V 7 Казнь

 
 

Мариус Герикк плотнее запахнул плащ, спрятав свой длинный нос от мелких, сыпавших сверху капель.
— Вот, что я вам скажу, – начал он, но договорить не успел. Потому что в непосредственной близости от костра появился Деамайн, совершенно равнодушный к моросящему дождю. Эльф перескочил через чей-то рюкзак и подошёл ближе.
— Ну что, бойцы?
— Всё хорошо, заместитель, – отозвался за всех Мариус Герикк.
— Эй, товарищ заместитель! – окликнули партизана от другого костра. – Ты когда-нибудь устаёшь? А то всё по лагерю мотаешься.
— Разговорчики! – одёрнул Деамайн, рассмеявшись. – Я не мотаюсь, а слежу за порядком.
Герикк проводил его взглядом и жестом поманил поближе своих собеседников. Один был совсем ещё юн, лет семнадцати, со светлыми глазами. Второй – наоборот, уже в возрасте. Он лежал на своём плаще, укрывшись курткой, и теребил седую недлинную бороду.
— Вот что я вам скажу, – продолжал Мариус Герикк.
— Что? – спросил бородатый.
— А то. Что не нравится мне наш командир.
Юноша сглотнул и посмотрел на Деамайна, который у соседнего костра расшевелил кого-то из новобранцев и учил его правильно держать меч.
— Не нравится?
— Совсем не нравится.
— А… почему?
Бородатый прищурился.
— Потому, – пояснил длинноносый Мариус Герикк. – Превратил обоз Змий знает во что. Баб натащил в армию…
Он сплюнул.
— Сам ты, – подал голос бородатый, – баба. Одна жена его. Ещё – целительница.
— Жена… Знаем мы таких жён. Хорош командир – всех баб под себя сгрёб. А я жену год как не трогал…
— Ты это… – возмутился светловолосый юноша. – И ничего он не сгрёб! У него жена только. И та тоже не просто так. Целительница.
— Только жена, говоришь? А рыжая? Что, тоже целительница?
— Лучник она, – сообщил бородатый, всё так же меланхолично теребя бороду.
Дождь немного ослаб.
— Не смеши, а. Лучник… Она тетиву натянуть не в силах. Только зря еду на неё переводим.
— Твоя еда? – поинтересовался старик. – Вот, то-то.
— Еда, может, и не моя. Но мне из-за командирских баб раньше дохнуть неохота. – Глаза Герикка сверкнули. Он наклонился ближе к собеседникам: – Я вам говорю, командир своих девок из наших животов кормит. А вы всё терпите. Ах, товарищ командир, товарищ командир. Как овцы! А мелкую он зачем приволок, а? Ну?
— Они сами, – вступился молодой солдат. – Рыжая с маленькой девчонкой сами прискакали! Что их было посередь дороги бросать.
— Нет, тащить с собой и харчи на них переводить. А он и рад стараться. Ночью не холодно, и хорошо.
— Ты, – одёрнул его бородатый, – всех по себе не мерь. Ежели ты, помимо жены ни одной юбки не пропустишь, так это не значит, что все такие.
— А что я? Я за собой баб на войну не тащу. И по три разом в постели не…
— Заткнись, – оборвал его старик. – Умные речи приятно слушать. Тебя слушать неприятно.
— Правда, Мариус…
— Что Мариус? Глаза раскройте! Целует он крылатую, а брюхатой ходит рыжая!
— Что-о?! – распахнул глаза парень. – То есть ка-ак?!
— А вот так. Сам слышал, как он её обхаживал. Как ты себя чувствуешь, да в твоём положении надо хорошо питаться…
Длинноносый сплюнул снова и вывел:
— То с бабами развлекается, то вообще обоз бросает. Дрянь он, а не командир.
 
Пошёл дождь. Небо снова затянули тучи – тяжёлые, грозовые – но вместо ожидаемого буйства стихий сверху сеяла лишь холодная морось. Ветер, правда, утих, и теперь дождь заливал не палатки, а только костры, вызывая недовольство уставших за день лошадей – те встряхивались и фыркали, мягкими носами пытаясь раскопать в пожухлой траве, усыпанной осенними листьями, что-нибудь более-менее сочное. Овса им явно не хватало – оно и понятно, провизии было слишком мало, поэтому животные, как и люди, за время путешествия сильно похудели и осунулись. Компания сгрудилась у костра, прижавшись друг к дружке и пытаясь хоть немного согреться.
