Гибель мудреца

Широк русский человек!
Я бы сузил.
Ф.М.Достоевский

- Говорят, один художник, восьмидесяти пяти лет, вышел с ружьем навстречу прези-дентскому кортежу на Кутузовском у Триумфальной арки. Но метров за двести был сражен пулями ФСО, его еще и джипами переехали. Умер героем, с оружием в руках. Потом отскребали от асфальта, зато кремировали, как викинга, - сказал я и откинулся на спинку железного стула, вытянув ноги.
В подвале XVIII века, где располагалось кафе, было накурено и шумно. Молодые лю-ди за соседними столиками несли дичь, девушки пороли чушь. Видимо, сводчатые кирпич-ные потолки и стены без окон к этому располагали.
Иван вынул беломорину из редких побуревших зубов и уютным прокуренным бас-ком, чуть грассируя, возразил:
- Знаю я про него. На самом деле он просто застрелился в своей мастерской, хотя точно, из ружья и в восемьдесят пять. А насчет Кутузовского это все пиар его жены- искусствоведки. Хочет подороже картины с романтическим провенансом толкнуть. Она же, небось, его и достала, ведь на тридцать пять лет моложе. И что в этом героического?
Тут не так давно мой учитель жизни Темкин, 1949 года рождения, преставился, царствие ему небесное. Вот это был человек! Сейчас таких уже не делают. Всю жизнь подвижничал, в МГУ на психологическом десять лет учился, пока не выгнали с третьего курса. Нигде дольше трех месяцев не работал, и то лишь грузчиком, сторожем или натурщиком. Божий был человек. В быту скромен до аскетизма, всю жизнь в чужой одежде проходил. Жил, как птицы небесные: не сеял, не жал, на дядю спину не гнул. Стоял, так сказать, над схваткой, вне системы.
Ивана поддержала его подруга Маня, худая носатая женщина неопределенного воз-раста с двумя легкомысленными короткими русыми косичками и тонкой черной сигаретой в длинных узловатых пальцах с черным же маникюром:
- Сейчас уже можно сказать открыто: мы тусовались вместе. Прекрасно был воспи-тан, а как танцевал! Голубоглазый блондин, прямой тонкий нос, рост сто восемьдесят пять сантиметров. В молодости был вылитый Аполлон Бельведерский. Когда в комнату входил, женщины рты открывали и автоматом все были его, благо под гитару песни пел, стихи читал. Мужики страшно ревновали.
- Да, - продолжал невозмутимо Иван, - за что ни брался, все делал великолепно. Сколько с ним охотился, он ни разу не промахнулся. А как пил! Про таких пиндосы говорят: «бон ту ду ит». Еще тридцать лет назад основал орден портвешистов – одно время потреблял с друзьями только портвейн. Выпьют и катят бутылку по коридору, как шар в кегельбане. Еще кричат: «739-я пошла!». Каждой много лет счет вели, как изумрудам у белки в известной поэме. Был бы художник, цены бы ему не было. Целков с Пурыгиным и рядом бы не стояли. Жаль, не на того учился. Я на его примере возрос, многое от него почерпнул. Да только мне и сейчас до него, как до Китая раком!
- А не вызывал ли алкоголизм в нем внутренних борений? Не думал он завязать?
- Что ты, пьянство прекрасно дополняло его цельную натуру и гармонично с нею со-четалось. Чего только он в таком виде не вытворял! – поддержала Маня, преисполненная оживления и порывов, - Раз поссорился с третьей женой. Она ушла и заперла квартиру снаружи. У него водка кончилась, хотел сбегать, а ключа нигде нет. Так он по балконам в одиннадцать ночи с восьмого этажа спустился, купил у таксиста и забрался обратно. А ключ по-том утром в кармане своей же рубашки обнаружил.
- Я, когда напьюсь, тоже дурная становлюсь, - подала голос моя знакомая, студентка Катя, сидевшая за столиком напротив Мани и доселе молча хлопавшая кукольными ресницами.
- Что вы говорите, - добро поглядел на нее Иван, - И как это у вас бывает?
- Да вот неделю назад набрали с группой бухла после стипендии, так по пьяни стекло в таксофоне разбила. Как до дома добралась, не помню. Пришлось утром похмеляться, - с затаенной гордостью поведала она.
