Своё об Одессе

        Я не родился в Одессе и до восемнадцати лет бывал тут только наездами. У нас в Доманёвке говорили «Поехал в город», и я считал, что «город» и «Одесса» - разные вещи. А когда в четыре года впервые попал в город, и мама объяснила, что город называется Одесса, я ещё какое-то время жил в полной уверенности, что город в мире всего один – чудесный город Одесса.
 
        И сейчас, через шестьдесят четыре года, хорошо помню, как папа колхозной «полуторкой» вывез нас с мамой на станцию Каменный Мост под Первомайском. Помню лица соседей – мужчины и женщины – в общем вагоне. Помню массу несущественных деталей хоть ехали мы ночью, при свете тусклой лампочки. Да и как я могу не помнить, если впервые ехал на поезде?
       
        Приехали к папиной сестре, глухонемой тёте Мане, которая с мужем, тоже глухонемым дядей Витей, жила в полуподвале на Пушкинской 57. Войдя во двор, я ощутил очень приятный запах. Так с запаха жареной рыбы началась для меня Одесса ХОРОШАЯ. Переступив порог квартиры, попал в объятия самой доброй в мире глухонемой тёти. Так началась Одесса ДОБРАЯ. Вообще, что такое добрые незнакомые люди впервые почувствовал в тётином дворе, когда сквозь шум примусов раздался возглас: «К Мане приехал племянник из Доманёвки!» и соседи выбежали на меня смотреть. Только через много лет, став студентом истфака, я понял, что вся Одесса знала о Доманёвке благодаря печально знаменитым еврейским гетто 1941 – 1944 годов. Тогда же я прятался за маму, стесняясь знаков внимания со стороны разговорчивых женщин, но мне было как-то необычайно тепло.
       
         Что Одесса КРАСИВАЯ, как и само понятие «красиво» впервые осознал на Приморском бульваре. Увидев с «Потёмкинской» лестницы море закричал: «Ой, мама, дивись як красіво!». Мама, вспоминая об этом эпизоде, почему-то всегда смахивала слезу…
       
         В первый приезд прочно и навсегда отпечаталась в памяти картинка вечерней Одессы: угол Екатерининской – Ланжероновской, огни фонарей, множество смеющихся людей, девушки в развевающихся платьях с маленькими букетиками в руках. Так мне приоткрылась Одесса ВЕСЕЛАЯ.
       
         Для многих студенческие годы – лучшие в жизни. Счастливы те, кто прожил их в Одессе. Ещё счастливее те, кто учился в центре города. Ну, а уж «суперсчастливчики» – историки, чей факультет находился, можно сказать, прямо в «Горсаду», - в одном здании с научной библиотекой ОГУ.
       
         Ах, «научка»! Десятки историков, написавших воспоминания о факультете, в меру писательского дарования восхваляют труд служителей нашей сокровищницы, их профессионализм и редкий талант создания АТМОСФЕРЫ творчества. Я работал в десятках библиотек бывшего Союза и нигде не встречал такого КЛАССА библиотекарей! Не удивительно, что начало моей ЛЮБВИ к Одессе положила платоническая любовь к женщинам «научки».

        Любовь к Одессе зрела медленно, подспудно, в борении с любовью к Доманёвке. Собственно, о любви к малой родине узнал тоже в Одессе, когда мамина хата начала сниться и я, бросив занятия, умчался домой среди недели. Почти идентично впервые явила себя любовь к Одессе, заставив бросить лопату в мамином огороде и рвануть на свидание с городом.
       
        Сегодня пришел к однозначному выводу: моё отношение к Одессе сформировалось, разумеется, не без влияния красоты архитектуры и ландшафта, но прежде всего под воздействием доброты и внимания одесситов.
       
        Ах, одесситы! Я уже подробно писал в книжке «Незабудки» о теплоте и интересе, с которым Вы приняли сельского хлопца. По этому поводу не грех повториться. Ну, в самом деле, разве случайно передо мной открылись двери множества квартир?! Кормили, выслушивали, наставляли. Вдумайтесь – УЧИЛИ ЖИТЬ! Одесское выражение «Не учите меня жить!» я воспринял с точностью до наоборот и считаю Одессу своей ШКОЛОЙ ЖИЗНИ.
       
        Лучшими учителями «школы» были родители однокурсницы Тани Николаевой Владимир Георгиевич и Галина Степановна. Честно сказать, меня до сих пор удивляет, какой интерес представлял для папы – известного журналиста, и мамы – врача туберкулезного диспансера косноязычный юноша? Думаю, польза от бесед для них была условная. Для меня – огромная!
       
        Параллельно с Николаевыми открывали приезжему душу города одесситы, как-то связанные с Доманёвкой, сотрудники истфака.
       
