Круговерть Глава 13

     К вопросу о государственности, Дрюшу немало озадачил тот факт, что у индейцев Америки не было государственности, а у крестьян, населявших Русскую равнину, была, хотя и те и другие находились на одном уровне развития абстрактного мышления. Почему? — ему сразу захотелось найти ответ на этот вопрос. Почему именно на Руси государственность была такой мощной? Без собственной государственности индейцам Америки не удалось своими жизнями прожить свою судьбу, свою историю — их вытеснили европейцы и навязали им другую историю. А русским крестьянам удалось прожить свою собственную историю вплоть до момента, когда крестьяне перестали таковыми быть. Дед и бабушка были последними крестьянами, — он уже отчётливо это понимал. «Великая смута», которая случилась в его веке, ознаменовала собой не насильственное изменение государственности, а исчезновение земледельца-скотовода как формы разумной жизни. И всё для того, чтобы явились они, их поколение, включая его самого. Было о чём задуматься.

     На его жизни, как оказывалось, строили не коммунизм и не социализм, как думали, а созидали их новую ментальность — ментальность человека, производящего продукты потребления и услуги для того, чтобы самому иметь возможность потреблять эти продукты и услуги. Больше производить, больше потреблять, больше производить, больше потреблять. Процесс, разгоняющий себя сам. Поколение их дедов тоже производило продукты, но вместе с природой, а они теперь производят вне природы и против природы. И весьма прозрачно было, для чего это нужно государству. С крестьян и с индейцев много не возьмёшь. Просто потому, что они по своей сути — не производители. А государству, чтобы быть в состоянии противостоять другим государствам (западным, в первую голову), необходим был именно производитель, человек не биологической, а промышленной системы воспроизводства жизни. Парадокс: государство, возникшее как необходимое условие существования землепашца, в конце концов, уничтожило этого землепашца силой и сделало его промышленным рабочим, ментальным придатком производственных мощностей. В России было именно так: государство меняло человека, а не наоборот.

     В Европе люди постепенно развивались в пролетариев. Могли себе позволить, потому как были первыми. В России же, шедшей Европе вслед, государство было вынуждено, чтобы как-то соответствовать, сделать это силой и очень быстро — революционно. Государство земледельческое не может долго выдерживать давление государства промышленного. Оно должно либо перестроиться и стать таким же, либо разрушиться и исчезнуть. Россия, судя по всему, выбрала первое — перестроиться. Благо, хватило сил. Желание или нежелание людей тут в расчёт уже не принимались.

     Время от Петра I до Николая II заинтересовало Дрюшу не очень сильно. Там ясно прослеживалась попытка развивать государственность до уровня, позволяющего соперничать с ведущими государствами Запада, за счёт присоединения пахотных угодий да безбожной эксплуатации крестьянина. При этом крестьянство оставалось крестьянством и в фермера, производящего продукты питания промышленным способом, не превращалось. Пролетариат в массовых количествах не появлялся. Следовательно, промышленность не развивалась. До какого-то времени мощь государства ещё увеличивалась, однако в какой-то момент расширяться стало некуда, а выжимать из крестьянства было больше нечего. Дополнительных ресурсов к развитию больше не стало. Наступил предел. Общинное земледелие и скотоводство не могли более удовлетворять потребности государства, которое соперничало с государствами третьей формации, оставаясь государством предыдущей, второй формации.
 
     Дело шло к революции. С развитием «прогресса» противоречие между государством и образом жизни населения в России нарастало и неизбежно должно было привести к кризису. Что и произошло, кризис случился. Когда все ведущие революционеры ещё под стол пешком ходили, в 80-х годах Толстой писал: все говорят о приближающейся революции, а она уже происходит, она у вас на дворе. Весь вопрос, когда это всё взорвётся и выльется в горячую форму.

     Удивительно, но в случае с Россией не содержание изменяло форму, а форма государства заставила изменить его содержание. Всё оказалось перевёрнутым с ног на голову: не форма не соответствовала содержанию, а наоборот, содержание не соответствовало форме. Измениться предстояло не государственности, а его составляющему народонаселению — каждому отдельно взятому человеку.

     Дрюша долго не мог понять причины такого нарушения логики развития, пока не уяснил для себя, что таким образом человечество выравнивается в своем развитии. Сначала развивается какая-то его часть, потом остальные вынуждены подтягиваться. Первые меняются и занимают лидирующее положение естественным образом, вторых заставляет меняться закон конкуренции: либо вы поднимаетесь на один уровень с лидером, либо исчезаете. Естественно, исчезновению предпочитается развитие. Как жидкость в сообщающихся сосудах, так и люди — всегда будут стремиться к одному уровню. Непреложный закон общественного развития ничем не уступает в своей непреложности закону физическому.



Продолжение: http://www.proza.ru/2019/09/13/1074