Киона Асгейр. Часть 1. Глава 2

Глава 2.

Я подумал, что умер.
Несмотря на то, что лёгкие саднило, а всё тело болело, воздух был чистым и свежим, отголосок гари витал вокруг, пока я лежал, не открывая глаз и пытаясь ни о чём не думать. Казалось, я слышу шум леса вдалеке и шелест травы, всё было таким умиротворённым, что ворвавшийся в канву этого спокойствия не сразу понятный звук заставил скривиться. Было похоже на крик молодого животного или птицы. За новым звуком последовал не менее неприятный запах, напоминающий запах нагретого металла в смеси с гнилью или залежавшимся мхом; он вызвал смутные образы – люди, собирающие травы, девушка в городе, люди… Я резко распахнул глаза.
Я определённо лежал под каким-то навесом и спустя пару секунд осознал, что это конюшня, но, оглядевшись, не заметил моих лошадей. Где Малрах? И что здесь делает человеческий запах?
От него подкатывала дурнота, и, чтобы увидеть его источник, я поднялся на локтях, отметив, что на мне были чьи-то широкие штаны, явно неподходящие по размеру – штанины едва прикрывали икры. Я точно помнил, что задыхался в дыме после превращения, значит, одежды на мне не должно было быть. И тогда я усомнился в своих поспешных выводах: похоже, я вовсе не умер. Нет, я просто лежу в конюшне и абсолютно не понимаю, что происходит.
Совсем близко от меня послышалась какая-то возня; повернувшись на звук, я застыл от удивления. В двух шагах от меня над чем-то бесформенным и издававшим жутковатые капризные звуки склонился юноша. Человек.
От изумления я даже дышать перестал.
Он заметил, что я поднялся, и, повернувшись, светло, но немного неловко, улыбнулся мне. Это ещё больше меня убедило: я либо с ума сошёл, либо умер. Человек улыбается бессмертному?
- Ты кто? – ошарашено прохрипел я. Горло нещадно заболело, и я зашёлся кашлем. Смертный вдруг подошёл и бережно опустил мне руки на плечи, заставляя снова лечь на землю. Во мне проснулось отчаянное желание оттолкнуть его от себя, но приступ кашля не проходил, и, согнувшись пополам, пришлось покориться. 
Я не смог сопротивляться и когда он убрал прядь волос с моего лба, всё так же остолбенело глядя на человека. Я не мог отвести от него глаз, но не потому, что он был красив: наоборот, внешность у него как раз была очень даже странная, но никак не привлекательная – худощавое тело, начисто лишённое каких-либо намёков на мускулы, что было заметно даже под свободной рубашкой; кожа нездорового бледного цвета; блёклые чёрно-серые волосы, неаккуратными патлами спадающие ему на тонкую шею; высокие острые скулы; тонкие губы и ярко-зелёные глаза, единственное, что могло привлечь внимание. Но то, что выбивало меня из колеи, было его дружелюбие, которым он прямо-таки светился.
Когда этот чудак снова склонился надо мной, я не дал ему возможности вновь прикоснуться к себе и вскочил на ноги. От этого резкого движения голова пошла кругом, в глазах помутилось, и я едва снова не упал. Юноша это заметил и неодобрительно сказал по-эльфийски:
- По-моему, самоуверенность бессмертных не доведёт их до добра.
Отвечать я не стал, борясь с приступом тошноты, но эти слова что-то задели во мне. Я почти расслышал, как в голове что-то щёлкнуло, а потом воспоминания хлынули безудержным потоком: мать, перемазанная кровью, отец с отчаянием в глазах, Голденбрук, мёртвая девушка с неестественно вывернутой головой и горящий дом калейдоскопом страшных образов навалились на меня, почти придавливая к земле, дышать стало ещё труднее, тело напряглось, и, сев на корточки и сжав голову руками, я испугался, что могу рассыпаться. От переполнивших чувств, я закрыл глаза и застонал. 
А потом замолчал и не почувствовал ничего, кроме пустоты.
Видимо, смертный решил, что это был стон боли и пробормотал что-то на человеческом языке. Отдалённо я подумал, что это было совершенно не похоже на известное мне человеческое наречие. Созвучия, неожиданно напоминающие эльфийский, коснулись моих ушей, и я резко обернулся к юноше.
- Кто ты, чтоб тебя? – изумлённо просипел я, никак не в силах понять: что он такое. Смертный издал серебристый смешок и произнёс глубоким низким голосом, никак не вязавшемся с его хлипкой внешностью:
- Я пришёл один, не с теми убийцами. Кого успел, - он бросил на меня многозначительный взгляд, - того спас.
В голове мельтешили воспоминания, но я старательно гнал от себя осознание произошедшего, будто сторонний наблюдатель. То ли из малодушия, то ли из страха мне казалось невозможным прямо сейчас возвращаться в реальность.
- Тогда что ты тут делаешь? – рявкнул я и поморщился от боли. Помимо того, что присутствие этого странного существа удивляло меня, он ещё и раздражал: будто насекомое, непрошенным гостем проникшее в комнату. К тому же его спокойствие почему-то нарушало моё, заставляя нервничать. Но каким-то образом желание прогнать его улетучивалась сразу, как только возникало, будто что-то блокировало ход мыслей. Полагая, что это последствия отравления дымом, я поднялся, будто это бы помогло.
- Путешествую, а здесь проходил по случайности, - спокойно ответил мне человек. Его тон заставлял меня чувствовать себя не в своей тарелке не меньше, чем его почти осязаемая умиротворённость. – Я пришёл оттуда, через горы и лес, - юноша указал на чернеющую полоску леса в десятках километров от нас, за которым синел исполинский горный хребет. От этого места у меня мурашки побежали по спине и даже стало немного жаль парнишку, учитывая все истории, что я слышал. – Уже несколько недель я ночевал на открытом воздухе и решил просить ночлега у первых, кого встречу. Этот дом и был первым за время пути.
