Глава седьмая. Лериль

   Приятного чтения)


   Чернобородого резко разбудили, буквально расшатали за плечи. Он со злостью открыл глаза и увидел перед собой друга и сына, стоящих рядом.

   – Мы почти приплыли! – радостно воскликнул одноглазый.

   – Ты проспал до полудня, – сказал Модун.

   Вельмол присел на гамак, чуть не свалился с неудобной кушетки, и с силой зевнув начал одеваться в проверенные временем одежды. Он надел на себя коричневые меховые штаны, бордовую льняную рубашку, сверху нацепил кожаную куртку со стальными защитными креплениями и на ремнях закрепил за спину топор Зубоскал.

   Потянувшись в разные стороны, оглядел обмундирование сына и друга. Оба они были облачены в сиреневые доспехи, выданные армией Её величества. Доспехи были с виду прочными, даже надёжными, но увы, чернобородый разглядел, что некоторые жизненно важные места плохо защищены в скреплениях брони на заклёпках. Броня была расписана тёмно-сиреневыми красками, на плечах были обрисованы воодушевляющие слова и пожелания в удаче перед битвой. На груди была растительная роспись, эдакая особенная изюминка от королева Солацины, её прихоть и желание, чтобы каждый из воинов выглядел безупречно.

   Вельмол пошептался с сыном и другом и намекнул о том, что лучше бы перекусить перед выходом на сушу, потому как вряд ли в ближайшее времена, во время походам по чужим землям, выдастся возможность разбить лагерь и утолить голод.

   Спустившись вглубь судна, придя в столовую, их встретил недовольный, даже изумлённый повар, которого те с трудом упросили накормить их перед уходом.

   Наевшись, они поднялись на палубу и увидели уже собранных воинов, которые строились в ровные ряды. Протиснувшись между солдатами, каждый из трёх занял рядом с друг другом места и принялись слушать речь военачальника.

   Тиголь дождался полной тишины, безмолвия, набрал в грудь воздуха и громогласно прогудел:
   – Как вы видите, мы уже подплываем к землям неприятеля. Вчера вы здорово постарались, но впереди нас ждут большие трудности. И лишения. Врать не стану, быть может выдастся не один бой, но знайте наверняка: я рад что меня окружают такие достойные воины как вы. К сожалению, мы понесли потери: но это, увы, неизбежно. Скоро мы приплывём на земли неприятеля, и у вас будет шанс сойтись в бою с Безымянными и отомстить им за павших.

   На этот раз мало кто поддержал Тиголя, и сквозь оглушающую непогодицу в небосводе и грозные прибои волн были еле различимы посвистывания и хлопки в ладоши. Иные сдерживали смех, кто-то угрюмо вглядывался на берег и медленно падающие хлопья снега.

   Но была и горстка отчаянных людей, которые после окончания речи военачальника громогласно завыли, потрясая руками, заряжая остальных воинственным настроем.

   Вельмол слушал всё это без интереса. Он не раз был свидетелем подобных речей, которые должны задеть самолюбие солдат, и как сейчас припоминал многочисленные речи, после которых воины, наёмники и солдаты бежали на врага сломя голову, желая отличиться перед сержантами. Но чернобородый помнил, что безудержность и безрассудство никогда не оправдывалась на войне.

   Корабль «Счастье моряка» не спеша приблизился к пирсу, этому забитому людьми и грузами месту. Вельмол сквозь падающий мелкий снег разглядел, что остальные корабли, которые выплыли вместе с ними, уже успели выгрузить солдат в сиреневых облачениях. Люди грелись у высоких костров, иные, завидев последний приближающийся корабль, складывали и упаковывали палатки, снимаясь с лагеря.

   Корабль мягко приблизился к берегу и прошуршал по песку. Капитан отдал приказ сбросить якорь голосом довольным, угодливым. Он посматривал на военачальника и наблюдателя с нескрываемым уважением. Бородатый капитан очень надеялся, что ему заплатят сверху за доставку солдат; он прилип как пиявка к Тиголю, силился в последний раз угодить, и к его огромной радости он дождался лучшего момента за всё плавания, – ему в руки, хоть и нехотя, был отдан кожаный мешочек, несомненно с приятной звонкой монетой. И далеко не одной.

