Либерализм, заметки...

Эти записи делались в разное время с тем расчетом, что вопросы, затронутые в них, будут развиты в отдельных статьях. К сожалению, мне не удалось к ним вернуться и использовать их в таком виде. Многие из перечисленных вопросов рассматривались мной в других очерках, но, опять же, не в такой форме. Пересмотрев их, мне показалось, что они могут представлять определенный интерес и в таком виде.

Just as the naive or untutored mind tends to assume the presence of life wherever it perceives movement, it also tends to assume the activity of mind or spirit wherever it imagines that there is purpose. The situation is aggravated by the fact that, to some degree, the evolution of the human race seems to repeat itself during the early development of each human mind. In his account of The Child's Conception of the World (1929:359), Jean Piaget writes: `The child begins by seeing purpose everywhere.' Only secondarily is the mind concerned with differentiating between purposes of the things themselves (animism) and purposes of the makers of the things (artificialism). Animistic connotations cling to many basic words, and particularly to those describing occurrences producing order. Not only `fact' itself but also `to cause', `coerce', `distribute', `prefer', and `organise', terms indispensable in the description of impersonal processes, still evoke in many minds the idea of a personal actor.      /Hayek/
Точно так же как наивное и не дисциплинированное сознание торопится предположить жизнь везде, где видит движение, оно также имеет склонность предполагать сознание или душу там, где оно подозревает целесообразность. Положение осложняется тем обстоятельством, что эволюция человека очевидно повторяется на ранних ступенях развития каждого отдельного сознания. Описывая восприятие ребенком мира Жан Пиаже пишет: «Ребенок начинает тем, что видит намерение везде». Только затем сознание начинает разделять намерения самих вещей (анимизм) и намерения создателей вещей (артификализм). Анимистические коннотации присущи многим базовым словам и особенно тем, которые описывают порядкообразующие события. Не только сам «факт», но и такие слова, как «причина», «вынуждать», «распределять», «предпочитать» и «организовывать» - неизменно присутствующие в описаниях безличных процессов вызывают в сознании многих людей образ действующего персонажа. /Хайек/


Признаки фашизма
- постоянное муссирование в сообщениях чиновников, официальных лиц, в средствах массовой информации военных достижений… художественные, документальные фильмы аналитические передачи о военной доблести прошлых поколений и прочее под соусом «не забудем подвиги…»…
- повышенная доля военных расходов;
- приоритеты военной промышленности над остальными секторами;
- привлечение подростков, молодежи к спортивным военизированным играм;
- постоянное упоминание врагов (прямым или косвенным текстом), того какие они коварные и как они мешают;
- бизнес под чиновниками или высшим руководителем страны (канцлер, ген. секретарь, президент…), государство распоряжается крупными в сравнении с ввп средствами…
- слабые гос. институты – суд, парламент, партийная система…
- мифологизация прошлого, систематическое упоминание, напоминание и празднование прошлых побед… историческая фальсификация или, как минимум, сокрытие собственных неудач, поражений и прочих «неудобных» фактов из истории страны…
- подчеркивание субъективных моментов: все захватчики, мы освободители, все жестокие мы добрые, все коварные, мы честные, все трусливые, мы храбрые, все слабые, мы сильные, все обыкновенные, мы особенные…
- возрождение военной символики прошлого, ассоциируемой с победами и их активная пропаганда;
- подчеркивание различий в культурах (хотя сходства гораздо больше), представление отличий как преимуществ и необходимости их сохранения, подчеркивание морального превосходства на единичных мифологизированных примерах… 
- высокий градус пропаганды: гос. средства массовой информации, средства пропаганды имеют особый статус (высокие зарплаты, пайки, прочие привилегии…);
- очевидная ложь из уст высших чиновников государства и в средствах массовой информации, которая очевидна и населению, но не воспринимается им, как нечто ненормальное…
- ксенофобия: все вокруг враги явные или скрытые, готовые в любой момент воспользоваться нашей слабостью, все нам завидуют, исключительная популярность таких высказываний как: хочешь мира – готовься к войне, кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую, наши друзья только армия и флот и прочее…
- откровенное пренебрежение международными нормами и собственными договорами;
- отсутствие демократических традиций и неподготовленность граждан к жизни в условиях демократии (незнание собственных прав, неумение их отстаивать, высокая терпимость к нарушениям прав других граждан, циничное, нигилистическое отношение к закону, легковерие, отношение к власти, как к особой касте…)
- четко выраженный лидер, фюрер, которому прощается все и которому фактически подчинены все прочие ветви власти… совершенно некритическое отношение со стороны граждан, избирателей к его словам и поступкам…
- аннексия чужих территорий под разными «благовидными» предлогами, чаще всего защиты населения или восстановления исторической справедливости…
И т.д.
Все эти вещи, в той или иной мере, присутствуют почти во всех государствах, но это как температура… Она есть у всех, но если она выше хотя бы на один градус или даже пол градуса, это признак болезни, признак того, что не все в организме в порядке… а если температура выше на несколько градусов, то это уже жар и больной может вообще не выжить… В нашем случае фашистского государства это значит, что социальные процессы в нем не сбалансированы и действуют деструктивные силы, которые обязательно приведут к серьезному кризису… Либералы считают, что это будет прежде всего экономический кризис… Но можно сказать и без прежде всего, то есть, экономический кризис будет обязательно – в любом случае – так как такая система разрушает регуляторные механизмы рынка и ничем не может их заменить, восполнить… То есть, не важно как считать – будет ли экономический кризис причиной всех остальных или все они пройдут параллельно, в любом случае, экономика не выдержит такой военной нагрузки и такого неэкономического распределения ресурсов. Как и в любом социализме, ее придется регулировать «вручную» и долговременно это лишь усугубит проблему. Единственным средством для сохранения режима может стать какая-нибудь военная авантюра, какая-нибудь «победа», которая сможет отвлечь трудящееся большинство от моральной усталости, вызванной утерей экономических ориентиров для решения своих проблем. Утеря же экономических ориентиров происходит в связи с нарушения работы экономических механизмов. К примеру, для того, чтобы преуспеть в такой ситуации, ситуации с авторитаристским режимом компании, правлению компании нужно заботиться не о том, как повысить качество своего продукта или уменьшить издержки производства, а о том, как получить гос. заказ или понравится органам, людям, распределяющим ресурсы. Понравится чаще всего означает – найти способ поделиться. То есть, опять же, для того, чтобы преуспеть в такой системе важны не классические предпринимательские качества, а умение подмазывать нужных людей, находить нужные связи…   
 
Экономические мифы…
История не терпит сослагательного наклонения, и она не повторяется. В данном случае мы имеем ввиду историю развития обществ. Это значит, что мы не можем воспроизвести начальные условия в обществе с тем, чтобы повторить опыт, контролируя все релевантные параметры, оставляя неизменными одни и изменяя другие (как, к примеру, в термодинамике объем, давление и температуру), и сделать выводы насчет действенности изменений тех или иных параметров их роли в общей динамике, и далее оценить полученные результаты – насколько они желательны, сравнить реальные успехи с реальными потерями или возможные успехи с возможными потерями и т.д.