— Мне теперь нельзя командиром светиться, – сказал Дэннер. Ласточка дремала у него на плече, он удерживал одной рукой полу своего плаща на ней. – Здесь всем постам моя физиономия, поди, по ночам в кошмарах снится – как-никак, я государственный преступник номер один. Да и Дерр с партизанами надо прятать – нас теперь будут рассматривать более тщательно. А где прятать – неизвестно. Пушистого тоже особо в толпе не потеряешь. – Треснул, сломавшись в длинных пальцах, сухой прутик. Дэннер швырнул обломки в костер. – Чёрт, у меня уже мозги плавятся.
— А рыжая? – напомнил Илвар. – Эндра.
Дэннер одарил его самым мрачным взглядом. Телеги и фургоны тёмными тенями сгрудились полукругом, создавая импровизированную баррикаду на случай нападения. Поблёскивал сбегающими капельками дождя мокрый брезент, лошади устало переступали с ноги на ногу. Им хотелось отдыха, но под дождём не спалось. Вернувшийся после длительного отсутствия Ушастый, напротив, свернулся калачиком на своём законном месте – за пазухой у Аретейни. Пригрелись оба. Дэннеру хотелось поцеловать жену, но он опасался ненароком придавить нахального, но оттого не менее очаровательного зверька. Пушистый приподнял тяжёлую морду, недовольно мотнул ею, не просыпаясь, стряхивая дождевую воду. Во все стороны полетели брызги. Под боком у зверя завозилась маленькая, сжавшаяся под насквозь промокшим плащом, фигурка – Дерр. Вместе с огромной мохнатой зверюгой хрупкая светловолосая девочка составляла странный, тревожный контраст.
— Зверинец, – фыркнул командир, закрываясь свободной рукой.
— А чё Рыжая? – не сообразила Дерр.
— Ну, она ведь тоже эльф, – пояснил Илвар, чем вызвал приступ коллективного хохота.
— Ага, это ты верно подметил, – сказал Дэннер. – Рыжая у нас эльф! И никак не иначе. А ты откуда узнал, можно уточнить?
— Я серьёзно, товарищ командир.
Дэннер перестал улыбаться.
— Так она ещё не вернулась. Чего ты?
— А где она?
Командир протянул руку и щёлкнул Илвара по носу.
— Всё-то тебе расскажи.
— Да скажи, чего уж там, – подал голос Кристофер. Он уже не первый день работал над созданием портала. Ласточка ему активно помогала, в результате чего дебаты не прекращались ни на час. Правда, пока что, все их труды не приносили результатов.
— А смысл рассказывать? – резонно заметил Дэннер. Остальные грустно притихли. Поднялся ветер, швыряя дождевую морось в лицо. Пламя костра заплясало, но погаснуть ему не грозило – о дровах позаботились заранее, и потому жар от углей испарял мелкие капельки раньше, чем они успевали замочить его.
— Чтобы они не беспокоились – неужели, непонятно? – Халлис поднялась и поспешила в фургон, откуда донеслось бормотание проснувшегося Ратибора. Ребёнок действительно плохо спал. Дэннер удивлённо поглядел на целительницу.
— Так ведь я же сказал, что всё в порядке. Зачем беспокоиться?
— Наш батька, – неожиданно заговорила Илька, – тоже каждый раз велел не беспокоиться. А мамка всё равно за него боялась. И батьку имперцы свели.
— Вот потому, что боялась – и привлекла страхом беду, – невозмутимо заключил Дэннер. – С нами происходит то, к чему мы, осознанно или нет, себя готовим. Бояться не надо. И тогда всё будет хорошо. – Голос прозвучал с такой спокойной уверенностью, что всем снова расхотелось с ним спорить. Крылатая завозилась, устраиваясь поуютнее у него в руках под плащом.
— А я, вот, не боюсь, – сообщил Илвар. – Я опасаюсь.
Дэннер прикрыл понадёжнее Аретейни и отозвался:
— Остерегаться тоже не нужно – раз всё хорошо. Ты спи, парень. Поздно уже, а завтра на тренировку.
— Холодно спать, – вздохнул Илвар. У них не было палатки и не хватало одеял – приходилось спать в фургоне, тесно прижавшись друг к дружке чтобы не замёрзнуть. Командир, правда, спал вместе с ними. То есть, он спал с Ласточкой, а Ласточка, соответственно, вместе со всеми, у кого не оказалось снаряжения. Дэннер каждый раз давал себе слово обеспечить друзей всем необходимым – и каждый раз обстоятельства складывались не в его пользу.
