Глава восьмая. Письма и могущество колдунов

   Приятного чтения)


   Проснувшись днем, встретившись лицом с улыбчиво-сонными сыном, Вельмол задорно подмигнул ему и, сев на твёрдую лежанку на полу, оделся в свои одежды. Заложив за спину Зубоскал, он потянулся и аккуратно разбудил Ронэмила. Тот отбивался руками, просил дать ещё мгновение, но чернобородый, выглянув из палатки и увидев дневное солнце, был настойчив.

   Чуть погодя все трое вышли на улицу и увидели скучающих, но живо беседующих солдат у костров, точащих оружие, чистящих сапоги, подлатывающих доспехи, попивающих вино и играющих в кости на тёплую одежду.

   Медленно падал липкий снег. Небо было пасмурным, неприветливым, как и сама эта скупая земля холодной тундры.

   Подойдя к полевой кухне, они наскоро перекусили, как вдруг Вельмол, откусывая ломоть хлеба, чуть не поперхнулся, увидев вдалеке около холма человека со шляпой и пером, державшего под рукой увесистую сумку.

   – Нет... – промолвил чернобородый, протирая глаза.

   И всё же он и вправду увидел гонца, а это значило, что он несомненно прибыл с вестью от королевы Солацины.

   «Новые приказы?» – подумал он угрюмо.

   Закусив верхнюю губу, запустив пальцы в бороду, Вельмол задумался и обрадовано кивнул Ронэмилу. Тот посмотрел на него с подозрением, черпая деревянной ложкой кусочки мяса с подливой.

   Одноглазый прокашлялся и спросил:
   – Что задумал?

   – Видишь во-о-он там? Это гонец. – ответил уверенно чернобородый, наскоро доев последнее из миски.

   – Ну да, и что?

   – Мне позарез необходимо, чтобы ты отвлёк военачальника Тиголя. Любым способом. Я должен первым добраться до писем с приказами.

   – Я что-нибудь придумаю, – радостно прогудел одноглазый.

   Модун, Вельмол и Ронэмил побежали сломя голову к гонцу, который уже приблизился к лагерю. К этому человеку люди липли как мухи, потому как ко многим, несомненно, пришли ответные письма от родных. Молодой гонец с кудрявыми волосами, одетый в кожаную накидку, отпихивался и отмахивался, поговаривая на весь лагерь:
   – Сначала военачальнику Тиголю! Потом и до вас дойдёт очередь.

   Вельмол тайком крался сквозь лабиринт палаток, не упуская из взора человека с пером на шляпе. Как только гонец вошёл внутрь шатра военачальника, чернобородый увидел Тиголя, шедшего в окружение сержантов, живо поддакивающих каждому слову военачальника.

   Чернобородый, видя как военачальник направляется прямо к себе в шатёр, быстро подбежал к Ронэмилу и мигом направил его к Тиголю. Одноглазый на мгновение растерялся, пытался было отвлечь военачальника незамысловатым, но с виду важным разговором, но нет, тот отмахивался и упрямо шёл вперёд.

   В это время гонец вышел из шатра с угрюмым лицом, видимо потому, что не дождался главнокомандующего, и начал раздавать письма улыбчивым солдатам. Улучив момент, дождавшись пока все люди отведут взоры от шатра, Вельмол проникнул внутрь и начал наскоро перебирать и читать новые письма.

   Модун подбежал к зовущему на помощь Ронэмилу и те, что было с виду крайне глупо, начали задорно петь и пустились в пляс перед обрадованным Тиголем и возмущёнными офицерами.

   – Ваше великодушие, посмотрите как мы можем, – игриво отозвался Ронэмил, – Посмотрите как мы рады служить вместе с вами!

   Сын Вельмола полностью подражал одноглазому; он бил по коленям ладонями, приплясывал разведя руки в стороны, бодро пританцовывал рука об руку с Ронэмилом, не давай пройти вперёд впечатлённому военачальнику, который, с улыбкой на лице, начал похлопывать в такт пения.

