de omnibus dubitandum 103. 14

ЧАСТЬ СТО ТРЕТЬЯ (1878-1880)

Глава 103.14. НАЧАЛО…

    Семья у нас была большая – отец, мать, четыре брата и сестра. И умерли, до моей памяти, два брата и две сестры. Два брата были старше меня, а один и сестра – моложе. И часто гостили у нас какие-либо родственники или знакомые.

    Отец мой, Иван Иванович Балабин, полковник, донской казак старинного рода, Семикаракорской станицы. Он командовал казачьим полком, одиннадцать лет служил на Кавказе под начальством донского героя генерала Бакланова (см. фото){Бакланов Яков Петрович (1809 – 1873) – генерал-лейтенант (1860), походный атаман донских казаков при Кавказской армии (1857). Начал службу урядником (1825), в штурме Браилова (1828), в турецких операциях (1829). На Кавказе (1834 – 1837; 1845 – 1853) в полку Жирова; на левом фланге Кавказской линии командовал казачьим полком, бригадой донцев; начальник всей кавалерии левого фланга Кавказской линии; командир особого кавалерийского отряда. Отличался личной отвагой, имел блестящую боевую репутацию. Отмечен рядом боевых наград, в том числе орденом Святого Георгия 4-й степени. В Новочеркасске и Польше с 1837 по 1845 г. В 1863 г. командирован в Вильну (о). Заведовал всеми донскими полками в районе Виленского округа, затем управлял Августовской губернией. В 1867 г. – на Дону. Последние годы жизни – в Петербурге. Погребен в Новодевичьем монастыре. Автор записок, помещенных в «Русской старине» в 1870 – 1871 гг.}, воевал с Шамилем {Шамиль (1797, аул Гимры (аварск. Генуб) – 1871, Медина) – предводитель кавказских горцев, объединивший их в Имамат (теократическое государство) в пределах Западного Дагестана, Чечни, позже Черкесии. Осажден был в ауле Гуниб (1859) и капитулировал, став почетным пленником Императора Александра II. После приема Императором в Петербурге был в Калуге (с кратким пребыванием в Киеве). В 1870 г. отпущен на жительство в Мекку. Шамиль воспитывался в среде мусульманского духовенства и под влиянием Кази-муллы, первого имама и проповедника газавата (священной войны), стал ярым сторонником мюридизма (от арабск. «мюрид» – ученик, послушник) – течения в исламе, возникшего во второй половине XIV в. в Бухаре. Последователи мюридизма полностью подчинялись своим наставникам (муршидам) на пути постижения Бога в борьбе с неверными. Мюридизм является разновидностью суфизма – мистико-аскетического направления в исламе, которое характеризуется отрицанием сложной обрядности, ортодоксального ислама, отсутствием духовенства, проповедью аскетизма, созерцательного самоуглубления и отказа от общественной жизни. Обладавший воинским талантом, ораторскими и организаторскими способностями, Шамиль в течение 25 лет был имамом Дагестана (с 1834). Непререкаемый авторитет и непреклонная воля Шамиля позволили ему сделать, в соответствии с его убеждениями, основой жизни горцев шариат – систему исламских правил жизни, определяемую Кораном и перенесенную и в мусульманское судопроизводство}, имел много орденов.

    С Баклановым был в большой дружбе, и у нас, в старинном альбоме, было много фотографий, подписанных Баклановым.

    Вышел отец в отставку по болезни – без палки не мог ходить и не мог ездить верхом. Это был старый, на 20 лет старше матери, человек, очень добрый и очень религиозный. Все к нему относились с большим уважением и любовью. Он жил в отдельном флигеле, так как детский шум и игры его беспокоили. К нам же в дом он приходил только завтракать, обедать и ужинать и иногда, когда были интересные для него гости. Ежедневно он долго молился, прочитывая вслух часы и всю литургию.
Когда мы, дети, или кто-либо из взрослых приходили к нему во время его молитвы, он не обращал внимания и не оглядывался.

    Во время полевых работ он ежедневно выезжал в поле и давал указания приказчику. Мы, мальчики, очень любили слушать его бесконечные рассказы о войне на Кавказе, о походах в Финляндию и Польшу и, вообще, о военной жизни.

    Помню его рассказ, как он на Кавказе ехал впереди сотни казаков и с двух сторон дороги, из кустов, черкесы сделали по нему два выстрела, и у одного была «осечка», то есть не разбит пистон, а у другого «вспышка» – пистон разбит, а выстрела не последовало. Не успел отец моргнуть, как оба черкеса были без головы.