— Не спать ещё вреднее, – заметил Дэннер.
Дерр завозилась снова и уселась, похожая на мокрого обиженного птенца.
— Мутно как-то. Как там Воробей, а? Ему не мутно?
— Не мутно, не мутно, – успокоил Деамайн.
— Вот, чё ты вредничаешь, а? Чё его списал в мутность, а?
— За нарушение дисциплины, – отрезал эльф. – Остальное к командиру. Сочтёт нужным – выпишет обратно.
— Остроу-ухий… – немедленно затеребила Дэннера волшебница. – Остроухий! Верни Воробья…
Деамайн подсел к костру и принялся греть озябшие руки.
— Звёздочка… Када меня в штрафной спишешь, а?
— А тебе не терпится, – улыбнулся партизан.
— Мне надо, – смутилась волшебница, утыкаясь в мокрую шерсть зверя. – Надо мне!
— Знаю я, что там тебе надо! – рассмеялся эльф, но тут же посерьёзнел. – По обозу больше не бегай. Аретейни, ты тоже.
— Да они и так не бегают. – Дэннер поднял голову. – Что-то случилось, Деамайн?
— Пока не случилось, товарищ командир. Но мне это уже не нравится.
— Слушаю.
— Видишь ли, командир, эльфьи уши имеют определённые преимущества. В частности, сидя за одним костром, можно услышать, что говорят за другим. Даже если говорят тихо.
— Поговорим наедине? – предложил Дэннер. – Когда все уснут.
— Непременно.
Лагерь постепенно затих. Тогда командир поднялся и тихо направился к ближайшим деревьям, где их точно не смогли бы подслушать друзья. Он думал о том, что Ласточка непременно увязалась бы следом, если бы так не устала. Или Дерр, которой непременно всё-всё надо было знать. А то и обе… в такой толпе, вообще, одиночество роскошь. Позади зашелестела трава.
— Деамайн! – Командир помахал рукой, чтобы лучше было видно в темноте, где он находится. Партизан подошёл, перешагивая растяжки и улыбнувшись Дэннеру. Остальные мирно посапывали в фургоне. Даже Дерр ценой невероятных усилий удалось в него впихнуть. Командир дождался, пока эльф подойдёт вплотную, и позвал:
— Идём со мной.
Шли молча. Дождь хлестал пригоршнями холодных капель в лицо, сапоги моментально увязли в грязи, идти было тяжеловато. Они остановились метрах в ста от лагеря, среди деревьев. Дэннер прислушался, убедился, что никого поблизости нет, и повернулся к эльфу. Зелёные глаза смотрели серьёзно и настороженно, но голос прозвучал привычно спокойно и ровно.
— Мне не понравился твой тон. Ты говорил о какой-то опасности. Упомянул, что слышал что-то важное. Что это было? Что-то происходит в армии, верно? Кто-то недоволен присутствием посторонних в обозе или обнаружились всё же предатели?
— Насчёт предателей не знаю, – ответил Деамайн. – Но недовольные есть. Точнее, один. Но я бы не стал обольщаться – где один, там и другой. Сволочи, знаешь ли, командир, размножаются со скоростью саранчи. Я лично слышал, как он жаловался, что в обозе столько женщин. Причём, он уверен, что ты, прости, со всеми спишь. Насколько я понял, это его доводит больше всего. Ну, и уже потом всякие там мелочи, вроде нехватки еды и того факта, что ты несколько раз оставлял обоз без командира… Я лишь передаю чужие слова. Я сначала собирался вмешаться, но решил, что лучше просто доложить, а там уж решай ты, командир.
Дэннер повеселел и даже усмехнулся.
— Да я, в общем, именно этого и ждал. Покажешь мне утром этого борца за Родину с эпическим настроем. Разберёмся. – Он выпрямился. – Сволочи, товарищ, не размножаются. Сволочи обнаруживаются. И обнаруживаются они посредством остальных сволочей. Они как домино: одна фишка опрокинулась – и все вслед за ней перевернулись другой стороной. Полагаю, он всё же не один. К сожалению.
Деамайн пожал плечами и привычным жестом поправил свой диковинный меч.
— Размножаются, обнаруживаются… В нашем случае это неважно, командир. Но я не позволю, чтобы всё, к чему шёл ты, я, мальчишки, все эти люди, разрушилось из-за нескольких идиотов.