Наш мир, наполненный проявлениями Силы различных рас, был практически пустынным, хотя это я понял лишь спустя годы. Бессмертные крайне редко производили потомство в силу собственной вечности, они не образовывали большие группы и в основном проживали на точках Силы, что были довольно нечастым явлением. Люди, конечно, постоянно размножались и строили себе настоящие густонаселённые по нашим меркам города, но тоже не расселялись повсеместно, а жизнь их была коротка настолько, что баланс практически не нарушался. Большую часть обитаемых земель занимали совершенно нетронутые леса, горы, долины, озёра; где-то были пустыни, вулканы и даже моря, но благодаря малочисленности бессмертных в целом мало где можно было встретить поселение. Потому я не удивился тому, что наш дом был первым на пути человека. Но то, что он в одиночку прошёл через лесной массив, который в нашем доме назывался кратко «Лес» и был местом даже более запретным, чем Голденбрук, вызвало во мне смешанные чувства. В основном из-за тех, кто там обитал: самые спятившие, оголодавшие и злейшие драконы показались бы рядом с ними милыми и весьма любезными – кайноны, древние существа, созданные ещё от изначальной Силы. Я никогда их не видел и потому не мог даже представить, но это не ослабляло страха, влитого в меня ещё с молоком матери.
И тогда меня осенило: Лес полон ужасных созданий, способных на вещи похуже, чем убийство, а переход через горы невероятно сложен, как удалось юному человеку пройти там и остаться живым?
- Как ты выжил там? – меня не волновала резкость тона, и смертный, похоже, тоже не обратил внимания, но его вежливый ответ только больше разозлил меня:
- Я забыл представиться, - произнёс он, явно желая уйти от ответа. – Хейн.
И протянул руку, впившись в меня своими зелёными глазами и ожидая каких-то действий. На мгновение показалось, что цвет его радужки стал светлее, и скорее от неожиданности, я попытался отвести взгляд. И это простое действие, к удивлению, далось мне с трудом. Ситуация казалась мне всё более настораживающей, всё меньше доверия мне внушало это существо, потому звериный инстинкт начал брать верх. Так и не поняв, чего от меня ожидал человек после своего странного жеста, я отклонил его руку и подступил ближе на шаг, но допустил ошибку и вновь попал в плен странных глаз. Я был так близко, что ощутил его неровное дыхание, когда юноша напрягся, и, не теряя ни секунды, я схватил его за горло. Желание убить его, как и прогонять, лишь вспышкой пронеслось на дальнем краю сознания и пропало в ту же секунду, потому ради пробуждения в нём страха я слегка сжал пальцы. Мне захотелось сбить с него маску спокойствия.
Хейн молча стоял, не проявляя никаких признаков беспокойства, лишь участившееся дыхание выдавало его, но глаза всё также впивались в мои, становясь всё светлее и светлее, пока не приобрели песочно-зеленоватый оттенок. Когда я понял, что причиняю ему боль, меня пронзила мысль: я не могу этого делать. Осознание его беспомощности обернуло вспять всю мою злость, и пальцы на горле парнишки ослабли. Странно, что я вообще хотел сделать ему что-то плохое, ведь он такой…
- Хороший? – насмешливо произнёс Хейн. В его глазах я увидел отражение своего лица - немного пристыженное и глуповатое. Внезапно мысли прояснились, будто спала пелена, и отражение сменилось гримасой ужаса.
- Прекрати! – крикнул я, сам точно не понимая, прекратить что я его призываю, но моя рука, совсем не повинуясь мне, уже медленно легла по шву штанов. Я шокировано уставился на неё.
- Мне жаль, что пришлось тебе приказать, но это единственное средство защиты, что у меня есть. А умирать мне ещё рано, - он говорил всё так же спокойно и уверенно, но теперь я не испытывал раздражения, мне было страшно. Он играючи управлял моим сознанием.
- Да что ты такое? Ты пахнешь как человек, тебя изгнали за проявление Силы? Поэтому ты здесь?
- Это Сила, верно. И она так же помогает тебе сейчас не думать о плохом, - смертный избегал ответов на мои вопросы, это сбило меня с мыслей, и на мгновение я не понял, о чём он вообще говорит, зато через секунду воспоминания нахлынули опять, и я со стоном отступил на шаг. Родители, сестра, люди, огонь. Я же вернулся, чтобы спасти их или найти то, что осталось.
- Что случилось с мужчиной и женщиной? Они были в доме на втором этаже.
- Я вытащил их из дома, они в саду, - показалось, что голос его стал тише. Мне стало тяжелее дышать. «Вытащил», не «вывел». Я медленно прошёл к выходу из конюшни, и начал высматривать то, чего так боялся. Дом больше не горел: с видимой мне стороны я заметил, что деревянные стены обуглились, местами разрушились, а земля вокруг них была чёрной от копоти. Хейн молча указал в направлении невысокой крючковатой яблони, под которой лежали двое. До конца не осознавая произошедшее, я побрёл к ним. Смертный не пошёл за мной, но что-то говорил вслед, и я уже не слушал, приближаясь к телам, выделявшимся на фоне буро-зелёной травы.
Шаги были очень осторожными, я боялся поторопиться и приблизить эту встречу. На глаза подёрнулась дымка.
Сиатрия была больше похожа на себя за всеми ранами и порезами, что нанесли ей люди, чем Лаирасул. Я отстранённо подумал, это от того, что моя мать не сопротивлялась. Меня передёрнуло, во всём теле разгорелась такая ярость, какой я не испытывал никогда прежде. Сиатрия была в той же ночной рубашке, вымазанной кровью. Её длинные красновато-рыжие волосы тёмными локонами разметались по земле вокруг неё и на груди. Обычно персиковая кожа была жутко бледной, а яркие пурпурные глаза бесцельно раскрыты. Именно такой я увидел её, пока она была ещё жива.
