По грибы

Хорошо в конце лета в лесу! Тепло, тихо, пахнет влажной землей, прелой листвой, хвоей. Малина поспела, грибы. Только полный лох уйдет отсюда с пустыми руками. После дождичка можно набрать и опят, и подосиновиков, а если не везет, то и свинушек с сыроежками. Нету свинушек – валуев с белянками нарежь, только не ленись потом их три дня в се-ми водах вымачивать. Знаток не побрезгует и белыми шариками недозревших дождевиков, и бурыми щеточками экзотических бородачей, что растут вдоль засыпанных сгнивших стволи-ков поваленных деревьев. Запасливому человеку лес- бездонная кладовая, где есть все: и приятное и полезное. Веками кормил он наших предков, а также всяких натуралистов, фенологов, писателей- строчкогонов, получавших за описания ягодок-цветочков полновесные рубли. Кормит и сейчас: тащат, тащат оттуда люди, а все есть чем поживиться. Только бешеная скупка всех земель толстосумами и сможет положить этому конец, перекрыть, так сказать, населению лазутки.
В августе все делают припасы на зиму: и полевки, и шустрые белочки, и птички, и люди. Не раз встретишь на тропинке человека с корзиной, а то и ведром, полным добычи. Сдвинешь на ведре в сторону листья папоротника или лопуха, а внутри белеют крепкие ножки обабков или темнеют груды опят.
Но чу, кто это, хрустя валежником и негромко матерясь, тяжело продирается через кусты? И почему у этого крепкого еще усатого мужчины, в потертых брезентовых штанах, пропахшего табаком и потом, в корзинке вместо коричневых шляпок сплошь красные, да еще в белых точках? Неужели он на пятом десятке так и не понял, что такое хорошо, а что такое плохо? «Да у чувака просто крыша съехала!» – грубо скажет неискушенный читатель. И будет неправ.
Это мой приятель Марсель, творческий интеллигент, к долгой зиме готовится. Прине-сет по заведенному издревле обычаю мухоморы домой, переберет, щеточкой с них мусор обтряхнет и сушит потом на чердаке, разложив на бумаге или надев яркими гроздьями на нитки с привязанными снизу, чтобы не соскакивали, спичками. Духовит сушеный мухомор! Не так, конечно, как трюфель или боровик, но тоже ого-го!
Так и шибает в нос пряный запах. Сразу вспоминаешь лето, избу в деревне, молодую поэтессу, что гостила неделю, пока жена с детьми на море была, и как в бане стихи читали, и как ночью в реке голыми купались, и как ей утром кофе в постель подавал. И становится на сердце легко и покойно, словно не надо завтра затемно вскакивать и по гололеду на работу ковылять.
Но ближе к делу. Однажды, когда осень уже давно кончилась, новогодние праздники прошли, как в угаре, а весна еще и не думала начинаться, пришлось впрягаться в старую лям-ку, что при катастрофическом недостатке витаминов в организме ой как нелегко. И решил я немного развеяться, устроить, как говорят в народе, мухомор-пати. Пригласил знакомых де-вушек Любу с Виолеттой, а Марсель взялся обеспечить неофициальную часть, то есть кумар. Хотя уговорить его оказалось нелегко, капризничал.
- Тебя грибами кормить – только продукт изводить. Тебе ж разговоры про политику и тлетворное влияние Запада вставляют не хуже кокаина, и водки пить не надо. Забыл, как на дне рожденья моим гостьям проходу не давал, слюной брызгал, призывал немедленно начать рождаемость поднимать, чтобы окончательно не вымереть? Лучше бы на митинге кричал, может, эндорфин и пошел, - сказал он с легкой укоризной, но все –таки согласился.
Я пообещал политику нашего продажного правительства в этот раз не затрагивать, пусть себе спокойно грабит страну и дальше. Что делать, придется замкнуться в скорлупу и скрыть свою ранимую и чуткую к чужой беде, обуреваемую роковыми страстями душу от постороннего взгляда.
