека торгующего кофе,  чаем, сигаретами. Это был мой бывший сослуживец и подчиненный. Он заметил меня, но сделал вид, что не узнал. Я подошел к нему вплотную и стал перед ним сидящим. Он не поднимая головы, продолжал сидеть, посматривая по сторонам.
        -- Петрович, привет. Не узнаешь?
        -- Да чего уж там? Узнал. -- Ответил он мне, и взглянул в мои глаза, каким-то стеснительным взглядом.
       -- Не стесняйся. Я тебя не осуждаю. Торговать, это не воровать. Хотя сегодня, одна часть страны ворует, вторая часть охраняет наворованное, а остальные торгуют, ради выживания.
       Он рассказал о том, что живет с семьей сына. Пенсии не хватает, вот и приходится таким ремеслом промышлять. Вот до чего довел развал Союза этого полковника, закончившего с отличием Жуковку, а сейчас выживающего, за счет мелкой торговли. В тот день мы с ним расстались и я, при следующих посещениях радио рынка, больше его не встречал. Как неожиданно пересеклись наши пути, таки они и разошлись навсегда.

                САБОТАЖ
         О том, что мое появление в этом «спетом коллективе единомышленников» будет воспринято с некоторой долей недоверия и скепсиса, я догадывался. Тем более, что его бывший руководитель, оказался в роли обиженного, и на посту моего заместителя, при этом, не потеряв влияния на своих бывших сослуживцев. Эти предчувствия буквально через пару дней подтвердила одна моя сотрудница, Валентина Яковлевна Кривенок. Мы шли с ней с автобусной остановки к зданию, где располагался наш учебный центр. Она догнала меня, и, оглянувшись вокруг, сказала:
        -- Простите. Может я вмешиваюсь, не в свои дела, но я хотела бы предостеречь вас от некоторых неверных шагов и построений отношений с сотрудниками нашего коллектива. Я, как и вы, в нем являемся инородным телом. Мы с вами здесь чужаки, «заброды». А вся эта бориспольская братия, это как змеиное кубло. Они почти все переплетены как родственными отношениями, так и долгими годами совместной работы и учебой в кировоградском училище ГА. Мы для них чужаки и поэтому не верьте их доброжелательным улыбкам и благим словам. Они, бориспольские, даже конфликтуют с нашими же сотрудниками, проживающими в Киеве. Геремеш, как начальник – никакой. Он, в периоды, когда у нас нет учебных групп, может по неделе не появляться на рабочем месте, отдав утром указание или спросив у Ивана Васильевича Куделько  «Как там у нас дела?» Работают у нас только педагоги, а вся остальная компашка отсутствует, то по отгулам, то по больничным, то по долгам за прошлые отпуска. А когда были эти переработки, никто толком и не знает. А те, которые сидят на работе, то целыми днями играют в « Косынку», « Солитер» или другие компьютерные игры. Особый отряд, был -- преподаватели. Они когда-то окончили инязы и практически, никто из них не работал педагогом. Их работа прежде, заключалась, сидеть рядом с диспетчерами и переводить радиообмен иностранных экипажей с землей. А сколько иностранцев прилетало к нам в те годы? Да практически никто. Да и по моим скромным оценкам, уровень их подготовки не высокий. Иногда они заводят полемику, над каким-то выражением или фразой, и так к общему знаменателю порой придти не могут. Вы внимательно присмотритесь, а потом сделайте свои выводы и принимайте меры.
        За две минуты нашей ходьбы, эта умная и принципиальная женщина, потерявшая несколькими месяцами ранее мужа, начальника следственного отдела УВД г. Борисполь, обрисовала всю картину, которая была в старом учебном отделе проф. подготовки. В часы правления Геремеша.
      -- Ну что ж, спасибо вам за эту информацию --      ответил я ей с благодарностью.
        Вместе со мной на работу в «Украэротрейнинг», пришли два специалиста по компьютерной технике, Начальник отдела вычислительной и тренажерной техники ЮП Карпушин и инженер--электронщик и программист Звинник СИ. добросовестные, исполнительные и не конфликтные люди. Наш центр в то время располагался в специальном здании шведской системы УВД «Теркасс», отработавшей много лет без замечаний, а теперь подлежащей списанию, как устаревшей. Занимали мы на первом этаже три пары спаренных проходных помещений, используемых как классы для занятий, Одной большой комнаты с неработающим диспетчерским тренажером, учительской с отгороженными в углу помещениями для завуча и инженера-планировщика учебного процесса. Геремеш, как начальник, занимал небольшой кабинет на третьем этаже, подальше от коллектива. Каждое утро в начале рабочего дня к нему приходила одна из сотрудниц и учтиво спрашивала: - Сергей Васильевич? Что будете пить, чай или кофе?
       -- А принеси – ка ты мне сегодня кофе; - как бы выбирая и с паузой, отвечал барин. И указанный напиток, появлялся на его столе, через пару минут. С этим барством надо было кончать. Надо было прекращать практику, что рабочий день начинался с всеобщего чаепития. Но пока еще не пришло время. Я, используя власть мне должностью данную, занял маленькую коморку, планировщика, чтобы быть рядом с трудовым коллективом и теми документами, которые предстояло изучить. Здесь было все, что нужно для работы: и компьютер, и телефон. На мой запрос у Геремеша, предоставить должностные инструкции сотрудников, я получил невразумительный ответ, что их вроде бы и не существует.
        -- Как так два года работает отдел профподготовки, а люди не знают чем заниматься?
        -- Это вопрос не ко мне, а к отделу труда и заработной платы;- был его сказ.
        Хорошо же вы ребята жили, получая большие деньги и ничего фактически не делая. Вместо 27 человек, можно было бы держать всего десяток, и успешно решать ту же задачу. Затем я попросил «планы работы на месяц». Их оказалось только два, и то, за давно прошедшие сроки. А где остальные? Так были же каникулы, и мы их не планировали. И здесь прокол. Увидев, что и в самом деле наши работники, не связанные с учебой, целыми днями гоняют на компьютере «Косынку», я попросил Звинника СИ отключить все компьютерные игры, на тренажере. Сергей это сделал, но через пару дней игры продолжались, уже перенесенные с СД–дисков. Ругаться мне со всеми сразу не хотелось, а спросить было не с кого, люди не имели ни начальников отделов, ни совести. Далее я попытался выяснить у своих педагогов, какую тематику проходят они со слушателями. «У нас тематика разнообразная,-- гордо заявили сеятели доброго и вечного. Это темы: путешествия, шопинг, отдых в горах, зоопарк, семья, школа и другие».
        -- А где же чисто авиационная?
        -- А вот, у нас есть и авиационная. Тема называется «Аэропорт»
       -- И о чем, в ней речь?
       -- Вы приехали в аэропорт, купили билет, сели на самолет и полетели. Потом в ней рассказывается, какие чудесные пейзажи вы увидите с высоты полета, как прекрасна наша земля.
         -- Так позвольте. Где же та авиационная тематика, которая необходима диспетчеру, в случае отказа на борту оборудования, пожара или других экстремальных ситуаций, Когда экипажу нужна подсказка или помощь?
        -- В наших учебниках это не предусмотрено.
        -- Так давайте же их туда добавим.
        -- Это не положено;- вмешался Геремеш. Для этого придется все учебные программы переделать, и переутвердить в департаменте «Авиатранспорта», а это, как минимум полгода хождений по согласованиям.
         Желая как то закрыть этот пробел, я через две недели дал каждому из наших учителей, ситуацию, расписанную в полете при отказах разных систем и оборудования. И попросил их в течение месяца описать все это на английском языке, что бы можно было использовать как дополнительный материал. Пару человек пытались задание выполнить, а остальные заболтали эту тему. Такой подход к делу, натолкнул меня на мысль, что наши преподаватели обладают не высокими знаниями. И что для этого, было бы не плохо, их проверить. Но нужен объективный орбитр, в лице Английского учебного центра в Киеве. Я этот вопрос поднял перед ЮИ Сидоренко. Тот согласился, но сказал, что с этим следует немного подождать, и дать время учителям подготовиться к этому важному тесту. В то время у Сидоренко появился закоренелый ретроград и чинуша высокого ранга, 70 летний Анатолий Прокофьевич Бебешко. Человек крайне осторожный и медлительный. Какое либо письмо, на одну страницу, он рассматривал не менее двух суток, перепроверяя точки и запятые, не говоря о содержании текста. Уезжая в очередную командировку, Сидоренко поручил Анатолию Прокофьевичу подготовить распоряжение по нашему центру, о проверке преподавателей на знание английского языка. Когда проводимый тест был оплачен, а у наших преподавателей истек срок, объявленный для подготовки к нему, я их предупредил, что на следующее утро будет заказан служебный микроавтобус и все они, согласно имеющегося распоряжения, должны будут пройти тестирование. Из семи человек, трое на отрез отказались ехать, мотивируя тем, что распоряжение подписано не Сидоренко, а Бебешко. Назревал скандал, требующий отстранения этой тройки от работы и возмещения предприятию, понесенных затрат. Был заготовлен серьезный приказ о наказании виновных, но в дело вмешалась местная диспетчерская мафия и профсоюз.
       -- Да кто он такой Сидоренко, что бы отстранять и жестоко наказывать непокорных? Мы с ними более 20 лет отработали в одной смене, и поэтому в обиду не дадим. Правда, профорг не говорил о том, что при его мизерном знании английского языка, он в течение многих последних лет благодаря им, получал свою проходную тройку с минусом, чтоб не быть отстраненным от управления воздушным движением. Проведенное тестирование, показало то, чего я остерегался. Пришлось наших педагогов, по очереди, отправлять на месяц в Англию, для поднятия ими своего языкового уровня. У нас было семь преподавателей и столько же групп, которые мы могли принимать и учить одновременно, на трехнедельном курсе. Из-за наличия только 6 классных комнат, занятия приходилось проводить в две смены. В первую -- шесть групп, во вторую – одна. Как правило, во вторую смену соглашался работать молодой преподаватель Богдан Ноздратенко. Он был молодым отцом и поэтому, бессонные ночи компенсировал досыпанием до обеда. Как-то раз ко мне подошел наш зав. учебной части и сообщил, что преподаватель Татьяна Остапец заболела и завтра нужно будет Богдану отработать в две смены подряд, А это 12 часов. Я переговорил с Богданом, и попросил помочь нам выйти из такого «патового» положения. Он согласился. Через четыре дня ко мне подошла одна из преподавателей и в доверительной форме сказала, что Остапец, не болеет, а симулирует, и по вечерам ведет платные курсы английского языкав городской библиотеке. К месту занятий, мы приехали в самый разгар их проведения. Было нас трое. Я, завуч и член профсоюза. Нашей задачей было уличить Остапец в подлоге и составить акт о происходящем. Через окно первого этажа было хорошо видно, как Остапец проводит занятия. Мы зашли в помещение. Поздоровались и я спросил Татьяну Леонидовну, не будет ли она возражать, если наша тройка, комиссионно составит акт с указанием факта ее симуляции. Она ответила, что вышла только сегодня, проверить свой голос после ангины. На следующий день акт был на столе моего начальника, но дальнейшего хода он не получил. И опять мафия закричала:
         -- Не дадим Татьяну на поругание. Она воспитала не одно поколение авиадиспетчеров. Она наша.
       Где-то в середине марта к нам в центр, на очередную учебу должно было прибыть около 60 человек диспетчеров. Мы отправили списки в бюро пропусков, которые должен был оплатить директор Бориспольского центра ЮА Чередниченко. Он с проплатой затянул, а потом, в последний момент объявил, что бы мы освобождали помещения, и что учебы больше не будет. При этом требовал от меня, что бы я выполнил все это немедленно, когда приехавшие люди стояли у проходной, готовые идти на занятия. На его требование я ответил, что выполнять их не буду, пока не получу указаний от своего непосредственного начальника. Приехавшие создали инициативную группу и на моей служебной машине поехали к Генеральному, чтобы добиться правды. На вечер у Генерального было назначено совещание по этому вопросу, на котором было принято решение в течение недели найти и поднанять в аренду подходящие помещения. Мы нашли прямо в Борисполе, в комплексе бывшего ПТУ, помещения для жилья, учебы, с классами для учебы, спортзалом, медпунктом и столовой. Все это размещалось в одном многоэтажном здании. При этом, хозяева сдавали их за мизер, лишь бы здание зимой обогревалось и не плесневело. В ПТУшном общежитии стояли заправленные койки, по две в комнате, висели оконные шторы и занавески. Было чисто и уютно. Столовая была готова через час приступить к приготовлению пищи, а учебные классы к проведению занятий. Единственным недостатком было то, что все удобства, душ и туалет были в конце коридора. Да у пары дверей нужно было поменять дверные полотна, варварски поломанные кем-то из прежних жильцов. И подклеить в трех комнатах опавшие со стены обои. Комиссия, во главе с Генеральным и всеми заинтересованными начальниками, осмотрела этот объект и  им при всех была поставлена задача начальнику ОКС произвести осмотр и подсчет, во что обойдется этот мелкий косметический ремонт. Срок предоставления данных, до 11.00 следующего утра. Встреча в Центральном офисе, в его кабинете. Мы потирали руки, что нашли удачный вариант, Однако на следующее утро начальник ОКС заявил, что по результатам осмотра, косметический ремонт обойдется, чуть ли ни в половину миллиона гривен. Это для меня был шок. Дверь с дверной коробкой, в тот период стоила в магазине всего 150 гр. Наш вариант не прошел. Строительная мафия искала, где можно найти больший объем затрат, что бы получить покруче откат. Доводы Сидоренко, в нашу пользу, проскочили мимо ушей, принимавших решение. Его никто и слушать не хотел. Как- то в это же время, меня в коридоре центрального офиса встретил Генеральный и пригласил зайти к нему в кабинет. Я вошел и между нами состоялся примерно такой разговор.
          -- Скажи , а какую зарплату ты получаешь?
          -- Какую вы положили при приеме на работу, - 630 гр. оклад, да надбавка за выслугу лет.
        Затем он как-то замялся и сказал.
        -- Я тебе хочу предложить одну вещь. Ты мне сейчас напишешь заявление с открытой датой, что просишь освободить тебя от занимаемой должности директора и просишь назначения заместителем начальника вашего же центра, с сохранением зарплаты.
        Мне ничего не оставалось делать, и я написал. Он положил заявление к себе в сейф и по громкой связи вызвал начальника «отдела труда и заработной платы» и сказал ей:
       -- Наталия Васильевна. С сегодняшнего числа, зарплата Сисмеева, согласно штатному расписаниию.         -      -- Поняла, -- Раздался в динамике женский голос. С того момента моя зарплата возросла почти в четыре раза. И это было не удивительно. Наше предприятие «Украэрорух» было богато и могло себе позволять высокие зарплаты сотрудникам, высокий статус социальной защиты и вообще, многое из того, что не могли себе даже представить другие гос. предприятия. Организованно оно было по форме государственных предприятий без права накопления прибыли. А это означало, что все заработанное им в течении года, после выплаты налога государству должно было вкладываться в его развитие, и развитие его социальньой сферы. Источник получения им денежных средств был поистине Библейским, Деньги на счет предприятия сыпались как манна небесная, за счет так называемых аэронавигационных сборов. Когда каждый самолет, пролетающий в воздушном пространстве Украины должен был оплачивать за управление им в воздухе по определенным тарифам, зависящим от его веса. А это выходило от 100$ и более на 100 км пути. Такова мировая практика, принятая в гражданской авиации. А деньги-то выходили не малые, и все расчеты в мировой валюте. Государство Украина, дважды специальным решением Правительства, поднимало нам ставку налогов, пытаясь ободрать предприятие как липку. Да вот это для него было невозможно. Заработанные деньги падали на счет Украэроруха не в украинский банк, а оседали на счет предприятия в расчетном центре «Евроконтроля»,  организации, ведающей всем воздушным движением над Европой. А расчетный центр, согласно принятых для всех европейских стран стандартов, перечислял эти деньги в Украину, и строго следил, чтобы не было их хищений. А распределение по статьям бюджета предприятия, соответствовало принятым в «Евроконтроле» нормам. Одним словом, из фонда зарплаты, нельзя было перебросить деньги на статьи развития, а со статей соц. защиты, на закупку новой техники. Вот такая система обеспечивала финансовую стабильность и независимость от державы. Что вызывало дикую зависть у обоих правительств Ю Тимошенко. Но она, при своей сволочной натуре, с этим не могла ничего поделать. Все было под контролем у Европы, не любящей нашего воровства и коррупции. Но возвратимся к реалиям тех дней. Я тогда еще не думал, что подписанное мной заявление, было далеко продуманным шагом, по отношению к кому-то, о ком я тогда еще не знал, и даже не догадывался.
        Став директором центра, я ознакомился с системой профессиональной подготовки и переподготовки авиадиспетчеров. Из документов мне стало ясно, что она имеет в основном два направления. Это повышение квалификации по английскому авиационному языку, и совершенствование знаний по десятку основополагающих предметов, на которых строится управление полетами. Кроме того, большое внимание уделяется тренажерной подготовке, при отработке задач управления на рабочих местах. Авиационные правила жестко регламентировали проведение двух этих подготовок, по их срокам их. Не допускалось их превышение, что автоматически делало диспетчеров нелегитимными, в вопросах УВД. Проанализировав обстановку я пришел к выводу, что последний наш диспетчер сможет законно работать до первого июля следующего года, а это порядка еще 8 месяцев. Остальные по мере завершения их сроков выбывали из игры. С этой проблемой я обратился к Сидоренко, требуя помощи в организацию центра, набора преподавателей и начала практических занятий со слушателями.
        -- Чем дальше мы затянем начало подготовки,- мотивировал я, -- тем больше будет нагрузка на преподавателей в месяц. Если сегодня начать подготовку, то мы обходились бы всего 150 слушателями в месяц, Через полтора месяца эта цифра возрастала в два раза. А еще более долгое затягивание учебного процесса приведет к тому, что вся система управления в один прекрасный момент попадет в ступор.