Есть правда возможность сравнивать страны, находящиеся в приблизительно одинаковых условиях и сравнивать, как те или иные действия власти меняли их, к каким результатам они привели. Но что значит приблизительно одинаковые условия? Как учесть многие элементы культуры, не поддающиеся точному описанию… Почему, например, находящиеся в «примерно одинаковых» условиях европейские страны, развивались тем не менее по разному… Да, есть различие в развитии, православных, католических и протестантских стран, и разницу в этих различиях можно приписать различию в религиозных принципах, но ведь можно поставить вопрос и так: а почему одни страны стали протестантскими, а другие нет. Почему первые так легко восприняли жесткие протестантские догмы? Не может ли быть, что это (готовность принять протестантизм) обусловили какие-то более тонкие различия в культурах, уже существовавшие в них до принятия протестантизма и выбор жесткой религии был только одним из результатов… И т.д. 
Мы даже не можем выделить достаточно уверенно те параметры, которые существенным образом участвуют в наблюдаемых нами явлениях… То есть пытаясь оценить роль различных факторов в том или ином результате мы не можем сказать с удовлетворяющей всех уверенностью даже того, важны ли они настолько, что мы не можем ими пренебречь… Например, какую роль в поражении в войне сыграла погода: холодная зима, дождливая осень или эпидемия холеры, дизентерии…
Мы не можем часто договариваться даже относительно того, считать ли результат положительным или отрицательным! Например, сравнивая полученное в итоге с затратами, потерями… Был ли результат правления Пиночета положительным, если учесть, что убито и без вести пропало около 2,8 тыс. человек. Или как оценить индустриализацию в СССР. Была ли бы достигнута победа во Второй мировой войне без такой индустриализации? Или возможно ли было ее провести более успешно? Или с меньшими человеческими потерями в виде голодоморов, репрессий и т.д.? Или что лучше, когда в стране резкое деление на богатых и бедных или когда достаток у всех жителей примерно одинаков, но он только чуть-чуть выше, чем у самых бедных в первом случае? Или насколько он должен быть выше, чтобы выбрать второй вариант? И т.д., и т.п.
Нам остается только предложить свое видение проблем, и заметить, что оно близко к либеральному…
Миф о великих проектах…
Это когда государство, власть занимается очень важным, по ее мнению, делом: возводит китайские, мексиканские стены, линии Мажино, пирамиды и т.д. Трудно оценить значение этих «великих» строек, какую пользу они приносят (или вред наносят) природе, стране, власти, людям… Всегда можно привести массу аргументов и за, и против… Например, стена – защитное сооружение, пирамида – культовое, и огромные ресурсы, затраченные на нее окупаются укреплением культа и жесткости социального организма, что необходимо для его слаженного функционирования и т.д. Все это трудно опровергнуть, но можно попытаться представить альтернативные возможности расходования этих ресурсов.
Эту тему мы уже затрагивали в других эссе, но повторить будет не лишне. Тем более, что привычка думать в определенном направлении, видеть определенным образом, как и любая другая привычка, вырабатывается повторением… Возьмем пирамиду, как наиболее яркую представительницу подобного рода сооружений…
Ее строительство требовало просто огромных ресурсов! Постоянной работы десятков тысяч человек многие и многие годы. Кроме того, что этих людей все это время надо было кормить, одевать предоставлять кров и т.д. то есть изымать ресурсы у другой части населения и лишать их таким образом естественного развития, эти десятки тысяч сильных, полноценных работников отвлекались от производства других полезных обществу, другим людям вещей. И какие это могли быть вещи? Это дома, дороги, домашняя утварь, рабочие инструменты, различные механические приспособления, облегчающие труд (а значит делающие его более производительным), производство продуктов питания... То есть, если эти вещи бы делались не в приказном, принудительном порядке, распоряжениями и затем отбирались и использовались также в волюнтаристских целях для подобного же рода проектов, а для обмена через (пусть самый примитивный) рынок товаров и услуг, то их приобретали (выменивали) бы другие люди, нуждающиеся в них, в этих товарах. А что значит нуждающийся? Это человек, который считает, что эта вещь ему нужна. А для чего может быть нужна вещь довольно бедным, неустроенным, живущим впроголодь людям, людям, мысли которых вертятся вокруг одной, главной задачи – как выжить? И это значит вокруг того – как рационализировать свою жизнь, упростить, увеличить производительность своего труда, повысить надежность, безопасность… Например, если у него было пят кур, то можно завести еще парочку, а это еще яйца и мясо, купить дополнительный чан для воды и ездить за водой не два раза в день, а один, построить дополнительный сарай для хранения сена и обзавестись еще одной коровой… Все, чтобы не делал человек в условиях рынка – будет направлено на решение именно такого рода проблем – так называемых, бытовых проблем, как своих, так и других участников рынка. Кроме того, необходимость рационализировать свой труд, делать его более эффективным, продуктивным будет подстегиваться самим рынком. Конкуренты не дадут расслабиться и у тебя всегда будет ориентир – объективная оценка качества, полезности твоего труда – цена произведенного тобой продукта – то, насколько твой труд ценится обществом. То есть будет проходить процесс рационализации жизни, труда каждого субъекта рынка, каждого участника! Если представить, что такое было бы возможно в те времена, то можно не сомневаться, что для достижения сегодняшнего состояния технического развития общества понадобилось всего несколько столетий… Ведь именно эти процессы, изменения в организации общества, а не какие-то биологические или прочие изменения обеспечили столь динамичное развитие человечества в последние несколько столетий. Большие стройки исключают рыночную организацию – организацию, когда каждый участник сам, из своих соображений, основываясь на собственных, самых достоверных знаниях о своих проблемах, обустраивает свой быт для лучшего выполнения своей роли в рынке – для лучшего удовлетворения потребностей других участников. Ибо это для него единственный способ – наилучшим образом удовлетворить свои потребности!