По щеке прокатилась туманная капля, я быстро стёр её тыльной стороной ладони.
Лаирасула узнать было почти невозможно: лицо покрывал толстый слой крови, снежно-белые волосы были розоватыми, а синие глаза были почти чёрными от смерти. Вид отца вызвал ощущение нереальности происходящего: никогда ещё его мужественное лицо не было таким беспомощным, искажённым болью. Я был уверен, что он старался сохранить жизнь матери. Не просто уверен, я знал это. Высокие скулы были в крови, щёки почти разорваны, будто кто-то решил осквернить тело моего отца после смерти. Новая вспышка ярости сотрясла моё тело, и, не выдержав, я упал на колени рядом с родителями.
Тела будто льнули друг к другу, казалось, что родители просто спят. Чтобы не разрушать эту иллюзию, я закрыл глаза матери, заботливо разложил её волосы по плечам и стёр кровь с лица. Отцу я не смог бы помочь, даже если бы захотел, но всё равно пригладил его некогда белые пряди и убрал несколько выбившихся волосков со лба. Когда руки прикасались к мертвенно холодной коже, душа наполнялась пустотой и льдом. Я понимал, что никогда больше не смогу почувствовать жар кожи матери, услышать полный тепла голос отца. Теперь всё, что было как-то связано с моими родителями, было объято мерзлотой.
Из груди вырвалось сдавленное рыдание, которое я удерживал в себе. Из глаз покатились крупные слёзы. Мне показалось, что даже птицы замолкли. Глаза застилала пелена, но лица родителей будто впечатались память и не шли из головы.
Прошло, наверное, немало времени, прежде чем я взял себя в руки и немного стыдливо стёр слёзы. В последний взгляд, брошенный мной на Сиатрию и Лаирасула, я постарался вложить всю свою любовь. Солнце бросало лучи уже под другим углом, будто близился закат. После целого дня под солнцем кожу покрывали ожоги, местами настолько сильные, что ещё чуть-чуть и оголятся мышцы, но в тот момент я не был способен почувствовать физическую боль.
- Хейн, - позвал я, поднимаясь на ноги. Тело плохо слушалось, и пришлось схватиться за грубый ствол яблони, кора впилась в ладонь. Человек быстро подошёл ко мне. Только сейчас я заметил, что кое-где на его рубашке была засохшая кровь. Кровь родителей. Устало вздохнув, я спросил: - Женщина была беременна, но теперь живот кажется слишком маленьким. Ты не находил тело ребёнка? 
- Да, ребёнок в конюшне, я завернул её в ткань, которая была с собой, так что она не замёрзла.
Я немигающим взглядом уставился на него, не в силах поверить в услышанное.
- Она что, жива?
- Да, я успел вовремя, – он слегка улыбнулся, а я всё так же остолбенело держался за дерево и глядел на него. В голове не было ни одной мысли, я чувствовал себя выпотрошенным; всё казалось нереальным, будто остатки глубокого сна.
Хейн быстро сходил в конюшню и вернулся с большим отрезом ткани, в котором шевелилось маленькое тельце, и протянул его мне. Не будучи уверенным в собственной стойкости, я опёрся спиной о дерево и впервые в жизни взял сестру на руки. Крошечная ручка, кое-где покрытая высохшими сгустками крови, выглянула из палантина и схватила меня за прядь волос. Это простое движение вдруг что-то надломило во мне, и я всхлипнул, прижимая к груди ребёнка. Она выжила. Девочка серьёзно разглядывала меня ярко-синими глазами, точно копирующими отцовские; на лоб ей падал пучок точно таких же, как у меня, белоснежных волос, вымазанных кровью. Хейн с улыбкой посмотрел на неё, и заметил:
- Бессмертное дитя. Она очень красивая.
Вдруг малышка издала радостный вскрик и с силой потянула меня за волосы. Сиатрия рассказывала, что дети драконов, приближенные к животному миру, физически развиваются скачками и несоизмеримо быстрее, чем потомство других рас, тем более человеческих. От рождения может пройти всего несколько часов, когда они начинают самостоятельно вставать на ноги и говорить, потом замедляются на пару-тройку лет, чтобы принять облик, близкий к окончательному, к восьми-девяти годам. Конечно, в течение вечной жизни тела их могут изменяться, но незначительно. Поэтому, хоть и видел я это впервые, вполне осознанный взгляд и начавшееся развитие девочки были для меня ожидаемыми. Хейн с сомнением разглядывал её, и я понимал, что он видит: на глазах лицо её приобретало более оформленные черты, краснота новорождённой кожи спадала; но смертный ничего не сказал, вероятно, сочтя это игрой теней.
- А что ты сделал с теми людьми? Как всё произошло? - задумчиво пробормотал я. Хейн посмотрел на меня, очевидно решив не уклоняться от ответа в этот раз.
- Я был неподалёку, когда они только пришли. Из их слов я понял, что это налёт на жилище бессмертных. Мужчина, видимо, долго сопротивлялся, потому что в доме было полно мёртвых людей, когда я пробрался в него следом. Потом они всё подожгли, и, заметив меня, попытались убить, приняв за бессмертного, потому я приказал им отправиться в огонь, а тела бессмертных вынес в конюшню. Ребёнка я услышал в последний момент в комнате второго этажа, но успел. А потом прилетел ты.
Сиатрия успела родить, но её сразу же убили. Отец до последнего старался защитить её, как я и предполагал. Я отрешённо подумал, что смертному, наверняка, было тяжело тащить Сиатрию и Лаирасула, к тому же он был очень хрупок и скорее всего получил раны и ожоги. В ту минуту, прижимая к себе выжившую сестру и глядя на болезненно-бледное лицо юного человека, который спас нас, я почувствовал прилив благодарности, затопивший меня с головой, и сказал:
- Хейн, меня зовут Киона. Спасибо тебе за всё, что ты сделал.
