Т. Г. Шевченко и цыгане

СЭРВЫ НА РИСУНКАХ КОБЗАРЯ.

Цыганская тема не относится к главным в художественном наследии Тараса Шевченко, однако было бы
неверно этой темы вовсе не коснуться. Цыгане "с покон веку" жили с украинцами бок о бок.
Природная наблюдательность и художественный талант позволили Шевченко создать графические
произведения, представляющие несомненный этнографический интерес. Цыгане Украины не были
избалованы в середине XIX века вниманием художников. Вот почему работы Тараса Григорьевича дают
уникальную возможность зрительно представить облик украинских цыган этнической группы «сэрвы».

Прибытие цыган на Украину можно датировать серединой XVII века. Уже к XIX веку они очень многое
переняли от украинцев.
Благодаря рисунку Т.Г.Шевченко мы можем с уверенностью сказать, что цыганки к 1841 году уже переняли
местную манеру делать пышный тюрбан с узлом, завязанным на лбу, как это делают украинские женщины.
И точно такие же платки мы наблюдаем на иллюстрации Шевченко.

Хотелось бы подробнее остановиться на этой иллюстрации, опубликованной во втором томе собрания
сочинений А.С.Пушкина (СПб., Брокгауз-Евфрон, 1908 г.) – с подписью: «Цыганский табор. Редкая гравюра
по рисунку Т.Г.Шевченко для несостоявшегося издания соч. Пушкина. Воспроизводится впервые с
экземпляра коллекции П.А.Ефремова».

Российская цензура изменила первоначальный вариант, принадлежавший непосредственно Кобзарю и
выполненный его рукой. Признавая, что композиция, близкая к овалу, не характерна для руки Тараса
Григорьевича, мы можем с уверенностью утверждать, что это грубое вмешательство "правщика" в
первоначальный (и увы утраченный) эскиз. Но, можно с уверенностью заявить, что персонажами исходной
зарисовки были именно украинские, а не русские цыгане. Об этом говорят косынки с завязанными
спереди концами, и навесы, ничуть не похожие на русско-цыганские палатки. Есть и ещё одна черта,
указывающая на принадлежность изображённого табора к восточной, а не западной ветви кочевого
народа. Как известно, русские, польские и латышские цыгане традиционно отличались крайне строгими
понятиями о «приличном» и «постыдном». В частности, мужчина считал для себя позором, если сородичи
увидят его без рубашки. Для балканских и родственных им групп, напротив, в этом не было ничего
особенного. Не случайно А.С. Пушкин, вернувшись из Молдавии и описывая табор, оставил характерную
строку: «детей и старцев нагота». И не случайно великий Кобзарь в поэме «Вiдьма» даёт очень близкое
описание:

Коло осiннього миколи,
Обiранi, трохи не голi,
Бендерським шляхом уночи
Iшли цигане.

Типичным выглядит на иллюстрации к пушкинским «Цыганам» огромный вырез на рубахе наклонившейся
вперёд женщины (такая одежда, практически не закрывающая грудь, встречается на зарисовках, а потом
и на фотографиях вплоть до середины ХХ века).
Впрочем, при всех верно подмеченных мелочах, нельзя не отметить, что взгляд автора – это «взгляд
извне». В сущности, подавляющее большинство художников (включая Шевченко), прежде всего, видит в
цыганах нечто яркое, романтичное, броское. Сложная система взаимоотношений в таборе и скрываемые
от «чужаков» обычаи проходят мимо внимания людей искусства.
Как типичный представитель коренного народа, украинский классик берёт сюжетом стереотипные сцены.
В его представлении цыгане - это таинственное гадание, походная кузница, ручной медведь,
зажигательная музыка и конокрадство.
Из сказанного отнюдь не следует, что графика Шевченко может хоть чем-то затронуть национальное
самолюбие.
Великий гуманист трактует ту же ворожбу как пасторальную сцену, от которой исходит умиротворение.
Поскольку всё познаётся в сравнении, следует вспомнить, что художники западной школы предпочитали
изображать предсказание судьбы в сочетании с кражей. Начиная с Калло и Латура, художники
изображали гадалку, заговаривающую клиенту зубы и её подручных, вытягивающих тайком кошелёк.
Шевченко (не понаслышке знавший о неволе) без сомнений встречал осуждённых представителей этого
народа. Он не мог не знать, как низок у цыган уровень правонарушений, связанных с насилием против
личности. Убийство и разбой, за которые осуждали значительный процент «коренных жителей» любой
европейской страны, исключительно редко встречались в таборной среде.

