Целесообразность смерти

   - Товарищи курсанты! – майор повысил голос и нахмурил кустистые брови. – Сегодня у нас необычное занятие. Возможно, самое важное в вашей дальнейшей службе, а может быть и в жизни вообще. Речь идет о моральном аспекте убийства.
   Два десятка стриженных голов синхронно подняли склоненные над конспектами лица и уставились на говорящего.
   - Да, вы не ослышались. Речь пойдет о моральном аспекте убийства – майор выдержал паузу и продолжил. - Все вы будущие офицеры российской армии, а значит каждый из вас будет командовать группой военнослужащих, которым предстоит убивать. Возможно, убивать придется и вам самим. Для кого-то это будет выбор, а для кого-то – необходимость. Поэтому вы должны ясно и осознанно понимать, что такое убийство. Да именно убийство. Никак иначе лишение жизни другого человека не называется. И не важно, исходя из каких принципов и целей оно совершается. Если вы отнимаете жизнь у другого человека, то вы его убиваете. А это значит, что он жертва, а вы убийца. Кто-то из вас знаком с уголовным кодексом, кто-то даже штудировал уголовное законодательство, но любой из вас знает, что если человек умирает по вашей вине, то убили его вы. Главным вопросом в этот момент для вас должен быть лишь один: «Зачем?». На этот ответ вам ответят ваши командиры. Для получения данных о группировках противника, для получения информации, способной сохранить численность наших войск. Наконец, для уничтожения живой силы противника. Но ведь вас в этот момент должны интересовать совсем другие вопросы, не так ли?
   Майор медленно обвел суровым взглядом притихших курсантов, некоторые из которых смотрели ему в лицо, но большинство склонило головы над конспектами, делая вид, что  записывают.
   - Все религии, существующие в современном мире, признают убийство грехом. Причем убийство является грехом абсолютным, вне зависимости от того, при каких обстоятельствах убийство произошло. Была ли это самооборона или нападение в корыстных целях, для убийцы не существует оправдания. В прошлом солдат, прошедший войну, не допускался к причастию в течение одного года. И не важно было, какую войну он прошел оборонительную или захватническую. Он лишал жизни других людей, а значит – был грешен перед религиозной доктриной. Было ли это правило справедливым? Не знаю. Невозможно с позиции прошлого века рассуждать о делах нынешнего. Главное, что мы должны понять – убийство осуждалось в любом контексте. Кто-то из вас может подумать: «Но ведь когда мы убиваем преступника, который заносит нож над беззащитною жертвой, мы совершаем благое дело». Верно! Дело совершаете благое, но через убийство, то есть смертный грех. Солженицын как-то написал: «Волкодав прав, людоед – нет». Но ведь и волкодав и людоед убивали. И их мотивация роли в данном случае не играет. Оба будут испытывать душевные муки и страдания. Ну, хорошо, не страдания, но сомнения. «А прав ли я был, нажимая на спусковой крючок?».
   Майор замолчал и, сцепив руки в «замок» за спиной, прошелся перед классом. Курсанты следили за его размеренными твердыми шагами. Никто не издал ни звука. Внезапно майор остановился и, повернувшись лицом к классу, громко воскликнул: «Прав!». Курсанты, сидящие на первом ряду, рефлекторно вздрогнули.
   - Да, прав! – повторил майор. – И это надо понять! Потому что без понимания данного факта вы не сможете жить. Не служить, а именно жить! Ведь для того, чтобы служить, понимать ничего не требуется. Достаточно тупо исполнять приказы командира. А вот для того, чтобы жить, необходимо понимать и принимать то, что ты делаешь. Поэтому вы и здесь. Поэтому вы слушаете меня.
   Майор поднялся на кафедру и грузно опустился на скрипнувший стул.