Смертный заметно смутился, его щёки порозовели, и, кашлянув, он решил сменить тему.
- Как ты её назовёшь?
- Разве для тебя это имеет значение? – искренне удивился я. - Тебе нужно позаботиться о себе, ты же куда-то шёл. Я рад, что твоё появление спасло нас, но у тебя, наверняка, есть свои дела.
- В том и дело, что я просто шёл. Понятия не имею, куда и зачем, - его голос прозвучал устало и грустно; он не стал вдаваться в подробности, а я – расспрашивать, и смертный решил вернуться к волновавшему его вопросу: – Я тут подумал, как тебе имя Акира?
Сегодняшний день едва не убил меня, опустошил и полностью перевернул мою жизнь с ног на голову, а этот человек действительно ждал от меня каких-то решений. У меня складывалось впечатление, что пережитое сегодня было для этого странного существа в порядке вещей. Почувствовав, будто вся тяжесть мира легла на плечи, я взглянул на закатное небо. Солнце почти скрылось за горизонтом. Это был самый длинный день в моей жизни.
- Хейн, мне нужно найти еды для ребёнка, отмыть её от крови, исцелиться и немного отдохнуть. У меня действительно нет желания говорить и давать кому бы то ни было имён сейчас.
Человек серьёзно кивнул, и я подумал, что он, наконец, решил отправиться дальше в своё путешествие. Однако, он протянул руки, определённо намереваясь взять у меня ребёнка. От усталости и потрясений голова шла кругом, потому, застигнутый врасплох, я машинально ослабил хватку, и сестра оказалась в тонких руках Хейна. Я не успел встревожиться или разозлиться, потому что человек, воркуя над младенцем и покачивая её, произнёс:
- Пока что помоги себе – у тебя всё тело обожжено, - потом он перевёл взгляд на девочку и ребячливым тоном забормотал: - А мы сейчас пойдём посмотрим в доме, вдруг там что-то осталось, да? Нам же нужно отмыться и поесть, да, Акира?
Едва передав ребёнка Хейну, я перестал слушать его. Хотелось просто лечь, закрыть глаза и проспать так долго, чтобы боль и душевная, и физическая ушли. Я медленно осел на пружинистую траву прямо рядом с телами родителей. Моя сестра выжила, но я не чувствовал радости, печали, тревоги или ответственности за неё – я вообще ничего не испытывал, только невероятную тяжесть в груди, и, свернувшись в клубок, погрузился в болезненную дрёму.

Проспав, как мне показалось, несколько лет, я едва смог подняться. Я был с головой закутан в большой отрез плотной ткани, очевидно, забота Хейна. Стояла глубокая ночь, небо было усыпано звёздами, но тьму прогонял мягкий свет костра неподалёку. Кожа нещадно горела: ожоги, боль от которых я раньше не замечал, дали о себе знать. Тел родителей рядом со мной не оказалось, и я запаниковал. Заметив у огня Хейна с ребёнком на руках, я поспешил к ним.
- Послушай, где бессмертные? – человек вскинул голову и приложил палец к губам, указывая на мою сестру: малышка спала, убаюканная прямо на руках. Самого младенца не было видно из кучи тряпья, в которое её обернул смертный.
- Я перенёс их в конюшню, - шёпотом ответил он, не переставая раскачиваться из стороны в сторону. Я побежал проверить Сиатрию и Лаирасула, будто по-детски надеялся, что произошедшее лишь сон, а родители просто спят и ждут, чтобы я их разбудил. Разумеется, они были мертвы и лежали у дальней стены конюшни. Хейн аккуратно прикрыл их сеном, видимо, опасаясь запаха разложения, но не зная, что тела бессмертных не гнили после смерти. Я не стал подходить ближе и вернулся к костру.
У ног Хейна лежала связка высушенных трав, грибов, а рядом стол небольшой котелок, от которого поднимался пар. Сев слева от них, я вопросительно кивнул на эту бесхитростную снедь.
- Не весь дом сгорел. Я омыл Акиру, накормил. Если ты голоден – есть ещё, - с этими словами он протянул мне котелок, но я не отреагировал на его добрый жест, чувствуя, как боль от ожогов переплетается с поднимающейся во мне волной злости.
- Спасибо, что дал мне отдохнуть. Вижу, ты и сам времени зря не терял, - тихо проговорил я, не сводя глаз со смертного.
- Конечно, - простодушно подтвердил он, не замечая моего настроя. – Говорю же, нашёл несгоревшие комнаты, покормил, помыл и нашёл некоторые нужные вещи.
- И дал имя ребёнку, - процедил я. Человек замер и чуть виновато улыбнулся.
- Не могла же она оставаться безымянной. К тому же что было бы, если бы она начала отзываться на «ребёнок»? А так у неё есть имя, и, судя по всему, оно её устраивает, - он говорил, так сильно желая оправдаться, и выглядел так невинно, что моё раздражение начало отступать. Вместо ответа я взял котелок с отваром, сделал глоток и поморщился от горького привкуса трав.
- Она уже реагирует на имя? – вдруг сообразил я. Понятия не имея, сколько прошло времени, я вдруг понял, что пропустил целый этап в развитии малышки. – Сколько я спал?
- Два дня, Киона, и я не решился тебя будить. Только проверял, чтобы ты оставался живым.
Два дня. Да ребёнок, наверняка, может уже сам стоять. Я никак не мог почувствовать какой-то связи с ней, вероятно, из-за боли и произошедшего в целом. В последствии мне будет нужно заботиться о ней и воспитывать её, но в тот момент я не ощущал ни тяги к этому, ни обязательства. 