А теперь представьте, каковы задача человека, которому поручено строительство пирамиды и какую организацию предпочтет построить он для выполнения этой задачи. Ему надо тесать камни, перевозить их и ставить друг на друга. И это надо сделать как можно быстрее… Ему нужно просто много людей, строительных приспособлений для обработки камня, и волов для его переноса и т.д. Затем ему надо их (людей и волов) кормить, и укрывать от непогоды, людей одевать… Ему не интересно, как они развиваются, проводят досуг, насколько довольны питанием и прочее. Ему не нужно ничего рационализировать в их быту. Какие могут быть идеи у людей занятых обеспечением ресурсов (людей, волов, питания и т.д.)? Чтобы эта работе не вызывала особых нареканий и дальше думать о себе, то есть, как сэкономить на всем этом, а сэкономленное присовокупить к собственным ресурсам…      
Когда ресурсы остаются у человека, он думает о том, как их рационально использовать: что лучше – купить еще одну корову или пару свиней (и в таком случае он обдумывает, во что обойдется их содержание, что они могут дать ему и каковы перспективы их с выгодой продать на рынке), а может сэкономить на продуктах, перейти на более дешевые, а деньги потратить на обучение детей, чтобы те смогли подняться выше по социальной лестнице и т.д. В своих действиях он старается максимально использовать данную ему в его положении информацию – информацию, которую он получает из контактов с окружающими – соседями, друзьями, партнерами по обмену, на рынке из рынка и т.д.
И всего этого, всех этих условий, задач, возможностей лишен раб, крепостной работающий по приказу… Ему не интересно ничего рационализировать. Единственное, что ему может быть интересно, так это сачкануть, сэкономить свои силы или получить побольше паек.
А чем отличается от них рабочий в социализме? Или директор завода, лицо, ответственное за выполнение «великого проекта» от строителя пирамиды? Строитель ракеты или «великой бомбы»…?
И наконец, что принесет больше пользы обществу – рыночное распределение средств, когда каждый оптимизирует свои ресурсы для лучшего функционирования на своем месте в социальном механизме или когда они распределяются сверху в соответствии с мнением власти о том, что нужно обществу… 
И так ли уж много фундаментальных открытий делается в ходе реализации таких проектов? Реализация какого проекта приносит больше пользы обществу: ракеты по-советски, манхетенской бомбы или айфона Джобса, виндоус Гейтса…? Сколько нобелевских лауреатов получили эту награду за открытия, сделанные в ходе «больших» работ? Не лучше ли было бы для того же общества, его развития, если космические проекты, например, развивались бы естественным образом, постепенным удовлетворением чисто технических и коммерческих потребностей общества, человечества, частных компаний в средствах коммуникации, например, а не как гонка вооружений или борьба за престиж и т.д.
В качестве одного из аргументов в пользу великих проектов можно вспомнить слова одного из стихотворений Маяковского: «Скорее головы канарейкам сверните, чтоб коммунизм канарейками не был побит!» Эти слова выражают страхи определенной части общества о том, что человечество, лишенное великих целей, рискует погрязнуть в болоте бытовых мелочей, проблем, типа: в какой цвет покрасить забор, какие поклеить обои, какую купить шляпу и т.д.
Это действительно проблема для человека, избавленного от необходимости решать экзистенциальные проблемы – как выжить, как защититься от опасностей, как добиться благосклонности представителя противоположного пола, как воспитать крепкое, конкурентоспособное потомство и т.д. И эта проблема всех социализмов и всех обществ с высокой социальной защитой.

The great economist David Ricardo was the first to demonstrate (in 1817) in his Law of Comparative Costs that it is advantageous for a country to produce only those goods that it can produce at a relatively lower cost than other countries, and to buy from those countries even goods that it could itself produce at a lower absolute cost. In other words, exchange may beneficially take place even when one nation is superior in all lines of production. This is also sometimes called the Law of Association or the Law of Comparative Advantage. To many the law has seemed paradoxical, but it applies between persons as well as between nations. It is profitable for a skilled surgeon to employ a nurse to sterilize his instruments and a cleaning woman to clean up after him, even though he might be able to do both operations quicker and better himself. It is advantageous, for the same reasons, for rich and technologically advanced nations to trade and cooperate with poor and technologically backward nations. But this is not a work on economics, and I shall not further dilate on this particular point. I shall content myself with quotations from two economists, both of which emphasize the ethical as well as the economic implications of free trade. The first is from a contemporary, Ludwig von Mises: "It is first necessary for the nations of the world to realize that their interests do not stand in mutual opposition and that every nation best serves its own cause when it is intent on promoting the development of all nations and scrupulously abstains from every attempt to use violence against other nations or parts of other nations." 2 The second quotation is from David Hume, whose three essays, "Of Commerce," "Of the Balance of Trade," and "Of the Jealousy of Trade," which appeared a quarter of a century before Adam Smith's Wealth of Nations, stated the economic, cultural, and moral advantages of international trade, and the folly of interfering with it, as powerfully as any subsequent explanation. Here is the final paragraph of "The Jealousy of Trade": Were our narrow and malignant politics to meet with success, we should reduce all our neighboring nations to the same stateof sloth and ignorance that prevails in Morocco and the coast of Barbary. But what would be the consequence? They could send us no commodities: they could take none from us: our domestic commerce itself would languish from want of emulation, example, and instruction: and we ourselves should soon fall into the same abject condition to which we had reduced them. I shall therefore venture to acknowledge that not only as a man, but as a British subject, I pray for the flourishing commerce of Germany, Spain, Italy, and even France itself. I am at least certain that Great Britain, and all those nations, would flourish more, did their sovereigns and their ministers adopt such enlarged and benevolent sentiments toward each other. /Hume/