   – Ай молодцы, – отозвался Тиголь, – Как отрадно видеть на поле боя счастливых, не теряющих настрой воинов!

   Пока Ронэмил и Модун отвлекали верхов, Вельмол отыскал среди стопок бумаг нужное письмо. Вскрыв его и сломав печать, он принялся вчитываясь в текст.
               
   Военачальнику Тиголю, лично в руки!

   Мне было доложено, что вы благополучно вышли из морского боя и смогли прибыть на земли противника. Из скорых донесений мне стало понятно, что вы оставили треть солдат в порту – умно и похвально! Я рада, что наша война продвигается скорыми путями. Я не пожелала, что повысила вас.
   От лазутчика в замке Бадцэра я получила информацию о том, что на вражеской стороне находятся могущественные колдуны. Мы давно слышали об этих фокусниках, но ещё никогда и никому в нейтралитете не удалось живьём увидеть таинства этих колдунов. Лазутчик поговаривает, что пожилые мужи на многое способны. Он твёрдо заявил, что видел из укрытия как колдуны способны воздействовать на разум противника.
   Многоуважаемый, будьте готовы ко всему, помните, что на вас лежит великая миссия! Я в вас верю, не подведите Меня.
   Печать: Солацина, королева нейтральных земель.

   Дочитав письмо, Вельмол облегчённо вздохнул и обрадовался тому, что не придётся переписывать, менять что-либо в письме. Намёка на уничтожения мирных жителей не было, а значит, всё идёт благополучно. Нагрев сургуч у огнища и достав из кармана печать, он нажал на ту сверху и удалился от резного стола.

   Крадучись выйдя из шатра, пригибаясь над ветками кустарника, Вельмол отбежал  подальше и увидел танцующего Модуна и Ронэмила, чему немало удивился и невольно улыбнулся.

   Встретившись глазами с одноглазым, он махнул рукой, и те оборвали танец, вприпрыжку задорно удалились от верхов. Позабавленный Тиголь осклабился вдогонку солдатами, хваля тех перед офицерами за жизнерадостность на поле боя.

   Отойдя от лагеря на несколько шагов, все трое встали в круг и начали шептаться.

   – Ну как? Что было на бумаге? – спросил Модун.

   – К счастью, ничего важного. Только весть о каких-то колдунов. – буркнул Вельмол.

   – А мы старались, танцевали и пели, тянули время, – обиженно отозвался Ронэмил.

   – И вы мне очень помогли этим, рисковать нельзя так же, как и допустить потери со стороны мирных жителей. Они не повинны в этой бессмысленной войне. Я вам благодарен за помощь.

   Трое беседующих не обнаружили подошедшего сзади гонца, который уловил услышанное, но сделал невинный вид.

   Прокашлявшись, он спросил надрывным голосом:
   – Ты Ронэмил?

   – А как ты узнал? – пробурчал одноглазый, косясь на него из-подо лба.

   – Тут в лагере только один человек без глаза. Держи, тебе письмецо.

   Моментально, словно удар грома на лице Ронэмила появилась искренняя улыбка; он схватил письмо одной рукой, внюхался, уловил знакомый запах и обнял молодого растерявшегося гонца что есть сил, который не терял надежды высвободиться.

   Отпустив гонца, стоя в круге друзей, Вельмол и Модун поглядывали на бегающий единственный глаз Ронэмила по письму. У него была глупая улыбка, рука, державшая письмо, дрожала, и на лицо надвинулась непрошенная слеза от прочтённого.

   Чернобородый хотел было и сам прочитать, но из уважения к другу не стал просить, хоть и было жутко интересно: отчего он смог пустить слезу?

   – Она меня ждёт, – радостно отозвался чуть погодя Ронэмил, – И дети тоже. Они любят меня, видишь, так и написано!

   – Вижу, – довольно отозвался Вельмол.

   Чуть погодя на весь лагерь послышался уже знакомый горн. Ронэмил наскоро ещё раз прочитал письмо, утёр слезу и запихнул лист бумаги в карман аккуратно, словно ценнейшую драгоценность.