Шевченко отмечал: «Воруют цыганы с большой ловкостью и осмотрительностью, но обыкновенно одни
мелочи: съестные припасы, одежду и другие необходимые потребности. Опасной кражи и грабительства от
цыган ожидать нельзя... Вообще же с цыганами обходятся неприветливо и часто очень жестоко; и очень
должно удивляться, что они не сделались ненавистниками людей и действительными злодеями».
Тарас Григорьевич, конечно же, не был знаком со статистическими данными, но его личный опыт
отразился в графической форме. Цыган-арестант изображён им с несомненной симпатией. Это не
мрачного вида злодей, а темпераментная и непосредственная личность - «дитя природы».
В 1852 году Никита Савичев видел упомянутый выше рисунок во время встречи со ссыльным Шевченко.
Впечатление Савичева настолько характерно, что стоит процитировать его полностью.
«Другой рисунок тоже был сделан сепией: к стоящей на углу улицы живописной украинской хате-шинку
двое солдат привели двух арестантов, скованных железами поодиночке и вместе один с другим. Один из
солдат вошёл в корчму, а другой, опершись на руку о верхний косяк наружной двери, стоял спиной к
зрителю, в ожидании чарки водки от товарища. Он покосился на отдыхавших у стены арестантов. Это
были – один великорусс, другой цыган. На улице, в глубине дальнего плана, появилась группа
странствующих цыган, представляющая из себя вакханалию: бубен, скрипка, скоморошная песня,
неистово пляшущие женщины – всё это было в разгаре. Арестант цыган, поражённый родными звуками
свободы, рванулся и выставил голову за угол хаты; но с тем вместе он потянул за собой товарища,
апатично преследовавшего в своей одежде паразитов. Загремели цепи, и потревоженный русский
арестант злобно глядел на цыгана, а караульный солдат обратил на шум внимание, выразившееся в
повороте головы. И всё тут. Но как это сделано…».


"ВИДАЛ ЦЫГАН МОСКАЛЬСКИХ, ДИКИХ И ПЬЯНЫХ..."

Мужчины-сэрвы одевались подобно местным жителям. И обувь, и широкие шаровары показывают, что
перед нами именно украинский цыган. Об этом же красноречиво говорит и то, что персонаж не
постеснялся обнажиться по пояс (как уже говорилось выше, русский цыган никогда бы так не поступил).
Следует разъяснить, что понималось в середине XIX столетия под цыганской пляской и, вообще,
цыганской музыкой. Как это ни покажется странным, Шевченко не мог слышать практически ничего из
современного «фольклорного» репертуара. То, что сейчас исполняется цыганами, возникло, большей
частью, в XX веке, причём в России. Украинские же цыгане – сэрвы – не имеют фольклора на своём
диалекте. Они по сию пору мастерски исполняют украинские народные песни и произведения,
заимствованные у других групп цыган. Уже во времена Шевченко существовали тесные контакты русской и
украинской цыганских диаспор. Из сэрвицкой среды пополнялись хоры, пением которой восхищалась
элита российского общества. Кобзарю не довелось познакомиться с лучшими образами русско-цыганского
вокала. Его единственное столкновение с профессиональным хором оставило по себе саркастическую
запись в дневнике. Предаваясь воспоминаниям о «ромёнской ярманке» на Ильин день в 1845 году, поэт, в
частности, замечает: «И москальских цыган я тогда в первый раз слышал и видел, как они отличались
перед ремонтёрами и прочею пьяною публикою и как в заключение своего дико-грязного концерта они
хором пропели:

Не пылит дорога
Не дрожат листы
Подожди немного
Отдохнёшь и ты.