Командир с Деамайном смотрели на редеющую к востоку стену деревьев. Там кончался перелесок и, если приглядеться, можно было различить далёкий-далёкий гребень гор. Где-то там, далеко позади, остался штаб. За ним – море и странный город со странным именем Остиум. Там, вдалеке, в сером небе вспыхивали зарницы. Дэннер вдруг рассмеялся.
— Всё же, он мне льстит. Надо же – сплю со всеми! Да меня и на Ласточку-то сейчас едва хватает. Дорога тяжёлая.
На этот раз расхохотались оба.
— Стоит попробовать, – фыркнул Деамайн. – А вдруг получится? А если серьёзно, что ты намерен делать?
Дэннер рукавом смахнул с лица дождевые капли.
— Понаблюдать за ним, – отозвался он. – Пусть себе болтает – а я погляжу, сколько народу он сумеет уболтать. Тогда и действовать нужно. Но поговорить с ним я должен как можно скорее. Чтобы не расслаблялся. – Зелёные глаза сверкнули. Деамайн не сомневался в организационных способностях командира – собрал же он как-то целую армию. Всё же, партизан добавил:
— Я пойду с тобой. На всякий случай.
— Не боишься себя выдать?
— Чего мне бояться?
— Верно.
Наутро Дэннер с Деамайном быстро шагали через шумный, собирающийся в дорогу лагерь в поисках нужной локации и нужного человека в ней.
— Взгляни. – Партизан неожиданно остановился и вскинул руку. Дэннер прищурился, создавая телепатический канал.
— Ого, – тихонько произнёс он. – Недовольных уже трое. Во всяком случае, он так считает.
Командир с приветливой улыбкой подошёл к костру, вокруг которого разделывались с остатками пайка несколько человек. Деамайн остановился неподалёку под благовидным предлогом оказания помощи в непосильной задаче скатать палатку.
— Доброе утро, бойцы.
— Здравия желаю, товарищ командир, – привычно отчеканили бойцы, нехотя отрываясь от трапезы и вытягиваясь по струнке.
— Вольно. – Товарищ командир как ни в чём не бывало, потрепал по морде топтавшуюся рядом верховую. Лошадь с готовностью ткнулась мордой ему в ладонь в надежде разжиться чем-нибудь вкусненьким. Голодали все. Дэннер и сам не отказался бы от чего-нибудь съедобного – в глазах предательски темнело. Он выпрямился и улыбнулся.
— Как настроение?
— Хорошо, товарищ командир, – ответствовали солдаты. Бойцы, ага.
Мариус Герикк печально кутался в плащ и гадал, когда же командир уберётся. Не нравился ему командир.
Лошадь не менее печально снова толкнула Дэннера в плечо.
— Ты сам-то как, командир? – спросил бородатый солдат.
— Всё хорошо! – невольно охнул Дэннер, когда лошадка неосторожно ткнулась ему в бок. Дэннер побледнел, рефлекторно ухватил узду и отступил на шаг. Повязка моментально набухла красным, проступив через тонкую ткань льняной рубахи под плащом. Дэннер, разозлившись на себя окончательно, осторожно выпрямился. – Не обращайте внимания...
Деамайн тревожно покосился в его сторону. Командир улыбнулся.
Бородатый покачал головой.
— Ты, командир, присел бы. Оно, конечно, хорошо, что всё хорошо. А ты посиди.
Длинноносый подвинулся, про себя матеря и командира и бородатого.
— Ну, мне не привыкать, – улыбнулся Дэннер, послушно устраиваясь вместе со всеми. Деамайн немедленно втиснулся между ним и длинноносым, к великой радости последнего, и невозмутимо принялся помешивать палочкой угли костра. – Что-то вы невесёлые какие-то, – невинно продолжил Дэннер. – Что-то не так?
— Всё так, – ответил Мариус Герикк. Деамайн невозмутимо продолжал мешать угли.
— Всё у нас прекрасно, товарищ командир.
Парнишка, сидящий напротив, как-то торопливо кивнул, подтверждая, что, мол, да, всё хорошо.
— А по мне, так у вас вид похоронный, – невинно прищурился Дэннер.
— Так, погода не радует, – спокойно пояснил бородатый.
— Не радует, – подтвердил парень, за что удостоился от длинноносого короткого косого взгляда.
— Это уж точно, – согласился командир, поднимаясь. Голос неожиданно сделался жёстким и холодным. Зелёные глаза полыхнули. Дэннер развернулся чтобы уйти и тихо бросил через плечо:
— Имейте в виду, товарищи бойцы, что мы идём за победой. Мне требуются люди, которым она действительно нужна. В противном случае – я никого тут не держу. Мне нужны воины. Патриоты. – Рука его как бы невзначай скользнула по плечу длинноносого. Командир ещё раз улыбнулся и быстрым шагом направился прочь. Деамайн усмехнулся и вытянул ноги.