        -- Пиши свое умозаключение на имя генерального; -- сказал мне Юрий Иванович, а я доведу его до шефа.
       На следующий день служебная записка была подготовлена и за подписью Сидоренко, должна была лечь пред очи Генерального. Прошел месяц никаких поползновений в этом вопросе не просматривалось.
        -- Может написать еще одну, с моими расчетами на сегодняшний день? – спросил я шефа.
       -- Пиши; -- как-то безразлично ответил он.
      Вторая записка легла на стол, с которой Юрий Иванович обещал, сегодня же вечером пойти к Генеральному. Судьба ее повторила судьбу первой. Как-то сидя в кабинете своего начальника, я случайно увидел в папке, лежащей на его столе, обе свои служебные записки, так и не получившие хода. Сидоренко по каким-то причинам саботировал это важное мероприятие. Что таилось в замысле таких действий, мне было не понятно, да и особенно не интересовало. Пишу очередную, третью, записку с расчетами на текущий час, - решил я. Одну отдаю Сидоренко, а вторую непосредственно Генеральному. При встрече с К.А.Полищуком я так и сделал. Он уточнил у меня, в чем суть проблемы, заинтересовался ею и сказал, что бы я по всем вопросам учебы обращался непосредственно к нему. На что я ответил, что такого в принципе не может быть, поскольку это будет воспринято как подсидка моего начальника, а мне это не нужно, мне с ним еще работать. «Может быть, ты и прав?» - ответил Генеральный. Эти мои действия возымели силу. Было принято решение, создать группу из Бориспольских диспетчеров–инструкторов, ранее проходивших обучение в Германии, в ДФС. Этой группе поручалось проведение занятий с инструкторами региональных предприятий. А те в свою очередь, должны были обучить весь свой личный состав. Так это и было сделано. Но формальный подход, не давал того, что должны были получить слушатели. Кустарщина, она всегда остается кустарщиной. Без хорошей учебной базы, обучения и грамотных преподавателей, любая учеба это – пустая трата времени и средств. Вот в таких условиях, постоянного саботажа, подковерных интриг и подстав, пришлось мне заниматься вопросами создания центра, фактически не имея никаких рычагов управлять этим процессом. Все решалось за нас в туманных и запутанных верхах, недоступных мне, выходу на них.   

                НАЧАЛО НОВОЙ ПРОФЕССИИ
         В то время, мне как начальнику, приходилось бороться не только с бюрократией, сидевшей в нашем руководстве, но были еще и бытовые проблемы, связанные с поведением слушателей, прикомандированным на время обучения в подчинение центра. То есть под мою ответственность. Это были в основном взрослые мужики, вырвавшиеся из семейных оков на волю и позволявшие себе расслабуху, кто с водкой, кто с бабами. Был у меня случай гибели руководителя полетов из Черновцов, попавшего под машину в три часа ночи, и обнаруженного только на вторые сутки, в больнице скорой помощи, в глубокой коме, из которой так и не вышел. Был и курьезный случай, когда на трое суток пропал один из слушателей, представитель львовского региона. Наш человек так устроен, что не может ничто принять на веру, а тем более, что-то не усовершенствовать и получить из этого дополнительную выгоду. Так произошло в этот раз. Богатое предприятие могло позволить себе, при установленной государством нормой суточных в 60 гривен, производить оплату проживания слушателей в гостинице по 400-450 гр. за ночь. Этими пользовались наши слушатели, покупая в гостинице квитанцию, за якобы прожитый период, а сами группками снимали частную квартиру по 50 гр. за ночь с человека, и получали дополнительный приварок. Эта система у них была отработана, квартиры были постоянными, и все у них шло очень хорошо. В середине октября к нам на курсы заехала группа слушателей из Львова. Утром, после их прибытия и регистрации начальник учебной части ИВ Куделько, доложил мне, что не прибыл старший группы, РП львовского центра. По докладу его коллег, стало ясно, что он якобы опоздал на поезд и приедет к обеду. Мы взяли это дело под контроль. Однако, он не появился, ни после обеда, ни утром следующего дня. Когда львовским студентам стало ясно, что их товарищ пропал без вести, то они пришли с повинной и рассказали нам следующее. Выезжали они из Львова в полном составе. Этот РП приехал на вокзал в хорошем подпитьи, и всю ночь продолжал пьянствовать с пассажирами в соседнем купе. В Киеве его на руках донесли до такси и привезли на «явочную квартиру». Здесь они его оставили отсыпаться, а сами уехали на занятия. Когда они вернулись под вечер, то он уже проспался и был готов продолжить пьянку. Однако интенсивное изучение английского языка и пьянка не совместимы. Собутыльников на этот случай не нашлось. Он выпил самостоятельно, для поправки здоровья, и часа в 23, вместе со всеми, лег спать. Утром, когда команда сыграла подъем, его в квартире не оказалось. Все его документы, вещи и одежда были на месте, а самого человека не было. Пропал он, будучи одетым в спортивные штаны, майку и комнатных шлепанцы на босу ногу. При этом, в те дни шел мелкий моросящий дождь, а температура воздуха составляла днем 10-11, а ночью 4-6 градусов «жары» по Цельсию. Нашелся он совершенно случайно через трое суток, силами слушателей изо Львова. И при моей с ним беседе, рассказал вот какую историю своего исчезновения. При этом попросив разрешения говорить сидя, поскольку у него судорога сводила ноги, от двух суток непрерывного хождения. Я не возражал, поскольку он все это должен был изложить в виде рапорта, по которому будет принято решение об его отчисления с курсов, а может быть и более суровом наказании.
         -- Проснулся я часа в три ночи, желая перекурить. Надел спортивные штаны и комнатные тапки. Вышел на неосвещенную лестничную клетку, но на обычном месте банку с окурками жильцов не нашел. Спустился вниз, к выходу из подъезда, перекурил и когда собрался возвращаться, то споткнулся, упал на асфальт и разбил в кровь лицо. Далее меня взял ужас. Я не знаю, в какой квартире и на каком этаже живет моя команда. Если с битой мордой, глубокой ночью начать обзванивать соседей, то можно схлопотать прямо на месте или попасть в ментовку. Я решил идти к гостинице «Братислава», что в квартале от нашей ночлежки, в которой проживали все остальные слушатели курсов. Надеясь от них получить помощь или ночлег. Но возле гостиницы, я увидел милицейский патруль и начал от них скрываться. Они заметили меня и устроили погоню. Мне удалось уйти. И так в течение двух суток, под мелким дождем со стертой мордой, в светлое время дня, я бродил в районе Братиславы, желая установить контакт со своими, и скрываясь от ментов.
        -- А где же ты ночевал и чем питался?- был ему мой вопрос.
       -- Меня к себе приняли бомжи, которым я за ночлег и за харчи, помогал по вечерам, перетаскивать с базара в складское помещение ящики с товаром продавцов, близлежащего рынка. Они мне дали ночлег и какую-то рубаху, чтобы не так было холодно и заметно. Буквально в тот же день, он был отчислен с курсов и убыл к себе во Львов, для заслуженной расправы. В дальнейшем мне стало известно, что он был отстранен от управления воздушным движением и потерян как специалист уникальной профессии. Я, на его примере, при очередных заездах слушателей, во время их инструктажей о правилах поведения во время учебы, старался показать, как человек может в одночасье потерять все из-за пьянства. И высокий статус руководителя, и заработную плату порядка 2000$ в месяц и все остальное, заработанное годами труда. И опуститься до уровня и условий бомжа. Прошел год. На очередной встрече с заехавшим контингентом, я, повторяя этот случай, увидел на первом ряду знакомое мне лицо. Это был он – львовский РП, Он на мои слова, что все потеряно, сказал. «Нет. Потерян только один год». Он уговорил руководство львовского центра УВД не выгонять его с работы, так как это разрушит его семью. Ему поверили, и он отработал год простым заправщиком, на бензоколонке местного ведомственного автопарка. Вот такая у нас была история.
        Прошло лето. Прошло время отпусков и невозможности согласования ни одного из документов, по моим больным темам. С наступлением осени я снова активизировал свои действия по созданию центра и организации полнокровного учебного процесса. И вдруг клюнуло. Произошел небольшой надлом. Меня пригласили в ОКС и сказали, что к ним пришло распоряжение Генерального директора на разработку технического задания по строительству здания учебного центра. Они просили, что бы я расписал, чего бы мы желали иметь в центре, и как планируем организовать его учебный процесс. Это для меня не было новинкой. И через два дня, опираясь на мой опыт прошлой работы, техническое задание было предоставлено заказчику из ОКС. В середине октября 2001 года меня пригласил к себе помощник Сидоренко, АП Бебешко и сказал:
        -- Убывая в очередную командировку, Юрий Иванович просил передать его распоряжение, что нужно срочно организовать проведение КПК РП (курсов повышения квалификации руководителей полетов). И что бы я нашел нужных преподавателей.
        -- Я этим заниматься не буду. Я в течение почти полутора лет просил и требовал от Сидоренко, помощи в наборе и подготовке преподавателей. От него как с гуся вода. Так вот, пусть он этим сам и займется. Когда вас приспичило, то давай срочно туши пожар. Я не пожарный.                По возвращении Сидоренко из командировки, он на первой планерке, при всех задал мен вопрос о подготовке к проведению КПК РП, на что я ему ответил, теми же точно словами, что и его помощнику. Между нами возникла серьезная перепалка. Не взирая на наши служебные положения, я категорически стоял на своем. Мне просто в тот момент до «четриков» надоели игры нашего руководства, поэтому я был агрессивно неприклонен. Вдруг среди этого скандала, ЮИ Сидоренко встал из-за стола и ни сказав ни слова, вышел из зала заседания. Пошло 5 минут, его нет. Прошло 15,  начальник не появляется. Еще через 5 минут АН Пестерников вышел узнать, что дальше всем делать. Оставаться и ждать, или расходиться? Вернулся он буквально через минуту. И объявил: - Совещания не будет. Только что ЮИ Сидоренко в состоянии почти гипертонического криза, убыл в лечебницу 4-го Главного Управления, в Фиофань. Публика взглянула на меня непонятным взглядом: «Мол, довел начальника?» Я пожал плечами: - А при чем, тут я? Криз то и давление у него. А у мня все нормально. Начальник на работе появился через полторы недели. В свободное время, я ознакомился с тем учебным материалом который привезли из германской ДФС наши диспетчера-инструктора, и по которым они провели занятия, что бы как то закрыть тот провал в подготовке, о котором я трижды писал в служебных записках и которые Сидоренко прятал под сукно, не давая ходу. Мое изучение показало, что это была сплошная галиматья. Все конспекты, по различным дисциплинам, начинались с Истории создания ИКАО, а дальше шла какая- то несуразица, не относящаяся к основным дисциплинам, как-то: Международнму воздушному Праву, процедурам управления ВС, метеорология, средствам Связи и РТО, Аэродинамике, Воздушной навигации, ЛТХ и возможностям ВС, и многим другим дисциплинам, изучения которых требовал приказ Авиационного департамента. Я по поводу этих конспектов, спросил их «размножителя» и распространителя СВ Геремеша.
        -- Сергей? Ты хоть смотрел содержание конспектов, когда их размножал и рассылал для изучения в Региональные предприятия?
       -- А чего я их буду смотреть? Какими мне их дали наши инструкторы, такими я их размножил на «Ризрграфе» и разослал. Я за их содержание не отвечаю.
        Таким был ответ человека, отвечавшего на тот момент, за состояние обучения в предприятии. Таков был весь Геремеш. Оценив все это, я пришел к решению, что нужно самому заняться написанием конспектов по тем дисциплинам, в которых сам был компетентен. А это аэродинамика, навигация и ЛТХ воздушных судов. Приказ Департамента авиации четко указывал, какие вопросы должен знать авиадиспетчер, по каждому предмету, что бы иметь законное право на УВД. Вот так. На основании этих вопросов возникло оглавление конспекта, а краткое описание их содержания, создало учебный материал, по которому диспетчер мог получить необходимый объем знаний. В конспекте по аэродинамике я задался целью добиться от авиадиспетчеров знания не количественных, а качественных показателей и изменений. Что бы они понимали, что происходит с воздушным судном в тех или иных условиях полета. К чему это может привести, и как не допустить выход ВС на опасные и критические режимы. При этом, для объема проводимых на КПК по предмету «Аэродинамика» 12 часов учебного времени, вышел не плохой конспект, объемом полсотни листов, с множеством схем и графиков, но без единого дифференциала и интеграла, чем так страдают академические учебники, топящие в этих математических символах, основной смысл происходящих процессов. Летчику за штурвалом, как и диспетчеру за пультом, некогда брать интегралы. Они ремесленники, и должны делать свое дело умело, четко и надежно. Аналогичным образом и с таким же подходом были мной разработаны конспекты по Аэронавигации, на 14 часов учебных занятий, и ЛТХ ВС на 6 часов учебного времени. Здесь я отказался от тупого запоминания параметров: длины, высоты и размаха крыла самолетов. Эти обычные табличные данные, которые, как подручный материал должны всегда находиться на рабочем месте диспетчера. Скажите, кто сможет запомнить ЛТХ - 150 или 200 воздушных судов различных производителей и авиафирм? -Я считаю, только круглый идиот. Да и эти данные, нужны только авиадиспетчерам, занимающимся управлением движением самолетов по перронам и рулежным дорожкам аэропортов. Однако вопрос с проведением КПК РП со временем стал обостряться и ЮИ Сидоренко, через «мою голову», дал указание начальнику учебной части ИВ Куделько, найти преподавателей, для проведения этих занятий. Через пару дней Иван Васильевич выполнил указание нашего шефа и нашел бывшего преподавателя Киевского института ГА, Ивана Григорьевича Новицкого. Иван Григорьевич согласился сам, в течение 10 дней по 8 учебных часов ежедневно, провести такие занятия, при этом желая подзаработать по трудовому соглашению. Я попросил Ивана Григорьевича прийти ко мне на собеседование, прихватив с собой конспекты по всем дисциплинам. Он пришел и показал мне пару десятков страниц, ни весть кого материала, который я оценил не иначе как «туфта». Ладно. Если руководству нужны такие «туфтовые» курсы, то пусть оно их проводят. А я лично умываю руки, и снимаю себя ответственность за качество их проведения и учебы. Группа РП, в количетве12 человек, приступила к началу занятий в пятницу. Когда я в понедельник приехал на работу то услыхал от начальника учебной части, что занятий проводить больше некому. Иван Григорьевич Новицкий, в ночь с пятницы на субботу, оставшись переночевать у своего приятеля, после ужина пошел в ванную включил горячую воду, лег в нее и умер. О его смерти, хозяин квартиры узнал только тогда, когда кипяток начал вытекать из-под двери. Вскрыли ванную комнату и увидели фактически сварившееся в кипятке тело, этого нашего единственного преподавателя.
       Хоронили Ивана Григорьевича всей учебной группой, в его родном селе, что в 15 км от г. Фастов. Откуда он ежедневно, в течение 40 лет, в любую погоду, летом и зимой, на велосипеде ездил до этой жд станции, а от неё, на электричке добирался на работу в Киев. Когда сидели за поминальным столом и пили чарку, то я на стене увидел в простенькой сельской рамке портрет, напомнивший мне фото Академика, авиационного моторостроителя А. Люльки. Я спросил племянницу Новицкого, чей это портрет? На что она ответила, что это родной дядя покойного, Академик Архип Люлька.
        На следующий день было уточнено расписание занятий сборов, срочно найдены инструкторы по недостающим дисциплинам, и занятия продолжились. Мои отработанные конспекты, по трем дисциплинам оказались кстати, и мне самому пришлось стать за преподавательскую кафедру, на долгих, двенадцать лет. Первое, проведенное мной занятие, прошло, естественно, не совсем как бы хотелось идеально. Но я должен сказать, что годы командирской практики, умение и уверенность держаться и говорить с аудиторией, для меня на этом занятии сыграли свою роль, И еще раз показали, что к любому занятию надо готовиться, пока не наберешься достаточного опыта, пока не будешь владеть и руководить аудиторией. Мне всегда претило, когда я видел своих коллег, сидящих за столом и нудно читающих из конспекта материал проводимого ими урока. За годы своей педагогической деятельности я твердо усвоил, что интерактивный метод общения со слушателем, дает гораздо больший эффект, чем заунывное озвучивание написанного или комментарии слайдов на экране. Во время занятий я никогда не сидел, постоянно рисуя на доске или спрашивая слушателей их мнение. Держал аудиторию под напряжением не давая им засыпать или отвлекаться на посторонние мысли. Для разрядки обстановки иногда приходилось и анекдот «травануть» из авиационной жизни, а иной раз рассказать такое из своего жизненного опыта, что люди это надолго запоминали. Они до сих пор проходили такие же курсы много раз, и им читали годами обкатанный материал, по затертым конспектам. Я решил, что не будет лишним если они узнают от чего происходит взрывной эффект при пролете, сверхзвукового самолета. Почему у американцев при сходе с орбиты, взорвался «Шатл»? Как и почему, у старого вертолета МИ-6, при полете с максимальной скоростью 250 км /час возникают такие же местные сверхзвуковые зоны, как и у современного истребителя выполняющего полет на сверхзвуке, а это боле 1200 км/час. Люди смотрели, слушали и удивлялись, но при этом набирались знаний и опыта. Массовое проведение занятий с диспетчерами началось где-то в начале марта. К нам заехало сразу несколько групп для прохождения диспетчерских КПК. Особо запомнился первый массовый заезд из Харькова, Луганска, Донецка. Мужики, учившиеся ранее в Кировограде, встретились через много лет в одном поезде, едущем к одной цели. Естественно, у них была ночь дорожного братания, как на фронтах «Первой мировой». Поэтому, прибыли они на первое занятия, имея желание больше отоспаться, чем постигать истину и грызть гранит науки. Но, не тут то было. Интерактивный метод общения, взаимные вопросы и ответы, отвлекали их от дурной мысли, ото сна. И вдруг во время моего повествования один из слушателей, при остальных упорно молчащих, нетвердым голосом спрашивает:
         -- А расскажите нам про аэродинамическое каць-ство?             -- Про что? Про что?