   Вельмол и остальные солдаты принялись медленно сниматься с судна; они выходили на берег по шатающемуся, скользкому трапу, и, сойдя на берег, солдаты почувствовали неприятный и холодящий саму душу морозец, и это при том, что сейчас середина осени.

   Солдаты на берегу нехотя перегруппировались, начали строиться в ряды, и к их огромной радости каждый из воинов Её величества подметил, что вместе с военными силами будет так же следовать отмеченному маршруту полевая кухня, носильщики провианта, вооружения и палаток с шатрами, а так же несколько пожилых лекарей, которым были выделены лошади.

   Чернобородый с грустью оглядел армию, с головы до ног облачённую в доспехи, вооружённую до зубов и то, сколько дополнительных удобств было добавлено сверху. Он рассмеялся, помня себя и Ронэмила, когда они в последний раз были на этих землях со стороны горбриевских наёмников. Тогда не было ни одного лекаря, о палатках и удобствах они и мечтать не могли, и уж тем более о целой полевой кухне с огромным чаном на повозке с пропитанием они даже в мечтах не задумывались.

   Он утёр слёзы от смеха и нахмурился, осматривая позади себя построенных новобранцев, которые возрастом были гораздо младше его. Их взгляд не являл собой уверенность перед боем, нет, он видел в них нерешительность, а уж нервные переминания с ноги на ногу, дрожащие руки на ножнах и блестящие на солнце потные лбы говорили о том, что на поле боя они могу сплоховать, дать дёру или просто бросить оружие и сдаться перед закалёнными в боях кланами Безымянных.

   Вельмол очень хотел, чтобы не выдался бой с ветеранами, чтобы эта война как можно скорее закончилась, чтобы он поскорее вернулся к семье. Вздохнув, он с грустью осознал, что они только лишь прибыли на вражеские земли и построились – трудности, несомненно, впереди.

   Военачальник Тиголь проехался на лошади возле ровных рядов солдат, наскоро оглядел каждого воина и, достав горн, с силой подул в него. Сержанты скомандовали выдвигаться, и армия Её величества нехотя тронулась вперёд, за лошадьми верхов.

   В такт топота ног звучал подбадривающий, угрюмый барабан, воины выходили с порта неспешно. Треть солдат осталась на своих позициях у берега и принялась мастерить на скорую руку баррикады, ожидая возможного прихода Безымянных.

   Был полдень. Солнце хиленькими лучами силилось пробиться сквозь плотные, тёмные тучи. Медленно моросил дождь вперемешку со снегом. В лицо солдат подул нехороший, словно гадкий ветер, заставив их ещё сильнее съёжиться и плотнее натянуть воротники, капюшоны, – в зависимости от одежды, – заставлял засунуть руки под мышки и невольно поморщиться недовольству непогодицы.

   Выйдя из порта и продвигаясь по безрадостной, скупой на растительность земле, воины шагали молча, в сердцах проклиная такой суровый климат тундры. В самом центре армии Её величества находился довольный знаменосец, который задорно подпевал в такт боя барабанов. Его высокий сиреневый штандарт с полотном лика Её величества весело развевался, трепыхался на сильном ветру, даря некоторым из молодых воинов улыбку при воспоминании о милом лице королевы Солацины.

   Модун шёл рядом с отцом, периодически расспрашивая об этих холодных землях. Вместе с солдатами, они обходили высокие холмы с сухой, серой, будто бы мёртвой травой. Он видел редкие деревья, на некоторых росли желтоватые листья; у него создавалось впечатление, что выживание растений в на этих землях давалось им с большим трудом.

   Ронэмил откровенно скучал от бездействия, он часто зевал и протирал глаза свободной рукой; в другой же он сжимал копьё, которое ему очень приглянулось. Он следовал след в след за впереди идущими солдатами и частенько заглядывался в небосвод. И вдруг, его озарила мысль, что он уже точно так же скучал именно посреди этих равнин и именно с таким настроем шёл на противников, только со стороны горбриевских сил. Это чувство его смутило и рассмешило, и он, услышав песню знаменосца, присоединился к остальным от безделья, тоже принялся петь что-то незамысловатое, но несомненно бодрящее.

