Третья попытка

Поздним вечером 17 апреля 1945 года к небольшой вилле на окраине Милана, в од-ном из окон которого мерцал свет, подкатил, осторожно объезжая ямы и выбоины мосто-вой, черный запыленный легковой «Альфа-Ромео». С переднего сиденья выскочил плечи-стый молодой человек в штатском, огляделся и проворно открыл заднюю дверь. Оттуда медленно вылез плотно сбитый мужчина чуть ниже среднего роста лет за 50 в темном плаще с широкими отворотами и шляпе с высокой тульей. Его небритое лицо с тяжелой нижней челюстью и обвисшими щеками выражало крайнюю усталость. Он махнул рукой плечистому, подошел к резной, с бронзовыми накладками парадной двери дома, взялся за кольцо и несколько раз постучал. Вскоре внутри раздались шаркающие шаги, в дверной глазок поглядели и раздался изумленный возглас: «Боже мой! Это ты! Какими судьбами!»
Дверь распахнулась и пожилой сухощавый хозяин в домашнем халате, с умными гла-зами за стеклами круглых очков, обнял гостя.
Вскоре они уже сидели в небольшой столовой с каменным полом, заставленной ста-ринной мебелью, пили вино, закусывали хлебом и сыром, принесенными служанкой, и раз-говаривали. Нежданным гостем был Его Превосходительство Бенито Амилькаре Андреа Муссолини, бывший глава правительства Италии, Дуче фашизма и основатель империи, а ныне глава и министр иностранных дел Итальянской социальной республики, существовать которой оставалось не больше недели. Хозяином был его давний приятель, профессор исто-рии Миланского университета Гвидо Дзамбони.
- Я смотрю, твой район почти не бомбили. Как ты здесь? Что с родными? - обмякший в кресле дуче невесело глядел сквозь рубиновую жидкость в старинном хрустальном бокале на собеседника.
- Нас-то бог миловал, а вот центр сильно разрушен, пригороды Прекотто и Терро по-чти полностью уничтожены. Народ разбежался по деревням, и жена моя к брату уехала, - глухо ответил Гвидо, опустив глаза, - сын у меня полгода назад пропал.
- Джузеппе? Как так? – Муссолини отставил бокал и подался вперед, - Почему мне не позвонил?
- Мы с ним раскопки в катакомбах вели, тут, недалеко. Он мне после ранения помо-гал. Пошел туда как-то один, да и сгинул. Следователь с собакой мне даже место показал, где он исчез. Смог пройти по следам. Тупиковая пещерка, заброшенный подземный храм то ли Митры, то ли Кибелы. Деться там некуда, а он исчез. Ты бы мне ничем не помог, только всех переполошил бы.
- Черт те что! Наверняка партизаны – бандиты! - Муссолини вскочил и заходил по комнате.
- Ты сам-то что думаешь дальше делать? – спросил историк после долгой паузы.
- Мемуары писать точно не буду. Всё, что бы я сейчас не сделал - всего лишь фарс… Мир – это лестница, по которой одни идут вверх, а другие вниз. А моя звезда упала, просто жду конца трагедии. Больше не чувствую себя ни режиссером, ни актёром. Я всего лишь последний из зрителей, - после бурной жестикуляции дуче опять плюхнулся в кресло, - А мои ребята сейчас в префектуре - достают топливо, оружие и еду.
- По радио говорят, за тобой охотится английская разведка. Тут КНОСИ не сегодня, завтра всю власть захватит, я слышал, из префектуры почти все разбежались, - историк подлил вина.
- Да, впереди пропасть, а сзади – волчья пасть. Мне, впрочем, уже все равно. Если с Кадорна и Ломбарди не договорюсь, упакуемся и рванем на север. Может доберемся до Швейцарии. А помнишь, как все хорошо в 19-м начиналось? Я думал, удастся сделать из итальянцев что-то большее, чем итальянцы. Покончить с отсталостью, чтобы нас хотя бы соседи уважали … В конце концов именно наши предки основали Римскую империю. Жаль, не на ту лошадь поставил. Германия так и осталась со времён Тацита страной варваров. Она — наш извечный враг. К сожалению, второго шанса мне история не даст.
- Как сказать, - загадочно блеснул глазами Дзамбони, - Бывает нередко и такое, чего никак не ждешь.
Дуче удивленно посмотрел на приятеля:
- Есть идеи? Выкладывай.
В ответ Гвидо вынул из ящика буфета и развернул на столе бумажный сверток. Внут-ри лежали разбитые, сильно проржавевшие и обожженные наручные часы и широкое помятое серебряное кольцо с выгравированной надписью.
- Месяц назад обнаружил, когда просматривал материалы раскопок 1942 года у се-верной крепостной стены, в слое пожарищ середины пятого века. До сих пор не обработаны, моих аспирантов и студентов всех в армию призвали. С трудом очистил, посмотри, - он протянул Бенито лупу и придвинул лампу.
«Любимому сыну Джузеппе от отца в честь окончания университета», - с трудом прочел Муссолини на задней крышке корпуса часов. «Смерть застанет меня живым», - гла-сила выбитая на кольце надпись.
- Часы и кольцо – сына, это его девиз. Подкинуть никто не мог. И то и другое были при нем в день исчезновения, - историк отхлебнул вина и продолжал, - В архивах я узнал, что в Средние века катакомбы считались дьявольским местом, там периодически пропадали люди. Поэтому в 18 веке, как перестали добывать камень, все входы замуровали. Мы один из них вскрыли только в 35-м. Я последнее время часто ходил в тот подземный тупик и знаешь, что выяснил? Вроде все обычно, но в полнолуние начинается какая-то мистика: воздух там в это время как-то непонятно дрожит и искрится. Бросаешь в стену камень, и он вдруг исчезает без звука. Другой раз бросил туда мышь, взял у биологов. Тоже куда-то сгинула, ни писка, ни помета.
Мужчины встретились взглядами и замолчали. Первым не выдержал дуче:
- Значит, ты считаешь, что можно из той пещеры прямиком попасть в пятый век?
- Мне аспирант с физического факультета рассказал, бывают такие явления, темпо-ральными проходами называются. Согласно этой новой «теории относительности», что один немецкий  еврей придумал. Ты наверно слышал, я-то в этом ни черта не понимаю. Сам бы туда полез от такой жизни, да меня одного сразу прикончат, несмотря на всю мою эрудицию и отличную латынь. Ты же в школе проходил, не хватало Риму тогда порядка и толковых руководителей. Даже Понтийские болота осушить не смогли. В общем, ничего гарантировать не могу, но почему не попробовать? Полнолуние, кстати, послезавтра.
С Муссолини вдруг произошла разительная перемена. Его глаза вспыхнули, как в старые добрые времена на трибуне перед многотысячной толпой, спина выпрямилась, он вскочил и закричал:
- Да здравствует Великая Италия! Удача любит смелых и отвергает робких. Скорей одевайся, поехали в катакомбы! Надеюсь, у тебя в университете большая коллекция римских монет?

