В Хамовники, к Льву Толстому. Часть 4

 
                http://www.proza.ru/2019/04/30/108

     Закончилась моя стоматологическая зима 2019 года, и на радостях я уже в марте отправилась на Пречистенку на встречу с меркуровским розово-гранитным Львом Толстым. Однако у станции  метро  «Кропоткинская»  меня встретил  гигантский монумент  другому деятелю толстовской эпохи  -  Фридриху Энгельсу, не пожалевшему   немецких денег на марксистcкие  причуды  своего друга Карла. Всегда окружённый стаей голубей, этой стихией мира и любви, Энгельс символизирует на московской земле далеко забредший из Германии призрак коммунизма. А освободившийся от помёта на голове классика  марксизма-ленинизма сизарь, глядя в сторону вновь воссозданного   храма Христа Спасителя, как бы вопрошает риторически:   « А надо ли было будить лихо и городить весь этот « Капитал»  с прибавочной стоимостью и классовой борьбой?»

      За спиной у  богатея Энгельса ощетинился совершенно голыми ветвями сквер, и, хотя в воздухе уже пахнет весной и весело шпарит столичное солнце, но лужи застыли свинцовыми зеркальными островками, а из неумолкающих уст владельцев смартфонов живописно валит пар. Скрестив руки на груди, Энгельс поворотом головы  вправо молча  указует нам путь к памятнику его русского современника, тоже пытавшегося повернуть историю в другое русло, но в отличие от германского  дуэта наш  гигант мысли предлагал очень мирный вариант.  Последователи толстовства здравствуют по всему  миру до сих пор, как, впрочем, и марксисты.

   По узким тротуарам, пропуская бесконечные велосипеды и самокаты развозчиков рюкзачной еды( осенью они были ещё пешими) идём вверх по Пречистенке к музею Льва Толстого. Мы с вами  опять в Хамовниках. Об этом свидетельствует табличка с надписью: « Совет депутатов муниципального округа Хамовники». С обеих сторон улицы нас приветствуют разновозрастные архитектурные шедевры: и  форпост жилых палат ХVII века, и лёгкий портик музея А.С. Пушкина, и доходный дом Костяковой, где Михаил Булгаков по легенде поселил профессора Преображенского из « Собачьего сердца».

    Но о Пречистенке надо сочинять специальную  оду, а  мы же с вами заходим через чугунную калитку ворот во двор бывшей усадьбы Лопухиной, где бывал и наш с вами герой, не подозревая, что здесь когда-нибудь разместится центральная контора его музея.

   Ещё несколько шагов – и вот справа в крохотном скверике обнаруживаем страдальца перемещений по Москве – чудесного, как закатное облако, гранитного Льва Толстого.  Собственно,  здесь, среди сравнительно невысоких строений ХVII –ХIХ веков, он смотрится более камерно, чем на огромной площади Девичьего поля, куда забросила его в 1928 году революционная судьбина.

        Я уже говорила, что первоначально созданный  Сергеем Меркуровым монумент должен был освещать праведный путь к знаниям студентам частного  института Шанявского на Миусской площади,  но этому воспротивились черносотенцы, которые грозили взорвать памятник «богохульнику», отрешенному от церкви. Под их давлением Городская Дума не дала согласия на установку статуи в этом месте, и поэтому пять лет богемный старичок-боровичок прокуковал в мастерской скульптора. Здесь его и застукала команда во главе  с Луначарским, осуществлявшая  ленинский план монументальной пропаганды. Меркуров сам  пригласил высоких гостей с целью предложить им приобрести у него трехметровую скульптуру Федора Достоевского, также заказанную Николаем Шаховым ещё в 1911году( писатель входил в список лиц, коим  было решено установить монументы новой властью).
 
    Комиссия,  побывавшая на Цветном бульваре у Меркурова, согласилась с предложением скульптора и выкупила у него не только  гранитную глыбу Достоевского, но и составлявших триптих по задумке скульптора вместе с монументом автору «Бесов»  – статую-курган Льва Толстого и  загадочную фигуру «Мысль», натурщиком  для создания которой был приглашён молодой Александр Вертинский. Правда,  некоторые источники утверждают, что Толстого скульптор передал большевикам бесплатно, так как Шахов, заказавший памятник, полностью расплатился с мастером.