- Не может быть! Крайне любопытно. У меня вот тоже в последнем запое неожидан-ная тема возникла. Начал, как обычно, с бутылки в сутки, я - то свою норму знаю, и тут вдруг через пару дней, чуть глаза закрою, товарняки стал видеть, будто у переезда стою. Так по рельсам и грохочут.
- Что-нибудь ценное везли? - заинтересовался я.
- В основном нефтеналивные цистерны, с надписью «SFAT», а между ними - открытые платформы, и, что интересно, с чертями. Маленькими такими, зелеными, как из журнала «Крокодил». Кривляются, рожи корчат, слова обидные кричат. А то еще наладились на моей «пятерке» кататься, чуть не разбили, всю загадили. Совершенно отвязный народ, засада полная. Ну, думаю, раз такое дело, надо догнаться, клин клином вышибить. Принял еще стакан – действительно, мелкие бесы исчезли, но зато появился основной. Толстый, вальяжный, рога - во, как у буйвола. В одной руке вилы, а другой полный бокал поднимает и говорит: «Ну, с Днем пограничника!»
- Ваня, тебя ж от армии еще мама отмазала, даже на сборах не был. Из тебя пограничник, как из пингвина дирижер, - слабо возразил я.
- Ты не догоняешь, - мягко осадил он, - Сатана ведь не ту, не государственную границу в виду имел.
- Ну, тогда ты белочку конкретную словил, - повторил я дежурную на моей работе фразу.
- А может, Ваня к границе астрала подошел, - опять воодушевилась Маня, которая воспринимала объективную реальность как непрерывный детский утренник в свою честь. Она даже отставила кружку с пивом, - Может, они в этом самом астрале и живут. Ученые-парапсихологи утверждают, что все алкаши видят примерно одно и то же. Темкин мне сам рассказывал, как по пьяни чуть не провалился в пасть к дьяволу, в геенну огненную глубиной с километр, как в жерло вулкана. Он и в астрале много чего повидал, пока ему асуры, черти нерусского бога, лазером мозги не выжгли. Почти как альтисту Данилову. Потом в психушке два месяца отдыхал, его еще врачи отпускать не хотели, так их обаял.
- Теперь, Катя, ты поняла, к кому обращаться в случае чертей? - авторитетно сказал я и накрыл ее узкую ладонь своей, широкой и короткопалой, с мозолями от теннисной ракетки. Я, признаться, давно имел на нее виды. Она помедлила, прежде чем убрать руку, и приняла лирический вид.
- Короче, весь кайф мне обломали, черти. Пришлось зашиться и перейти на мухоморы. Должно, положительно должно что-то торкать и вставлять, иначе скудеет, мельчает наша духовная жизнь, - вздохнул Иван и принялся разжигать потухшую папиросу.
- Да, жесть, - Катя явно была заинтригована, - И что с Темкиным потом стало?
- Пить стал меньше,- Маня заказала еще пива и креветок, благо я угощал, - пытался сочинять психоделирические стихи, по памяти восстанавливал все, что в порыве нигилизма и самокритики уничтожил. Он же неделю не спал после того астрального наезда, плющило и колбасило по всему мясному цеху. Думал, темные сущности его труды хотят присвоить, ну рукописи на фиг и сжег.
Он ведь серьезно, на метафизическом уровне занимался проблемой времени и про-странства. Все хотел докопаться, почему для пьяного индивидуума время течет медленнее, чем для трезвого, и пространство то сжимается, то растягивается, то двоится. Много экспериментировал на себе, другими из гуманных соображений рисковать не хотел.
Знаешь, как он раз сказал? «Я познание сделал своим ремеслом. Я знаком с высшей правдой и с низменным злом. Все тугие узлы я распутал на свете, кроме смерти, завязанной мертвым узлом». Правда здорово?
А в психушку его четвертая жена сдала, когда с дачи вернулась и увидела его никакого в разгромленной квартире. Он даже унитаз сгоряча в окно выбросил. Хотя я бы лично, наверное, за квартиру убила бы. Сейчас эта дама, кстати, с дочкой в Париже живет.
После больницы его поп отчитал в Костромской области, где он последнее время в деревне обретался. Полегчало, с йогой и медитацией завязал, снова женился. Я считаю, удачно. Люба его очень уважала как личность. Сейчас все время вспоминает.

