Девушка и хулиган

Не ищи красоты, ищи доброты.
Дал Бог день, даст и пищу.
(Русские пословицы)

« … Руслан! Наконец-то я поняла: я люблю тебя. Удивительно, что я первая пишу эти слова. Но таить чувства в себе больше нет сил. Надеюсь, что моя попытка раскрыть душу не обернется против меня. Ведь пока ты пребываешь в неведении, я могу тешить себя сладкой надеждой. Для меня огромное счастье поделиться с тобой своими мыслями и наполнить жизнь ожиданиями. Прояви понимание и не суди меня строго, если не готов ответить мне взаимностью.
Я одержима тобой. Твой яркий образ преследует меня. Я боюсь проснуться. Ведь там, в сумеречном мире грез ты навеки мой, а я твоя. Этот прекрасный сон – мой постоянный спутник. Я унесу свои глупые мысли в бесконечность, спалю себя дотла. Моя любовь без-гранична, она – это вся я. А ты – мой неиссякаемый источник вдохновения.
Мой милый! Мой дорогой! С нетерпением жду минуты, когда заключу тебя в объятия. Вскоре я напишу тебе снова. Переписка поможет скрасить мое невыносимое одиночество. Люблю тебя и очень жду».
Рюха замолчал и довольно оглядел осужденных, что внимательно слушали его, лежа на нарах после ужина.
- Проканало! – авторитетно заключил Бубен, пятидесятилетий вор, на счету которого было несколько ходок, - Созрела, шмара. Как откинешься, гони сразу к ней, дави на жалость и бери за жабры. Да нас не забудь, козья морда! С тебя магарыч, хрен бы ты ее без наших  гнилых заходов додавил.
- Нет базара. Как сниму, сразу голос дам и порешаем, - Рюха возбужденно потер бри-тую макушку. Темные глаза на его худом бледном лице радостно блеснули.
Победоносный конец операции «Кукла», как окрестил ее один лагерный придурок, был близок. Дело было несложное, но муторное. Зеки в ИТУ 6419 на севере Свердловской области, получив несколько номеров газеты «Из рук в руки», а то и анкеты из брачных агентств, методично засыпали «письмишками» лохушек - женщин и девушек, озабоченных устройством личной жизни.
Если адресаты отвечали, на операцию по команде пахана мобилизовывали всех гра-мотеев барака. Душещипательные письма были забиты жалобами на горькую судьбинушку и несправедливые приговоры безвинно осужденным, а также тем, что слабый пол уважает больше, чем урки чифир, -  признаниями в любви до гробовой доски и лирическими стихами Есенина, Асадова, а также анонимных авторов. Шадерло де Лакло со своими «Опасными связями» нервно курил бы в сторонке, почитав эти романы в письмах.
Рюха, он же Руслан Цуцуев, переписывался с Настей Голубкиной из пригорода Екате¬ринбурга с февраля 1992 года. Писал на почту, до востребования. Последнее ее письмо при¬шло в ответ на подборку стихов, которые он якобы сочинил в любовном томлении, хотя на самом деле их написал один зек, библиотекарь в зоне.
До посадки тот ходил в какой-то литературный кружок при заводском клубе и даже когда-то якобы взял призовое место на областном конкурсе имени то ли Баркова, то ли Тре-диаковского, так что поэтическое дело знал туго. Посадили его за пособничество кражам со склада,  который он охранял. Пособничество выражалось в сне на рабочем месте, а также со-чинении стихов вместо обхода вверенной территории. Для любовной переписки барака пиит за пайку строчил вирши километрами, особо ударные из которых ушлые зеки вскоре широко растиражировали:

С тобою мы сейчас живем в разлуке,
Но яркою звездой любовь горит.
Знай, что душа моя переживет все муки,
И скоро нас судьба вознаградит.

Ты далека от меня очень,
Хотя это неважно, впрочем.
Я на крыльях любви парю,
Расстояний не зная, горю.