   Солдаты нехотя отлучались от своих дел, от игр в кости, от чистки и полировки оружия, от живых бесед; все встали и поплелись к шатру военачальника с лицами угрюмыми, чуть ли не злыми. Многие думали, будто бы Тиголь целенаправленно выискивает местоположение врага и натравливает солдат Её величества на лирильских воинов, и эти битвы, эта борьба за выживание на поле боя – никому не нравилась.

   Собравшись кучками у постамента, солдаты заслоняли ладонями солнце позади военачальника, который оглядел каждого из них с неподдельной улыбкой. Выждав всеобщее молчание, Тиголь поднял над головой письмо от королевы и нараспев засмеялся, громогласно, сквозь слёзы прогудев:
   – Друзья, вы не поверите что мне Её величество начиркало! На стороне варвара Бадцэра колдуны! Ну не смешно ли? Вы когда-нибудь в своей жизни видели колдунов?

   Послышались редкие язвительные смешки, напыщенные вздохи разочарования, переспросы друг друга о колдунах и о том, кто это такие.

   – Но, друзья, шутки в сторону, – продолжил Тиголь более серьёзно, – Раз Солацина предупреждает о появлении колдунов, значит, дело серьёзно. Лично я никогда не встречался лицом к лицу с ними, но в письме сказано, что это могущественный противник, которого нам, несомненно, стоит опасаться.

   – А как с ними бороться? – спросил пожилой воин, упираясь на меч.

   – Сталью мой друг, сталью! – охотно отозвался кто-то из толпы.

   – Действительно, – поддакнул военачальник, – Сталь – лучшее средство. Вряд ли колдуны чем-то отличаются от человека, в них несомненно течёт точно такая же кровь, как и у нас. Я не хочу вас пугать, но, будьте готовы ко встрече с неизвестным. Мы не должны сплоховать и подвести Её величество. Итак, друзья, собирайте манатки, выступаем! Нас ждут купцы, их дома и захват торговых путей!

   Около часа ушло на то, чтобы солдаты вместе с носильщиками общими усилиями снялись с лагеря, упаковали палатки и шатры, захватили всё съедобное, ценное, всё вооружение и обмундирование.

   Когда солнце начинало клониться к закату, солдаты Её величества тронулись в путь по твёрдой, подмороженной грязи, огибая бугорки холмов, обходя редкие неприветливые скрюченные деревья.

   Перед уходом Модун, Вельмол и Ронэмил наскоро подкрепились вместе с солдатами тёплой кашей, но даже это тепло в животе слабо бодрило и согревало, так как им в лицо бил настойчивый ветер вперемешку с колючими снежинками.

   Армия её величества выдвигалась строго вперёд туда, куда укажет военачальник с наблюдателем. Офицеры, едущие впереди вместе с военачальником и человеком в белоснежном одеянии, охотно ловили каждое слово из бесед Тиголя с членом ордена белых наблюдателей, иногда оживлённо поддакивая и кивая что есть сил головой.

   Вельмол шёл бок о бок с любимым, более возмужавшим сыном и стариной-другом, проверенным в трудные минуты. Чернобородый, смотря по сторонам на скупую, еле выживающую природу, думал о Филити, Сэндри, о Нифии и Ляде, не забывая так же и Самона, которой несомненно каждодневно креп и рос. Хиленько улыбнувшись при воспоминании о хитро-сладкой улыбке своей жены, он грустно усмехнулся, покачал головой и подумал:
   «Ничего, всё прекрасное только впереди. Мы ещё поживём, насладимся жизнью бок о бок. Я подарю ей свои искренние чувства. Я знаю, она любит меня всем сердцем, и никто другой ей не нужен».

   Модун поднял голову и всмотрелся в последние лучи солнца, которые скрыли могучие нагромождения далёких гор. Слева от себя он увидел знаменосца, который всю дорогу подпевал под настойчивый, но еле бодрящий и уже порядком поднадоевший бой барабана.