Темкин проснулся рано. За окном стыло мутное октябрьское утро. Среди черного ту-мана, заполнявшего тяжелую голову, путались обрывки мыслей. Холодная испарина щекотала виски, во рту будто кошки нагадили. Все признаки острого неопохмелита были налицо.
Наконец, поморщившись, он открыл глаза и понял, что лежит одетый ничком на ку-хонном диванчике. Начал восстанавливать цепь последних событий и остро осознал: ни денег, ни бухла не осталось. Отсюда следовал вывод: надо срочно достать и ехать в деревню.
С трудом встал, жадно напился из крана холодной воды, обшарил всю кухню и, как всегда, убедился в своей правоте. В глубине квартиры послышались шаги. Темкин поспешно лег обратно и отвернулся к стене. Вскоре под шум спускаемой воды из совмещенного санузла появилась его бывшая жена Люба в халате и со следами былой красоты на слегка опухшем ото сна узком лице. Поставила чайник, включила радио и громко сказала в худую спину, обтянутую ее старым свитером:
- Вставай, обормот!
- Молчи, прошу, не смей меня будить. О, в этот век, преступный и постыдный, не жить, не чувствовать - удел завидный. Отрадней спать, отрадней камнем быть, - глухо отозвался обормот, не поворачиваясь.
- Пойди умойся, всю кухню перегаром провонял.
- Не могу. Я сам из тех, кто спрятался за двери, кто мог идти, но дальше не идет. Кто мог сказать, но только молча ждет, кто духом пал и ни во что не верит. Время точит мой дух, я стенаю от боли, а невидимый враг, всем мольбам вопреки, жрет и жрет мою плоть, свирепея всё боле.
- Твой главный враг - ханка. Не жри ее - и тебя никто жрать не будет, - раздраженно ответила Люба, нарезая хлеб.
Темкин неохотно сел и потер обеими ладонями глаза с покрасневшими белками в сетке морщин на бледном, с правильными чертами, лице. Затем вдруг воодушевился:
- А знаешь ли ты, что водку еще древние греки потребляли? Мне в Грузии один ста-рик в горном ауле рассказал подлинный, кавказский миф о Прометее. Он, оказывается, украл у богов и подарил людям не просто огонь, а жидкий огонь. То, что обжигает не только снаружи, но и изнутри. Чачу, короче говоря. Именно ее греки стали считать напитком богов, когда в Колхиду пришли. Прометей передал людям секрет ее изготовления, познакомил с конструкцией перегонного аппарата, а Гефест изготовил по его чертежам. На древних чернофигурных амфорах археологи недавно обнаружили изображения Прометея, держащего фиал с пылающим самогоном. Так в древности проверяли его крепость.
Но как только люди узнали секрет огненной воды, сразу раскрепостились, впали в атеизм и забыли о жертвах богам. Те обиделись, разобрались, откуда ноги растут и приковали Прометея в Скифии, то есть на юге России, к скале в горах Кавказа рядом с его детищем. И вот с тех пор питается он одним самогоном, потому что больше нечем.
Богам от своего напитка не бывает даже похмелья. А Прометей – то из титанов, потому быстро допился до белой горячки и ему открылись великие тайны судеб мира и богов. И давно умер бы от цирроза, но боги надеются, что Прометей рано или поздно спьяну разболтает им свои великие тайны. Поэтому раз в год посылают на орле бога врачевания Асклепия, и тот пересаживает герою новую печень, чтобы мучился дальше.
Многие герои, включая Геракла, пытались освободить Прометея, но не смогли, так как начинали пить вместе с ним. Об этом еще у Эсхила по-моему очень сильная трагедия имеется.
- Ты на что своим мифическим бредом намекаешь? Что и тебя боги к бутылке незри-мыми узами приковали? Что же ты у них стырил? Никак, мед поэзии. Но к тебе-то никто не прилетит цирроз лечить. И стихи не помогут. Допрыгаешься, когда-нибудь по пьяному делу кони двинешь, мудрец недоделанный, - гнев исказил отжившие черты супруги.