        Меня многократно и радушно принимали в семьях Шойхетов на Пушкинской, Рошецев на Среднефонтанской, Гуськовых на Радостной, Кобылянских на Дерибасовской, Савченко на Космонавтов, Побережец на Ришельевской.
       
        Гостил у преподавателей Семена Иосифовича Аппатова на Богдана Хмельницкого, Анатолия Диомидовича Бачинского на Преображенской, Михаила Дмитриевича Дыхана на Космонавтов, лаборанта Василия Тимофеевича Лобашевского на Шевченко.
       
        Особенно много в плане «окультуривания» меня и других невежд сделал профессор Дыхан. На его лекциях и семинарах вместо истории Болгарии мы изучали теорию …оперного искусства. Дома у него слушали пластинки с записями арий. «Практические занятия» профессор проводил в оперном театре!
       
        Со мной возились доценты Ирина Владимировна Завьялова и Вадим Сергеевич Алексеев – Попов. Не поставили равнодушно «уд.» и забыли, а именно «возились», назначая индивидуальные консультации, воспитывая ответственность, демонстрируя любовь к профессии и прививая эту любовь студенту. Благодаря их стараниям история, как НАУКА, открылась мне, опять таки, в Одессе…
       
        «Горьковка». Подбивая итоги жизни, неожиданно понял, что у меня, не крещенного до 60 лет, была своя религия – любовь к художественной литературе. Своеобразная медитация при погружении в содержание книг – высший кайф! В Одессе я почему-то разделил библиотеки на две категории: «для ума» и «для сердца». Готовился к занятиям - в «научке», кайфовал – в «горьковке». Любовь к «горьковке» и любовь к Одессе слились, стали чувственными синонимами.
       
        На втором курсе под зелеными лампами любимой библиотеки прочитал (и выучил наизусть последние страницы) роман Паустовского «Блистающие облака». Затем купил в «букине» коричневое собрание сочинений писателя. С тех пор Одесса - «горьковка - Паустовский в моем сознании трансформировались уже в триединую сущность.
       
        Любить город, как и женщину, можно не зная за что. Но чем больше ты узнаешь этих «за что», тем больше любишь. Покажу на собственном примере.
       
        С четвертого класса увлекался легкой атлетикой. С седьмого – единственный в районе выписывал журнал «Легкая атлетика». Был «фанатом» десятиборца Николая Авилова. И вот представьте моё состояние, когда я забрел на легкоатлетический стадион «Динамо» и увидел тренирующегося …Авилова! Как я мог после этого не боготворить Одессу?
       
        Пятнадцать лет прошло от окончания университета до переезда в Одессу на «ПМЖ». То были годы, как поётся в песне, «радости встреч и горечи разлук». Скучал по городу тяжело, просто страдал. Когда же, проведя сложнейший тройной обмен через Оренбург и Краснодар, вошел в СВОЮ одесскую квартиру – очень долго не мог поверить привалившему счастью. Всё казалось – сон…
       
        Потом в душе поселилась тихая радость. Потом появилась гордость за себя, сумевшего провернуть такую операцию. Потом появилось чувство к одесситам похожее на родственное, но сильнее, глубже. Оно неведомо коренным одесситам. Только те из них, кто из «Союза» переместился на Брайтон, меня поймут.
       
        Привыкнуть, что одессит – не могу. На иногородних смотрю свысока, забывая, откуда сам. Узнав, что я из Одессы – завидуют, льстят. Магическое слово «Одесса» было паролем моих личных и деловых контактов на протяжении полувека.
       
        С каждым годом люблю Одессу всё крепче. Всё пристальней вглядываюсь в одесситов, пытаясь определить, не исчезает ли одесский ДУХ. Вижу – не исчезает! Пессимисты говорят: «Одесса – не та…». Конечно – «не та». А вы что хотели, чтоб она была как при Мишке Япончике? Важно другое. Стремительно меняясь, неся неизбежные потери в «живой силе» Одесса сохранила стратегические высоты и упорно продвигает свои ценности в стране и мире. В авангарде движения идут «Всемирный клуб одесситов», «День смеха», «Дом клоунов», «Золотой Дюк», Жванецкий, радиостанция «Одесса-мама», газета «Порто-франко».
       
        Не стремлюсь назвать побольше выдающихся носителей одесского духа. Можно, но не стоит, поскольку невольно обижу тысячи истинных одесситов – элиту одесского НАРОДА.
       
        В заключение поделюсь своей давней мечтой. Очень хочется, чтобы город имел ежегодный «Фестиваль песен об Одессе» мирового масштаба. Для реализации идеи, согласитесь, есть АБСОЛЮТНО ВСЁ! Так чего ждем?

               
                Валерий Варзацкий