- Так как ты её зовёшь? – уточнил я. В конце концов какая разница, как называет её человек, с которым мы довольно скоро навсегда распрощаемся, я в любой момент могу дать ей новое имя.
- Акира. Я знал эльфийку с таким именем, она была удивительным созданием.
- Будь по-твоему, - согласился я, вставая. Нужно было как можно скорее исцелиться от ожогов, а единственным средством было обращение в дракона. Потому я побрёл в сторону поля, по дороге снимая штаны, одолженные Хейном. Сначала он молча глядел на превращение, потом не мог оторвать взгляд от огромного белоснежного дракона в ночной темноте. Исцеление было мгновенным, потому я не стал задерживаться и, обернувшись обратно, вернулся к смертному. Он с восхищением оглядывал абсолютно чистую кожу, будто на ней никогда и не было никаких ожогов.
Я же задумался о том, что делать дальше. Несмотря на то, что покидать место, где я вырос, не хотелось, оставаться было невозможно: город людей был рядом, и пусть на какое-то время смертные покинули его, что помешало бы им вернуться и отомстить за погибших мужчин в будущем? Был бы я один, меня бы это не пугало, но теперь с ребёнком на руках я был уязвим, и нужно было найти новый дом. На ум пришло только одно – точка Силы, поселение Айнон. Так называемый город Силы. По рассказам моего отца, попасть в город могли немногие: только по-настоящему нуждающиеся находили его. И, исходя из нашей ситуации, мы уж точно туда дойдём.
- Что будем делать дальше? – спросил Хейн, прерывая мои раздумья.
- Я собираюсь уйти в Айнон. Там мы с ребёнком будем в безопасности.
- По-моему, я проходил мимо него, - задумчиво пробормотал Хейн. – Но туда не меньше недели пути, думаешь, мы выдержим? – он кивнул на малышку, мирно спящую в его руках. Я вдруг понял, что смертный и не думал покидать нас. Осознание этого факта вызвало во мне волну раздражения: да, он спас нас, да, он старался быть полезным и освобождал меня от забот о младенце, пока я худо-бедно восстанавливался, и я был искренне благодарен. Но это не означало, что в мои намерения входило брать с собой смертный балласт или разыгрывать близость с человеком, каким бы он ни казался хорошим и какой бы Силой ни обладал. Ни о какой дружбе с людьми и речи быть не могло.
- Хейн, ты же не думал остаться с нами? – я решил сразу прояснить вопрос. Он тут же опустил глаза.
- У меня никого нет и некуда идти. Вы единственные, кого я знаю, - пробормотал юноша. В голосе его была надежда, но я уловил и обвиняющие нотки. А затем он добавил, повысив тон: - Я спас вам жизнь, неужели этого недостаточно, чтобы взять меня с вами? 
Раздражение сменялось злостью. Чтобы не сорваться, я глубоко вдохнул, ощущая с небывалой остротой его человеческий запах.
- Спасибо тебе за это, могу ещё раз поблагодарить, - сухо отозвался я. – Но мы пойдём сами; даже при учёте моей выносливости путешествие с ребёнком будет осложнено, а с тобой и подавно, - мысленно я посетовал на нежелание обидеть человека. Простое объяснение, что я не намерен водить дружбу со смертными, быстро прекратило бы спор, но было слишком резким, учитывая наше с сестрой спасение.
- Я не доставлю проблем, обещаю: я буду заботиться о малышке, она будет на мне, - начал уговаривать юноша, всё так же глядя куда-то вниз. Я сразу нашёл, как мне казалось, железный повод для отказа.
- Мы идём в Айнон, там нет людей, и тебя не примут.
И тут Хейн вдруг вскинул голову и твёрдо встретил мой сердитый взгляд.
- А я не полностью человек.
В целом, я мог догадаться. Внешне парень мало походил на людей, а уж его Сила была слишком велика. Проявляясь у смертных, она делала их слабыми провидцами, поверхностными лекарями, но никак не давала способность управлять сознанием как человеческим, так и бессмертным.
- Мой отец из лесного народа, а мать – эльфийка, - продолжил Хейн.
Тогда мне стало любопытно. Лесной народ по сути своей были людьми, но века назад они ушли от остальных смертных в лесные массивы, не выстраивая поселений и обитая в шалашах на деревьях, стараясь быть максимально близкими к природе. Отец рассказывал, что таких племён было очень мало, и они никак не контактировали с остальным миром, поддерживая свой род кровосмешением, которое сказывалось на здоровье и сроке жизни всех членов общины.
Я окинул взглядом хрупкую фигурку Хейна. Теперь стало понятно, почему он выглядит так болезненно, но в то же время обладает огромным могуществом.
- Но ты смертен? И как они вообще сошлись? – уточнил я.
- Да, смертен, этим я пошёл в отца. Моя мать была отшельником, жила в том же лесу, что и наше племя, - в кои-то веки получеловек начал давать полные ответы, видимо, надеясь таким образом задобрить меня. – Они встретились, когда отец был на охоте. Насколько мне известно, это была лишь одна встреча, а сразу после рождения меня отдали моему народу.
Мне хотелось задать массу вопросов; теперь смертный стал мне интересен, но я вдруг почувствовал едкую горечь проигрыша – мне не удастся так просто от него избавиться хотя бы из-за собственного любопытства. Но теперь появилась и тревога – Хейн не был человеком, случайно заполучившим Силу. Та эльфийка определённо соблазнила его глупого отца, преследуя свои цели, а Сила эльфов была огромна, тем более заключённая в смертном теле, не предназначенном для такого количества энергии. Стоило начать волноваться за собственную безопасность.
Я замолчал, уставившись на огонь. Не время задавать вопросы и вовлекаться в жизнь этого полукровки, было необходимо продумать дальнейшие действия.