   Вельмол шёл с кислой миной. Он догадывался куда именно их ведёт Тиголь. Вглядываясь в спины верхов, видя разговаривающего наблюдателя и военачальника, чернобородый уж очень захотел услышать их разговор. Выйдя вперёд, протискиваясь сквозь ряды недовольных солдат, он краем уха расслышал, что их первая цель это захват кузниц, а именно деревушки, где каждый трудится с металлом на благо воинов короля Бадцэра.

   Немало обрадовавшись тому, что их цель не мирные жители с такими же деревушками, Вельмол облегчённо вздохнул и поравнялся рядом с сыном и другом. Улучив момент, дождавшись отхода сержантов на другой фланг, он тайком высказался своей роте о том, что их ждёт. Некоторые его поблагодарили за пролитый свет на ближайшие события, остальные угрюмо фыркнули, продолжили дальше упорно идти по сколькой дороге.

   Разведк вернулся перепачканный с головы до ног в грязи. Он поклонился наблюдателю и с трепетом в голосе доложил, что кузня охраняется двумя дюжинами воинов.

   Каждый из солдат Её величества остановился, принялся вслушиваться в шёпот разведчика. Многие ругались из-за того, что не могли никак из-за дальних рядов ничего расслышать. Они переспрашивали друг друга, в воздухе стоял недовольный ропот толпы взрослых и молодых мужей, с первого по последние ряды были переданы двоякие вести, а именно то, что предстоит бой, что они рядом с местом назначения.

   Военачальник Тиголь развернулся на лошади и громогласно произнёс:
   – Приготовиться, оружие в руки! Предстоит бой в варварами!

   Как по команде каждый из воинов то решительно, то нехотя с предбоевой дрожью в руках достал оружия и принялись подниматься на холм. Солдаты пыхтели, выжимали из себя силы, лезли всё выше по скользкому холму. В лицо всё так же продолжал задувать неприятный ветер с колючими снежинками.

   В это время жители Лериля, а именно Безымянные воины и простые, работящие крестьяне изготавливали, примеряли на себя новые доспехи, точили оружие. Посреди глинобитных построек некоторые люди шинковали капусту, чистили морковь с картофелем, месили тесто на веранде, как вдруг, одна из женщин вскричала на всю деревню, указывая на высокий холм.

   Безымянные напряглись, повставали с мест. Они увидели на холме многочисленных, построенных солдат в сиреневых доспехах. Лерильские воины достали щиты, секиры и топоры; построились группами, закрыв себя то деревянными, то стальными щитами. Вперёд вышел высокий, поджарый воин в меховой тёмно-рыжей накидке с плотной кольчугой, и даже с далека Вельмол смог разглядеть в нём ветерана. Главарь огляделся назад на своих воинов, громко, на всю даль закричал и указал на нейтральных воинов указательным пальцем, проведя им по своему горлу.

   Этот жест смутил многих нейтральных новобранцев, которые слышали утробно-злые крики дикарей, готовящихся к бою. И хоть силы были не в пользу дикарей, всё же Модун невольно занервничал, но напустил на себя храбрый вид, взявшись за меч и щит со всей возможной решительностью.

   Военачальник Тиголь дождался прекращения крика главаря Безымянных, поёжился от звучного, переполненного ярости крика и, развернувшись, скомандовал:
   – Приказано крестьян не трогать, вы меня слышали?


   Послышались поддакивания и одобрительно задёргались головы.

   – По возможности не добивайте противника, нам пригодятся пленники. Вы это поняли?

   Послышались хоть и не частые, но охотные подтверждения.

   – В бо-о-ой! – вскричал Тиголь, взмахивая шпагой в сторону противников.

   Армия Её величества с криком и воем побежала сломя голову вниз по склону, запинаясь, падая, вновь вставая, размахивая оружием. Подбадривая друг друга, они спустя минуту добежали до глинобитных построек и плотным строем врезались в щиты Безымянных.

   Воины Лериля стойко сдержали первый удар противника: они с силой сжимали щиты, защищая себя и соратников рядом, не давая нейтральцем пробиться до них.