        -- Про аэродинамическое каць-ство?- повторил он
        -- А… Про аэродинамическое КАЧЕСТВО.
        -- Во, во. Про него. Самое; - уточнил слушатель
        -- Погоди, дорогой. Дойдем и до качества. Прошло три минуты и опять этот же тип, из первых рядов говорит:
       -- А расскажите нам про аэродинамическое каць-ство?          Я чувствуя, что начинаю терять нить повествования и темп изложения, ответил ему:
        -- Успокойся. До качества дойдем. Оно еще не скоро. Только начал входить в заданный режим, как «любознательный» из первого ряда снова, в мой стройный доклад вставляет свое:
       -- А расскажите нам про аэродинамическое каць-ство?        Ну, тут я уже взбесился. Объявил перекур на пять минут. Попросил всех выйти из класса, а любителя аэродинамики, и особо «аэродинамического качества» остаться. Я ему сказал. Что, если после перерыва услышу от него хоть один звук, то немедленно выгоню его с занятий и отчислю с курсов. Он пообещал молчать. После вынужденного перерыва занятия продолжились, и я вошел в свою колею.
       На фоне всех слушателей, сидевших с низко нагнутыми к столам головах, мой «аэродинамик», сидел с высоко поднятым челом и пьяными глазами, в меру своих возможностей, внимательно следил за мной. Тут я решил применить интерактивный контакт, задав ему вопрос:
         -- А ну- ка, скажи- ка, дорогой?  На это он отрицательно замотал головой, Потом указал пальцем на меня. Потом пальцем на себя. Затем перед своим ртом сделал двумя пальцами знак, как щебечут птицы и указал на входную дверь. Что я понял как: «Его отказ что-то говорить, поскольку Я, пообещал ЕМУ, что за любой звук, прозвучавший из его рта, он будет изгнан из класса». Вот такой была моя первая встреча с авиадиспетчером Сурниным СВ, который вскоре, в своем харьковском центре, сам станет преподавателем. В тот день, именно с этого первого потока, и этого моего первого занятия, началась планомерная работа центра, которая тянется до сих пор. Тогда мы еще не имели своих учебных площадей и прекрасно оборудованной гостиницы, для студентов. Все это придет через почти три года, но процесс был запущен, процесс пошел. А пока мы арендовали аудитории у бывшего 9-го УТО ( учебно – тренировочного отряда ГА), с трудом сводившего концы концами. Для того чтобы показать на верх, что УТО еще дышит и готовит авиадиспетчеров, условием аренды было выдача выпускных сертификатов по окончанию наших курсов, за подписью и печатью УТО. Хотя все занятия проводили мы сами. За первый год, мой лекторский капитал составил 1264 часа, За последующие 12 месяцев он был немного ниже, всего 1170часов лекционных занятий. А это ежедневно, не менее 6 часов «танцев» у классной доски, перед аудиторией. Проведя занятия, я брался за свою основную работу как начальник центра, утрясая различные рутинные вопросы и возникающие проблемы. В это самое время у нас сформировались, но еще не были организационно утверждены четыре направления подготовки: подготовка по авиационному английскому языку, подготовка по специальностям авиадиспетчеров, тренажерная подготовка и подготовка специалистов Связи и РТО подразделений предприятия. В небольшом коллективе, всего из десятка преподавателей, у нас тогда трудилось три кандидата технических наук, они же в прошлом, имели в ВУЗ-ах звания профессоров и доцентов. Большая нагрузка была на группу педагогов английского языка. Их годовая нагрузка доходила до780-850 часов в год. А безотказный Богдан Ноздратенко, установил рекорд года – более 1650 часов, проводя занятия в две смены. Вторая смена ему выпадала из-за того, что наши хитрые бабоньики решили себе сделать расслабон и, как по графику, уходили на больничный. Богдан, как палочка выручалочка брал на себя их нагрузку и тянул их лямку. Я знал, что качество таких занятий не высокое. Но мне нужно было, что бы они проводились, и слушатели не теряли зря времени. Я прощал Богдану многое. И то, что он во время занятий мог сидеть в аудитории с чашечкой кофе, и то, что его перекуры со слушателями вместо 10 минут, затягивались на полчаса. Самое главное, что занятия формально шли. За них Богдан получал зарплату, а его коллеги-симулянтки, огребали деньгу по полной, что было почти в два раза больше. Эта очевидная несправедливость породила во мне желание как-то повлиять на этот процесс и тем самым заинтересовать учителей, стремиться брать и проводить больше учебных часов. И я такую систему создал, правда она не нашла поддержки руководства предприятия и особенно прикупленных профсоюзов. А суть ее была проста. За основу денежного оклада преподавателей английского языка, бралась сумма соответствующая окладу 630 гр., как моя первая зарплата при приеме на работу. Далее при проведении всех запланированных на месяц занятий, преподаватель получал ту зарплату, которая у него была до того времени, а это порядка 1600 гривен. Когда же он начитывал лишние часы, то коэффициент повышения зарплаты по экспоненте устремлялся вверх. Доходя при определенной переработке часов, до значительной суммы. На фоне переработок Богдана он, согласно расчетов по данной методике, должен был бы получать более 3000 гривен. Кого-то заела жаба, кого-то лень вводить такую систему расчетов, а в итоге бориспольская мафия, свела все мои усилия на нет. Мафия -- бессмертна. А держались они друг за друга, связанные родственными и кумовскими узами, ох, как крепко. В знак благодарности, за большую переработку, я решил поощрить Богдана, недельной командировкой в Брюссель в учебный центр Евроконтроля. Пусть мужик съездит, посмотрит Европу, да и наберётся знаний, и их новых методик обучения наберется. Подали прошение на Генерального, а после его визы: «В приказ», предоставили все необходимые документы в Международный отдел, занимающийся вопросами оформления виз, приобретения билетов и решения прочих вопросов. На эти, чисто преподавательские курсы, которые должны были начаться через две недели, помимо Богдана, подвизался один из сотрудников Международного отдела, некто Андрей Матвиенко, сын начальника ОТИЗ. Занятия должны были начаться утром в следующий понедельник, а сегодня в пятницу, после обеда. ни паспорта с визой, ни билетов, ничего у Богдана на руках не было. В понедельник утром в Международном отделе, нам с Богданом сказали, что пока ничего не ясно, но надежду терять не стоит. Во вторник с утра ситуация повторилась полностью. И вдруг, в районе одиннадцати часов, мне на мобильный телефон позвонила сотрудница международного отдела и в категорической форме объявила, что у Богдана Ноздратенко на все, про все, есть два часа времени. За них он должен успеть забрать паспорт, получить в кассе турагентства билет на рейс и успеть к вылету. И предупредили, что если он не успеет, то понесет ответственность, как административную, так и материальную, за невыполнение командировки и за понесенные предприятием затраты. Спасла нас, моя служебная машина и ее водитель, Николай Николаевич Куценко. Во все нужные нам места, мы прибывали буквально, за пару минут, до закрытия дверей. Появился Богдан в Брюссельском центре к обеду, в среду, и своим опозданием удивил администрацию. Но еще больше было его удивление, когда во время одного из перерывов увидал в курилке А Матвиенко, который прибыл в Бельгию воскресным вечером, и с утра в понедельник, сидел на ничего ему не дающих уроках, по методике проведения учебных занятий с авиадиспетчерами. Вот такие, сволочные отношения создавались и поддерживались между различными отделами и службами в нашем предприятии, с названием «Украэрорух». Мой заместитель СВ Геремеш, в течении полутора лет не смог выполнить одно единственное, порученное ему задание,-- «Согласовать вопросы учебы с представителями военного сектора УВД, при Бориспольском Центре управления». Этот его единственный вопрос переносился из месяца в месяц, и всегда при отметке выполнения получал обозначение «НЕ ВЫП.» В конце концов, мне это надоело, и я объявил ему взыскание. Но профсоюз прикрыл своего прихлебателя. Тогда я написал рапорт об отстранении от должности своего зама. Рапорт получил ход и Сидоренко, поручил своему заместителю АН Пестерникову, провести расследование по данному случаю. Когда Пестерников ознакомился с рапортом и изложенными в нем фактами, то заявил мне:
         -- Ну, Вы и долго же, собирали компромат и вели досье на Геремеша.
        -- В отличии от тебя, я никогда ни на кого компру не собирал, и досье не вел. Возьми папку с планами работы Центра за прошедший период, и без всякой компры, тебе будет ясно, какой он работник. Приказ о наказании Геремеша был издан Генеральным директором, и это перебило усилия диспетчерско-профсоюзной мафии уйти ему от ответа. Его лишили премиальных.
        В конце октября, согласно Постановления правительства о создании учебного центра, ко мне заместителем по вопросам обучения военнослужащих, был назначен действующий офицер, кандидат военных наук полковник ВМ Гладков, исполнявший до этого должность начальника кафедры «Управления и связи ВВС», в Национальной академии обороны Украины. Это был добросовестнейший и образованный человек, отработавший после окончания академии ЮИ Гагарина на ниве военного образования более 10 лет, и который знал все тонкости преподавания науки. И поэтому мои примитивноинтуитивные знания организации учебного процесса, перед его опытом, были просто детской шалостью. Я решил уступить ему свое высокое место, и с этим предложением обратился к Сидоренко. На что получил ответ:
         -- Нельзя. Он на эту должность назначен Постановлением Кабмина.
        Прошло почти полтора года после создания Центра, а положение его и статус, до сих пор не были документально утверждены. В этом я видел бездеятельность, прежде всего своего шефа. Из-за этого у меня, как и раньше, с ним возникали стычки. Однажды, в начале декабря 2002 г, он вызвал меня к себе в кабинет и представил сидевшего там человека. Я знал его. Это был бывший авиадиспетчер, проработавший некоторое время в Рижском центре подготовки авиадиспетчеров.
        -- Знакомься. Это Александр Ткаченко. Сейчас вы идете, и ты начинаешь передавать ему свой Центр. Расскажешь, что у вас там и как делается. А прежде чем идти, поставь дату на своем старом заявлении;-- сказал мне мой начальник. Моё заявление, с открытой датой, было у меня на руках. Я его мог свободно порвать и тогда вопрос, о моем добровольном отстранении не ставился бы. Но мне осточертела вся эта тягомотина, и я поставил дату. Мы пошли с Александром в мой кабинет, и по дороге я спросил его:
          -- О каких условиях дальнейшего существования Центра, при твоем разговоре с Генеральным, была речь?
         -- Мне генеральный ничего об этом не говорил, Он сказал, что все вопросы решает Сидоренко ЮИ
        -- Сидоренко вообще ничего в этом деле не решает. -- Я тебе с удовольствием спихну этот свой «почетный груз», но запомни, что ты сам лично потеряешь в зарплате, что у тебя как директора не будет денег, ни то что представительских, но даже на бумагу и карандаши, и что ты будешь в полнейшей зависимости от указаний сверху. О самостоятельности и не мечтай. А сейчас, давай садимся, и по акту передаем и принимаем от меня дела и должность. На это я получил его ответ:
        -- До оговаривания с Генеральным этих вопросов, я ничего принимать и подписывать не буду. Сказал он и ушел. Ушел навсегда и больше в центре не появился. Поняв, что Сидоренко плетет «мне лапти», я вызвал ВМ Гладкова, ввел его в курс деда и сказал, что я с завтрашнего дня залягу дней на десять в наш ведомственный госпиталь, немного остыть и отдохнуть. На следующий день я был обитателем одноместной палаты, со всеми удобствами и телевизором. В тот же день по центру прополз слух: --У Сисмеева, после снятия с должности, случился инфаркт!!!
        -- А вот, хрен вам, Не дождетесь. И не такое переживали:-- был таким мой ответ злопыхателям. В тот день, когда я отлежавшийся и повеселевший, вышел после госпиталя на службу, меня у моего кабинета ожидал один из работников аппарата ЮИ Сидоренко, бывший авиадиспетчер А Дмитренко. Почему бывший? Да потому, что после окончания Ленинградской академии ГА, он вместо работы в центре УВД, избрал путь в науке, в Кировоградскои авиационном университете. Преподавателя из него не получилось, а вот как организатор бань и застолий для начальства, он преуспел. И занимался он этим делом, лет приметно шесть. Ничего не скажешь. Талантливый мужик. Первое, что я от него услышал, так это то, что Юрий Иванович, приказал ему принять от меня мой служебный мобильный телефон, с ежемесячным лимитом 500$ в месяц. По которому я за полтора года, наговорил всего 28 гривен (около 10 $). Мне эти пустые мобильные разговоры, при устойчивой проводной связи, были не к чему. Да и моя новенькая служебная «Нокия», не всегда работала так, как надо. Иногда взбрыкивала. Из-за ее неустойчивой работы у меня с Сидоренко были стычки:  «мол, зачем отключаешь телефон?» Однажды он предъявил мне претензию, на что я ему сказал,
        -- Посмотрите, у меня уровень сигнала и зарядки по максимуму. А теперь звоните и смотрите, что из этого получится? Он позвонил и получил в ответ: -- Вызываемый вами абонент, находится вне зоны приема. Ложные обвинения ко мне, мигом отпали. Первое, что сделал Дмитренко, получив и переписав на себя как дармовую игрушку, мой служебный мобильник, так это то, что он изменил сигнал вызова на знакомую мелодию, из популярного кинофильма военных лет. Его вызов на всю мощь доносил из его кармана, донося до окружающих, мелодию: -- Потому, потому что мы пилоты. Вот, оказывается, какая у них, прилипал, любовь к авиации. Я поинтересовался у него кокой его статус в нашем центре, на это он ответил, что приставлен к центру куратором, от имени начальника дирекции.
      -- А кто тогда я? Если приказа о моем освобождении еще нет?
     -- Это вопрос не ко мне, а к Сидоренко, -- был его ответ.          Меня такое положение вполне устраивало, Я не ходил на планерки, чтобы не видеть обрыдшие рожи руководителей. Я занимался практическим обучением, А все остальные вопросы успешно исполнял Гладков ВМ. На зарплату мою такое непонятно-подвешенное состояние абсолютно не влияло. Дмитренко-недоучка суетился, появляясь в центре и поучая чему-то, всезнающего Гладкова. Исправляя какие-то надуманные им ошибки в создаваемых Виктором Михайловичем документах, или меняя местами слова во фразах. Заставляя переделать все заново. Но тот, из-за своей интеллигентности, не хотел, меня послушать и послать подальше, приходящего смотрящего. Такая ситуация продлилась, до мая месяца, пока на предприятие не был сделан первый серьезный рейдерский наезд.

               
                НА ПРЕДПОСАДОЧНОЙ ПРЯМОЙ
         В декабре 2002года состоялись выборы в Верховную Раду Украины IV созыва. Наш Генеральный, Кирилл Ананьевич Полищук, стал членом парламента, передав свой пост молодому и цепкому руководителю, Юрию Анатольевичу Чередниченко, до этого возглавлявшему Бориспольское предприятие по УВД. Ю.А.Чередниченко был выходцем из авиадиспетчерской среды. Пройдя все ступеньки ее иерархической лестницы, хорошо знал дело и грамотно руководил большим коллективом. С его приходом почувствовалось усиление дисциплины и повышение требовательности, хотя вся подковерная возня продолжала иметь место. Желая оседлать наш денежный поток, в тогдашнем Министерстве транспорта, сварганили приказ об освобождении Юрия Анатолиевича от должности и назначении нового, молодого 28 летнего директора, некого Папушина, не имеющего абсолютно никакого отношения ни к авиации, ни тем более к УВД. Новая команда появилась неожиданно, во время отсутствия Генерального на работе, и встретила определенную отпорную реакцию со стороны отдельных сотрудников и руководства предприятия. Секретарь Генерального директора, многоопытная Тамара Александровна, быстренько закрыла мощные входные двери директорского кабинета и приемной, и, сказавшись больной, вместе с ключами, как сквозь землю провалилась. Искали ее пару дней. Первый заместитель,он же зам по общим вопросам, как будто испарился, его долго и нудно искали, но в тот день так и не нашли. Новому директору не оказалось рабочего места, и поэтому он потребовал от находившегося на месте начальника Отдела кадров, организовать открытие кабинета, вплоть до взлома дверей. Когда, вызванная начальником ОК ЕМ Моруженко бригада мастеров прибыла с ломами и фомками к месту предстоящего незаконного проникновения, размещавшийся в кабинете рядом ЮИ Сидоренко, пожалев красивые двери и дверные косяки, предложил новому Генеральному, занять временно свой собственный кабинет. При этом сам ушел на верхний этаж, приютившись в одном из кабинетов своей дирекции. Этими, казалось-бы безобидными и благородными действиями, они вместе с Моруженко ЕМ, накликали на себя беду и сами заложили под собой мины замедленного действия, которые сработают в обозримом будущем. Нукеры новой команды, начали сбор компромата на Гендиректора и все руководство, опрашивая недовольных и чем-либо ущемленных сотрудников. Прибыли они и ко мне, как смещенному с должности, желая узнать что-то, с ног сшибательное, в вопросах незаконного отношения ко мне, а вместе с этим получить любой другой нужный им материал. В одном из опрашивающих, я узнал бывшего подполковника авиации, приходившего ко мне ранее в центр и интересовавшегося как можно без особого напряга и длительной учебы, получить лицензию РП, по управлению полетами аэростатов или воздушных шаров. По безликому и серому облику второго, в нем без труда можно было угадать его принадлежность к спецслужбам. Они мне предлагали написать какое нибудь заявление, но из этого ничего не вышло. И им не обломилось. Меня вполне устраивала старая власть и мое положение, при такой солидной зарплате. Лояльность к новой власти проявил и руководитель «Дирекции по вопросам технического обеспечения и ремонта РТС», АИ Андрусяк, которого в будущем ждала участь аналогичная, что Сидоренко, что и Моруженко. Продержалось новое руководство не более месяца, после чего как-то в момент исчезнув. На свое место вновь сел Юрий Анатольевич. Знать крепки были у предприятия «золотые запасы», что удалось откупиться и отстоять свои денежные интересы, не пустив чужаков к кормушке, а точнее к денежному потоку. А после этого началась расправа над предателями. Буквально через пару дней, обвиненный в лояльности рейдерам и желании сломать дорогие двери, был уволен с работы, ЕМ Моруженко. Хотя, что он мог сделать, этот простой клерк? Не выполни приказ ломать двери, его бы уволил Папушин. А так за попытку выполнить приказ, его увольняет Чередниченко. Два случая и один исход -- голова с плеч. Правда, во втором случае он получил выходное пособие и зарплату за проработанный при новой власти период. Шоферская молва принесла весть, что на выходе и АИ Андрусяк, А молва она без дыма не бывает. Вскоре и в самом деле появился дым, а явка Анатолия Ивановича на работе прекратилась. Шоферня, возящая начальников, обычно знает больше чем их патроны, но, тем не менее, о судьбе третьего колобрациониста, ЮИ Сидоренко, пока молчала. Но и это продлилось не долго, буквально в конце июня, после перетасовки Дирекций, и прихода на освободившиеся должности новых лиц, решилась и судьба Юрия Ивановича. Он снова стал моим непосредственным начальником, заняв занимаемый мной ранее пост начальника центра. А я, как и просил в заявлении с открытой датой, стал его заместителем по общим и техническим вопросам. Так вот для кого, тогда было уготовано это место? От которого, я отказывался в добровольном порядке. Получив новое назначение, Сидоренко, решил начать новую жизнь с отдыха, для успокоения и поправки здоровья, а для этого, он отозвал меня, из моего планового отпуска. И снова я СИО  (случайно исполняющий обязанности) директора, и снова у меня под задом служебная автомашина, а личный состав центра в отпуске, и занятий до начала сентября нет. Чем не жизнь. Живи и балдей в свое удовольствие. В это время моей основной заботой, как зама по техническим вопросам, было курирование строительства нашего нового учебного центра, которое шло успешно и полным ходом. При этом мне постоянно приходилось принимать решения и решать вопросы согласований, возникающие у подрядчика.