Бородатый проводил командира взглядом. Паренёк облизнул губы.
Деамайн встал, ободряюще похлопал длинноносого по плечу и тоже удалился.
— Патриоты ему нужны, видали, – прошипел тот, когда оба члена командования скрылись. – Была б у меня тёплая телега да баба под боком, был бы и я патриот.
— Да уймись уже, – одёрнул его бородатый. – Чума.
 

Денёк выдался пронзительно-свежим, сухим и тёплым. Мягкое осеннее солнце уже не растапливало иней, покрывший за ночь хрупкие стебли травы, но приятно согревало. Иней сверкал и переливался искорками, похрустывая под сапогами, в кристальном воздухе носились клёсты и галки в надежде урвать у людей чего-нибудь вкусненькое. Вороны наглели и прыгали прямо под ногами, громким карканьем протестуя против ходивших туда-сюда и сшибающих их с маршрута солдат.
— Тренировка окончена! – сильным голосом объявил раскрасневшийся Дэннер, перекидывая Милдека через голову. Тот улетел, с хрустом примяв заиндевевшие стебельки травы и опавшие листья. Дэннер успел развернуться, наблюдая, как он приземлится из невыгодного положения. – Молодец, – похвалил он. – Прекрасно получается.
Паренёк, обрадовавшись достижению и оценке учителя, отдал честь и вприпрыжку умчался за остальными новобранцами завтракать. Глаза у него при этом так засияли, что Дэннер невольно рассмеялся.
— Всё? – неизвестно откуда, объявилась Ласточка. Она всё ещё хромала, но не преминула с разбегу прыгнуть ему на шею. Дэннер подхватил её, сумев-таки удержать равновесие. Шуточка была довольно травмоопасной – не успей он среагировать вовремя, Крылатая заработала бы серьёзный перелом позвоночника. Для неё это был своеобразный экзамен на доверие: страшно и вся надежда на то, что он сумеет уберечь и защитить. – Ты можешь уделить мне несколько минут?
— Я тебе сейчас все уши... – начал было Дэннер, но его праведное негодование было оперативно прервано поцелуем. Пролетело незаметно около десятка минут, прежде, чем он сообразил, что узенькие ладошки уже давным-давно нырнули ему под рубаху. Если она не прекратит сейчас же... Ему станет абсолютно всё равно, что скоро пора отправляться, что его, вообще-то, ждут, что рана даёт о себе знать и что они, чёрт возьми, находятся осенью в поле, а не в фургоне. – Ты просила несколько минут!
— А что? – искренне удивилась Ласточка. – Больше прошло?
— Не знаю. Но полагаю, что больше. А ты почему не в лагере? Тоже шило в заднице? Я же просил...
— А я с ребятами пришла. Ты мне совсем не рад?
— Я тебе очень рад. Но я за тебя беспокоюсь. – Он прижал её к себе. – Ласточка, мы же не на прогулке.
— Я это от тебя каждый день слышу. Не злись... Я, вот, всю локацию зато накормила. Могу я пользоваться заслуженным отдыхом?
— Угу. – Дэннер потянул носом, повернувшись к её руке, лежащей у него на плече. – Ты когда грибов набрать успела?
— Вчера вечером.
— Так темно же.
— А луна на что?
— Командир!
Дэннер обернулся, мгновенно перестав улыбаться. К ним со стороны лагеря во всю прыть, спотыкаясь, нёсся светловолосый конник. Лошадь, видимо, он оставил – не через лагерь же верхом гнать. А судя по тяжёлому, с хрипом и присвистом, дыханию и раскрасневшемуся лицу – бежал он долго и торопился изо всех сил. Серые глаза широко распахнуты, волосы взмокли от пота и растрепались. Он подбежал, споткнулся и согнулся пополам, тяжело переводя дыхание и упершись руками в колени. Совладать с речью ему удалось далеко не сразу.
— Что произошло? – не выдержал Дэннер. – В чём дело?
Солдат уцепился ему за плечо и потянул.
— Там... увидите. Это ужас какой-то!
— Так. Спокойно.
Солдат кивнул, но распрямиться, пока что, не пытался.
— Двадцать седьмая, – выдохнул он направление.
— И я с вами, – влезла Крылатая.