   Как только последний воин спустился с холма, плотные ряды Безымянных разомкнулись. Они вытащили вперёд сквозь щели щитов редкие копья и принялись отбиваться. В воздухе к хаосу различных голосов и отзвука стали о сталь послышались редкие смертельные вскрики, – то были пострадавшие в первых рядах, самые ярые, но уже павшие.

   В это время жители глинобитных построек наскоро скрылись в домах, закрыли наглухо двери на засовы, принялись проклинать ненавистного им чужого врага на их земля.   

   Вельмол, Ронэмил и Модун сомкнули ряды. Чернобородый стоял в середине, его сын находился по правую руку, старина друг по левую, каждый из них прикрывал другого. Их пытались оттеснить к домам, но они стойко отражали удары, видя, как главарь Безымянных крушит каждого нейтральца на своём пути. Главаря даже не остановил метко-пущенный арбалетный болт военачальника Тиголя, нет, Безымянный с криком выдернул из плеча снаряд и принялся дальше биться, но уже одной рукой.

   Чернобородый на миг запутался. В его лицо попала кровь и он, на мгновение отвлёкшись, пропустил удар ногой лерильского главаря. Поникнув телом, ничего не видя перед собой кроме кровавой пелены, он наскоро стёр кровь с глаза и увидел, как этот же главарь смог опрокинуть одноглазого, и уже начал было заносить секиру над Ронэмилом.

   В это мгновение Модун смог оправиться, высвободиться из натиска противника с левого фланга. Он бежал сквозь хаос, сквозь бойню к одноглазому, который пятился назад, прижавшись спиной в глинобитную постройку. В последний момент Ронэмил, видя неминуемое, учащённо задышал, закрыл единственный глаз, выставив обе безоружные руки локтями вверх.

   В этот момент Модун не без труда протиснулся сквозь воюющих и кое-как смог сбить щитом с ног высокого лидера-дикаря. Он полетел в грязь, на мгновение отвлёкся, но этого хватило чернобородому и одноглазому, – они собрались с силами и все втроём накинулись на высокого, поджарого воина.

   Не веря в происходящее, Вельмол с трудом пытался сделать болевой приём на руку противника, который ревел, вырывался из захватов троих крепких, – но видимо недостаточно, – воинов. Напрягая все силы, они принялись выкручивать главарю руки за спину, как вдруг, на крик воина-дикаря мигом отреагировали остальные лерильцы, которые наскоро подбежали к борющимся и набросились на всех четверых сверху.

   Перед глазами Модуна было непроницаемо и темно. Ему не хватало воздуха, он чувствовал, что сверху на него накинулось несколько тяжёлых человек. Слышал ожесточённую возню, где каждый пытался у другого забрать оружие.

   Ронэмил находился где-то в ногах главаря, который брыкался, пытался достать из сапога уродливый кинжал. Улучив момент, кое-как убрав могучую руку главаря, одноглазый первым вытащил нож из сапога и, разозлившись от невыносимой толкотни, от темени навалившихся сверху бойцов, принялся колоть и убивать тех, кто пытался его душить.

   Вельмол с трудом соображал то, где он находится. Ему не верилось, что он попал в самую гущу боя, что он не в силах сделать болевой приём главарю лирильцев, который орал что есть сил, бил его кулаком по лицу, защищался и отстаивал своё право на жизнь. Чернобородый не хотел лишней смерти на своей душе, и потому кое как протиснувшись сквозь борющуюся кучу тел, обеими руками что есть мочи выгнул целую руку главаря и с трудом выкрутил её назад за спину. Сквозь шум орущих воинов послышался мерзкий щелчок сломанной кости, что несколько обрадовало Вельмола, но не на долго.

   Послышался оглушающий, яростный, переполненный боли и ненависти выкрик главаря. Он что-то прошипел на своём языке, и это подействовало на толпу борющихся в куче воинов-дикарей. Они мигом начали действовать, быстро высвобождаясь из захватов, переступая через убитых. Лерильцы рассредоточились по деревне, вновь собрались с силами и встали в круг щитов.