Договорились на восемь вечера. Люба пришла в высоких коричневых валенках с чер-ными галошами на тонких, обтянутых линялыми джинсами в стразах, ножках. Это сразу вы-давало тонкую артистическую натуру, что в дальнейшем и подтвердилось. Мы сидели, мило коротая время. Девушки непринужденно пили вермут, курили, ели сыр, салаты, фрукты, зелень, которые я заранее купил, зная, что они вегетарианки и заботятся о своем здоровье, что среди девятнадцатилетних большая редкость. Я сосредоточенно пил чай, морально готовясь к встрече с неизвестностью.
Виолетта тем временем позвонила маме-юристу, проконсультировалась насчет грибов. Та ответила, что ни ельцинская Конституция, на федеральные законы не запрещают совершеннолетним гражданам есть какие бы то ни было грибы. Однако, как заботливая мать, предупредила любимую дочку: наешься бледных поганок – домой лучше не приходи.
Закончив разговор, Виолетта повернулась ко мне:
- Сергей Васильевич, вы устроите нам оргию?
Я степенно огладил поседевшую за время реформ бороду:
- Ну конечно, всенепременно! Только отведаем даров леса и, с божьей помощью, начнем.
Наконец, в девять вечера, выдержав драматическую паузу, заявился Марсель с двумя цилиндрическими коробками. Все оживились. Он поздоровался, важно поставил коробки на стол и открыл плотные крышки. Пряно пахнуло лесом и чем-то архаичным, на грани вони. Так, наверное, пахло в жилище древнего волхва-травника. Гость налил себе во французскую сувенирную чашку чаю, сел за стол и произнес речь, для него необычайно длинную:
- Нам сейчас предстоит приобщиться к очень древнему обряду. Судя по наскальным изображениям и данным этнографии, человечество ест грибы, в том числе и опьяняющие, уже не одну тысячу лет. В древнейших индийских гимнах описан волшебный напиток богов сома. Один профессор Колумбийского университета за 20 лет упорных изысканий реконструировал наконец один из рецептов приготовления сомы и оказалось, что его основные компоненты, помимо дикой конопли, конская моча и мухоморы. И даже проверил свое открытие на студентах-дипломниках.
Большим любителем сомы выказал себя бог грозы Индра, описавший в гимнах свои ощущения:
Стали руки мои как ноги, стали ноги мои как бревна.
Головой упираюсь в небо, брюхом я раздвигаю горы,
Членом шишки сшибаю с кедров. Не опился ли часом сомы?
И раскатывал в таком состоянии на золотой колеснице, громя ваджрой укрепления асуров.
Можно вспомнить также скандинавских берсерков, американское племя чибча-муисков или быт малых народов Крайнего Севера. Чукчи и сейчас владеют целым рядом древних техник их сбора и потребления и считают грибы особым народом, вроде эльфов. Шаманы на мухоморах, с одним бубном летают по всем верхним и нижним мирам.
Мухомор ведь тоже, не всякий надо брать, а только красный и тот, что на тебя смотрит. Искать их специально, лазать по кустам, палкой в траве шуровать не следует, можно обидеть. Твой мухомор должен сам на тебя выйти.
- Как это так? У них ведь ни глаз, ни ног нет, – наивно спросила заинтригованная Люба.
- Верно, по-первости вроде и не поймешь, - степенно продолжал Марсель, - для такого случая надо на дорожку перед выходом беспременно десятка два их выкушать. И потом уж сам все про них поймешь. Кто на тебя смотрит, а кто отвернулся или листом при-крылся, кто стоит, а кто и движется, улыбаясь, навстречу.
Так вот, собравши, надо хорошенько высушить, чтобы мускарин повыветрился и далее употреблять. Чукчи их едят сушеными, отвары делают или пьют мочу обожравшихся мухоморами оленей. А вот женщинам дозволяется только сухие грибы жевать, не глотая, и отдавать мужикам. Ну а потом употреблять своих мужей так же, как те – оленей. Такая вот экологически чистая уринотерапия по замкнутому циклу. Зато никакой цинги. Так что надо крепко подумать, выбирая методику приобщения к предстоящей оргии духа, - Тут он испытующе поглядел на девушек.