Мучительна любовь на расстоянии,
И в письмах нежные признания,
Томительное встречи ожидание...
Сильнее нет для чувства испытания!

Говорят, любовь на расстояньи угасает,
Но правду не ищи в жестоких сих словах.
Кто чувства настоящие познает,
Тот сохранит любовь в своих сердцах.

Если любовь наша крепка,
То не затушит расстоянье огонька,
А превратит его в бушующий пожар!
Так береги любовь свою, как дар!

Я не могу тебя обнять,
И не могу прижаться.
И не могу поцеловать,
Но я хочу дождаться.

В одно из писем Рюха вложил фото пятилетней давности, когда ему было еще два-дцать пять и он только начинал ширяться. И, похоже, клюнула овца, влюбилась по пере-писке. Прислала в ответ свой мутноватый фотопортрет с автографом «Не шути, любя, не лю-би, шутя!». Судя по фото, ей могло быть как 25, так и 35 лет. Красавицей явно не была, но, как мудро скаламбурил тот же Бубен, с хлебала бухла не пить. Главным было то, что у нее не было детей, родители жили где-то отдельно, и была собственная двухкомнатная квар¬тира. 
Опытные урки долго инструктировали Рюху, как себя вести с волчицами, какие пра-вильные слова говорить, как втереться в доверие, поставить себя, жениться и, в конце кон-цов, отжать и сбыть хату. Чтобы он был во всеоружии на любовном фронте, ему даже бес-платно вшили под кожу члена пластмассовые шарики - шарошки.
Основным стимулом к продолжению знакомства было то, что в свои тридцать Руслан был гол, как сокол, хотя и понтовался, что остер, как бритва. Он еще четыре года назад спу-стил на ширку и красивую жизнь бабки, полученные после принудительного раздела мате-ринской квартиры. Потом пытался барыжить, но подставили конкуренты и он сел. Срок ис-текал в мае 1992 года. Надо было со своей жизнью-копейкой что-то решать.

И вот холодным майским днем на пороге квартиры с обитой потертым коричневым дерматином входной дверью на пятом этаже хрущевки появился худой коротко стриженый плохо одетый молодой человек с острыми чертами лица и черной сумкой на молнии. Дверь открыла рослая полная молодая сильно накрашенная женщина лет за тридцать в длинном ситцевом халате и переднике. В вырезе халата виднелся маленький крестик на цепочке. От нее так сладко пахнуло домашним уютом и вкусной едой, что Рюха чуть не отрубился. Вце-пившись в перила, чтобы не упасть, он представился:
- Руслан Исаевич Цуцуев!
- Христос среди нас! – радостно ответила женщина низким хрипловатым томным го-лосом, - а я Анастасия!
«Воцерковленная! – радостно подумал Рюха, - вот подфартило, не зря я губы раска-тал. Сейчас будет у меня и баба с хатой, и бухло с хавчиком».
Бросил сумку и тут же полез обниматься. На нее пахнуло затхлым тюремным духом и миазмами давно не мы¬того тела. Она потупилась и робко, но с силой отстранилась, повернулась и прошла внутрь, увлекая гостя за собой.
 В маленькой темной прихожей Рюха разделся, снял старые грязные ботинки и в ды-рявых черных носках пошлепал за хозяйкой. Небольшая гостиная явно требовала ремонта. На журнальном столике у стены с ковром стоял телевизор «Темп», у другой стены над ста-рым сервантом с посудой и хрустальной вазой с полузасохшими веточками вербы была пришпилена репродукция Мадонны Рафаэля из журнала «Огонек». За окном виднелись ржа-вые перила незастекленного балкона с бельевыми веревками.
Дверь во вторую комнату (наверное спальня, с замиранием того, что раньше было у него сердцем, подумал зек) была закрыта. Другая, обшарпанная дверь с приклеенным ста-рым японским календарем вела на крошечную кухню. Там возле большой чугунной раковины на обложенной голубым кафелем стене на крючках блестел целый ряд больших поварских но¬жей и сечек. Напротив, между окном и здоровенным двухкамерным холодильником, на кле¬енке маленького стола уже стояли большая миска с пельменями, банка сметаны, запотевшая бутылка водки и стаканы.
Рюха, едва сбрызнув под краном руки, набросился на пельмени, щедро поливая их сметаной и засыпая черным молотым перцем. Потом немного пришел в себя, степенно от-крыл бутылку, налил себе стакан, даме половину.
- Ну, за знакомство! Дай бог, не последняя, а если последняя, то не дай бог! - сказал он, поднимая драгоценную влагу и стараясь придать устремленному на девушку жадному взгляду оттенок нежности. Настя с улыбкой кивнула и чокнулась с молодым человеком, гра-циозно держа стакан тонкими пальцами с длинными и острыми, покрытыми черным лаком ногтями. Рюха выпил залпом, она лишь пригубила.
Тут урка, почувствовав, как нежно обжигает отвыкший желудок беленькая (судя по привкусу – паленая), несколько разомлел, закусил пельменями и с выражением продеклами-ровал стих, который долбил чуть не целый день перед выходом из зоны:
Люблю тебя. Мой пыл
На расстояньи не остыл.
Ведь душа на двоих одна
И для счастья она рождена!
Нежность в сердце моем всегда!
Ты мне светишь, словно звезда.