   Ронэмил шёл уверенной поступью, правда не смотря себе под ноги и порой спотыкаясь, перечитывая уже в который раз письмо. На его лице всё так же держалась счастливая улыбка, для него было очень важно, что его ждут, что его любят и надеются на его возвращение. Недавно чернобородый сказал ему, что семья это самое важное – и теперь-то он с грустью понимал, что это так и есть.

   Обходя высокие кустарники, кочковатую дорогу и перескакивая через заборы, армия Её величества дошла до пункта назначения. Они пришли, несомненно, в резиденцию купцов. Вельмол в сумеречной тьме углядел трёхэтажные дома из светлого бруса, расписанного глубокими резными узорами.

   Минуя дома, нейтральцы вглядывались в окна и видели пирующих мужчин в шубах, рядом с которыми сидели пожилые мужи в тёмно-золотых, плотных стихарях, в смиренном, строгом взгляде которых чернобородый увидел духовников.

   И только в последний момент до Вельмолда дошло, кем эти пожилые мужи были на самом деле – но, увы, было поздно.

   Армия Её величества заполонила улицу резиденции купцов. Не видя сопротивления со стороны мирных жителей, они хотели было начать обосновываться, рубить редкие деревья, жечь костры и строить баррикады. Но не успели они взять за топоры, как из трёхэтажных домов вышли пожилые мужи, державшие в руках посохи с навершиями скрюченных корней, которые своим хватом держали что-то блестящее, несомненно ценное.

   Солдаты нейтралитета удивились тому, как пожилые мужи в стихарях безмятежно вышли из домов и начали приближаться к ним. Их взоры из под густых бровей были уверенными, переполненными внутренней силой и накопленными знаниями; эти четверо встали в ряд и подняли над головой посохи.

   Некоторое время они молча шептались меж собой на чуждом понимаю нейтральцев языке, крутили над головами посохи, и нельзя было не заметить, как усилился ветер, в небо поднялся рой воронов-крикунов, наводящих на ничего не понимающих солдат трепет перед неизвестным. Не успели солдаты понять что происходит, как вдруг, духовники, или вернее колдуны грозно указали на них посохами и громоподобно произнесли в один слившийся в яростный, переполненный силы крик:
   – Ш-у-у-н де к-у-у-ла!

   Не сразу, но взор смеющихся солдат начал мутнеть. Сами того не понимая, они начали видеть перед глазами свои страхи, заполоняющие разум, отодвигая в сторону действительную реальность.

   Вельмол не понимал что происходит. Он видел, как солдаты валятся с ног, держатся за голову и всё сильнее и настойчивее вопили что есть сил. Ему стало душно, а на лицах соратников он видел кровь, так ненавистную ему. Чуть погодя все они обагрились тёплой, тёмной липкой жидкостью. Чернобородый видел, как они ни с того ни с сего начали бороться с друг другом, кусаясь, пинаясь и брыкаясь ногами. От увиденного ему стало мерзко, он явно ощущал в воздухе противный, проникновенный запах мокрого железа.

   Валясь от всепоглощающей усталости на кровавую, глиняную землю, он лицом задел лужу с кровью и отплёвываясь ужаснулся увиденному впереди.

   Явственно, не веря в происходящее, он увидел как из под земли вылезает кровавая, бесформенная плоть, в которой он с трудом углядел подобие того, что столь давно, в детстве, испугало его в песочнице в приюте св. Скария. Он видел, как к нему ползёт и воет огромный человеческий несозревший зародыш.

   Не сразу, но Вельмола пробрал до костей ужас, от которого всё его нутро заледенело. Он вновь увидел то, чего всем сердцем однажды испугался, и это существо ползло к нему, из его тела начали высовываться кровавые щупальца, которыми существо помогало себе протискиваться сквозь борющихся в крови солдат.

   Отстранившись от опасности назад, чернобородый старался дышать ровно, силясь не смотреть на мерзкое, ужасное, скрюченное существо. Собрав всю волю в кулак, он принялся убежать себя:
   «Это не может быть правдой, не может!»