- Доставлю радость я тебе - умру от горя и замолчу навек. Случится это вскоре. Тогда-то пожалеешь, раскаешься - да поздно будет. Не осталось в России ни пророков, ни гениев, ни героев, одни воры, мошенники и самозванцы. Не ценят меня по достоинству при жизни, не оценят и после смерти. У нас это обычное дело. И какой-нибудь мелкотравчатый графоман – циник опустит мою личность в своей писанине ниже плинтуса. Напишет в рассказе саркастически, что жил, мол, такой тунеядец и алкоголик, певец кипяченой и ярый враг воды сырой, все прикалывался не по делу, пока не окочурился.
Но ты же должна понимать: я мыслитель - космист, натурфилософ, испытатель при-роды, работаю на вечность, кропаю нетленку, вопреки всем препонам и рогаткам, - Темкин обиженно отвернулся и поглядел в окно. Там среди обшарпанных пятиэтажек угрожающе чернели вздыбленные ветви голых деревьев и разливались обширные лужи.
И вдруг он задушевно начал:
- Осенний день хмур и мглист, уже к концу идет год. На землю падает лист, а там и снег упадет. И можно только гадать и календарь ворошить, как долго мне еще ждать и сколько мне еще жить.
- Достал уже со своими стихами и мифами! Несешь какую-то хрень, испытатель портвейна, матрасов и моего терпения. Чего я вообще с тобой связалась? Ох и дура была!- не повелась и грубо прервала его Люба, - Когда молодой человек занимается всякой мурой, это искания и широта интересов, но когда пожилой – это уже маразм. Ведь есть же где-то нор-мальные люди, работают, семьи кормят. Из всех, кого я знаю, из всех друзей ты самый никудышный. Не мужик, а какое-то недоразумение, не пришей кобыле хвост. Хорошо, хоть наконец развелись.
Темкин ответил, только вернувшись из ванной, куда быстро ретировался и где успел немного побриться и умыться, так и не раздевшись:
- Видал я таких, только богатство их интересуют. Нет друзей, одни стяжатели вокруг, всех снедает алчности недуг. Люди - звери двух сортов, их делю я на свиней и псов. Отличаются одни собачьей хваткой, а другие свинской, грязною повадкой. Ничтожность по запаху скуки и зла узнавай, по пестрым шелкам и обильным словам узнавай. Но я не таков. По бед-ной одежде и вечному золоту мыслей души благородство и разума блеск узнавай.
И торжествующе уселся за стол, где рядом с бутербродами дымилась чашка дешевого растворимого кофе. Завтрак прошел в молчании. Впрочем, ела только бывшая жена. Мыслитель - космист машинально хлебал горячую бурду, раздумывая, как бы опохмелиться. Потом хозяйка убрала со стола, а Темкин со словами:
- Все изменяется под хладною луною. Как изменилась ты! Как холодна со мною! Страдаю я, и ты страдаешь тоже, и под счастливою луной печально наше ложе. Но если я теперь ничто в твоих глазах, то истину тебе не дал узреть Аллах, - принялся мыть посуду, коей в раковине лежала гора.
Когда он закончил, Люба вынула из кармана несколько мятых купюр:
- До обеда можешь остаться, а потом чтобы духу не было. Ты вроде в деревню собирался.
- Да, ведь жизнь на природе способствует восстановлению гармонии в душе и баланса инь и ян, - сразу оживился натурфилософ.
- Водяру тебе там жрать сподручно, а не баланс восстанавливать. Я ж тебя, старый хрен, насквозь вижу.
- Жена, я тебя никогда не забуду, с тобой мое сердце всегда и повсюду. Представ пе-ред богом, достигнув конца, сперва о тебе вопрошу я творца, - Темкин быстро вытер подрагивающие руки о засаленный фартук, спрятал деньги и пошел в прихожую.

Вечером поезд уже уносил поправившегося натурфилософа к забытому богом полу-станку в Костромской области. Он пристроился на верхней полке общего вагона, достал из старой матерчатой сумки потрепанную общую тетрадь и углубился в последние записи.
«И увидел я, что энергия - это проявленная в материи воля, стихийная или сознательная. Вселенная многомерна, в ней существует тьма иных пространств, иных видов материи и энергии. У всех есть свой ритм и частота. Между различными мирами огромные частотные барьеры, поэтому они ничуть не мешают друг другу. Чем тоньше материя, тем выше степень свободы. И всюду бурлит своя жизнь. Я бывал в некоторых из них, ведь в тонком теле можно летать силой мысли, мгновенно перемещаться в любую точку Вселенной, надо только знать ее план. В человеческом ментале он есть.
