Змей-искуситель

И звери и птицы, и райские кущи, и мягкая трава, и тропинка бегущая к прозрачной реке...
Ева любовалась стайками рыб. Пёстрыми, выскакивающими из воды и ныряющими обратно.
В небе резвились птицы. Ах, как привольно сияло отражение солнца в речной воде, играя с потоком, бежало вперёд и исчезало в голубой долине.
Пальмовая ветка склонилась, оказавшись совсем рядом с прекрасной девушкой.
Змий соскользнул по ней, положив свою голову на девичье плечо.

— Как ты красива, Ева, и весела.
— И ты прекрасен. Гладок, сияешь, переливаясь на солнце, быстр и ловок.
— Милая, Ева, мне нравится звук твоего голоса, - я услышу его из любого, самого отдалённого уголка Рая. Жаль, что я не могу всегда быть рядом с тобой, но никогда, направляясь к тебе, не забываю сорвать сочный и вкусный плод. Сегодня - это бархатистый, розовый персик. Он плавно поднёс кончик своего хвоста ближе к Еве, - возьми, дорогая, утоли жажду.
— Как же ты всегда восхищаешь меня. Персик на кончике твоего хвоста даже не двигается, - она рассмеялась звонким смехом, - ты просто мастер на такие фокусы. Как тебе всё это удаётся?
— Стараюсь быть полезным тебе и дарить радость, — только и всего. Мне никогда не сделать для тебя или Адама больше чем Бог. Но хоть совсем немного прибавить от себе - это тоже величайшее удовольствия для таких незначительных, как я.

Змий прикрыл глаза, будто расслабившись на солнце, чуть ли не задремал. Быстрая птичка выпорхнув из гнезда, обронила яркое пёрышко рядом с сидящей Евой.
— Какая красота, ты только взгляни сколько здесь красок, а всего лишь маленькое пёрышко. Рай бесподобен.
— О да, нежнейшая и наблюдательная, он прекрасен, совершенен, полон чудес. Одних фруктов здесь не счесть. Какие ты любишь больше всего?
— Не знаю. Мне хороши все: одни сочны, другие сладки, третьи чуть горьки и ни один вкус неповторим.
— И всё-таки? Я, например, больше люблю цитрусовые. Апельсины вкуснее яблок. Хотя нет, - яблоки тоже разные - это зависит от того где и на чём они растут. А тебе из яблок что больше по вкусу?
— Мне они кажутся одинаковыми, но если подумать, то из яблок я бы выбрала те, что сочнее.
— Самые сочные растут на Древе Познаний. О да, они великолепны, пожалуй я променял бы одно такое на дюжину своих любимых апельсинов.
— Бог запретил нам даже подходить к этому Древу.
— Ох уж эти родители, вечно, что-нибудь да запретят.
— Это не запрет, а предостережение - вот и всё.
— Предостережение от чего, дорогая. Я же не посвящён в ваши семейные отношения. Поделись со мной, если это не секрет.
— Наш отец хочет, чтобы мы были всегда счастливы, жили в гармонии и радости, а если мы сорвём и вкусим с того дерева может произойти непоправимое.
— Что непоправимое?
— То, что лишит нас счастья.
— Ты так часто говоришь нас, нам, мы...., но разве вы с Адамом одинаковы? Разве вам всегда нравится одно и тоже?
— Нет, а почему ты вдруг начал об этом спрашивать? И почему мне кажется, что ты что-то задумал?
— Прелестнейшая, Ева, я не задумал, - я вдруг задумался. Ведь и вправду, как-то странно: всем можно наслаждаться плодами с того дерева, а вам нет. Бог-то знает каков вкус того яблока, а вам он неизвестен.
— Да я уже сказала тебе, что может произойти если...
— Да, да. Но как так можно решать? Ты умная девочка, подумай. Тебе больше радости доставляют игры с рыбами, пение птиц, солнечные лучи; ты счастлива, когда лежишь на мягкой траве. А Адам предпочтёт этому игры со львами и тиграми; ему нравится лазать по деревьям, нырять в воду, и он счастлив если удастся обогнать лань. Так о каком счастье идёт речь? Богу радостно видеть вас и всё, что он создал, а вот меня он не особо и жалует, я ему, наверное, просто не интересен.
— К чему ты клонишь?
— Да я просто размышляю. Как может ваш Творец знать, что именно не является для вас счастьем или радостью.
— Ну уж, наверное, ему виднее, а ты сегодня слишком болтлив. Дались тебе эти яблоки.
— Мне? Да, мне-то они даются легко и никакого несчастья со мной или с теми кто их пробовал не происходит. Да и что может произойти? Не понимаю. Просто я с удовольствием обсудил бы с тобой каковы они на вкус, но ты боишься нарушить глупый запрет. Вот и не пообсуждаешь, что-то новенькое.
— Запрет есть запрет и не навязывай мне своих желаний. С какой стати мы должны делать то, что нам не советовали. И если уж на то пошло, то почему бы мне не обсудить всё с Адамом.
— Ага, и он первый узнает каков вкус запретного плода, а тебе ничего не расскажет.
— Он так не поступит.
— Откуда ты знаешь? Разве ваши мысли это одно и тоже, а ваши желания не бывают разными?
— Но мы всё равно счастливы и часто бываем везде вместе, нам здесь хорошо.
— Ну как хочешь, а вот я пока говорил об этих яблоках, что-то очень захотел съесть парочку. Прогуляешься со мной или останешься ждать Адама? Надеюсь он тебе не запретил гулять где тебе захочется?
— Нет, конечно. Пойдём, здесь совсем рядом.