        Прошел год. В первых числах, а, если быть точным, то 9 сентября 2003 года мы переехали в свой собственный учебный центр, который был построен на служебной территории в аэропорту Борисполь. Красивое, просторное двухэтажное здание, имело все условия, необходимые для обучения и проживания 76 слушателей. Первый этаж составляли двухместные номера со всеми удобствами, телевизором и холодильником, зонами рекреации, столовой, актовым залом на 400 мест, библиотекой с читальным отделением, а так же служебные помещения для обслуги. Второй этаж представлял собой административно-учебный блок, с кабинетами руководства и администрации, учительскими, аудиториями, светлыми учебными классами, лабораториями и мини типографией, на базе печатнопрошивочного комплекса «Ризограф» Занятия на новой учебной базе начались буквально через неделю. А еще через два с половиной месяца все классы и кабинеты, были полностью укомплектованы оргтехникой, средствами демонстрации, и тренажной аппаратуры. Следует сказать, что для оборудования центра, было одновременно поставлено более 60 персональных компьютеров. Запущенный учебный процесс пошел более стабильно и успешно. От выполняемой мной работы, я получал огромное удовольствие, хотя кроме проведения занятий по своим трем учебным дисциплинам, занимался вопросами снабжения, заказами и получением мебели,  расходных материалов и различной техники. В один момент, на моей материальной ответственности находилось различных ценностей на сумму более 15 миллионов гривен. А это по те временам, соответствовало двум миллионам долларов. Оказывается и я в свое время был долларовым миллионером, хотя этого не заметил и даже не почувствовал. Потом, конечно, я все это расписал на материально ответственных за содержание классов и лабораторий, куда эти ценности были установлены и где использовались. Мелочи, а приятно, что я когда-то, был таким богатым. В нашем предприятии была одна паскудная особенность. Ежегодно менялось штатное расписание. Все это делалось с целью оптимизации численности работников, а в итоге от одной оптимизации до другой, число работающих возрастало, Причем не за счет, основных работников – преподавателей, а за счет каких- то инспекторов, помощников, советников и всяких прочих (в основном родственников и близких друзей верхнего руководства). Несколько раз покушались и на мою должность, обрезая и оптимизируя денежное содержание. Правда, не на много. Это меня особенно не волновало. Денег на безбедную жизнь хватало, и хватало их с достатком. Особенно после того как мне, с моим шурином, полковником запаса, удалось отсудить у государства, свою законно заслуженную воинскую пенсию. Вы вдумайтесь в эти слова, «Отсудить у государства, законно заслуженную воинскую пенсию» Только в дебильном государстве Украина, может быть такое. Отсудить у государства то, что оно должно давать, само по своему определению. Где-то в начале 2004 года, среди военных пенсионеров прошел слух, что есть прецедент в отсуживании у государства воинских пенсий, недоплаченных в течении ряда последних лет и компенсаций за недоплаченное. Я сперва этим слухам не поверил, но потом подтвердилось, что это не «лажа», а реальный факт. Для этого нужно было взять в военкомате Киева специально отпечатанный, инициативной группой отставников бланк искового заявления и, заполнив его, подать в военный суд, А дальше жди, куда, когда и как вывезет кривая. Я этой новостью поделился со своим шурином и попросил его привезти из Облвоенкомата такой бланк. Василий, вечером при нашей встрече рассказал, что был в Облвоенкомате, (где народу жаждущего отсудить положенное – было море необъятное), и где он случайно встретил своего бывшего училищного выпускника-майора, проходящего службу именно в этой военизированной организации. Узнав наш интерес, майор сказал:
        -- Василий Николаевич. Через две недели из отпуска выйдет одна женщина-юрист, которая поможет вам решить эту проблему. Через две недели Василий сказал мне, что
юрист требует копии некоторых наших личных документов, и 2000 гривен задатка.
       -- Остальные 2000гр, вы должны будете доплатить, когда я вручу вам решение суда, и банковские требования на получение денежной компенсации: -- сказала она.
       Этот разговор состоялся 1 августа, а на следующее утро Василий вручил юристу наш аванс. Буквально, вечером следующего дня, Василий привез мне решение суда и ордер на получение компенсации. Мы, за проделанную работу, рассчитались по договоренности, без обмана и затяжки. Когда я взглянул на дату решения суда, то увидел, что оно было принято судьей, еще 28 июля, то есть за четыре дня, до написания нами искового заявления. Эта компания по восстановлению социальной справедливости военных пенсионеров, была проведена с целью срубить побольше денег с желающих, и обогатиться судьям и их деловым посредникам. Эта «благотворительная акция» прошла только по киевской области. В остальных областях исковые заявления для рассмотрения в суды, даже не принимались. Как это ни странно, но в результате моих противоправных коррупционных действий,  расцениваемых как подкуп судей, я получил увеличение основной пенсии почти в два с половиной раза, и денежную компенсацию ранее не доплаченного, в объеме, порядка, 5000 $ США. Вот по этой причине я особо не волновался из-за нивелирования моей заработной платы в «Украэрорухе», хотя честно сказать, было неприятно. Когда начали создавать учебные отделы, то мне даже несколько раз предлагали должность начальника, с зарплатой раза в два, более моей. Но я отказался. Меня устраивала моя работа и чувство, что ты не на «острие атаки», что тебе не надо за кого-то отвечать, а просто с любовью делать свое дело. Желание хоть немного послужить в должности заместителя, все годы воинской службы преследовало меня. Но так выходило, что все очередные должности были, либо командира, либо -- начальника. А это постоянное напряжение и перманентное принятие решений, постоянная забота и постоянный труд. Мне хотелось по окончанию рабочего дня, убрав свое рабочее место, отключиться и не думать о работе, А по- этому:-- Хватит,-- сказал я себе. Поживи и поработай без напряга в свое удовольствие и охотку. За работой и свободным доступом в «интернет» время пронеслось не заметно. И вот среди наших осведомленных кругов, распространился слух, что скоро у нас появится новый начальник центра, поскольку наш директор ЮИ Сидоренко, не участвовал в конкурсе, на замещение его же должности, должности директора. Я спросил у Юрия Ивановича, как так произошло, что он не участвовал в конкурсе, на что он мне ответил вопросом на вопрос:
       -- А конкурс, был ли ? Ему не простили его старые грехи и прогиб перед Папушиным. Мафия, в лице руководства, чтобы провернуть аферу по приватизации основного предприятия, дважды собирала общее собрание представителей трудового коллектива. Люди, уже хорошо понимали всю пагубность этого процесса, пережив ваучерную приватизацию, и поэтому дважды, в нелицеприятной форме отказывали инициаторам аферы. Тогда решили приватизировать учебный центр, сделав его пробным камнем. Для этого они, зная что с Сидоренко, по этому вопросу не договориться, да он это дело и не потянет, решили его устранить от управления, а на его место привести своего человека. Который к тому времени уже успел успешно разворовать и развалить, одну из авиакомпаний, выгнав на улицу, почти тысячный коллектив ее работников. Таким «деловаром», по итогам тайно проведенного конкурса, был признан Виталий Николаевич Потемский. Потемский занял место Сидоренко, оставив последнему, возможность обращаться в суды, для доказательства своей правоты. Придя в центр, новая метла с брендом «Потемский», привела свою команду из нескольких близких друзей, и начала все перестраивать, ломая сложившиеся устои.
       Он вызвал меня на собеседование. В ходе беседы узнал, чем я занимаюсь, кроме исполнения обязанностей зама по техническим вопросам, а потом вдруг заявил:
        -- Я в нашей новой структуре, вашу должность, зама по техническим вопросам не вижу и поэтому предлагаю вам должность заведующего хозяйством центра. Я посмотрел на этого почти двухметрового великовозрастного придурка, а про себя подумал:
        -- Да парниша, С таким подходом к педагогическим кадрам, ты науку двинешь. И двинешь, ну уж очень далеко. Единственному в центре преподавателю по уникальным дисциплинам, предложить, должность завхоза? Это может только законченный дебил, или человек, имеющий злой умысел. На его предложение я ответил отказом и пожелал остаться самым младшим преподавателем. Наконец, настал момент, когда он взялся за исполнение своей разрушительной миссии. Нас всех собрали в актовом зале и он, засев за стол, стоящий на сцене, с высоты почти «птичьего полета», начал нам рассказывать о прелестях, которые нас ждут, когда мы выделимся из состава предприятия и станем самостоятельными. Обещалки лились, словно трели курских соловьев. А я сидел и подсчитывал, во что нам обойдется: аренда, здания центра, находящегося на балансе предприятия? Сколько будет стоить свет, вода, газ? Что с нас будут брать за использование дорогостоящей компьютерной техники и много миллионного диспетчерского тренажера, купленного в Канаде? Каким будет фонд нашей заработной платы, и во что обойдется региональным структурным подразделениям обучение в нашем центре одного слушателя? И многое, многое другое… На лице докладчика была блаженная улыбка, и он предвкушал, что еще одно усилие и он, от имени трудового коллектива центра, подпишет заранее заготовленное прошение, к выводу нас на рейсы самостоятельности.
         -- Вот и все. Мое выступление закончено: -- сказал он. Какие будут вопросы и предложения?
        -- У меня вопрос. Кто просчитывал все эти красивые перспективы? -- спросил я, как самый старший по возрасту.                -- Как, кто? Экономисты:-- ответил он.
       -- Тогда ответьте мне на такие вопросы.
        И я повторил ему весь перечень вопросов, которые возникли у меня в голове, пока он красиво пел. Для него это был удар ниже пояса, Он ожидал, что, как всегда, неактивный планктон коллектива, прослушав его, безмолвно проголосует. Но мои вопросы заставили людей зашевелиться и начать проявлять активность.
       -- Вы запишите свои вопросы, а я поставлю задачу перед специалистам предприятия и они дадут вам на них экономические обоснования. – уходя от ответа, недовольно ответил он.
     -- Они то, все обсчитают и все подтасуют. Да вот только по нашим прикидкам, обучение у нас одного авиадиспетчера, при таких условиях нашего хозяйствования, обойдется в полтора раза дороже, чем за валюту в европейском учебном центре,
         -- И тогда кто к нам сюда приедет, на учебу?
         --Так что вы предлагаете?-- Спросил он с чувством неудовольства.
       -- А что тут предлагать? Здесь и так все ясно.
       Собрание своих целей не достигло, а я, в лице нового директора, приобрел себе нового врага, на оставшиеся годы работы. И о том что, при его внешней показной учтивости, за мою внутреннюю непокору, он меня возненавидел лютой ненавистью, я это сразу понял. Даже через несколько лет, когда возник вопрос о награждении меня ведомственным значком «Почетного работника «Украэроруха», вручаемым за добросовестно отработанные десять лет, он его отдал все тому же скользкому Дмитренко АД, Который к тому моменту еще не достиг этого временного рубежа. Когда присутствующие на совещании ему указали на это, то он ответил.
        --Ничего. Не достиг, так достигнет.
       В то время Дмитренко, пристроился к нам в центр начальником какого-то учебного отдела, который за время существования не провел ни одного часа занятий. Повторные собрания с аналогичной повесткой проводили с нами еще дважды. Правда, их проведение поручалось директором ВМ Гладкову, который по долгу службы, был обязан выполнять эту миссию, но сам в это дело абсолютно не верил. Коллектив, прочувствовав грозящую ему катастрофу, в категорической форме, отказался от приватизации. Вскоре этот вопрос как-то сам по себе отпал. Если бы хотели нас приватизировать, то это сделали бы и без нашего доброго желания. Вероятно, что-то изменилось в планах реформаторов, и поэтому центр выжил.

                ПОЛОСУ ОСВОБОДИЛ   
       Таким докладом экипаж, произведший посадку, сообщает, что после его приземления и освобождения ВПП, до завершения полета осталось самое малое -- зарулить на стоянку и выключить двигатели.  А что дальше? А дальше у каждого свое. Своя личная жизнь свои интересы. Третье тысячелетие ворвалось в нашу жизнь не только с непонятным словом «Миллениум», но и с множеством каких-то чужих слов: тренды, бренды, дилеры, провайдеры, которые для нашего уха были не только не понятными, но и не воспринимаемыми. Помимо всего прочего,  «Миллениум» принес нам новые технологии в сфере коммуникаций и компъютерной техники. Казалось, совсем недавно мы удилялись чудесам компъютера IВМ с 236 процессором и с  операционной системой MC—DOC,  а сегодня в мире существуют и на бытовом уровне используются многие виды «гаджетов», о которых не могли даже догадываться прежние писатели фантасты. Приход «Миллениума», заставил на грани тысячелетий серьезно поволноваться, авиационных специалистов УВД. Вопрос возник по поводу, на сколько адекватно отреагируют автоматизированные системы управления на сам факт, появления в процессорах вычислительных систем, вместо привычных года, даты и времени 1999.12.31.23.59.59, нового числа 2000.00.00.00.00.00. со многими нулями.
        Авиационный мир не исключал системного сбоя, что могло привести к непоправимому. Было даже предложение, на момент перехода посадить всю авиацию на землю и переждать этот рубикон тысячелетий. Но когда все просчитали, то оказалось, что на земле не хватит всех существующих аэродромов и пригодных для посадки площадок, чтобы разместить летающий самолетный парк планеты, Поскольку большая его часть постоянно находится в воздухе. По мере развития средств коммуникаций и у системы обучения появились новые возможности, такие как дистанционное обучение в компьютерных сетях, консультирование в прямом «чате», тестирование на расстоянии. Все эти новшества пришли и в наш центр. На основании новых веяний и имеющихся физических возможностей, нами были разработаны в электронной версии учебные материалы и тесты, для обучения и оценки знаний слушателей с использованием компьютерных классов. Были эти тесты, утверждены в Авиационной администрации и явились материалом «весьма секретным», не подлежащим никакой корректировке и дополнениям. Однако в наше время нет ничего такого «весьма секретного», что нельзя купить, продать или просто получить, на основе дружеских, родственных или кумовских отношений. Тест представлял собой сотню контрольных вопросов и по три альтернативных ответа к каждому из них. Время тестирования было ограниченно, и в зависимость от того, какое количество ответов было правильно освещено за установленное время, слушатель получал заработанную оценку. При разработке тестов было требование, что бы все вопросы и ответы формулировались на «телячей украинской мове». По моему мнению, правильно было бы составлять тестовые задания как на украинском, так и на русском языках, но это почли за извращение и заявили: «Живем на Украине, надо знать украинскую мову.» Я был категорически против чистой украинизации, так как украинские переводы технических терминов и понятий, из-за скудности языка, не соответствовали истине. На меня были наезды, но я сказал, что никогда не назову русское понятие «пограничный слой», украинским выражением  «прыкордонный шар». Какое отношение и сравнение, имеет физическое понятие, обозначающее прослойку воздуха, прилегающую к поверхности крыла и понятие Государственная граница? К необходимости составлять тесты как на украинском, так и на русском языке, меня подтолкнул один такой случай. В курируемой мной группе проходил обучение один авиадиспетчер, по национальности татарин из Крыма. Он никак не мог получить, положительный результат по проводимым учебным тестам. Ему, как правило, не хватало времени. Ответы были правильными, а вот процент освещенных вопросов, не позволял перешагнуть через планку установленных минимальных ограничений. Я стал с ним разбираться и выяснил, что он, читая содержание вопроса на украинском зыке, переводит его сперва на русский, а далее для осмысливания, на татарский, Таким образом, он теряет отведенное драгоценное время. При зачетном тестировании, для того чтобы получить, положительный результат, я стал рядом с ним и в процессе теста подсказывал ему на какой из трех ответов необходимо нажимать. Результат был отличным. Машина зафиксировала и заархивировала все, кроме моего должностного подлога. Были и другие, не менее забавные случаи. Однажды к нам в центр позвонили и от лица первого заместителя Генерального директора, курирующего спорт, в настоятельной форме порекомендовали, ускорить процесс обучения и выпуска двух молодых авиадиспетчеров, членов сборной предприятия по футболу. Мотивировкой такой просьбы было то, что они должны пройти спортивные сборы, перед поездкой на мировой диспетчерский чемпионат в Акапулько. Как говорится: «Приказ командира, дуракам закон не писан» и мы взялись за процесс их интенсивного обучения. Когда они пришли на тестирование по моим дисциплинам, то я увидел, что эти ребята, слабы как никто иной. Они в отдельности, каждый за себя, не могли пройти, тест. Я им порекомендовал понажимать кнопки, сидя рядом. При этом, один тестируется, а второй с помощью конспекта ему подсказывает и помогает. И вы знаете? Сработало. Такими совместными действиями, они осилили все зачеты и уехали в Мексику, поднимать престиж, украинского любительского футбола. А этот случай, был из ряда вон выходящий. Так получилось, что два авиадиспетчера никак не могли осилить тесты, по одной из моих дисциплин. В день официальных зачетов, они получили по двойке. У них было еще две попытки защитить свою честь. Но поскольку их знания были на столько «глубокими», что ни о каком повторении пройденного материала не могло быть и речи, то я порекомендовал им не тратить время зря, а потренироваться в « угадывании» правильных ответов и нажатии, понравившихся им кнопок интерфейса. Это было до обеда. После обеда эти «вундеркинды», пришли ко мне и заявили, что потренировались и готовы ко второй попытке. --Готовы, так готовы. Благо, что до компьютерного класса не более десятка метров. Повторная попытка, показала, что для шлифовки знаний до совершенства, у них есть необъятные просторы, как по их глубине, так и по содержанию.