   К этой теме  возвратимся чуть позже, а сейчас мы вдоволь налюбуемся скульптурным шедевром и с разных ракурсов запечатлим  его на камеру.  Если фигура  великого русского писателя решена схематически, то голова с львиной гривой и широкой бородой выполнена во вполне реалистической манере.  Портретное сходство соблюдено, хотя специфический толстовский нос утрированно преувеличен. Толстой, вырастающий из гранитной массы,  изображен в глубокой задумчивости,  с   заложенными  за ремень руками( на многих прижизненных фотографиях писатель принимает такую позу). Идея Меркурова, снявшего в 1910  году на станции Астапово  посмертную маску писателя,  здесь, в пречистенском дворике,  воочию становится понятной мне: воплотить в камне  всю глобальность деятельности и творчества  Льва Толстого.  По словам скульптора, Толстой вместе с Пушкиным и Достоевским представлялись ему "большими каменными «бабами» из гранита», стоящими  на курганах посреди российской жизни-степи".*

        И чтобы уже совсем «добить» читателя своими изысканиями добавлю, что в комментариях  к  интернет-статье  о Меркурове Б. Бочарников пишет: « В памятнике Льву Толстому  С.Д. Меркуров применил много приемов, характерных амарнскому периоду Древнего Египта».**

        Каково? Однако не уточняется, какие именно это приемы. То-то я думаю, что за загадочные каменные разводы на спине и локтях  писателя   сфотографировала я  через ограду  из Лопухинского переулка. И как бы продолжая египетскую тему, на   высоченном фронтоне теперешней главной таможенной конторы вырастают скульптуры, очень похожие на фараонов, и уже у самого неба  - грозно охраняющие казённые  ценности чёрные орлы, которых я сначала приняла за грифонов.

      Но вернемся в толстовский дворик. Здесь в одном из выставочных корпусов вниманию забредшего сюда путника предлагается выставка с претенциозным названием: « Наполеон Бонапарт и Лев Толстой. В поисках величия».  Не больше, не меньше…

     Но на деньги, которые я могла бы потратить на сравнительный вернисаж-анализ величия двух титанов, я покупаю здесь же в книжной лавке до сих пор мною не прочитанный роман «Воскресенье». По-моему, это лучшая дань памяти писателю, чем предлагаемый музеем тур тщеславия.

     Всё!  С книгой подмышкой я устремляюсь к выходу, где с противоположной стороны улицы меня встречают два великолепных скульптурных льва, стерегущих светло-бирюзовый неоклассический особняк Александры Ивановны Коншиной.  История и интерьеры этого московского чуда отвлекли меня от основной канвы повествования  на целых два часа.  А  Толстой, бывавший тут неоднократно, не  мог не отметить  про себя с усмешкой наличие  забавного «тет-а-тет» своих каменных тёзок. Я же в двух  противостоящих друг другу львиных  фигурах с изумлением узнаю Бонапарта и Толстого, перевоплотившихся в  диковинных  зверей для вечного  философского спора на российской земле.

     Так думала я, пока не углубилась в историю архитектурных перевоплощений     особняка. Теперь я не уверена, что  при Толстом здесь были эти львы, так как  окончательно в эксплуатацию эклектический бирюзовый объект с элементами модерна был введен 23 апреля 1910 года. В общем, сейчас здесь Дом ученых, и я обязательно сюда наведаюсь на какой-нибудь джем-сейшен, чтобы осмотреть сногсшибательные  купеческие интерьеры.
 
      Сразу за домом со львами я поворачиваю в Пречистенский переулок, который, как  гласит впаянная в тротуар медная табличка, до 1937 года именовался – Мёртвым. Та  же табличка двояко  толкует происхождение этого топонима: то ли по фамилии здешней  домовладелицы - Мертваго, то ли  «мёртвыми назывались тупиковые переулки».

  Наконец-то я могу живьём разглядеть  знаменитый  особняк  Московского торгово-строительного общества, построенный  архитектором  Валькоттом  на рубеже ХIХ - ХХ веков. Впрочем, изысканные мозаики и решетки тончайшей работы  этого архитектурного шедевра плавно перетекают  в причудливые изгибы последующих зданий. Архитектурный клондайк, одним словом…

     Из эпохи модерна меня переносит в современность вертолётный шум в небе. А вот и сама винтовая машина – нужно поскорее вписать её в фото ландшафт прошлого и позапрошлого столетий.

   Пречистенский переулок, занавешенный, как шторами, посольскими флагами, приводит нас к небольшой площади, главной доминантой которой является Церковь Успения Богородицы на Могильцах. Архитектор Легран спроектировал этот православный  храм в конце ХVIII в виде ротонды с двумя колокольнями, что больше свойственно католической архитектуре.