    Еще помню рассказ. Одно время отец был полковым казначеем, и в его ведении был денежный ящик, замкнутый и с сургучной печатью. Производилась, по закону, ежемесячная проверка сумм. Пачки денег вынимали из ящика и считали. Подсчет окончен, все в порядке, положили деньги обратно в ящик, замкнули его и запечатали. На следующий день денщик отца подает ему пачку денег, незаметно упавшую под стол, когда деньги прятали обратно в ящик.

    Денщик подметал и нашел эти деньги. Этот денщик окончил службу и через два дня после этого должен был совсем уехать на Дон в свою станицу. Если бы он утаил эти деньги, он был бы богатый человек и на него никто не подумал бы, да и открылась бы пропажа только через месяц, во время следующей проверки. Отец спросил его, не было ли у него мысли утаить деньги?

    Денщик ответил: «На секунду была такая мысль», но вспомнил, что, когда он шел на службу, отец, провожая, говорил: «Помни, сын, никогда не бери чужого, приди нищим, приди оборванным, но приди честным».

    Отец всегда говорил нам, мальчикам: «Помните, что вы казаки, вы должны быть безукоризненно честными, храбрыми в бою и в жизни и не бояться жизнь свою отдать за Веру, Царя и Отечество. Лучшей смерти для казака не может быть, как смерть за Царя».

    Моя мама, как я уже говорил, была на двадцать лет моложе отца. Когда мы были маленькими, ей было уже около сорока лет. Она была очень энергичная и деловая. Она вела наше большое хозяйство и во все входила. Вела подробную опись всего табуна (стат-бук), как полагается коннозаводчику. Заботилась об остальных животных – скот, овцы, птица, свиньи... Распределяла, где какой хлеб сеять. Выписывала особые семена дынь, арбузов, и они были у нас замечательные. Бахчи сеяли две десятины, чтобы арбузов, дынь и огурцов хватило на всю дворню и на калмык. Мать ездила на ярмарки, покупала все, что нужно для хозяйства. Хороших помощников не было, кроме старшего табунщика Буюндука, жившего у нас больше двадцати пяти лет, и садовника. Приказчики все время менялись.

    Мама имела два шкафа с медикаментами – один для людей, другой для лошадей и остальных животных – и лечила не только своих служащих, но и соседей и, вообще, всех, кто к ней обращался, и делала это совершенно бесплатно.

    Часто приходили к ней служащие с жалобами друг на друга. Она разбирала ссоры, судила, мирила, и ее решения принимались без рассуждений и без возражений.

    Один раз на Цыган-Сара {Имеется в виду Цаган-сар (Белый месяц) – древнейший народный обычай празднования Нового года по лунному календарю у монголов, калмыков, китайцев (по европейскому календарю приходится на февраль).

    В старину он отмечался осенью и был связан с молочной пищей. С принятием буддизма этот праздник передвинут на конец зимы и объединен с датой победы основателя буддизма над другими школами.

    Накануне этого дня проводится праздничная служба, во время которой возносятся молитвы о счастливом течении нового года. Затем разжигаются костры, на которых сжигаются старые вещи и приносятся жертвоприношения огню. После совершения обрядов принято ходить в гости, поздравлять друг друга, дарить подарки и пировать. На столе в изобилии разнообразные молочные продукты и даже молочная водка. Каждый гость, выпивая вино, должен пожелать хозяину счастья. Чем больше в доме гостей – тем лучше это для благополучия семьи в наступающем году} – это самый большой калмыцкий праздник, когда они напиваются аракой, которую сами варят, и скачут на лошадях, и часто, в азарте, бьют друг друга плетью, а плети у них двух сортов: одна для лошадей, легкая, из сшитых ремней и называется «ташмаком», другая для волков и людей, сплетенная из тонких ремней и твердая, как железо, – так вот на Цыган-Сара пришел калмык Санжа и жаловался, что Учур так его ударил плетью, что от плеча до поясницы рассек рубашку. «Я требую с него за рубашку 20 копеек, а он не хочет давать».

    И при этом повернулся спиной, чтобы показать, как у него рассечена рубашка. На спине был страшный кроваво-багровый рубец в большой палец шириной, и из нижнего конца его сочилась кровь. Мама приказала немедленно, при ней, отдать пострадавшему 20 копеек и занялась лечением этой ужасной раны.