Я почти дошёл до ментала, заглядывал в астрал, где нет привычного линейного тече-ния времени. Там все появляется и исчезает непонятно по каким законам, практически не меняясь. Он похож на мир идей Платона. Тот, видать, тоже там бывал. А может, там времени вообще нет. В астрал душа обычного человека попадает только после смерти. Умирает ведь только тело, но душа остаётся, что бы ни квакали разные атеисты-нигилисты. Я выходам в астрал научился за неделю и встречался там с душами. Не только слышал их мысли, но и видел их. Все чувства и мысли имеют свой цвет, зависящий от содержания. Злые и низменные ближе к черному, хорошие - к белому, и между ними вся гамма. Мысли и чувства зависят от питающей их энергии. Все живые тела окружены красивым свечением, то радужным, то красным или фиолетовым. С утра примешь дозу, и аура зарозовела.
И так я порхал, пока ко мне не явился один непроницаемый тип и не заявил, что давно ведет меня, и мои способности - его дар. Это он отвечал мне на все вопросы, таскал в астрал и ментал. Он и его коллеги - наши старшие космические братья, руководящие эволюцией Земли, проверяли меня все это время, и я им подошел. Он предложил работать на них агентом влияния, как Горбачеву на ЦРУ. Растворяясь в воздухе, предупредил: «Даже не думай откосить! Из-под асфальта достанем! Ренегатов, отщепенцев и предателей рвем, как тузик грелку!»
Тут я почуял, что это враги, готовящие какую-то глобалистскую пакость. Скорее все-го- асуры. Бесы так глубоко не пашут. Я попал в их сети, но Родине не изменил. И тогда они подловили меня в астрале и так шарахнули из психотронного бластера, что напрочь башню снесло. Долго не мог спать, еле-еле на реланиуме с донормилом оклемался.
Так вот, на Земле пока немного таких продвинутых, как я. Но наше число растет. Мы подводим человечество к скачку в новое мировоззрение, к раскрытию новых колоссальных возможностей. Я вижу, что техническая цивилизация скоро себя исчерпает. Человеку, в сущности, техника и не нужна. У него и так всё есть. Приборы и механизмы только заменяют человеческие способности - это протезы, тормозящие их развитие и атрофирующие.
Любой йог средней руки, даже с выжженными лазером мозгами, может то, на что не способны самодовольные специалисты. Так, я знаю, как навсегда осчастливить человека. Для этого надо нажимать ему несколько минут на определенную точку на грудине. Секрет в том, чтобы знать, куда, как сильно и сколько времени. Если мне когда-то станет плохо, нажму и себе. А психиатры годами подбирают антидепрессанты несчастным пациентам и все впустую.
В астрале меня научили, уходя, забирать тело с собой, чтобы не досталось врагу, что-бы на Страшном Суде быть как огурчик. Ведь так хочется еще пожить в царствии небесном, поработать, хоть одним глазком посмотреть, чье будет пришествие: Христа, Саошьянта, Будды Майтрейи или все-таки Шивы Натараджи. А биологи ничего умнее бальзамирования не придумали. Чего париться – выпотрошил труп, сунул в формалин - и готово. Или тупо за-морозить жидким азотом.
Определенно, наука - тормоз на пути прогресса человечества. Она идёт наощупь. Ученые в своих исканиях похожи на бомжа, пытающегося по запаху старой покрышки узнать зарплату главного механика автобазы. Так что и науки, и образование, и технику нужно обязательно отменить, учебники и научные книжки сжечь, а ученых всех разогнать поганой метлой. Для начала хотя бы в этой стране. И энергичные усилия нынешнего правительства в этом направлении внушают оптимизм».