    По воле Льва Толстого здесь венчались герои его романа «Анна Каренина» - Константин Левин и  Кити Щербацкая. А лет на семьдесят пораньше сюда приходили  Наташа  Ростова и её кузина Соня из книги книг «Война и Мир».  Конечно, бывал в этом храме и сам писатель. Через 22 года после его смерти, в 1932 году храм был закрыт. Вселившийся в него Минмонтажспецстрой с дьявольским спокойствием срезал церковные главы и барабаны, а также внес другие святотатственные изменения в изувеченную постройку.

     В 2000 году справедливость восторжествовала, и храм вернули Русской Православной Церкви, а в 2014 году были закончены реставрационные работы, и  Храм Успения на Могильцах ещё одной архитектурной птицей Феникс вознёсся в московское небо, как в прежние стародавние времена. Пока не зная, что здесь бывала сама Наташа Ростова, я захожу в церковь, у очень приветливой служительницы беру две свечи и ставлю их за здравие своих болящих…

      Монтажники постарались на славу в их антирелигиозной миссии – все росписи уничтожены. Храм и его паства ждут помощи и от власть имущих,  и от новых миллионеров. Надо, надо вернуть сюда благодать. Но иконостас уже стоит на месте, и ярко освещенные весенним солнцем лики святых смотрят на меня с оптимизмом. Сказочно красивые конверты для пожертвований терпеливо ожидают щедрых даров…

     Я прощаюсь с прекрасной смотрительницей и, спускаясь с высокого крыльца, вижу еще одно ангелоподобное существо с виолончелью вместо крыльев за спиной.  Неземное это создание переходит одну из четырех дорог, окружающих храм, я следую за ним, как завороженная. Ангел с виолончелью исчезает в дверях углового дома, а я, подняв глаза, с удивлением читаю вывеску: «Детская музыкальная школа имени Людвига ван Бетховена»!

     Вот это да! Та-да-да-да!

   Как тут не вспомнить повесть «Крейцерову сонату»***, написанную  нашим с вами  Толстым  в 1887- 1889 годах здесь, в Хамовниках!

   Кстати, о музыке. Лев Толстой, оказывается, в юности был страстным меломаном: сам хорошо играл на рояле, обожал Баха, Генделя и особенно Шопена, и даже сочинил вальс фа мажор – больше известный как Вальс Толстого. Однажды в Ясной Поляне, еще до женитьбы, граф поселил у себя музыканта Рудольфа и играл с ним в четыре руки Шумана, Моцарта, Мендельсона и, разумеется, своего любимого Шопена.

    По словам  А.Б.Гольденвейзера, Толстой очень любил  народную музыку, цыганское пение, балалайку, гитару, гармонику.

    Одни музыкальные вечера  Софьи Андреевны в хамовнической усадьбе чего стоили!  Здесь бывали все оперные светила того времени. Лев Николаевич неизменно сидел в кресле и сосредоточенно слушал, иногда музыка  захватывала его даже до слез.

    Бросаю прощальный взгляд на  строгие  мозаики святых, застывших в безмолвном карауле у ворот  Успенского храма, и возвращаюсь  в Пречистенский переулок, поскольку три других улочки хотя и манят дальнейшими открытиями, но сил уже на их познание не осталось...

     Быстрая прогулка по нечётной стороне, бессчетное отражение собственного силуэта в разновеликих окнах прежних эпох, остановка у стеклянных дверей с металлическими цветами в стиле «модерн», мгновенная фотовспышка, и вот уже мое изображение смотрит на меня из Серебряного века, как из старинного зеркала.

      Практически у начала устья Мёртвого переулка( остается два дома до Пречистенки) напротив бирюзовой эклектики  Дома учёных я замечаю тонкую  женскую фигурку из бронзы  - это памятник Вере Игнатьевне Мухиной работы вездесущего Аникушина. С  летящим шарфом  наподобие, как у её знаменитой парижской колхозницы, гениальная Вера уже тридцать лет оберегает дом, который она сама спроектировала для себя в 1947 году ( на собеседовании при поступлении на искусствоведческое отделение истфака МГУ меня спросили: « А какой ваш любимый скульптор?» Я, не задумываясь, ответила:  «Вера Мухина». Удивлению бровей задавшего вопрос не было предела,  и  только мой пламенный монолог об ученице Антуана Бурделя, который в свою очередь мужал как скульптор под крылом Родена, снял недоумение с лица студента, видимо,  ещё не дошедшего по программе до творчества могучей Веры).