Они сначала смущенно потупились, а потом захихикали. Видно было, что их ничем не запугаешь. Марсель продолжал:
- Мой сын от мухоморов, к примеру, долго блевал. Не пошло или испорченный попал-ся. Но, как говорил старик Ницше, что нас не убивает, то укрепляет. Ведь роль грибов в истории и их взаимодействие с цивилизацией исследованы еще не до конца. Нам выпал шанс восполнить этот пробел.
Я тем временем сложил руки и помолился, как всегда делаю перед едой, тем более что на этот раз осторожность явно была не лишней. Закончил словами:
- Гриб наш насущный даждь нам днесь. Всякий злак на благо человеку. Вперед с бо-гом! – и перекрестил трапезу десницей.
Марсель закурил беломорину и принялся за грибы, попутно рассказывая, как один мужик у них в деревне мухоморы в бражку крошил. И что из этого вышло. Тоже, наверное, о соме мечтал.
Я начал есть, отламывая кусочки от темных невесомых шляпок. Вкус был приятным, солоноватым, напоминал сушеную рыбу. Жую, запиваю, прислушиваюсь к себе. Вроде все тихо, никаких признаков надвигающегося безумия. Так смолотил шляпок семь – и ни в одном глазу. Слегка только накатило, будто выпил стакан дешевого сухого вина. Но через четверть часа и это ощущение исчезло. Сознание осталось совершенно незамутненным. Сказать по правде, от пива кайф и приятней и длительней. Единственная странность, которую я подметил в окружающем с тех пор, как начал, была удивительная идентичность усов на этикетке коробки от чипсов, из которой Марсель ел, усов, изображенных на чашке, из которой он пил и усов его самого. Это мог быть и знак свыше, и простое совпадение.
Марсель тем временем замолчал и вышел в другую комнату, где ходил из угла в угол минут двадцать.
- Торкнуло! – завистливо подумал я, - Даром, что зашился.
А вслух участливо спросил:
- Никак, торпеда жмет?
Он не ответил, будучи весь в себе.
Виолетта к грибам не притронулась, наверное, боялась мамы. Однако была очень оживлена, пила, курила и болтала за троих, будто ее уже проняло. Люба же, глядя на старших, тоже принялась за грибы и съела их, по моим подсчетам, штук десять, тоже не переставая пить и курить.
Наконец в 11 вечера Марсель откланялся и ушел, великодушно оставив початую ко-робку. А минут через пятнадцать Люба вдруг вскочила, стала хаотично носиться по комнате, опрокидывая и ломая все на своем пути, прыгая на кровати, срывая одежду и бессмысленно вопя. Я схватил ее, полуголую, чтобы как-то утихомирить. Это оказалось нелегко. При весе в 50 кг сил у нее было, как у дикой кошки. Через полчаса она поутихла, у нее появилась эхолалия. Стала автоматически повторять все, что услышит. Ее положили на кровать, где она вроде задремала, потом вдруг ее стало тошнить. Повернули на бок, подставили ведро, но сквозь сжатые зубы шли только слюни и кровь - она покусала себе язык и щеки. Потом, в 2 часа ночи, вдруг начались конвульсии и судороги, причем ее руки и ноги выворачивало назад, как у пластмассовой куклы. Впервые я видел, чтобы кого-то так плющило. Я открыл ей глаз – зрачок на свет не реагировал, она была без сознания. Вызвали скорую и через двадцать минут мы уже объясняли врачам, что Люба наглоталась таблеток. Ей поставили капельницу, поло-жили на носилки и повезли в больницу. Я поехал с ней. Без денег принимать не хотели, думали, что бомжиха, требовали паспорт. С трудом убедил я врача, моего ровесника, положить ее в реанимацию. В итоге всю ночь не спал.
На следующий день пришедшим в больницу родителям врач заявил, что у девушки была клиническая смерть. Он вернул плед, которым я ее ночью укрыл. А вскоре после вы-писки за все художества родители выгнали Любу из дому.
Такой вот выдающийся гриб растет среди неброской природы нашей средней полосы.