Великий экономист Давид Рикардо был первым человеком, показавшим (в 1817 году) в своем законе сравнительных издержек, что для страны выгодно производить только те товары, которые она производит с более низкими издержками, чем другие страны и покупать у этих стран даже те товары, которые она сама могла бы производить с меньшими абсолютными издержками. Другими словами, обмен может быть выгодным даже в случае, если одна страна опережает другую в производстве всех видов товаров. Это иногда называют законом ассоциации или законом сравнительного преимущества. Многим закон кажется парадоксальным, но он действителен как для отдельных людей, так и для государств. Высококвалифицированному хирургу выгодно нанять санитарку для стерилизации своих инструментов и уборщицу для уборки за собой, даже если бы он мог делать эту работу быстрее и лучше них. По той же причине для богатой и технологически передовой страны выгодно торговать с бедной и технологически отсталой страной. Но это не труд по экономике, и я не буду больше распространяться на эту тему. Ограничусь лишь цитатами двух экономистов, в которых оба подчеркивают как этическое, так и экономическое преимущества свободной торговли. Первый – наш современник, Людвиг Мизес: «Прежде всего всем странам необходимо понять, что не в их интересах стоять в оппозиции друг к другу и то, что каждая страна наилучшим образом служит своим интересам, когда помогает развитию всех других стран и строго воздерживается от применения силы против других стран или частей других стран.» Другая цитата из Давида Юма, три эссе которого – «О торговле», «О балансе в торговле» и «О ревности (зависти) в торговле» - появились за четверть века до «Богатства государств» Адама Смита и в которых настойчиво говорится об экономических, культурных и моральных преимуществах международной торговли и глупости вмешательства в нее. Вот заключительный абзац из эссе «О ревности в торговле»: «Если бы все помыслы и действия наших недалеких и мстительных политиков были успешными, они бы привели все соседние государства к состоянию нищеты и невежества, как это можно наблюдать в Морокко или Береге Слоновой Кости. Но какими были бы последствия этого? Они не смогли бы поставлять нам товары: они не смогли бы ничего покупать у нас: наша собственная торговля бы деградировала из-за отсутствия конкуренции, примера, урока: и мы сами бы вскоре оказались в таком же плачевном положении, в каковое мы их ввергли.  Поэтому я должен заявить, что как человек и как британский подданный я молюсь за процветание экономики Германии, Испании, Италии и даже Франции. И я уверен, что Великобритания и все эти государства добьются значительно большего процветания, если их цари и министры станут испытывать столь широкие и добрые чувства по отношению друг к другу».  /Хайек/ 

О нашем языке
Многие, наверное, согласятся, что одной из самых серьезных проблем нашей жизни, как общественных животных, является проблема коммуникации. И, прежде всего, проблема передачи и приема информации самым распространенным и важнейшим для нас путем – с помощью речи.
Мы бы хотели поговорить о нашей неряшливости в речи и о том, какие это имеет последствия. Об этом написано и пишется достаточно много, но будет не лишним добавить в копилку и нашу копейку. В нашем контексте.
Языком мы передаем всякого рода информацию: о вещая, событиях, явлениях, о нашем настроении, состоянии и т.д. Весь процесс передачи информации можно разбить на несколько этапов. Грубо говоря, это – переживание события (его надо разглядеть (расслышать…) и выделить главные или наиболее важные черты), второе, выразить эти главные черты словами и третье, другому лицу надо расшифровать сформулированное словами первым… Все три этапа достаточно важны и на всех их мы допускаем погрешности, ошибки. Эти ошибки обязательно будут в любом случае, ибо никакое событие невозможно разглядеть с абсолютной полнотой, невозможно выделить все главные черты, невозможно достаточно адекватно описать их словами и также невозможно другому человеку расшифровать сказанное без искажений (хотя бы в силу различия опытов говорящего и слушающего). Ахилл никогда не догонит черепаху!
И все-таки он ее догоняет. То есть, нам как-то удается передавать друг-другу информацию и использовать ее в наших делах без серьезных, катастрофических для нас последствий. Как мы это делаем, тема интересная сама по себе, но не это наша задача. Нас интересуют лишь некоторые практические последствия такое неряшливости. 
Мы часто обобщаем. Часто используем местоимения мы, вы, они… Часто это оправдано. Это, например, экономит время. Можно не перечислять по отдельности, кто конкретно. Но мы часто злоупотребляем этой возможностью… Особенно это характерно для всякого рода социализмов, но не только. Этим часто грешат политики. Им же нужно подчеркнуть, что они такие же как остальной народ или, что представители этого народа такие же как они, держатели власти. Чем примитивней общество, тем, естественно, больше оно подвержено подобного рода манипуляциям. При том, что часто такого рода лозунги, заявления не имеют практически никакого реального содержания.
Это наша (ваша) страна! Это обращение может быть направлено к крепостным или к крестьянам, не имеющим даже паспортов… «Мы рабочие и крестьяне, граждане этой страны – хозяева всех ее ресурсов, всех богатств». Удивительно, что люди даже в наше время так легко ведутся на подобное словоблудие. Как часто можно услышать даже от самых забитых, самых малоимущих граждан какой-то страны: «Езжай (убирайся) в свою страну и там учи жить!» или «Мы в своей стране и не потерпим, чтобы…», «Понаехали!», или «Мы, алвазийцы, самые сильные, музыкальные, красивые и т.д.» И это можно услышать от хилого, глухого и далеко не самого красивого гражданина! 
На самом деле, если я рабочий или колхозник, а моя собственность, по определению, это то, чем я могу распоряжаться по собственному усмотрению, то, грубо говоря, мне во всей этой большой стране принадлежит лишь небольшая квартира или дом с мебелью и маленький участок земли с садом и огородом. Да и то, возможно, закон ограничивает меня даже в этом – к примеру, запрещает их продавать! Что касается моего владения или скорее управления богатствами страны, то, если не считать каких-то незначительных крох, которые мне иногда перепадают от операций или манипуляций с этими богатствами со стороны специальных органов, экономических структур, к которым я не имею прямого отношения, то моя роль ограничивается участием в выборах, где мой голос теряется среди миллионов других голосов и… в общем-то все.