***

Змий раскачиваясь, свисал с яблоневой ветки.
— Ну какое мне съесть? Как думаешь, — помельче или покрупнее?
— Сам выбирай и пойдём... мне как-то не по себе здесь.
— Боишься придёт Бог и раскричится?
— Он никогда не кричит ни на кого? Просто мне неприятно, ведь он привёл нас сюда давно затем, чтобы показать куда не стоит приходить, и я не хочу ничего нарушать. Ешь и погуляем где-нибудь-нибудь ещё.
— Ой-ой-ой. Просто тебе хочется попробовать, а вот признаться даже себе ты боишься. Забыла, - я твой друг и никому не скажу. Это будет нашей тайной.
— Но если я вкушу...
— Вот тогда ты и поймёшь, что именно скрывает от вас ваш отец.
— Это, наверняка, ради нашего блага.
— Как ты можешь быть в этом уверена, если ничего не знаешь. А ещё я тебе говорил совсем недавно: как может один судить о счастье другого, ведь он понимает радость и счастье по-своему. Впрочем, я не собираюсь тебя заставлять нервничать. Если тебе не трудно, сорви для меня то, которое тебе больше нравится. Мне будет приятно, а потом я расскажу тебе какой у него вкус.

Ева нерешительно тянется к золотистому яблоку, и оно падает ей на руку
— Ой, - оно само...
— Вот видишь, дорогая, наипрекраснейшая, нежнейшая Ева. Видишь, ничего не произошло от того, что мы здесь и яблоко у тебя в руке. Может всё-таки попробуешь? Узнаешь сама, что именно скрывает Бог от вас?
— Только один раз и только вместе с Адамом. У этого яблока чудесный аромат. А как уговорить Адама?
— Да очень просто. Неужели ты думаешь, что съев всего одно яблоко вы многим рискуете? Вам запрещали сюда подходить, а ты стоишь с яблоком в руках и всё нормально. Или ты чувствуешь что-то дурное?
— Да нет, - всё так же. Если не считать, что очень хочется попробовать его вкус.
— Тогда, ты абсолютно права: не стоит есть его без Адама. Разделите и попробуйте вместе.
— Будь по твоему, но только одно и ты никому не скажешь об этом.
— Я не враг тебе, а друг. Слышишь как колышатся ветки - это Адам. Будь умницей, Ева, а я скроюсь. Пусть он не узнает что мы были вместе и , что это не совсем твоя идея.

***

Змий, наслаждаясь содеянным, дремал на тёплом гладком камне.
Свершилось! как хорошо всё удалось. Он слышал гневный допрос Бога, робкие голоса Адама с Евой, и видел всё, что за этим последовало. Можно было больше не злиться, не выпрыгивать из шкуры, придумывая, как заставить эту глупую парочку лишиться всего. Получилось, и теперь не видать им Рая, как своих ушей.
Он настолько был поглощён гордостью за себя, что не заметил подошедшего Бога.