— Нет, – резко возразил Дэннер.
— В самом деле, – поддержал его конник. – Ты им уже ничем не поможешь.
Ласточка сверкнула глазами и упрямо кинулась догонять Дэннера. Когда она, ругая больную ногу, достигла-таки двадцать седьмой локации, то обнаружила там толпу народу, обступившую что-то в серёдке. Аретейни решительно принялась проталкиваться, извиваясь ужом, пихаясь локтями и больно стукаясь о доспехи солдат, пахнущие кожей, железом и конопляным маслом. Она была тоненькой, но народ стоял довольно плотно, и потому Ласточка едва не задохнулась и отбила себе все рёбра, протискиваясь непосредственно к месту событий. Впрочем, на неё вряд ли обратили внимание – слишком были заняты этими самыми событиями.
Дэннер стоял возле двух трупов и молча разглядывал окровавленные ошмётки внутренностей и торчащие желтовато-розовые обглоданные кости. Земля раскисла от крови, которая тёмными кляксами покрывала траву, листья и сапоги командира. В воздухе висел густой металлический запах, вокруг нетерпеливо прыгали, дожидаясь ухода людей и надеясь полакомиться, голодные вороны. Ласточку замутило. Точно подмечено. Уже ничем не поможешь...
— Кто они такие были, хоть? – мрачно поинтересовался командир.
— А Змий их теперь разберёт, – отозвался кто-то. Аретейни смотрела на прочно приковавший взгляд, отпечатавшийся на размякшей кровью земле, волчий след. Они ведь не знают, скольких успел покусать Илвар. И скольких успели покусать покусанные Илваром.
— Ты, ты, ты и ты, – распорядился Дэннер. – Позаботьтесь о погребальном костре.
— Есть, товарищ командир...
— Да мы даже имён не знаем...
— Что ж поделаешь... Боги рассудят...
— И то верно...
— Кто это? Зверь?..
— Да вона, след-то ейный... Как есть, зверь...
— А где он теперь?..
— А я же говорил, – неожиданно уловили в общем многоголосье чуткие наполовину эльфьи уши. – Я говорил! Это всё потому, что ведёт нас и командует нами нелюдь! Грязнокровка!
Дэннер резко развернулся, едва не сшибив Ласточку. Она проследила за его взглядом. Зелёные глаза оставались спокойными. Пугающе спокойными. Зато Крылатая побледнела и ухватила мужа за рукав. Затем вспыхнула и резко распрямилась, шагнув в сторону автора реплики. Тот посерел, не отрывая широко распахнутых глаз от лица командира. Видимо, в глазах Дэннера читалось всё, что он думает о предателях, продажных трусах, виновных в страданиях Ласточки и имперском режиме. Ратник даже пошатнулся под его взглядом, неосознанно отступая за спины остальных. Да только остальные никак не могли взять в толк, с какой это стати они обязаны пропускать всяких толкающихся, да ещё не в силах были пошевелиться – хотя глядел Дэннер вовсе не на них, их тоже сковал панический ужас. Вокруг ратника и его собеседника потихоньку и как-то незаметно, образовалась мёртвая зона диаметром в несколько метров. Дальше отступить мешали палатки и лениво долизывающий прогоревшие угли костёр. Аретейни ощутила, как мир взорвался, и как за спиной развернулась упругая мощь крыльев – они, казалось, ничуть не пострадали от имперских стрел и тесной арестантской повозки. Вспышка ослепила всех.
— Это вы, – выдохнула Крылатая. Голос взлетел, зазвенел набатом, кровь ударила в голову. – Предатели!!
— Ой, – вскрикнула случившаяся рядом Дерр и затеребила Дэннера за рукав. Она единственная нисколько его не боялась даже в такие минуты. – Это точно дядьки мутные! Я вижу!
— Ласточка, успокойся, – скомандовал Дэннер.
Крылатая немного опомнилась и снизилась, покачивая сжатым в руке мечом.
— Я… – несколько пришёл в себя солдат. – Мы не предатели…
— Да ну, – ледяным тоном оборвала Крылатая. Солдат инстинктивно вскинул руку, защищаясь. – Мы все слышали твои слова.
— Я сказал, успокойся.
Голос словно придавил всех. Людям как-то сразу расхотелось спорить и оправдываться. А захотелось скрыться куда-нибудь подальше.
Возмущавшийся солдат совсем побледнел. Дэннер не сводил с него глаз.
— Повтори. Что. Ты. Сказал.
