Круговерть Глава 16

    Перелопачивая огромный массив информации, Дрюша стал сильно уставать головой. Чтобы как-то разгружать отяжелевшую голову, он к тому времени начал заниматься шахматами. Вроде как случайно: у него на рабочей полке, невесть каким образом, завалялся потрёпанный учебник Ласкера. По нему он постепенно и выучился играть. И с тех пор для него стало естественным сравнивать политические процессы с шахматной игрой. И тут нельзя было не изумиться: в конце XIX века партия для России была заведомо проигрышная: и позиция никудышная, и материала не хватало. Действительно, — источники саморазвития иссякли, всеобъемлющая отсталость во всём, в головах разброд и шатание, в государственном строительстве структурный обвал, гражданская война, разруха, голод. Коллапс. И, главное, времени не было, катастрофически не хватало ни на что времени. Любой анализ показывает, что позиция была абсолютно безнадёжной. И вдруг происходит чудо: какой-то невидимый гроссмейстер проводит блестящую комбинацию. Играя за Россию. Играя чёрными, без преимущества первого хода. И ходы-то, по сути дела, у него были вынужденными и единственно возможными. Однако их надо было найти и сделать. И Россия их делает и — выигрывает партию. Каким-то неведомым образом обратив все свои слабости в своё преимущество и в свою силу. «Поразительно!»

     Дрюша помимо своей воли был поражён красоте этой полувековой партии. Но ещё больше он был поражён тем фактом, что победившим гроссмейстером был вовсе не Человек. Партию вела Программа, заложенная где-то в сердцевине самой государственности. Он был не то что поражён, он был просто раздавлен этим фактом. Выходило, что люди никоим образом не определяют жизнь общества, государства, страны. Эту жизнь определяет то, что люди называют объективными законами общественного развития. Удел же человека — плыть по течению. Плыть по волнам, так сказать, объективной реальности. «Зачем же тогда человеку дан разум, если выстроить жизнь по этому разуму он не в состоянии?»
 
     Это было, как ушат ледяной воды на голову. А ведь он уже считал себя умным, то есть власть имущим. Он уже тешил себя надеждами, что он что-то сможет по-крупному, а не по мелочи. Видел себя среди вершителей судеб. Хотел открыть людям глаза, чтобы они нашли правильный путь. В глубине души он уже считал себя кем-то из ряда вон. Осознание, что это далеко не так, вновь заставило его оглянуться на свою прошлую жизнь: в той, прошлой, жизни он был, как он сам выражался, «безмозглый шмат животного эгоизма». И остальные люди тоже, по его наблюдениям, мало от него в этом отличались. Каждый отдельный эгоизм вроде бы ничего страшного в себе не нёс, но если сложить все эти эгоизмы вместе, то этот поток уже будет не остановить. А им-то как раз и питалась государственная машина.

     Ему оставалось только наблюдать. И Андрей собственными глазами наблюдал, как кокон, изолирующий Россию от мира, разрушался на его глазах. На его глазах из этого кокона проклюнулась и явилась на свет, на политическую арену, обновлённая Россия, состоящая из человека нового типа мышления. Человека, который по уровню своего абстрактного мышления готов был стать составной частью финансово промышленной формации. Он ещё и ещё раз исследовал все дореволюционные политические силы: никто ничего подобного тому, что и как было сделано впоследствии, делать не намеревался. Одни хотели мировой революции, другие — вселенской справедливости, третьи — христианского братства и свободы, четвертые — простых выгод для себя, таковых было подавляющее большинство. Но никто, ни один человек, не планировал того, что потом произошло. Государство всё проделало само, отбирая каким-то образом тех исполнителей, которые ему были потребны в данный конкретный момент для данной конкретной цели. И не важно, каких политических и нравственных убеждений человек тогда придерживался, был он за или против — все играли в одни ворота. Все играли на необходимый государству результат, на победу. Играли своими жизнями, а нет, то и своими смертями.
 