Проблема здесь вполне обычная. За неимением подходящих, более точных слов мы часто пользуемся одними и теми же словами для обозначения разных по сути отношений. В нашем случае мы говорим, например: мой дом, мой муж, моя страна, моя мечта и т.д. И хотя как говорящий, так и услышавший это, различают каждый из перечисленных случаев, и каждый раз предполагают соответствующие специфические отношения, здесь практически невозможно избежать взаимного перекрытия понятий. За словом мой уже стоит целый ассоциативный ряд представлений, отношений известных нам из практики, и здесь трудно, почти невозможно избежать определенной путаницы…
Но хорошо это или плохо? Сказать, что понижение точности в описании чего-то может быть хорошо никак не получится. Единственным оправданием этого (снижения точности) может служить экономия. Экономия ресурсов, например, для достижения краткости изложения, экономии машинной памяти… Но хорошо это или плохо, или насколько это корректно, когда гражданин какой-то страны может сказать гражданину другой страны: «Убирайся из моей страны!» Конечно можно это списать на хамство – сказать, что это просто невоспитанный человек – и закрыть тему. Но разве это решение проблемы? И разве это не проблема? Разве те, кто не говорят так вслух из-за своей «воспитанности» не чувствуют себя в определенной степени «хозяевами». Разве они вполне корректно понимают, переживают, ощущают свое положение по отношению к стране, гражданами которой они являются, к другим гражданам этой страны, к гражданам других стран…? Разве чувствуют они себя также как, если бы они были в чужой стране? И разве это нормально? Или разве это может не иметь последствий? И разве это не одно небольшое следствие одной большой проблемы, имеющей помимо этого еще большое множество других подобных следствий. И т.д.
Для либерала это просто дикость и, по его мнению, это самым отрицательным образом отражается на экономике страны, ее культуре, динамике развития, на отношениях с другими странами, на международном климате в целом. Словом, от такого понимания, от этого чувства надо избавляться. И здесь он, либерал, открыт для критики любителей больших исторических объединений – стран, наций, рас, народов… Его обвиняют в отсутствие патриотизма, нелюбви к собственной культуре, в предательстве, космополитизме (словно это нечто постыдное) и тому подобном. Довольно курьезной, даже нелепой подобная критика выглядит со стороны людей, носящих костюмы с галстуками, шорты и бикини, проживающих в современных домах, квартирах с унитазами и кондиционерами, общающихся в соц. сетях, играющих в футбол, болеющих за баскетбольную команду своей страны и т.д. Но сами критики, как правило, не замечают своей непоследовательности. Они продолжают говорить о каких-то особых ценностях, особой культуре, миссии, особых чертах, присущих народу… а, значит, и им лично (?)…
Когда дети спорят о том, чей папа круче и как папа одного побьет папу другого, то взрослые, как правило, понимают, что причина таких разговоров детская незрелость и не придают этому большого значения. Когда же взрослые, вполне «зрелые» люди совершенно серьезно доказывают или просто рассказывают о том, какими замечательными и исключительными были их далекие предки (очевидно, в сравнении с другими), то это часто не считается даже дурным тоном. И это уже не считается признаком незрелости или попросту глупости, это воспринимается, с одной стороны, как истина (говорящим), а с другой, как оскорбление (слушающим), предки которого получается не были столь же исключительными, как предки говорящего… И это при том, что оба одновременно верят и в то, что их общими предками были «обезьяны» или Адам и Ева…
Такую кашу в головах не объяснить никакой генетикой. Это возможно только потому, что такого рода неряшливость является чуть ли не нормой, насаждаемой в том числе институтами, которые по идее должны бороться с ней, неряшливостью в мышлении. И это, прежде всего, школа. Постоянное накачивание детей специальным образом подготовленной исторической информацией. Преувеличение достижений, побед своих и принижение, преуменьшение, игнорирование достижений других, чужих…  Это делается часто или даже чаще всего самым бессовестным образом с использованием дешевых пропагандистских технологий, и называется воспитанием патриотизма. А те, кто пишут такие патриотические книги, искажающие даже доступную нам реальность, историю, наверняка считают, что делают хорошее дело и именно в этом и заключается воспитание молодежи! Например, люди, которые пишут учебники по истории, знают, чего от них ждут заказчики учебников – чиновники от культуры – а те знают, чего от них ждут «большие» чиновники, управляющие страной, а большие чиновники, в свою очередь, руководствуются не собственным, а веками практикующимся и уже утвердившимся мнением – что власть должна воспитывать патриотов, и именно таким должно быть это воспитание… Вот и замкнутый круг. Никто не знает, когда это началось, но в каждый конкретный момент все звенья этой замкнутой цепочки, что называется, «повязаны кровью». Они все соучастники в одной большой фальсификации, афере и, в случае, если кто-то попробует внести сомнения, задать неудобные вопросы, вся эта машина заработает, как единый механизм и вытеснит или уничтожит сомневающегося. И как может быть иначе? Как иначе все «винтики» этой машины смогут сохранить самоуважение? И чем это не мафия или организованная преступная группа, заинтересованная не в поиске, а в сокрытие истины, правды?
Но, разумеется, школой все не ограничивается… Искусство (книги, фильмы, изобразительное искусство и даже музыка), масс медиа, политики, всякого рода мифы, распространяемые людьми в семье, среди друзей, знакомых… И конечно же ритуалы, праздники, связанные с «замечательными событиями», победами, освобождениями и т.д.  И почему-то мало кто задается вопросом, а как быть с побежденными? Ведь если послушать истории разных народов, то все они защитники «добра» и борцы со «злом», и по сути победители, а случавшиеся поражения – результат коварства врага, предательства «выродков», численного превосходства противника… Словом, все та же история… И постоянное повторение, напоминание в самых разных контекстах, в самых разных формах того, какими замечательными были наши предки – сами люди, и их дела…
Можно, разумеется, привести кучу доводов о важности помнить, чтобы не повторять ошибки прошлого, о необходимости помнить и уважать тех, благодаря кому мы живы, кто самоотверженно трудился для нашего блага, кто не пожалел собственной жизни… И, с другой стороны, можно напоминать о необходимости быть скромнее, о том, что некрасиво так праздновать чужие победы, словно они твои, что это вольно или невольно удар по самолюбию «проигравших», или что вот эта, например, - пиррова победа… не победа вовсе, а трагедия, и что не все так гладко и красиво…
То, какую позицию человек выбирает, во многом зависит от того, в каком мире он хотел бы жить. Для либерала, мечтающего о мире без границ, без расовых, национальных, кастовых, сословных, половых или любых других привилегий, естественно, такое отношение к истории, прошлому совершенно неприемлемо. И совершеннейший абсурд объявлять себя или даже представлять наследниками какой-то «доброй» традиции в противоположность некоей «злой». Заслуги, репутация не передаются по наследству, во всяком случае, их надо подтверждать. Это очевидно в науке, искусстве, спорте… во всех вещах, в которых для успеха требуется наличие специальных личных качеств. И именно таков идеальный мир либерала – мир, в котором успех определяется исключительно личными качествами. Как и любой идеал, этот идеал трудно достижим в реальности, но, как и положено идеалу, он является критерием, помогающим либералам оценивать существующее состояние общества, менять его в желательную сторону и, таким образом, строить «либеральный рай».   