          --Ребята. Повторяю. Вам науку учить поздно. Тренируйтесь угадывать. И только это вам поможет. Встретимся завтра;-- сказал я, подводя итог их второй попытки.
        Уж, чем замечателен наш народ, так это его открытостью и непосредственностью. Если он что-то задумал, так это он должен обязательно выполнить, не глядя ни на что. И именно сейчас, именно в сию минуту. Не прошло и часу, как в дверях нашей учительской снова появились эти две морды. Не заходя в помещение, и не взирая на большое количество в нем присутствующих, они прямо с порога, призывно поманив меня рукой громко заявили :
         -- Пошли начальник, Поляна уже накрыта. Сдаем зачет и начинаем «гульбенить». Все будет, как в лучших традициях «Аэрофлота». Я посмотрел на них, а потом на начальника отдела Гусева Валентина Викторовича и с улыбкой сказал:
       -- Иди Валик. Тебя приглашают, Ты же у нас начальник….
        Кстати. О традициях «Аэрофлота». В те, давно минувшие времена, когда учеба специалистов «Аэрофлота» велась в отдельных Учебно-тренировочных отрядах, сложилась такая традиция. Группа слушателей, заезжая на учебу, в первый же день собирала денежные средства, что бы «отблагодарить», преподавателя, за успешно принятый зачет. Благодарность была в виде бутылки коньяка, водки, или вообще, накрываемой «поляны». Все зависело от сложности зачетов, экзаменов или чванства их принимающего. Были случаи, когда преподаватель, подцепив кого-то на крючок, предлагал ему пересдать экзамен в ресторане, разумеется, за счет студента. И это считалось, в лучших традициях «Аэрофлота». С такой традицией я встретился после проведения своего первого зачета в группе. После того как был подведен итог занятий, объявлены оценки и слушатели покинули класс, я сел оформить классный журнал, занося в него отметки и делая соответствующие записи. Возле меня в это время находился старший учебной группы, который должен был забрать и сдать этот журнал в учебную часть. Выполнив свою работу, я передал журнал старосте, и было собрался идти, как услышал от него:
         -- Не обижайте нас. Не нарушайте славных традиций  «Аэрофлота».
        -- О чем ты говоришь?
-- О том, что лежит в выдвижном ящике вашего стола.
       Я выдвинул ящик и увидел бутылку коньяк.
       -- Да что ты? Это лишнее.
       -- Это не лишнее. Это традиции, не соблюдать которые  большой грех. Так, в течение ряда лет, мне приходилось бороться с грехом, ради сохранения славных традиций. И таким борцом за сохранение традиций, я был не один, а все те, кто рядом со мной вел занятия и принимал экзамены или зачеты. Было у тебя в какой-то день три зачета-- перенимай, поддерживай и сохраняй «три традиции». Правда, сохранялись они не долго. Как правило, до ближайшей пятницы, именуемой в народе «казацким днем». И в этот день, за час до окончания рабочей недели, в какой- нибудь лаборатории или мастерской, в кругу немногочисленных близких друзей (инженера-программиста, снабженца и простого механика по ремонту электронной техники), при тонко нарезанном и вкусно пахнущем сале, с прожилками мяса и мягкой подкопченной шкуркой, открытой баночке маринованных грибов, свежей копченой скумбрии или шпротах, не без участия соленных хрустящих огурчиков, заправленных постным маслом и слегка подсахаренной квашенной капусте (на худший случай маслинах), «традиция» поддерживалась до тех пор, пока она лилась в стопку и до того времени, пока звучал короткий тост  «За «Аэрофлот!», и за его традиции. Это продолжалось до определенного момента и вдруг в один прекрасный день все резко кончилось.  А жаль. Кончилось без громких разоблачений, шумных скандалов, обвинений в вымогательстве и взяточничества. Все прекратилось в один миг «Как будто бабка пошептала». Когда, ради интереса, я проанализировал ситуацию, то понял, почему это так произошло. А все было очень просто. Критическая масса тех, кто по молодости лет не застал Аэрофлота, превысила количественный показатель, ветеранов этой славной организации. Аэрофлот для молодых стал просто авиакомпанией, в соседнем государстве. А о каких традициях к чужому, может быть речь? Получившую в нашем центре практику электронного обучения, я воспринимаю отрицательно. Не потому, что я ретроград или закостеневший консерватор. Просто потому что, по моему мнению, при обучении, нужно живое общение обучающего и обучаемых. Тогда можно донести до слушателя то, что он должен усвоить. Практика показала, что главной целью слушателей при таком обучении, является не получение знаний, а получение проходной оценки. А каким способом это будет достигнуто, это никого не волнует. Мне в своей работе, приходилось наблюдать новую форму шпаргалок, используемых слушателями при электронном тестировании. На листке бумаги стройным столбиком написаны числа и цифры, Число обозначает номер вопроса, цифра – номер ответа. Все очень просто, не надо задумываться. Жми кнопку и получай. А если слегка изменить словесную обкладку вопроса, оставив его смысл, то такой электронно-обученный студент, станет в тупик, поскольку знает не физическую суть процесса, а внешний вид вопроса. Борьба за удешевление обучения (а на науке экономить – себе в убыль), привела к тому, что вместо десятисуточных курсов, наши «вожди» в один момент предложили поводить только двухдневный курс. Первый день заезд и по часу на доведение поступивших новшеств по предмету. Второй день - зачеты и на поезд.
         В последний год своей работы, а закончил я ее 1июля 2012 г., общий объем проведенных мной занятий составил всего 45 часов. А это выходило по четыре с половиной часа в месяц. Именно это заставило меня задуматься, а не зря ли я трачу свое время? Дороже которого ничего для человека нет. Выходить из дому на работу в 7.15, возвращаться в 19.15. А не дорога ли плата за такую работу? Подумал я, подумал, и решил. Пора заканчивать. Пора заруливать на стоянку и выключать двигатели.  А как жить дальше?  А дальше, жить так, как живут все в моем возрасте. В свое удовольствие и в своих интересах. Командир, принимай решение. И командир его принял, сказав окончательно: «ВСЕ, ХВАТИТ. ВЫКЛЮЧАЮ. ПОЛЕТЫ ЗАКОНЧЕНЫ» Однако, «жить как все», с моим характером, не получается. У меня обязательно возникают какие нибудь «бзики», которые не дают мне спокойно существовать. То дом утеплить, обшив его пено-полистиролом, а сверху пластиковым сайдингом. То самостоятельно, и в одном лице, снять трехлетний шифер на крыше, и заменить его на более прогрессивный и современный материал -- американскую «Андюру». Красиво и легко. Вроде я эту тяжелую крышу держу на плечах, как Атланты землю. Могу за три дня постелить ламинат во всей квартире. А то в течение года, только по выходным и праздничным дням, на обычном домашнем чердаке, без изменений конструкции кровли, сделал мансарду из двух комнат. Когда пошел со своими чертежами заказывать для нее лестницу на металлической основе, то мне за нее загнули 3000$. А я жадный. Купил металл, сварочный аппарат, брошюру по электросварке. Научился варить и создал то, что хотел и всего за триста пятьдесят зеленых. Но за то, какое удовлетворение получил. Вот так оно во всем. Человек живет, пока он творит добро. Творит добро либо материальное, либо духовное. Но обязательно творит, ибо: ТВОРЯЩЕМУ ДОБРО, ДА ВОЗДАСТСЯ.

                МОИ ЖЕНЩИНЫ
        Прожив большую жизнь на этапе ее завершения, я хочу вспомнить о тех женщинах с большой буквы, которые мне были дороги и к каким я питал и питаю особые чувство. Это совершенно не те бабы, которых мне, или которым меня, удавалось затянуть в койку. Все они прошли как обычные вехи моей мужской полигамии.
        ВАЛЕНТИНА. Естественно, что первое место по значимости, среди любимых женщин, займет моя первая осознанная любовь и первая женщина – моя уже покойная жена Валентина. Таким же первым, был и я для нее. Это мы твердо знаем. Поскольку это свершилось нами обоими, и без свидетелей. Встретились мы с ней, в мой первый курсантский отпуск 13 октября 1964 года и продлился этот период, похожий на сон, всего 13 дней, до моего очередного отъезда на учебу в славный град Чернигов, в его Черниговское ВВАУЛ. Она тогда была еще школьницей, ученицей 11 класса. До окончания школы ей оставался еще год. Была она очень красива, великолепно сложена, стройна и умна. Отлично воспитана, глубоко эрудированна и с хорошо развитым чувством личного достоинства. Умением постоять за себя, не взирая на то, кто перед ней, высокий начальник или простой хам-обидчик. В такую девушку, грех было не влюбиться. И наши с ней пути пересеклись. В тот короткий период у нас завязались нежные чувства, которые мы на протяжение последующих трех лет доверяли только почтовой переписке. Письма писали каждую неделю, взаимно отвечая, одним на другое. Письма были большими и интересными, по нескольку листов. Сегодня вспоминая все это, я не могу понять, что мы тогда могли такое и так много писать? Во время моих коротких отпусков и каникул, у нас с ней были нежнейшие платонические отношения. Я не позволял себе ничего лишнего или такого, чтобы могло бы унизить и оскорбить ее девичью честь. Она мне безмерно доверяла, веря в мои чувства и мое мужское, рыцарское достоинство. Окончив школу с серебряной медалью, она поступила в институт. Через три года я закончил летное училище и, получил свое назначение в Беларусь. Весь предшествующий период, наша с ней любовь и дружба оставались ровными и пылкими. Мои и её родители были согласны, чтобы эти наши с ней многолетние отношения, переросшие в большую настоящую любовь, закончилась браком. Перед тем как быть произведенным в офицеры, я на два дня приехал домой. Тогда я пригласил её приехать на наши выпускные торжества, но она отказалась, мотивируя тем, что пока «ей непонятен её статус», не подходит для такого важного события, да и занятия в институте не позволяют это сделать. В отпуске я сделал ей предложение руки и сердца, но она как-то в неопределенной форме его мягко отвергла, заявляя, что ей об этом думать рано, что впереди еще годы учебы. Уезжая к месту службы, я встретился на работе с её матерью, попросил прощения за то, что столько времени «дурил девке голову». И еще просил, строго не судить меня за все то, что может быть, с моей стороны было неправильным. В ответ услышал, что ко мне претензий никаких нет, и что это она сама, из-за дочери, чувствует вину передо мной. А так же на прощание, получил её материнское благословение, моей будущей службе. Из Белоруссии, к Новом угоду я послал ей письмо с поздравлениями, но ответа не получил.
        -- Ну что ж. Значит, не нужен. Не сложилось, так не сложилось.
        В конце января ко мне пришел ответ, написанный ее младшей сестрой. Она писала, что Валентина не смогла ответить на новогоднее поздравление, поскольку при гололеде упала и сломала ключицу и до сих пор является  «неписьме'нной». Сейчас у нее зимняя сессия, а по окончании, она, возможно и напишет тебе. Я счел это за обычный розыгрыш, и не поверил этому. Однако, где- то в начале марта, меня неожиданно пригласили на междугородние, телефонные переговоры. Звонила она.
        -- Ты хочешь меня видеть?
        -- Безусловно.
        -- Тогда встречай. Я буду в субботу утром в Минске. А там рассчитай время моего приезда в Волковыск, ближайшим минским автобусом.
        Встреча состоялась. Пробыла она у меня около недели. За это время мы с ней подали заявление в ЗАГС, а 20 апреля, под марш Мендельсона, был заключен наш союз на долгие 30 лет. Это были годы жизни, обычной жены военного летчика. Жизни со встречами и долгими разлуками, с находками и тяжелыми утратами, с длительным и тревожным ожиданием с войны и просто с обычных полетов. Этот была наша жизнь. Такую ее, простую и сложную, мы с ней прошли за годы моей воинской службы. А что произошло дальше, когда я снял военную одежду? Вам уже известно и понятно из начальных глав этой книги. Хотя я сам многое не пойму в ее поведении в молодые и  зрелые годы. Но надеюсь, что она расскажет все сама, когда наши души, обретя вечный покой, встретятся, гдени-будь в далеком созвездии Альдебарана или Кассиапеи, куда поместит их Господь Бог.
          ИРИНА. Она вошла в мою жизнь как-то сразу и неожиданно. Это произошло в первый день, последней рабочей недели ноября 1993года. Тогда в наш кабинет, «Производственно-технического отдела», с подставы моего друга Федора Нестеровича (для того чтобы мы не пьянствовали на работе, не пригласив его), было временно подселено руководство нового подразделения предприятия  «Участка нестандартного оборудования». Когда начальник участка Тарас Рубаняк, его заместитель и их бухгалтер, молодая женщина Людмила Мацебора, заканчивали обустраиваться на своих новых рабочие местах, в кабинет вошла небольшая  незнакомая нам женщина в шубейке и шляпе с большими полями. Игривым голосом, и как бы не замечая нас -- хозяев, она обратилась к нашим «квартирантам»:
          -- А вот и я. Вы что? Меня сегодня наверняка уже не ждали? Простите, немного опоздала, но это не моя вина. Это из-за транспорта.
        Потом она прошла пару шагов вперед. Остановилась, застыв в позиции, в которой мы привыкли видеть балетную Кармен, с одной рукой поднятой над головой, а второй закинутой за спину. Затем, совершая кружащие движения телом, умело и витиевато перебирая ножками, она прошла вперед, щелкая над головой пальцами, как кастаньетами, и закончила все это реверансом.
        --Ну как я Вам?- Игриво поведя глазами из стороны в сторону, спросила она.
         -- Вы, как всегда, оригинальны; -ответила ей Людмила.          -- Да я не о том. Как мои, шубка и шляпа?
         -- Все в тон, все по вкусу,-- ответили ей, ее коллеги.             Затем, заметив нас, невольно наблюдавших за этим выходом ее Кармен, она смутилась и сказала.
        -- Ой, простите великодушно. Я вас не заметила. Извините Бога ради. И здравствуйте.
       Затем она совершенно серьезным тоном спросила:
       --Тарас Иванович. А где будет мое рабочее место? Куда вы меня определите?
      -- А вот здесь, рядом. Напротив начальника технического отдела. Если, конечно он, не возражает? – ответил ей Тарас.
       Я не возражал. Она заняла свое рабочее место передо мной в полутора метрах, сидя ко мне боком. Такая позиция позволяла мне незаметно для нее, хорошо рассмотреть эту женщину. Это была натуральная блондинка с густой шапкой светло русых, цвета спелой соломы волос, постриженных под каре. Возраста, как мне казалось, она была между тридцатью пятью и сорока годами, хотя реально ей было уже давно за сорок. Роста, чуть ниже среднего. Стройна и в меру худовата, с высокой, красивой заметной грудью. Имела она приятное лицо с тонкими и правильными чертами, остреньким носиком и небольшим чувственным ртом. Всю эту красоту довершали ее голубые глаза. Говорила она мягким грудным голосом, а в ее разговоре угадывалось что-то от говора старой Питерской интеллигенции. Ее изысканные манеры общения, подсказывали что она, в отличие от наших обычных хабалок, вращается в каком-то обществе, схожем с Богемой. Работала она экономистом, одновременно выполняя обязанности нормировщика и еще какой-то технической специальности. Поскольку они, находясь на временном положении, и не имели своих контактных телефонов, то ей постоянно приходилось пользоваться моим, как ближайшим, к ее месту. Она ежедневно после обеда, звонила домой и спрашивала у Антошеньки, как прошел учебный день, как он поел и чем занимается Анатолий Евгеньевич? Невидимый Тоша, ей что-то рассказывал, а она уточняла: -- Говоришь, лежит на диване в раздумьях? Ты его не беспокой. Пуст полежит. Ему сейчас трудно… Но со временем все это у него пройдет.
       С нами, старожилами, они в особые контакты не вступали, все более общаясь и перешептываясь между собой. Однажды она громко, на весь отдел заявила:
        -- Люди послушайте. Или я сошла с ума, или со мной что-то происходит? Не могу определить вес стальной трубы длиной 6 метров диаметром 100 мм и толщиной стенки 17 мм. В таблице такой нет, а меня как заклинило.
         Мои друзья в ответ на это ей заявили, что надо посмотреть по специальному справочнику металлопроката. Там есть данные и номограммы по всем трубам и любого ГОСТа. Да вот только где такой справочник сейчас возьмешь?
        -- Молодцы мужики, помогли. Иди и ищи справочник. Где она его вам здесь и сейчас найдет? -- сказал я и добавил.
