О чем молчит Каменный пояс гдава 22

22
     Чтобы оказать помощь основному в штабных планах Западному фронту, от верховного командования поступил приказ войскам Юго–Западного фронта генерала Брусилова овладеть Ковелем и зайти в тыл Пинской группе неприятеля. 8–й армии генерала Каледина приказали наступать на Ковель. Наступление началось утром 3 сентября 1916 года. Несколько отчаянных попыток взять город оказались безрезультатными. Русская армия была остановлена неприятелем и понесла при этом большие потери. Проведя передислокацию войск, армии Гурко и Каледина 19 сентября снова пошли в наступление на Ковель, уже пятое по счёту.
Батальоны 326–го пехотного полка занимали позицию перед Квадратным лесом, в котором основательно окопались части неприятеля. Они выстроили несколько линий обороны с пулемётными гнёздами, перед которыми в несколько рядов была натянута колючая проволока. Утром после небольшой артподготовки рота поручика Леонова в составе 1–го батальона бросилась в лобовую атаку. Немцы встретили их сильнейшим пулемётным и ружейным огнём. Атака быстро захлебнулась. Рота, понеся большие потери, отошла на исходные позиции.
     Павел шёл вдоль грязного окопа мимо своих угрюмых солдат, ещё не успевших оправиться после неудачной атаки. «Братцы! Да сколько же можно над нами измываться? За что мы гибнем и кого защищаем?» – специально громко, чтобы его услышал командир роты, выкрикнул новобранец из 3–го взвода Владимир Поляков, из эсеров и бывших студентов. Солдаты с мрачными, усталыми лицами молчали, отводя в сторону свои взгляды. «Мы Родину защищаем» – спокойно, не повышая голоса, ответил ему Павел.
     «Может она для вас и Родина, ваше благородие, может она вас и любит, только нас она что–то не шибко жалует!» – продолжал солдат. В его голосе слышались нотки ненависти и раздражения. «А Родина не та, которая жалует, а та, где ты родился, где твои близкие живут и где предки похоронены. Может, ты думаешь, что если немцы придут, у тебя сразу жизнь наладится? Сомневаюсь я, однако» – ответил Павел.    «Хватит болтать попусту да плакаться. Ты я погляжу, паря, здесь без году неделя, а уже полные штаны наложил. Мы с командиром с осени 14–го, и он за спины солдат никогда не прятался, а на тебя ещё поглядеть надо, что ты за гусь» – осадил новобранца рядовой Иван Плахов, хмуро глядя на него исподлобья.
     Солдаты продолжали угрюмо молчать, явно не желая вступать в разговор, чтобы поддержать одну из сторон. Павел пошёл дальше, к раненым солдатам. Его догнал командир 3–го взвода прапорщик Архипов, слышавший весь разговор. «Господин поручик, разрешите мне арестовать рядового Полякова за революционную пропаганду» – обратился он к Павлу. «Нет, не разрешаю. Ну, расстреляют его, и что? Тебе от этого легче будет? Пусть воюет. Ты знаешь, Саша, иногда мне кажется, что, может быть, он в чём–то и прав. Втянулись мы с тобой в эту бойню, привыкли к ней и многого не замечаем. Сколько народу перебили, только, кому от этого лучше жить стало?» – задумчиво ответил Павел. «Как прикажешь, командир, тебе видней. Только лично я считаю, что эту заразу надо сразу на корню рубить» – озабоченно заметил прапорщик.
     Павел шёл вдоль залитого по щиколотку прошедшими дождями окопа и думал о том, что эта затянувшаяся война с её страданиями и огромными людскими потерями давно уже всем опротивела. Она стала просто противоестественна самой человеческой природе. И может быть, этот необстрелянный в боях молодой солдат своим свежим незамыленным взглядом видит намного больше и дальше их. Может, они просто давно свыклись с этой жестокой трагедией миллионов, не понимая её истинного смысла, тупо и настойчиво шагая своей дорогой прямо в ад и считая этот поход своим святым долгом.
     Даже в лучшем случае, если всё это вдруг закончится полной победой, то, что от неё простому народу? Кому от неё станет лучше жить? Его отцу? Матери? Брату Косте? Может быть, соседям с его улицы? Нет! А тогда за что же мучаются все эти люди, за что они идут каждый день на смерть? У Павла не было ответа на поставленные вопросы. Он просто по каким–то внутренним ощущениям осознавал, что всё это уже пора заканчивать и возвращать ещё оставшийся народ на поля и заводы, в свои города и сёла, к их родным и близким людям. Только присяга, принятая Павлом, и офицерский долг заставляли его гнать от себя эти мысли.