   Одуревшие от происходящего, Модун, Вельмол и Ронэмил на еле гнущихся ногах, с трудом оттолкнулись из грязи и встали, тревожно посматривая на лежащего главаря с обеими пострадавшими руками. По его мучительно-ненавистной гримасе было видно, ему не нравилось происходящее, от него исходила злоба и желание убить всех, но, из-за сломанных рук теперь, видимо, воин из него никудышный.

   Военачальник Тиголь в это время на коне пронизал своей шпагой тех, кто ещё не успел встать в круг щитов. Оглядев перегруппированных лерильцев он сообразил, как дальше надо вести бой. Отъехав от глинобитных построек и противников подальше, он достал горн и на всю деревню прогудел, призвал воинов Её величества собраться в плотный строй.

   Измотанные от долгой битвы солдаты не верили в то, что они до сих пор не перебили тех, кого втрое меньше чем их самих. Собравшись, построившись в ряды, солдаты с мутным взором слушали подбадривающие речи от сержантов в малиновых мундирах, которые громогласно вселяли в них уверенность с надеждой.

   В это время около глинобитных построек воины Лериля шипели от злости и полученных ран, но в их разумах не было и речи о капитуляции, нет, вместо этого каждый из бородатых верзил со звериными оскалами желал отомстить за своего главаря. Стуча оружием по щитам, они медленно начали выдвигаться вперёд к противником, через трупы своих соратников.

   В такт к ударам оружия по щитам добавился с холма настойчивый бой барабана, который хоть и не успокаивал в столь напряжённый момент, но несколько вселял уверенность перед битвой.

   Схватившись за оружия, армия Её величества с криком и боем побежала на противников. Ударяясь об щиты, стуча по ними ногами и оружием, нейтральцы всё же смогли пробиться внутрь и расстроить строй врага.

   Во время боя Вельмол совсем потерял счёт времени. Находясь в гуще сражения, он с трудом соображал и ему не хватало живительного воздуха. Он постоянно в последний момент защищался и спасал себе жизнь, парировал удары и контратаковал. Как и было уговорено, Модун держался рядом со своим отцом, когда надо было предупреждал о противниках за спиной, прикрывал его щитом и сквозь звон мечей и секир слушал команды.

   Ронэмил разошёлся. Своим копьём он проткнул многих противников, его руки были обагрены чужой, мерзко-тёплой кровью, которая, почему-то, бодрила одноглазого. Прикрывая левый фланг, одноглазый не подпускал к воинам Её величества никого; своим копьём он стойко защищал позиции, давая возможность другим копьеносцам действовать.

   Неизвестно сколько длился бой, но одному Вельмол был точно рад: всё позади. Мало-помалу шум битвы начал затихать, звон стали о сталь прекратился, крики смолкли. Единственное, что было слышно в воздухе, так это измождённые хрипы и пыхтения, неприятное завывание ветра и гнетущая тишина.

   Из окон глинобитных построек на армию Её величества выглядывали люди, шепчущиеся, внутренне злясь на пришедших недругов, которые загубили защитников кузни.

   Когда бой прекратился и лекари на лошадях спустились с холма, солдаты принялись искать выживших.

   В этот день так же были найдены и вылечены несколько воинов Лериля, которых взяли в плен, перевязав руки за спинами. Так же не без труда пожилым лекарям удалось подлатать воинов Её величества, за что те были немало рады, так как уже смерились с нависшей смертью, лёжа на земле рядом с погибшими.

   После окончания боя выжившие перегруппировались, по команде офицеров построились в ряды и принялись выслушивать довольного военачальника Тиголя:
   – Друзья! Мы победили!

   Но в ответ на это были лишь слабые «ура» и презренные плевки на землю. Никто искренне не радовался, все с трудом верили, что им вновь посчастливилось выжить.

   – Солдаты, взбодритесь! – скомандовал Тиголь с нахмуренными бровями, – Война это не сплошь радость и улыбки, в
ней всегда гибнут люди. Сегодня прекрасный день, потому как нам удалось захватить кузни Лерильцев. Ура друзья!

   На этот раз уже более дружнее послышались одобрения, на лицах некоторых безусых новобранцев можно было даже заметить, если хорошенько приглядеться, подобие кривых улыбок.