- Для похода в Айнон лошади были бы полезны. Ты не знаешь, куда они все делись? Когда я проснулся, не заметил их в конюшне.
- Не знаю, - задумчиво ответил смертный. – Когда я пришёл, было не до животных, а потом их и вовсе не видел.
Не питая иллюзий на счёт происходящего, я подумал, что, наверняка, мои лошади тоже были убиты людьми. Скорее всего завидев столько Шелв, они едва не лишились рассудка от алчности и расправились с ними в первую очередь. На глаза опять набежали слёзы.
Всего за один день я лишился всех, кого любил, и всего, что было дорого. Отчаянно захотелось, чтобы произошедшее оказалось страшным сном; я обнял колени руками и спрятал лицо, потому что не хотел, чтобы Хейн опять видел мою слабость. Тут на моё плечо легла тёплая ладонь, лёгкая и сильная одновременно.
 - Я иду с вами, - произнёс смертный. – Моя Сила будет полезна, к тому же тебе не следует оставаться одному.
Несколько мгновений я молчал, отрешённо прикидывая плюсы и минусы присутствия смертного. Не хотелось ни спорить, ни разговаривать, потому просто кивнул. Будь что будет, у меня не хватало ни сил, ни желания обсуждать что-либо в тот момент. Хотелось закричать, обратиться в дракона и улететь отсюда, как можно дальше.
От ладони Хейна волнами распространялось тепло.
- Люди – звери, - прошептал я.
- Да, - спокойно подтвердил Хейн.
Я всхлипнул и посмотрел на него.
- Может, тебя отвлечёт небольшая история? – вдруг предложил полукровка. Я продолжал молча глядеть на него, и он воспринял это как согласие. Юноша вздохнул и чуть переложил ребёнка поудобнее. Вероятно, у него затекли руки, но я не был готов взять девочку.
- Так вот, - начал он, - мой народ не изгонял меня, долгое время я вообще считался чудом в нашем племени. Сила начала проявляться во мне с раннего возраста, и к моим семи годам члены общины обращались ко мне, если их терзали обычные для лесного народа недуги: голоса, галлюцинации. Благодаря своим способностям, я мог успокаивать их разум. 
Моя мать соблазнила человека, вероятно, потому что ей было одиноко, и она хотела себе компанию. Но мне непонятно, на что именно она надеялась – вероятность того, что от этого союза родится бессмертный, была крайне мала. Роды были крайне тяжёлыми, и, предчувствуя близкую смерть, она принесла меня к отцу, у которого к тому времени не было ничего, кроме старого шалаша на окраине поселения.
Отец, рассказывал мне всё это. Да и деревенские жители тоже видели и слышали многое. Мама умерла на руках отца, я унёс её жизнь, потому меня назвали Хейн. В переводе с нашего языка «Хейн» значит «смерть». Отец мало времени проводил в трезвом уме, видимо, это было его пониманием юмора. Он ненавидел меня с тех пор, как я себя помню, и держал лишь ради почёта в племени – как я уже сказал, меня считали чудом. Он часто избивал меня, чтобы проверить, смогу ли я исцелиться, - Хейн горько усмехнулся. - А несколько месяцев назад, напившись, он решил, что «чуду» пора покинуть этот мир.
Юноша замолчал, а я повторил:
- Люди – звери.
- Не все люди такие уж плохие, - мягко ответил он. – Наверное, тебя не удастся убедить в обратном, но так оно и есть.
Я хмыкнул и перевёл взгляд на огонь.
- Такова твоя доля – видеть в нас только плохое.
Я слегка удивился, что Хейн даже после пережитого из-за отца, пытается оправдать свой народ в моих глазах. Показалось, что юноша даже гордился тем, что он человек. Но в то же время он с лёгкостью убивал «своих», спасая бессмертных. Интересно получалось.
- Я иду с вами в Айнон, - произнёс Хейн после нескольких минут слегка напряжённого молчания. Его взгляд был направлен в сторону от меня, когда я поглядел на него, будто юноша боялся поддаться соблазну взять верх над моими настоящими мыслями.
- Хорошо.
- Я не буду говорить, что это ты сам решил, и что я не влиял на тебя, - начал Хейн, медленно поворачиваясь в мою сторону. – Но я бы и так пошёл. Если бы нужно было, влез в твоё сознание.
Тогда я был слишком вымотан тысячей мыслей, роившейся в голове, потому не придал большого значения словам смертного. Диковатый ребёнок, выросший в побоях, среди странных существ, скрещивавшихся на протяжении веков – я вообще мог не слушать его, и всё равно он в любой момент направил бы мои размышления в нужное ему русло. 
- От своих слов я не отказываюсь, но никак не могу понять, зачем тебе нужно идти с нами.
- Разве не ясно, почему? – внезапно воскликнул Хейн. Настолько резко, что я вздрогнул, а Акира проснулась и начала ворочаться в своей импровизированной колыбели. – Моя жизнь – это недоразумение, у меня нет ни друзей, ни семьи, ни даже врагов. Я ищу место, где смог бы просто жить. Всё это, - он указал куда-то в сторону леса, видимо, откуда пришёл, - не моё. Тебя вынуждают обстоятельства, так пойми и меня.
Я с удивлением уставился на парня: такой пылкой речи я от него не ожидал. Он, похоже, и сам удивился такому всплеску эмоций и принялся виновато укачивать мою сестру.
- Ладно-ладно, - примирительно сказал я. – Идём все вместе.
На несколько минут мы замолчали, уйдя каждый в свои мысли. Я продумывал то, что нужно с собой взять, куда податься в первую очередь…
- Только есть условия, - заметил я, и Хейн серьёзно посмотрел на меня. – Идём с моей скоростью, не хочу больше тратить время впустую. И никакого воздействия на мой разум. Только вздумаешь это сделать – мы прощаемся, - закончил я твёрдо.
