de omnibus dubitandum 118. 113

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.113. НЕОГРАНИЧЕННАЯ ВЛАСТЬ…

    Безрассудная жестокость новых властелинов определялась ни чем иным, как степенью озлобленности и ненависти их к закону, праву, порядку и вообще ко всему культурному.

    Всюду власть находилась в руках моральных калек, людей беспринципных, обиженных судьбой, иногда природой, недоучек, неврастеников, больных, дегенератов, часто с преступным прошлым и долголетним стажем Сибири. Их деспотизм и упоение властью не знали предела. По их минутному капризу расстреливались сотни ни в чем неповинных людей.

    Казалось, что эти мизерные самодержцы умышленно жестоко мстят русской интеллигенции за свою прежнюю обездоленность и долгое пребывание на скромных ролях, мелких людишек. Поощряемые свыше под видом углубления идей большевизма, они творили произвол, насилие и, изощряясь один перед другим в бессмысленных жестокостях, купались в потоках человеческой крови и, с садистским чувством наслаждаясь мучениями своих несчастных жертв.

    Неограниченная власть над жизнью и смертью обывателя туманила им головы. Они лихорадочно спешили насытиться ею, быть может, чувствуя неустойчивость и временность своего положения.

    Все культурное, интеллигентное, все, что было выше грубого их невежества, сделалось предметом травли и беспощадной мести со стороны этих деспотов.
Крикливые приказы новых владык обычно были безграмотны и даже противоречивы. Но одно было неоспоримо, что все они дышали слепой злобой и яростью, против всего государственного и в своей основе разжигали наиболее низменные и пошлые стороны человеческой натуры. Это было ничем неприкрытое, голое, мерзкое и отвратительное натравливание подонков общества и черни на интеллигенцию и особенно на офицерство.

    Под вечер 17-го января достигли ст. Волновахи. Через щели вагона рассматривая станцию, мы поразились ее видом. По краям перрона видны были пулеметы, направленные на наш поезд, а между ними выстроенные в две шеренги стояли вооруженные рабочие, преимущественно подростки 16-18 лет и лишь кое-где в качестве начальства суетилось несколько матросов. Частная публика очевидно на станцию не пропускалась, на что указывало наличие нескольких постов, окружавших станционные постройки.

    Всматриваясь в развертывающуюся передо мной картину военно-революционного "боевого порядка" я не мог не подметить по некоторым деталям, много театрального, рассчитанного по-видимому исключительно на игру на казачьем воображении.
Действительно, думал я, появись сейчас один взвод хорошей старой сотни и вся эта вооруженная рвань трусливо и панически бросилась бы в разные стороны. Да быть может и вся эта церемония встречи нашего эшелона ничто иное, как маскировка своего страха перед казаками, правда уже разоруженными, но все же могущими дружно выскочить из вагонов и с нагайками в руках, с гиком обрушиться на беззаконных представителей столь же незаконной власти и, гнать и стегать их до полного их изнеможения.

    Я был уверен, что несмотря на обилие вооружения и пулеметов, все эти новоиспеченные защитники резолюции, при соприкосновении с казаками чувствовали себя не совсем спокойно и, наверное, не могли отделаться от невольного чувства страха.

    Поезд остановился. Тотчас же раздались крики: "из вагонов не выходить, иначе будем стрелять, ожидай обыска".

    Однако, это предупреждение на казаков не подействовало, или они его не расслышали. Они выскакивали из теплушек, группировались небольшими кучками вдоль поезда, но на станцию не шли. Немного погодя эшелон оказался оцепленным редкой цепью красногвардейцев.

    Казаки хмурились, вызывающе поглядывали на них красногвардейцы, кое где между ними вскоре началась перебранка. Местами спор принимал довольно острый характер и грозил перейти врукопашную. Казаки противились предполагавшемуся обыску, заявляя, что таковой уже был на ст. Александровск, что оружие у них отобрано и на целый эшелон оставлено только 2 винтовки, о чем у них имеются соответствующее свидетельство. Одновременно, они жаловались, что ночью на малых станциях вооруженные крестьяне выводят лошадей из вагонов и, они не могут этому противодействовать, не имея оружия.

    Окончательно разрешение этого вопроса было сделано военно-революционным комитетом, вынесшим постановление в пользу казаков.
За это время мы пережили много томительных и тревожных минут. Наше положение было весьма незавидное, ибо мы являлись нелегальными пассажирами в эшелоне, что, как мы знали из многочисленных большевистских приказов, строго воспрещалось, а нарушители карались.

    В виду возможной проверки документов, мы приготовили наши удостоверения чинов пулеметной команды, но решили использовать их только в крайнем случае и все же надеясь, что, быть может, обстановка сложится так, что мы сумеем усыпить подозрение контроля и пройти за казаков. Вместе с тем, предусмотрительно уничтожили "бесплатные билеты на тот свет" – свидетельства, выданные нам в казачьем бюро в Киеве, на право следования в казачьих эшелонах.

    Насколько могли храбрились и поддерживали друг друга, стремясь отогнать охватившее нас тревожное чувство, дабы к моменту обыска сохранить независимый и веселый вид, что как мы уже убедились на опыте, в такие минуты было чрезвычайно важно.

    Какова же была наша радость, когда подбежавши к вагону, знакомый нам казак передал, что обыска не будет, но что эшелон пойдет на Дебальцево, а не на Таганрог, так как там пути разобраны и идут бои с юнкерами. Мы легко и свободно вздохнули. Грозившая опасность миновала и у нас как будто гора свалилась с плеч.
Но вместе с тем, мы сильно огорчились намеченным отправлением эшелона на Дебальцево, что по нашему мнению удлиняло время нашего скитания. Казалось очень заманчивым оставить ночью поезд и попытаться через большевистский фронт пробраться в Донскую землю, что могло быть выполнено под покровом темноты, но при условии хорошего знания местности. К сожалению, этого района никто из нас не знал, а карты не было.

    Наблюдая воинственную обстановку и жизнь на ст. Волновахи, я приходил к заключению, что фронт красных, по многим признакам, не мог быть особенно далеко отсюда, но тем не менее не было никаких данных, чтобы составить, хотя бы малейшее представление об его протяжении и особенно фланге, с целью обойти этот последний.
Одно время мелькнула мысль бежать в свою родную Ново-Николаевскую станицу, расположенную недалеко от Таганрога, но это пришлось оставить из-за опасения наткнуться на красные части. Кроме того, будучи один и добравшись благополучно до станицы, я бы сумел там найти себе убежище, а затем проскользнуть и в Новочеркасск, но рисковать своими спутниками, доверившимися мне, я не мог, если бы станица оказалась в руках красных.

    Эти соображения привели к тому, что я решил продолжать путь в этом эшелоне на Дебальцево, считая, что оттуда пойдем: на ст. Лихую и далее на восток по Донской области, где легко будет оставить эшелон и до Новочеркасска добраться пешком или на подводах, следуя по наименее населенным, а, следовательно, и наиболее спокойным местам. Своими предложениями я поделился с Сережей, а он передал их капитану и прапорщику, вполне согласившимися с моими доводами.