   Военачальник Тиголь, посоветовавшись с наблюдателем, получил приказ оставить в кузнях треть своих людей. Ближе к вечеру прибыли новые силы Её величества, которые соединились с солдатами, принявшихся рассказывать о случившейся стычке.

   Этим пасмурным, дождливым вечером нейтральцы успели построить баррикады, разжечь костры и заняться починкой оружия. Вместе с оставшимися в кузнях солдатами был один единственный, хмурый как небо сержант, который строго настрого приказал не трогать и никак не мешать крестьянам.

   Первое время мирные жители боялись даже высунуться из окон, затем, пожилые мужчины, набравших храбрости, вышли из домов и, видя что солдаты Её величества даже не реагируют на их присутствие, принялись, хоть и с боязнью, заниматься своими самобытными делами.

   Ближе к ночи Вельмол, Ронэмил и Модун вместе с вымотавшимися солдатами покинули кузни, оставив часть вооружённых сил на защиту стратегически важных построек, где ковали мечи, доспехи и остальное обмундирование.

   Обойдя несколько холмов, военачальник Тиголь в свете факела объехал ряды солдат и увидел в их глазах неподдельную усталость. Махнув рукой, он скомандовал разбивать лагерь.

   Носильщики мигом среагировали, принялись вместе с солдатами сооружать палатки и отдельный шатры для верхов. Полевая кухня на повозке подъехала в центр лагеря, деловито-лукавый повар с хитрой улыбкой раздавал только-только приготовленную мясную кашу с грибами, к которой был подан тёплый, с голоду очень вкусный отвар шиповника.

   Расположившись у костров, ужинающие солдаты принялись живо обмениваться впечатлениями. Чуть погодя, в разговор встрял, перебив сопливых новичков, пожилой воин с густыми седыми бровями:
   – Я много битв повидал, но эта борьба толп наших и противников в грязи, где нельзя дыхнуть воздуха от напряжения – ужас. Мне с трудом удавалось пошевелиться, не говоря уже о возможности уйти из захвата – это что-то с чем-то. Я не пойму, а чего они все накинулись на тех четверых?

   – Мы скрутили их главаря, – гаркнул одноглазый, – И он не мог пошевелиться. Это, видимо, разозлило его, и он скомандовал своим наброситься на нас, пытаться оттащить подальше.

   – Но ничего у них не вышло, – продолжил Модун, – Моему отцу удалось сломать руку главарю, это, как вы видели, сломило дух лерильских воинов.

   – Я видел, я подтверждаю, – встрял в разговор молодой рыжеволосый воин, – Я лично слышал в толпе борющихся хруст кости, и было уж подумал, что это мне что-то сломали.

   – Благо после этого лерильцы стали биться менее ожесточённо, – грустно ответил Вельмол, – За сегодня мы и так понесли большие потери.

   – Так оно и есть, – поддакнул подошедший к костру Тиголь, – Вы славно постарались, но впереди ещё уйма работы, и несомненно, на нашем пути встретятся более грозные противники.

   Некоторое время солдаты живо продолжали разглагольствовать о минувших битвах, радуясь, что они остались целы. В этот день солдаты охотно выслушали Вельмола с Ронэмилом, которые давали советы при встрече с кланами-ветеранами Безымянных. Ни чернобородый, ни одноглазый не стали привирать, они рассказали чистую правду о безумных дикарей, на которых в битве нападает жажда крови и беспощадность к любому врагу. Дав совет не отходить друг друга, не распускать строй и держаться стойко и плотными рядами до последнего, многие из молодых воинов кивнули и удалились к себе в палатки.

   Сгущались сумерки. Взглянув в небо, Вельмол увидел над головой тёмный небосвод с крапинками светло-синих звёзд. Зевнув, хлопнув сына и старину-друга по плечу, чернобородый попрощался с солдатами и они удалились к себе в палатку.

   Устроившись относительно удобно на жёстких лежанках, все трое разместились в сиреневой палатке, где в середине горел небольшой костёр. Временами одноглазый просыпался, подкидывая сухих веток и поленьев в кострище. Каждый из троих спал сном младенца, каждому снился дом и любимые. Достаточно настрадавшись, они наконец-то смогли как следует всласть выспаться.


   Лебединский Вячеслав Игоревич. 1992. 05.09.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите в мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)