— Я?! Э-это вы мне?
— Тебе.
Солдат замотал головой, столь активно, будто надеялся её оторвать.
— Н-ничего. Вам послышалось...
— Ого, – негромко произнёс Всадник, поспешно ретируясь. – Волчонок разозлился... Ну всё, кирдык.
— Вы тут... – распахнул глаза подоспевший и протолкавшийся к ним Деамайн. – Ого!
— Деамайн! – обернулась Ласточка. – Скажи ему! Чего он тянет? Эти сволочи нас предать хотели! Они хотели нас имперцам сдать на границе!
Обвинение звонко пролетело над головами – и повисла тяжёлая тишина. Все уставились на двух предателей вслед за командиром.
Крутившийся подле Дерр Пушистый глухо зарычал, пригнувшись в боевой стойке. Остальные так и не издали ни звука. Дэннер спокойно ждал.
— Ничего мы не хо… – начал было предполагаемый предатель, но осёкся и замолчал.
Дерр переключилась на Деамайна и затеребила его за ремень.
— Звёздочка, это мутные дядьки! Я знаю! А Остроухий тож мутит… Чего он мутит?
— Погоди, Дерр, – эльф отцепил от ремня тонкие детские руки и повернулся к предателям: – Не хотели? Это, что, выходит, Аретейни врёт?
Солдат сглотнул.
— Я этого не говорил…
— Ещё б, ты сказал! – воинственно сверкнула глазами Дерр.
— Ну, так как? – взгляд Дэннера по-прежнему упирался в предателей. – Врёт моя жена, или нет?
— Дэннер…
Снова повисло молчание. Плотная, ощутимая тишина.
И среди этой тишины раздался голосок Дерр, звонко отчеканивший:
— Они мутное сказали про Остроухого, я слышала!
— И я… – сказал кто-то.
— Точно, нелюдем назвал.
— И мы слыхали.
— Дэннер, а ты залезь к ним в мозги, – предложила Аретейни, приземляясь подле мужа.
— Этого не нужно, – ответил Дэннер. – Мне нужно, чтобы они ответили сами. И чтобы все слышали их ответ.
Оба предполагаемых предателя сжались спина к спине – будто рассчитывая подороже продать свою жизнь – и невольно ухватившись за рукояти мечей.
— Меч... – Дэннер нарочито медленно обошёл вокруг них, глядя под ноги и чётко печатая шаг. – Честное оружие. Богами одобрено, как орудие справедливости. – Он остановился. – Оба мечники. Как жаль, что честное оружие носят трусы и предатели.
— Остроухий! – жалобно позвала Дерр, машинально теребя свой зелёный шарфик. Дэннер не отозвался. Ласточка сверкала глазами, сжимая сияющий и пышущий жаром огненный клинок. Белоснежные крылья поднимали ветер. Порученные солдаты втихомолку накрыли и оттащили трупы за её спиной. Они не решились ослушаться приказа, да и хотелось скорее покончить с погребением жутко погибших товарищей. Деамайн уставился на собственные сапоги.
— Как же так, – тихо заговорил Дэннер, по-прежнему глядя куда-то вниз. – Как же вы столь быстро Правду нашу забыли? Землю нашу, которая всего золота Империи вместе взятого дороже? Вечную, родную землю. Матерей ваших и жён. Детей ваших. – Последнее слово прозвучало тихо и отчётливо. – Товарищей. Как же вы готовы были продать родную землю и товарищей своих за несколько имперских монеток? – Голос неожиданно возвысился. – Я прав или не прав? Ну! Скажите, если это ложь.
Тишина зазвенела, словно перетянутая струна. Аретейни замерла. Все затаили дыхание. Деамайн отсчитывал удары сердца. Тук-тук. Один. Два. Три...
На десятом ударе у первого из заговорщиков сдали нервы.
— Да чего вы от нас хотите?! – заорал он, вскидываясь и оглядывая лица. Руки у него задрожали, глаза широко распахнулись. – Чего вы прицепились?! Думаете, не надоело всё это?!! Вы же сами не знаете, куда он вас ведёт!! Вы идёте на бойню! А мы жить хотим! Жить! Получить свои деньги – и жить нормально! Что, такие все гордые, да?! Свободу вам подавай!! Да на кой нужна вам эта ваша свобода – когда можно просто подчиниться – и всё!! И жить нормально! Трудно, что ли, кланяться, чтобы плетей не получать?!! Трудно?!! Нелюдей вам жалко?!! А они вас жалеют?! Командир ваш обожаемый – жалеет вас?!! – Он замолк, тяжело дыша и нервно озираясь.
