Я тебя породил, но ты меня и убей

Обыденный, ничем не примечательный, как сельский туалет, очередной рабский день, тянулся, как прилипшая к заднице и стулу жвачка. Жирный и плотный, сытный обед, сочный как булки старой африканской женщины, усевшейся в грязь, породил внутри меня новую жизнь, рвущуюся наружу. Я подорвался, точно бегун от выстрела, направленного к небу револьвера и влетел в кабинку офисного туалета. Закрывшись, я прилунился на стульчак, холодный как айсберг, распирающий брюхо Титаника. Первым делом, я сразу же побрызгал освежителем воздуха. Я очень любил эти бутылочки, заряженные ароматами. Наверное, с самого детства, с той поры, когда родители закрывали меня в тесном туалете, а сами шли на кухню пьянствовать с друзьями и переплетаться в групповых оргиях, оставляя меня наедине с бутылочкой освежителя, с которой мы играли до самого рассвета или пока я не усну. Я брызгал ее изображая ракету, взлетающую с космодрома, воображал ею огнедышащего дракона или словно пожарный тушил бачок унитаза, направив на него струю распылителя. Надышавшись головокружительной свежестью, я проваливался в мир снов, где лежал среди ромашкового поля, накрываемого огромной морской волной, чья шкура простреливалась острыми каплями осеннего дождя, впитавшего в себя ароматы цветущего леса и горных трав, заправленных в цитрусовый салат. А на утро меня забирала из туалета помятая мама или не мама, а тот кому будет необходимо посетить туалет. Бывало, что, находясь в каком-то странном тумане, я и не спал, но и не мог подняться и некоторые гости испражнялись в туалет, не выгоняя меня из кабинки. Лежащий меж их ног я задыхался вонью выдавливаемого из них дерьма, но тем не менее не мог пошевелиться. Так вот разбрызгав немного освежителя, я тут же окунулся в детские ностальгии, как в ванну с горячей водой.  Тем временем бурлящая жизнь внутри меня, как ныряльщик, выставляет вперед себя руки и погружается в воды, точно так же выныривала из меня сатанински напрягая мое анальное кольцо, словно двухсот фунтовая бабища, пролезая сквозь детский обруч. Я испытывал облегчение, покидающего меня груза и расслабляя свою взмокшую до кристальной росы задницу. Лоб покрылся потом, волосы взмокли и измели свой цвет в еще более темные тона, усилив свою покладистость и увесистость, как канаты, упавшие в грязь. Подтираться я не хотел, да и нечем было, думал надену трусы, ими же и вытрусь, а после, дома, трусы тупо кину куда-то в угол, забыв их там до тех пора они не просохнут и их снова можно будет носить. Как тяжелый ракетоноситель я поднимался с унитаза и вдруг почувствовал какое-то сопротивление, будто тазовая часть меня держится за вечно измазанную в говне керамику или, кто-то держится, ухватившись за взмывающую в высь канистру с отходами, как за лыжу испуганно вспорхнувшего вертолета. Я силой оттолкнулся вперед, чтобы разорвать, невидимое мне притяжение и испугано обернулся на унитаз, вопросительно роняя свои взор в недра этого копрофила. Я не верил своим глазам, на меня изумленного, сверля взглядом пялилось нечто. Это кусок огромного кала, размером с полкилограммового щенка, с глазами и вырезом под рот, имеющее руки и двигающуюся нижнюю часть, при помощи которой он вероятно передвигался, либо ползая, либо припрыгивая. Темно-коричневый цвет, имел черные и светлые вкрапления, как военный камуфляж. Глаза – это просто две черные впадины, периодически моргая своей бездной точно пытались заговорить с тем, на кого обращены. Трехсекундная заминка с моей стороны позволила ему, мягкому как пюре, сгруппироваться и оттолкнувшись от глянцевой, ополаскиваемой поверхности, добраться до моего лица, вцепившись в которое, он начал управлять мной, как двухлетний малыш, только что подаренной ему машинкой на радиоуправлении. Ударяя о каждую кафельную стенку, он вырубил меня последним подзатыльником и душку туалета. Потирая свои липкие дерьмовые конечности, он покинул мое лицо, оставив сползающими узорами свой характерный автограф. Просочившись сквозь щель под дверью, это существо медленно поползло вдоль стен, не привлекая внимания, в кабинет руководства. За ним простирался темный след, благоухающий и насыщенный, частичка меня, вырвавшаяся на свободу, спешила занять руководящий пост, путем свержения действующий власти в этом маленьком царстве.