       -- Девушка. Есть более простой вариант. Эту задачу можно элементарно решить и без всяких справочников. С помощью двух цилиндров.
     -- Как это? Что- то я не пойму? - сказала она, посмотрев мне в глаза. Наши взгляды сошлись и на миг задержались.             В этот самый момент в них проскочила искра, которую психологи еще называют химией зарождения чувств. А еще, взаимной любовью с первого взгляда. И это было именно так. Мы оба это почувствовали. А далее, без стеснения, не отрывая от ее взгляда своих глаз, я рассказал, как это делается.
        -- Определяется объем цилиндра, соответствующий внешнему диаметру трубы. Затем аналогично – внутреннему. Потом находится разность этих объемов, которая умножается на массовую плотность стали и дает искомую величину. Все это время наши взгляды были направлены друг в друга. И по ее глазам я видел, что она в этот момент была далека от каких-то там цилиндров, и массовой плотности стали. В ее голубых глазах был виден только интерес ко мне. Я взял калькулятор и через минуту выдал ей, интересующую ее величину. Так тогда, с той самой трубы, между нами все и началось. Через неделю они ушли от нас, в подготовленные для них кабинеты. Однако, она продолжала приходить к нам, чтобы в условленное время получать от Антошеньки по телефону, информацию о прошедшем учебном дне, Анатолие Евгеньевиче и их бабулечке. В один из последних декабрьских дней, когда у школьников начались каникулы, я после их телефонного разговора спросил ее, какими оценками Антоша порадовал во второй четверти, и куда на елку она собирается повести сына. Она несколько засмущалась и ответила, что оценок сына пока еще не знает, поскольку все у него будет впереди, в конце января. А на елку он, вероятно, поедет с друзьями в Буковель, в Карпаты.
         -- Мой Антоша учится на четвертом курсе Киевского Государственного университета. А Анатолий Евгеньевич, это мой муж. А еще у нас есть наша «бабуля» -- моя мама, все сразу разъяснила мне она. Меня заинтересовал тот факт, что в современной семье супруги называют друг друга по имени и отчеству. Об этом я спросил не ее, а ее коллегу Людмилу, которая под большим секретом рассказала. Что Анатолий Евгеньевич второй муж Ирины. У них разница в возрасте 15 лет. Он известный кинорежиссер в жанре политического детектива. Его фильмы с участием известных советских киноактеров С. Никоненко, В. Потапова, М. Могилевской, в последние годы перестройки, будоражили наши умы своей правдивостью и смелостью осуждать власть. А сейчас наступил период «мертвого сезона» в его творчестве, когда он оказался невостребованным. От безвыходности положения и безденежья, он впал в глубокую депрессию и все это болезненно воспринимает. А вся тяжесть экономического груза семьи, легла на хрупкие плечи Ирины Николаевны, которая их всех содержит. После этого, мне стало понятно и то, откуда у Ирины были манеры, напоминающие манеры Богемы. Наблюдая и любуясь этой женщиной, я заметил, что в ее походке присутствуют элементы движения представителей только одной земной профессии. Ходила она, гордо неся голову и подчеркнуто прямо держа спину. Руки ее, в отличие от рук обычных смертных, при хождении широко не разбрасывались, а как то органически вписывались в ритм движения. Ступни ног при этом, были несколько развернуты в разные стороны, что без сомнения подтверждало, что она в свое время занималась балетом. Я как-то спросил ее о причастности к искусству танца, на что она мне ответила:
       -- Это было очень давно, и сейчас уже можно считать, не правдой. Я посещала детскую студию балета при Ленинградской Мариинке. Это было тогда, когда мой отец, авиационный офицер, поступил на учебу в Ленинградскую академию им. Можайского. Мы тогда переехали из Хаапсалу в Ленинград, где мама и приобщила меня к искусству. На третий или четвертый год моего обучения, нас девочек, из студии иногда привлекали к участию в спектаклях балета театра. Я несколько раз танцевала в составе массовки, тех самых маленьких и дохлых лебедят, которые обитали на «Лебедином озере» ПИ Чайковского. Но все это было очень и очень давно.
        Ее упоминание о Хаапсалу, еще раз напомнили мне, как наш мир тесен, и что судьбы ведут людей по одним и тем же тропам. Лично я, в Хаапсалу прожил и прослужил три года. Она была интересным собеседником, много знала и могла красиво преподнести. В то время она увлекалась познанием основ эзотерики, читая Е. Блавацкую и прочих современных провидцев-авантюристов. Ее приход к нам в отдел, на пару минут для телефонных переговоров, затягивался надолго, так же как и мои походы на короткий «перекур» к ней в гости, превращался в часы интересного общения. Такие дружеские, взаимно уважительные отношения, поддерживались между нами на протяжении всего периода моей работы на фирме. Однажды, когда я заболел и грипповал неделю, она с добрых дружеских побуждений позвонила к нам домой, справиться о моем здоровье. Жена Валентина, подняла трубку и тут же передала ее мне:
        -- На. Это тебя. -- Валентина, как женщина, нутром и без лишних слов почувствовала, что это не просто звонок сотрудницы, звонков от которых было много. А это звонок человека, с которым у меня имеется какая-то незаметная, но сильная внутренняя привязанность. Которую я, естественно, от жены скрывал. Этот звонок  стал поводом для ее супружеской ревности.
       -- А ты знаешь? -- сказала мне как-то Ирина. Когда погибла твоя Валя, Прищепов, непонятно почему вызвал меня, именно меня, одну из многих, к себе в кабинет, дал деньги и попросил поехать и заказать венок для похорон. Он попросил придумать, что написать на ленте. Так вот, это моя работа.
         Я вспомнил тот венок, которым тогда восхищались многие, но мне в тот момент было не до восхищения. Вот так судьба связала незримой нитью отношений, двух близких мне женщин, никогда в жизни не видевших друг друга. 28 сентября 1996 года у Ирины был день рождения. Я приготовил ей небольшой подарок, но она, вопреки всем нашим ожиданиям, в этот день на работу не вышла. В обед она позвонила своему начальнику, и тот довел до нас, что у нее сегодня ночью, скончался муж. Прошло еще, четыре с половиной месяца, и я сам, уволившись, оставил это предприятие. Я периодически наведывался на фирму, поздравлять своих друзей с нашими общими праздниками, а кого и с днем рождения. При этом я в обязательном порядке встречался и общался с Ириной. Интересовался ее личной жизнью и о необходимой ей помощи. Мудрая женщина, за личиной своей успешности, скрывала одиночество и неустроенность. Делала вид, что вполне довольна своим положением, но ее глаза и взгляд говорили, что это не совсем так. После гибели моей жены Валентины, я задумался об укреплении и переводе на новый уровень наших с Ирой отношений. Я позвонил к ней на работу и прямо спросил:
         -- А скажи, Ириша, у тебя есть на сегодня мужчина, или виды на кого ни будь?
        -- Нет,- ответила она. Я одна.
         Мы с ней встретились вечером после работы и обговорили ситуацию. Мы оба были свободны от брачных обязательств и могли строить свои отношения, как взрослые люди. И они, отношения, начали потихоньку складываться. К ней домой я ходил, в те дни, когда ее мать, имевшая после инсульта небольшие отклонения, находилась, на временном проживании или в гостях, у их родственников. Однажды меня до боли в сердце резанули и покоробили ее слова, что надо бы подумать, как устроить мать, в какой либо пансионат для инвалидов или «дом престарелых».
        -- Ира, я такого не понимаю Как можно родного человека сдать куда-то на попечение? Неужели нельзя нанять сиделку или смотрящую?
       -- Я точно такого же мнения. Но у меня нет другого выхода. Мне либо бросать работу и сидеть с ней, либо…
      И она, не закончив фразу, смахнула слезу с глаз.
      -- А я для чего.?
      -- А ты, пока есть ты.
      Наши отношения продолжались на духовном уровне, но однажды во мне заговорила моя мужская плоть. Мне захотелось физической близости с ней. Я чувствовал, что и она на грани согласия. Осталось только провалится в пучину безумной страсти и плотской утехи, испивая удовольствие. Все так бы и вышло, если бы не ее кошка Матильда, с огромными желтыми глазами. В тот момент, когда я был готов сгрести в объятья и зацеловать допьяна объект своей страсти, она -- рыжая тварь с глазами наяды,  прыгнула на руки Ирине и стала для нас преградой.
       -- Вот видишь. Даже Матильда не хочет сегодня от нас этого. Тем более, что Антоша обещал забежать на пару минут за своими вещами, умиленно сказала она. Я ей ничего перед этим не говорил и даже не намекал о моем желании, но Ирина, своим внутренним женским чувством, прочла бурлившую во мне страсть. Все это произошло накануне того вечера, когда я отмечал у Примака с его приятелями их профессиональный праздник. Когда Надежда на подначку Володи, по поводу моей скорой свадьбы, сказала, что так не будет, потому что она так не хочет,  на следующий вечер, меня окатил холодный душ ее равнодушия. И ее голос в телефонной трубке, когда любимая женщина, жуя что-то, сказала мне:
         -- Давай заканчивать наш разговор. Мне еще сегодня надо посмотреть «Анаконду». Видеокассету дали всего на один вечер.
       Мы с ней расстались. Но чувства, незримыми нитями энергетики, продолжали связывать нас. Тем более, что я когда-то сказал ей, что у нас в жизни будет три периода встреч и расставаний. Первый. Короткий и закончится он резким разрывом. Второй, то же не длинный и придет он через год-полтора после первого. При этом мы глубже познаем друг друга. И третий. Наступит через много лет, который мы пройдем, но как-то непонятно. Откуда я взял это, не помню, но мои слова, дважды сработали. Прошло более полутора лет. Мы с Галиной создали новую семью и жили в «форменном распутстве», что сегодня называется «Гражданским браком». В день моего рождения у нас дома зазвонил телефон и Галина позвала меня к аппарату. Звонила Ирина.
       -- Здравствуй. Как живешь.
       -- Спасибо. Твоими мольбами.
        -- Хочу поздравить тебя с Днем рождения и пожелать…                -- Спасибо за поздравление. Пожелания принимаются.
       -- А ты не хотел бы меня видеть?
       -- Когда?
       -- Да хоть, сегодня или в ближайшие дни?
       -- Нет. Ни сегодня, ни в ближайшие дни я не могу. Улетаю на десять дней в командировку, во Львов. По возвращению и свидимся. Может у тебя какие-то срочные проблемы и нужна моя помощь?
       -- Да, нет. Проблемы у меня отсутствуют. Я просто за тобой соскучилась и очень хочу тебя видеть.
       -- Хорошо. По возращению созвонимся. У тебя телефон прежний? Запиши мой рабочий, и, если я вдруг замотаюсь, позвони мне.
       -- Мой телефон - прежний; Я обязательно позвоню -- сказала она и положила трубку.
        О своей командировке во Львов, я слукавил. Мне нужно было определиться. Что это? Мимолетная женская слабость, или новый всплеск ее серьезных чувств? На работе, в день своего «мнимого возвращения», я попросил приятеля, рассказав ему, как следует ответить на ее звонок. Мой старинный друг, полковник Василий Матенчук, выполнил все в лучшем духе школы Станиславского. Когда не оставалось ни малейшего повода сказать, «не верю». Зазвонил телефон в обед. Василий поднял трубку и прозвучало:
        -- Сисмеева? Его пока нет. Он еще в командировке. Должен прилететь и появиться с минуты на минуту. Подождите, одну секунду. Кажется, идет. Ага, вот он входит. На, возьми трубку. Тебя тут спрашивают.
         Такой диалог, мог бы любого убедить, что я действительно был в командировке и, как с корабля на бал, прибыл под этот звонок. Просто мне не хотелось звонить ей первым.
        -- Здравствуй.  С возвращением.
        -- Спасибо. Только что прилетел и сразу же твой звонок. Хотел позвонить, но ты опередила. Через час? У метро «Театральная»? Обязательно буду.
        Через час мы встретились в условленном месте. Она пришла красиво одета и с легким дневным макияжем. Я, как положено «командировочному», не успевшему заехать домой, только с дипломатом в руках, букетиком цветов да в обычной повседневной одежде, в которой все ходят на работу. Ведь «командировочный» дрескод не предусматривает ни фраков, ни смокингов. Мы с ней пообщались минут пятнадцать во дворе, у ступеней какой-то близлежащей школы, куда она торопилась не то на курсы, не то на тренинг, по освоению общения с небесами, управления чакрами и прочей хиромантией, в то время умело внедрявшейся в умы интересующихся, за их немалые деньги. Уходя, она обернулась и взглянула в мою сторону, окинув меня оценивающим взглядом от головы до ног и сказала:
       -- Созвонимся, как договорились.
       И снова у нас начался букетно-конфетный период встреч. Правда, сейчас она понимала, что прогулки по свежему воздуху и вздохи под луной, к поставленной ею цели не приведут. Она в дни наших встреч, обеспечивала полную «невесомость», то есть, отсутствие посторонних, и возможность их случайного появления в ее квартире. Поскольку наши встречи были тайными от моей жены Галины, то проходили они один, два раза в неделю, Когда Галя работала допоздна во вторую смену, и, возвращалась вместе с дочерью с работы в одиннадцать часов вечера, и позже. Перед одним очередным нашим с ней тайным свиданием мне приснился вот такой сон: Сидим мы с ней в креслах, в зале ее трех комнатной квартиры и о чем-то мирно беседуем. И вдруг, среди разговора, она, неожиданно отклонившись от темы, взглянув мне в глаза, спрашивает:
        -- Ты хочешь?
        -- Очень. И уже давно,-- ответил я.
        -- Тогда подожди. Я сейчас.
        После этого она встала и ушла в прихожую, в сторону кухни и ванной. Я сидел в ожидании. Что же дальше произойдет? Появилась она в комнате одетая в халат, и проследовав в спальню сказала:
        -- А теперь иди ты. Там возьмешь любое, понравившееся тебе полотенце.
      Мой моцион длился не более пяти минут. Когда я в одних трусах появился в зале, то увидел ее лежащей на тахте как кокон, от подбородка до пят, укутанную в белую простыню. Она лежала, закрыв глаза, с блаженной улыбкой на красивом лице и ждала от меня определенных действий. Я взял за край простыни и медленно потянул его от лица к груди. По мере освобождения от покрова, обнажались ее замечательные формы, которые я целовал и нежно ласкал. Сперва была ее шея с легкими завитками волос за ушной раковиной, которую мои губы и язык нежно щекотали и лелеяли. Затем потихоньку открылась ее высокая и упругая грудь с круглыми красными сосками. Которые от прикосновения губ и легкого покусывания зубами, сжались в слегка сморщенные кружки и приобрели более яркую окраску. Она от всего этого трепетала, потихоньку постанывала и неровно дышала, вздымая уголки ноздрей своего аккуратного носика. Далее шел живот, обласканный от груди до пупка, по оси симметрии, легкими поцелуями и качающими движениями, как щетки автомобильного дворника, кончика языка. А в это время мои руки, не зная покоя, то трепетно и нежно описывали плавность линий ее прекрасной фигуры, огибая плечи, талию и бедра, То резко падали на грудь и сжимали обе ее половинки, этакими грубыми, варварскими движениями, вонзающихся в живую плоть, пальцев. Она трепетала, сотрясаясь в мелком ознобе. Я чувствовал, что она желает, чтобы этот процесс шел значительно быстрее, но специально не торопился, ожидая, когда она сама взорвется. А вот и то самое заветное мест, где у стыдливо прикрытого ее рукой мыска, как на картине Джорджоне «Спящая Венера», пробиваются золотые завитки волос, подтверждающие, что она от природы натуральная светловолосая женщина. Далее моя рука заскользила к низу живота, плавными и нежными движениями пальцев перебирая эту ее небольшую, всегда скрытую от посторонних глаз растительность. Когда рука достигла сомкнутых ляжек, они как по команде раздвинулись, пропустив руку к промежности. И в этот момент раздался ее громкий стон. Она затряслась крупной дрожью, ее таз прогнулся вверх, и в этот момент моя голова, захваченная двумя женскими руками, была плотно прижата лицом к ее животу. Это продолжалось до тех пор, пока внутри ее плоти были ощутимы сокращения внутренних мышц. После этого она отпустила меня, и глубоко выдохнув, расслабилась.
        --А что собственно произошло?
        --Да ничего не произошло. Еще ничто, толком то, и не начиналось. Я не помню, как оказался в неглиже, и, очутившись на тахте между ее ног, начал покрывать поцелуями ее прекрасное тело, от шеи до бедер. При этом опираясь на локти, я скользил своей грудью по ее груди, животу и лобковому месту. В ответ на это, она ерзала на постели, изгибаясь, из стороны в сторону. И вдруг, она с тихим стоном попросила:
         -- Войди. Возьми меня.
         Я специально медлил, получая удовольствие от ее пылающей страсти. От того, как она еще более заводится. Потом была ее спина и зацелованная поясница, это самое эротически чувствительное место, для обладательниц знака «Весов». И снова были ее плечи, и снова ее грудь, и опять прозвучали ее слова:
       -- Ну, войди же. Войди же ты, наконец.
       При очередном соприкосновении, она резко подалась мне навстречу, притягивая руками на себя мои бедра, желая окончательно зафиксировать акт. Я уклонился от ее приглашения, и только ее крик:
       -- Ну, давай же, давай.
       Заставил меня прекратить мою игру и сделать ЭТО. После чего буквально через каких-то два или три десятка секунд, мы, одновременно выдохнув, получили кайф и вместе с ней провалились в нирвану. Не знаю, чем было для нее мое проникновение, но для меня это было очередной, покоренной и горячо любимой вершиной. Это был мой новый Эверест, о котором я, как мужчина, тайно мечтал много лет. А покоренные и долгожелаемые вершины не забываются. И то, сколько в тот день было еще восхождений, уже не важно. Самое главное было сделано. Я овладел, и она, наконец, стала моею. Тогда, при нашей первой встрече я спросил ее, почему она так резко вспомнила меня и решила восстановить наши отношения. Она ответила, что старые друзья, как-то потихоньку ее забыли, и она осталась совсем одна. Но, тем не менее, она ощущала, что у меня к ней, существуют неуемные чувства, на которые она рассчитывала, желая восстановить наши отношения и вместе со мной обрести семейный покой и жизненную стабильность. Я понимал, эту мной любимую, пятидесятилетнюю женщину. В таком возрасте на многое рассчитывать не приходится. Она предложила мне поскорей разорвать с Галиной, и оформить с ней наши официальные отношения.