Проблема морали: мы видим насколько правила морали могут быть относительными, отличными и в то же время вызывать сходные переживания (типа стыд, угрызения совести…); к примеру, доблестью (добродетелью) может считаться убить врага, отомстить обидчику, и в то же время нагрубить старшему, ударить женщину считаться аморальным… то есть речь, опять же, идет о некоем гипотетическом коридоре «свободного движения (действий)». И тогда проблема, как он формируется, воспитывается...? 

Либеральная мораль или либеральные правила ставят жесткие и вполне четкие границы нашим возможным действиям; они запрещают нам совершать действия, нарушающие предсказуемость мира для наших ближних – остальных членов общества. А также ограничивают степень чужого влияния на нас или нашего на других. Они конституируют личное пространство – пространство нашей свободы, в которое никто не имеет право проникнуть без нашего разрешения. 

Идеальное государство. Что это такое? Не вообще, абстрактно, а лично для нас. Мы редко или почти никогда не задумываемся над этим вопросом в таком виде. В каком государстве мы бы хотели жить? Каким должно быть его устройство, из каких элементов, рычагов, шарниров оно должно состоять, как работать, что давать на выходе? Поэтому логичным было бы вывести этот идеал из тех претензий, которые у нас есть к реальному государству, общественному порядку. Собрать их и постараться систематизировать, обобщить и привязать их к некоему воображаемому государству. На самом деле мы так и поступаем. Несмотря на отсутствие сознательного намерения, в нашей голове формируется определенное представление о таком государстве. Довольно смутное, непоследовательное, эклектичное, противоречивое. Это такое общественное устройство, такой порядок, в котором нет раздражающих нас вещей. А нас раздражает очень многое: плохие дороги, водители на дорогах, пешеходы, глупый начальник, цены в супермаркете, наша зарплата, игра национальной сборной, реклама, зарплата соседа и т.д. и т.п. И кажется, что это непосильная задача собрать из такого материала какую-то внятную конструкцию – то есть, создать такой общественный механизм, такой управляющий орган или что это будет за структура, которая сможет удовлетворить все наши требования и устранит все наши раздражители…. И это действительно так – такое, конечно же, невозможно…
Идеальное государство – это такое государство, в котором нам не нужно будет напрягаться духовно, решать нравственные проблемы, бороться за справедливость, делать трудный выбор… Сам механизм будет решать их за нас. Как решает оно, государство, к примеру, проблемы бедности наших близких, друзей, просто бедных людей вокруг нас… Нам ведь не надо думать о том, сыты они или голодны. Государство обязано обеспечить их минимальным, накормить, дать кров, вылечить… И нам не надо напрягать наши духовные мышцы, не надо насиловать совесть… Достаточно потребовать у государства или, на худой конец, посетовать на то, что оно плохо работает. И удивительным образом, даже если государство не выполняет эту свою функцию, наша совесть как-то с этим мирится…
И такого рода решения становятся для нас образцами того, как должно работать идеальное государство или общество. Подобным же образом оно должно избавить нас и от всех других забот. У нас не должно быть альтернатив: красть-не красть, врать-не врать, изменять-не изменять… Все будет решаться буднично (как сходить в магазин) и к нашему, да что там нашему – ко всеобщему удовлетворению… И тому подобная чушь… Хотя, в определенной степени, такое возможно (получилось ведь это у нас с едой… у нас – имеется ввиду у Европы, более или менее развитых стран…). Думать об этом более конкретно мы не в состоянии.
Возможно, причина этому (тому, что мы не может об этом думать) в отсутствии у нас подходящего языка для описания возможных ситуаций, языка переживаний… И со временем мы его создадим и научимся описывать ситуации, обстоятельства любой сложности. Но может быть, причина более глубокая и принципиальная. Она в невозможности умозрительно решать проблемы с таким количеством неизвестных, да еще в отсутствии нужных уравнений… Это примерно, как предсказывать поведение различных людей в ситуации кризиса… Надо сформулировать сначала условия кризисной ситуации (опять же выделить релевантные факторы, оценить их вес в различных ситуациях…), что само по себе, невероятно сложно, а затем…
Но мы можем подумать, думать как бы косвенным образом. Без претензий на научность. Включить воображение, пофантазировать. А вдруг такое случится, и мы построим такую систему, которая избавит нас от необходимости решать проблемы, которые мы сегодня относим к моральным: помогать ближнему, защищать слабых, бороться за справедливость… Не атрофируется ли у нас вообще моральное чувство, орган отвечающий за совесть? Или может мы вернемся в состояние человечества до грехопадения, когда человеку было еще неведома разница между добром и злом? И не лишится ли мир цветов, запахов, звуков, вкусов…, делающих нашу жизнь такой цветной и насыщенной? Останемся ли мы теми же людьми, которыми мы себя представляем в мире нашей мечты? Вряд ли. Но нам, задающим себе эти вопросы сегодня, увидеть это вряд ли суждено… 

У демократии нет защитных механизмов. Любое решение, любой проект, если за него проголосовало большинство, подлежит реализации и от него не существует никаких внешних или внутренних защит, кроме законов природы… К примеру, мы не можем потратить железа больше, чем оно имеется на Земле, но можем потратить все, что нам позволят добыть наши технические возможности. Проекты в условиях демократии (коллективного владения ресурсами и коллективного принятия решений о их расходовании) подвержены опасности превращения в экономические черные дыры. 
В отличие от этого, в обществе, основанном на либеральных принципах такие механизмы существуют и очень эффективно работают. Во-первых, принцип ненасилия запрещает вовлекать людей в проекты принудительным образом. Во-вторых, принцип частной собственности надежно ограничивает инициаторов любых проектов в ресурсах. Они могут использовать либо собственные ресурсы, либо привлекать к проектам ресурсы других людей на добровольных началах. Кроме того, как мы уже говорили, согласно принципу окупаемости, затраты на проект ограничены спросом на результаты проекта. То есть происходит постоянная оценка пользователями результатов проекта на их (результатов) соответствие с затраченными на проект средствами. Это, вполне правомерно, можно назвать механизмом защиты от дурака…   

Проблема пожинания последствий своих поступков: они могут быть растянуты во времени и пространстве, настолько, что могут быть непроследимы, могут не вернуться к нам в связи с их большим расползанием (дисперсное облако последствий) и длительностью, могут быть загрязнены множеством других причин или могут быть непроследимы со стороны последствий (кто виноват, хотя ты сам можешь это знать…), то есть люди, наблюдающие результаты, не знающие предыстории будут не в состоянии выйти на их причины, восстановить причинно-следственную цепочку…
Это особенно чревато в условиях авторитарных режимов, да вообще, в условиях разросшегося государственного сектора.