Намекая этим своим пьяным покровителям, что им тоже не мешало бы отдохнуть немного и собраться с
силами для завтрашнего пьянства. Думал ли великий германский поэт, а затем и Лермонтов, что их глубоко
поэтические стихи будут отвратительно дико петы пьяными цыганками перед сбором пьянейших
ремонтёров? Им и во сне не снилась эта грязная пародия».
Тарас Григорьевич побывал на концерте коллектива низкопробного, стремящегося угодить вкусу
мещанства. Высокий уровень исполнительства был характерен для хоров, которые выступали в
дворянской среде, и которые, увы, Шевченко услышать не довелось.
В XIX веке хоровой репертуар московских и петербуржских хоров состоял исключительно из романсов в
сочетании с русскими и украинскими народными песнями. Первые, причём весьма несовершенные
произведения на цыганском языке появились в хоровом репертуаре только на исходе столетия.
Соответственно, артисты из сэрвицкой среды, возвращаясь на Украину, могли обогатить сородичей
исключительно сочинёнными романсами. Что же понимал Шевченко под цыганской песней и пляской,
отражая их в своих произведениях?
Цыгане славятся как гениальные интерпретаторы чужого фольклора. Внося нечто особенное в манеру
пения, расставляя неожиданные акценты, они значительно обогатили музыку Испании, Румынии, России,
Венгрии. Конечно же, и на украинских землях вновь прибывшие таборы быстро освоили местную
фольклорную традицию и к эпохе Шевченко умели в совершенстве исполнять украинские песни и пляски.
Они делали это с присущим цыганскому темпераменту азартом, причём лёгкий «ориентальный» акцент
лишь способствовал успеху их выступлений.
Арестант в шароварах, это, конечно же, сэрво. «Родные звуки», услышанные им из-за угла дома – без
всяких сомнений слегка перелицованный украинский фольклор.
Существуют источники, позволяющие назвать наиболее популярные произведения из этого ряда. Как уже
говорилось, хоры русских цыган подпитывались за счёт исполнителей с Украины, а в результате
издаваемые в столицах песенники содержат такие вокальные номера, как: «Чоботы», «Спыть жинка и не
чуе», «Ой, був, да нема», «Чоловiк сiе жито», «Нехай так», «Ой, Василю», «Як сказали вражьи люди». Очень
велика вероятность, что одна из этих песен и донеслась из-за угла хаты до изображённых Тарасом
Григорьевичем арестантов.

Цыганская тема у Шевченко прослеживается не только в изобразительном искусстве. Как поэт и прозаик
он неоднократно упоминает цыган. В его творчестве имеются и подробные описания таборного быта.
Мысль о том, что Шевченко относился к цыганам с симпатией, вряд ли будет слишком смелым допущением.
Достаточно посмотреть на текст поэмы «Вiдьма», рисующей, как несчастная украинка, которой нет места в
жестоком мире, находит приют в кочевом таборе. Цыганам нет никакого расчёта брать к себе
полубезумную женщину. Они сами живут в крайней нищете. Но первый же их душевный порыв при виде
заговаривающейся бедняжки:

«…Будь ти з нами.
У нас, ей богу, добре жить».


Три года «приблудная» кочует с табором, чувствуя дружескую поддержку. Старая цыганка Мариула учит её
знахарствовать, передавая секреты трав.
Украинский классик верно отразил сердцевину цыганского мироощущения: характерной чертой цыганского
народа является то, что гонимый «чужак» всегда мог найти у цыган защиту, в таборах зачастую
скрывались преследуемые законом люди. Во время войны цыгане прятали от немцев сбитых лётчиков, 
укрывали партизан, спасали евреев (что послужило нацистам основанием для расправ).


ВОЛЕН ЦЫГАН, КАК КОЗАК


Важным индикатором отношения Шевченко к кочевому народу можно считать афористичную фразу из той
же «Вiдьмы». Описывая цыгана, он вскользь роняет: «Зане вiн вольний, як козак».
Вряд ли стоит подробно описывать, как вечно стеснённый поэт боготворил свободу, чтобы по достоинству
оценить его взгляд на людей, реально этой свободой обладавших.