Девушка слушала, широко раскрыв удивительные фиалковые глаза. А ухажер снова полез целоваться. На этот раз Настя была более уступчивой, однако рот старалась не раскры¬вать, язык зека не впускать и вскоре, отодвинувшись, спросила:
- Ну расскажи, как ты жил, пока меня не встретил.
И Цуцуев, подперев коротко стриженную голову татуированными руками, стал вдох-новенно врать, как рано осиротел, рос и воспитывался на улице, жил и вел себя всегда по по-нятиям, как безвинно страдал за правду и защиту на улице девушек от хулиганов-насильни-ков. Хотя, если по-чесноку, он-то и был чаще всего тем самым хулиганом-насильником. Настя к пельменям не прикасалась, влюбленно поедая его глазами.
Наконец Рюха устал врать, выпил второй стакан и, чтобы сме¬нить тему, спросил, ки-вая на холодильник:
- Зачем тебе такой шайтан-агрегат? Он же полкухни занимает!
Настя опустила свои неземные очи:
- Не в пост люблю что-нибудь мясное приготовить. Вот и запасаю. Оптом на рынке дешевле и можно реже туда ходить. Слишком много там быдла развелось, пристают посто-янно. Только вера и спасает, а то так бы и отхлестала нахалов по мордасам!
- Ничего, разберемся, дай только срок! Кто нас обидит, трех дней не проживет! Всех порешу! – с пьяной силой ударил урка кулаком по столу, чуть не опрокинув бутылку.
Выпили по третьей и снова стали жарко целоваться. Он взял ее руки в свои. Они неожиданно оказались как льдышки.
- Какие у тебя руки холодные!
- Зато сердце горячее! – после паузы ответила она и хрипло рассмеялась.
- Люблю тебя, - он снова приник к ней, осязая сквозь собственную вонь пота, водки и гнилых зубов запах дешевой туалетной воды и пудры, исходящий от ее кожи.
- Но ты же меня совсем не знаешь, - тихо ответила она, заглянув ему, казалось, в са-мую душу своими невероятными очами.
Однако он, крепко стискивая ее стан, уже горячо шептал в розовое ухо:
- Айда в койку, ладушка, мочи нет терпеть.
Она отодвинулась и снова посмотрела на него в упор:
- Господь с тобою, касатик, сначала в ванную. Тебе надо помыться. Я помогу, - и по-шла с кухни.
Урка резво вскочил и отправился вслед за своей любовью. В совмещенном санузле при свете тусклой лампочки на облупленной стене он сбросил прямо на пол надоевшую за пять лет одежду и залез в короткую ванну, привычно присев на корточки. Бугристый от ша-рошек вставший член при этом стал напоминать какой-то экзотический заморский фрукт, свисающий меж ветвей. Настя тем временем отрегулировала напор в душе, попутно рассмат¬ривая церковь, неумело наколотую на узкой бледной спине кавалера.