Темкин сделал пару стилистических правок, но в целом остался доволен проделанной работой. Потом открыл, позевывая, последнюю страницу и стал читать молитву, аккуратно написанную шариковой ручкой:
«Я - исключительный и уповать могу лишь на Себя, на гения и скромного героя. Дав-но в груди живет к Себе любовь и в паспорте ношу Свое святое имя. От сладости его сладка моя гортань. Я не один, со мной неисчерпаемое подсознанье. Я без него ничто, как ноль без палки. Но лишь прильну к нему- и становлюсь другим, мужаю на глазах. Желания Мои - единственный закон, сам черт теперь не брат. Я, опираясь на Себя, иду вперед своим путем. Иду, хотя со Мной никто идти не хочет. Иду, хотя все достают, мешают жить и капают на мозги. Я верю, что дойду, в обнимку с подсознаньем».
 Он убрал тетрадку, еще немного повозился, и вскоре забылся тяжелым сном, положа сумку под голову.

Мутный солнечный луч, падающий сквозь маленькое окно с выцветшими занавесками, освещал большой стол, заставленный разнокалиберными стаканами, тарелками с объед-ками, консервными банками, полными окурков. Вокруг валялись пустые бутылки, оставляя узкий проход к двери. За столом сидели Темкин, его приятель и одногодок Володька, по-следним жизненным успехом которого было успешное окончание в 1966 году ленинградской физико- математической школы, и хозяин дома, местный житель Леха, лет на десять моложе. Судя по всему, здесь пунктуально отмечали все религиозные и светские праздники, а также памятные даты, начиная с католического Рождества, и собирались дотянуть до Цагалгана, а то и до Дня Парижской коммуны.
- Как хорошо, когда, отдыхая душою, о преходящем размышляешь лениво в клубах табачного дыма, - сказал Темкин, затягиваясь чужой папиросой и откидываясь на лавке у стены.
- Хорошо, когда хорошему человеку хорошо, - сильно окая, заметил Леха, проснувшийся ни свет ни заря и пребывавший поэтому в самом мрачном расположении духа, - Да только при Советской власти тебя давно за тунеядство сослали бы, куда Макар телят не го-нял. Эх, оставил нам товарищ Сталин крепкое государство, а мы его профукали.
- Всё твердое, замечу вам, непрочно. Таится в мягком прочности начало. А если вы мне верите не очень, я приоткрою рот, для вас нарочно. Язык мой цел, зубов - как не бывало, - и Темкин открыл щербатый рот. Он был не прочь пошутить, что бывало нечасто.
- Ты можешь говорить что хочешь, - Леха, правда, употребил более крепкое слово, - но работа мужика держит. Баба, она всегда по хозяйству шуршит, у ей дети, ей думать некогда. А мужику без работы нельзя, умствовать начинает и оттого быстро спивается. Вот почему ты сейчас здесь, а не в рабочем офисе в Москве, как все порядочные трудоголики? Ты ж здоровый мужик, не пенсионер еще, - сам Леха не работал уже лет пятнадцать, с тех пор, как развалился колхоз. Пай свой он давно продал.
- Добру и злу дано всегда сражаться. И в вечной битве зло сильнее тем, что средства для добра не все годятся, меж тем как зло не брезгует ничем. Меняется мир этот бренный и к худшему все перемены. Несправедливо распределяется счастие жизни. Распад СССР и череда системных кризисов роковым образом сказались на моей творческой судьбе. Да, я в ладье! Меня разлив не тронет! Но как мне жить, когда народ мой тонет? Я просто жертва обстоятельств в переходный период ломки общественно-экономических формаций. Не издают меня редакторы, деньги, сволочи, не платят. Ненавижу, всех этих засранцев, ненавижу! Только в литературном объединении мои труды и ценят.
- Нет, Темкин, ни редакторы, ни кризисы тут ни при чем, - глубокомысленно заявил Володька, наливая всем по стакану, - Просто ты - паразит на теле трудового народа. И ничего хорошего нашему народу ни сказать, ни сделать не можешь. И в объединении твоем, небось, такие же бездельники и алкаши собрались. Сами себя хвалите – и счастливы. Стишок в газетку тисните – и обмываете неделю. Стыдно!
Леха согласно закивал, плотно обхватывая плохо вымытой рукой грани своего стака-на:
- Да, ты как морской лупоглазый бычок. Все смотришь вверх, а сам забился в грязную тину на дне.
