Нефтепром

При въезде в город Майлуу-Суу в глаза бросается удивительно колоритная картина в этих краях: по обе стороны цепной гряды, которая будто разрезается на две части одноименной речушкой, вы можете увидеть множество нефтяных качалок, напоминающих по форме индийских слонов, которые, величаво опуская и поднимая свою голову, круглосуточно качают черную масляную жидкость по нефтепроводам в резервуары нефтеперерабатывающего завода.
Наверное, поэтому наше маленькое село издавна называют "Нефтепромом". Нефть здесь добывали давно, с еще дореволюционной поры. Прямо перед самой Первой мировой войной эти места были куплены какой-то английской графиней, которая хотела наладить в этих местах не только добычу нефти и угля, но и создать ореховые, фисташковые и хлопковые плантации. Однако, грандиозным планам Британской Ост-Индской компании не суждено было сбыться, советская власть, после октябрьской революции 1917 года, как известно, экспроприировала все, что было на ее территории.
Но, наш Нефтепром возник уже позже, после Великой отечественной войны 1941-1945 гг., вольготно расположившись на берегу речки Майлуу-Суу, которая течет по низине длинного горного ущелья, ведущей к белоснежным верхушкам Бабаш-Аты.
Село находится между поселком Кок-Таш (переводится как Зеленый камень) и городом Майлуу-Суу, больше известный как город ламп. Если помните, сразу после распада СССР, в национальных республиках повсеместно пошли процессы переименования населенных пунктов. Эта кампания не обошла и нас. Привычный нам город Майли-Сай (масляная река) теперь называется городом Майлуу-Суу (Масляная вода).
Раньше, рядом с селом, словно египетские пирамиды, возвышались семь огромных бочек, каждый высотой в современный пятиэтажный дом, но в лихие девяностые годы три из них, располагавшихся у речки, выкрашенных в бело-молочный цвет, безжалостно разрезали, увезли в больших машинах куда-то и продали.
Другие четыре бочки, находящиеся чуть выше, у подножия гор, стоят до сих пор, никем не используются и оттого, что давно их не красили, стали совсем ржавыми.
Бочки эти играли роль аварийных резервуаров. Туда качалки сливали лишнюю нефть, которая порой не вмещалась в нефтепровод, протянутый из наших краев в сторону узбекского города Андижан.
Рядом с этими огромными емкостями был построен также большой земляной квадратный бассейн, длиной и шириной в полкилометра, куда из этих резервуаров сливалась ненужная нефть. Вся эта нехитрая система была создана на случаи возникновения чрезвычайных ситуаций, когда по каким-то причинам нефтепровод или конечные промышленные нефтехранилища давали сбои и не хотели принимать безостановочно прибывающее «черное золото». А работу нефтяных качалок останавливать было нельзя, потому что нужно было держать определенный уровень давления в нефтепроводе, построенный на основе принципа самотека тяжелой жидкости с верхних уровней в нижние.
Бывало, особенно зимой, да и в другие времена, случались аварии на нефтепроводе и наш бассейн медленно наполнялся черной блестящей густой жидкостью до угрожающих размеров. Эти великие переливы нефти, нам, тогдашним мальчишкам и девчонкам, были настоящими праздниками, ибо в такие дни наше село превращалось в центр Вселенной, сюда сгоняли кучу техники, пожарных машин, сотни людей, а мы под тяжелый одурманивающий газолиновый запах, несмотря на всеобщий запрет, целыми днями шныряли в этом шумном процессе во все стороны, суя нос во все мыслимые и немыслимые места. Вечером, устав от этой беготни, с большим аппетитом проглотив ужин, кое-как помыв свои измазанные нефтью ножки, сваливались спать. А наши матери потом с трудом отмывали с постельного белья эти жирные, не смываемые, пятна. Мы тогда не понимали, что произошла серьезная катастрофа и ее последствия могут быть весьма опасными для экологической и окружающей среды. В школах об этих вещах нам старались не говорить.
Каждую весну, лето и осень в эту сверкающую гладь нефтяного бассейна, как в воду, садились сотни уток и лебедей, вязли в этой жиже и гибли, спасти их было невозможно. Мы бегали вокруг бассейна с веревками, длинными палками и пытались их вытащить, но увы, у нас ничего не получалось. Если даже вытаскивали, то все-равно умирали от излишней интоксикации.
Были даже своеобразные охотники, которые разными приспособлениями пытались их вытащить и если удавалось, то мыли тушу в керосине, отмачивали в каком-то водяном растворе и пытались из такого мяса что-то приготовить. Но газолиновый запах и нефтяной привкус уничтожить было невозможно, а приготовленное блюдо было невозможно есть. Слава Богу, таких чудаков-охотников были единицы.
Наше село, сколько помню, всегда имело лишь две улицы, которые располагаются на разных уровнях. Внизу, тесно прижавшись к речке, есть небольшая улица, Заречная, длинною всего лишь около километра. Так как село располагается по другую сторону речки Майлуу-Суу , то со стороны автотрассы надо пройти через длинный канатный, вечно качающийся, мост, построенный местным Кулибиным.