 Когда она наконец облила его теплой водой и, намылив, стала тереть синтетической мочалкой, он снова ощутил блаженство и закрыл глаза. А девушка уже намочила ему во-лосы, запустила в них пальцы левой руки, и вдруг с неожиданной силой откинула голову назад, а сжатыми пальцами правой руки с наманикюренными ногтями легко рассекла ему горло от уха до уха. Кровь хлестнула фонтаном прямо на покрытый известковым налетом смеситель и стену. В глазах Цуцуева мелькнуло безмерное удивление, он задергался в кон-вульсиях. Настя отпустила его голову, и он упал навзничь, ударяя мозолистыми пятками в дно ванны и скребя пальцами с грязными ногтями по облуп¬ленной эмали.
Ожидая, пока вытечет вся кровь и гость успокоится, Настя тщательно помыла руки. Сняла одежду, а потом, как скафандр, и кожу вместе с грудью и прочими женскими округло¬стями. Наконец, стащила с головы лицо и скальп с волосами.
То голенастое серо-буро-малиновое чешуйчатое, покрытое коричневатой слизью чу-довище, что осталось, только ростом, количеством конечностей и удивительным фиолето-вым цветом глаз напоминало девушку, что гостеприимно открыла дверь другу по переписке. Тварь деловито принесла с кухни ножи, сечку, две больших челночных сумки и кучу поли-этиленовых пакетов, умело расчленила и освежевала в ванной тело, сняла мясо с костей, по-мыла и почистила ванну, кафельный пол и стены от брызг. Затем засунула в одну сумку все барахло Руслана, в другую – все кости, а расфасованное и завернутое в полиэтиленовые па-кеты мясо положила в морозилку.
Сумки она выставила в прихожую, а сама села за стол перед эмалированным тазиком, куда заранее сложила печень, сердце и попахивающий спиртом мозг неудачливого ухажера. Затем несколько минут бормотала над тазиком на непонятном языке с преобладанием ши-пящих, хрипящих и чпокающих звуков, обхватив себя лапами, раскачиваясь в такт словам и устремя очи горе. Потом с урчанием набросилась на еду, которую схомячила в три минуты. Наконец, насы¬тившись, встала и, пройдя через гостиную, отперла дверь спальни. Оттуда к ней радостно бросились и окружили со всех сторон семь таких же, как она, только размером с пуделя, монстров с замотанными скотчем, чтобы не шумели, мордами. Она присела на корточки, размотала им морды, и они сразу захрипели и засвистели на разные лады, скача и щелкая зу¬бастыми пастями. Настя стала брать их по очереди на лапы, подносить к своей, гораздо более зубастой и широкой пасти, и, отрыгивая недавно съеденное, кормить, пока не накормила всех. Те после сытного обеда еще покрутились, да и сбились постепенно в кучку в углу на вонючем тряпье с явным намерением поспать.
Их мама же снова облачилась в скафандр и одежду. Напялила парик с лицом, минут десять поколдовала у зеркала с пудрой, румянами и губной помадой, критически посмотре-ла на отражение, осталась довольна, подхватила сумки и куда-то ушла. Вернулась хлопотунья поздним вечером, уже без сумок, разоблачилась, покормила детей, приняла ванну и легла.
Утомленная и переполненная впечатлениями напряженного дня, тварь хотела спать, од¬нако сон не шел. Она все прокручивала в голове последние волнительные события и была в общем не совсем довольна собой. Первая встреча с любимым по пере¬писке, которого ей явно не Бог послал, не оправдала всех ее ожиданий. Оказался слишком тощим, к тому же с туберкулезными кавернами в легких. Правда, через пару недель должен приехать еще один. Может, тот окажется пожирнее. Наконец Настя забылась неровным сном.