- Отлично, согласен, - поспешно отозвался Хейн.
- Прекрасно, - подвёл итог я, вставая. – Нужно поискать что-нибудь, что нам пригодится. Только я не знаю, что нужно для длительных походов.
- Я помогу, - без тени сарказма и с тёплой улыбкой вызвался парень. В его глазах была нескрываемая радость, будто моё согласие для него значило весь мир. Будто чувствуя, что я не хотел брать Акиру, он осторожно переложил вновь уснувшую девочку на землю и тяжело поднялся, стараясь размять онемевшее тело.
- Что? – вдруг спросил юноша, настороженно глядя на меня.
Тогда я понял, что слишком пристально оглядывал своего нового союзника. Настолько красив он был в те секунды и даже казался чуть выше ростом. Чёрные волосы, покрытые следами путешествия, обрамляли бледное лицо с тонкими чертами; глаза были прекрасными и, наполненные бликами костра, будто сияли. Я помотал головой, стараясь избавиться от наваждения.
- Ничего. Хочешь помочь – помоги, - ответил я и поспешил встать.
Юноша молча пожал плечами и прошёл мимо меня к дому, и я медленно последовал за ним.
До этого я старался не оглядывать обгоревший дом, и теперь с ужасом понял, что большая его часть была разрушена. Тут и там виднелись обугленные дыры в деревянных стенах, несколько башен, служивших крышей, отсутствовали. Стёкла практически всех окон отсутствовали, лишь кое-где виднелись осколки. В груди заныло, да так, что я начал задыхаться под тяжестью навалившихся чувств. Дыхание сбилось, я начал дышать неровно, быстро и мне едва хватало воздуха, и тогда меня внезапно обуяла паника. Хейн услышал то, как громко я хватаю воздух, и быстро подбежал ко мне. На его лице была написана тревога, оно оказалось всего в какой-то паре сантиметров от моего, но я уже мало замечал вокруг и припал к земле, судорожно глотая пыльный воздух.
Внезапно все звуки оборвались, испуганные восклицания Хейна затихли, даже стука крови в висках не было, только хриплое дыхание. А потом меня накрыла тьма.

Открыв глаза, я обнаружил, что всё ещё было темно. Хейн подскочил ко мне, опасаясь того, что я опять начну задыхаться, и склонился надо мной.
- Всё хорошо, - прошептал он. В этих двух словах было столько тревоги за меня и тепла, что я, поддавшись порыву, приподнялся и обнял хрупкого смертного. Я был перепуган, и в то мгновение отчаянно нуждался в поддержке живого существа рядом.
Хейн, от неожиданности замерший в странной позе, мягко похлопал меня по спине. От его прикосновений стало ощутимо легче.
- Со мной никогда такого не случалось. Я не мог дышать.
Отпуская Хейна, я посмотрел ему в глаза, и он повторил:
- Всё хорошо. 
- Прости, что хотел бросить тебя, - мысли путались, и я едва осознавал, что говорю, - прости меня.
- Я незлопамятный, - постарался утешить меня Хейн, но я всё равно чувствовал себя виноватым. Несмотря на моё нежелание объединяться с полуэльфом, очевидно, он был нужен мне, вероятно, даже больше, чем я ему. Я решил не озвучивать свою догадку вслух, но был уверен: всё это время Хейн помогал своей Силой, успокаивая мой разум и смягчая самые болезненные мысли. Видимо, когда мы подходили к дому, он отвлёкся, и меня сразило всё, что он сглаживал.
- Нужно найти вещи в дорогу, - напомнил я скорее самому себя. Хейн со всем усердием помог мне подняться, подхватил на руки ребёнка, и, не болтая попусту, мы аккуратно прошли по обгоревшим ступеням. До этого смертный уже заходил в дом, когда искал воду и что-нибудь съестное, потому уверенно пошёл в сторону кладовой и ванных, чудом уцелевших в огне.
Как я и подозревал, стены кладовой были увешаны травами, но не было ничего подходящего для путешествия. Не было ни вяленого мяса, ни хлеба – в конце концов на отварах теоретически могли продержаться Акира и Хейн, но дракон нуждался в мясе. Я вспомнил, что меньше недели назад мы с родителями относили поминальные пожертвования в семейный склеп, туда я и повёл полуэльфа. Вход в подземную комнату был скрыт недалеко от дома, но найти его в густой траве сада, не зная дороги, было проблематично. Наверняка, под землёй было слишком темно для глаз смертного, потому я тактично предложил ему остаться на поверхности, на что он лишь упрямо покачал головой.
Несмотря на то, что бессмертные не верили в загробную жизнь, не создавали себе богов (кроме богини Наречения, которая была лишь образом и символом, а не чем-то, чему поклонялись) и в целом не хоронили усопших, предпочитая предавать неразлагающиеся тела огню, моя семья возвела подземный склеп, в котором хранились записи о членах рода моей матери. Отец был слишком небрежен в этом плане и не стал вносить своих предков на мемориальные таблички из тёмного металла. Хотя мы никогда не обсуждали это с Сиатрией, я верил, что в земле хранились тела её родителей и, может, даже других родственников, но то были лишь мальчишеские предположения. Раз в пару месяцев мы приносили туда подношения, и, хотя раньше я не понимал смысла этого действия, теперь оно могло быть полезным.
Тогда Лаирасул принёс много хлеба, вина и дюжину кусков мяса. Учитывая, сколько времени прошло с момента рождения, у Акиры, наверняка, уже был полный ряд зубов, и она сможет есть всё это.
Узкий проход, петляя, выводил к большому залу; воздух в нём был чуть застоявшимся, его наполнял рассеянный свет никогда не потухавших свечей, хаотично расставленных на земляном полу. Глядя на металлические таблички с именами, расставленные в неглубоких нишах по стенам склепа, я вдруг понял, что это последний раз, когда кто-либо спускался к ним.