— Отдыхаешь от трудов?
— Заслуженно. Венец твоего творения оказался слабым звеном и легко поддался искушению. Вот теперь-то никакой несправедливости. Теперь-то твои любимчики познают всё, а ты наверняка думал, что никто не сможет сбить их с твоих наставлений? А я смог и достаточно легко.
— Я так и думал, что именно тебе: лукавому такое по силам.
— Что ты думал?
— Что твоя ненависть, подлость и вечное недовольство, как раз то, что мне и нужно.

Змий упал с камня и подполз ближе.

— А что тебе нужно-то было?
— Дети растут. Это уже не те несмышлёныши, что раньше, и пришло время дать первый серьёзный урок.
— Какой ещё урок? Всё кончено! Ты с треском выгнал их из Рая и отныне их ждут страшные невзгоды, если они вообще смогут выжить в тех условиях о которых ты кричал во всё горло. Вон и сейчас у тебя ещё слезы не высохли на веках.
— Тебе не понять, ползающий лицемер. Ты не знаешь каково это быть отцом: что чувствуешь, создавая по своему образу и подобию; как даришь любовь и как приходится идти на жертвы во имя этой любви и счастья своих детей.
— Какое такое счастье вне Рая? Какие уроки? Какая любовь? Я лицемер?
Посмотри на себя. Злобный, жадный, преступный и карающий. Я только искушал, а ты их выгнал, вытолкал, обрекая на немыслимые муки. Ты даже лишил их бессмертия
— Я дал им выбор и первый урок, а ты сыграл всё по моим нотам. Теперь им хорошо будет известно что есть ложь и лесть; есть тёмные, злые существа не желающие добра и счастья другим, а жаждущие всё разрушить и всему завидующие. Они запомнят тебя и расскажут своим детям. Им многое придётся узнать, через многое пройти, многому научиться. Я создал двоих себе подобных. Теперь они создадут человечество.
— Так значит я был твоей игрушкой? Ты всё задумал заранее? Ты подставил меня, а сам хочешь остаться добреньким и любящим? Не выйдет! Ты лишил их Рая. Думаешь они тебе это простят?
— Я дал им гораздо больше — самостоятельный путь, свободу выбора; жизнь, где невозможно будет не развиваться. А ещё, я всегда буду с ними. Незримо и с любовью. Я никогда не оставлю своих детей, ибо ведаю как нелёгка стала их стезя. Но так должно быть. Мои творения стали взрослыми и не должны были оставаться в статичном состоянии, повторяя меня, лишь здесь.
— Ты Творец или детоубийца? Ты же плачешь, а несёшь полную чушь. Плачешь, понимая на что обрёк их. Ты врёшь мне или себе?
— Тебе неведомо расставание с теми, кого любишь. Как неведома и радость творения, ведь всё, что ты можешь — это злиться и пакостить, а не любить. Сын всегда лучше своего отца и так и будет, но для этого он должен был сделать первый шаг в свою жизнь. Я плачу от радости, ибо сегодня первый день новой эпохи.
— Ты знаешь какой она будет?
— Нет, потому что это уже будет зависеть не только от меня, а и от них тоже.
— Что ж ты тогда не обнял их на прощание, а топал ногами. Не напутствовал, не благословил, а гневался и кричал? Зачем изгнал — это я услышал, но ты-то хоть понимаешь, что и тебе теперь будет плохо: ты остался один, как был в самом начале. Чему тут радоваться?
— Всему. Мы всегда все будем вместе. Все и во всём, проживая то, что они выберут. И ты будешь там же.
— Что?
— Будешь, ибо и тебе не пересилить пока свою злость и зависть. Ты станешь тем тёмным, что будет вновь и вновь заставлять сомневаться, выбирать, и тем самым учиться видеть свет и тьму, любовь и ненависть, созидание и разрушение...
— И чем всё это кончится, Создатель?
— Тем же с чего началось: гармонией, светом, любовью. Дети однажды возвращаются.
— Да неужели? И когда примерно такое произойдёт? Если ты серьёзно в эту белиберду веришь, а не сошёл с ума от гнева, то хоть намекни — когда ждать дорогих изгнанников обратно.
— А вот этого я не знаю, как не знаю и того, как и когда мои дети
смогут изменить и тебя, но, поверь, - это случится.
— Ну да, свет же сильнее тьмы.
— Не так, лукавый, - тьма только там где нет света. Однажды и в тебе её не останется.