Однако часа через два проснулась в слезах на побуревшей от ее горьких грязных слез подушке. Поняв, где находится, снова расплакалась. Она часто плакала ночами от жалости к себе. О, как ей надоело быть сильной! Муж, с которым отношения после разморозки не складывались, уже год как уехал в Саратов, решив замутить там бизнес при мясокомбинате. Но все никак не мог окончательно ликвидировать с божьей помощью конкурентов. Откуда-то постоянно появлялись новые. Уже полгода от него не было никаких известий. Один раз она позвонила ему на оставленный рабочий номер, и женский голос весело ответил, что он умер. Настя больше не звонила, боялась, не случилось ли чего-то пло¬хого, не прибрал ли его раньше времени Господь.
Она стала мечтать, как все чаще делала в последнее время, о том, чтобы Господь по-слал ей сильного самца, который полюбил бы ее такой, какая она есть, подставил сильное плечо. Но всем этим нынешним кобелям только смазливую молодую мордашку подавай, ни-кто не ценит душевой красоты и богатого внутреннего мира. Никто не хочет тратить время на ухаживания, романтику, конфетно-букетный период. Да и попадаются пока одни инфан-тильные слабаки, не готовые к серьезным отношениям, которых легче убить, чем полюбить.
Потом она снова задумалась о своей нелегкой женской доле, о том, как тяжело одной тянуть хозяйство, поднимать детей. И работать сейчас совершенно некогда, надо ухаживать за детьми, понавылуплялись, окаянные. Вспомнила седьмого, младшенького, самого сла-бенького. «Не жилец, - с грустью резюмировала она, - надо будет съесть, пока не помер. А жаль-то как, все-таки родная кровиночка, божья тварь».
Слава Богу, она хоть успела оформить на себя эту квартиру, сожрав старую хозяйку – одинокую старушку, подделав завещание и подкупив нотариуса и ЖЭК.
Она очень устала психологически, ей было страшно жить среди ублюдков - зем¬лян, этих отвратительных ксенофобов, в проклятом Богом углу. А как трудно давалась ей пере-писка с урками! Возможно, если бы Настю проверил квалифицированный психолог и остал-ся жив после встречи с нею, то сказал бы, что она стопроцентный интроверт.
Необходимость все время притворяться, маскиро¬ваться, давила на ее костлявые плечи рептилоида тяжелым грузом, деформировала ее внутренний мир. Она с горечью поймала себя на том, что даже думать стала на этом примитивном рус¬ском языке. И уже привыкла к дурацкому и бессмысленному, как плеск мутной воды, имени, вписанному в ее паспорт. Ей до смерти надоело ходить в маске, но иного выхода не было – все кругом, и представления не имея о какой-либо толерантности, так и норовили посмеяться над непонятным существом, обидеть, поживиться за ее счет. Помимо присущих тут каждому жадности и коварства, все они здесь погрязли в грехе и суеверии. Истинного Бога не знают, жертвы ему не приносят, любимое развлечение – астрологические прогнозы читать. Да еще и психованные вдобавок – чуть что не так – орут, руками машут. Не хватает им нашего хладнокровия.
Она вспомнила первых съеденных ею людей – двух бойких упитанных цыганок. Их толстые смуглые морды с двойными подбородками и черными злыми глазами под густыми бровями, полуседые сальные волосы, выбивающиеся из-под цветастых платков, вновь под-няли в ее душе волну отвращения.
Одна из них, постарше, пристала на улице недалеко от церкви и, погадав, забормо-тала, что на ней порча, которую можно снять только дома. От гипноза хозяйка очнулась только на кухне собственной квартиры. И пока одна заговаривала зубы, другая цыганка, по-моложе, проникла через незакрытую дверь. Когда Настя, разделавшись наконец с говорунь-ей, вышла с кухни, подельница уже обшарила сервант и ковырялась в замке двери спальни. Как разъяренная львица, набросилась тогда молодая мать на нее и, не обращая внимания на отчаянный крик, оглушила одним ударом и отволокла в ванную…