   - Есть два шаблона поведения, - начал он, тяжело вздохнув. – Первый заключается в подчинении насилию. Человек делает вывод, что противостоять насилию он не может, поэтому подчиняется. И второй – противостояние. Тут все иначе. По какой-то причине человек приходит к убеждению, что терпеть не стоит и на насилие реагирует еще большим насилием. Как правило, данное поведение приводит к убийству. Но нас интересуют пределы, допустимые для того или иного поведения. Одно дело, когда мы говорим о бытовом насилии. Например, со стороны соседа-алкоголика, регулярно включающего в два часа ночи громкую музыку. Совсем другое дело, когда речь идет о солдате, который, исполнял присягу, выполняя приказ своего командира, совершает агрессивные действия по захвату нашего государства. Соседу-алкоголику достаточно сломать руку или челюсть и конфликт будет исчерпан. А вот с солдатом-захватчиком так не получится. Ведь он тоже находится на службе. Это его работа – убивать нас. Он приказ выполняет, то есть действует не по своей воле, а в интересах своего командования, а оно в свою очередь действует в интересах политических сил, которые развязали данный вооруженный конфликт. А это означает его зависимость перед ними. Если он не будет нас убивать, то совершит преступление. Военное преступление. Он станет нарушителем военной присяги, то есть клятвопреступником. И его постигнет суровая кара. Какому солдату приятна такая перспектива? Никакому! Поэтому он будет делать все, чтобы исполнить полученный приказ, а значит, убить нас. Но ведь и нам, т.е. вам такая перспектива не кажется радужной? – майор улыбнулся в первый и последний раз.
   Не зная, как реагировать на его улыбку, несколько курсантов лишь молча кивнули.
   - Поэтому мы должны убить его первым! Не дожидаясь, когда он выполнит свой приказ – майор пристально обвел взглядом притихший класс и продолжил. – Да, первыми. Не давая ему ни единого шанса. Ведь у нас тоже есть свой приказ. И он для нас важнее. Мы тоже давали присягу. И мы тоже хотим оправдать доверие командования. Поэтому мы будет стрелять первыми… 
   Майор задумчиво посмотрел в окно, наблюдая, как в осеннем небе собираются тучи.
   - Но наша лекция не по тактике боя, а по моральному аспекту. Поэтому я буду говорить именно о нем. Итак, мы стреляем первыми. И будучи отличниками боевой и политической подготовки, мы попадаем супостату в голову или в сердце, что тут же приводит к его смерти. Т.е. мы его убиваем. И вот с этого момента в наших головах, а точнее, в наших мыслях поселяется червь сомнения: «А прав ли я?». Он точит нас, засыпая бесчисленными вопросами: «Прав ли я?», «А остались ли у него родственники и дети?», «А как они будут страдать по потери сына, мужа и отца». Гоните прочь эти сомнения, товарищи курсанты! – майор стукнул кулаком по столу, и пара курсантов вздрогнула.
   - Эти размышления не для нас! Мы выполнили свою присягу. Мы выполнили свой приказ. А до жизни врага нам дела нет и быть не может…  Но это все логические обоснования. Они ясны и понятны любому и доказательств не требуют. Но я хотел бы углубиться в несколько иную область человеческих знаний. А именно, в религиозную сферу. Ведь в ней убийство всегда грех. И порою – смертный грех. Как же тут нам быть?.. Уверен, что большинство из вас атеисты, не верующий ни в бога, ни в черта. Но может так случиться, что кто-то из вас верит. Не важно во что. В жизнь после смерти, в страшный суд, в колесо Сансары, в посмертное воздаяние, в родовое проклятие, и в прочую эзотерическую муть. В этом случае вам понадобится моральное оправдание своего поступка. Вы должны будете сами себе сказать: «Да, я убил, но я убил потому что…». И это станет вашей индульгенцией. Прощением греха убийства. О чувстве долга, присяге и прочем я уже вам напомнил, но есть еще некая сущность, о которой вы должны знать. Каждый раз, когда мы убиваем, отнимая чьи-то жизни, мы нарушаем цепь чьей-то семейной истории. Вот представьте себе. Вы убили в бою некого Джона. Хрен бы то с ним, но он мог бы стать отцом Майкла, который бы изобрел лекарство от рака, которое спасло бы вашего сына, а значит, продолжило бы ваш род. Но вы убили Джона и ваш сын умер от рака. Семья ваша разрушилась. Лекарство от рака опять не было изобретено. Потом, когда-нибудь позже его изобретут, но вашему сыну оно уже не пригодится. Поэтому, убивая, вы должны понимать, что своими действиями разрушаете некую связь во вселенной, а значит, обязаны это разрушение компенсировать. А как можно компенсировать убийство человека?