Может быть, поэтому нижнюю улицу назвали "Заречной". И хотя село тогда состояло всего из трехсот домов, его жители заметно отличались друг от друга как ментально, так и внешне. В нижней улице, которая появилась еще в дореволюционные времена, дома были построены беспорядочно, в основном из глины и самана, без бетонного фундамента. В качестве фундамента аккуратно выкладывали большие камни одного размера. Дома и сараи в основном были с плоской крышей, где в качестве кровли обычно использовались толь или камыш и редко шифер. Эти домики обязательно имели во фронтальной части навес, а под ним приподнятую площадку, с земляной насыпью или деревянными полами, для отдыха. При этом строить старались таким образом, чтобы летом во второй половине дня под навесом была тень, а зимой по-дольше задерживались теплые лучи солнца. В знойные летние вечера сидеть под таким навесом, пить чай или ворковать с родственниками одно удовольствие. Здесь и поныне можно встретить старые сараи, в которых в качестве стенки служат туго связанные пучки камышей или веток, скрепленные в продольные деревяшки, обмазанные для защиты от скотины и огня, толстым слоем глины или коровьего навоза.
Посреди улицы была кривая очень узкая тупиковая дорога для машин и тракторов, чтобы привозить в основном сено и какие-то тяжелые предметы на свои нужды.
Когда шли дожди, нижняя улица становилась не проходящей, везде слякоть, топкая грязь и большие лужи. На всю улицу было лишь одно освещение в виде большой лампочки, установленной на высокий столб, находящийся почти в середине этой улочки, напротив дома местного муллы, который ее каждый день сам включал и выключал.
Эта улица от верхней отличалась еще тем, что многие дома со стороны улицы имели полутораметровые невысокие глиняные заборы, что делало похожими их в киношные кишлаки, где можно было бы снимать сцены установления советской власти в Туркестане. На этой улице жил своего рода интернационал- кроме киргизских семей, были несколько узбекских, таджикских, одна татарская, одна казахская и одна русская семьи. Здесь обитали в основном семьи тех, кто работал в местном лесхозе.
Главной достопримечательностью улицы был большой гидравлический насос, с большим, с шумом крутящимся, колесом, который приводил в движение ременную передачу. Этот старый большой насос с размером в большой автомобиль обеспечивал селян орошаемой водой, всасывая в себя из небольшого искусственного водоема, как мы называли "хаус", воду и направляя ее по металлическим трубам жителям села.
А другая улица, Октябрьская, располагается на верхней плате, прямо у подножья гор, где я родился и вырос. Наша улица была шире и длиннее Заречной и больше ее раз в пять. Будто указывая ей ее границы, выше проходила грунтовая дорога, которая тянулась с левого берега города Майлуу-Суу вниз на юг, по подножию горной цепочки, в сторону Ферганской долины. В верхней улице, которая появилась значительно позже, лишь в конце пятидесятых годов, жили в основном семьи нефтяников и рабочих Майли-Сайского электролампового завода. Дома здесь старались строить добротные, хоть и из сырого, но кирпича, на кровлю в основном покупали шифер. Строились строго в один ровный ряд, некоторые участки были ограждены металлической сеткой, оставлялись места для будущих тротуаров. Улица освещалась электрическими лампочками, которые были установлены вдоль нее на высоких деревянных столбах. Через улицу был протянут водопровод и в каждый двор была подведена вода.
Но несмотря на старания жителей, получше обустроиться, наше село в конце шестидесятых и даже семидесятых годов выглядела достаточно бедно, хотя в четырех километрах от нас располагался современный город Майли-Сай, с развитой инфраструктурой и большими предприятиями. Я потом еще много раз видел такие советские контрасты. При социализме умели создавать себе коммунизм в отдельно взятом пространстве. С одной стороны, тогда прогресс и культура шли семимильными шагами, а с другой общая масса прозябала в бедности и от всей души заливалась водкой, чего в нашей стране было действительно в большом избытке.
Почти каждый год бываю в родном селе, в доме своего отца на "Нефтепроме", но несколько лет тому назад родина моего детства вновь меня сильно удивила: вокруг села, находящееся среди красивых гор, с потрясающими каньонами, хребтами и маленькими ущельями, с реликтовыми лесами, редкими кустарными насаждениями и фисташковыми плантациями, как грибы после дождя, появилось несчетное количество "китайских" буровых установок и мощных нефтяных насосов, которые нагнетая большое давление, буквально достают из земли «черное золото».
Все бы ничего, да вот одна печаль: раньше поднимешься на гребень горной цепи или высокую гору, а перед тобой, далеко-далеко, словно море простиралась бесконечная красота нашего горного края и стояла естественная природная тишина, в которой было слышно лишь чириканье птиц и шмелиная песня, а теперь стоит шум и пыль от круглосуточно работающих машин. Сотни буровых установок и тысячи металлических контейнеров изуродовали девственную красоту здешних мест, а множество грунтовых дорог буквально ее изрезают.
В силу своей профессии частенько бываю в богатых нефтью странах Ближнего Востока и обязательно посещаю нефтеносные районы, знакомлюсь с их нефтепромом. Что и говорить, умеют добывать и сохранять при этом в первозданном виде окружающую среду и неповторимую красоту природы, в отличии от нас.