— Так ты признаёшь, что вместе с этим человеком намеревался сдать нелюдей из обоза за определённую плату? – ровным голосом осведомился Дэннер, дождавшись окончания тирады. – Зная, какие последствия повлечёт за собой твой поступок, и полностью осознавая ответственность?
— Если бы узнали про командира – вздёрнули бы весь обоз! – не выдержала Аретейни. – И не было бы никакой армии народного восстания! Нет командира – нет армии. А всех остальных бы повесили на дороге! Вас бы тоже повесили! А то, что имперцы здесь творят – вас не беспокоит?! Они же людей убивают тысячами! а чума, голод, рабство – это всё...
— Аретейни. – На плечо Ласточки легла рука Деамайна.
— Чёрта с два! Мы бы убежали раньше, чем вас бы всех повесили! Из-за таких как вы имперцы и убивают! Вас не жалко! Упёртые ослы! Тупое стадо! Скажете, мы продажные, да?! А вы зато – упрямый скот, который без кнута не слушается! Так вам и надо, идите, идите, защищайте свою драгоценную землю, раз мозгов в голове нет!! Культуру, видите ли, свою им подавай!! Да не всё ли равно...
— Довольно, – оборвал Дэннер. – Я сожалею за оказанное вам доверие. Сдайте оружие.
— Да подавись! – взвыл неупёртый обвиняемый. – И сучку твою я...
Дэннер коротко размахнулся и впечатал кулаком ему в челюсть. Хрустнула кость, обвиняемый пролетел метра три и замер на окровавленной траве.
— Ну так что? – невинно поинтересовался командир, будто бы не замечая медленной, тяжёлой ярости подчинённых. – Все слышали?
— Товарищ командир! – не выдержал кто-то. – Позвольте...
— Нет. – Дэннер вскинул руку. Если так и дальше пойдёт – солдаты этих двоих просто-напросто разорвут после того, как их обозвали тупым стадом и хотели сдать врагу. Они и без того озверевшие. А вот линчевания допускать нельзя. – Сдайте оружие, – спокойно повторил он. – Деамайн, убери отсюда Дерр.
— Чё?! – праведно возмутилась волшебница, проворно отскакивая в сторону. – Не мути! Не мути, те сказали!
Партизан, наконец, устал за ней гоняться и перехватил за пояс. Дерр извивалась ужом, но Деамайн надёжно скрутил её и отнёс подальше.
— Да я тебя... – взвыл второй из обвиняемых, доселе молчавший, выхватывая меч. В одно мгновение Дэннер вскинул руки, отправляя в полёт оба ножа. Один вошёл в сердце, другой – в глазницу всё ещё пытавшегося приподняться второго предателя. Первый успел удивлённо покоситься на торчащую из груди рукоять – он так и не надел обратно доспех, который, видимо, пришлось смазывать и чистить после ливня – и, выронив оружие, медленно осел в траву.
Тишина давила на уши. Где-то в вышине орали вороны.
— Товарищ командир... – подал голос кто-то из солдат. – А не слишком ли легко с ними? Они всё же...
Дэннер шагнул к убитым и выдернул ножи. Чавкнула распоротая плоть. Остекленевшие глаза смотрели в небо.
— Мы не имперцы, – отозвался он. – Не будем уподобляться врагу. Они заслужили смерть – они её получили. А мы не инквизиторы, чтобы убивать медленно.
Ласточка неподвижно глядела на трупы. Меч исчез.
— Всё хорошо. – Командир, не стесняясь, уткнулся лицом в волосы Аретейни. Потом отстранился и махнул рукой. – В дорогу.
И ушёл широким шагом, глядя себя под ноги.
Солдаты, наконец, зашевелились. Потихоньку спало напряжение. Люди разошлись по своим делам.
Деамайн, скатывая палатку, перехватил взгляд длинноносого, который возился с доспехами неподалёку. Тот сразу же отвёл глаза.
Аретейни находиться с крыльями и без одежды на людях было холодно и просто опасно. И она забралась в фургон. Крылья заняли все пространство, заполнив его сильной, ослепительно-белой пеленой. Дерр вжалась в угол, чтобы дать место Крылатой. Ласточка завертелась, устраиваясь, подобралась к Дэннеру.  Он поднял голову.
— Ласточка…
— Дэннер… родной…
Она приподнялась на колени и, обхватив его за плечи, уткнулась ему в макушку.