Гл. 9. 4 Невидимая смерть Встретиться с собой

По утрам на крышах зданий, грузовиках, гусеницах желтого бульдозера стоящего у центральных ворот в парк, стала появляться изморозь.

Тополя практически сбросили желтую листву, сосны и вековые ели, стали угрюмей и темнее.

Запах прошлогодней хвои, смешавшись с запахом мокрой земли, стал густой и прелый.

Полк перешёл на зимнюю одежду, стал вопрос подогрева воды и масла, для грузовых автомобилей перевозящих солдат на ликвидацию последствий аварии.

- Радионов,- обратился к командиру ремонтной роты, начальник автослужбы,- тебе Иванов говорил, где взять уголь?

- Говорил,- Владимир Петрович.

- Бери людей, грузовой газончик и мотнись по сёлам. Люди бросили всё, что имели. Ходите по дворам, найдёте. Лучше торфяной уголь, легче загорается.

Вольдемар, после обеда, взял дежурный грузовик и выехал на разведку, в первое ближнее село Стечанку.

Газончик, отъехав от расположения полка километров десять - двенадцать, свернул налево, асфальтную дорогу по указателю.   

Дорога, вела между высокими вековыми тополями, которые резко уступили границе населенного пункта.

- Остановите здесь,- попросил водителя Вольдемар,- выйду, посмотрю.

На столбе ворот первого дома села, стоял штамп дозиметриста  «48 рентген/час».
Калитка была открыта, и Вольдемар вошёл на территорию.

Ширина двора ведущего к дому, была метра три, не более. По обеим сторонам, тянулись низкие, деревянные заборчики, ограждающие когда-то клумбы цветов, дальше росли яблони, вишни, груши. На поздних сортах яблонь, висели красивые краснобокие яблоки, причём много.

Дом был построен или скорее обложен, белым кирпичом. Крыша была из черепицы, что удивило Вольдемара. Обычно в селах, чаще встречаются крыши из шифера.

Двери были настежь открыты, выбитый замок валялся рядом.

- Мародёры,- подумал Вольдемар и вошёл. В сенях, все предметы, которые оставили хозяева так и стояли, их не тронули. Двери, во все комнаты были широко распахнуты.

В гостиной, на стенах висели фотографии хозяев дома, их детей, внуков.
На одной старой фотографии улыбалась невеста в фате, с цветами в руках, жених, в новом костюме, стоял перед ней на коленях.
 
- Это, по всей видимости, хозяева дома,- мелькнула мысль у вошедшего.
Возле этой фотографии, фото двоих детей – девочки постарше и мальчика. Они весело смеялись, держа друг друга за руки.

- Это их дети,- подумал Вольдемар,- а здесь фото свадьбы  дочери, сына.
Дальше, фото маленькой внучки на руках у бабушки, и дедушки, маленького внука.
Много фотографий, на фоне усадьбы. – Хозяева любили свой дом,- с грустью подумалось не прошеному гостю.

Взгляд упал на отрывной календарь, последний лист которого, был сорван шестого мая тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

- Календарь, мародёрам не понадобился,- ухмыльнувшись, подумал Вольдемар.
Автоматически посчитал, сколько рентген получили хозяева. Почувствовал, как кожа стала гусиной и на голове зашевелились волосы.

Посреди комнаты, была открыта подпольная кладовка, в которой люди хранили картошку, консервацию, квашеную капусту, яблоки.

Для своего удобства, дабы не выходить зимой на улицу к погребу, люди выкапывали в земле под полом дома яму, глубиной до двух метров. 

Две трехлитровые банки с консервированными огурцами, и одна с вареньем, лежали рядом с крышкой.

В самом подполье, полки, банки, полные и пустые были сброшены вниз. Всё это лежало грудой на полу, наполовину засыпанной осыпавшейся землёй, оттуда несло плотным прелым запахом.
 
– Старались суки, всё перерыли,- подумал не званый гость.

Кровать, на которой отдыхали хозяева, видно была застелена чистой постелью.
Мародёры постель порвали, порезали ножами, подушками вытирали обувь. Матрас наполовину сполз, с жалобным презрением смотрел на человека.

Грустно было смотреть на картину умирающего, разграбленного дома.
Вольдемар, стоял посреди комнаты, не в силах сдвинуться с места.

Его отрезвило чувство пристального взгляда. Казалось, что кто-то смотрит не него. Он резко повернулся, и вышел из дома - никого, нигде не было.

Солнце стояло ещё высоко, яблоки, как на картинах эпохи возрождения, просвещались насквозь. Широкими шагами прошёл через двор, закрыл за собой калитку.

Повернул направо, пошёл по улице имени Горького, в направлении центра села. На воротах следующего дома, стояла печать «46 рентген/час».

Следующий дом «48рентген/час», следующий «48 рентген/час», вышел на дорогу, махнул водителю.

- Поехали в центр села,- садясь в летучку, сказал Вольдемар,- посмотрим там, тут угля нет.

Они ехали, по широкой и длинной улице, на воротах домов Вольдемар видел всё те же печати дозиметристов - сорок восемь, сорок два, сорок шесть.

- Останови машину, возле «Сильпо», думаю, тут центр села.
Площадь, перед брошенным магазином, была обсажена пирамидальными тополями и ивами.

Напротив, стояло одноэтажное здание сельсовета, немного выше, по этой улице школа. Практически все окна которой, были с разбитыми стёклами.

- Школа новая, недавно построенная,- подумал командир роты,- зачем только мародёрам стёкла бить. Наслаждались….

На ум приходили самые ругательные слова, от которых Вольдемару, стало ещё тяжелее.

Перейдя дамбу сельского пруда, он вышел на улицу, идущую по берегу. На воротах домов, всё те же штампы дозиметристов - сорок  восемь, сорок два, сорок девять.

Двери которых, были либо жестоко оторваны и валялись в стороне, либо с выбитыми замками широко открыты. Командир обходил их, шёл к хозяйственным постройкам.

Уголь и дрова, люди хранили в специальных помещениях, или отсеках отгороженных досками и накрыты шифером.

В четвёртом доме, он обнаружил тонны три торфяного угля.
Выйдя на улицу, присел на лавочку, осмотрелся.
 
Солнце ещё ярко освещало белый свет, но тени домов, деревьев затемняли улицу. Ветра не было, редкая тишина стояла вокруг. Природа не издавала ни единого звука, всё как будто замерло. 

Вольдемар давно заметил, что в зоне отчуждения нет никаких птиц, даже воробьи и те исчезли.

Дома стояли грустные, неизлечимо больные, молча, прощались друг с другом, их души пели заупокойные песни.

От них исходил тяжелый запах, наскоро убитых, брошенных на голодную смерть домовых.

Вольдемар, закрыл глаза, прислушался. Ему послышалось тихое, еле слышное жалобное пение. Он напряг слух:- Да, нет ошибки, кто-то поёт. Но кто и где?

Он поднялся, оглянулся, один одинешенек на всей улице.

Огромный, негативный пласт давящей энергии висел над этим селом - людей насильно выселенных, домашних животных умерших от голода и страха, уничтоженных специальными отрядами солдат и милиции.

Выйдя на асфальтную дорогу улицы, спешно зашагал к центральной сельской площади, где его ждал водитель дежурного газ пятьдесят три.
                *****