     Но люди об этом даже не задумывались. Удивительное дело, тогда люди считали, что строят коммунизм, а на деле работали на приближение капитализма. И клали на это свои жизни и жизни других людей. А ведь идеологически на построение капитализма они бы этого делать не стали. В его время люди считали, что страна рушится, а на деле страна возрождалась, и только что начиналось её становление. «Люди всё время принимают кажущееся за истинное». Люди думают, что это они управляют своей жизнью, своей страной, а ничем они не управляют. Жизненные обстоятельства, в том числе и их собственная страна, управляют ими. Складывалось впечатление, что люди во все времена не отдают себе отчёта, что с ними реально в жизни происходит. Ему самому так бы не хотелось прожить свою жизнь, ему не хотелось бы оставаться слепой марионеткой обстоятельств. Он хотел бы понимать, каким образом и на что его жизнь, его воля, его устремления направлены.

     А кто всё это реально задумывает и как претворяет в жизнь – было непонятно, как и в случае с превращением гусеницы в бабочку. Во всём и везде как будто действует чья-то непререкаемая воля. И всё происходит по этой воле, без нашего вмешательства. У превращения гусеницы в бабочку тоже ведь нет видимого автора, всё происходит как бы само собой. Везде действуют законы, такие же неукоснительные, как и в физике. А он хотел знать те пределы, где действует его воля, где его власть. И он уже знал, что свобода воли бывает только там, где правит полная несвобода. Не будучи несвободными, мы и слова-то такого «свобода» попросту не знали бы. В этой связи он ещё раз перечитал « Войну и мир» Толстого. Этот роман весь был именно об этом, только раньше он этого не замечал.

     В этих его поисках и разочарованиях была, правда, и положительная сторона: беспокоиться за страну было нечего, страна-то была как раз в порядке. У него как гора спала с плеч. Страна все испытания на живучесть выдержала. И развивалась уверенно и поступательно. Одной проблемой было меньше, больше не надо было беспокоиться за страну. Это было очевидно. Он, — скорее, по инерции, — ещё искал, опровержения своим выводам, как привык делать, выучившись мыслить критически. Однако опровержений не находилось. И у него стал затухать интерес к этой стороне жизни. Когда ты что-то понял, там уже нет пищи для размышления, и нужно искать новую пищу где-то ещё.

     Но сразу совсем отстать от выгоды и не думать о внешнем устройстве и о своём благополучии — было трудно. Мозг наш тысячи и тысячи лет формировался, имея целью как раз наше материальное благополучие. Его задачей всегда был поиск путей, чтобы заполучить как можно больше пищи, больше материальных благ, больше власти и влияния. Другими словами, он был направлен на изменение внешней среды и внешних обстоятельств в благоприятную для нас сторону. А теперь он вдруг лишался этой своей цели. Он, Андрей Назаров, сам к этому пришёл путём размышлений, а кого-то к этому приводит само государство. Теперь государство производит все блага и обеспечивает тебе защиту. Тебе достаточно ходить на работу и выполнять какие-то нехитрые действия, воспроизводить заученные манипуляции. Мозг высвобождался от ежедневного усилия в борьбе за существование. Теперь он мог быть направлен на что-то другое. Понятно, что сначала вся сила мысли будет по инерции направлена на то, чтобы стать богаче и успешней. Но зачем? И где пределы этому богатству и успешности? И есть ли что-нибудь более жизненное, нежели богатство? Есть ли что-нибудь более захватывающее, нежели справедливость при дележе   произведённых совместными усилиями благ?
 
     Андрея занимали эти вопросы, а на дворе уже шли девяностые. Для кого-то разрушительные, для кого-то подающие надежды, но для всех ставшие настоящей встряской. Нужно было приучать себя к новым реалиям. Нужно было как-то отвечать на вызовы времени. Но он с этим как раз и не спешил, он занялся шахматами. Они заинтересовали его как-то особенно сильно именно в это время. Дело было в том, что шахматы это такая же смысловая вселенная в голове — модель реальной смысловой модели, только маленькая. И реально играть в шахматы можно не по памяти, не по учебникам, а когда смысловая шахматная система пребывает в твоей голове в рабочем состоянии. Ему было крайне интересно на этой системе опробовать, как можно её использовать и как можно ею управлять. На малой, шахматной модели он хотел опробовать, как работает большая, человеческая система смыслов. Он хотел приучить себя играть против обстоятельств. Ему хотелось не просто жизни, ему хотелось осмысленной жизни.

     Тогда же случилось и то, что в своём собственном восприятии он перестал быть Дрюшей, а стал просто Андреем. К тому же, Дрюшей его уже, практически, никто и не называл. Последним его так постоянно называл друг детства, который к тому времени уже совсем спился и умер.



Продолжение: http://www.proza.ru/2019/09/16/1110