         --Ты не думай и не рассчитывай, что я буду у тебя на правах вечной и тайной любовницы. Мне это не нужно. Мне нужна семья.
       Я сказал, что для этого, необходимо некоторое время или какой ни будь случай, который мог бы повергнуть Галину на наш разрыв и заставил бы ее вернуться к себе домой. Я даже на три праздничных дня ушел из дому к Ирине, что бы «переночевать с женщиной любимою…». А когда вернулся домой, то Галина, вместо скандала встретила меня спокойными словами: «Устал? Давай я тебя покормлю. Я приготовила твои любимые…» Потом, конечно, с Галиной были объяснения. Были и ее слезы, и ее слова, что я той, другой, не нужен. Что это она просто хочет найти себе временный причал, а потом оставит тебя. А мы с тобой вместе пережили самое трудное, потерю близких и родных людей. Создали нормальную семью. Я ее слушал и все более убеждался, что Галина, видимо права. На следующий день я позвонил Ирине на работу, желая рассказать, как прошла моя встреча с Галиной. В трубке услыхал ее веселый голос, с примесью звуков жевания не то яблока, не то чего-то другого.
         -- Прости. Я, кажется, нарушил твою трапезу?
         -- Да, нет. Ничего. Говори.
        -- Тогда слушай.
        -- Я внимательно слушаю;-- продолжая жевать, сказала она.
       -- Ириша. У нас с тобой возникла проблема. Ее нужно последовательно и методически решать. Но для этого нужно некоторое время.
        -- У меня нет проблем. Это твоя проблема. Вот ты ее сам и решай.
       -- Хорошо. Если это только моя проблема, то я ее решу по-своему – сказал я и положил трубку.
      Я понял, что Галина была права. Если Ирина, пытаясь начать новую совместную жизнь, разделяет общие, имеющиеся проблемы на мои и наши, то это просто путь в никуда. Я ей больше не звонил и больше с ней никогда не разговаривал. Она в течение месяца доставала меня на работе и дома телефонными звонками, но везде получала примерно одинаковый ответ:
        -- Его нет на месте. Он в командировке, или «Не звоните сюда, больше вы для него не существуете».
        Вот так мы с ней и расстались. Да может это и к лучшему? По «Гороскопу совместимости полов» мы с ней были идеальной сексуальной парой. Я -- горячий «Лев», сын стихии Огня. Она -- уравновешенные «Весы», дочь стихии Воздуха. И это подтверждал мой с ней недолгий совместный сексуальный опыт. И это правда. Ни до, ни после я никогда такого прекрасного секса не испытывал. Потому, что всегда ее легкий ветерок, разжигал бурный огонь моей страсти. А вот ее «Весы» в знаке «Венеры», предостерегали о том, что она, как женщина требует к себе повышенного внимания и любит быть всегда в его центре. Любит дорогие подарки и легкие флирты со случайными мимолетными поклонниками. Может неожиданно вспыхнуть и уйти к другому, более обеспеченному или привлекательному ей, в данный момент. Может легко переступить и оставить позади все то, что с ней ранее связывало, что ей вдруг престало быть интересным. И что создавалось для нее и во имя ее. Может быть мой «Лев», будь он как тот добрый «Бонифаций» из детского мультфильма, смирился и безропотно сносил бы все эти ее прихоти и капризы. Но все дело в том что мой «Лев» был рожден в «год Петуха» . А это означало, что при всей своей величавой щедрости и благодушии, он является еще и бойцом. Бойцом, способным защитить свой прайд, и не допустить никаких унижающих или оскорбляющих его личность действий. Оказывается, не всегда гороскопы врут. В памяти еще жив гороскоп, пообещавший мне «медовый месяц». Вероятно и этот «Гороскоп совместимости полов», близок к истине. Некоторые негативные черты, характерные ее знаку, я в ней все же разглядел. Я ее продолжал любить, но боялся ошибиться и на старости лет остаться без надежного партнера. И мой разум возобладал над страстью. Хотя в течение еще многих лет у меня в душе горели, а попозже, теплились особые чувства к ней.             Возможно этим нашим разрывом, Господь уберег меня от нее и от грядущих неприятностей, с ней связанных. Через год после нашего второго с Ириной разрыва, ко мне домой позвонила, наша старая сотрудница, зав. канцелярии с фирмы Прищепова, уже известная Леонида Антоновна. Она по старой памяти и просто по-дружески, задала мне странный вопрос:
          -- Игорек, ответь. Ты женился или нет?
          -- Я официально не расписан. Но у меня есть надежная женщина, с которой я живу.
         -- Спасибо. Мне все понятно, -- сказала она и положила трубку.
        Мне кажется, что этот звонок был сделан по просьбе Ирины, желавшей узнать мой социальный статус, и может, еще питавшей надежду на то, что еще не все потеряно, и что еще что-то можно вернуть. А может я не прав? И по этому поводу ошибаюсь. И вообще, по тому самому «Гороскопу совместимости полов», моему «петушиному Льву», идеально во всех отношениях подходит « Дева», дочь стихии «Земля», да, если она к тому же из «года Змеи». А это, скажу вам по секрету, и есть моя Галина. Она и терпеливая, покладистая «Дева», она же и мудрая «Змея». А как же третья встреча, чрез много лет? – спросите вы. А она состоялась. Но только заочно. Через почти двенадцать лет, в социальной сети «Однокласники», я нашел ее профиль и пару раз заходил на него, пытаясь посмотреть ее фото. Вскоре на своем профиле я прочел ее сообщение: «Не уважаю мужчин, прячущихся за женскую юбку». Ну, что же поделаешь. Если такой я юбочник. Хотя еще и сейчас, иногда приходящие короткие воспоминания о ней, порой кольнут в моем сердце.
          ГАЛИНА. О Галине много говорить не буду. Скажу одно – Она была предначертана и дана мне Господом Богом. И я надеюсь с ней прожить все свои оставшиеся годы. Только она одна способна в течение многих лет переносить меня, вредного. За это ей огромное спасибо. За эти прожитые нами с ней годы, она немного изменилась, став из стройной «платиновой блондинки», жещиной прибавившей на свою талию, живот и бедра пару пудов веса. Что ж. За хорошим мужем не только благосостояние, но и вес с годами прирастает. А ей уже за. Да. Она не оканчивала школу с серебряной медалью. Она не увлекается эзотерикой, и, я точно уверен, что не только не знает, но и не догадывается о существовании «Тайной доктрины» Е Блавацкой. Трехтомник, которой стоит у меня на книжной полке. А зачем ей все это знать, если на все интересующие вопросы она может получить разъяснения, если не у меня, так в Интернете. Она, как и все нормальные женщины любит чистоту и порядок, ревностно относится к их поддержанию. Может вкусно готовить. Любит зверушек, собак, кошек, хомячков-джунгаников, попугая Гогу и кенаров Персика и Путю (Путина). Любит по-мужски косить газон перед домом, не доверяя его никому. Любит смотреть сериалы, порой одни и те же утром и вечером. Зависает в интернете. Любит тратить деньги в своих походах по магазинам и рынкам. Глядя на себя в зеркало, она клянется, что со следующего понедельника садится на диету, но перед этим поздним воскресным вечером наедается, про запас, чтобы диета прошла легче. Она у меня такая, как и все остальные женщины, но она именно моя, одна и неповторимая. Вы думаете, что у нас с ней все так гладко? Вы ошибаетесь. Она от меня уже четыре раза уходила. Правда, три раза до вечера, а один, самый первый, до следующего утра. Когда она в очередной раз, собирается уходить, с вещами «окончательно и бесповоротно», я ей говорю:
        -- Галя, тебе помочь собраться? Ты вспомни, какой ты пришла ко мне много лет тому назад. Тогда ты оставила свой дом и все ране нажитое, своей старшей дочери. С тобой тогда пришли: младшая дочь, один чемодан с вещами, кошка Муся, кавказец Акбар и твои полста кило веса. А что, мы имеем сегодня? Дочку выдали замуж. Слава Богу, она живет счастливо. Кавказец и кошка испустили дух. Одного чемодана тебе уже мало, так ты пакуешь все свои шубы, куртки, дубленки, и многочисленную обувь по огромным пластиковым пакетам, по таким, как собирают мусор. Давай, Галя, собирайся. Может, хоть проветришь свои шмоточные залежи, и моль погоняешь. А потом, тебе на два дня будет работы, все развешивать по своим местам, до следующего ухода. Это все полезно. Для нее я сделал и делаю многое. Как-то мне захотелось перестроить ее дом, слегка изменив планировку. Разломал перегородки, выкинули кухню и ванну. Вместо веранды сделал большую капитальную пристройку. И в ней поместили все необходимое. И ту же кухню с ванной, и ту же столовую с прихожей. Вышло, не плохо. Галины дети живут и радуются. А в 2005 году, в день ее рождения, я сделал ей подарок. Купил букет цветов. Посадил на машину и привез в ЗАГС, где мы с нею официально оформили наши супружеские отношения и стали на путь Божий, прекратив «форменное распутство». За многие годы детей с ней мы не нажили, зато у нас есть замечательные внуки, две девчонки, два пацана, и моя великовозрастная внучка Настя. Дай Бог им всем здоровья и удачи.
         Вот такие в моей жизни были и есть женщины, с «большой буквы».
        P.S. Для того что бы окончательно закрыть эту тему, скажу. Что описанный в этой части повествования «сон», не был сном. Это все было реально в моей жизни, в один из тех, уже далеких для нас дней.

                МОЕ ТВОРЧЕСТВО
        А вообще, если сказать честно, положа руку на душу, то жизнь на пенсии, дает человеку неограниченные возможности. Хватило бы только здоровья и мудрости не надорваться. Хочешь, слагай вирши', хочешь репу чеши', а хочешь, как и я, ни черта не делая, сиди и пиши всякую никому не нужную хрень, об этой нашей жизни. Я не писатель и поэтому понятия: фабула, интрига, завязка, развязка, кульминация, сюжет и прочие литературные увертки и формы, мне неизвестны. Как узбек, едущий на ишаке, что видит то и поет, так и я, что пережил то и пишу. Так оно проще, и выдумывать ничего не надо, да и при этом не уличат тебя в подлоге и лжи. Съездил в Израиль поклониться «Гробу господню» и пообниматься со «Стеной плача», а там, вдруг, «9-й русскоязычный ТВ канал Израиля» организовал мне случайную встречу с двумя израильскими военными летчиками. С которыми мы в 1970-72 годах, на стороне ВВС Египта «люто дружили» через Суэцкий канал. Мирно пообщались, мирно расстались, вспомнив былое и порадовались, что такая встреча состоялась сейчас, а не в те далекие военные годы. Вот и получился сюжет рассказа на 150 страниц, с названием «Иерусалим». И путешествие описал, и случайную встречу осветил. Друзья прочли, и орут: -- Давай, пиши дальше, складно брешешь. А я им в ответ, адресок в «Ю Тубе». Смотрите мол, документальное подтверждение. Увидели, успокоились, завидуют. А тут еще, после Израиля, на меня «наехал» наш украинский тележурналист Сергей Братишко. Пристал и говорит: - случайно прочел вашу книжку про то, как вы воевали в Египте. А не хотели бы вы сняться для нашего ТВ проекта «Контингент», в его документальном фильме? Я ему говорю: - Серега, да почему везде я? И в Израйле я, и здесь я? - Ах. Так вы еще в Израйле снимались? - Да снимался. А если нужны участники тех событий, то я тебе в одном Киеве, найду их сколько надо. Это и В.Матенчук, и А. Тимощенко и тот же А. Зозуля. Пусть ребята засветятся. Не одному же мне быть «порно звездой». - Я с ними говорил, но они не все хотят. А у вас складно получается. - А. Значит и ты говоришь, что я складно брешу? Не стал я с ним больше спорить и сдался. Получился 10-ти серийный фильм, «Первого канала» Украинского ТВ под названием «Бесконечная война на Ближнем востоке». Себя увидел только с 5 по 10 серии. Долго ждал, но дождался. Хоть в последних сериях, но показали. Друзья звонят:-- Ну ты и даешь. На тебя все ТВ Украины работает. -- Оно-то работает, а я с этого ничего не имею. Да и не надо. Этот проект «Контингент», рассказывает о «Воинах интернационалистах». Пусть он будет для молодежи, как воспоминание и память о них  погибших и о нас – живых.  Вот так, из такого, кажется, неприметного события и родился рассказ  «Тележурналисты», об израильском Андрее Кожинове и украинском Сергее Братишке. Мой старый приятель-десантник, участник Великой Отечественной войны, за десять дней празднования Великой Победы в 2010году, получил два воинских звания. Сперва, капитан запаса украинской армии, и тут же через неделю -- майор Российских ВДВ, и к тому же еще российский орден «За службу Отечеству». Ну как об этом не написать. Написал. И себе работа в охотку, и ветерану приятно, получить персональный экземпляр в красочном переплете с названием: «Мой друг и карьерист Павел Токарев».
       А когда начался майдан, так вообще, тем для писания прибавилось. Побывал на нем, посмотрел на всю эту грязь, названную «Революцией Гидности», а скорей «Гидотности» ** и написал. **(Гидность-достоинство. Гидотность -то, что хуже блевотины. А хуже, уже ничего не бывает. укр. перевод автора.) Получился рассказ, за который могут сейчас и бо'шку отбить. Хотя назвал его красиво. Как в той старой песне  советских лет. На слова Виталия Коротича, в исполнении барда Сергея Никитина: «Переведи меня, через майдан». А в песне, за майданом ничего не было. Так и этот майдан без будущего. В Украине хунта провела выборы. Сперва, избирали президента, а потом парламент. В стране бардак и избиение кандидатов. Ну, чем не тема для рассказа? Сходил, поучаствовал. В бюллетене не нашел ни ВВ Путина, ни АГ Лукашенко. За кого голосовать? Тогда взял и на нем дорисовал клеточки, рядом написал фамилии и поставил галочки. Проголосовал, бросив в урну. Однако, к сожалению, одного моего голоса оказалось не достаточно. Путин остался президентом в России, Лукашенко, у себя дома. Так и родился рассказ «Выборы». Прочитав мою книгу «Военные летчики, Жизнь без прикрас», ветеран корейской войны, полковник Руденко АД решил со мной встретиться и рассказать как они тогда там, воевали в небе Кореи. Я приехал к нему на встречу. Проговорили обо всем былом, вспоминая прошлое и общих сослуживцев. В увлекательной беседе за пять часов, незаметно, на двоих выпили более литра коньяка. А когда кинулись, то до моего последнего автобуса оставалось полчаса. При расставании, он, сокрушаясь сказал: -- Так мы же с тобой о самом главном, о войне в Корее, так ни словом и не обмолвились. Из этой истории наших воспоминаний получилось неплохое повествование «Комеск Руденко, полеты в прошлое». Ребята прочли с удовольствием.
         Вот так я и творю. Пишу о людях и для людей, Может, кому нибудь из них, это окажется интересным. Пусть читают. И вообще. Сегодня много чего можно написать о нашей современной жизни в этой дебильной стране, после захвата в ней власти «хунтой». Недавно мне пришлось, в целях профилактики, на пару дней лечь в госпиталь. Но так как в моем отделении место освобождалось только к вечеру, то меня временно разместили в соседнем отделении, в палату для «ВОВ» (ветеранов отечественной войны). А поскольку таких ветеранов уже практически не осталось, то в нее положили раненых офицеров, участников так называемого АТО. Их в палате было трое. Входя в палату, я поздоровался:
          -- Здравствуйте, товарищи выздоравливающие.
          -- Героям слава! -- прозвучало бандеровское мне в ответ. И главное на чисто русском языке. Сегодня о языках на Украине забыли. А именно из-за них-то, началось на Донбассе побоище и уничтожение своего же народа. Ну, думаю, попал в самое «кубло бандеровцев». И какие же вы герои, если вы лежите не на кладбище, а в госпитале? У нас в Украине только те герои, которым при похоронах говорят «Герои не вмырают». «Героям слава». А вообще- то получается не «Героям слава», а «Героям саван». Набили на майдане «небесную сотню своих же маргиналов», и обозвали Героями Украины. А еще пообещали выплатить за убиенных компенсацию родственникам. Те -- за деньгами. А денег нет. Обманули. Семьям других, погибших в АТО, чтобы не платить, дали земельные участки в лесном массиве. Берите, стройтесь. А чтобы убрать на участке для стройки каждое дерево, то за него нужно заплатить в лесное хозяйство. А где на это деньги взять? Не сказали. А денег-то нет и они не малые. И вот, лежу я с этими героями в палате и слышу, от одного самого ретивого, ходячего и говорящего на чистом русском языке:
         -- Придурки мы. Нам нужно было войну начинать не с Россией, а с Польшей. И сразу же ей сдаться. Пусть потом «пшеки» с Путиным воюют.
        -- Правильно:-- сказал я. Поляки бы вам сразу бы припомнили Волынскую резню 1943 года и кастрировали всю вашу армию, что бы не брыкалась, и не нужно было кормить.
        -- А ты кто, дед?
        --Такой же как и ты, гражданин Украины, о чем глубоко сожалею. Был бы я евреем, то уехал бы давно в Израиль. Там хоть и евреи у власти, зато там порядка больше чем у нас. А этот наш «хазарейский каганат» из «чистокровных украинцев» Парашкенко, Яценюк , Гройсман, он хоть весь и из евреев, но он их израильским коллегам не идет ни в какое сравнение.
        -- А ты кто по званию?