   Модун видел борющихся между собой соратников, многие из которых вопили, держась за головы, стучась ими о брус трёхэтажного дома. Иные пятились в грязи друг от друга, и на их лицах держались гримасы неподдельного ужаса; вот только сам Модун не понимал, чего они так испугались и почему начали между собой драться.

   Неотвратимо на его голову начала давить внутренняя холодная боль, нарастающая до такой степени, что он был не в силах удержаться на ногах и повалился в грязь рядом с обезумившими, скулящими от страха солдатами. Первое время Модун ещё мог хоть как-то пошевелиться, но чем больше времени проходило, чем больше он видел неразберихи и хаосом между солдатами нейтралитета, тем сильнее уставал, сам не зная почему.

   Модун видел своего отца, тот закусил губы, крепко сжал кулаки и принялся долбить невидимую цель, поговаривая про себя что-то вроде «это всё неправда!». Так же Модун видел Ронэмила, который вжался между заборами, закрыл лицо руками и молил о пощаде.

   Всё увиденное смутило недопонимающего происходящее Модуна. Он мотнул головой, и заметил нечто странное вдалеке.

   Кое-как он смог разглядеть многочисленную толпу приближающихся женщин в рваных, грязных платьях, которые обходили дерущихся между собой воинов, поглядывая исключительно на него. Эти женщины, а точнее старухи, как понял чуть погодя Модун, шли вперёд босыми ногами по сырой земле, вытягивая вперёд худые как ветви жилистые руки со скрюченными пальцами.

   Ещё раз мотнув головой, как бы стараясь прогнать увиденное, он увидел уже большую толпу старух, которые всё ближе подходили к нему, переступали через поникших и скрюченных в позах эмбриона солдат. Старухи шли не торопясь, и при более ближайшем рассмотрении он увидел их кривые улыбки на морщинистых, исхудавших лицах, и всё увиденное мигом заставило его съёжиться от страха перед мерзкими, чуть ли не мёртвыми старухами.

   Он всем сердцем желал пошевелиться, силился отползти от опасности, но сил, как на зло, в нём не осталось. Видя перед собой больше дюжины ужасных старух, всё тело Модуна проняла судорога. Приблизившись к нему, они начали его обступать, кружить вокруг него и пританцовывать, держась за руки.

   Не понимая, что происходит, Модун сильнее вжался в грязь, желая хотя бы накричать на них, прогнать, но сил даже и на это не было. Всё сильнее его захватывал страх перед мерзкими старухами, чьи бесцветные глаза при ближайшем рассмотрении слезоточили. Они злорадно улыбались ему, приглашались станцевать вместе, он явственно видел их кривые рты, тёмно-коричневые зубы и чувствовал ощутимый, удушающий привкус гнили из глотки.

   Смахивая слёзы от зловония, Модун, к своему сожалению, увидел как каждая из старух присела рядом с ним и принялись хлопать в ладоши. Споря, шутя, одна из них выиграла в незамысловатую игру и, убрав чепчик с головы, явила гладкую макушку с редкими тёмно-седыми всклоченными как попало волосами.

   Всё увиденное отозвалось в его сердце мерзостью, которая переваривалась в разуме в нескрываемый ужас с отвращением. Выигравшая старуха криво улыбнулась, закрыла блеклые глаза и приблизилась к Модуну для поцелуя.

   Не веря в происходящее, Модун что есть сил отодвинулся назад, скользя руками по грязи и завопил со всей яростью:
   – Н-е-е-т!

   Ронэмил тоже был далёк от происходящего; он видел как солдатам стало хуже, причём в кротчайшие сроки, и не мог не заметить всеобщее помутнение рассудка и то, как каждый из нейтральцев пятился от пожилых мужей в стихарях, которые всё так же продолжали настойчиво, громко поговаривать что-то в один голос.

   Не сразу, но до него дошло, что это и есть те самые колдуны, о которых его предупреждал Вельмол и военачальник Тиголь. Видя то, как эти пожилые мужи крутят в руках посохи и что-то бубнят себе под нос, посматривая на нейтральцев с нескрываемой ненавистью, Ронэмил сплюнул и пошёл на них резким шагом с намерением прикончить.