Впрочем, у цыгановедов есть и повод для критики. Для развития сюжета, Тарасу Григорьевичу
потребовалось, чтобы в таборе не было детей. Тогда становился художественно оправданным
страдальческий монолог главной героини. Между тем, бездетный цыганский табор - нонсенс. К сожалению
Шевченко принёс в жертву сюжету достоверность ситуации.


Прежде, чем проанализировать отрывок из прозаического произведения Шевченко «Близнецы»,
необходим комментарий исторического характера.

ПОЛКОВЫЕ РОМЫ

Цыгане левобережной Украины были разделены в XVII и XVIII столетиях на 10 полков, во главе каждого из
которых стоял атаман. Власти ждали от цыган исправного внесения денег в «скарб войсковой». На
цыганских полковников была возложена ответственность за налоговые сборы. Предполагалось, что
атаманы будут гасить внутренние конфликты и вершить правосудие. Конечно, в реальности разбором дел
между цыганами занимался не «формальный лидер», сумевший зарекомендовать себя в глазах властей, а
так называемый цыганский суд (на сэрвицком диалекте «сэндо»). Уважаемые пожилые цыгане
руководствовались отнюдь не законами империи, а своими цыганскими. Их решения исполнялись
беспрекословно. Если же возникали недоразумения между цыганом и украинцем, дело разбиралось в
обычном суде.
Это пространное предисловие позволяет сделать вывод, что, даже не имея с цыганами тесного общения,
Тарас Григорьевич был в курсе их истории. Свидетельство тому – отрывок из «Близнецов», а именно то
место, где описывается родословная героя. Углубляясь почти на столетие назад, в эпоху после кончины
императора Петра III, Шевченко рассказывает о Карпе Сокире следующее: «Возвратясь в свой родной
Переяслав, он, к его великой радости, беспрепятственно женился на дочери тогдашнего полковника
переяславского цыгана Иваненка, и получил за женою в приданое хутор со всеми угодьями и несколькими
сотнями пахотной и луговой земли на берегах речки Альты».
Из данного текста следует два вывода. Во-первых, Шевченко знал о существовании в середине XVIII века
цыганских «полков». Это тем более интересно, что постановлением от 10 октября 1755 года должности
цыганских атаманов были упразднены, а самих цыган уравняли тогда с прочими обывателями, поставив в
зависимость от сотенных полковых правлений. Таким образом, беглое упоминание о «полковнике цыгане
Иваненке» выдаёт осведомлённость о ситуации, успевшей уже подёрнуться для большинства украинцев
дымкой забвения.

Согласно архивным сведениям, в 1739 году атаманом в Перяславском полку был цыган Иван Косяк. Не
имея дополнительных сведений, можно, однако, предположить, что Иваненко – это его сын. В ту пору
фамилии у цыган, как и у местных жителей часто образовывались на основании отчества.  К примеру,
основатель рода имел прозвище Босак, его сын уже был записан как Босакевич, а потом появилась
фамилия Босаченко.

Во-вторых следует обратить внимание на приданое, которое, как видно из текста, дал зятю богатый
Иваненко. Вопреки стереотипу, изображающему цыган безземельными кочевниками, Тарас Григорьевич в
точном соответствии с исторической действительностью упоминает выделенные Сокире пашни и пастбища
. Архивные документы середины XVIII века однозначно указывают, что у сэрвов уже выделился слой
оседлых людей, многие из которых были богаты. Так некий Павел Мащенко снабдил свою дочь приданым
из двух лошадей и двух больших серебрянных кубков. Батуринский цыган Василий Мина в 1772 году дал
взаймы сумму в 200 рублей (это при ежегодном налоге с кочевников от 50 копеек до 10 рублей).

Современная цыганская интеллигенция Украины питает любовь и благодарность Тарасу Шевченко за
внимание к цыганской теме. Предпринимаются шаги для популяризации поэтического наследия великого
поэта в национальной среде. Так, Михаил Григорьевич Козимиренко, цыган-сэрв, ставший членом Союза
писателей Украины, занимается переводами стихов Шевченко на родной язык. Его публикации положили
начало новому этапу взаимного сближения культур.