Мы придумали всякие цивилизационные штучки – честность, честь, достоинство, гордость, совесть… Насколько эти штуки синхронны с силами эволюции, насколько они конгруэнтны ей. По идее, раз мы, выжившие и победившие другие виды в эволюционной борьбе, обладаем ими и сохранили их, то вполне резонно предположить, что они были нам в этом помощниками, подобно тому как другим животным помогали выживать рога, когти и копыта … Но может так (патетично) нами переживаются определенные поведенческие механизмы, рефлексы, а мы как художники, восхищающиеся природными явлениями излишне метафоризируем, идеализируем сложные инстинкты и приписываем им какую-то высшую духовную природу… Как если бы мы приписывали муравьям, пчелам, погибающим за королеву, улей – жертвенность, героизм…  Это только переживание! Природа как это часто бывает просто обманывает нас… Как когда инстинкт размножения она заворачивает в яркую, красочную обертку любви… И мы лишь наблюдатели за событиями в пчелином улье, участниками которых сами являемся и это только особенность нашего «зрения»…
Тот отсек нашего мозга или сознания, в котором все это происходит, где принимаются решения представляет для нас, нашего наблюдающего, осознающего себя сознания такой же черный ящик, как и соответствующий отсек чужого сознания, с единственной разницей, что процессы в чужом сознании мы не переживаем так же как в своем; когда наблюдаем события изнутри… И собственно сознание, то, что мы чаще всего имеем ввиду говоря о сознании, это по сути субъект, который читает принятые черным ящиком решения, на некоем внутреннем экране, мониторе, и это чтение сопровождается живыми переживаниями. Но с точки зрения возможностей воздействовать на них… 

Возражения либералов социалистам всех мастей или просто нелибералам относительно возможностей построения общества людей по собственному усмотрению, касаются гораздо более фундаментальных вещей, чем просто психологических свойств человека. Нелибералы обычно заявляют, что построению желанных «счастливых» обществ мешают такие, по их мнению, «нехорошие» черты человека, как корысть жадность, зависть, лень, нечестность и т.д. И что эти черты можно перевоспитать, вернее научиться воспитывать у человека нужные черты, или научиться контролировать их со стороны государства. Марксисты, например, не придавали большого значения психологии; они считали, что контроля будет достаточно. Что можно заложить в общество определенные (социалистические) механизмы производства и распределения продуктов и добиться удовлетворения базовых потребностей человека – в крыше, еде, одежде, лечении и т.д. А с достижением этой задачи и, таким образом равенства в удовлетворении потребностей, у человека предположительно исчезнет страх за будущее, а вместе с ним и стремление к накопительству, зависть и т.д. Или просто эти черты перестанут иметь значение в процессе распределения благ, так как это будет решать сам механизм, а бесперебойную его работу обеспечат прозрачность самого механизма и взаимный контроль всех членов общества. В любом случае, эта проблема считалась второстепенной и легко решаемой, как говорил Ленин: «Выиграем революцию, а там посмотрим». После Октябрьской революции у коммунистов наступило сильное разочарование. Желанные механизмы не находились. Декреты не работали и это носило систематический характер. Стало понятно, что проблема гораздо сложнее. Ее надо было как-то решать и надо было объяснять. И объяснение нашлось, самое простое – люди не те. Надо воспитать нового человека, лишенного недостатков существующего, воспитанного диким и бесчеловечным капитализмом, а пока просто полоть – очищать общество от вредителей. И у нелибералов есть аргумент: вот капиталистическое общество, в котором люди работают и производят продукты для удовлетворения своих потребностей и плюс для обогащения (роскоши…), разве трудно представить, что люди будут действовать таким же образом, но производить будут только продукты для удовлетворения собственных потребностей, а не для обогащения… А та рабочая сила, те ресурсы, которые тратились на производство излишеств, будут перенаправлены на производство дополнительных продуктов для более полного удовлетворения разумных потребностей людей. И т.д.
Так вот, на такого рода аргументацию у либералов есть возражения более принципиального характера, чем даже проблема возможности или невозможности воспитания «правильных людей». Они считают, что при построении общества надо учитывать начальные условия – фундаментальные законы, ограничивающие наши возможности в этом, как, например, возможности свободных полетов на Земле ограничивают законы физики – гравитация, сопротивления воздуха, законы сохранения энергии, массы и т.д. Именно такого рода фундаментальные законы ограничивают возможность построения общества по нашему желанию. Этих законов несколько (то есть их может быть и много, но нам в нашем случае интересны основные из них – наша, человеческая ограниченность в ресурсах (для начала хотя бы в пространстве и времени…) и наша потребность или скорее необходимость в планировании для удовлетворения наших самых разных и, прежде всего, базовых потребностей... Первое – ограниченность в ресурсах – вынуждает нас их экономить и копить или накапливать… вторая – планирование – заставляет нас строить предсказуемый мир. К ним можно добавить еще и потребность в свободе в удовлетворении наших желаний, но это более, скажем так, психологичная проблема и здесь больше места для субъективного.
Надо отметить еще одну нашу особенность - особенность нашего мира – мы воспринимаем себя не так, как других людей. Наш голод, нашу боль, наши радость, удовольствие и т.д. мы воспринимаем иначе, чем боль, радость, удовольствие и т.д. других людей. Наши мы воспринимаем непосредственно, о чужих же мы только догадываемся по тем знакам, которые получаем от них посредством наших органов чувств и которые учимся расшифровывать, сопоставляя их с нашими переживаниями. Более того, в силу такого устройства мира, мы не способны получить информацию о другом человеке, его потребностях, заботах, обстоятельствах… в том объеме, в котором мы располагаем информацией о собственных обстоятельствах. Эту последнюю мы получаем постоянно и непрерывно. Можно даже сказать, что из той точки, в которую мы помещены, в которой располагается наше сознание, это самое МЫ или Я, ничего другого мы не получаем и получить не можем, кроме информации о нашем состоянии. А о мире вокруг нас мы узнаем по тем изменениям, которые происходят с нашим состоянием в связи с изменениями в наших отношениях с миром и затем выстраиваем некую мысленную конструкцию, которую называем внешним миром… Или что-то вроде того… Переживание за других, представление себя на месте другого в его обстоятельствах называется эмпатией. Возможно со временем, с развитием техники и технологий мы сможем соединять, объединять наше сознание с сознаниями других людей, воспринимать мир из разных точек одновременно и переживать других людей, как самих себя, но пока это из области фантастики и, в связи с полным отсутствием у нас такого опыта, нам сейчас будет трудно представить, каким мы будем видеть мир в таком случае и как мы будем в нем существовать. Но это другая история.