   Осталось каких-то несколько шагов, и одноглазый уже было занёс копьё для решительного удара по противнику, как вдруг из-за спины пожилого мужа вышел его давний противник.

   Ронэмил не верил в увиденное, и всё же его вспотевшую спину пронял озноб, и он сильно занервничал, видя перед собой более крепкого, более дикого Башила, который сжимал в огромной лапище двуручный меч как игрушку, игриво махая им в сторону противника.

   Башил давил на него подлыми шутками с издёвками, кричал, заставлял отступать назад от пожилых мужей, а Ронэмил же с расширенным взглядом смотрел в каменное лицо противника, усеянное глубокими морщинами, и невольно поёжился от холода, понимая, что он не выиграет этот бой с более окрепшим противником, который был выше и крупнее его.

   Запнувшись об ногу солдата, затыкающего свои уши и вопящего что есть сил, Ронэмил рухнул на мокрую землю и выронил из безвольной руки копьё. Башил со смешном перепрыгнул через поникшего солдата с безумным взглядом и трясущимися губами, подошёл к копью, схватил его двумя руками и посмотрел в лицо одноглазого со всей ненавистью, что может быть в человеке перед истинным врагом.

   Этот переполненный злобы взгляд из под густых тёмных бровей заставил Ронэмила невольно содрогнуться, попятиться назад от могучего воина. Башил поднял над собой копьё, громко рассмеялся и со всей мощью обрушил на своё колено, да так, что сталь оглушительно треснула пополам, словно удар грома.

   Увиденная мощь и внутренняя сила этого человека ужаснула Ронэмила. В отсвете грозы он увидел, как его оружие, словно две щепки, отлетели от ноги Башила в разные стороны, и именно этот момент всецело завладел, заставил не шевелиться трепещущего Ронэмил, которому приходилось выслушивать унизительные издёвки. Одноглазый всем сердцем боялся этого человека, и хоть он и старался держаться стойко, Башил всё видел и поддразнивал его, провоцировал встать и сразиться с ним, одетым в толстые латы.

   Ронэмил, закусив обе губы, хотел встать и попробовать хотя бы сразиться, думая: а вдруг получиться выиграть? Но он не мог даже встать, с трудом шевелил руками, и его голову заполонили крики солдат, которые в этот момент уже совсем помутились рассудком, начали сами с собой разговаривать, бить себя по коленям и щекам. У новобранцев текли слёзы от невыносимого ужаса, несомненно, они увидели что-то роковое, что полностью завладело их сознанием. Пожилые воины Её величества что есть сил кричали и сражались с невидимым противников до изматывания в то время, пока колдуны всё так же стояли на месте, поговаривая таинственные слова в один голос.

   Башил подошёл ещё на шаг ближе к Ронэмилу, прижал его сапогом к земле и, улыбаясь скалящимся ртом, достал двуручный меч и занёс над ним. Одноглазый защитился последними силами руками, протянув их вперёд, и сквозь них он видел переполненное ненависти решительно лицо. В последний момент, перед тем как обрушился удар тяжёлого меча на череп, Ронэмил прокричал во всё горло:
   – Не ве-е-рю! Это обман!

   В это время солдаты Её величества окончательно потеряли над собой контроль. Они ещё громче и истошнее вопили, защищались руками от невидимого врага, колотили друг друга, боролись в грязи из последних сил, пятились к стенам зданий, затыкали уши; на их лицах были видны неподдельные гримасы ужаса с глубочайшим потрясение от увиденного.

   – Боги, только не жабы, на надо, умоляю! – выкрикнул писклявый голос.

   – Нет, я не заслужил, прекратите меня бить! – вырвалось у кого-то.

   – Смилуйтесь, перестаньте вопить и посмотрите на то чудище, – прошептал поникший в грязи человек. – Оно огромно!

  Вельмол и дальше продолжал одним глазом смотреть на мерзкое существо, которое медленно к нему ползло. Видя всеобщий хаос, он на мгновение задумался:
   «Все видят что-то отдельное, каждый боится чего-то другого».