   - Создав нового человека? – задал вопрос курсант Чаплин, сидящий в первом ряду, а потому воспринимающий все вопросы преподавателей в свой адрес.
   - Это было бы слишком просто! – усмехнулся майор. – Убил в бою трех, а потом трем бабам заделал по ребятенку…
   Класс засмеялся. Но это был смех нервный, не уверенных в своей правоте людей.
   - Нет, этот путь не работает. Вы не должны порождать новую жизнь, компенсируя отнятую, вы должны спаси существующую жизнь. Помочь раненному. Хоть своему сослуживцу, хоть мирному жителю. Спасти ребенка или его мать, попавших под обстрел, от смерти. Вывести  гражданских из опасного здания. Вытащить кошку, упавшую в колодец… Короче вы должны совершать добрые дела, связанные со спасениями жизней других людей. И чем больше вы убиваете, тем больше вы обязаны предотвращать смерть и увечья. Вы обречены постоянно компенсировать наносимый вами вред. Ежедневно, ежечасно. Тогда душевный груз, возлагаемый убийством, будет отступать… Всё ясно?
   - Товарищ майор, разрешите вопрос! – курсант Чаплин нерешительно поднял руку. – А если по роду службы убивать придется очень многих, то каким образом компенсировать их смерти?
   - Надеюсь, курсант, Вам не доведется выводить на  курс  стратегическую ракету с ядерной боеголовкой,  - хмуро заметил майор. – Но отвечу на Ваш вопрос следующим образом. Компенсировать нанесенный вред вам придется в течение всей вашей жизни, до последнего вздоха. И дай вам бог успеть это сделать, хотя бы частично. В противном случае совесть «сгрызет» вас до основания. И если вы не сопьетесь, как множество моих сослуживцев, то пулю себе в голову пустите не сомневаясь, тем самым, освобождая свою память от еженощных кошмаров и угрызений совести.
   - Есть ли другой способ преодолеть муки совести? – неуверенно спросил лопоухий курсант Тимофеев, сидящий за последним столом.
   - Есть, конечно! Это алкоголизм и наркомания. Первый сведет вас в могилу через 15-20 лет, вторая через 5-10. Но все эти годы вы будете страдать. Только при ситуации, когда вы сможете вспомнить все спасенные вами жизни, воскресить в памяти лица избавленных от смерти женщин и детей, продолжение жизни станет оправданной в ваших собственных глазах.
   Звонок, означающий конец занятия, раздался как всегда внезапно. Курсанты еще несколько мгновений сидели неподвижно за столами, но через кратное время, опомнившись, стали собирать тетради и потянулись к выходу.
   - Товарищ майор, разрешите личный вопрос! – курсант Чаплин несмело приблизился к столу преподавателя.
   - Давай свой вопрос! – майор поднял на юношу покрасневшие глаза.
   - Эта лекция была запланирована по учебному плану или прошла по Вашей инициативе?
   - Умный ты парень! – грустно ухмыльнулся майор. – Далеко пойдешь, если не остановят… Да, ты прав, это моя инициатива. В плане такой темы не было. Но после того, что мы сделали на Гурьянова и на Каширке, я обязан был вам ее дать. Ведь вам еще жить, а мне уже…
   Майор посмотрел в окно, где красно-золотым дождем играла осень, и грустно улыбнулся.
   - Не всегда интересы государства совпадают с интересами народа. Запомни это, сынок. И никому никогда не говори.