        -- Я, советский полковник, военный летчик, «участник боевых действий». Сказать фамилию и адрес?
        -- Так ты еще и коммуняка? Собирайся и уматывай к своему Путину. –
        -- А чего это я должен куда-то ехать? Вот мне интересно будет узнать, куда ты побежишь, когда армия Новороссии объединится с прозревшими силами АТО и придет на танках не только в Киев, но и во Львов?
        -- Так ты и сепаратюга? Я сейчас напишу рапорт, что бы тебя выселили из нашей ветеранской палаты.
        -- Пиши, пиши, ветеран, хренов. Ты хоть, удостоверение получил? Да и хрен ты его и получишь. Почти год идет война, а удостоверение «её  Участника», по гордому заявлению Министра соц. Политики, получили уже «аж 148 человек». И то, вероятно, покойники? Денег у этой державы нет, что бы платить за льготы. А сколько народу положили. Поди, уже больше чем в Афгане за 10 лет. А там их было тринадцать с половиной тысяч.
        -- А теперь давайте, мужики, абстрагируемся от наших, и не наших. На востоке вы убиваете своих же сограждан, которых с подачи «хунты», всех до одного объявили террористами. И стариков и младенцев. А их более семи миллионов человек. Оказывается, эти самые террористы, выполнили ту задачу, которую перед собой поставил «кровавый майдан». Они уничтожили на Донбассе всю прежнюю власть, разогнав олигархов, которые, сбежав оттуда, сегодня осели в Киеве. А пришедшая, новая власть, еще более цинично стала воровать и грабить. За что же тогда боролся майдан? Власть орет, что Донбасс всегда был дотационным регионом, и он висел на шее Украины, проедая на подачки до 28%, от дотаций всей страны, выделенных в Гос. Бюджете. А я знаю, что Донбасс, это более 30% промышленного потенциала Украины. А цифру 28 ему специально приписали, что бы можно было, туда отправляя бюджетные деньги,  их успешно разворовывать. Так чего же вы держитесь за нищий дотационный Донбасс? Отпустите его. А хрен вам. На нем можно деньги делать. И большие деньги. А сейчас, на войне можно отбить, ну очень большие… Мои племянники бегали на майдан и поддерживали его, как новую идею. Орали «Януковича и банду, геть!», А сегодня, когда жизнь «катастрофически улучшилась», когда доллар сиганул вверх, да и купить его нигде не возможно, они уже говорят. «И чего нам мешал Янукович? Воровал себе ну и пусть. Не с моей же зарплаты. Да и войны не было. А эти воруют не менее. Обложили налогами даже пенсию, не говоря о недвижимости. Отключают свет и обещают холод в домах. И, самое главное, войну развязали». Ваша позорная армия держится только за счет помощи волонтеров. Государство дает ей старые и ржавые автоматы и патроны к ним. Все остальное от носков до трусов вам или дарят, или вы сами за свои деньги покупаете. Да и с харчами, без всенародной помощи, ноги бы уже давно протянули. Где государство? Что вы защищаете?
         -- Мы защищаем свою родную землю.
         -- Где ты ее видишь, свою, родную? Твоим близким, для того что бы похоронить тебя придется, отвалить не малую сумму, за место на кладбище. Хорош был советский лозунг «Народ и армия едины». Так его ваши дебильные идеологи при президенте и с центрального ТВ, сами, не понимая того, извратили. Факт единения сделали посмешищем. В ТВ-сюжете о подарке воспитанников детского дома, они с гордостью показали, как дети сироты собрали деньги и купили для бойцов в зону АТО, прибор ночного видения. А еще попросили повариху, из их скудного рациона, в течение недели откладывать половину муки, из которой они спекли пирожки и вместе с прибором отправили ко дню «Святого Николая» защитникам Родины. Это позор. Дети сироты, собирают деньги, на поддержание армии? Ни в какие ворота это не лезет. Наша полемика, при которой, двое остальных раненых офицеров, не проронили ни слова, неожиданно была прервана. Открылась дверь и в палату с пакетом апельсинов, печенья и конфет вошли две молодые девушки-волонтеры. Такие же пакеты, в большом количестве, уже лежали на тумбочках, стульях, подоконнике и даже на полу нашего помещения. Они спросили фамилию моего «визави» и сказали, что принесли ему для лечения собранные денежные средства. О двух остальных раненых, речь не велась. Затем они захотели узнать побольше о своем герое. На их вопрос он ответил, что ему 33 года, он полковник и командир артиллерийской батареи. Я увидел неувязочку, между «полковником и комбатом». Хлопец, явно сбрехал. Вскоре после волонтеров в палату, вошла молодая женщина в белом халате, не то врач, не то постоянный представитель волонтерского корпуса при госпитале. Она переговорила с ним о принесенных деньгах. Затем сказала, что его планируют завтра на выписку, но на этом курс его лечения не заканчивается. Ему будет необходимо еще сделать 53 инъекции, какого-то лекарства, по одному флакону в каждую неделю. А это, при стоимости флакона 270 гривен потребует больших денег. И они начали считать, сколько это получится. Из их подсчетов я понял, что им нужно просить у спонсоров 50 тысяч гривен. Эта особа позвонила куда-то и сказала, что желательно до завтрашнего обеда, передать КАПИТАНУ, для закупки необходимых лекарств, рассчитанную им сумму. Фирма-спонсор пообещала выполнить и обязательно представить нужные деньги к назначенному часу. Я, по своему обыкновению привыкший считать в уме, при простом приближении посчитал, что для закупки необходимого, нужно не 50 тысяч, а всего 53 х 270 и это около 15 тысяч гривен. А если быть точным, то выходит 14310 грн. Вот так. Из волонтерской и спонсорской помощи, кто-то быстренько украл деньги, в размере более 35 тысяч. Вскоре меня перевели в мое отделение и я не успел до конца распропагандировать и раскрыть глаза этому горе-вояке, на ту грязную войну которую они ведут с народом Новороссии. Которую «еврейская, украинская» власть, боясь открыто назвать войной, называет АТО. И от названия которой, не легче, ни тем тысячам погибших необученных солдат украинской армии, ни населению Донбасса, погибшему от артиллерийских обстрелов, или сбежавшему от войны, в принявшую их братскую Россию.
         Мне многое не нравится в этой стране. Ее циничная и брехливая власть. Ее по-неандертальски примитивная и убогая пропаганда, когда во всех грехах винят только Россию и Путина. Когда министр иностранных дел, с лицом не то урода, не то законченного дебила, скачет с такими же маргиналами как и он сам. И прилюдно, вместе с толпой взбесившихся приматов, скандирует кричалки: «Путин – ло-ло-ло». А президент, поддерживая эту дикость, громогласно обещает послать его послом к Путину, в Россию. У этих, двух державных уродов не просматривается ни ума, ни такта государственных мужей. Вот кто нами управляет. Мне не нравится, когда на центральных каналах ТВ, в проекте «Машина времени», рассказывающем извращенные факты об историческом пути Украины, появляется грязный, небритый и помятый ведущий, от которого дурно пахнет даже с ТВ экрана. И который в каждой передаче заявляет, что « История в России это не наука, а средство обмана и пропаганды», А потом еще в конце предупреждает «Украинцы, держите порох сухим». А порох то у них хоть есть? Не нравится, когда Президент перед своими выборами громогласно на всю страну заявил, что с января 2015 года любой украинец сможет без визы посещать Европу, вплоть до Шенгенской зоны. Прошла неделя после обещанного срока, а не только Шенгена, но и ср*ной Польши, хохлу-дебилу не видать. Его, голодного и без денег, туда боятся пускать, так как он не предсказуем. Поляки ограничили для наших земляков въезд, усилив визовый режим, и более пристально стали относятся к выдаче разрешений. А он, одурманенный призывами «Вставай Украина», весь 2013 год ходил под руководством трех уродов Яценюка, Тягныбока и Кличко, мечтая прийти в Европу. Украина встала, но ее поставили раком и теперь пользуют, все кому не лень. А народ радуется и «скачет, потому что не «москаль». Вот он и допрыгался и «пришел в Европу». И даже можно сказать больше, «приплыл». А вчера, в «День рождества Христова», наш гарант, одетый в еврейскую жилетку, как Тевье-молоченик, только без пейсов и ермолки, славил и воспевал Христа. Которого более двух тысяч лет тому назад распяли его далекие единокровные передки. Да это же высший цинизм  нашего гаранта. О всенародной любви к Президенту красноречиво рассказал один из каналов центрального ТВ. В том его репортаже было показано, как партия «Свобода», проиграв все выборы, решила взять реванш в самом центре, президентской вотчины, в городе Винница. Они решили штурмом взять здание областного совета и посадить на пост областного головы своего функционера. Здание взяли штурмом и, как всегда и везде, без надобности, устроили в нем погром. С особой любовью теле-опратор показал, как какой-то «хлопец-активист» (А у них, у этой власти, все кто громят, жгут покрышки, избивают кандидатов на выборах, называются «Активистами») со всей ненавистью бил, не то битой, ни то костылем, по разожратой роже гаранта. Правда, пока только на его фотопортрете. Но ничего. У него с таким руководством и правлением, все еще впереди. А за что его собственно любить? За то, что всенародно любимый праздник «День защитника отечества», который отмечался 23 февраля, он своим указом перенес на 14 октября и совместил с днем создания УПА. Днем бандеровской украинской повстанческой армии. Но мы все равно, 23 февраля, поднимем и выпьем за «Непобедимую и легендарную. В боях познавшую радость побед. Нашу любимую и родную Советскую армию». По этому поводу, будьте уверены. За нами не заржавеет. Ну как обо всем этом не написать?
       Кроме писания всякой всячины, я еще при своих прогулках по городу иногда «дуркую». А придуриваться-то всегда просто. Да с дурака и спросу никакого. Иду как-то по площади у гордской управы и вижу: в сторонке стоит палатка по сбору помощи силам АТО. А возле нее группа ротозеев, да три девицы-активистки, зорко охраняют прозрачную урну для сбора милостыни, в которой просматривается не более пяти гривен. На палатке висит четырехметровая растяжка, а на ней написано: «Наши воины нуждаются в…» Чуть ниже, на всю длину растяжки, приведен огромный список того, в чем нуждаются бойцы. Я подошел и спрашиваю:
        -- Девчата, а где собирают средства для армий ДНР и ЛНР       Девки в ответ:
       --Не знаем. Мы для них не собираем.
       Понял. С юмором у них туго. Тогда стал пристально изучать список, в чем нуждаются войска. Потом обращаюсь к ним и говорю:
         -- Девчата. Что-то я не вижу самого главного, чего им не хватает?
        -- И чего же?- спросила молодица.
         -- А не хватает им самого главного, ума. Ума, чтобы прекратить братоубийственную войну. Прийти в Киев и нагнать эту власть. Но ничего. За зиму оголодают в своих холодных окопах, наберутся разуму и придут. Придут в обязательном порядке.
        Девки завизжали: «Дед иди на тот край площади, там где всегда митингуют, а нам не мешай собирать помощь АТО». Публика, услышав наши пререкания как-то, оживилась. Один молодой парень подошел и сказал мне:
        -- Дед. Твои слова да богу в уши, и поскорее бы пришли.
         Другие, что-то стали лепетать про «единую и неделимую», А я понял, что пора «делать ноги» и потихоньку ретировался. Через пару дней снова пошел гулять. Вижу, готовят к открытию построенный у нас в городе фирменный магазин, по продаже садкой продукции, президентской фирмы «ROSCHEN». Понятное дело, что магазин воздвигли в самом людном месте у той же площади рядом с городской управой. Народ шмыгает туда, сюда без числа и счета. Прохожу я мимо магазина в тот самый момент, когда два мужика поднимают и цепляют над входом большую и красочную фирменную вывеску, с этим нерусским словом. Я кричу им:
          -- Мужики, а чего это вы вывеску с ошибкой цепляете?                -- А чего это? – спрашивают рабочие.
       -- Да того. Чей это магазин, и чья это фирма?
       -- Порошенко:-- отвечают работяги.
       -- Правильно. Только Порошенко он был до выборов. До того момента, когда обещал, что, если его выберут, то он прекратит войну. Его выбрали, а он войну не только не прекратил, а еще больше раздул. Вот с тех пор у него и изменилась фамилия. Сегодня он Парашенко, от слова ПАРАША. Вот поэтому вместо О надо писать А. Так что мужики, снимайте вывеску. Мужики не поняли юмора, немного подумали, а потом говорят:
          -- А нам, какая разница от «ПАРАШИ» он или от «ПОРОШИ»? Сейчас повесим, -- заплатят. Заставят переделать, еще раз заплатят. Нам лишь бы платили.
         Я пошел от греха подальше. А ротозеи, слышавшие наш разговор, кто переваривал его смысл, а кто просто улыбался. Должен сказать, что украинская национальная символика, в виде « жолто-блакитного стяга» и тризуба, как производного от вертикально пикирующего сокола времен Владимира Великого или Ярослава Мудрого, сегодня используется, где надо и не надо. Иногда это доходит до уродства и порнографии. В желтоголубой цвет красят все: столбы, заборы, автобусные остановки, стены домов, туалеты, мусорные контейнеры и даже урны, куда мы плюнем, гадим и бросаем мусор. Государственный стяг можно свободно расписать призывами и обернувшись им, стоять на майдане или в другом месте сборищ. Однажды я видел по ТВ, как на майдане одна девица, вероятно из Крыжопеля, написала на флаге название своего города и обернулась им. Когда она развернулась к камере спиной, то на флаге была видна только часть названия ее родного городка …ЖОПЕ… Вот именно там мы сейчас и находимся. И при этой власти нескоро выберемся. Вот таков наш флаг, и так им просто манипулируют для единения нации. А нацию, объединит только экономический рост и увеличение личного благосостояния граждан. Да еще прекращение братоубийственной войны. Наш флаг, представляет копию шведского флага, только с одним отличием, У шведов верх золотой, а низ полотнища голубой. У нас же все наоборот. Верх голубой, а низ –желтый. Вот так, как наши флаги диаметрально отличаются друг от друга, так и наша жизнь отличается от жизни шведов. Они купаются в золоте, а мы в желтом детском поносе. Таков же и Государственный гимн, звучащий по утрам и вечерам, при начале и конце трансляции в сетях радиовещания. Его слова «Ще не вмерла…» звучат как вопрос. Что, она еще дышит, или уже «откинула копыта»? С таким гимном и с таким флагом, ей осталось не долго. Да и пикирующий «сокол», из крутого пике, мне кажется, уже никогда не выйдет. Земля матушка, она-то твердая. Построили у нас на одном из жил. массивов небольшой базарчик, а скорее сказать, торговый ряд для продажи сельхозпродуктов. Разместили его прямо на газоне, между жилым домом и тротуаром, что вдоль проезжей части улицы. Оградили это сооружение стенкой из проф. настила синего цвета, метра четыре высотой и метров сто в длину. Иду однажды я мимо этого сооружения и вижу как около него, один из клерков, не то из исполкома, не то из гор. озеленения, порет каких-то троих мужичков, (вероятно хозяев этого рынка), указывая им на эту самую ограду. Я прохожу и говорю:
        -- Правильно, правильно так им и надо. Почему до сих пор здесь этот беспорядок? Почему забор снизу до половины еще не покрашен, желтой краской? Что? На краску денег нет, чтобы нарисовать национальную символику? Я вам подскажу где их взять.
         -- А где? – был их единственный вопрос.
         -- А, что сказал Путин? А Путин сказал, что в головах у украинцев вместо мозгов, кроме желтой и голубой краски больше ничего нет. Вот там вы ее и берите.
         Они посмотрели на меня, как на городского сумасшедшего. Пожали плечами, и, махнув рукой, продолжили свою разборку. А я быстро пошел восвояси. Вдруг до них дойдет…. Дураку, ведь оно всегда проще. Потому, что он дурак, и спроса с него никакого. Даже цари и короли не зря при себе держали не дураков, а скоморохов и юродиевых, что бы те, хоть иногда, но говорили им правду.          Честно говоря, я эту книгу и не думал писать. Мои друзья, прочитав мою первую книгу, пристали, напиши о том, что у тебя в жизни было дальше. Особо в этом плане усердствовал мой бывший командир, ИВ Теряев. Он является членом Союза писателей России и имеет не плохой актив изданных книг. А в свое время, мы с ним вместе воевали в небе Египта. Я ему для ознакомления, по электронной почте, отправил главу, касающуюся египетского периода. Пусть посмотрит, может, что подскажет? Как он мне потом сам рассказывал:
         -- Получил я твою почту. Смотрю, прикреплен к ней какой-то большой файл и просьба прочесть и дать оценку. Ну, думаю, что он там может написать? Для того что бы писать, надо иметь хотя бы маленький талант. А откуда он может быть у нас, у военных летчиков? Наш талант, только в небе петли гнуть, да бочки крутить. А когда прочел и про петли, и про бочки, то меня затянуло. Вот тогда-то я и насел на тебя. Давай, шли все подряд. Написано хорошо про нас и наше время, а это интересно и близко. Хотя ошибок тьма. Знаки препинания стоят, где хотят. Кто в углу, кто на потолке, кто за дверью. Как хочешь, так и понимай, вроде «Казнить нельзя помиловать». Одним словом, летчик –
безграмотный, ему бы только летать. А грамматика, не для него, были бы только мысли и информация. Потом, когда я книгу издал, а Теряев ИВ прочел её полностью, то наехал на меня окончательно:
         -- Пиши дальше как устроилась твоя жизнь на гражданке. Будет интересно почитать не только мне, но и многим другим. Как после службы адаптировался и врастал в новую среду? Какие трудности встречал и как их преодолевал? Пиши. Это тоже жизнь.
        А что о ней писать? Ни полетов, ни тревог, одни сплошные сирые будни. И вдруг, что-то меня клюнуло. И я начал выбирать из сирости гражданской жизни, события пережитого, которые казались мне интересными и которые легли в сюжет этой книги. И получилась книга. А будет ли она людям интересна?
        Судить тебе, дорогой мой читатель.
                7.01.2015г