Позади послышались шаги Хейна, глухо отдававшиеся в тёмном подземелье. Он помедлил перед спуском и теперь слепо озирался, пытаясь увидеть меня в узком проходе.
- Киона, - осторожно позвал он меня. Понятное дело, для человеческого глаза здесь слишком мало света; он, едва сможет разглядеть стену перед собой, и то, если уже врежется в неё. Потому я подошёл и осторожно взял его за руку. Хейн ощутимо вздрогнул от неожиданного прикосновения, но покорно поплёлся за мной, второй рукой прижимая Акиру к груди. Девочка не спала, но, оказавшись на удивление тихим ребёнком, преспокойно играла с волосами смертного.
- Мы идём в правильном направлении? – недоверчиво пробормотал Хейн.
- Конечно. Скажи, ты правда ничего не видишь?
- А иначе позволил бы вести себя как малого ребёнка? – пробурчал юноша.
- Я тебе предлагал остаться снаружи, - напомнил я.
- И пропустить то, как ты расхищаешь родовую усыпальницу? Раз пойду с тобой в Айнон, мне нужно знать, на что именно ты способен, - получеловек заметно нервничал, лишившись возможности видеть.
«Видел бы ты, что я сделал с девушкой в городе», - подумал я, но вслух произнёс:
- Не делаю я ничего плохого. Живых здесь нет. Как, полагаю, и мёртвых.
Дальше шли в полном молчании, слушая дыхание друг друга и шаги. Иногда под ногами будто что-то пробегало, и сперва Хейн издал нечто вроде вопля, а потом откашлялся и заявил, что по полу «шныряют монстры». Когда я успокоил его, сославшись на расплодившихся грызунов, Хейн покраснел так, что, казалось, мог освещать собой земляные своды.
Пока смертный отчаянно цеплялся за мою руку, я вдруг подумал, что он может лишь прикидываться настолько ослеплённым и просто хочет держаться за меня. От этой мысли стало как-то странно тепло, даже горячо. Неимоверными усилиями мне удалось восстановить внезапно ставшее прерывистым дыхание.
Я обернулся на полуэльфа. Он сосредоточенно глядел мне в спину, боясь потерять ориентир, а я засмотрелся на его лицо настолько, что не заметил, как подошёл вплотную к стене и, ударившись в неё, рухнул прямо под ноги юноше. Тот с глухим вскриком споткнулся об меня и упал рядом, осторожно придерживая Акиру.
- Тьфу ты, - выругался я и медленно встал.
- Видит он всё, - проворчал получеловек.
- Почти пришли, - пробормотал я, заметив в нескольких метрах от нас стол, заваленный разной снедью и защищённый постепенно ослабевающим заклинанием от паразитов и грызунов. Таблички с именами предков будто тоскливо глядели на нас. Будь со мной сейчас родители, они непременно заставили бы меня отдать дань уважения этим безликим кускам металла; я же лишь бросил на них беглый взгляд, отрешённо подумал, что больше никто из рода не будет здесь увековечен.
Оборванная вечность. Это так странно. Когда кто-то зачем-то убивает бессмертное существо - это неправильно. Мы не должны умирать.
И вдруг меня будто ударила молния.
- Ну что теперь? – возмущённо пробормотал Хейн, почувствовав мою заминку. Я невидящими глазами уставился на него.
- Я смертен.
Эти два слова звучали как приговор. Наречение было символичным процессом, когда в случайный момент жизни процессы в теле бессмертного необратимо останавливались и в дальнейшем всецело поддерживались Силой. За пару-тройку дней до предполагаемого обращения в вечность начинались видения, сны становятся неотличимыми от реальности, зачастую происходили так называемые «явления Богини» - почти галлюцинации, сопровождающиеся резкими всплесками Силы. Я прошёл через всё это, и ожидал счастливейшего дня, но были убиты родители, и потом всё завертелось, и я совершенно забыл о вечности. Сиатрия говорила, что упущенное Наречение никогда не возвращалось.
- Нет вечности. Я смертен, - повторил я. Собственный голос, казалось, насмешкой отражался от земляных стен. Хейн нащупал в темноте и тревожно сжал мою руку.
- Что произошло? Опять плохо?
- Я смертен, - отупело повторял я.
- Не понимаю, - признался Хейн, стараясь разглядеть моё лицо.
- Я сегодня должен был пройти Наречение, - объяснил я. – Оно обошло меня. Теперь мне отмерен человеческий век.
Хейн непонимающе смотрел на меня. Он не мог почувствовать того ужаса, который испытывал я, ведь ему и так пришлось бы прожить одну человеческую жизнь. Он был смертным сыном эльфийки, выросшим среди людей, невозможно было винить его за непонимание.
Годы пролетят для меня незаметно, как сон. Сон, в конце которого я не проснусь. Не зная, что сказать, юноша просто сжимал мою руку в своей, но я мягко высвободился и решил действовать, а не упиваться ужасом от своего открытия.
- Не обращай внимания, - пробормотал я, схватив с пола сразу несколько свечей и поставив их на свободное пространство стола, чтобы получеловек тоже мог хоть что-то разглядеть. Стол был почти полностью скрыт под хлебом и кусками мяса. Хейн пощурился и, осторожно сняв с Акиры один из палантинов, расстелил его на полу возле стола.
«Я смертен».
Нагрузив ткань мясом и хлебом, я связал её края наподобие мешка и, закинув за спину, пошёл в сторону выхода. Хейн поторопился и взял меня за руку. Шаги были какими-то глухими, будто я уже умер и теперь хожу бесплотной тенью.
«Я смертен».
Об этом нельзя думать.
Но всё-таки от правды я не мог укрыться, даже если бы захотел.