Сверчок. Коллежский секретарь. Гл. 48. Тетр

                Сверчок
                Часть II
                Коллежский секретарь
                48               
                Театр

            Театральная жизнь в то время била фонтаном.

            Все, так или иначе, связаны были с театром.
            Кто в качестве постоянного посетителя и ценителя спектаклей создавал общественное мнение.
            Кто выступал на страницах «Сына отечества» или других журналов в качестве театрального критика.
            Кто писал театральные пьесы или по крайней мере переводил или приспосабливал к русским условиям немецкие и французские драмы, водевили и комедии.
             Кто увлекался декламацией и помогал своими советами актерам в истолковании их ролей.

             В эти годы в Петербурге не было театров специального репертуара: трагедии, комедии, оперы, балеты, водевили и дивертисменты шли на одной сцене. В первый сезон моей петербургской жизни по окончании Лицея спектакли преимущественно давались в Малом театре, расположенном приблизительно там, где в 1832 г. был сооружен Александринский театр. В 1818 г. 3 февраля был открыт восстановленный после пожара 1811 г. Большой Каменный театр, и спектакли были перенесены в это здание. В один вечер   обычно давали две пьесы разного характера. Сочетались постановки комедии и балета, трагедии и комедии,  драмы и оперы.   Так, 13 мая 1818 г. в один вечер шла трагедия «Дмитрий Донской» и опера «Калиф Багдадский», а 8 мая шли три пьесы: комедия «Влюбленный Шекспир», водевиль «Казак-стихотворец» и интермедия «Цыганский табор». Только большие постановочные пьесы заполняли целый вечер. Спектакли начинались рано и сравнительно рано кончались.
          Отличительной чертой русской трагедии, кроме ее гражданственности, являлся оптимизм. Поэтому обычная развязка — счастливая. Только «Фингал» Озерова отступал от этого правила и кончался гибелью героини. Зрители уходили из театра потрясенные, но и утешенные тем, что в развязке торжествовала добродетель,  и был наказан порок.
           Гражданственность трагедий выражалась в политических афоризмах и тирадах. Здесь характер спектакля всецело зависел от настроения зрителей: сопровождая аплодисментами тот или иной афоризм, зрители придавали пьесе не всегда тот смысл, который входил в замысел автора. В подобных аплодисментах выражалось иногда неожиданное «применение» речей действующих лиц к обстоятельствам и общественным настроениям времени. А политические афоризмы, обильно рассыпанные в трагедиях, давали к тому богатый материал.

                Такие афоризмы обычны в трагедиях Озерова.
 
                Так, в «Эдипе в Афинах» мы слышали назидание:

          «В устах вельможи лесть есть скрытная вражда;
           Отрава здесь ее должна быть нам чужда...»

И зрители могли естественно применить эти слова к современным льстецам, занимавшим видные посты в государстве.
Подобные тирады, направленные против лести, коварства и неправды, горячо воспринимались слушателями. Общее удовлетворение вызывала справедливая казнь злодея, сопровождавшаяся словами:

           «Умри, враг общества и враг бессмертных дерзкий,
            И от лица земли сокрой свой образ зверский!»
 
           Новым содержанием наполнялись призывы, подобные следующим:

                «Афиняне, я вас, вас призываю к мести!
                Постыдно будет вам, постыдно будет мне
                Терпеть насилие в отеческой стране».

      Кроме тирад обличительных, с восторгом принимались те тирады, в которых говорилось о законности как основе государственной власти:

              «Где на законах власть царей установленна,
               Сразить то общество не может и вселенна».

      Вольнолюбивый смысл влагался в изречение такого рода:

               «Но мы не рождены спокойно несть оковы».

           Не с меньшим восторгом воспринимались патриотические речи действующих лиц «Дмитрия Донского», в которых говорилось об отечестве, о его свободе. Слово «свобода», употреблявшееся в этой трагедии как синоним независимости, для нашего слуха наполнялось иным содержанием.

      «Погибни память тех, которых может дух
      Беды отечества спокойным видеть взором,
      Иль лучше имя их пускай прейдет с позором
      В потомство поздное и в бесконечный стыд!»

                или:

           «Но право храброго мечом отмщать убийство,
            Свободу защищать и отражать насильство...»

                или:

            «Не я ль извлек свободы меч,
             Чтоб вековую цепь неволи вам пресечь?»

                или:

            «Но муж, отечеству доставивший свободу,
             Благотворителем останется народу».

        Подобные реплики в соответствующем понимании заставляли забывать другие тирады, которые не вполне были согласованы с вольнолюбивыми чувствами, обуревавшими нами.

                Долой лживые речи сильных мира сего!
                Долой  насилие в своем отечестве!
                Долой беззаконие и слава закону!
                Мы рождены для свободы!
                Мы рождены для любви к отечеству!
                На любой меч у нас есть свой меч!
                Защищать свободу и отражать насилие!

            Под воздействием театра, от общения с Чаадаевым, с друзьями-офицерами, чтения Державина и Радищева, я отошел от  нежной лицейской лирики и сочинил оду «Вольность».

                Беги, сокройся от очей,
                Цитеры слабая царица!
                Где ты, где ты, гроза царей,
                Свободы гордая певица?
                Приди, сорви с меня венок,
                Разбей изнеженную лиру ...
                Хочу воспеть свободу миру,
                На тронах поразить порок.