     Поднимать в атаку полуголодных, измотанных боями и болезнями солдат, Павлу было всё сложнее. И армия была уже не та, её костяк за годы кровопролитных сражений был физически уничтожен. Воинские части в большинстве своём были укомплектованы наскоро обученными новобранцами, заражёнными ещё в тылу революционной пропагандой и не желающими воевать. Резко участились случаи дезертирства и самострелов. На целый полк оставалось в строю не более десятка кадровых офицеров. Появились офицеры, в которых не было
ничего офицерского, кроме погон.
     Ещё вчерашний гимназист в погонах прапорщика теперь мог командовать целой ротой в полтораста – двести мужиков в солдатских шинелях. Он в лучшем случае мог их повести за собою в атаку, но был не в состоянии поднять им воинский дух. Большинство новоиспечённых офицеров не сумели себя поставить надлежащим образом. Одни из них напускали на себя высокомерие, не принятое в действующей армии, и этим отталкивали от себя солдат. Другие безвозвратно губили себя панибратством, пытаясь заигрывать с подчинёнными. Солдат очень тонко чувствовал в них фальшь, неуверенность в себе и непрофессионализм, а поэтому не доверял им и не уважал их, а иногда и презирал.
     На следующий день после неудачной атаки русских, немцы начали сильнейший артиллерийский обстрел позиций полка. Рота Леонова залегла в окопы, укрываясь от вражеских снарядов. Поняв, что лобовые атаки никакого результата не дают, Павел приказал своим солдатам рыть подкопы и вести в них подрывы в сторону противника. Приблизившись, таким образом, к позициям немцев, рота ночью пошла в очередную атаку. Павел приказал своим солдатам к винтовкам примкнуть штыки и сам в первых рядах бросился в рукопашный бой, увлекая за собою личным примером подчинённых.
      Им удалось прорваться в немецкие окопы и яростным напором обратить противника в бегство, но закрепиться не удалось. К немцам подоспело подкрепление, и роте пришлось отступить назад. Павел получил во время атаки противника тяжёлое пулевое ранение в грудь и потерял сознание. Его, по иронии судьбы, вынес на себе из вражеской траншеи рядовой Владимир Поляков, который при этом тоже был ранен в голову, но не бросил умирать на поле боя раненого командира.
     В результате боев под Ковелем русские войска, понеся огромные потери, продвинулись всего на 10 километров. Однако прорваться через мощную оборону противника у реки Стоход и взять Ковель им так и не удалось. Огромные потери войск выкосили почти весь цвет русского офицерства и усилили до предела антивоенные настроения солдат, настроив основную часть либеральной российской интеллигенции и генералитета против монархии и царя лично.
После полученного ранения Павла эвакуировали под Смоленск в тыловой госпиталь, где он находился на лечении почти три месяца. Там же до него дошли известия от раненых однополчан, что 17 ноября в Карпатах солдаты 1–й и 3–й рот 1–го батальона 326–го Белгорайского полка отказались идти в бой возле горы Прислип. «Мятежные» роты были немедленно расформированы, 248 солдат (из них 119 человек из 1–й роты) привлечены к следствию. Отдали под суд 197 человек, из которых были осуждены 185 солдат, в том числе рядовые: Поляков, Плахов, Заболотский и Неверов. Накануне ареста из роты таинственным образом исчез младший унтер–офицер Богдан Бойко, являвшийся по результатам следствия одним из главных зачинщиков мятежа. Его поиски никакого результата не дали, и Богдана записали «пропавшим без вести».
     Командир полка и командир 1–го батальона были отстранены от занимаемых должностей по несоответствию. Прапорщик Архипов, оставшийся за Павла командовать 1–й ротой, был разжалован в рядовые, лишён боевых наград и направлен на службу в другую дивизию. Поручика Леонова, вследствие его тяжёлого ранения и проявленной накануне храбрости в бою, все эти меры наказания не коснулись. Но представление о его награждении орденом Святого Владимира 2–й степени, ранее поданное командиром 326–го полка в штаб их дивизии, было отклонено. Павла это ничуть не расстроило, поскольку самой высокой наградой для него после лечения был трёхнедельный отпуск домой.

http://proza.ru/2019/09/16/350