   До поездки в Париж  Вера Мухина училась в Москве в студиях Юона и Машкова и  жила тут же неподалеку на Пречистенском бульваре. Таким образом, до 1910, когда умер Лев Толстой, она вполне могла повстречаться со знаменитым писателем и вылепить его портрет с натуры. Но, увы…

    Тем не менее, женская скульптурная мысль бурлила в окрестностях Пречистенки с невероятной силой. Совсем близко от дома Веры Мухиной находится музей-мастерская А.С. Голубкиной.  Если бы мы с вами прошлись по одной из четырех дорог, скрестившихся у Храма  Успения на Могильцах,  то по адресу: Большой Лёвшинский переулок, дом 12, мы бы  нашли  её мастерскую, где скульптор работала по памяти над   импрессионистическим, похожим на море,  портретом Льва Толстого, который был заказан ей музеем писателя. Скульптура эта осталась навсегда в гипсе, поскольку в дерево её перевести Анна Семеновна не успела…

    Надо ли говорить, что на фоне заснеженного сквера с победоносной Никой-Верой во главе  я устроила ещё одну грандиозную фотосессию с многочисленными селфи. Отсюда открывался прекрасный вид на орлов и «фараонов» таможенного дома номер 13, стоящего на углу Пречистенки и Лопухинского переулка. Господа, ну, не могу я теперь удержаться, чтобы не сообщить вам следующее:

   На верхнем этаже этого знаменитошо доходного дома Я.А. Рекка в роскошной квартире с уникальными интерьерами и убранством жил родственник того самого легендарного ювелира Фаберже. После революции в этой шикарной квартире была устроена артистическая коммуна. Так вот: в данной  «коммуне» бывал Михаил Булгаков, и огромная люстра, оставленная Фаберже и свисавшая чуть ли не до самого пола, имеющая ещё и свойство раскачиваться, стала прототипом люстры в нехорошей квартире на Большой Садовой. С неё ещё  виртуозно  отстреливался всем известный кот Бегемот.

    Чем дальше, тем больше убеждаюсь, что Булгаков совсем мало фантазировал – всё, что он описывал, имело, как правило, аналоги  в реальной жизни. И Булгаков, и Толстой прошагали все окрестности Пречистенки  пешком, а последний наверняка ещё и объездил в графском экипаже. И если уж устраивать сравнительный анализ великих людей, то я бы предложила музейщикам  такую тему:

    Лев Толстой и Михаил Булгаков – в поисках величия.

  Уж я бы такую экспозицию не пропустила! А то – Наполеон Бонапарт. Кто он такой, чтобы соперничать с Львом Толстым? Что он  написал?

  Между прочим, Булгаков очень стремился к признанию и славе. Но при жизни ему не суждено было это познать, даже не смотря на афиши его пьес в Камергерском переулке.

     Но сейчас надо поспешить назад к метро, ибо  если мы будем внимательно рассматривать каждый дом и каждую квартиру на Пречистенке, мы никогда не попадем на Поварскую, где нас уже заждался третий памятник Льву Толстому работы ещё одной кудесницы – скульптора Галины Новокрещеновой, не побоявшейся вступить  в художественный спор с самим Сергеем Меркуровым.

   И парит вдали над Москвой-рекой возрожденный всем миром  из пепла золотой купол  Христа Спасителя, осеняя всю Россию своим божественным светом.  И мы, заставшие бассейн на этом месте, можем, спускаясь к бульварному кольцу, восхищаться красотой и величием храма, как некогда восхищался проходивший здесь Лев Толстой, должно быть, ещё и насвистывавший сочинённый им вальс фа мажор. Или другую любимую им музыкальную тему…

        Сегодня – 9 сентября.  С Днём рождения, Лев Николаевич!

Продолжение следует… http://proza.ru/2021/05/04/1946

               
   * С.Д. Меркуров. Записки скульптора, М., Изд-во Академии художеств СССР,1953г, стр.94.




   *** «Крейцерова соната»  - Повесть Л.Н. Толстого, 1890г. Одним из героев этого произведения является  «Соната № 9 для скрипки и фортепиано ля минор» Людвига ван Бетховена, посвящённая скрипачу Родольфу Крейцеру. – Л.Б.