   Собрав всю волю в кулак, чернобородый сделал усилие и сквозь изнеможение поднялся на ноги. Посматривая на мерзкий, огромный кровавый ком с щупальцами, он дрожащей рукой развязал ремни под рукой, достал из-за спины Зубоскал и, прикусив губу, пошёл нетвёрдой поступью на ужасающего противника, тело которого подёргивалось, извивалось, вымазалось в кровавой грязи. Краем глаза он заметил всё так же стоящих пожилых мужей с посохами, которые не прекращали что-то возвышенно напивать в один сливающийся глубокий голос. На мгновение задумавшись, Вельмол собрался с силами, оббежал мерзкий человеческий эмбрион с щупальцами и начал продвигаться сквозь дерущихся солдат вперёд, к мужам в стихарях, которые подметили его, не напуганного.

   Колдуны посмотрели на чернобородого с нескрываемым удивлением: они нахмурились и начали вертеть в его сторону посохами.

   Чернобородый почувствовал ещё большую усталость, причины которой он не знал, и всё же он продолжал упорно, через силу выдвигаться к противнику, по шажочку, переступая через поникших и совсем помутившихся соратников.

   Из окон брусчатых трёхэтажных домов на солдат выглядывали со смешками пирующие купцы, попивающие из деревянных кружек вино, вкушавших жареную оленину. Купцы смотрели на перепуганных до смерти врагов с нескрываемым отвращением, их сердцам было мило и тепло от тех мук, которые испытывали солдаты Её величества, находящиеся на грани безумия. В резиденции купцов играла приятная, успокаивающая музыка трубача и скрипача, молодые жёны купцов танцевали причудливые кругообразные вальсы в то время, когда за окнами творился хаос. И хоть люди в домах слышали крики сквозь музыку и шум гулянья, но они не обращали внимание на эту неразбериху, полностью доверивших колдунам-защитникам.

   Тяжело дыша, чувствуя как каждый шаг даётся всё с большими трудом, Вельмол сквозь зубы выжимал из себя силу,
упорно продолжая продвигаться к колдунам, чьи озлобленные лики совсем не вещали добра, а скорей решительного отмщения за приход на их земли.

   Напрягая всю волю, чернобородому всё же удалось добраться до колдунов; не медля, он с трудом поднял топор двумя руками и что есть мочи обрушил на пожилого мужа, защищающимся посохом.

   Зубоскал раздробил посох, блестящий камень, держащийся навершиями кореньев, разбился о камень на земле, и в момент прерванной жизни первого колдуна Вельмол почувствовал лёгкий прилив сил, словно дуновение ветерка в жару: сейчас до него дошло, что всё виденное им до этого момента было видением, насланными колдунами.

   Чернобородый не успел вовремя среагировать на удар посоха по голове, – он повалился от неожиданности в грязь рядом с пожилым мужем, и увидел как к нему на помощь бегут пришедшие в себя Модун с Ронэмилом.

   Модун почувствовал нелепость происходящего, злился на себя, и резко крутанул головой: на мгновение мерзкие старухи пропали, что дало ему время задуматься над увиденным. Продвигаясь бок о бок сквозь приходящих в себя, но всё ещё ослабших солдат, они добежали до колдунов и расправились с ними с ожесточением, мстя за ужасающие видения, ввергшие их в дурные, ужасающие настроения.

   Яростно выкрикнув, Ронэмил проткнул насквозь последнего колдуна и ухмыльнулся ему в лицо, подмигнув единственным глазом. Овладев собой, он почувствовал небывалый прилив сил, и всё же увиденное заставило его ужаснуться столь ощутимым, почти реальным видениям, которые были гораздо явственнее чем сон.

   Вельмолу помогли подняться с земли. Он перевёл дыхание, помассировал макушку черепа, и оглядел приходящих в себя солдат, многие из которых осматривались по сторонам с недопониманием, с неверием, что всё плохое, ужасное и мерзкое позади.

