Катя и груша

Вот я шла вдоль дома с этой грушей и чувствовала себя какой-то... напыщенной.
Потому что без напыщенности, - сдувшись, - я бы не шла.
Наверное.
Я бы плелась, полагаю.
А в напыщенности я  переступала с ноги на ногу и откусывала от сочного плода. Хрустела. Упивалась!
А все потому, что Катя не далее как десять минут назад выгнала меня со своего дня рождения. Отчего - не помню. Помню, пришла, посмотрела, посмеялись... Было задорно, комната выглядела празднично из-за рассаженных тут и там гостей-девочек и Катиных накрученных бантов. Помню, дарили подарки, играли в игры какие-то.
Видимо, в игре и повздорили.
Катя билась в истерике и кричала на маму: пусть она уйдет! Я хочу, чтобы она ушла!
А мама всплескивала руками, убеждала дочку, что так нельзя, нехорошо выгонять гостей, что ж это ты, доченька, успокойся, прошу тебя!
Но Катя настаивала.
И я - что ж! - пошла одеваться.
Извиниться мне в голову не пришло, как видно... да и за что?
Не помню.
И мама меня обхаживала, обплескивала своими руками, Катина маленькая мама. И она всучила мне эту грушу в дорогу, чтобы мне было не так обидно уходить.
И вот я шла. Напыщенная такая...
И ела грушу.
Очень, очень вкусную!
Вкуснее, чем обида.
Или вместе ела: грушу - с обидой?
Вот не помню.