Глава XXII. Magnificum!

В первых числах августа 1933 года отец получил, наконец, ответ из деканата медицинского факультета Сорбонны – его приглашали в университет на собеседование и экзамен… Пробудившись утром назначенного дня, он вдруг ощутил безотчётный панический страх – из-за того, что не успел как следует попрактиковаться во французском. Он был убеждён, что его ожидает полный провал…  «Странно устроен человек», – с горечью подумал он – «Пережить смерть своей любимой, узнать об аресте близкого человека, самому побывать в застенках гестапо – и волноваться из-за какого-то экзамена…»

Собеседование проходило в большой лекционной аудитории, которая представляла собой подобие древнегреческого или римского амфитеатра – поднимающиеся кверху сиденья располагались полукругом вокруг «сцены» на которой стоял длинный стол, с одной стороны которого сидели трое экзаменаторов и секретарь деканата, а с другой – экзаменуемый. На «сцене» также были расставлены стенды с цветными анатомическими рисунками и схемами, изображениями различных человеческих органов, какие-то графики, диаграммы, таблицы…

Экзамен был организован по непривычной для отца «билетной» системе – такое в Гейдельберге не практиковалось. Экзаменуемый подходил к столу, под неусыпным оком секретаря «вытягивал» билет и садился на любое свободное место для подготовки. Секретарь отмечал в длинном списке фамилию и вписывал напротив неё номер билета. На подготовку давали от 20 минут до получаса. Затем секретарь вызывал претендента и тот представал перед комиссией…   

Когда отца вызвали – коверкая и с трудом произнося его длинную польскую фамилию - он с несгибающимися коленями направился к экзаменационному столу. Он превосходно знал материал – но, понял, что изложить его по-французски не в состоянии… «Прошу вас, начинайте» - обратился к нему один из экзаменаторов – красивый пожилой профессор с роскошной копной волнистых седых полос… Отец молчал… «Начинайте же!»

И вдруг его осенила неожиданная и странная идея: он начал излагать материал билета …на латыни! Отец обожал этот язык с детства, еще с гимназических лет, и знал его в совершенстве. Торжественное звучание од Горация, «Буколик» Вергилия, элегий Овидия его буквально завораживало. Он многое заучивал наизусть и, оставаясь один, часто декламировал вслух. Однажды его услыхал Макс – и восхитился тем, как вдохновенно и звучно он читает древнеримских классиков. «Да ты прирождённый актёр!» - восклицал он – «Тебе бы играть в греческих трагедиях!» Для Макса особой разницы между греками и римлянами не существовало…

«Magnificum!» – улыбнулся профессор –  «Perge in eodem spiritu…» [«Великолепно!... Продолжайте в том же духе…»]. Остальные экзаменаторы переглянулись в недоумении, но профессор успокоил их плавным жестом руки…


Отец был принят на третий курс – правда, пока лишь на отделение общей медицины: вакансий на кафедре хирургической неврологии медицинского факультета Сорбонны не было… Но профессиональные амбиции уже давно его оставили. Единственной целью было получить диплом врача и как можно скорее приступить к медицинской практике. Он помнил английскую поговорку: «Работа – лучшее противоядие от горя».


До начала занятий оставалось меньше месяца, и отец решил основательно заняться французским языком. Он купил несколько учебников, словарей, старался побольше разговаривать с людьми, слушать радио, читать газеты… Как-то, сидя в кафе, он развернул свежий номер «Paris Soir». На одной из страниц ему попалась коротенькая заметка под заголовком «Банкир ограбил собственный банк»: «Франкфурт, Германия. Известный австрийско-немецкий финансист предстанет перед судом по подозрению в ограблении собственного банка». Далее сообщалось о том, что в особняке бывшего директора франкфуртского отделения «Дойче-Банка» была найдена сумка инкассатора с крупной суммой денег. Сумка пропала восемь лет назад, но тогда полиции не удалось выйти на след грабителя. И вот недавно один из слуг финансиста случайно обнаружил её в книжном шкафу хозяина – и сообщил об этом полиции… Имя финансиста не сообщалось, но отец отчётливо вспомнил историю дворецкого Фридлендеров – Гюнтера, и его охватили самые дурные предчувствия…


Первой мыслью, которая мелькнула в его голове, была немедленно отправиться к Элизабет и сообщить ей эту новость. Но вспомнив сказанное ему на прощание суровое «Уходи! Я больше не хочу тебя видеть!» - он решил поступить по-другому: вырезать заметку из газеты и отправить её «инкогнито» по почте. Заплатив за ужин и за газету, отец отправился к себе, в пансион на Рю де Шарон. В гостиной не было никого, не считая господина в модном сером костюме и надвинутой на лоб элегантной шляпе. Господин сидел в кресле и читал газету, не вынимая сигары изо рта… «Доктор? Доктор Зайднер?!» - удивлённо воскликнул отец. «Да, коллега, вы не ошиблись! Как говорит старинная французская пословица: “Все лисы встречаются в лавке меховщика!”»