Потом цыганское тряпье и кости пришлось вывозить из дому за две ходки и долго сжигать в пригородном лесу. Правда, трофейная ювелирка и золотые зубы очень помогла выжить в ту первую, самую трудную зиму.
Вообще-то она обычно питалась мясом собак, которых брала в дар по объявлениям. Но оно было невкусным и часто заражено глистами. Да и детям не хватало в нем питатель-ных веществ, все необходимые для их полноценного развития аминокислоты содержались только в человечине. К тому же собачники Екатеринбурга уже начали ее узнавать, регулярно интересовались судьбой отданных собак и, кажется, стали что-то подозревать.
Зато сегодня у детей сегодня праздник.
Потом опять всплыли в голове все те же вечные вопросы: Что мы здесь делаем? Чем мы Бога прогневали, что оказались в этой заднице Вселенной? За что нам такое наказание?
Ведь тут, в этом аду, все шиворот навыворот. Климат отвратительный, дороги раз-биты, две зимы в году, по телевизору смотреть нечего, поговорить по душам не с кем, всплывает наверх и правит всякая продажная, вороватая, гнусная тварь, оставляющая после себя пустыню. Дикари! Когда они только с деревьев слезли, мы уже Великую степь забола-чивали.
То ли дело у нас, где всегда руководит сильнейший и достойнейший, пришедший к власти на конкурсной основе. Тупые земляне назвали бы такую систему меритократией. По-ка у нас претендент на руководство хоть одного не убьет, его даже бригадиром не назначат. А уж городом управляет только победивший в ста схватках. Он считается избранником бо-жьим и кроет потом весь местный слабый пол. Делом доказывает основной принцип постро-ения справедливого общества «Лишь только тот достоин самок, должности и счастья, кто каждый день идет за них на бой». Не нравится руководитель – вызови его на бой и загрызи. Не смог победить – не обижайся, что самого сожрали. Все честно, прозрачно и по закону. Потому и освоили дальний космос. А эти молокососы все вокруг своего желтого карлика барахтаются.
Она еще долго ворочалась, потом с мыслью «Черт с нею, с диетой» пошла на кухню, вытащила из холодильника и положила в тарелку полкило сырого мяса, села на табурет. По-качалась, обхватив себя лапами, потом стала водить ими над едой, одновременно тряся страшной головою и что-то тихо бормоча. Это была обычная молитва, которую, по-хорошему, нужно было совершать перед каждой едой, вставши с постели, отходя ко сну, пе-ред работой, на досуге, в туалете и в других случаях, лишь меняя причину благодарности:
«О, господь Ххрряммоккуччча, который на небе, в космосе, на земле и под водой! К тебе обращаюсь я, дочь твоя и рабыня, простая Ммррузззахачччуни. Благодарю за пищу, по-сланную мне сегодня. Есть ее буду с любовью и благоговением перед тобою. Торжественно подтверждаю: как в небе одно солнце, так нет в мире других богов или демонов, кроме тебя. Всех ты победил, все конкуренты твои передохли. Да постигнет смерть и других твоих вра-гов, буде такие паче чаяния появятся! Конец связи!»
И быстро слопала все мясо вместе с пленками и жилами, так что только за ушами трещало. «Надо будет котлет накрутить, - подумала она машинально, сыто рыгая, - камнями их там в колонии что ли кормят?»
Вернувшись в постель, скоро уснула. Ей снились родные болота Мруза, где можно бесконечно нежиться в целебной грязи, от которой чешуя на теле становится гладкой и улучшается выработка слизи анальными железами. Она вновь полной грудью вдыхала их испарения, убившие бы земных слабаков, но мрузян делающие лишь сильнее. Черты морды Насти стали мягче, дыхание глубже, мускулы расслабились, слезы высохли, на слюнявой пасти заиграл оскал.
Впервые за последнюю неделю она была наконец счастлива.