- Да вы черти, принявшие облик людской. Вы рабы своей похоти, полные скверны мирской. Еще скажу я: прав или не прав, не молви слова, гнев не обуздав. Чтобы потом, когда уж сделал дело, раскаянье тобой не овладело, - миролюбиво сказал, присоединяясь, паразит.
- Ну, за святость наших алтарей! – провозгласил Володька. Все выпили, закусив сайрой в масле и кабачковой икрой на черном хлебе.
Темкин, расчувствовавшись, сообщил:
- Мой бутерброд икрою мажут, налит стакан до половины, а мне икра не лезет даже, со мною рядом нет любимой. Как научиться управлять страстями, когда они от века правят нами? Возможное порою невозможно - что просто одному, другому сложно. Опять, мужики, поссорился. Выгнала, мещанка.
В этот лирический момент в дверь постучали, и появился, стряхивая снег с потертой монгольской дубленки и сивой бороды, монументальный художник Николай, живший по соседству. Снял енотовый треух, просморкал толстый красный демодекозный нос, широко перекрестился в пространство за неимением икон, покрутил от тяжелого духа головой:
- Здорово честной компании! С наступившим!
- Здорово, коль не шутишь, садись, - Леха придвинул пустой стакан.
- Спасибо, но я сейчас за рулем, а завтра в Москву рвану. Хотел сегодня, да метет. Ничего никому передать не надо?
Собутыльники мутно переглянулись. Володька с Лехой покачали головами, а Темкин вдруг сказал с неожиданным пафосом:
- Когда в столице, может быть случайно, тебя вдруг спросят, как живу здесь я, ты передай: как пики гор туманны, туманно так же в сердце у меня.
- Да кто спросит-то? – цинично хохотнул Николай, - Всем по большому счету с высокой горы по барабану. Да, у соседки тебе из Москвы посылка лежит. Ну, прощевайте, - и, нахлобучив треух, с деловым видом вышел.
- Злой человек - земли недолгий гость. Его сжигает собственная злость. Коль ты о людях говоришь плохое, пускай ты прав - нутро в тебе дурное, – резюмировал Темкин после долгого молчания, изредка прерывавшегося бульканьем, и, пошатываясь, встал, тоже собираясь уходить.
- Ты куда? Смотри, какая вьюга, хозяин собаку из дому не выгонит! Не ровен час за-мерзнешь! Завтра заберешь, – загомонили друзья.
Но космист был непреклонен. Постепенно надел видавшую виды синюю куртку со сломанной молнией, лыжную шапку с надписью «Олимпиада-80» и грязные резиновые сапоги. Встал у выхода, поглядел куда-то поверх голов, в темный угол, где когда-то были иконы, произнес:
- И старые, и юные умрут, чредой уйдут, побыв недолго тут. Нам этот мир дается не навеки, уйдем и мы, и те, что вслед придут. Печальна жизнь. Удел печальный дан нам смертным всем, иной не знаем доли. И что останется? Лишь голубой туман, что от огня над пеплом встанет в поле. Если что, на могиле напишите:
Всё в мире покроется пылью забвенья,
Лишь двое не знают ни смерти, ни тленья:
Лишь дело героя да речь мудреца
Проходят столетья, не зная конца.
И тяжело вышел, прикрыв дверь. Приятели грустно покачали небольшими головами и опять сосредоточились на паленой.

- И где Темкин в Костромской области жил?- я живо представил идиллическую били-бинско - васнецовскую избушку на берегу экологически чистого озера.
- В основном у знакомых, - вяло отозвался Иван, - у него ведь, кроме квартиры в Москве, ничего не было, полный был, как говорится, дигамбар. А я там в одной деревне еще в восьмидесятые дом купил. Потом и друзья мои, богема разная, подтянулись и поблизости осели. Тогда все дешево было, а избы добротные, на века. Народ свои квартиры в Москве сдавал и дауншифтинговал по полной программе на свежем воздухе и натуральных продуктах. И Темкин там пристроился.
- Да, - поддержала Маня, снова закуривая, - как раз перед этим он развелся с очередной женой, и они долго жили втроем в одной квартире с ее любовником, как Брики с Маяковским. Сейчас уж не понять, кто у них был за Осю, а кто за Владимира Владимировича.
- Сколько же у него всего жен? - для Кати, как и для любой женщины, это был вопрос № 1.