   В то время, как все начали вставать с земли и осматривать себя в поисках ран, проверяя чистые, а не окровавленные руки, военачальник Тиголь с трудом прокашлялся, высвободился из крепких захватов офицеров, всё ещё продолжающих бороться между собой. Его голова отзывалась холодной болью, но, закусив губы, он собрался с силами и залез на взволнованную лошадь, с трудов овладев ею.

   Всё это время наблюдатель, подосланный орденом, следил с далека на могущество колдунов; он видел всеобщее помутнение, слышал крики, и записывал всё замеченное на лист бумаги, думая, что это может пригодиться владыке, которого, несомненно, заинтересуют способности колдунов по воздействию на разум.

   Отдышавшись, Тиголь с силой подул в горн, призывая солдат собраться. Еле волоча ноги, бормоча себе под нос проклятья, спрашивая друг друга о случившимся, армия Её величества со стороны выглядевшая измотанной и крайне одуревшей. Они кое-как построилась в ровные ряды перед военачальником и офицерами.

   – Я не знаю что это было, – ошарашенно проорал Тиголь, качая головой, – Но это позади и мы живы. Кхе. Сегодня нам удалось захватить резиденцию...

   В ответ на это послышались грубая брань, плевки с проклятия, да такие, что военачальник поёжился, думая, что вымотавшиеся солдаты, пережившие ужасное, могут на него накинуться со злобы.

   Сглотнув подступивший ком, он прокашлялся и уверенно пробурчал:
   – Друзья, да ладно вам, кто же знал что здесь будут натуральные колдуны, да и к тому же настолько способные? Офицеры, слушать меня! Распределите четверть бойцов по резиденции. Жгите костры, продолжайте строить баррикады, скоро к вам выедет подмога с моря, с нейтральных земель. Выполнять!

   Этой пасмурной ночью, когда с неба моросил неприятный дождь с мелким градом, солдатам Её величества удалось захватить склад с обмундированием и вооружиться более лучшими оружиями.

   Построив баррикады, перекрыв торговые пути и отужинав возле костров и отоспавшись до утра, солдаты разделились: большая часть ушла вместе с военачальником Тиголем, остальные заняли резиденцию купцов под руководством решительного сержанта, подающего надежды.

   Нейтральцы прощались со своими друзьями, искренне желая тем удачно защититься, на крайний случай благополучно отбиться от противника, если тот пожелает отбросить их из стратегически важной позиции.

   Нехотя уходя из роскошной резиденции, где стены каждого трёхэтажный дома были искусно расписаны мудрёными узорами, солдаты обменивались с уходящими вдаль друзьями понимающими кивками и редкими, прощальными взмахами рук.

   Вельмол с грустью, понимающе кивнул уже знакомым возрастным мужам. Припоминая минувший вечер и его ужасающие события, по его спине пробежался неприятный холодок. Уж чего он точно не хотел, так это вновь ощутить на себе всю тягость и неправильность виденного.

   Зевнув спросонья, отвернувшись от восходящего солнца, Модун так же не мог выбросить из своей головы чудовищные видения, насланные колдунами. Идя бок о бок с солдатами, он обменивался своими мыслями с соратниками по бокам, делясь увиденным. Где-то глубоко в разуме у него было скрытое желание обладать такой же силой, уметь держать противника в страхе.

   Ронэмил содрогался от холода и неприятного ветра, бьющего, как на зло, прямо в лицо. Он оглядывался по сторонам и видел редкие, хилые серые деревья, скрюченные кустарники, далёкие неприступные горы. Обходя с солдатами холм, держа курс строго на север, по правый фланг он увидел нагромождение белоснежных валунов, на которых рос мох; пытаясь отвлечься увиденным, он никак не мог избавиться от воспоминания о Башиле, который издёвками давил на него и чуть было не прикончил. Сейчас же он радовался, что всё это было не взаправду, что плохое позади. Правда, он не тешил себя надеждами, что впереди будет легче.


      Лебединский Вячеслав Игоревич. 1992. 05.09.2019. Если вам понравилось произведение, то поддержите меня и вступите в мою уютную группу: https://vk.com/club179557491 – тем самым вы мне здорово поможете. Будет нескучно)