Нас в нашем случае интересует проблема ограниченности информации, которой мы можем располагать, и эта ограниченность является одним из фундаментальных условий, которое нам необходимо учитывать при построении желанного общества. Мы не можем иметь всю ту информацию, которая необходима для принятия нами компетентных решений. Мы всегда вынуждены принимать решения в условиях недостаточной информации. Это касается практически любой информации, в том числе, и даже в еще большей степени, информации о состоянии, потребностях и намерениях других людей. Это последнее обстоятельство в существенной степени затрудняет проблему обеспечения предсказуемости мира и является главной проблемой при организации общества. А именно: как организовать общество так, чтобы люди не мешали друг другу, или как ограничить их действия таким образом, чтобы они не нарушали планов друг друга. Можно по-разному формулировать проблему…
Главное, что мы хотим сказать, это то, что эти несколько условий – ограниченность ресурсов, необходимость удовлетворять наши потребности и в связи с этим потребность в планировании действий, необходимость обеспечения предсказуемости мира и наше стремление к свободе, или вернее к устранению ограничений в удовлетворении наших потребностей или желаний – являются теми начальными условиями, которые вынудят нас строить либеральный мир, с признанием фундаментальных прав, со свободным обменом, а значит с деньгами, рынком… и затем выборами, банками… Разумеется, можно назвать и другие условия, но нам кажется этих достаточно, чтобы объяснить существующие либеральные тенденции, доминирующую либеральную составляющую в векторе развития общества, цивилизации… И вообще, интересно было бы составить программу с учетом перечисленных условий для объектов-субъектов, наделенных рядом человеческих качеств-инстинктов (инстинктом самосохранения (то есть, потребностями, желаниями, страхом…), размножения…)… и посмотреть, что из этого получится. В какие связи они вступят и как будут развиваться…
Как и марксизм, либерализм, не психологичен. Поскольку он строит свои рассуждения на таких фактах, как ограниченность ресурсов, необходимость планирования и т.д. С другой стороны, он говорит об удовлетворении потребностей, а что может быть более психологичным? Ведь наши потребности определяют, скажем так, направление движения, развития наших мыслей. Ведь именно желания лежат в основе или в начале всех наших фантазий, всех наших планов. Та же наша потребность или стремление к организации предсказуемого мира вытекает из нашей потребности или, можно даже сказать необходимости, удовлетворять наши базовые потребности… Трудно определить точнее, что мы имеем ввиду под психологичностью. Это скорее роль субъективных факторов в поведении, в принятии решений и влияние их на работу всей системы. Лучше все это показать на примерах.
Возьмем такие субъективные факторы, как трудолюбие и аккуратность. Либерал в своих построениях не придает большого значения тому, состоит ли общество из трудолюбивых и ответственных людей или из ленивых и безответственных. Согласно либеральным представлениям, в либеральном обществе эту проблему решает институт частной собственности и рынок. Трудолюбивые и ответственные люди смогут функционировать в нем гораздо более успешно. А влияние ленивых и безответственных будет ограничено их собственностью, так как другие люди просто не будут с ними обмениваться продуктами – никто не станет покупать дорогие продукты низкого качества, когда есть такие же, но более дешевые и качественные, и никто не наймет на работу неисправимого лентяя. Конкуренция же создаст жесткие условия отбора, в которых участникам придется бороться за то, чтобы заслужить репутацию трудолюбивых и ответственных и даже более трудолюбивых и более ответственных, чем другие. 
Совсем иначе обстоит дело в марксизме, да и вообще, в социализмах. В них нет частной собственности и нет конкуренции. Это значит, что последствия принимаемых кем-то (любым человеком) решений не имеют естественных ограничителей, и поэтому от ошибок, совершенных любым человеком в любом месте в цепочке, сети производства страдает все общество. Отсутствие же рынка, то есть конкуренции, делает невозможным оценку таких качеств работника, как трудолюбие и ответственность. К примеру, завод сделал бритву такого качества, что она пригодна для бритья два раза. Как узнать, что можно сделать бритву на 20 раз? Или завод выпускает 1000 таких бритв за смену. Как узнать, что можно делать 100000? Единственное на что можно рассчитывать в таком случае, так это на то, что все люди на своих местах будут максимально трудолюбивыми и ответственными как бы сами по себе. Каждый будет стараться максимально повысить производительность своего труда и качество производимой продукции. При том, в условиях, когда его инициатива, любая, в том числе и самая очевидно полезная, прогрессивная потребует изменений в процессе производства и будет хлопотной, как для самого инициатора, так и для ряда других звеньев, и инициатору придется предпринимать усилие, убеждать, бороться самому и заставлять бороться других. А что будет, если инициатива будет рискованной или просто не такой уж очевидной? Это, напомним, в условиях отсутствия частной собственности и конкуренции… в условиях отсутствия наглядной, четкой связи качества труда или произведенного продукта с полученным вознаграждением или хотя бы с наказанием (в случае плохого качества)…
Словом, несмотря на игнорирование психологических факторов, социалистам рано или поздно придется обратиться именно к ним, ибо других рычагов для совершенствования, оптимизации процесса производства у них просто не будет. А это воспитание трудолюбия, честности, профессионализма (то есть не самим людям, а обществу придется заботиться о повышении профессионализма работника), непритязательности и т.д. Все вместе это и называется воспитанием нового сознательного человека, пригодного для жизни в условиях социализма.
Разумеется, это абсурдное предположение. При чем абсурдна не только и не столько сама возможность воспитания такого человека. Абсурдно думать, что проблема решится даже в случае, если удастся успешно воспитать такого человека, таких людей – трудоголиков-альтруистов и создать общество, состоящее исключительно из таких людей. Об этом мы уже говорили в других очерках. Сейчас просто повторим, что проблема здесь не столько в людях, сколько в самой системе, а именно, в отсутствии в ней системы знаков, по которым участники могли бы ориентироваться и планировать свои действия.