- Законных - пять, не считая гражданских. Немного до Евтушенко с Кончаловским не дотянул. С ним никакая долго выдержать не могла. Да и он после пятидесяти сильно сдал. Растерял половину зубов, отпустил седую бороду и стал как Хемингуэй отечественного раз-лива, - Маня немного погрустнела.
- А погиб-то как?- попытался я вернуть беседу в конструктивное русло.
- Замерз в единственную за ту зиму серьезную пургу, вскоре после Рождества. Воз-вращался из гостей в осенней куртке, - Иван задумчиво выпустил дым из ноздрей,- По пути стало плохо, понял, видимо, что три километра до поселка, где его ждали, не пройдет. В ближайшей деревне попросился к бабке, но та не пустила. Залезть в пустой дом какого-нибудь дачника, печку затопить не догадался. И повернул обратно, а по дороге слег и позвонил с мобильного последней жене в Москву, сказал, где находится, попрощался. Та связалась в райцентре с милицией. Менты выехали на УАЗике, поискали, ничего вдоль дороги не нашли. Звонят ему, а в ответ: «Абонент вне зоны доступа». Заехали в деревню, нашли ту старушку, она отвечает:
- Стучался давеча в дверь сердешный, просился, да я не пустила. И пошел он себе дальше с богом.
- Что же не пустила? Замерз ведь человек.
- Да испужалась до смерти, вдруг маньяк. Вон их сколько по телевизору-то показывают.
- Так, говорят, ты давно его знала.
- Знать-то знала, да в трудную минуту человек по-всякому может повернуться. И полнолуние как раз было. А он, уходя, тут вот на заборе чтой-то накарябал. Я без очков и не разберу.
Менты посветили фонариком и прочитали на покоробленной фанерке, закрывавшей дыру в заборе, стихи, - Иван покопался в рюкзачке, вытащил записную книжку и прочитал:
Как жаждою измученный верблюд,
Я ждал, что здесь найду защиту и приют.
О, как со мною вы безжалостны и злы,
А я прославил вас, я вам слагал хвалы.
Пусть холит злобную верблюдицу рука
- Верблюдица не даст ни капли молока.

На следующий день, когда ветер стих, тела опять не нашли, но на обочине обнаружи-ли его паспорт с написанными на страницах «для детей» стихами, - Иван опять заглянул в блокнот:
Когда в душе погаснет свет
Горелкой газовой без газу,
И ум, блиставший столько лет,
Как тряпка, полиняет сразу,
И пьяный, где-нибудь в снегу, умру,
То знайте, не с Земли, не с Ховрино я родом.
Но я живых и этот край не прокляну:
Астрал открылся, я иду к его воротам.

«Странно, где-то я все это уже раньше слышал»,- подумал я, а вслух сказал:
- Красивые стихи. Сам написал?
- Уверена, он бы не опустился до плагиата, - твердо заявила Маня, - От него еще несколько тетрадей осталось. Третья жена сейчас разбирает, хочет издать.
- И что дальше?
Иван ответил спокойно, но чувствовалось, что спокойствие дается ему нелегко:
- В общем, решили, что где-то упал в яму и занесло, но ни весной, когда сошел снег, ни летом так ничего и не обнаружили. Да, не получилось, как сказал поэт: «Труп нашли в предутренней росе. Не хотел он быть таким, как все». А бывшие жены его в итоге решили поставить памятник на местном кладбище. Уже и плиту заказали со стихами, что он друзьям прочел, когда квасил в последний раз. Знаешь, один из них ведь спустя год тоже помер. Прямо геопатогенная зона какая-то.
Темкин потом всем знакомым часто снился. Многие стали творить. Я вот балкон за-стеклил, а ведь до этого семь лет все только собирался.
Я поглядел на часы, потом на Катю. Надо было идти, пока работало метро. Я вспомнил, что хотел взять у Ивана номер мобильного. Он продиктовал, но предупредил:
- Эту сим-карту скоро сменю, барахлит. Звонит иногда среди ночи, а в трубке только неясное буркотание. Смотрю - звонят-то с номера Темкина. Перезваниваю, а там говорят: «В настоящий момент абонент временно находится вне зоны доступа». Чертовщина какая-то, ведь его мобильника не нашли, небось и аккумулятор-то уже накрылся.

10.01.10