Уже с солнечного июньского утра 470 года н.э. толпы плебеев, толкаясь и громко переругиваясь, заполнили Колизей. Отдельно сидели молчаливые, скромно одетые крестьяне с обветренными лицами, получившие недавно по императорскому указу наделы на осушен-ных землях. Среди зрителей бодро сновали торговцы вразнос. Все стены вокруг арены были завешаны огромными полотнищами с лаконичной пурпурной надписью «DVCE». Посередине длинной стороны трибуны прерывались. В разрыве на невысоком постаменте стояла исполинская, в десять человеческих ростов, беломраморная лысая голова с тяжелым, заносчиво вздернутым подбородком и пронзительными глазами. Изваяние было искусно высечено из цельной мраморной глыбы. Прямо над ней находилась почетная ложа.
Там, в большом кресле из резного дуба, обитом темно-красным сукном, сидел невысокий коренастый человек в странной одежде, увешанной золотыми витыми шнурами и орденами, очень похожий на мраморную голову, только старше лет на двадцать. Слева сидела, вся в сверкающих драгоценностях, красивая женщина, справа – престарелый председатель сената Гвидо, прозванный за невиданную прозорливость Мудрейший, вместе с сыном - почетным консулом, одетым в тогу с широкой пурпурной каймой. Ложу окружали дюжие молодцы в черной, перетянутой ремнями одежде с фасциями и оружием наизготовку. Это новый император Бенито Великий, вновь объединивший западную и восточную части громадной страны, принимал парад своих победоносных легионов, недавно вернувшихся из Паннонии.
Вот он махнул рукой, и глашатай стал приятным баритоном в огромный медный ру-пор, подвешенный на цепях, перечислять названия подразделений и их боевые подвиги. Лишь только блеснули начищенные бронзовые латы первых колонн с орлами на длинных шестах, как цезарь поднялся и высоко вскинул руку в традиционном приветствии. Легионеры во главе с центурионами тысячью глоток прокричали «Ave, Caesar, vitaturi te salutant»! Публика взревела, а вожди побежденных германских, гуннских и еще бог знает каких варварских племен в кандалах и лохмотьях, толпившиеся в центре арены, пали на колени под ударами длинных бичей охраны.
Гибель Римской империи откладывалась на неопределенное время.

Муссолини проснулся от удара ногой в зад. Здоровый рыжий германец в грязных кожаных штанах с нечесанной бородой и боевым топориком за поясом ходил среди лежавших на голой земле измученных пленников и, щедро раздавая пинки направо и налево, орал на ужасной латыни вперемежку с со своим варварским: «Вставать, свинские собаки! Все вставать, чертовы дохляки, идти вперед! Доннерветтер!»
И вскоре маленький угрюмый караван захваченных при штурме Медиолана и ограб-ленных людей под конвоем суровых готов вновь двинулся на север, где в предгорьях Альп было обустроено межплеменное языческое святилище. Через пару дней, вечером в среду 2 августа по римскому стилю все они, быстро и умело обезглавленные жрецами на большом пне, уже качались на конопляных веревках вверх ногами под порывами Аквилона на ветвях могучего трехсотлетнего дуба.
Германцы - дружинники сидели вокруг, жрали кабанье мясо, запеченное на углях, прихлебывали вино и пиво из золотых римских кубков и распевали гимны своему покрови-телю. Они были уверены, что жизнь прекрасна и справедлива, что у их страны великое будущее, что до Рагнарека еще далеко и что эти жертвы, с любовью принесенные Вотану, будут не напрасны.